Кордова — хороший город. Спокойный. Они тут все живут своей «маньяной» — что-то сделаю, но не сейчас. Такая же неспешная сиеста, как и в более жарких краях, хотя здесь после полудня совершенно спокойно можно не только лежать в зашторенной от солнца спальне, или не торопясь прогуливаться в тени, но и работать. Просто местным об этом еще никто не сообщил.
Несмотря на свою красоту, Кордова не казалась мне местом для отдыха или безмятежного существования. Воздух здесь чистый, прохладный, временами с каким-то неуловимым запахом горных трав, но я чувствовал, как гнетущая неопределённость висит в нём, словно липкий туман. Все мы жили по главному завету разведчика и просто ждали. Инструкций не поступало, и когда наверху решат нашу судьбу, оставалось неизвестно. У них там, наверное, тоже царила маньяна.
К сожалению, в квартире, которую Фунес снял для нас, такой просторной и вполне комфортной, не было радиоприёмника. Чтобы узнать новости, приходилось идти на улицу. Да, я довольно быстро преодолел расстояние от «лишь бы клопы не кусали» до «как можно вообще без радио». Мир за стенами дома продолжал жить своей жизнью, а мы оказались отрезаны от него, словно в изоляции.
Чтобы хоть как-то восстановить связь с внешним миром, я каждое утро, едва солнце поднималось над крышами домов, отправлялся в маленькое кафе через дорогу. Небольшой закуток, пропахший кофе, жареным хлебом и каким-то дешёвым табаком. С утра пораньше они начинали работать, чтобы успеть обслужить мелких чиновников, идущих на службу. Днем здесь всегда сидели несколько посетителей, обсуждавших последние новости, а на столе, рядом с сахарницей и солонкой, лежала стопка свежих газет, которую я брал, пока ждал свой заказ.
Заголовки пестрели привычными для нас новостями, хотя и подавались они совершенно иначе. О жертвах перестрелки в Ункильо писали много, иногда даже с фотографиями, хотя качество печати не позволяло рассмотреть лица. Журналисты смаковали детали, строили догадки, кто мог быть виновником такого беспрецедентного побоища. Происшествие вызвало большой резонанс, городок, прежде славившийся своим спокойствием, теперь стал предметом самых невероятных слухов. Могущественные преступные группы, бандитские разборки — вот основные версии, которые тиражировались в прессе. О найденных на пожарище в Рио-Себальос четырёх трупах сообщали с меньшим энтузиазмом, как о чём-то обыденном, что происходит каждый день. Жертвы, личности которых установить пока не удалось, просто пополнили статистику насилия. И что самое поразительное: совершенно никто не связывал эти события воедино. Два эпизода, разделённые десятком километров, представлялись журналистам абсолютно независимыми, не имеющими общей нити. Это значило, что наша работа, несмотря на все промахи, оказалась не такой уж плохой. Никто не вышел на наш след. Или полиция решила не предавать огласке, что один из сгоревших в пожаре застрелен, а остальные трое погибли от ножевых ран?
Тем временем в Буэнос-Айресе убили ещё одного бывшего нациста. Об этом сообщали уже как о привычном деле, словно такие новости стали частью повседневности. Журналисты отмечали, что многие уезжают из Аргентины — в Парагвай, Бразилию, Чили. Казалось, запущенная нами волна паники уже приобрела необратимый характер. Цитируя статью в «Нью-Йорк Таймс», журналисты с лёгкой иронией писали: «нет никакой гарантии, что мстители не найдут их и в других странах — так зачем тратиться на переезд?» Нацисты бежали, чувствуя, что земля горит под ногами. А ведь раньше и Аргентина и Бразилия для этих тварей были вполне комфортным местом. Все, что их просили власти по прилету — «не забыть снять черную форму».
С остальными я общался мало. С Карлосом переговаривались немного, кроме приветствий почти ничего. Я подолгу гулял по окрестным улочкам, стараясь обходить людные места, и читал книгу, взятую у Сони. Даже не думал, что мне будет так интересно изучать историю семьи этого Ван Луна. Потрепало мужика, конечно. Надеюсь, к концу книги он получит заслуженное и заживет спокойно и счастливо.
