Я сидел спиной к говорящим, и видеть мог только их не очень качественное отражение в кривоватом стекле витрины. К тому же большую часть загораживали сидящие за другим столиком. Мне удалось разглядеть только кусок головы Прибке: ухо и затылок с тёмно-русыми волосами. Зато второй собеседник смотрел в витрину как в зеркало, и его сутулые плечи и небрежно повязанный галстук, чуть покачиваясь в грязноватом стекле, давали возможность изучить их во всех подробностях. Немец высокий и прямой как палка, а Кампора — типичный гражданский, который гимнастикой прекратил заниматься сразу после школы.
— Моя жена, — сказал Прибке с тем же весьма выраженным немецким акцентом, — хочет посмотреть в пятницу вечером «Ночи Кабирии».
Он произнёс название фильма так, словно оно было неприятным медицинским диагнозом или чем-то, ему категорически не нравящемся. Я читал в газетах, что это итальянское кино, довольно известное. Даже призы на каких-то фестивалях получило.
— Феллини? — переспросил Кампора. — Прекрасный режиссёр, на мой взгляд. И фильм неплохой.
— Возможно, — ответил Прибке сухо и даже чуточку раздраженно. — Но, честно говоря, я не слишком люблю Италию. Натерпелся у них этого… постоянного гама. Там невозможно работать
— В таком случае, сеньор Прибке, может быть, вы придёте ко мне? Сыграем пару партий в шахматы. Я недавно приобрёл очень интересный набор, ручной работы. Из красного дерева, инкрустированный перламутром. Вы оцените, я уверен. И у меня есть отличный коньяк, который мы можем попробовать.
Прибке на мгновение задумался, его взгляд скользнул по улице, будто он взвешивал свои планы на вечер, просчитывая все «за» и «против».
— Шахматы? — произнёс он, и в его голосе прозвучало лёгкое оживление, почти азарт. — Это намного лучше, чем итальянское кино. Когда?
По улице проехала машина. Мотор заглушил часть звуков, но Кампора всё равно не стал говорить громче нужного.
— В восемь, — ответил он. — Вам удобно?
— Вполне, — кивнул Прибке. — Примерно в это время провожу своих к кинотеатру. Там фонари опять не погасли случайно? В прошлый раз я чуть ногу не сломал.
— Не беспокойтесь, — заверил его Кампора, махнув рукой. — Именно вчера на нашей улице починили освещение. Теперь светит, как днём. Ни одной тени, всё видно.
Они ещё немного поговорили о погоде, о местных новостях, обсуждая какие-то совершенно незначительные детали, а затем, пожав друг другу руки, разошлись. Прибке неторопливо направился в сторону центра города, а Кампора свернул в небольшой переулок, который уводил от главной улицы. Мой взгляд скользнул по часам — без четверти шесть.
Я поставил на блюдце чашку, из которой так и не сделал ни одного глотка, и посмотрел на Гарсию. План дальнейших действий сложился сам собой.
— Давай за немцем. Проследи, куда он пойдет. А я за этим Кампорой.
Пять минут — и мы на месте. В Ункильо почти все расстояния можно описать этой фразой. Он жил на глухой и неприметной улочке Санта Фе, которая шла параллельно Дабл Авениде. Небольшие, в две-три комнаты домики с крошечными двориками и растянутыми веревками с висящим на них бельем. И запахи еды, доносящиеся отовсюду. Почти как в Гаване, но здесь чаще пахло мясом, а не овощами. Богачи, которые строили в центре двухэтажные виллы с резными ставнями, о существовании этого района точно не догадывались.
Я шёл, стараясь не привлекать внимания, и одновременно искал места для укрытия, точки обзора, возможные пути отхода в случае непредвиденных обстоятельств. Припарковать здесь автомобиль трудно — улочка слишком узкая, замучишься потом выезжать задним ходом, если впереди возникнет помеха. Зато вместо заборов почти везде невысокая живая изгородь — уходить и выходить из домов можно совершенно свободно, без лишних проблем, просто перемахнув через неё.
Кампора шел впереди, никуда не спеша. Не скажешь, что улица пустая — чуть дальше по ходу движения пару раз я видел людей, но навстречу нам никто не попался. Хотя бродячие собаки несколько раз пробегали. Я заметил парочку мест, где можно спрятаться за глухой стеной, и один проход между домами, ведущий на соседнюю улицу.
