К утру понедельника зрелищный пожар Федерального склада, случившийся в воскресенье вечером, попал в сводку происшествий всех нью-йоркских газет и радиостанций. В некоторых сообщениях упоминалось о том, что склад предположительно принадлежит Полю Драго, по слухам, видному деятелю мафии; однако все корреспонденты сходились в том, что пока что слишком рано строить догадки, явился ли пожар следствием случайного возгорания.
Мой отец рассказал мне, как все было на самом деле. Представив себе, как один из самых беспощадных людей в городе изображает педераста в белом костюме, я хохотал до упаду.
Утром отец послал своих людей, чтобы те навели порядок в квартире Бенни. Взрыв полностью уничтожил один из диванов, но остальная обстановка сохранилась в сносном виде. Присланная отцом команда убрала из гостиной обломки и мусор, и, хотя почти вся мебель теперь была покрыта шрамами от осколков бомбы, квартира снова стала пригодной для жилья. Затем отец сказал, что, поскольку мы с ребятами пережили взрыв бомбы, допрос и даже тюремную камеру — и вышли из всего этого с высоко поднятыми знаменами, — он счел нужным устроить для нас торжественный обед в «Стейдж деликатессен». Отец понимал, что родители из числа «гражданских» потрясены последними событиями, поэтому пригласил также и их, как и Батчеров, которые должны были присоединиться к нам после того, как заберут Сидни из клиники «Белльвю».
Я связался с ребятами, и ровно в полдень мы прибыли к знаменитому ресторану, расположенному на Седьмой авеню. К этому времени раскаленный асфальт уже испускал невыносимый жар. У дверей ресторана нас встретили обливающиеся потом несколько отцов и одна мать. Отцами были Джино Веста, Анджело Мазерелли, Луис Антонио и Энрико Камилли, отец Прыгуна. Единственной матерью была Молли О’Мара. Лео Дельфины, отца Мальчонки, не было — он отсыпался после вчерашнего перепоя. Ну а отец Бенни по-прежнему находился в госпитале ветеранов войны, за три тысячи миль отсюда.
Несмотря на ранний час, народу в ресторане уже было полно, и нам пришлось подождать, пока толпа немного поредеет. Через несколько минут к нам подошли Сидни и мистер и миссис Батчеры, сияющие так, словно они только что выиграли главный приз в лотерею. Сидни уже издалека радостно крикнул:
— Винни, послушай, что я тебе сейчас скажу! У меня просто замечательная новость!
После того как все поздоровались друг с другом, я спросил:
— Какая?
Ответил мистер Батчер:
— Произошло настоящее чудо! Наш раввин не перестает повторять, что в этом мире все имеет определенный смысл. И теперь я знаю, что он прав.
— О чем это вы? — спросил я. — Какое еще чудо?
— Вчера поздно ночью у Сидни случился ужасный приступ астмы, — объяснила миссис Батчер, радостно кивая нам.
— И это и есть чудо? — удивился я.
— Да нет же… — Сложив руки, миссис Батчер обратила взор к небесам. — Вот где чудо!
Увидев наши недоуменные лица, Сидни объяснил:
— Вчера ночью у меня был очень сильный приступ астмы. Я с трудом мог дышать. Медсестра вызвала врача, и он пришел…
— Это оказался молодой практикант, — прервал сына мистер Батчер, сам не свой от счастья. — Он из Индии!
— Осмотрев меня, врач спросил, как часто и когда у меня случаются подобные приступы, — продолжал Сидни. — Я ему рассказал, и тогда врач попросил медсестру принести кое-какие лекарства, а сам…
— А сам выбросил из палаты все подушки! — закончила миссис Батчер.
— Медсестра принесла вот это лекарство, — снова заговорил Сидни, показывая баллончик с пульверизатором, — врач прыснул мне в нос и горло… и от астмы не осталось и следа.
— Все дело было в подушках! — торжествующе заключил мистер Батчер. — В пере, которым они набиты! У Сидни никакая не астма! А аллергия!
— И он докопался до самой сути, — подхватила миссис Батчер. — Этот молодой практикант из Индии! Приступы случались только ночью. И никогда днем. Все дело было в подушках! — Она радостно стиснула сына в объятиях. — У Сидни просто аллергия!
Все принялись наперебой поздравлять Сидни и его родителей. Стиснув кулак, я мягко ткнул его в плечо.
— Это же замечательно, Сидни! У тебя просто аллергия!
— И еще врач сказал, что, вероятно, перебои в работе сердца обусловлены повышенной нагрузкой во время приступов аллергии! Только представь себе! Быть может, я смогу стать почти совершенно нормальным человеком!
Рассмеявшись, я снова ткнул его в плечо и сказал:
— А почему бы и нет? Может, ты еще станешь олимпийским чемпионом!
