И снова мой отец услышал обо мне в шестичасовом выпуске новостей. На этот раз он был у себя в кабинете вместе с Анджело и Бо Барберой. Отец сразу же позвонил матери, сказал, чтобы та брала с собой Батчер и спускалась к подъезду. Анджело связался с Леной и попросил ее обзвонить родных и вместе с Порошком ждать на улице перед домом. Десять минут спустя отец и Анджело забрали всех и помчались в клинику «Белльвю».
Луис и Луи Антонио, Прыгун и Энрико Камилли, Лена и Порошок, Мальчонка, а также Бенни приехали в больницу практически одновременно. Все рассудили, что Рыжий, должно быть, еще в пути. Прыгун был сам не свой, и его отец находился в таком же состоянии. Сбылись все его опасения. В комнате ожидания царило настоящее столпотворение; поскольку мы с Сидни также были жертвами вчерашнего взрыва бомбы, полиция нагрянула в полном составе.
Вышедший врач сообщил предварительные результаты: у меня выбито несколько зубов, онемела левая рука и разорвана щека, там, где ее пробил зуб. Кроме того, у меня на затылке вскочила огромная шишка, а зрение затуманено, так что не исключено сотрясение мозга.
Состояние Сидни было гораздо более тяжелым. Он потерял много крови и находился в коме. Для того чтобы зашить рану на голове, пришлось наложить сорок семь швов; от удара цепью треснули кости черепа. Врачей беспокоило возможное повреждение головного мозга. Состояние Сидни было оценено как критическое, и в настоящий момент посетители к нему не допускались.
Услышав эту страшную новость, Сара Батчер рухнула в кресло и принялась раскачиваться взад и вперед. Мистер Батчер, Лена и моя мать как могли старались ее успокоить, но тщетно.
В помещение вошел врач-индус с табличкой «Сингх» на халате. Он спросил у моего отца, здесь ли Батчер. Отец указал на группу вокруг Сары. Врач подошел к ним и очень вежливо отвел мистера Батчера, Мики и Лену в сторону. Опустившись перед Сарой на колени, он взял ее руку.
— Я очень сожалею, миссис Батчер, — произнес он с певучим индийским акцентом. — Мы делаем все возможное.
— Два раза, — всхлипывая, простонала та. — Два раза за два дня… почему? Объясните же… почему?
— Это страшная трагедия, — ответил доктор Сингх.
— Вчера у него была одна только аллергия…
Он потрепал миссис Батчер по руке.
— Знаю.
— Одна только аллергия… А сейчас… почему? — Слезы хлынули с новой силой.
— Сара, пожалуйста, возьми себя в руки, — вмешался мистер Батчер. — Доктор Сингх, у вас есть какое-нибудь успокоительное?
— Разумеется. Я сейчас пришлю медсестру. И еще, миссис Батчер… сегодняшнюю ночь я проведу в палате Сидни. — Еще раз потрепав ее по руке, он направился к выходу.
Снова закрыв лицо руками, Сара принялась раскачиваться из стороны в сторону.
В дверях мой отец остановил доктора Сингха.
— Доктор Сингх, второй мальчик — мой сын. Скажите правду, как он?
— А, вы мистер Веста, — сказал доктор Сингх. — Выбитые зубы и разорванная щека — тут ничего серьезного. Онемение левой руки, скорее всего, является следствием повреждения нервных окончаний. А пелена перед глазами — это сотрясение мозга. Сегодня ночью ваш сын будет находиться под постоянным наблюдением. Если к утру рука пройдет и со зрением все будет в порядке, завтра мы его выпишем.
— Мне бы хотелось увидеться с ним, — сказал отец.
Доктор Сингх с сожалением покачал головой:
— Да, но полиция… она предупредила, что хочет допросить вашего сына до того, как он с кем-либо переговорит.
— Полицию интересует нападение, — резонно возразил мой отец. — А меня интересует мой сын.
Доктор Сингх улыбнулся.
— Я успел очень полюбить друга вашего сына.
— Сидней и Винченцо тоже успели полюбить друг друга, — сказал отец.
Доктор Сингх кивнул.
— Быть может, если вы пойдете в туалет, но заблудитесь… и откроете следующую дверь… — Он указал на табличку «Выход». — Поднимитесь по лестнице на третий этаж. Палата триста шестнадцать. Слева по коридору. Всего хорошего, мистер Веста.
Врач ушел, и мой отец подал знак Анджело. Тот приблизился, и отец отвел его в сторону.
