Лето мафии

Глава 26

Контора моего отца находилась на углу Двенадцатой авеню и Пятнадцатой улицы, фасадом к причалам — все причалы от Тринадцатой до Пятьдесят седьмой улицы находились в отцовских владениях. Все, что ходило, ездило и плавало на этой территории, попадало под юрисдикцию профсоюза портовых грузчиков. Заправлял этим профсоюзом Альберт Анастасия, и он назначил моего отца своим представителем.

Всей портовой деятельностью Нью-Йорка заведовал Винченто Маньяно, капо нашей Семьи, но он поручил контроль за всем этим Анастасии, а тот, в свою очередь, доверил это дело моему отцу.

Помимо разгорающегося конфликта между Костелло и Дженовезе назревала вторая война между Маньяно и его ближайшим помощником Анастасией. На время работы комитета Кифовера было объявлено перемирие, однако под внешним спокойствием на поверхности в глубине тлел огонь. Рано или поздно или Маньяно, или Анастасия должны были уйти… навсегда.

Контора моего отца не отличалась внешней роскошью, зато здесь имелось все для эффективной работы; не слишком просторная, она была очень уютной. Лучше всего ее можно было охарактеризовать словом «ставка»: массивный дубовый письменный стол, диван, небольшой кофейный столик, удобные кресла и маленький сервант. Всю стену за письменным столом занимала большая фотография центральной части Вест-Сайда с высоты птичьего полета, а окна выходили на причалы. От входа со стороны Пятнадцатой улицы посетители попадали сначала в приемную, где, как правило, дежурил Бо Барбера.

Анджело, Мальчонка и я зашли в приемную в половине пятого и, помахав Барбере, направились дальше в кабинет отца. Все мы обливались потом, но Анджело просто выглядел так, словно его окатили из шланга. Он снял пиджак, но его сорочка промокла насквозь, а кожаная портупея оставила темное пятно на спине за поясом. Мы с признательностью вошли в прохладу кондиционеров, где нас встретил знакомый запах оружейной смазки. Отец сидел за столом и протирал ствол своего пистолета 45-го калибра тряпочкой, смоченной в этой пахучей жидкости. Ее приятный аромат я ставил в один ряд с запахом чеснока, дикого майорана и свежего хлеба. Мы с Мальчонкой уселись на диван, а Анджело плюхнулся на стул перед столом.

— Ты готовишься к неприятностям? — спросил Анджело, указывая на пистолет.

— Всякое может быть. Я слышал, у вас прошло не все гладко. — Отец взглянул на нас с Мальчонкой.

— Ничего серьезного, — махнул рукой Анджело. — Недотрога немного разгорячился, поэтому я решил испортить Джи-джи обед. Кто звонил?

— Костелло. Он в ярости… Я ему обещал, что все будет спокойно.

Анджело презрительно фыркнул.

— Значит, Джи-джи сразу же завизжал как резаный. Он нажаловался Дженовезе?

Отец кивнул.

— А Дженовезе тотчас же позвонил Костелло. Ну а тот связан по рукам и ногам этим комитетом Кифовера. Он настаивает на том, чтобы всем встретиться и поговорить.

— Тут что-то не вяжется, — заметил Анджело. — Джи-джи известно, что у нас есть фотографии. Неужели он готов рискнуть, что мы покажем их Костелло? Он же должен понимать, что в этом случае все дерьмо полетит в его сторону.

— Согласен, — сказал отец, — но мне почему-то кажется, что Джи-джи не видит в этих снимках угрозы для себя.

— Да он patzo,[19] — выразительно покрутил пальцем у виска Анджело. — Как только Дэнни Пизано увидит, как Джи-джи трахает его жену, он не станет ни у кого спрашивать разрешения — он просто его замочит, и плевать ему на Кифовера. Костелло это прекрасно понимает.

— Ну а если Дэнни не пожалуется? — многозначительно промолвил мой отец, вопросительно подняв бровь.

— Черт побери, но что может его остановить?.. — Анджело умолк. Вдруг до него дошло, что существует и другая возможность. Я тоже увидел ее.

