Всех, кроме Сидни, доставили в управление полиции Центрального южного округа. Местной полиции были известны все «налетчики», и Сидни явно оказался лишним. Поскольку он к тому же был ранен, его отвезли в больницу «Белльвю» и предупредили Батчеров. К счастью, они оказались дома и сразу же приехали в больницу. Остальных в ожидании допроса запихнули в «обезьянник».
В полиции знали, что Рыжий приходится племянником братьям Коллинз, поэтому о случившемся поставили в известность Дэнни и Роберта. Однако остальным родственникам не сообщили о том, что их дети угодили в полицию. Нас уже давно подозревали во многих ограблениях, однако до сих пор не удавалось ничего доказать. Кое-кто из высокого начальства, из тех, кто не был на содержании у мафии, постоянно разносил местную полицию за то, что она не может прижать к ногтю каких-то подростков, поэтому мы были источником головной боли. Никаких обвинений в причастности к взрыву бомбы нам предъявить не могли, поэтому нас задержали для того, чтобы «задать кое-какие вопросы». Естественно, полицейские сделали все возможное, чтобы сделать наше пребывание в участке как можно менее приятным.
Было уже почти пять часов вечера, когда следователи Сассо и Бернс наконец закончили допекать нас. Все ребята держались с честью, не сломался никто, даже Прыгун, хотя, сказать по правде, он был настолько далек от всего, что и сам не смог бы сказать, знает что-нибудь или нет. Мы стояли на том, что никто ничего не видел, никто ничего не слышал и никто никого не подозревает. Фараоны понимали, что это чистой воды ложь, но вынуждены были довольствоваться нашими показаниями.
Меня допрашивали последним, и когда я наконец вернулся к ребятам, они сидели, совсем приуныв, в тесной камере пятнадцать на пятнадцать футов, навевающей клаустрофобию. Отперев дверь, Сассо затолкнул меня внутрь. Споткнувшись, я растянулся во весь рост и сказал:
— Благодарю, без этого я никак не мог обойтись.
Молча покачав головой, Сассо с грохотом захлопнул дверь. Мы непроизвольно вздрогнули от металлического лязга.
— Ну, как ты? — спросил Мальчонка.
— От бесконечной любящей заботы болит все тело, — признался я, — но в остальном все в порядке. А вы?
— Все молодцы, — сказал Мальчонка. — Даже Прыгун. — Он похлопал Прыгуна по спине.
— Да, н-но, ребята, — сказал тот, — к-как же разозлится мой с-старик!
Я повернулся к Луи.
— Ты по-прежнему считаешь, что это были Ник и Малой?
— Они подходят по всем статьям, — подтвердил Луи.
Я кивнул.
— Но надо убедиться в этом наверняка, а также узнать, кто отдал приказ. — Я провел указательным пальцем по носу. — Драго тоже подходит по всем статьям, но только и в этом надо убедиться.
Бенни спросил:
— Как вы думаете, легавые купились на нашу брехню?
— Это не имеет значения, — уверенно заявил Порошок. — Они все равно ничего не смогут доказать. — Мы разом повернулись к нему. Порошок смущенно заморгал, теряя уверенность. — Ну, ведь не смогут же, правда?
— Дело не в этом, — заметил Рыжий.
— Рыжий прав, — согласился я. — Полиции известно, что кто-то швырнул нам в окно бомбу. С простыми гражданами подобное происходит нечасто. Нам словно повесили табличку: «Мы завязли в дерьме. Присматривайте за нами».
— У тебя есть план? — спросил Бенни.
— Да, сначала надо выспаться, — сказал я. — Денек выдался длинный.
Опустившись на пол, я свернулся в клубок. Сейчас это было единственным разумным занятием.
Я успел проспать меньше часа, когда меня разбудил Мальчонка, дернув за руку: в камеру вернулся Сассо, а вместе с ним были Анджело и мой отец. Отперев дверь, Сассо проворчал:
— Эй, шпана, поднимайтесь… живо отсюда.
Мы быстро покинули камеру, и я вопросительно посмотрел на отца. Тот ответил:
— Про вас сообщили по радио в шестичасовом выпуске новостей. Мы услышали об этом, когда возвращались из Коннектикута. Диктор упомянул, что вас забрали в полицию. — Улыбнувшись, он добавил: — Поэтому мы приехали сюда и попросили следователя Сассо отпустить вас…
— И только? — спросил я, понимая, что на самом деле все было гораздо сложнее.
Усмехнувшись, Анджело пояснил:
— Ну, Джино упомянул о том, что его друг Костелло и начальник полиции очень большие друзья… В общем, Сассо все понял.
— Спасибо, папа… но Сидни ранен. Я бы хотел его проведать.
— Bene.[30] Мы с Анджело отправимся вместе с тобой.
