Кубинец. Том II

Глава 7

Да уж, известие, что называется, из серии «вот это сюрприз». Сколько бы лет не исполнилось мужчине, когда его подружка сообщает, что ждет прибытка, он всё равно переживает целую гамму чувств. Да, я знаю, как появляются дети, и что надо делать для профилактики. Мы пользовались кондомами, но не всегда они были под рукой — молодость, количество угадать невозможно. Как мог, я пытался в такие моменты применить другие способы, но не все они оказались эффективными. К тому же мне стала понятна сонливость, до этого совсем не характерная для девушки, и ее повышенный аппетит. Просьб среди ночи срочно приготовить жареную клубнику с горчицей еще не возникало, вот я и не обратил на это внимания.

В голову тут же полезла пафосная дребедень о новом существе, продолжателе рода, ответственности, страхе за его и наше будущее. Вспомнил даже Хемингуэя со словами, что мой выбор повлияет и на тех, кто появится после. Белиберда, короче.

Уже через минуту я вроде бы начал соображать более здраво, и первым делом обнял и поцеловал Люсию. Конечно же, оторвал ее от земли и покружил немного. А то она уже собралась пустить слезу на всякий случай.

Мы долго стояли так, обнявшись посреди пустынной улицы, и слова казались ненужными. Мне хотелось кричать, смеяться, плакать — всё сразу. Но я лишь крепко прижимал Люсию, вдыхая запах её волос, чувствуя её тепло, пытаясь убедить себя, что всё сложится хорошо. Хотя в глубине души знал, что теперь ничто уже не будет как прежде. Моя месть, которую я считал основной целью, вдруг приобрела привкус эгоизма. Имел ли я право рисковать всем ради своего прошлого, когда теперь есть будущее, живое, трепещущее? Ответа нет. Как говорила американка из одного очень длинного фильма, на который меня потащила Люсия, я подумаю об этом завтра.

— А ты, Луис, что хотел сказать?

— Этот отпуск мне дали перед командировкой. Я уезжаю уже через несколько дней.

Последние дни, что оставались до моего вылета, пролетели в один миг. Я пытался проводить всё время с Люсией. Мы гуляли по знакомым улицам, ели на веранде её любимые блюда, говорили о пустяках.

На следующий день после новости я поехал на службу. Только перед этим зашел к нотариусу и написал завещание — всё достанется Люсии и нашему ребенку. Сделал я это один — зачем лишний раз давать повод подумать о моей возможной гибели? Копию я понес Пиньейро. Пришлось подождать его пару часов, но чего не сделаешь ради важного дела.

— Ты вроде сейчас должен сидеть в баре и пить дайкири, а не торчать у меня в приемной, — сказал Барба Роха вместо приветствия.

— Возникли кое-какие обстоятельства.

— Ну заходи, расскажешь.

В кабинете я сразу выложил на стол копию завещания.

— Вот, прошу сохранить. Ну а если будет повод — отдайте ей.

— Дай-ка угадаю: ты девчонку обрюхатил и теперь решил выслужиться перед потомством?

— Так и есть. Родни у меня никакой, сирота. Пусть, если что, хоть ей достанется. И еще. Мне ведь будет идти какое-то жалование?

— Всё, закончили разговоры о кладбище. Поможем твоей Люсии. Пошлю кого-нибудь, присмотрят за ей. Материально тоже не забудем. Ты, главное, в Аргентине получше поработай.

— И еще один вопрос: кто командует группой?

— Взрослый парень, сам подумай. Ты, в качестве чуть ли не стажера. Оперативница из другой службы. Спец по слежке. Радист. Два силовика. Кого я забыл?

— Фунеса, — опустил я голову.

— Я уже говорил: как раз ты можешь отказаться.

— Ну уж нет. Не ради этого я всем доказывал необходимость операции, чтобы аргентинский козел мог помешать мне сделать это.

— Будем считать, что про козла я не слышал. Оставь все свои мелкие обиды в Гаване. Давай, удачи, — Пиньейро встал и обнял меня. — Возвращайся, мы еще выпьем на крестинах твоего сына.

— А если родится девчонка?

— Будем пить на всех крестинах, пока не получится сын, — засмеялся Барба Роха.