Отец кивнул. Мельком бросив взгляд на меня, он снова повернулся к Анджело.

— Как я уже говорил Винченцо… когда царь Давид влюбился в Вирсавию, ему понадобилось устранить препятствие в лице ее мужа. И царь послал его в сражение в первом ряду, чтобы тот обязательно погиб. Так и произошло. И никаких препятствий больше не осталось.

— Но Дэнни — один из ближайших помощников Джо Боннано, черт возьми, — возразил Анджело. — Если Джи-джи пришьет Дэнни, Боннано так просто это не оставит.

— Ну а если Дэнни просто исчезнет бесследно? Подозрения будут у всех, но трупа-то ведь нет. Боннано не сможет обратиться в Комиссию без доказательств.

— Мы сможем показать Костелло фотографии, — сказал Анджело.

— Верно, — согласился мой отец. — Но Дэнни пропал, а у Боннано нет доказательств, что он убит. Костелло меньше всего нужны внутренние раздоры. Комиссия и так только и думает, что об этом Кифовере. Нет — если Дэнни Пизано исчезнет, от фотографий не будет никакого толка.

«Господи, — подумал я, — возможно, Джи-джи нас перехитрил».

— А что, если мы предупредим Дэнни? — спросил Анджело.

— Не надо недооценивать Джи-джи, — возразил отец. — Если он согласился на встречу, значит, уже слишком поздно… Дэнни уже мертв.

— Когда назначена встреча? — спросил Анджело.

— На сегодня, на пять вечера, — ответил отец, снова бросив взгляд на меня. — И Костелло хочет, чтобы я захватил с собой тебя, поскольку, как ему сказали, все заварил именно ты. Заедем домой, чтобы ты надел костюм.

Закончив чистить пистолет, отец вставил обойму в рукоятку. Выждал мгновение и резким движением задвинул ее до щелчка.

Пятичасовая встреча состоялась в роскошных апартаментах Фрэнка Костелло в небоскребе «Маджестик-тауэрс» на Западной Сентрал-парк. Эта квартира была мне знакома, потому что я уже несколько раз бывал здесь, когда Фрэнк и Бобби Костелло приглашали нашу семью на свои царские ужины. Необъятная гостиная, выходившая окнами на Центральный парк, была дорого и со вкусом обставлена под стать высокому положению своего хозяина. На встречу были приглашены только те капорежиме, кто заправлял районами в центре города и в Вест-Сайде. Костелло решил, что, поскольку они территориально ближе всего к враждующим сторонам, им будет проще помочь уладить спор.

Джи-джи и Недотрога Грилло приехали раньше нас вместе со своим заступником Вито Дженовезе. Как только я, Анджело и мой отец вошли в гостиную и увидели их, мы сразу же поняли, что угроза со стороны фотографий устранена. Остальные присутствующие этого еще не знали, но Дэнни Пизано уже отправился на корм рыбам.

Следующими приехали Поль Драго и Карло Риччи. Драго, бывший портовый грузчик, не любил шутить. Поднимаясь к своему нынешнему высокому положению, он отправил на тот свет не меньше десяти человек. Плотным, накачанным торсом, квадратной физиономией и коротким ежиком на голове Драго больше всего напоминал сержанта из учебного центра морской пехоты.

Следом за Драго и Риччи появились три других капорежиме со своими помощниками. Все были в дорогих костюмах. Пока официантка в переднике обносила гостей подносом с затейливыми закусками, шел дружеский разговор ни о чем. Затем официант в смокинге подал напитки. Убедившись, что гости расслабились, Костелло пригласил всех в соседний кабинет.

Господствующее положение здесь занимал массивный стол в стиле Людовика Четырнадцатого на двадцать персон, а вдоль стен выстроился еще один ряд стульев для помощников, которым предстояло сидеть за спиной своих капорежиме. Костелло занял место во главе стола, Дженовезе уселся справа от него, а мой отец — слева. Джи-джи и Драго сели рядом с Дженовезе. Мы с Анджело сели рядом с моим отцом. Недотрога занял место позади Джи-джи, а Карло Риччи — позади Драго.

Только наблюдая за языком жестов, можно было безошибочно определить, что между Костелло и Дженовезе взаимная вражда.

