Лето мафии

Глава 13

Возвратившись домой в три часа, я застал Сидни сидящим на крыльце. Было самое жаркое время суток, поэтому никто не колотил мячом в стену, не играл в стикбол и не прыгал через скакалку. Соседские ребята открутили кран пожарного гидранта и резвились в струе воды ватагой сумасшедших эльфов. Все они были раздеты донага — а Сидни был в свитере и ермолке.

Подойдя, я окликнул его по имени, и он тотчас же вскинул голову. Его лицо растянулось в широкой улыбке, и он торопливо сбежал по лестнице.

— Тебе удалось освободиться?

— Ну, разве я мог устоять перед Гэтсби?

Обняв Сидни за плечо, я уже собрался уходить, но тут из-за угла показался Прыгун. Он пел — страшно фальшивя, но пел: «До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до… До-си-ля-соль-фа-ми-ре-до-о-о-о». Устремив взгляд в небо, Прыгун прижимал одну руку к сердцу, а другую откинул параллельно земле ладонью вверх, словно исполнял арию. Он продолжал вокализ до тех пор, пока не заметил нас, после чего резко умолк. Похоже, он немного смутился, поэтому я сказал:

— Карузо! Что новенького в «Метрополитен»?

Приняв мои слова как комплимент, Прыгун радостно улыбнулся.

— Т-тебе понравилось?

— Тебя обязательно возьмут в оперу.

Он просиял.

— П-правда?

— Ну, конечно, — подтвердил я, поворачиваясь к Сидни. — Правда, Сидни?

Это застало Сидни врасплох. Он посмотрел на меня так, будто я спятил, однако не могло быть и речи о том, чтобы обидеть Прыгуна, поэтому, помявшись, Сидни промямлил:

— Ну… правда… это очень… здорово. Правда, здорово.

Широко улыбнувшись, Прыгун сказал:

— Спасибо, ребята. Мой папа говорит, опера в-вылечит меня от з-заикания. А вы ч-что думаете?

Сидни недоуменно наморщил лоб. Казалось, он молча взывал ко мне: «Черт побери, ну как ответить на такой вопрос?»

— Всякое возможно, — пришел на помощь я.

Повернувшись к Сидни, Прыгун спросил:

— А ты любишь оперу?

— Ну, я никогда не был в театре, но мой отец слушает оперы по радио, так что я кое-что слышал. Мне понравилось.

— Не хочешь сходить со мной з-завтра?

— Куда? — спросил Сидни.

— На субботний утренний спектакль в «М-метрополитен», — гордо ответил Прыгун. — «Аида»! Отец договорился с охранником, чтобы меня пустили через служебный вход.

— Ого! — обрадовался Сидни. — Конечно, хочу. Я спрошу у папы.

Прыгун повернулся ко мне.

— Ну а ты, Винни?

Я покачал головой. Если сегодня ночью мы обчистим Федеральный склад, в субботу нам предстоит отвозить товар — и я не знал, когда раздадутся первые отголоски и какими они будут.

— Завтра никак не могу, Прыгун. Как-нибудь в другой раз.

— Ладно… ребята, а вы, как всегда, идете в библиотеку?

— Спешим, — подтвердил я.

Прыгун виновато уронил голову.

— Винни… я насчет сегодняшнего утра. Извини. Порошок зашел за мной, и мы были уже у самой д-двери, когда нас схватил за шиворот мой старик. Оказывается, он договорился отвести меня на урок п-пения.

— Знаю. Порошок все объяснил. Ничего страшного. Позволь задать тебе один вопрос, — продолжал я. — Тебе нравится петь?

Прыгун замялся.

