Долгожданная посылка пришла рядовому Вакутагину ровно через три недели после достопамятной встречи с «одноруким бандитом».
Дневальный заголосил на всю казарму:
— Рота, на выход! Тундре посылку прислали!
Народ сбежался, обступив Вакутагина со всех сторон. Сержант Прохоров протолкался сквозь толпу и рыкнул:
— Так, бандерлоги! Я не понял! Чё за митинг? Вакутагин, в армии все посылки подлежат досмотру.
— Там долга далжны прислать! — радостно сообщил рядовой.
— Тем более! — отрезал Прохоров.
При внимательном изучении содержимого посылки было обнаружено две банки моржового жира и шкура животного происхождения. Сержант достал её и потряс в воздухе.
— О! А это что за портянка на меху?
— Эта не портянка… Эта шкурка песец! Оченя дорогой! — объяснил Вакутагин.
Прохоров порылся в неглубоких недрах посылки.
— Так, а долг твой где?
— Должна быть!
Сержант продолжил раскопки, комментируя содержимое:
— Это не то. Это варенье… — Наконец у него в руках оказался пухлый конверт.
Но вместо денег внутри обнаружилась пачка листов, исписанных огромными печатными буквами. Прохоров бегло пробежался по тексту, зачитывая вслух: «Как служится?. Если дали плохое ружьё, сообщи, пришлём хорошее… Наш губернатор теперь покупает хакей, паэтаму деньга не платят… Высылаем песец… Продашь — будут деньги»…
— Зашибись! Они чё — думают, что ты на базаре служишь? — подвёл итог сержант.
Он взял песцовую шкурку.
— И сколько этот твой песец стоит?
— Бальшая деньга…
— Не знаю такой валюты… в рублях сколько?
Вакутагин задумался:
— Тысяча.
— Да, действительно «бальшая деньга»… — покачал головой Прохоров.
В казарму вошёл прапорщик Шматко. Он шмыгнул носом и подозрительно спросил:
— Что за фигня? Чем это тут воняет?
Прохоров достал шкуру и вкратце обрисовал ситуацию. Шматко повертел в руках чукотскую валюту, понюхал и сморщился.
— Она что, от страха померла? Вакутагин, ты многим должен-то? — спросил он.
— Да половине роты! — буркнул Прохоров.
— Тысячу рублей, — пробормотал Вакутагин.
Прапорщик заглянул в посылочный ящик.
— А норки нету?
Вакутагин развёл руками.
— Не-а, норки нету…
— Плохо…
Неожиданно Прохоров предложил:
— Может, поможете, товарищ прапорщик? Толканёте… А всё, что сверху, — ваше!
Шматко задумчиво потряс песцом, распространяя волны вони.
— Толканёте… Нашёл бизнесмена…
Майор Колобков зашёл в медицинский пункт части. В руках он держал коробку с тортом. Медсестра встала и, звеня инструментами, демонстративно повернулась к нему спиной.
— Слушаю вас, товарищ майор, — сухо произнесла она.
Колобков снял фуражку и медленно подошёл поближе.
— Ирина… Дмитриевна… Я пришёл, чтобы сказать… Что я тогда вёл себя как полный… ээ… Этот поступок недостоин офицера! Был пьян…
Простиле меня за тот… инцидент!
Она резко повернулась.
— Какой инцидент? Не было никакого инцидента.
Просияв от радости, майор затараторил, сладко улыбаясь:
— А вот это правильно! Вот! Правильно, Ирина Дмитриевна!
Вычеркнуть! Забыть! Не было никакого инцидента! А давайте, так сказать, в знак примирения выпьем! — Он заметил, как потемнели её глаза, и хихикнул, показывая тортик. — Чаю! Чаю!
Ирина покачала головой.
— Виктор Романович, давайте поговорим как взрослые люди…
— Давайте! — с радостью откликнулся Колобков.
— Виктор Романович, я хочу, чтобы вы это знали… — негромко и отчётливо произнесла девушка. — Я вас… НЕ ЛЮБЛЮ!
Колобков несколько секунд не моргая смотрел ей в глаза. Потом вдруг разразился диким хохотом. Отсмеявшись, он закашлялся и немного успокоился.
— Ну, Ирина Дмитриевна, вы насмешили! Боже мой, Ирочка, если б ты знала, сколько раз в жизни я слышал эту фразу! — Он встал и начал прохаживаться по кабинету. — Пойми! Амур, он как наши солдаты на стрельбище… Он сразу в десятку не бьёт… Ему пристреляться надо!
