Глава 10

Капитан Зубов пришёл ночью. Вторая рота мирно спала. Даже дневальный клевал носом, облокотившись на тумбочку. Неподалёку от него дремал, сидя на стуле, дежурный по роте младший сержант Фомин.

Зубов распахнул дверь и втащил за собой здоровенную сумку.

Дневальный очнулся, протирая глаза. Внезапное появление ротного на какое-то мгновение лишило его дара речи. Они с капитаном немного постояли, разглядывая друг друга. Потом дневальный почувствовал, что надо что-то делать, и неожиданно крикнул:

— Рота! Смирно!

Фомин проснулся, с лёту оценив ситуацию.

— Какой «смирно», тормоз! — он подскочил к Зубову и доложил по форме: — Товарищ капитан, за время моего дежурства…

Ротный слегка пошатнулся, но тут же восстановил равновесие.

Вообще-то после литра коньяка он смутно понимал обстановку. Но держался стойко, как оловянный… офицер. На «автопилоте». Хотя догадаться о его состоянии было непросто. Потому что, как и полагается настоящему офицеру, даже в оловянном состоянии он ходил прямо и говорил уверенно. Зубов отдал честь дежурному и непререкаемым тоном заявил:

— Солдат скомандовал правильно!

Фома недоумённо вставил:

— Так отбой был…

— Какой отбой? Кто разрешил?! — строго оборвал его Зубов.

— По распорядку. Рота отдыхает…

Капитан поправил фуражку, почему-то упрямо сползающую на глаза. Он чётко развернулся на каблуках, намертво держа равновесие, и вышел на середину коридора. До громоподобного баса полковника Бородина ему, конечно, было далеко, как и до полковничьих погон. Но командный голос ротного вполне мог заглушить пару артиллерийских залпов. По расположению грянул рёв капитан:

— Рота-а, подъём!! Строиться-а-а!!

Личный состав смело с коек, будто взрывной волной. Такого подъёма не могли припомнить даже многоопытные армейские «дедушки». По боевой тревоге народ и то поднимали медленнее и тише. Возникла всеобщая суета на грани паники. Капитан уловил непорядок и снова взревел:

— Бего-ом!! Кто не успеет, будем тренироваться-а-а!

Через минуту перед ним стояла вторая рота — полностью одетая и готовая к мировым катаклизмам на сто два процента. Зубов поставил сумку на пол и незаметно прищурил один глаз, восстанавливая резкость изображения. Фомин поправил повязку дежурного и скомандовал:

— Равняйсь! Смирно! — Он строевым шагом подошёл к капитану с докладом. — Товарищ капитан, вторая рота по вашему приказанию…

Зубов отодвинул его в сторону, как занавеску. Он сурово нахмурился, мощным усилием воли собрав лицо в кучу, и заговорил, тяжело роняя слова в ночную тишину:

— В мотострелковых войсках творится полная херня! Командир приходит в роту, а его солдаты спят! Солдатам по хер! По хер, что пришёл командир! Что у командира сегодня родилась дочь!. Им всё по хер!

До Фомы, наконец, начала доходить причина ночного построения.

Младший сержант снова встал перед ротным и громко сказал:

— Товарищ капитан, извините, мы не знали!

Помимо воли суровые складки на лице Зубова расправились в счастливую улыбку.

Он мгновенно оттаял и пробормотал, явно прощая подчинённых:

— Не знали они… Три триста… Пятьдесят четыре сантиметра… А они не знали…

Фомин развернулся и объявил замершему строю:

— Рота! Поздравляю вас с рождением дочери капитана Зубова!

Личный состав нестройно грянул:

— Ура! Ура! Ура!

Из строя наперебой понеслись выкрики:

— С дочкой вас!.

— Поздравляем, товарищ капитан!.

Ротный окончательно отмяк и добродушно пробурчал:

— Поздравляют они… Если бы я не пришёл, хрен бы вы меня поздравили!. Дежурный, разгрузи сумку. Раздай личному составу…

Фома нагнулся и извлёк из сумки упаковку баночного пива.

Насчёт «сухого закона» в роте было строго. Поэтому он недоумённо уточнил:

— Товарищ капитан! Так это же… пиво?

— А ты что думал — капитан Зубов дочку будет лимонадом замачивать?! — усмехнулся ротный, разворачиваясь на выход.

Сержант Рылеев, не выходя из строя, скомандовал:

— Рота! Три-четыре…

Народ дружно грянул:

— ПОЗ-ДРАВ-ЛЯ-ЕМ!!

Капитан вернулся утром. Он был выбрит до синевы. Хотя лицо явно носило зеленоватый оттенок. А глаза отливали мутноватой краснотой. Тем не менее Зубов был деловит и трезв как стекло…

Немного мутноватое стекло.