— Ну, н-нет. То есть, я хочу сказать, н-не знаю. Может быть. Просто я п-подумал, что, наверное, пора задуматься о будущем, понимаешь? — виноватым голосом продолжал он. — Вы все уже расквитались со школой, а м-мне еще год учиться. У меня никогда н-не было особой склонности к тому, чем мы занимались, — тебе это хорошо известно, Винни. Если бы к моменту окончания ш-школы я выучился п-петь, может быть, я н-начал бы честную жизнь. Конечно, в-великого певца из меня не получится, но, быть может, я смогу стать таким, как мой старик. Он зарабатывает н-неплохие бабки, воспитал нас нормально… ты понимаешь, к ч-чему я клоню?

Посмотрев на своего троюродного брата, я вдруг осознал, что он говорит правду. Прыгун не был отлит для такой жизни. Наверное, я совершил ошибку, из чувства жалости пригласив его в банду. Я не мог сказать, сможет ли он когда-нибудь зарабатывать на жизнь пением, но мафиози из него точно никогда не получится.

Я сказал:

— Да, Прыгун, я тебя прекрасно понимаю. Продолжай петь. Поговорим обо всем позже, ладно?

— Спасибо, Винни, — с нескрываемым облегчением произнес Прыгун. — Как скажешь.

— Ни о чем не беспокойся. — Я похлопал Прыгуна по плечу, отпуская его. — До встречи.

— Х-хорошо, — сказал Прыгун и пошел своей дорогой.

Я повернулся к Сидни.

— Ну что, ты готов поздороваться с Гэтсби?

Сидни с жаром закивал, и мы направились на восток по Тридцать шестой улице. Перебежав на противоположную сторону, чтобы не промокнуть насквозь под струей из пожарного гидранта, мы в шутку погрозили резвящимся малышам. Прозрачное облачко мелких капелек воды, поднятое бушующим гейзером, все-таки обдало нас, и ребятишки пришли в восторг. Радостно запрыгав, они закричали, призывая нас присоединиться к ним. Картина была знакомая, и я словно вернулся на десять лет в прошлое, когда сам был ее частью. Мир определенно стал другим. В Европе завершилась большая война, в Корее началась маленькая. Чак Йегер преодолел звуковой барьер, и мы впервые услышали о такой вещи, как компьютер. Но Нью-Йорк, наверное, в своей сути остался тем же. «Адская кухня», по-прежнему разделенная по национальному признаку, все так же не умела прощать и противилась переменам, и здесь все так же играли на улице дети. Рассмеявшись, я вытер лицо, и мы пошли в направлении Десятой авеню мимо рядов мусорных баков, которые дожидались утренней машины. Когда машина приедет за ними, разочарованные люди, питающие отвращение к своему уделу в жизни, будут колошматить проржавевшими баками по бетонным тротуарам, давая выход разочарованию. Эта металлическая симфония способна была разбудить и мертвого, и я всегда старался ее пропустить.

Дожидаясь сигнала светофора, мы остановились на углу Десятой авеню рядом с высокой блондинкой в туфлях на шпильках, обтягивающих розовых шортах и блузке, из которой грозило вот-вот вывалиться ее содержимое. Поймав многозначительную улыбку блондинки, обращенную ко мне, Сидни дернул меня за футболку.

— Как поживает Терри? — нарочито громким голосом спросил он.

Раскусив его намерения, я усмехнулся.

— Терри поживает хорошо. Лучше всех. Я объяснил ей, что сегодня мне надо будет уйти пораньше, чтобы встретиться с тобой, и она просила передавать тебе привет.

— Замечательно… и ты тоже передай ей привет от меня, — сказал Сидни.

Нам загорелся зеленый свет, и блондинка первой направилась на противоположную сторону. Обернувшись, она снова улыбнулась, и Сидни громко выпалил:

— Быть может, мы как-нибудь пообедаем с твоей подругой.

— Разумеется, — ответил я. — Я позабочусь об этом.

Я выразительно пожал плечами блондинке; она, снисходительно пожав плечами в ответ, ускорила шаг.

Когда мы дошли до библиотеки и стали подниматься по огромной лестнице, которая вела к главному входу со стороны Пятой авеню, я вдруг поймал себя на мысли, что за какие-то несколько месяцев успел полюбить подниматься по этим ступеням. Если знания действительно являются силой, то эта лестница, несомненно, вела к генератору. Но в самом конце этого лета она привела нас с Сидни к тому, что в корне изменило нашу жизнь.

