Одиннадцать часов утра. У Эвелин Мaйерс, наконец—то, зазвонил телефон. Внутренний звонок. На экране высветился номер секретарши Крагера. Время пришло. Сердце Эвелин бешено колотилось, когда она взяла трубку.
— Шеф освободился. Можете к нему зайти.
Больше ничего. Видимо секретарша была в курсе. Питбуль позвал ее!
Эвелин вышла из бюро и направилась на другой конец юридической конторы. Остановившись перед дверью Крагера, она поправила блузку, жакет и разгладила юбку. Светлые волосы были заплетены в косу, так она делала всегда, когда шла на переговоры. А это будет процесс!
Эвелин постучала и вошла. Крагер сидел, откинувшись на спинку стула, и разговаривал по телефону. На нем, как всегда, был костюм от Армани, в другой одежде она его еще ни разу не видела. Наверное, он даже в воскресенье носил его в своей квартире.
Он напомнил ей Патрика. Особенно угловатый подбородок и пронзительные голубые глаза. Сын был точной копией своего отца. Ну, не считая недвусмысленной манеры флиртовать с женщинами, они обa были совершенно разные. Наверняка Крагер заведет об этом разговор.
Когда она встала перед ним, он положил трубку.
— Садитесь, Эвелин.
Она заняла место, но не скрестила ноги как обычно, а осталась сидеть на краю стула.
Крагер расслабленно откинулся назад.
— Эвелин, как давно мы уже знакомы?
Риторический вопрос. Она ничего не ответила.
— Еще будучи студенткой юридического факультета, Вы выполняли у нас летнюю практику. Уже тогда Вы были красивой и умной девушкой, и я понимал, что Вы далеко пойдете. Несмотря на трагическую гибель родителей, Вы в двадцать три года закончили университет, и были одной из лучших среди сокурсников. Во время Вашего обучения, Вы пять лет работали составителем концептов, делая хорошую карьеру. Холобек всегда гордился Вами — до сегодняшнего дня.
Он бросил короткий взгляд в сторону. На столе лежала бумага, содержащая основную информацию о покойном Петере Холобеке, а рядом предположительно первый, написанный от руки, набросок некролога.
— В двадцать восемь — экзамен на адвоката, — продолжил Крагер. — Занесение в список юристов, и с тех пор Вы работаете на меня адвокатом.
Он достал из шкатулки сигару, покрутил ее меж пальцев и понюхал, не зажигая. Он никогда не позволит себе закурить в ее присутствии. Одно из качеств, которое Эвелин ценила в нем.
— Вы знаете, я уже год назад хотел, чтобы Вы стали младшим партнером этого адвокатского бюро.
Как такое можно было забыть? Крагер и Холобек пригласили ее на обед и предложили партнерство. Она отказалась, и Крагеру пришлось шуткой обыгрывать неловкую ситуацию. Позже, во время разговора с глазу на глаз, она призналась ему, что подумывает оставить гражданское право и стать защитником по уголовным делам.
Крагер выпрямился и поставил локти на стол. Его тон изменился, стал деловым, без тени шарма и добродушия.
— Вчера вечером Вы проникли в мое бюро, перерыли его, получив незаконный доступ к документам, хотя еще несколько часов назад я ясно объяснил Вам, что клиентка попросила расследовать обстоятельства смерти ее мужа в закрытом режиме.
Дело о подушке безопасности!
— Я...
Быстрым движением руки он заставил ее замолчать.
— Но и этого мало. Я выяснил, что мой сын нелегально поставлял Вам документы уголовной полиции, касающиеся смерти моего партнера, включая фотографии тела.
Испытывая невероятный стыд, онa на мгновение закрылa глаза.
— Я...
— Эвелин,— прервал он ее. — Мне безразлично, встречаетесь ли Вы с моим сыном в вне рабочее время или нет. Вам известно, что я о нем думаю, но решать Вам, будете ли вы иметь личный контакт с подозрительным детективом, который не слишком придерживается буквы закона, или нет.
Голос Крагер стал тише.
