Лето возмездия

Глава 14

Среда, 17 сентября

Было всего лишь девять часов утра, но уже почти два часа телефон Вальтера Пуласки в комиссариате постоянно звонил каждые пять минут.

Дело больного Мартина Хорнера содержало кое-какой чрезвычайно актуальный материал, и никто, пожалуй, с этим не считался, и меньше всего прокурор. Пациент, который умер три дня назад от инфаркта сердца, кажется, имел общее прошлое с Наташей Соммер. Эти факты окончательно встряхнули прокурора Колера. После горячего, раннего утреннего спора с Пуласки и руководителем отдела Фуксом, Колер решил, что порядок сбора доказательств будет возобновлен. Уголовная служба снова разыскивала.

Наконец, Пуласки решил выпить свой черный кофе, который, к тому времени, остыл, но не успел он дотронуться до него, как снова зазвонил телефон.

Детектив прижал трубку между щекой и плечом, и щелкнул автоматической шариковой ручкой.

– Пуласки.

— Привет, мой дорогой. – Майка, судебный медэксперт. Ее резкий голос звучал так, как будто она проработала всю ночь. – Как твои дела?

Пуласки развернулся на стуле к окну.

– Спасибо, в данный момент это довольно сумбурно. Что нового?

— Я тоже в порядке, спасибо, что спросил.

— Говори уже, — проворчал он. В данный момент действительно не было времени для личных шуток.

Она вздохнула.

– Я должна отправить образцы тканей малышки на анализ ДНК в лабораторию.

Пуласки знал, что могут пройти недели, пока не появиться окончательный результат аутопсии Наташи. Наверное, Майка позвонила не поэтому.

– Какие-нибудь предварительные сведения?

— Твоя маленькая брюнетка из психиатрии не была беременной.

Пуласки потер свой затылок. Следующая неудача!

– Но я узнала кое-что интересное. Эта Наталия…

— Наташа! – поправил он ее.

— В нее сначала влили натощак полбутылки джина и только после этого впрыснули парацетамол.

Впрыснули?

– Это значит так, что она уже была в состоянии опьянения, когда получила через шприц болеутоляющее, — подытожил Пуласки.

— Малышка была настолько сильно пьяной, что она даже не попала бы по своей руке шприцом, не говоря уже о вене.

— И, кроме того, как левша в левый локтевой сгиб, — дополнил ее Пуласки. Он думал о появлении седого мужчины, который в три часа ночи перелез через стену учреждения. – Ты знаешь, когда Наташа умерла?

— Согласно температуре печени, между 4.30 и 5.00 часами утра. Мне нужно еще подождать результат лабораторного исследования, но, скорее всего, произошло следующее…

Пуласки слышал, как она листала документы.

— Парацетамол разрушается в печени. При передозировке вещества не могут нейтрализовываться и атакуют клетки печени. В сочетании с алкоголем возникает повышенная кислотность в метаболизме…

— Не зашифрованный текст, пожалуйста, я не врач.

— Конечно… у нее отказала печень и она умерла от комы головного мозга.

— Звучит так, как будто убийца – врач?

— Необязательно. Ему нужно было только взглянуть на ее карту, чтобы установить, что она страдала анорексией и заболеванием печени. Остальное он нашел в «Википедии».

Пуласки подумал, что это было не так-то просто. Он увидел, как замигала кнопка второй линии на его телефоне.

— Спасибо, Майка, мне нужно идти…

— Я заметила одно, — перебила она его.

— Быстро! – он пристально смотрел на мигающую кнопку.

— Никаких следов борьбы, никаких следов внешнего применения силы, никаких внешних следов кожи или крови под ногтями. Сначала я думала, что малышка знала убийцу и поэтому не защищалась, но все же обнаружила точную причину.

Пуласки пристально смотрел на телефон.

– И?

— Два крошечных прокола на плече сквозь ткань ночной сорочки. Мне бросилось в глаза, что мышцы ее плеч были неестественно слабыми. Токсикологического исследования крови еще нет, но я думаю, что ей внутримышечно ввели дозу «Ботокса».

— Змеиный яд?

— Похоже. Обычно средство используют против судорог. Это блокирует нервные импульсы, поэтому потом мышцы как обычно не напрягаются. Передозировка действует как паралитический яд, который обездвиживает на месте.

— Ее убийца сначала обездвижил ее, потом напоил и затем вставил шприц, — размышлял Пуласки. – Спасибо, ты – сокровище! – Он повесил трубку и начал разговор по другой линии.

Это был Бибер, графолог комиссариата.

— Я сравнил почерк прощального письма с дневником и другими документами учреждения.

Пуласки схватил кофейную чашку.

– Они принадлежат одному и тому же лицу?

— Ты должен сам на это посмотреть.

Пуласки поставил чашку, так и не прикоснувшись к ней.

– Бибер, это простой вопрос! Это почерк одного и того же человека?

— И да, и нет… лучше всего приходи.

Двумя офисами дальше по коридору Пуласки пристально смотрел на монитор. Бибер сканировал различные документы. Зеленые линии связывали отличительные точки почерка.

— Несколько каракулей из терапевтических записей полностью совпадают с почерком из дневника.

Бибер щелкал следующие снимки.