К сожалению, с материальной помощью у Пиньейро ничего не вышло: «казна пуста» — сказал он устало, даже не пытаясь шутить.

Я вернулся домой и вскрыл оба своих тайника — жалкие остатки денег Альвареса. На новый дом не хватит, конечно, но если тратить осторожно, Люсия проживёт год спокойно. У меня же оставалось только выданное на дорогу.

— Это для нашего малыша, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо. — Ты ни в чём не должна нуждаться. И знай, что этот дом — ваш. Не только твой, но и нашего ребёнка. Никакого толку с того, что сейчас ты непонятно зачем продемонстрируешь гордость, а потом не будешь знать, как кормить семью. Вот, еще часы, — я снял с руки и положил их на стол. — Продашь, если будет нужда. И не стесняйся обращаться к Пиньейро.

Глаза Люсии снова наполнились слезами, и она лишь крепче прижалась ко мне.

Вылетали мы из аэропорта Ранчо Бойерос ранним утром. Солнце ещё только поднималось над Гаваной, но уже начинало припекать. Я не стал будить Люсию. Осторожно поцеловал, положил на подушку записку, в которой обещал вернуться. Долгое прощание — лишние слезы.

У входа битком набитого аэропорта явстретился с Карлосом — мы с ним летим через Майами. Остальные добираются другими путями, чтобы не обращать на себя внимания, и в случае осложнений аргентинские власти не смогут связать членов группы друг с другом.

— Ну, что, паспорт не забыл? — вполне серьезно спросил спец по наружке.

— Всё с собой, — похлопал я по карману.

— Ну пойдем тогда. Не отставай, — Карлос открыл дверь и мы вошли в здание аэропорта.

Воздух казался густым от человеческого дыхания, запаха пота, табачного дыма и какой-то тревожной суеты. Толпа кишела, словно муравейник, люди с чемоданами, узлами, клетками с попугаями, толпились у стоек регистрации, пытаясь прорваться к заветным дверям. Рейсы ПанАм из Гаваны летали нерегулярно, пассажирам переносили билеты на более поздний вылет, а там своих уже хватало. Как итог — хаос и неразбериха.

— Нам туда? — я с сомнением посмотрел на толпу. Мне показалось, или там мелькнула Сьюзи?

— Не отставай! — прикрикнул мой спутник, и мы пошли подальше от толчеи и очередей, войдя в неприметную дверь с надписью «Вход для персонала». Проследовали по коридору, повернули направо, налево, и вошли к старшему специалисту ветеринарного контроля, если верить табличке. За столом в маленьком кабинете сидел толстяк лет сорока с пятнами пота на грязноватой гуаябере. Полуприкрыв глаза, он пытался не оторваться далеко от гудящего на столе вентилятора.

— Ола, — поздоровался он, не вставая с места. — Давайте паспорта.

Получив искомое, он с сожалением выбрался из-за стола и куда-то ушел, оставив нас в кабинете.

— Садись, — кивнул Карлос на стул и развернул вентилятор к нам.

Минут через пять толстяк вернулся, отдал нам паспорта, и сказал:

— Готово, пойдем.

Я схватил свой чемоданчик и мы пошли дальше по лабиринту коридоров, и спустя пять или шесть поворотов остановились перед неприметной дверью. Ветеринарный контролер достал из кармана ключ, отпер замок и пустил нас вперед. Мы оказались в зале вылета. А толстяк, судя по торопливым шагам за стеной, поспешил вернуться к своему вентилятору.

— А регистрация, пограничный контроль? — удивился я.

— Всё готово, — ответил Карлос. — Наши места А и Б в двадцать пятом ряду. Вон, свободные кресла, давай сядем. Кто знает, сколько ждать объявления на посадку?

Рейс Пан Ам в Майами, как и ожидалось, был переполнен. Я протиснулся за своим спутником по узкому проходу, заваленному ручной кладью — коробками, свёртками, саквояжами. И клетками с попугаями, конечно. Такое впечатление, что каждый четвертый счёл нужным потащить домой крикливую и вредную птицу. Вокруг меня сидели самые разные люди: американцы, спешившие покинуть остров до того, как его поглотят революционные перемены; кубинцы, чьи лица выражали смесь надежды и глубокой печали; дипломаты, тихо обсуждавшие что-то.

