Курс молодого бойца

Глава 19

Письма в армии пишут все. Ну или почти все. А вот коллективного прослушивания всем личным составом удостаивается далеко не каждое письмо рядового на родину. Для того чтобы удостоиться такой чести, нужно оставить его на столе. Чтобы младший сержант Фомин почитал на досуге. И офигел. Вот тогда — да. Тогда роту соберут в кучу, и ваш опус зачитают прилюдно.

Фома прохаживался перед оживлённой аудиторией и цитировал под дикий хохот коллектива:

— …Тихо, тихо! Дальше интереснее! «Сержанты меня уважают! А некоторые даже побаиваются!»

Раздался новый раскат смеха, Рылеев застонал, вытирая слёзы:

— Кто?. Кто это написал?!

Но товарищ младший сержант желал насладиться успехом:

— Подожди, дочитаю до конца! «У меня уже чёрный пояс по каратэ, потому что рукопашный бой у нас три раза в день по два часа!»

Особо слабонервные полезли под столы, загибаясь от хохота.

Рядовой Евсеев умоляюще прохрипел:

— Блин! Да кто ж этот… Рэмбо?!

— Делайте ставки, господа! Я заканчиваю! — Фома сделал театральную паузу и продолжил: — «Я уже умею водить танк, БТР и два раза стрелял из зенитки!»

Рота разразилась аплодисментами. Из задних рядов завопили:

— Браво-о! Автора!!

Фомин сложил письмо и укоризненно произнёс:

— А слово «зенитка», Ходоков, пишется через «е»!

Сержант Рылеев, постанывая, нашёл глазами несчастного солдата.

— Ходоков?! Это ты такое письмецо наваял?!

— Да! Он его в бытовке оставил! — встрял Фома. — Слышь, Рэмбо Задунайский, ты кому пакет строчил?

Ходоков стыдливо промямлил:

— Девушке!.

Прохоров озадаченно спросил:

— Ну, что будем делать?

— Да убивать надо! Чёрный пояс, блин… — высказался Евсеев.

Сержант Рылеев задумчиво протянул:

— Не-е… Это не наш метод! — он неторопливо подошёл к Фомину и взял у него письмо. — Будем соответствовать заданному имиджу!

Ходоков робко заикнулся:

— А как это?

Фома многозначительно цокнул языком:

— Трудно тебе будет, Ходоков!.

Работа над созданием имиджа рядового Ходокова началась в спортгородке. Под руководством главного имиджмейкера второй роты сержанта Рылеева. Он стоял, сунув руки в карманы, и неторопливо считал:

— Восемь. Девять. Девять… Опять девять…

Потный, красный и мокрый Ходоков извивался на брусьях.

Отжимания он сопровождал жалобными стонами:

— Как девять?! Я же нормально?!

Рылеев на стенания рядового внимания не обращал.

— Десять! Спрыгнули! — скомандовал он.

Тело Ходокова упало с брусьев. Сержант с большим сомнением прищурился:

— Ну-ка выпрямился!. Напряг мышцы!.

Ходоков, покряхтывая, изобразил позу культуриста. Имиджмейкер вынул из кармана фотографию полуобнажённого Сталлоне.

Пристальное сравнение мышечной массы пока было не в пользу Ходокова. Сержант искренне огорчился:

— Ой халтура! Ой непохож! Упор лёжа принять!

— Товарищ сержант, мы ж уже два часа… Не могу больше!! — жалобно взмолился боец.

Рылеев проникновенно, по-отечески объяснил:

— А ты думаешь, Рэмбо было легко? В одиночку противостоять всей Советской армии! Танкам, вертолётам… Ты думаешь, ему не хотелось сказать «не могу»? Но он находил в себе силы, собирал волю в кулак и… Так что, Ходоков, упор лёжа принять!.