— Винни, неисповедимы пути господни, — сказал мистер Батчер. — Если бы Сидни не познакомился с тобой, он не оказался бы рядом с бомбой. Не оказался бы рядом с бомбой, не попал бы в больницу. Не попал бы в больницу, не произошло бы чуда.
Все принялись снова выражать бурную радость по поводу счастливого стечения обстоятельств, и тут метрдотель пригласил нас в ресторан. В зале нас встретили благодатная прохлада кондиционеров, звон посуды и столовых приборов и сотня голосов, говорящих на повышенных тонах. Через несколько минут нас усадили за столик, и к нам подошел один из сварливых официантов, которыми так славился ресторан. Табличка на груди говорила, что официанта зовут Мэнни.
— Мне, пожалуйста, солонину, — заказал Анджело.
— И мне тоже, — подхватил Порошок.
— Нет, солонина не пойдет, — ответил Мэнни. — Она слишком жирная.
— А я люблю жирную солонину, — настаивал Анджело.
— И я тоже, — присоединился к отцу Порошок.
Не обращая на него внимания, Мэнни обратился к Анджело:
— У вас что, проблемы со слухом?
— Нет, — ответил Анджело.
— Тогда слушайте. От жирной солонины у вас закупорятся артерии. Возьмите лучше копченую говядину по-итальянски.
— Но я хочу солонину! — возразил Анджело.
— Да если я подам вам солонину, мне совесть не позволит заснуть ночью! — сказал Мэнни, записывая заказ. — Итак, две порции копченой говядины по-итальянски. Вам с шинкованной капустой или жареной картошкой?
— С жареной картошкой.
— И снова вы выбрали жирное. Возьмите лучше капусту.
Анджело вскинул руки вверх, признавая свое поражение. Порошок предпринял последнюю попытку.
— А можно мне…
— Нельзя, — оборвал его Мэнни, переключаясь на следующую жертву.
К тому времени, как он обошел всех сидящих за столиком, приняв заказы, хохотали уже все. Всем завсегдатаям «Стейджа» было известно, что спорить с официантами бесполезно. Если они не хотят, чтобы клиент отведал какое-то блюдо, тот его не получит, — и неважно, кто он такой, мэр города, губернатор штата или, если такое случится, сам президент.
Разговор за столом перешел на молодого игрока «Бруклин доджерс» Джеки Робинсона. В прошлом сезоне он завоевал титул самого ценного игрока бейсбольной лиги, заработав в среднем 342 очка за матч, чем в значительной степени приблизил общую победу «Доджерс». Удастся ли ему повторить этот успех в нынешнем сезоне? Бенни, самый ярый из самых ярых болельщиков Робинсона, готов был поставить на это все свое нехитрое имущество. Все рассмеялись, однако спорить с ним не захотел никто. Когда наконец заговорили о катастрофическом пожаре на Федеральном складе, мой отец и Анджело поблагодарили судьбу за то, что это чрезвычайное происшествие, к счастью, обошлось без пострадавших. Энрико Камилли, Молли О’Мара и супруги Батчеры согласились с этим. Лицо Прыгуна стало пепельно-серым, и остальным тоже с трудом удалось сохранить равнодушный вид.
Когда все наконец насытились, Сидни сказал:
— Мама, папа, еще рано. Вы ничего не имеете против того, чтобы мы с Винни на обратном пути заглянули в библиотеку?
Мистер Батчер улыбнулся.
— Как сказал бы Винни: «А почему бы и нет?»
— Отлично, — обрадовался я. — Мы закончим убирать в квартире Бенни, после чего заглянем в гости к Стейнбеку.
Мы вышли из ресторана и стали прощаться. Мистер Батчер объявил во всеуслышание:
— Сегодня вечером семейство Батчер приглашает семейство Веста в китайский ресторан!
Я попросил у отца «Бьюик», ребята забились в машину, и мы уехали. Времени было половина третьего.
Бухгалтеры во внешней конторе Джи-джи съежились в страхе, когда мимо них пронеслись бурей Драго, Карло и Чаки. Казалось, от их тяжелых шагов содрогнулась земля. Ткнув голубую кнопку на задней стене, Драго ворвался в кабинет Джи-джи. Размахивая руками, он заорал:
— Этот сукин сын спалил дотла мой склад! Я точно знаю, черт побери, что это его рук дело!
Хаос, который оставил выстрелом из двустволки Анджело, был в основном прибран, но в кабинете по-прежнему стоял сильный запах бездымного пороха. Недотрога Грилло, присев на подлокотник дивана, равнодушно жевал незажженную сигару. Джи-джи, сидящий за новым письменным столом, изобразил сочувствие.
— Поль, право, я очень переживаю по поводу постигшего тебя несчастья. Ты уверен, что это был поджог? — поинтересовался он.