Мой объект свернул по аккуратно вымощенной желтым кирпичом дорожке к дому, чуть большему, чем те, что стояли в начале улицы, поднялся на крыльцо, открыл дверь, и скрылся внутри. А я, соответственно, двинулся дальше, чтобы он, даже если и заметил меня, подумал, что мне надо куда-то еще. Дошел до проспекта Сан-Мартин, и вернулся назад, чтобы осмотреть поворот к узенькому переулку. Но стоило мне остановиться и начать оглядываться по сторонам, как из ближайшего дома выглянула дородная сеньора.
— Что-то ищешь, парень? — спросила она совсем недружелюбно.
— Наверное, заблудился, — ответил я. — Хотел пройти на Сан-Мартин, и не пойму, в какую сторону идти.
— Так ты пришел оттуда, — столь же ворчливо продолжила дама. — Разворачивайся, и иди.
— Спасибо вам, сеньора!
Когда я вернулся в наш временный дом, в гостиной обнаружил только Карлоса, дремавшего в кресле. Впрочем, он сразу проснулся и вопрошающе посмотрел на меня.
— Гарсия здесь?
— Нет, он с тобой ушел.
Тогда я громко произнес:
— Прошу всех сюда!
Альфонсо выглянул из своей комнаты и встал у двери. Соня прошла к столу. Последним явился Фунес, и сразу спросил:
— Что?
— Мы обнаружили Прибке. И точно знаю, где он будет в пятницу вечером.
Фунес прошел и сел за стол, повернувшись к Соне так, чтобы не встречаться с ней взглядом.
Следующие минут пятнадцать я подвергся довольно интенсивному допросу. Карлоса больше интересовали детали слежки за Кампорой, Фунес выяснял мельчайшие подробности разговора у кафе. Соня только спросила, давно ли начали показывать эти самые «Ночи Кабирии».
Когда вопросы иссякли, я доставал из кармана небольшой блокнот, где набросал основные детали.
— Живёт на улице Санта Фе, в его левом ответвлении, которое выходит в конце на проспект Сан-Мартин, — начал я, стараясь говорить чётко и подробно, не упуская ни одной важной детали. — Номера домов отсутствуют. Одноэтажный особняк, зелёные ставни, крыльцо. Рядом перекресток с улицей Павон, вдоль ручья имеется тропинка, по которой можно только пешком пройти. Парковочных мест мало, разве что если заехать с Сан-Мартин и остановиться сразу после мостика через ручей. Ну и в этом Павоне можно развернуться, но узковато там. Освещение на улице… — я запнулся, вспоминая разговор у кафе. — Этот Кампора сказал, недавно починили. Будет светло, как днём. Во всяком случае, он так утверждает.
Я посмотрел на Фунеса, ожидая его реакции. Он слушал внимательно, иногда кивая, не отрывая взгляд от карты, которую разложил на столе.
— Отлично, Луис, — сказал Карлос, который до этого молча сидел в углу. — Наконец-то твои мучения принесли плоды. Я даже не стыжусь за тебя, хотя в начале операции сомневался. А то всё ныл да ныл, что ничего не получается.
Я лишь пожал плечами. Похвала — дело хорошее, но мне уже казалось, что с Кампорой я не всё сделал как надо. Уж Карлос бы точно нашёл общий язык с той крикливой тёткой, да ещё и получил бы полный отчёт по всем соседям, включая того, кто нас интересует.
Все уже разошлись, я остался один в гостиной, ожидая его. Пробовал читать, но ничего не получалось. Даже кроссворд в газете, который сам называл развлечением для тугодумов, таким простым он казался, не поддавался. Гарсия вернулся часа через два.
Фунес не стал ждать, когда его позовут, вышел сразу. Наверняка тоже подстерегал, как и я. Да и остальные подтянулись почти мгновенно.
Я обратил внимания, что Гарсия не очень-то излучает радость.