– Но некоторые записи, безусловно, других людей, хотя они принадлежать Наташе, по словам главного врача.

Пуласки думал о словах врача Сони Виллхальм. «Нет, вы понятия не имеете, о чем я говорю. Думаю, она писала это сама, а не ее частные личности».

Наташа страдала от множественного расстройства личности. Последствия этой болезни доведут до отчаяния, пожалуй, каждого эксперта графолога.

— А прощальное письмо?

— Оно на восемьдесят процентов совпадает с дневником. – Бибер щелкнул следующий снимок. Зеленые линии соединяли слова.

«Я всегда стараюсь быть хорошей, но внутри я злая, грязная и проститутка».

— Незначительное отклонение происходит от того, что письмо беспорядочное и тусклое, как будто девушка признавалась под воздействием алкоголя.

«… или под дозой «Ботокса» в плече», — подумал Пуласки.

До сих пор он был на неправильном пути. Наташа не писала прощальное письмо до того, как попала в руки убийцы. Ее убийца парализовал ее «Ботоксом», напоил, а затем заставил написать это письмо. Он хотел навести следователей на ложный след и предоставить им причину самоубийства, которую нужно было найти в пределах учреждения. Это еще раз подтвердило Пуласки, что убийца пришел извне и не имел ничего общего с персоналом психиатрии.

— Хорошая работа, Бибер. Мне нужен отчет об этом как можно скорее. – Пуласки вышел из офиса. Наконец, в этом деле появился новый момент. Но ему срочно нужно было выпить чашку горячего кофе, сэндвич с сыром и сигарета. В животе урчало как стая служебных собак.

По дороге на кухню он услышал, как в коридоре кто-то окрикнул его по имени.

Мальте из отдела криминальной техники уголовной полиции выкатился на своем стуле из офиса в коридор и махал рукой Пуласки.

– Иди, я чтото покажу.

— Это срочно?

— Ты удивишься.

На данный момент детектив мог выкинуть из головы кофе и сигарету.

На письменном столе Мальте были свалены видеокассеты из наблюдательных камер больницы, которые сотрудники конфисковали час назад.

Мальте махнул рукой перед его лицом.

– Ты был прав. Задняя часть учреждения, 03.22. Этот парень не пошел обычной дорогой.

Мальте вручил ему лист бумаги.

— Не плохо, — вырвалось у Пуласки.

— Высвечены тени и обработаны различные сегменты. К сожалению, больше не возможно сделать.

Пуласки изучил контуры профиля, которые собрал вместе компьютер. Достаточно, чтобы организовать розыск. Седому мужчине было примерно шестьдесят лет, у него были тонкие, почти впалые черты лица.

— Пуласки, — позвал кто-то в коридоре. – Телефон в твоем офисе доведет меня до безумия. Если ты не возьмешь его, я выдерну штепсель из розетки!

Пуласки упал на свой стул. И одновременно поднимал трубку. Внешний абонент, номер которого он не знал.

— Да? – прорычал мужчина и вылил колодный кофе в свою пальму юкка.

– Доброе утро, господин комиссар.

Он расслабился и на его лице появилась улыбка. Соня Виллхальм.

— Доброе утро. Я хотел вам позвонить, но на данный момент события захлестнули.

— Вы получили вчера вечером мое сообщение?

Детектив подумал о копии листов основных данных Мартина Хорнера на своем лобовом стекле.

– Да, большое спасибо. Поэтому здесь сущее пекло. Прокурор снова возобновил следствие.

— Я знаю, он звонил мне сегодня утром и хотел узнать, как вы добрались до дела Мартина.

Прокурор Колер мог бы спросить его самого, вместо того, чтобы беспокоить свою экс-жену.

— И?

— Я рассказала ему правду, — ответила терапевт. – Файл ошибочно попал в стопку записей пациентов, которые Ханна принесла вам в конференц-зал. Вероятно, она забыла отсортировать карту покойного.

Пуласки прямо-таки видел, как на другом конце провода женщина усмехнулась.

– Довольно умно.

— Спасибо, — терапевт засмеялась. – В данный момент дела идут довольно хорошо, да? После аутопсии Мартина, вы узнаете, вероятно, больше, похороны были только вчера и…

Аутопсия? Пуласки не слушал дальше. Голос Виллхальм звучал так, как будто она исчезла где-то в эфире. Он уставился на гору дел, которые скопились на его письменном столе. На самом верху лежало заявление на эксгумацию трупа Мартина Хорнера, которое он еще не заполнил. Вальтер хотел послать в первой половине дня формуляр по факсу в прокуратуру Лейпцига, после того, как составит предварительное заключение для Колера.

— Какую аутопсию? – прервал он терапевта.

Наступила пауза.

– Что, простите? – она помолчала. – Разве вы не ходатайствовали, чтобы тело Мартина эксгумировали… или нет?

Пуласки пристально смотрел на наполовину заполненный формуляр. Он не понимал, что происходит?

— Эксгумация уже происходит? – спросил он.

— На кладбище не далеко от заведения.

Что-то здесь было не в порядке.

— Я еще не завтракал и мне срочно нужен кофе. – Пуласки откашлялся. – Вы не хотите со мной встретиться?