— Боюсь, Виктор Романович, я вас никогда не полюблю…
Майор картинно взмахнул руками.
— Тихо! Тихо, Ирочка! Никогда больше так не говорите! Жизнь — штука сложная! А любовь — ещё сложнее! К тому же вы меня совершенно не знаете…
— Виктор Романович, как вы не поймёте? Я лю-блю дру-го-го!!
Колобков медленно приблизился и заглянул ей в лицо.
— Позвольте узнать имя соперника?
— А вот этого я вам сказать не могу, — твёрдо ответила Ирина.
— Кхе-кхе… Ну и ладно! — Колобков надел фуражку и попятился к выходу. — А знаете, как в песне поётся: «Сердце красавицы склонно к измене… и пе-ре-ме-не!» А вы у нас, Ирина Дмитриевна, красавица! Так что всё переменится, вот увидите. Ах да, совсем забыл сказать! Я ОЧЕНЬ настойчивый!
Он улыбнулся и вышел…
Первая попытка продать песцовую шкуру не удалось. Капитан Зубов озадаченно спросил:
— И куда я его?
— Как куда? Жене на воротник! Недорого. Полторы тысячи…
Ротный присвистнул:
— Ничего себе «недорого»! У меня сейчас дочка тянет: памперсы купи, манеж купи… Сейчас вот коляску брать надо. Скоро самому песец приснится!
Прапорщик подумал и философски изрёк:
— Да-а, дети — цветы жизни…
Вторая попытка прапорщика Шматко оказалась намного удачнее.
Он вошёл в кабинет заместителя командира части по воспитательной работе и деловито произнёс:
— Виктор Романович, дело есть. На полторы тысячи…
Колобков заинтересованно протянул:
— Ну-у…
Прапорщик достал шкурку и положил на стол.
— Что это?! — удивился майор.
— Песец!
— Настоящий?
— Обижаете! Вчера ещё бегал!
— Сколько? — осторожно поинтересовался Колобков.
До этого момента он дела с песцами не имел. И почём котируются шкуры заполярных тварей, не имел ни малейшего понятия.
— Я же говорю — полторы штуки! — интимно прошептал Шматко.
— Полторы штуки чего?
— Наших, родимых… Посмотрите, как на солнце играет, а! Какой будет воротник! Кстати, сотню могу сбросить…
Колобков взял бывшего песца в руку и повертел, рассматривая на свет. Потом подозрительно спросил:
— А чем это он… пахнет?
Шматко не задумался ни на секунду:
— Чем он может пахнуть?! Тундрой!
— Кто-то умер в этой тундре! — с сомнением пробормотал майор.
— Ну, песец и умер… Ещё полтинник сброшу! Это ж проветрить можно! — надавил на потенциального покупателя прапорщик.
— Ладно, за тысячу заберу! — решился Колобков.
— Да вы что, не могу… Тысяча триста — минимум!
Колобков прикинул и согласился:
— Давай так — ни тебе, ни мне… Тысяча сто! — Он протянул через стол руку.
— Договорились! — обрадовался Шматко. — Тысяча сто… пятьдесят!
Они скрепили сделку рукопожатием…
Плоды коммерческого гения старшины рота пожала перед вечерней поверкой. Сержант Прохоров со списком вышел перед строем.
— Сейчас я верну вам бабки, и больше Вакутагин никому ничего не должен! — торжественно объявил он. — Не забудь, Вакутагин, потом старшине спасибо сказать. Прямо по списку и пойдём! Гунько!.
— Я!
— Двадцать рублей! Та-ак! Кабанов!
— Я!.
— Сорок!.
Олег Николаевич прикручивал к стене вешалку. Он завинтил последний шуруп.
— Видишь, Машенька, как хорошо, когда в доме есть мужчина! — восторженно отреагировала Анжела Олеговна.
— Настоящий мужчина, мама! — с готовностью поддержала её Маша.
Шматко удовлетворённо крякнул:
— Ну вот! Теперь не упадёт! Хоть на каждую вешалку по шубе!
— Ой, Олег Николаевич, скажете тоже! Откуда у нас шубы? — засмеялась мама.
— Ну, это дело наживное… Я вот недавно имел дело с песцом… По работе…
Анжела Олеговна вздохнула:
— Не травите душу… Песец — мечта моей жизни!
Прапорщик удивлённо спросил:
— Песец?. А как же норка?!