— Разумеется, это был поджог! — проревел Драго. — Это ответный удар за тот шаг, который я по твоему совету предпринял против мальчишки Весты!
Джи-джи поднял руки.
— Э нет, Поль, обожди-ка минутку. Я предложил тебе преподать молодому Весте урок — а не взрывать квартиру. Бомба — это уже была твоя идея.
— Это была идея Колуччи!
Джи-джи махнул рукой:
— Недотрога, угости Поля анисовым ликером.
— Не нужен мне никакой долбаный ликер, твою мать! Мне нужен Веста.
— Знаю. И все же выпей ликер, — настаивал Джи-джи. — Это успокоит твой желудок.
— Я не хочу успокаивать свой желудок, черт побери! — бушевал Драго. — Я хочу успокоить Весту!
Сходив к бару, Недотрога налил анисовый ликер в хрустальную рюмку.
Джи-джи рассудительно продолжал:
— Послушай, Поль… что сделано, то сделано. Finito.[33] Не сомневаюсь, склад был застрахован, так что весь твой ущерб будет покрыт. Гораздо важнее то, что, быть может, нам удастся обратить это неприятное происшествие в нашу пользу.
Драго недоверчиво смерил его взглядом. Недотрога протянул ему ликер.
— Если судить по тому, что ты мне рассказал, — продолжал Джи-джи, — все это было очень тщательно подстроено.
— Это был Веста.
— Вне всякого сомнения. Поэтому едва ли удастся обнаружить хоть какие-то улики, которые указывали бы на поджог.
— Да мне наплевать на то, что удастся обнаружить. Я дам Весте достойный ответ!
— Не спеши, Поль. Пожар не меняет наши планы. Нам по-прежнему необходимо, чтобы именно Веста первым нанес тебе удар. И когда это произойдет, с ним уже будет разбираться Комиссия. А мы сможем умыть руки. Ты готов выслушать то, что я придумал?
Драго перевел вопросительный взгляд с Джи-джи на Недотрогу, затем уселся в кресло и пригубил ликер. Он был готов слушать.
После взрыва бомбы Ник Колуччи провел остаток воскресенья в Бруклине, в квартире своей подружки, шлюхи по имени Шерри. Они начали праздновать успех Ника рано и провели всю ночь, попеременно напиваясь и трахаясь. Ник пил джин, Шерри пила херес. Высокая, с огненно-рыжими волосами, она, знакомясь, любила говорить: «Привет, меня зовут Шерри, и я люблю херес».[34] Шерри считала это верхом шика. В конце концов оба отрубились около четырех часов утра.
Одиннадцать часов спустя, услышав настойчивый стук в дверь квартиры Шерри, Ник вскочил с кровати, едва не столкнув Шерри на пол. Зажав уши руками, он простонал. Тем временем неизвестный принялся неистово трясти ручку. Дверь была заперта, поэтому незваный гость снова заколотил в нее — еще громче. Затем послышался властный окрик:
— Колуччи! Просыпайся, треклятый сукин сын! Я знаю, что ты здесь. Твоя долбаная машина стоит на улице.
— Карло? — пробормотал Ник.
— Да, Карло! — подтвердил тот, продолжая колотить в дверь. — Тебя хочет видеть Драго. Открывай, или я вышибу дверь и засуну ее в твою бесполезную задницу!
С трудом встав, Ник, шатаясь, добрел до двери, отпер ее и увидел Карло и Чаки.
Окинув его с ног до головы презрительным взглядом, Карло поморщился.
— Колуччи, — сказал он, — ты самый жалкий представитель homo — мать твою — sapiens на свете.
Ник зашевелил губами, однако не смог произнести ни звука. Зажав рот ладонью, он бросился в туалет, и его вырвало. Шерри в ужасе взирала на происходящее, натянув простыню до подбородка.
Карло и Чаки вывели Ника на улицу, где их ждал лимузин Драго. От жары и ослепительного солнца у Ника подгибались колени. Чаки затолкал его на заднее сиденье. Снова оказавшись напротив Драго, Ник поежился от холода. Карло уселся рядом с Ником, а Чаки сел за руль. Драго курил сигару; на сиденье рядом с ним лежал револьвер 38-го калибра. Ник, с позеленевшим лицом, с трудом держался, чтобы не облевать безукоризненно чистый салон.
— Послушайте, босс, я очень рад вас…
— Ну как, твою мать, можно быть таким идиотом? — спросил Драго, как всегда, переходя прямо к делу.
— Что? Это вы про меня? Я понятия не имею, о чем вы…
— Я просил тебя преподать Весте урок. Отправить его в больницу, так?
— Да… так… и что?
— А то! И что ты, безмозглый кретин, сделал? — проревел Драго. — Отправил в больницу какого-то еврейчика, а Веста угодил за решетку!