В салоне стояла духота. Кондиционеры, если они вообще работали, справлялись плохо. Многие курили, и к запаху пота примешивалось амбре сигаретного дыма. Стюардессы в сине-белой форме, несмотря на все эти неудобства, сохраняли на лицах неизменные дежурные улыбки. Они сновали по проходу, разнося напитки в маленьких пластиковых стаканчиках, предлагая журналы «Лайф» с яркими, глянцевыми обложками и корпоративный журнал авиакомпании, посвящённый путешествиям по экзотическим уголкам мира. Мне не хотелось ничего. Я просто откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от окружающего шума.

Час с небольшим полёта показался мне вечностью. Каждая минута тянулась, словно бесконечная лента. Хотелось поскорее выбраться из этой «роскошной могилы», как я про себя окрестил самолёт. Мои мысли постоянно возвращались к Люсии, к её словам, к нашему неродившемуся ребёнку. Что я здесь делаю? Зачем? Имею ли я право рисковать своей жизнью, когда у меня теперь есть такое ценное сокровище?

Я открыл глаза. Карлос, сидевший рядом со мной, не спал, а смотрел в иллюминатор, сосредоточенным, почти мрачным взглядом. Он тоже переживал, но старался не показывать этого.

В Майами нас встретил оглушительный шум большого аэропорта. Здесь всё было другим — ярким, суетливым, доведенным до совершенства. Сотни людей, хаотично движущихся, голос диктора, объявляющего рейсы исключительно на английском, огромные рекламные плакаты, призывающие купить то или иное чудо техники.

Мы с Карлосом направились к стойке регистрации на пересадку до Буэнос-Айреса. Девушка с безупречной причёской и губами, накрашенными яркой помадой, притягивающей взгляд, сообщила нам, что посадка на наш рейс начнётся через четыре часа. Я тяжело вздохнул. Дополнительное время для размышлений, от которых так хотелось сбежать.

Пока Карлос решал какие-то вопросы с билетами, я пошел прогуляться по залу ожидания. Здесь царила атмосфера расточительного, по моим меркам, изобилия. В воздухе витал запах пригоревшего кофе, свежей выпечки и парфюма. Яркие витрины магазинов манили драгоценностями, одеждой, сувенирами. Множество богатых американцев, одетых в безупречную одежду, неспешно прогуливались, беседовали, пили коктейли. Мой костюм, который я до этого считал если и не шикарным, то довольно сносным, здесь казался совсем бедным. Впрочем, я быстро перестал обращать на это внимание. Мне удобно и не очень жарко, а остальное — ерунда.

Я взял в буфете Пан Ам кофе и сэндвич. Так себе, даже для бесплатного угощения. Но я съел всё, пытаясь заглушить нарастающее чувство тревоги. Я сидел за столиком, наблюдая за проходящими мимо людьми, их беззаботными лицами. Как же далёк этот мир от того, из которого я только что прилетел.

Вдруг ко мне подошла пожилая дама с крошечной собачкой на поводке. Она была одета в элегантное синее платье, на шее поблёскивало жемчужное ожерелье. Судя по жиденьким прядям, выбивавшимся из-под шляпки, времени на расчесывание она тратила не очень много. Её лицо, покрытое морщинами, выражало смесь любопытства и высокомерия.

— Молодой человек, — произнесла она по-английски резко и надменно. Остальное я не понял, потому что язык гринго всё ещё оставался для меня неизведанной тайной. Но судя по тому, что она тыкала мне в лицо собачку и говорила как с прислугой, от меня требовался присмотр за ее животным. Одна радость в жизни осталась: следить за пёсиком богатой американки. Ищи рабов в другом месте, старая калоша!

Я улыбнулся, показывая свою вежливость, и ответил ей на испанском, медленно, чтобы она поняла:

— Извините, сеньора, но я не понимаю по-английски.

Её лицо мгновенно исказилось. Глаза прищурились, губы сжались в тонкую полоску.

— Damn Latino! — прошипела она, а затем, бросив на меня презрительный взгляд, развернулась и поспешно удалилась, потянув за собой собачку.