— Норка тоже ничего, но с песцом ни в какое сравнение не идёт…
— Ну, ё-моё! Анжела Олеговна! — с чувством взвыл Шматко.
— Виктор Романыч… Можно? — В небольшую дверную щель протиснулась голова старшины второй роты.
Убедившись, что посторонних в кабинете майора Колобкова нет, прапорщик подошёл к столу и выложил деньги.
— Вот! — сказал он.
Колобков посмотрел на деньги, затем на Шматко. Ничего не понял и спросил:
— Что это?
— Деньги… за шкурку.
— Не понял, — честно признался майор.
— Виктор Романыч, я это… передумал. Самому до зарезу нужна!
Колобков уточнил:
— То есть ты хочешь её у меня КУПИТЬ?
— Нет, хочу обратно поменяться… Вот ваши деньги.
— Ну так поменять на деньги — значит купить! Маркса читал? Могу дать.
— Спасибо, — вежливо отказался прапорщик. — В общем… вот тысяча сто пятьдесят!
Колобков рассмеялся:
— Ха!. Ты меня ограбить хочешь! Ей цена — полторы тысячи!
Офонарев от такой наглости, Шматко выпучил глаза.
— Так… как… Я ж… ещё вчера!
— Слушай! Тебе и впрямь надо Маркса почитать! — серьёзно пояснил Колобков. — То было вчера, а то — сегодня! Рыночная экономика!
— Так она же… пахнет! И блестит не очень!
— Я её, между прочим, проветрил! Так что тысячу сто пятьдесят она уже никак не стоит!.
Через час оживлённого торга коммерческий гений второй роты вышел из штаба. В кармане у него было на тысячу четыреста семьдесят рублей меньше, чем до визита к майору. Шматко посмотрел на зашторенные окна кабинета Колобкова и процедил сквозь зубы:
— Ну, жмот! Тебе ещё эти бабки отрыгнутся! Пендюк!.
Домашнее чаепитие прапорщик Шматко уважал. Особенно с тортиком. Он сидел на кухне за столом и блаженствовал. Маша и её мама улыбались.
— Тортик ваш, Олег Николаевич — просто сказка! — воскликнула мама.
— «Киевский», — солидно поправил её Шматко. — «Сказки» тоже были, но мне «Киевский» больше нравится. Между прочим, у меня для вас ещё кое-что есть. Вот! Это вам!
Он достал из дипломата шкурку и положил её на стол.
— Ой, это же… песец! Какая прелесть! — закудахтала Анжела Олеговна. — Машенька, посмотри! Нет, ну чудо! Просто чудо! Олег Николаевич, у меня нет слов!
Шматко удовлетворённо улыбнулся:
— Между прочим, сам подстрелил… Из автомата!
Маша тут же спросила, как бы вскользь:
— Олежка, а ты ничего не путаешь?
— А что здесь путать? Подстрелил, как и положено… В глаз… Всю обойму…
— А ничего, что у нас песцы не водятся? — мило хихикнула девушка.
— Так это… Я в командировке был! На Севере…
— Маша, не будь занудой! — попросила мама. — Я знаете, что придумала? Пошью шикарное пальто и надену на вашу свадьбу!
Прапорщик перестал блаженствовать, чуть не поперхнувшись чаем.
— Но… Мы ещё не решили… — ляпнул он, не подумав.
— Что не решили? — насторожилась Анжела Олеговна.
Маша уверенно пояснила:
— Когда свадьбу делать. Зимой или летом… Ё-моё!
Утром, после завтрака, в дверь медицинского пункта постучали.
— Да! — крикнула медсестра.
Но никто не вошёл. Через несколько секунд стук повторился. Она снова крикнула:
— Войдите!
И опять странный посетитель не стал открывать дверь. На третий раз стук раздался почти без паузы. Больше кричать девушка не стала.
— Открыто! Да вы что там, оглохли? — почему-то совсем негромко произнесла она.
Её сердце вдруг заколотилось, словно собираясь пробиться наружу, из тесноты грудной клетки. Ирина встала, подошла к двери и медленно открыла её. На пороге стоял высокий, похудевший почти до неузнаваемости и нерешительный солдат. Просто рядовой Медведев.
Ирина прислонилась к косяку. Они молча посмотрели друг на друга.
Внезапно где-то в уголке её рта зародилась неуверенная улыбка.
Девушка отступила на шаг назад и тихо шепнула:
— Ну проходи…