Первые пару дней мне хотелось съездить на еврейское кладбище и проведать там могилу Сони, но потом решил, что лишний риск не нужен. А вдруг полиция обнаружила свежее захоронение и связала её смерть с перестрелкой? Конечно, это совсем уж фантастически звучит, но лучше не рисковать. История, как Фунес в огромном городе, в районе, где он не жил, столкнулся прямо на улице со своим недоброжелателем, еще жива в моей памяти.
На третий или четвертый день меня позвал Фунес. Странно, не ожидал. Инструкций мы до сих пор не получили, а о соблюдении осторожности и воздержании от загулов и прочих непотребств он сказал нам в самом начале. Мы тут все — люди сознательные, проверено неоднократно, лишний раз напоминать не надо.
— Ты же аптекарь? — с порога огорошил меня Фунес.
— Помощник аптекаря, — на всякий случай уточнил я. — Это не одно и то же.
— Брось, не до тонкостей, — махнул он рукой. — Франциско заболел. Третий день уже. И лежит, не признается. Сходи, посмотри, что с ним.
Ну да, если я в аптеке работаю, то приобщился к вековой мудрости, как только первый раз в руки швабру взял. Но говорить ничего не стал. Не пойму, что с нашим радистом, так и скажу.
Диагноз оказался ясен еще на пороге. Стоило мне открыть дверь, как вдохнул тяжелую смесь запаха испражнений, кислого пота и какой-то затхлости.
— Сколько раз в день? Температура есть?
— Знобит, — простонал Франциско. — Хожу… ну раз восемь за день. Но там нечем уже… Позывы остались.
— Сколько дней?
— Три.
— Кровь?
— Ну да, слизь, прожилки крови.
— А что ж ты молчал? Лечиться надо! Само не пройдет!
— Так у меня травки с собой… Хорошо помогало раньше… Думал, и сейчас…
Я подошел и попробовал лоб Франциско. Градусов тридцать восемь, не меньше.
Фунес ждал результат осмотра.
— Дизентерия у него. В больницу надо, пока есть возможность. Сами понимаете, — сообщил я.
Аргентинец кивнул. От этой болячки вымирали целые роты на фронте. С этим шутить нельзя.
— Дома никак? Купим лекарства, какие надо.
— Он обезвожен. Язык сухой. Здесь это может затянуться. А если состояние ухудшится?
Вот в чем преимущество большого города — всегда можно найти необходимое. Прошла пара часов, и к нам явился врач, которого Фунес нашел в телефонном справочнике. Он подтвердил мои предположения. Также настоял на больнице, вызвал карету скорой помощи, которая отвезла больного в католический госпиталь, где, как ни странно, лечили антибиотиками, а не прикладыванием ко лбу иконок и соборованием.
И не то чтобы наш Франциско сразу пошел на поправку, но хоть хуже ему не становилось. А дня через три и пробочку снизу приладили, и новомодными лекарствами убрали температуру. А внутривенные вливания немного приободрили парня.
Из соображений безопасности посещал его я один. То ли потому, что как младший отвечал за все сразу, то ли сыграл флёр приобщенного к медицине — не знаю. Хотелось бы верить, не из-за того, что потерять не жалко, если такое случится.
На восьмой день нашего сидения в Кордове Фунес встретился с курьером из Буэнос-Айреса. Им оказался тот самый неприметный человек, который приезжал к нам в Неукен, передав заодно письмо от Люсии. Я втайне надеялся, что после его отъезда мне передадут ещё одну весточку от Люсии, которая хоть немного скрасит моё ожидание, но чуда не случилось. Курьер просто вручил Фунесу толстую папку с документами, коротко кивнул и, не говоря ни слова, ушёл. Мне оставалось только разочарованно вздыхать. Правильно тогда сказал Карлос — на операции контактов со своими почти не бывает.
Фунес, как всегда, не стал тянуть интригу. Он объявил, что получил инструкции от руководства, и нам одобрили продолжение операции. Но добираться до Оэнау, конечной цели нашей миссии, придётся в обход. Сначала группе надо доехать до Эльдорадо — маленького поселка в провинции Мисьонес, расположенного на берегу Параны. Оттуда нас должны переправить через реку, а потом предстояло преодолеть примерно сто пятьдесят километров до Оэнау, который находился уже на территории Парагвая. Новый маршрут, новые препятствия.
— А как же Франсиско? — спросил я, вспомнив радиста, который лежал в больнице, слабый и измученный. — Если он поедет сейчас, то может не выдержать дорогу. Мы должны его дождаться.