— Упустил, — выдохнул он. — Прибке сразу пошел на вокзал, купил билет до Кордовы. Я тоже. В поезде сидел спокойно, может, дремал — шляпу на глаза надвинул и не шевелился. В Кордове вышел не торопясь, пропускал всех на выход. Потом на площади сел в такси и уехал. Не спешил, не бегал, машина явно случайная. Там женщина хотела тоже сесть, он был готов уступить. Я сразу бросился в другую машину. Водитель попался… Новичок, наверное. Заглох на светофоре. Ну и Прибке… Не нашел я их.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Гарсии. Я посмотрел на его поникшее лицо. Он явно переживал из-за своей неудачи. Но Фунес, казалось, ничуть не расстроился. Он оставался бесстрастным.
— Ничего страшного, — сказал он, и встал, хлопнув ладонями по столу так, что кружка дрогнула. — Мы точно знаем, где эсэсовец будет через три дня. У Кампоры дома, в восемь вечера. Там его и возьмём. Так что, Гарсия, иди отдыхай. Сегодня вы сделали большое дело.
Соня, сидевшая до этого молча, вдруг резко поднялась из-за стола. Но тут же её движения стали такими же мягкими, как и обычно. Ничего не сказав, он пошла к себе в комнату и аккуратно прикрыла за собой дверь.
Я смотрел ей вслед, пытаясь понять её реакцию. Что она чувствует? Разочарование? Гнев? Или просто усталость от всего этого?
На следующий день Фунес отправил Альфонсо в Кордову.
— Ты должен забрать Франсиско, — сказал он, вручая ему деньги и список поручений. — И возьмите напрокат два автомобиля с большими багажниками. Один — для группы, другой — запасной, на случай, если что-то пойдёт не так. И смотри, что берёшь, Альфонсо, — добавил он, и его голос стал чуть твёрже. — Не хочется повторения аварии в Барилоче, когда наш «форд» заглох в самый неподходящий момент.
Оставшиеся два дня мы следили за домом Кампоры. Наблюдать за ним почти незаметно получилось из заднего двора соседнего дома, хозяева которого куда-то уехали. И вот там между пустым курятником и мелким сарайчиком как раз втискивался наблюдатель. Существование объекта текло размеренно, без каких-либо изменений. В доме кроме него никто не жил. Утром к десяти ходил в кафе, читал газеты, пил кофе, затем возвращался домой, сидел на террасе с книгой в руках или просто глядя на улицу. Никаких подозрительных встреч или необычных визитов. Пару раз к нему зашёл почтальон и однажды мальчишка принес продукты из лавки. На работу не ходил. Делом не занимался. Просто… существовал.
Наконец, наступила пятница. Все предыдущие дни посвятили Кампоре. И даже сегодня с утра я прогулялся, посмотрел, как он там. Когда вернулся, увидел Соню, сидящую в саду и что-то рассматривающую в небе.
— Привет. Что там интересного? — спросил я.
— Кондор. Заблудился, наверное, — тихо, будто боясь спугнуть летающую в вышине птицу, ответила она. — Представляешь, за полчаса ни разу крыльями не взмахнул! Какой красавец! Обычно они сюда не залетают, их место — на западе, в Андах.
— Училась на орнитолога? — вспомнил я, как называются эти ученые.
— Хотела. Прочитала о птицах всё, до чего могла дотянуться. А потом… не до этого стало.
— Может, когда всё закончится, ты пойдешь учиться?
— Всё закончится только после моей смерти, — горько усмехнулась она. — Так что в следующей жизни, если повезёт.
Из дома выглянул Альфонсо.
— Фунес всех зовёт, — сказал он, и ушел,оставив дверь открытой.
Все уже сидели за столом, на котором лежала туристическая карта Ункильо. Не бог весть что, но армейских в продаже не имелось.
— Сегодня вечером, — сказал Фунес, — мы идём за Прибке.
Он разгладил карту, и начал распределять роли, указывая пальцем на улицы и переулки.
— Карлос, ты за рулём основного автомобиля. Становишься за мостиком через ручей, развернешься в готовности сразу стартовать на Сан-Мартин. Мы с Аньфонсо и Соней будем ждать у дома Кампоры. Двигатель не глушить. Всё может произойти в любую секунду. Луис и Гарсия, вы идёте за Прибке. Ваша задача — не дать ему уйти, если он что-то заподозрит и повернет назад.