— Что?
— Вот именно. Фараоны упекли Весту и его дружков в кутузку. Но не за то, что они обчистили мой склад. Нет — за то, что им растрепал волосы своей хлопушкой один долбаный идиот!
— Это была бомба из обрезка трубы, — промямлил Ник, совершенно сбитый с толку.
— Это был кусок дерьма! Они уже все на свободе и вольны идти куда вздумается, словно пердячий пар!
— Но Малой…
— Малой! Еще один гребаный умник! Я полагал, что поручил простейшее задание профессионалу, а что на самом деле? Психопат и недоумок испортили все, что только можно!
Ник был сам не свой. Он понятия не имел, что произошло, но понимал, что ему лучше как можно скорее исправить свою ошибку, иначе его можно будет считать историей.
— Послушайте, босс, я сделаю все как надо. Пожалуйста, дайте мне еще один шанс.
— Ты его получишь, твою мать, но если ты снова запорешь дело, — Драго похлопал по револьверу, — в следующий раз тебе придется оправдываться вот перед этим.
— К-когда? — внезапно Ника охватил страх.
— Он еще спрашивает, когда! В следующем году, долбаный козел! — ответил Драго. — Сегодня же!
— Сегодня? — испуганно пробормотал Ник. В таком состоянии он не мог даже думать о том, чтобы идти на серьезное дело.
— Сегодня! Ты исправишь то, что запорол вчера.
— Снова Веста?
— Не снова. По-прежнему! Не его дружки, не тот еврей, Веста! Я хочу, чтобы ему стало больно. Очень больно… настолько больно, чтобы его старик пришел в бешенство. Не разбитый в кровь нос и не рассеченная губа. Он должен отправиться в больницу, твою мать!
— С-сегодня… — запинаясь, повторил Ник.
— Сегодня, — подтвердил Драго. — Найди его и трахни хорошенько. Да, и еще одно — я хочу, чтобы у Весты не было никаких сомнений, что это сделал ты.
— Понял… а зачем это нужно?
— Не твое дело, твою мать. Сделаешь все как надо — получишь три «куска». Но только на этот раз не бери себе в помощники придурков из психушки!
— Я возьму братьев Руссомано и Станковича. Они…
— Да мне насрать, кого ты возьмешь. Только не говори им, вообще никому не говори, что к чему. Дело должно быть сделано до захода солнца. У меня важная встреча в Атлантик-Сити. Я хочу, вернувшись вечером в Нью-Йорк, услышать, что с Вестой кончено. Это твоя последняя попытка. До захода солнца — иначе закатиться придется тебе самому.
Распахнув дверь, Карло дернул головой, показывая на улицу. Ник вылез, Карло захлопнул дверь, и Драго заорал:
— Трогай!
Чаки послушно включил передачу. Его переполняло отчаяние. Связаться с Анджело и предупредить его он сможет только тогда, когда Драго приедет в Атлантик-Сити — четыре часа спустя.
Закончив разбирать мусор в квартире Бенни, мы договорились собраться снова после ужина, — а пока мы с Сидни пошли в библиотеку. Луи и Рыжий направились по Девятой авеню в сторону Тридцать девятой улицы; там Луи повернул на восток к Шестой авеню. Рыжий остался один. Он был в квартале от пивной на Сорок четвертой улице, когда рядом с ним резко затормозила машина. Двери распахнулись, и из нее выскочили братья Коллинз. Схватив Рыжего за руки, дядья швырнули его лицом на капот. Пока Роберт надевал на него наручники, Дэнни разыграл перед прохожими спектакль с тщательным обыском. Его рука, вынырнув из кармана, расцвела расписками черного тотализатора, которые сам Дэнни прятал в кулаке.
— Итак, мерзавец, — грозным тоном произнес он, — ты играешь на деньги? — Дэнни сунул расписки Рыжему под нос.
— Пошел к такой-то матери, — ответил Рыжий.
— Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание, жалкий ублюдок? — взревел Дэнни.
— Нет. Идите к такой-то матери оба, ты и он, — уточнил Рыжий, указывая на Роберта.
Дэнни ударил его по лицу наотмашь тыльной стороной руки, разбив в кровь губу. Роберт остановил брата, зашипев:
— Ради бога, мы на улице средь бела дня! Уймись!
Оглядевшись по сторонам, Дэнни взял себя в руки.
— Ну хорошо, — скрепя сердце согласился он. Вдвоем дядья затолкали Рыжего на заднее сиденье машины. Дэнни склонился к нему: — Наш разговор мы продолжим в участке, мой мальчик. — Поплевав на руки, он потер ладони. — Мне будет очень интересно услышать, что еще ты сможешь сказать в свою защиту.
Захлопнув дверь, он плюхнулся на переднее сиденье. Роберт сел за руль, и они уехали.