Фунес посмотрел на меня вроде с некоторым недоумением. Что-то такое скользнуло на его лице, не задержавшись.
— Выдвигаемся через неделю, — ответил он. — Франсиско успеет выздороветь и окрепнуть. К тому же мы поедем на поезде — это лучший способ преодолеть полторы тысячи километров. Риск минимален.
Я кивнул. Полторы тысячи километров. В моём представлении это было бесконечное расстояние, которое невозможно проехать без приключений. Но Фунес, казалось, ничего не боялся. В его словах чувствовалась уверенность.
Группа разделялась на две части. Сначала едут три человека — я, Франсиско и Альфонсо. Мы должны ждать остальных в гостинице, адрес которой получим непосредственно перед выездом. Фунес, Гарсия и Карлос едут на следующий день. В поезд они покупают отдельные билеты и по дороге не контактируют друг с другом, что бы ни случилось. Это сделано для того, чтобы в случае провала одной из групп, другая могла продолжить выполнение задания. Или избежать опасности. Логично, но всё равно тревожно.
Я понимал, что начинается новый этап нашей миссии, гораздо более серьёзный, чем до этого. Эйхман, Менгеле, Прибке — всё это лишь подготовка, первый шаг. Теперь нам предстояло проникнуть в страну, где могли ждать совсем другие опасности. И дотянуться до фигуры, которая имеет мировое значение. Борман… Он ведь не только смог сбежать из Германии. Но и организовать операцию прикрытия. Похоже, на мосту через Шпрее убили двойника рейхсляйтера…
Я специально сходил в библиотеку и посмотрел на карте, где это самое Эльдорадо находится. Нашел крошечную загогулину мироздания почти на берегу Параны. Судя по размерам, назвавшие его так решили пошутить. Ничего похожего на легендарный золотой город. Скорее всего, там стоит пара десятков хижин, в которых живут рыбаки, промышляющие контрабандой.
А еще я поинтересовался, что же там сейчас в этом Парагвае происходит. И это мне совсем не понравилось. Сеньор Альфредо Стресснер Матиауда, который у них за главного — наполовину немец, и землячков своих встречает с распростертыми объятиями. Так что случись что — бежать будет крайне трудно.
Через неделю Франциско вернулся из больницы. Он выглядел очень слабым, бледным, его лицо осунулось, а глаза казались потухшими. Но несмотря на это, он не хотел прекращать своё участие.
— Я готов, — сказал он осипшим, едва слышным голосом. — Не подведу.
Фунес лишь кивнул. Вряд ли он ждал, что Франциско заявит о необходимости еще полечиться и подождать, когда вернется в форму.
Ехать до Буэнос-Айреса предстояло почти сутки. Фунес выдал билеты, назвав адрес гостиницы, где надо ждать остальных. Не стал спрашивать, как туда добираться. Таксисты точно знают, довезут. Собираться мне почти и не надо — бросить в чемоданчик одежду да предметы гигиены. Вот и всё моё имущество. Рассказы сеньора Борхеса давно оставлены на сиденье автобуса. Незачем таскать за собой то, что не пригодится никогда. Можно и потом купить, если понадобится. Я взял в дорогу книгу, которую забрал у Сони — роман Перл Бак «Хорошая земля». Хоть чем-то можно отвлечься от гнетущих мыслей. Хотя, сдается мне, ничего у этого Ван Луна хорошего не будет: счастье от него так же далеко, как и в начале книги, а все трое сыновей надежд не оправдали, и отца поддерживать не захотели.
На вокзал мы приехали порознь, когда до отхода поезда оставались считанные минуты. Так что вагон уже гудел от голосов. А как же, второй класс — не первый, где пассажиры вежливы и молчаливы. Здесь тихо разговаривать не умеют, и чувства выражают бурно. Я нашёл своё место и устроился у окна, сунув чемоданчик под деревянную скамейку. Жаль, конечно, что Фунес зажлобил первый класс — здесь мест для сна не предусмотрено, можно только плед у проводника взять, и ноги вытянуть, если получится. Ну и выйти прогуляться на больших станциях по ходу маршрута. Я уже посмотрел и запомнил: Росарио, Сан-Николас-де-лос-Арройос, Кампана и Пилар. В вагон-ресторан я и задаром не пойду. Нет у меня к ним никакого доверия. Заплатишь втридорога, так тебя за твои же деньги накормят тухлятиной.