— Винченцо на третьем этаже. Триста шестнадцатая палата. Поставь рядом с ним нашего человека. Договорись с администрацией клиники. Заплати столько, сколько будет нужно. Затем свяжись с Барберой и близнецами. Пусть возьмут людей и разойдутся по городу. Порасспрашивают. Кто отдал приказ?
— Несомненно, это опять Драго, так?
— Подтверди это. Если так, он переступил черту. И когда мы, в свою очередь, тоже ее переступим, я хочу, чтобы за ней мы нашли Петроне и Дженовезе. Анджело, добудь доказательства.
Отец направился к туалету. Пройдя мимо, он открыл дверь с табличкой «Выход».
Проводив его взглядом, Луис Антонио отвел сына в сторону. Он был в смокинге. Сегодня вечером в «Копакабане» должен был состояться званый вечер, и Луис готовился отправиться в клуб, когда ему позвонила Лена.
— Луи, — начал он, — я стараюсь никогда не вмешиваться в твою жизнь… но сначала бомба, а теперь вот это. Вы ввязались в недетские игры.
Кивнув, Луи сказал:
— Знаю, папа.
— Ты уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, и я понимаю, что ты любишь Винни так же, как я люблю Джино, — но задумайся, куда это все может привести! Ты должен поговорить со своим другом.
Луи посмотрел на своего отца. Возвышаясь над ним на целую голову, он вынужден был смотреть сверху вниз. У него мелькнула мысль, как мужчина пяти футов трех дюймов роста мог породить великана-сына, в котором шесть футов три дюйма. Объяснить это не мог никто, и в первую очередь сам Луи, но одно он знал твердо: он любит этого коротышку. Говорят, его отец похож на кинозвезду. Луи нередко гадал, каково быть сыном кинозвезды, однако своего отца он не променял бы на самого Кларка Гейбла.
Луи положил руку отцу на плечо.
— Я обязательно поговорю с Винни, папа. Обещаю.
Кивнув, Луис сказал:
— Спасибо, Луи. Ты отличный парень.
Луи понимал, что его отец прав. Мы ввязались в недетские игры, события развивались по нарастающей, и рано или поздно это должно было окончиться чьей-либо смертью.
Через час после того, как меня поместили в палату, действие новокаина закончилось, и на левой стороне моего лица словно разгорелся пожар. Перед глазами у меня по-прежнему все расплывалось, но я все же увидел, что дверь открылась и вошел высокий человек. Различить лицо я не смог и узнал его только тогда, когда он заговорил.
— Здравствуй, Винченцо.
— Папа? — Мой голос прозвучал так, словно я говорил через марлевую повязку.
— Выглядишь ты не очень.
— Я и чувствую себя не очень, — согласился я.
Пододвинув стул к изголовью кровати, отец снял шляпу и сел, закинув ногу на ногу.
— Прочти молитву. Могло быть и хуже.
— Что с Сидни?
— Ему не так повезло.
— А точнее?
— Он в коме.
— Ублюдки!..
— Кто это был, Винченцо?
— Колуччи — вместе с братьями Руссомано и Станковичем.
— Этот Колуччи настроен очень решительно.
— Да.
— И на этот раз все произошло средь бела дня. Колуччи хотел, чтобы ты его узнал. — Отец устремил взгляд вдаль. — Ты должен был быть очень внимательным. Как этим мерзавцам удалось застать тебя врасплох?
— Я сам во всем виноват. У меня голова была занята книгами. А Колуччи со своими дружками нас подкараулил. — Я покачал головой. — Сидни здорово досталось. Не надо было нам идти в библиотеку.
— Не вини себя. Если бы не там, это произошло бы где-нибудь в другом месте. Если бы не тогда, то позже.
— Господи… как это восприняли Батчер? — спросил я.
— Ты сейчас отдыхай, поправляйся. Остальным займусь я сам. — Достав из кармана пиджака револьвер 32-го калибра с коротким дулом, отец сунул его мне под подушку. — Маленький, но на близком расстоянии работает неплохо. Это на тот случай, если кто-нибудь еще будет «настроен очень решительно». И еще, здесь будет дежурить наш человек. Скорее всего, в соседней палате. — Смахнув волосы с моего лица, он поцеловал меня в здоровую щеку. — Ciao, bambino.[35]
Встав, отец направился к двери, но я его остановил:
— Пап, оставь Колуччи мне.
— Capisco.