Вторая рота готовилась к построению. Дневальные наводили порядок. Остальные поправляли койки и расставляли на места табуреты. Прозвучала команда:

— Рота, смир-рно!

Все замерли. Дежурный по роте младший сержант Фомин отдал честь и начал доклад по форме:

— Товарищ капитан, за время моего дежурства!.

Зубов страдальчески сморщился и попросил:

— Не ори ты так!. Вольно!

Фома понимающе кивнул и негромко скомандовал:

— Вольно! — Он опустил руку. — Товарищ капитан, мы тут открытку подписали… От всей роты! Вот. Поздравляем с рождением дочери!.

Зубов ошарашенно уставился на него.

— Как?. Подожди… — Капитан машинально взял открытку и медленно побрёл к своему кабинету, бормоча: — А откуда вы… Спасибо, конечно! Но как вы узнали? Она же ночью сегодня родилась. В час пятнадцать…

Фома удивлённо пробормотал:

— Так а вы ночью… Товарищ капитан, с вами всё в порядке?

Зубов понизил голос до полушёпота:

— А что, заметно?.

— Ну, так… — тактично ответил Фома.

— Н-да… Подустал маленько. Всю ночь мотался. В роддом, из роддома… Сам понимаешь… Голова чего-то…

Фома тоже понизил голос:

— Товарищ капитан, так может… пивка?

Зубов остолбенел, не веря услышанному:

— Какого пивка? Ты чего, Фомин?! Откуда в роте пиво?!

— Осталось… то есть… мы специально… Для вас достали, — нашёлся младший сержант.

Зубов рыкнул:

— Так, сержант! Я смотрю, вы здесь совсем страх потеряли! Скоро бордель в роте откроете! — Он поморщился от своего же крика и махнул рукой. — Ладно! Тащи пиво! Но чтобы больше… Чтобы в последний раз, понял?!

Обед в солдатской столовой шёл по распорядку. Рядовые первого года службы бодро налегали на неизменную перловку. Кабанов привычно ухватил со стола хлеб и спрятал в карман. Сержанты, как обычно, неторопливо ковырялись в тарелках.

В столовую лёгким шагом вошла медсестра, держа в руках бумажный кулёк. На её лице блуждала улыбка. Она прошла по проходу между столами. Вслед за ней по залу пронёсся неизменный гул недовольства.

Мишка наклонился и пробормотал вполголоса:

— В такие моменты, кажется, поубивал бы их всех…

Кузьма удивлённо спросил:

— У тебя что с ней — серьёзно?

— Ну… не в этом дело. Просто нельзя же так с человеком, — как-то стушевался Мишка.

Рядовой Евсеев по привычке прохрипел в спину медсестре:

— О, пошла с-сука!

Старший сержант Пылеева демонстративно медленно обернулась и отчётливо произнесла, глядя ему в глаза:

— Рот закрой, кобель кастрированный!

Столовая на секунду примолкла, потом грохнула от хохота.

Медсестра спокойно направилась в сторону кухни.

Офонаревший от неожиданного отпора Евсеев остался сидеть в полном непонимании. Сержант Прохоров озадаченно буркнул:

— Ни хрена себе. Чё это с ней сегодня?.

Ирина зашла на кухню и высыпала витамины в котёл с компотом.

Повар Сухачёв прервал беседу с Рылеевым. Он поглядел на неё, не скрывая любопытства. Она подмигнула:

— Что, чай вдвоём?

Сухачёв невольно улыбнулся в ответ:

— Не, чифир в одиночку. А ты, я смотрю, цветёшь и пахнешь?

Медсестра кивнула, выходя из кухни:

— Весна. Природа торжествует…

Но Сухачёв всё-таки успел оставить за собой последнее слово:

— Смотри, с опылением поосторожней! — Он снова повернулся к Рылееву. — Не узнать человека…

Но сержанта в данный момент перемены в облике медсестры интересовали в последнюю очередь.

— Ладно, давай вернёмся к нашим баранам, — сказал он. — Ты ж понимаешь, двадцать лет раз в жизни бывает. Поэтому хочется, чтоб всё было как у людей. Чтоб пацаны этот день запомнили…

Сухачёв деловито поправил колпак.

— Не вопрос. Картошечки нажарим. Капусточку нашинкуем.

Огурчики порежем.

— А из мясного?

— Слушай, Рыло, с мясным засада! Зато вот что есть. — Он извлёк из-под стола коробку. — Сгущённое молоко.

Рылеев искренне возмутился:

— На хрена мне молоко? Я не на первом году службы, меня на сладкое уже не тянет!

— Ну, Рыло, всё что есть… Было б мясо — я что, для тебя б зажал?!

Бери-бери… За столом уйдёт влёт! Вот увидишь.

Сержант просительно заглянул повару в глаза:

— Может, хоть рыба есть?

Сухачёв огорчённо развёл руками:

— Ну, Рыло…

Загрузка...