— Перейду прямо к делу, — объявил Костелло. — Вот уже некоторое время между нашими друзьями Джино Вестой и Джорджио Петроне зреет неприязнь. Я не знаю, что стало причиной этого, и не хочу знать. Но мне известно, что эта неприязнь уже вылилась в конкретные стычки — одна из которых произошла сегодня.

Остановившись, он поочередно взглянул на моего отца и на Джи-джи, словно дожидаясь от них подтверждения своих слов. Оба кивнули.

— Я переговорил с остальными членами Комиссии, — продолжал Костелло, — и мы пришли к единодушному заключению. Этому нужно положить конец. Всем вам известно о слушаниях, посвященных работе комитета Кифовера. Любые наши действия — все, что привлечет к нам внимание прессы, — пока продолжаются слушания, станут катастрофой. Поэтому Комиссия ждет от нас заверений в том, что эти разногласия не выплеснут коза ностра на первые полосы газет. Итак, перед свидетелями… вы дадите слово. Джино? Джорджио?

Первым заговорил Джи-джи. Он поднял руки, демонстрируя свое миролюбие, и произнес самым умиротворенным тоном:

— То, что произошло, — это лишь небольшое недопонимание. Не сомневаюсь, мы оба этого не хотели. Мы с Винни, сыном Джино, — замечательным мальчиком, к которому я отношусь с огромным уважением, — провернули вместе одно дело. К сожалению, не все прошло гладко. Конечным следствием чего явилось то, что Анджело Мазерелли расстрелял из обреза мой очень дорогой письменный стол.

Анджело подался было вперед, чтобы высказать возражения, но тотчас же понял, что здесь не место для этого, и придержал язык.

— Но, — продолжал Джи-джи, — я не держу ни на кого обиды. Я хочу только мира. Поэтому я с готовностью протягиваю руку Джино Весте и даю слово, что не стану зачинщиком новых неприятностей.

Джи-джи откинулся назад, довольный собой. Он бросил взгляд на Костелло, ожидая от него одобрения. Тот, кивнув, повернулся к моему отцу.

— А ты что скажешь, Джино?

Заставив собравшихся потомиться в тревоге, отец наконец сказал:

— Как всем вам известно, я всегда стремился только к миру, как внутри La Gamiglia,[20] так и за ее пределами. Как сказал Джорджио, то дело, которое он провернул вместе с моим сыном, завершилось не слишком хорошо. Поэтому… я с радостью заплачу Джорджио за испорченный стол и займусь ссадинами и синяками, полученными моим сыном… — Он помолчал. — К которому Джорджио относится с таким огромным уважением.

Этот язвительный укол не остался незамеченным, и Джи-джи неуютно заерзал на стуле.

— Я также не держу обиды, — продолжал мой отец, — и даю слово, что не начну первым никаких враждебных действий… — Снова остановившись, он обвел взглядом всех сидящих напротив. — Однако я также обещаю, что если я лично или кто-нибудь из членов моей семьи подвергнется нападению… я дам достойный ответ — какими бы ни были последствия.

Костелло с силой хлопнул ладонью по столу.

— А это именно то, чего не должно произойти ни при каких обстоятельствах! — в гневе воскликнул он, переводя взгляд с Джи-джи на отца. — Не будет никакого нападения — не будет ответа — не будет последствий! В противном случае Комиссия начнет действовать… бесшумно, но решительно!

Костелло выждал, дав своим словам впитаться, затем встал. Все тоже встали.

— А теперь, — сказал он, протягивая руки врагам, — в знак дружбы пожмите друг другу руки, и вопрос будет закрыт.

Перегнувшись через стол, мой отец и Джи-джи пожали друг другу руки. Все потянулись назад в гостиную, и вдруг до меня дошло, что за все это время Костелло и Дженовезе не сказали друг другу ни слова, зато теперь Дженовезе, Джи-джи и Драго о чем-то заговорщически перешептывались. Я указал на это отцу.

У него по лицу пробежала невеселая усмешка.

— Как сказал бы мистер Батчер: «Для евреев в этом нет ничего хорошего».