Когда отец выходил из палаты, он уже был не таким размытым; похоже, зрение возвращалось ко мне. Последние мои мысли перед тем, как я заснул, были о Нике Колуччи, братьях Руссомано и Станковиче. Я думал о том, как они заплатят — и никаких «если».
Чуть за полночь я проснулся от тихого шелеста. Открыв глаза, я увидел приближающуюся ко мне тень. Сунув руку под подушку, я нащупал револьвер и начал было его доставать, но тут почувствовал запах духов «Шанель № 5». Я застыл. Или это мне снилось, или у меня начались галлюцинации. Мне на плечо опустилась нежная рука.
— Винни… — Едва слышный шепот.
— Терри? Откуда…
— Я услышала о случившемся по радио.
— Но ведь ты должна была…
— Мои родители уехали в отпуск в Майами. Они возвращаются в Джорджию только завтра. Мне хотелось повидаться с ними перед тем, как уехать в Калифорнию.
— О, — сказал я, не в силах скрыть разочарование. — Я получил твою записку.
— Извини, Винни. Я решила, так будет лучше. Я так больше не могла.
— Я все понимаю.
— Если тебе так будет легче, знай, что эти два дня мне было очень плохо.
— Да, и мне тоже пришлось несладко. Но как ты сюда попала?
— А я надела белый халат и сошла за медсестру. — Терри зажгла ночник.
С трудом сосредоточив взгляд, я увидел склонившуюся над кроватью современную Флоренс Найтингейл.[36] В белом халате Терри смотрелась потрясающе. Впервые за последние семь часов я видел отчетливо, и мне стало лучше.
— Господи, — пробормотал я, — ты выглядишь фантастически!
Терри прыснула.
— Я же тебе говорила, что в свое время играла на сцене. Халат я достала в магазине театральных костюмов. Когда в полночь менялись смены, я вошла в клинику с наглым видом, и никто не задал мне ни одного вопроса. Вот только когда я взялась за ручку двери твоей палаты, мне в спину воткнул пистолет человек, поставленный твоим отцом.
— Проклятие! И он…
— Все решилось очень легко. Как только я обернулась, он сразу же меня узнал, так как неоднократно видел в клубе. Мне удалось уговорить его пропустить к тебе. Он в соседней палате.
— Раз у тебя так хорошо получается, ты не должна была бросать сцену.
— Да. — Терри потрогала мою забинтованную щеку. — Мерзавцы испортили твое очаровательное лицо.
— Это будет как шрам от дуэли. Я стану неотразимым.
— Да ты и так неотразим.
Я пожал плечами.
— Значит, теперь я стану еще больше неотразимым.
Мы рассмеялись, и Терри присела на кровать и взяла меня за руку.
— Ну что мне с тобой делать, крутой парень?
— Ты могла бы начать с простого «здравствуй», произнесенного чуть более дружелюбным тоном.
Губы Терри растянулись в знойной улыбке, и она, нагнувшись, скользнула по моим губам легким поцелуем. Я обвил ее руками за шею, укладывая на себя. Терри попыталась было сопротивляться, но я ее удержал.
— Когда заступает следующая смена? — спросил я.
— В восемь утра.
— По-моему, тебе будет гораздо безопаснее уходить как раз в это время.
— Винни…
— Мало ли что может случиться. Вдруг тебя поймают — а это весьма серьезное преступление: выдавать себя за Флоренс Найтингейл.
— Никто меня не пойма…
— За это могут даже отправить за решетку.
— Винни, я не могу остаться.
— Идти ты тоже не можешь.
— Ты сейчас в таком состоянии…
— Помнишь миллионера Говарда Хьюза?
— А он тут при чем?
— Он разбился на своем самолете в Беверли-Хиллз. Я об этом читал. Упал в бассейн в чьем-то дворе. Разве ты не читала?
— Нет, — ответила Терри.
— Хьюзу здорово досталось. Его положили в больницу. И никаких посетителей — все как со мной.
— Но…
— Но Кэтрин Хепберн проникла в больницу.
— Выдав себя за медсестру?
— Как знать? Так или иначе, она проникла в больницу… а Хьюз проник в нее.
— Ты это серьезно?
— Я гладиатор. «Живи сегодняшним днем — завтра ты можешь умереть».
— Ты сумасшедший, ты это знаешь?
— С ума меня сводишь ты. И ты это знаешь.
Терри кивнула.
— Знаю.
Протянув руку, она погасила ночник. В темноте зашуршала материя — Терри скинула халат. Через мгновение она скользнула ко мне в кровать и дала мне самое эффективное болеутоляющее.