— Я с ними пойду, — вдруг сказала Соня.
— Хорошо, — кивнул Фунес, с легкостью отменяя собственное решение. — Франциско, ты в запасном автомобиле, становишься на углу Павон и Санта-Фе. То же самое — быть готовым действовать незамедлительно. Место встречи, если что-то пойдет не так — заброшенный карьер вот здесь, — он показал место на карте. — Там нет указателей, но и Карлос, и Франциско знают дорогу.
Мы с Соней и Гарсией пошли к кинотеатру Ривадавии, куда Прибке собрался привести свою семью. Сеанс на восемь вечера. Карлос с Альфонсо и Фунесом отправились своим путем. Франциско тоже поехал ставить машину в назначенном месте. А мы с Соней сели на лавочку недалеко от входа, изображая брата с сестрой. Я даже не пытался с ней заговорить. И самому не хотелось, и Соня та еще болтушка. Иногда создается впечатление, что с каждым словом она теряет кусочек жизни, и бережет остатки. Гарсия встал на углу кинотеатра, если вдруг Прибке придёт с другой стороны.
Народу на сеанс собралось немало. А как же — пятница, вечер, новый фильм. Кто хотел, посмотрел его в Кордове или другом месте, но осталось достаточно и тех, кто никуда не спешил, а дождался показа рядом с домом. Люди толпились у входа, покупали билеты, разговаривали, и их голоса сливались в негромкий гул. Цветочницы предлагали букетики парочкам, мальчишки продавали сигареты, мороженщик шумно расхваливал свой товар. Я так увлёкся этой сценкой обычной жизни, что чуть не пропустил появление Прибке. Он стоял у входа, рядом с ним — женщина и двое детей: паренек лет семнадцати, с пушком юношеских усиков на верхней губе и девочка лет пятнадцати, чуть нескладная, в очках. Его семья. Они стояли, о чем-то разговаривали, предвкушая каждый своё: жена с детьми — новый фильм, а муж — пару партий в шахматы с рюмкой коньяка.
Прибке что-то говорил им, даже слегка улыбнулся несколько раз. Обнял жену, поцеловал детей, погладил их по волосам, и затем, неторопливо, прогулочным шагом, направился в сторону переулка, ведущего к дому Кампоры. У меня во рту пересохло сразу. Он еще не знает, что это — финиш. С каждым шагом он навсегда удаляется от своих близких. На секунду я попытался представить: а каково им будет, когда кто-то сообщит о гибели отца и мужа. А потом вспомнил холодный пол газовой камеры и падающие одно за другим тела — и жалость улетучилась сама собой.
Я выждал несколько секунд, чтобы Прибке немного оторвался от нас, а затем двинулся за ним. Гарсия и Соня шли чуть позади, держась на небольшом расстоянии. Мой взгляд скользил по улицам, отмечая каждую деталь: проезжающие машины, редких прохожих, свет в окнах домов, тени от деревьев. Три квартала, два, один…
Между нами и Прибке никто не шёл. Только сзади послышался звук тормозящей машины, которая остановилась, и тут же сразу поехала дальше, обогнав нас. Я присел, притворяясь, что поправляю несуществующий шнурок, и посмотрел назад. Никого. Да и дверца не хлопала. Это от нервов всё, дую на холодную воду.
Мы повернули за Прибке на Санта-Фе. Пока мы шли за ним от кинотеатра, порядком стемнело. Еще не ночь, но уже густые сумерки. Несмотря на обещания Кампоры, фонари светило довольно слабо. В тени деревьев и вовсе ничего не видно. Шаги эсэсовца глухо отдавались в тишине, изредка нарушаемой лишь случайными уличными звуками. Мы шли за ним, словно тени, стараясь не выдать себя — я впереди, а Соня с Гарсией шагах в десяти за мной.
И вдруг сзади послышался шум: кто-то весьма бесцеремонно продирался сквозь кусты живой изгороди. И сразу раздались выстрелы. Резкие, сухие хлопки, разрезавшие тишину ночи, словно кто-то рвал тряпку. Я замер — всего на мгновение, а потом рухнул на землю, откатившись в сторону. Сердце упало в пятки. Что случилось? Кто стреляет? Мой взгляд метнулся назад, пытаясь понять, где источник звука.