Мы с Сидни вышли из библиотеки как раз тогда, когда только начинался вечерний час пик. Спустившись по лестнице, мы повернули на юг, вливаясь в людской поток. Кто спешил на свидание, у кого впереди был вечер в одиночестве с книгой; одних ждал ужин в кругу семьи, другие торопились «на водопой», хваля господа за то, что сегодня пятница. Судя по одежде, это были служащие низшего и среднего звена: мужчины в легких летних костюмах, многие с пиджаком, перекинутым через руку, чтобы спастись от жары; женщины в сарафанах или юбках и блузках. Но одно было общим у всех: все смотрели прямо перед собой, не обращая внимания друг на друга. Каждый спешил к своей цели, казалось, полностью сосредоточенный на том, что находилось где-то впереди, но оставалось недосягаемым. «Гражданское население», — подумал я, работяги, которые не замечают окружающего мира. Если я когда-нибудь разрешу Порошку запустить свои проворные пальцы в эту толпу, мы запросто сможем открыть магазин бумажников. Мне было даже жаль этих людей. Они живут тусклой жизнью без светлых пятен. У нас же, напротив, светлых пятен столько, что есть опасность получить ожог. Мы принадлежим к особому кругу: у нас есть Семья.

Мы пересекли Сорок первую улицу и направились на юг к Тридцать шестой. Сидни продолжал анализ романа Фитцджеральда, начатый еще в библиотеке:

— Так что хотя это и картина Америки двадцатых, по большому счету, это рассказ о человеке, который поднимается от лохмотьев к богатству, но обнаруживает, что на самом деле деньги не могут купить ему то, чего он в действительности хочет, — положения в обществе.

Он прижимал к груди экземпляр «Великого Гэтсби» так, словно это был новорожденный младенец.

— Он чем-то похож на Джорджио Петроне, — заметил я.

— На кого?

— На одного типа, тоже из книги — в которой перечислены преступники-рецидивисты. Этот Петроне…

Резко умолкнув, я схватил Сидни за руку, и мы остановились. Впереди прохожие поспешно расступались влево и вправо, освобождая дорогу шестерым наглым крепышам. Они шли развязной походкой, с презрительными усмешками взирая на расступающуюся перед ними толпу. Всем шестерым было лет под двадцать, все были в «форме» — черных футболках с пачкой сигарет, засунутой в закатанный левый рукав, зауженных книзу брюках и остроносых ботинках. Только слепой мог не узнать в них уличную банду, и только «штатский» мог не узнать Ника Колуччи и его «гремучих змей».

Я узнал самого Колуччи и братьев Сэла и Аля Руссомано, похожих на хорьков. Следом за ними шли двое новичков, которых я до этого не видел, и, наконец, Пит Станкович по прозвищу Вонючка. Он был чем-то похож на Распутина, только вдвое крупнее и вдвое крепче. На Пятой авеню банда выглядела чужеродным телом, что было очевидно по отвращению, с которым ее провожали взглядом прохожие.

Увидев нас с Сидни, Колуччи замедлил шаг и, злорадно ухмыльнувшись, засунул большие пальцы за ремень. Я не видел его с тех пор, как заставил вернуть ермолку Сидни; и вот сейчас, глядя на него во главе своей банды, я подумал, что он, вероятно, подкарауливал именно нас. Ник мельком взглянул на Сидни, затем снова уставился на меня.

— Винни… вот так встреча, — сказал он. — Вижу, ты продолжаешь свое высшее об-ра-зо-ва-ние.