Я лишь пожал плечами. Неприятно, но терпимо. Когда-то такое могло сильно задеть, но теперь моя голова занята куда более серьёзными вещами. Зачем, в конце концов, мне её собачка, если у меня скоро будет собственный ребёнок?

Наконец, объявили посадку на наш рейс до Буэнос-Айреса. Boeing 377 Stratocruiser возвышался у трапа, словно блестящий серебристый кит. На его фоне «Дуглас», в котором мы прибыли из Гаваны, казался старым и тесным автобусом.

Салон первой палубы ослеплял комфортом: широкие кресла, светло-голубая обивка, ковры, запах свежего кофе и блеск полированного металла. Стюардессы двигались почти по-балетному — улыбки, безупречные жесты, фарфор и мельхиоровые столовые приборы. Нам сразу подали меню: стейк, рыба или курица — как в отеле, а не на высоте десяти тысяч метров.

— Смена экипажа в Панаме, дозаправка в Лиме, — пояснил Карлос, пристёгивая ремень. — Двадцать часов, не меньше.

От пунктов дозаправки и смены экипажа в памяти ничего не осталось: безликие здания аэропортов, один и тот же асфальт под ногами, дрянной кофе в буфетах авиакомпании. Зато я выспался на славу, ел стейки, запивая их красным вином, и выучил наизусть номер «Лайф». Иллюстрации, конечно, текст на английском остался для меня непонятным. Думаю, отправившиеся в Аргентину морем вряд ли получили такой же уровень комфорта. Мне на минуту стало стыдно за вкусную еду и мягкий плед, но не я распределял, кто как будет добираться до пункта назначения.

Прибыв в аэропорт Эсейса в Буэнос-Айресе, мы очень быстро прошли пограничный контроль. Полицейский, молодой парень с большой родинкой на правой щеке, даже не взглянул на наши документы, просто шлёпнул штампы, о чём-то оживлённо болтая с коллегой. Всё прошло удивительно легко и даже немного настораживало. Неужели к нам не будет никакого внимания? Или это часть тщательно продуманного плана, о котором я ещё не знал?

Возле аэропорта мы взяли такси. Старенький «Форд» внутри пах бензином и дешёвым табаком. Потрепанные сиденья после шикарного самолета смотрелись не очень. Я назвал водителю адрес.

— Сан-Исидро? — переспросил таксист, пожилой мужчина с пышными усами, его взгляд проскользнул по моему лицу, задержался на потрёпанном чемодане. — На север, значит. Дорогой район, сеньор. Далеко.

Я лишь кивнул. Мои силы были на исходе. Что ни говори, а долгий перелёт выматывает, даже если стюардесса, улыбаясь, нежно укрывает тебе ноги пушистым пледом. Хотелось посмотреть на город, увидеть этот новый мир, но усталость взяла своё. Я прислонился к спинке сиденья, и прежде чем понял, как это произошло, провалился в глубокий сон.

Меня разбудил Карлос, осторожно потряхивая за плечо.

— Луис, мы приехали.

— Да? Сейчас.

Я открыл глаза. Пейзаж за окном такси сменился. Мы стояли на какой-то улочке.

— Ну ты и мастер поспать, — улыбнулся мой спутник. — Больше часа ехали, а ты только сопел.

Мы вышли из машины. Перед нами стоял небольшой, но ухоженный домик, окружённый садом. Здесь было тихо, слышался лишь шелест листвы и стрекот сверчков. Воздух свежий и прохладный, совершенно не похожий на душную гаванскую жару.

Пока Карлос рассчитывался с таксистом, к калитке подошел радист Франсиско.

— Ола! Как долетели? Проходите в дом, пожалуйста!

В большой гостиной, в которую мы попали, как только вошли, уже сидели Соня, и один из силовиков — Гарсия. Израильтянка что-то писала в блокноте.

— Привет, Луис, — сказала Соня, поднимая на меня взгляд. — Вы вовремя.

Я кивнул.

— А где остальные? — спросил я, осматриваясь.

— Фунес и Альфонсо должны приехать завтра утром, — ответила Соня. — Пока устраивайтесь. Можете занимать любую из двух свободных комнат.

В животе заурчало. Я понял, что обед, которым нас накормили в самолете за пару часов до посадки, давно в прошлом.

