Лето мафии

Глава 29

Когда мы покидали зал «Денбос», было всего пятнадцать минут одиннадцатого. Все мы были на взводе, это был Гарлем, и душная субботняя ночь еще только начиналась. Расходиться по домам не хотелось никому.

— Как насчет того, чтобы пропустить по стаканчику и послушать джаз? — предложил Порошок.

— Точно, — подхватил Луи. — Бенни, где тут самое горячее заведение, в котором не откажутся обслужить Прыгуна и Сидни?

Официально в Нью-Йорке алкоголь разрешалось продавать только тем, кому исполнилось восемнадцать лет, однако ночные клубы, куда не пускали несовершеннолетних, можно было пересчитать по пальцам.

— В-все в порядке, я в-выпью кока-колу, — остановил его Прыгун.

— И я тоже, — согласился Сидни. — Я только выпиваю капельку вина по праздникам.

— Отличных мест здесь полно, — с некоторой неохотой ответил Бенни. — В одно нас точно пустят. Это клуб «Рио».

— Это не там ли работала твоя мать? — спросил Мальчонка.

Бенни смущенно пожал плечами.

— Насколько мне известно, она до сих пор там работает.

— Послушай, Бенни, — сказал я, — если у тебя нет желания туда идти…

— Да все в порядке… Я уже давно с ней не виделся. Быть может, она будет рада встрече.

Клуб «Рио» находился в полуподвальном помещении старого каменного здания на Сто двадцать шестой западной улице. Маленькая неоновая вывеска указывала на короткую лестницу, которая вела к массивной дубовой двери. В тридцатые годы здесь располагался подпольный питейный притон, и с тех пор в двери осталось маленькое окошко, через которое во время «сухого закона» разглядывали посетителей.

Чернокожий вышибала размером с бегемота, открывший окошко, узнал Бенни и впустил нас. Его сверкающей бритой наголо голове было самое место в кегельбане. Несмотря на то что заведение было заполнено народом, вышибала, прокладывая дорогу плечами, проводил нас к самой стойке. Стена, отделяющая этот подвал от подвала соседнего здания, была разрушена, что позволило вдвое увеличить размеры клуба, однако зал все равно был запружен пестрой публикой, а табачного дыма в воздухе висело столько, что его хватило бы для того, чтобы окутать смогом небольшой город.

Приблизительно четверть посетителей составлял прилично одетый «белый народ», пришедший сюда или в поисках острых ощущений, или чтобы насладиться настоящим джазом. В подобных заведениях можно было, если повезет, случайно наткнуться на настоящую легенду вроде Диззи Гиллеспи, Чарли Паркера или Тедди Вильсона, заглянувших «просто посидеть». На маленькой сцене оркестр из пяти музыкантов подыгрывал очень привлекательной певице. На вид ей было лет сорок; она была в туфлях на шпильках и красном атласном платье с глубоким декольте и вырезом до самого бедра. Певица исполняла «Ты изменился» в стиле, который чем-то напоминал стиль Билли Холидея. Хотя в афишах она значилась как Рубин Карлайл, настоящее ее имя было Лори Вил — это была мать Бенни Вила.

Песня закончилась, и публика встала, награждая певицу громом аплодисментов. Раскланявшись, Рубин покинула сцену, а оркестр перешел к огненному исполнению «Улицы зеленых дельфинов». Тотчас же снова зазвучали восторженные овации. Особенно воодушевленно хлопал тощий коротышка-негр лет двадцати с небольшим, стоявший рядом со мной.

— Дружище, как же здорово играют эти ребята! — заметил он.

— Я здесь впервые, — сказал я. — Они здесь всегда?

— Все зависит от обстоятельств, — ответил негр. — Ребятам приходится много разъезжать, но Рубин, насколько я слышал, здесь уже давно.

— Ты ее знаешь? — спросил я.

— Не то чтобы знаю, — ответил негр, — но мне нравится ее манера исполнения. Я несколько дней приходил посмотреть на нее в свой перерыв, поскольку я работаю здесь совсем рядом, за углом.

— Где это?

— В клубе «Аполлон».

— Не брешешь? — с уважением спросил я.

Негр усмехнулся.

— Не брешу.

— Ты что, уже кто-то?

— Ну, каждый человек является кем-то… — он просиял, — но я играю в трио Уилла Мастина. — Негр протянул руку. — Сэмми Девис-младший.

Пожав ему руку, я тоже представился:

— Винни Веста.

На мгновение крепко стиснув мне руку, Девис сказал:

— Рад познакомиться с тобой, Винни. — У него была заразительная улыбка. — Загляни как-нибудь, — продолжал он. — Мы будем выступать в «Аполлоне» всю следующую неделю.

— Благодарю за приглашение. Постараюсь.

— Желаю приятно отдохнуть, — сказал на прощание Девис и начал пробираться сквозь толпу к выходу. Со всех сторон его окликали, хлопали по плечу, пожимали руку. Несомненно, он уже был довольно известен, и у него имелись почитатели. Я решил, что мне надо обязательно увидеть его на сцене.

Неожиданно появившийся у меня за спиной Бенни тихо произнес:

— Я иду за сцену. Пошли со мной, хорошо? Лучше быть не одному.

— Ты хочешь поговорить со своей матерью? — спросил я.

Бенни кивнул.

— Да.

Пространство «за сценой» в клубе «Рио» представляло собой тесный проход, заваленный всяким хламом, и две крохотные гримерные, на двери одной из которых была приколота большая звезда с надписью «Рубин Карлайл».

Бенни не виделся с матерью уже больше года, а их последняя встреча обернулась катастрофой. Мать напомнила Бенни, что на самом деле совсем его не знает и не хочет знать и что за всю свою жизнь она видела его всего раз десять. И с этим ничего не поделаешь — он для нее совершенно чужой человек, и у нее нет к нему никаких чувств. Если Бенни хочет «распустить родственные нюни», пусть отправляется к ее матери и сестрам, у которых он воспитывался до тех пор, пока не стал завсегдатаем тюрем для несовершеннолетних. Или можно наведаться в Лос-Анджелес, в госпиталь ветеранов войны, к папаше, хотя тот вряд ли узнает собственного сына.

Бенни осторожно постучал в дверь, и мы стали ждать ответ. Тишина; он постучал снова. Из комнаты донесся какой-то шорох, говорящий о том, что мать Бенни, вероятно, внутри. Вздохнув, Бенни собрал все свое мужество и медленно толкнул дверь.

Лори Вил, она же Рубин Карлайл, лежала с закрытыми глазами на диване в викторианском стиле. На столике перед ней лежали чайная ложка, шприц, несколько спичек и пустой пакетик.

Покачав головой, Бенни пробормотал:

— Проклятие…

Какое-то время мы молча следили за частым дыханием Лори Вил, затем Бенни прошел в гримерную и опустился на колени перед диваном. У его матери задрожали веки, глаза открылись, и она посмотрела на сына. Зрачки у нее были мутные, белки налились кровью. Она прищурилась, словно пытаясь что-то вспомнить, но тотчас же снова закрыла глаза. Бенни поцеловал матери руку, затем, нагнувшись, осторожно прикоснулся губами ей ко лбу.

Пятясь, мы вышли из комнаты, и Бенни уставился на звезду с надписью «Рубин Карлайл». Покачав головой, он закрыл дверь и, повернувшись ко мне, тихо промолвил:

— Это все… последняя попытка…