Я достал книгу и начал читать. А что, светло и не трясёт, а разговаривать не с кем. И тут пришли попутчики. Вроде ничего, нормальные мужики средних лет, судя по внешнему виду — работяги. Поздоровались, сразу достали эмпанады и начали закусывать. Потому что немного выпили заранее. А мне что — выпить в дороге всякий может себе позволить. Пока не мешают.
Поезд тронулся, и примерно через полчаса соседи начали играть в конкиан. Тоже дело обычное. Мне вдруг вспомнилось, как в Гисе, ожидая связного, Педро с Мигелем точно так же играли в эту игру, коротая время. Они смеялись, шутили, и подкалывали друг друга. Эта мысль вызвала во мне лёгкую тоску по прошлому, по тем временам, когда всё казалось проще, а цели — яснее.
Попутчики, похоже, продолжили какой-то бесконечный матч — постоянно вспоминали прошлые выигрыши и досадные недоразумения. Но делали это не очень хорошо. Чувствовалась в них какая-то злость.
— Давай, парень, к нам, — пригласил меня в паузе между раздачами один из игроков, сидевший рядом со мной. — Что ты уткнулся в эту книжку? Так и жизнь мимо пройдёт, не заметишь.
— Спасибо, но нет. Играю я очень плохо, боюсь испортить вам компанию.
— Да давай, мы и сами — игроки так себе, — начал наседать его сосед.
— Простите, сеньоры, откажусь. Не люблю я карты.
Они лишь пожали плечами, и продолжили свою игру. Я, прикрывшись книгой, стал наблюдать за ними. Мои глаза, натренированные Карлосом, быстро подметили несколько деталей. Двое из игроков — шулера, и не очень умелые. Один из них, худощавый мужчина с нервным тиком, постоянно отвлекался, его взгляд то и дело скользил по рукам партнёров, пытаясь угадать их карты. Другой, тучный, с красным лицом, слишком явно подтасовывал колоду, но делал это так неуклюже, что любой внимательный наблюдатель мог заметить его фокусы. Ну и перемигивались они, а еще постукивали по краю стола, подавая друг другу знаки. Я лишь усмехнулся. Мир полон таких «профессионалов», которые думают, что умнее других.
В Росарио я вышел на перрон и купил себе миланесу. Прошелся, разминая ноги. Встретил Альфонсо и перекинулся с ним парой слов. У них с Франциско, с которым они в одном вагоне, но на разных местах, всё в порядке.
Выходили и мои попутчики. Взяли дешевого вина, еще эмпанад с мясом, и продолжили развлечение. Каталы пили меньше, зато охотно подливали своим жертвам. Игра у них уже вошла в фазу «а давайте по паре сентаво, чтобы не скучно ехать». Сейчас наивным ребятам дадут выиграть, да не раз, а потом «счастье повернется». Вот вроде все знают про такое, но постоянно попадают в истории, когда остаются только в той рубашке, что на них надета.
Я вмешиваться не стал. Мне они все чужие, и переживать, что кого-то скоро обдурят, смысла нет. Кто знает, может, вот у этого, сидящего рядом со мной, ребенок больной, и он добывает с напарником средства для лечения?
К сожалению, мирным исходом матч не закончился. Я уже и задремал, и даже сон какой-то увидел, когда меня разбудила негромкая перебранка. Проигрывающему показалось, что колоду перетасовали не так, как положено по канону. Дернулась рука у сдающего. Я закрыл глаза, надеясь, что это рядовой эпизод, и сейчас они продолжат, но не угадал. Крики стали громче, угрозы следовали без перерыва. А потом кто-то не выдержал и раздались глухие удары.
Когда шулер приземлился задницей мне на колени, я снова открыл глаза. Нет, ребята, мне пора. Двое уже достали ножи. Быть случайной жертвой в глупой пьяной поножовщине мне не хочется. Я быстро достал чемодан, вскочил на сиденье, и выпрыгнул в проход. Вроде задел кого-то, но оглядываться не стал. Нечего мне там делать.
Я бежал по проходу к двери в следующий вагон, задевая плечами и чемоданом выглядывающих зрителей. Ну вот, тамбур, и здравствуй, тишина и покой. Большинство пассажиров спали, но в приглушенном свете ночника я увидел, что свободные места есть. Я сел у окна, прислонился к холодному стеклу и закрыл глаза.