— Я бы поел что-нибудь — сказал я, чувствуя, как наваливается голод.

Соня скривилась.

— Дома ничего нет, Луис. И повторю специально для вас: готовить на ораву мужиков я не собираюсь.

Ответила она резко, без намёка на шутку. Это не Люсия, которая с радостью готовила для меня рис с фасолью. Это говорила Соня, женщина-робот, чья жизнь посвящена только одному. И, к моему удивлению, это не вызывало во мне протеста. Я видел, она здесь действительно не для стряпни.

Карлос сказал, что ему надо отдохнуть с дороги, а Франциско и Гарсия заявили, что не голодны.

— Что ж, — сказал я, — тогда я приглашаю тебя в кафе. Пообедаем.

Соня посмотрела на меня, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

— Я сейчас собираюсь в центр города, — ответила она. — У меня встреча.

— Отлично, — сказал я. — Я поеду с тобой. Погуляю там, а потом мы пообедаем. Проспал всю дорогу сюда. Вдруг шанса увидеть Буэнос-Айрес не представится?

Она кивнула.

Мы поймали такси и отправились в центр. Буэнос-Айрес поразил меня своей величиной. Город был огромным, намного больше не только Одессы и Гаваны, но даже Москвы, которую я видел в тридцать пятом году. Улицы, застроенные величественными зданиями, и не думали заканчиваться, а потоки машин, казалось, никогда не иссякнут.

Соня остановила такси на улице Мехико, рядом с большим, старинным зданием с колоннами. «Национальная библиотека Аргентины», прочитал я на вывеске.

— Встретимся здесь, через час, — сказала она, выходя из машины. — У ступеней.

Я кивнул, и Соня, не оглядываясь, быстро скрылась в толпе.

Я стоял у библиотеки, наблюдая за проходящими мимо людьми. Здесь, в центре этого огромного города, я чувствовал себя крошечной песчинкой, затерянной в бурлящем потоке.

Вдруг мой взгляд упал на человека, который поднимался по ступеням. Сердце у меня ёкнуло. Это же дон Хорхе, тот самый старый библиотекарь из Гаваны, помогавший мне со словарем! Как он здесь оказался? И почему его ведет под руку молодой человек? Заболел?

Удивлённый, я невольно шагнул вперёд и окликнул его:

— Дон Хорхе! Здравствуйте!

Мужчина обернулся. И в этот момент я понял свою ошибку. Передо мной стоял совершенно другой человек, поразительно похожий на моего знакомого. Те же черты лица, та же манера держаться, те же очки. Только этот выглядел не таким старым.

— Добрый день, молодой человек. Мы знакомы?

Надо же, и голос не отличить!

— Извините, сеньор, — сказал я, чувствуя неловкость. — Я обознался. Вы очень похожи на моего знакомого. Он библиотекарь, и его тоже зовут Хорхе. Только живет в Гаване.

Мужчина слегка улыбнулся.

— Какое совпадение, — произнёс он мягким и приятным голосом. — Я Хорхе, и я тоже библиотекарь. Видимо, у нас есть что-то общее.

Я лишь пожал плечами, чувствуя себя глупо. Что за странное совпадение? Или мир действительно тесен, а судьба любит подбрасывать такие вот неожиданности?

— Сеньор Борхес, извините, у вас назначена встреча, — напомнил молодой человек, сопровождавший библиотекаря.

— Сейчас пойдем, — сказал Хорхе. — Что же, передавайте привет вашему знакомому. Всего доброго, — он приподнял шляпу и пошел вверх по ступенькам.

Я смотрел ему вслед. Борхес? Автор книги о шестиугольной библиотеке? Надо было сказать, что его двойник в Гаване читал её! Эх, поздно. Хорошая мысля приходит опосля. Увы. И не догонишь теперь. Может для него это совершенная ерунда.

Я немного погулял по окрестностям, купил кесадилью — заморить червячка, и вернулся к библиотеке.

В этот момент, словно по сигналу, подошла Соня.

— Ну что? — спросил я, забыв о своей недавней встрече.

— Сведения подтвердились, — ответила она. — Завтра, как только мы дождёмся полного состава группы, мы приступаем.

Я кивнул. Значит, начинаем. Пора бы.

— Отлично. Пойдем обедать?