Впервые до меня дошло, что Колуччи следил за моей дружбой с Сидни. Я решил, все дело в том, что он до сих пор не мог простить мне, что я вступился за еврея, однако на самом деле тут было нечто большее. Колуччи был одним из тех главарей банд, что покупали у меня планы операций, и сейчас его доходы упали, как и у многих банд Вест-Сайда. Недовольны были все, но в случае с Колуччи подмешивалась и личная обида. И сейчас его полностью устраивало соотношение сил: шестеро на одного с половиной.

Широко раскрыв глаза, Сидни испуганно перевел взгляд с Ника на меня и обратно. Сглотнув подступивший к горлу комок, он крепче стиснул книгу. Поток пешеходов разделился на два рукава, которые обтекали нас словно скалу, возвышающуюся на стремнине реки. Никто не осмеливался к нам приблизиться.

— Ник, тебя это чем-то задевает? — спросил я.

— Знаешь что, Винни, может быть… может быть, — ухмыльнулся Ник.

Стоявшие за ним Сэл и Аль Руссомано подобострастно хихикнули, похлопав друг друга по кулакам. Лицо Станковича оставалось каменным.

Ник Колуччи был одного роста со мной, но шире в плечах и старше. Как правило, он наводил ужас на своих противников одним своим видом: жидкие светлые волосы, золотой зуб во рту, изрытое оспинами лицо и подбородок со шрамом. Однако на меня это не подействовало — и Ник это понял. И тем не менее ему нужно было сохранить лицо перед своей бандой.

— В таком случае, Ник, у меня тоже к тебе одна претензия, — как можно более спокойным голосом произнес я. — Ты мне не нравишься.

— О-о… вот как? — язвительно поинтересовался Колуччи. Он оглянулся на своих дружков, ища у них поддержки, получил ее и, снова повернувшись ко мне с ледяной усмешкой на лице, пожал плечами. — Это еще почему?

— Потому что ты дурак, — ответил я абсолютно без злости в голосе.

Дружки Ника на мгновение опешили, затем, опомнившись, бросились было на меня. Ник поднял руку, останавливая их; от его фальшивой улыбки не осталось и следа.

— Ну а ты умник, Винни. Я слышал это от разных людей. Например, от Недотроги Грилло. Многие недовольны тем, что ты наживаешь себе врагов не там, где нужно. — Он бросил презрительный взгляд на Сидни. — И друзей ты тоже подбираешь себе не тех.

— Передай Грилло, — невозмутимо промолвил я, — что мне нравятся те, с кем я дружу. Ну а все остальные знают, где меня найти.

— Хорошо. — Ник медленно кивнул. — А сейчас слушай, что я тебе скажу, «налетчик». Настанет день, когда ты обосрешься по-крупному и твоего старика не окажется рядом, чтобы вытереть тебе задницу. И в этот день тебя и твоего жиденка закатают под асфальт на стоянке.

Я понимал, что Ник стремится вывести меня из себя. У него была солидная поддержка, а мне нужно было еще думать о Сидни, который наверняка не захочет расстаться со своей долбаной книгой. Ник ждал, что я сорвусь с катушек, но я поступил как раз наоборот — стал вежливым и учтивым. Одарив его признательной улыбкой, я сказал:

— Ай-ай-ай. Огромное тебе спасибо, Ник, за предостережение. Ты мне очень помог. Определенно, я постараюсь впредь держаться подальше от автостоянок. — Сложив из указательного и большого пальцев пистолет, я прицелился Нику в нос и сказал: — Щелк! — Затем подождал реакции, не дождался и добавил как можно небрежнее: — Какой чудный день! Полагаю, надо немного прогуляться.

С этими словами я тронулся вперед. Мой замысел сработал. Ник и его банда опешили — впрочем, как и Сидни.

Мы пошли своей дорогой, и я попытался успокоить Сидни, начисто забыв о столкновении с Колуччи. Я продолжил прерванный разговор так, словно ничего не произошло.

— Итак, ты говорил, что этот парень Гэтсби не смог купить себе положение в обществе, потому что люди помнили о его темном прошлом… Как ты думаешь, он в молодости был членом банды?

Пораженный Сидни молча вытаращился на меня.