Покинув полицейский участок, ребята разошлись в разные стороны. Я, мой отец и Анджело направились в больницу «Белльвю». По дороге я рассказал о том, что Луи успел увидеть на улице перед домом Бенни отъезжающую машину, заключив, что, по его словам, это были Ник Колуччи и его кузен Малой. Я также вспомнил судорожное движение Сидни, которое и привлекло мое внимание к окну перед самым взрывом. Я смог увидеть только мелькнувший подбородок — но, может быть, Сидни удалось разглядеть лицо.
Когда мы вошли в палату к Сидни, он дремал, усевшись на подушке. Его веки, задрожав, открылись, и он улыбнулся. У него был перебинтован затылок, а глаза налились кровью. Собрав все силы, Сидни слабо махнул рукой.
— Здравствуйте, мистер Веста… мистер Мазерелли… привет, Винни. Вы только что разминулись с моими родителями.
Врач «Скорой помощи» ввел ему обезболивающее, и он говорил слегка заплетающимся языком.
— Сидни, — спросил я, — как ты себя чувствуешь?
— Думаю, все в порядке. Спину жжет, и голова кружится, но мне дали какое-то лекарство, так что все терпимо.
Я присел на край кровати, а Анджело остался стоять в дверях. Мой отец пододвинул к кровати стул, сел, снял шляпу и закинул ногу на ногу.
— Врачи говорят, у тебя легкое сотрясение мозга, — сказал он. — Ночь за тобой будут наблюдать здесь, а утром отпустят домой.
— Терпеть не могу больницы, — заметил Сидни.
Отец улыбнулся.
— Наверное, то же самое можно сказать про всех людей — за исключением разве что врачей.
Сидни посмотрел на меня.
— А ты как? Мой папа сказал, вас всех забрали в полицию.
— Мы все живы и здоровы и на свободе, — успокоил его я.
Повернувшись к моему отцу, Сидни с гордостью произнес:
— Винни сказал, я спас ему жизнь.
— Если он так сказал, значит, это правда, — подтвердил мой отец.
— Там было много дыма, у меня кружилась голова, но я слышал, как он это сказал.
— Ты не ослышался, — сказал я. — И я не отказываюсь от своих слов.
— Это было после взрыва, — сказал мой отец.
Сидни кивнул.
— Ага… когда пришел Луи, а затем Рыжий. Луи высказал предположение, что это был Ник Колуччи… Это действительно так.
Мой отец и Анджело переглянулись. Подойдя к кровати, Анджело спросил:
— Ты уверен?
Сидни кивнул.
— Я успел увидеть в окно его лицо… как раз перед тем, как он бросил бомбу.
— Почему ты ничего не сказал? — спросил я.
Казалось, мой вопрос смутил Сидни; наконец он ответил, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся:
— Но ведь Луи все сказал… я же слышал.
Встав, мой отец надел шляпу.
— Спасибо, Сидни. — Он потрепал Сидни за плечо. — И еще одно, Сидни: не надо никому говорить о нашей беседе, хорошо?
— Хорошо, мистер Веста.
— Вот и отлично, А теперь отдыхай. Как только ты выздоровеешь, мы отправимся на Кони-Айленд.
— Ого! — восторженно воскликнул Сидни. — А можно будет взять и моего папу? Он никогда там не был.
— Ну, разумеется! — ответил мой отец. — Мы возьмем всех. Все поедем. — Он ласково взъерошил Сидни волосы. — Спокойной ночи, Сидни.
— Спокойной ночи, мистер Веста… спасибо за то, что навестили, Винни.
— Не стоит благодарности, Сидни. Увидимся завтра, — сказал я и вышел вслед за отцом и Анджело из палаты.
Мы прошли к лифтам, нажали кнопку вызова и стали ждать.
Мой отец, повернувшись к Анджело, сказал:
— Я хочу, чтобы ты разыскал Колуччи и Малого… сегодня же. Поговори с ними. Нам достоверно известно, что это сделали они, но подонки выполняли чей-то заказ. Выясни, кто отдал им приказ.
— Малой работает в ломбарде своего дяди, — сказал я. — «Честный Фред», это в Гринвич-Вилледже.
Двери лифта открылись, и мы вошли в кабину.
— Ты полагаешь, за этим стоит Джи-джи? — спросил Анджело.
— Да, главный заказчик он, но, скорее всего, посредником выступил Драго. Если Драго действительно здесь замешан, я хочу, чтобы он получил наш ответ до завтрашнего утра.
Двери лифта закрылись, и кабина поехала вниз. Мы были абсолютно убеждены, что кража мехов была лишь первым раундом разгорающегося противостояния между Костелло и Дженовезе — но нам до сих пор не были известны ни цели, ни намерения сторон.