— Он мог бы стать хорошим адвокатом, — сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Эвелин. Затем постучал пальцем по столу. — Но с таким поведением ему нечего делать в этой профессии! Эвелин, я так же как и вы хорошо знаю, что наша работа не всегда бывает честной. Правда — это вопрос трактовки. На суде подзащитный получает приговор, но не всегда справедливый. Ради бога, не позволяйте моему сыну втягивать Вас в нелегальные махинации. В конце концов, Вы же разумная молодая девушка.
Разумная! Именно поэтому она и увидела взаимосвязи и обстоятельства, на которые другие закрывали глаза.
— Я..
— Я еще не закончил!
Крагер наклонился вперед и понизил голос.
— Вообще-то я обязан сообщить об этом происшествии в палату адвокатов. В случае дисциплинарного преследования, палата может запретить Вам работать адвокатом. Если это произойдет, Ваша мечта заниматься уголовным правом лопнет как мыльный пузырь. — Он откинулся назад. Его стул заскрипел. — Но я убежден в том, что такое больше не повторится, поэтому я не буду никуда сообщать.
Вот это нагоняй! Эвелин молчала. Как правило, ей было это несвойственно, но на этот она не будет перебивать Крагера. Помолчав некоторое время, он жестом дал Эвелин знак, что она может говорить.
Вместо благодарности за то, что он замял это дело, Эвелин испытывала огромную потребность объяснить ему взаимосвязи. Вот только она не знала как начать, потому что в голове мелькало множество мыслей. Фотография девушки в платье на лямках, описание женщины в кафе в Бад Райхенхалль и оба несчастных случая, которые, возможно, таковыми не являлись. Странный телефонный разговор с Холобеком и, наконец, его загадочная смерть.
Она прикусила губу.
— Не хотите узнать, что я искалa в Вашем бюро?
— Не хотите узнать, почему я ночью заходил в бюро? — парировал он.
— Конечно.
Она ломала голову над этим вопросом.
— По дороге домой я случайно увидел с улицы, что в окне моего бюро горит свет. Сначала я подумал, что это грабители, но сигнал тревоги в моем телефоне не сработал, поэтому я решил сам посмотреть, в чем дело.
Он глубоко вдохнул.
— Если бы у меня был выбор, уж лучше бы это были грабители.
— И все же, Вы хотите узнать, что я искала?
— Нет.
Ответ прозвучал молниеносно.
Тем не менее, она должна была поговорить с ним об этом.
— И на месте, где погиб детский врач Рудольф Кислингер, и вблизи того места, где член городского совета Хайнц Пранге...
— Эвелин, Вы не хотите понять? Меня это не интересует! Оба дела закрыты. Научитесь отстраняться от уже готовых, завершенных вещей! Холобек проиграл процесс против "Austrobag GmbH" и Вы добились того, чтобы вдова детского врача забрала свой иск. Оба этих дела уже история.
— Но Холобек...
— Но что Холобек!
Крагер перешел на крик.
— Он погиб в результате ужасного несчастного случая! Уголовная полиция всю ночь допрашивала свидетелей. Квартира была заперта. Этот идиот чистил клетку на вращающемся стуле и выпал через балконное ограждение. Это и так достаточно трагично!
Он достал из ящика стола папку и положил на стол.
— Вы должны заняться новым делом, чтобы отвлечься от мыслей, не дающих Вам покоя. Я уже вчера говорил Вам, что занимаюсь выигрышным делом, которое хотел бы поручить Вам.
О боже, эти выигрышные дела Крагера. Что на этот раз?
Крагер пододвинул ей папку. Она бросила взгляд на обложку. Ангелика Боймлер против Маттиаса Виндбихлера. Частное обвинение!
Второе имя было ей знакомо. Дипломированный специалист по торговле Виндбихлер был директором банка, интересы которого они представляли.
— Я знаю, экономические преступления не Ваш конек, но на этот раз речь идет о другом. Директор Виндбихлер является одним из наших клиентов. Он попросил меня заняться делом его сына Маттиаса.
Голос Крагера снова стал деловым. За несколько секунд он мог перейти от эмоционального разговора к деловому, даже не задумываясь о только что состоявшейся бурной дискуссии. У Эвелин так не получалось. В ее голове все еще мелькало множество мыслей.
Поэтому она и слушала в пол-уха рассказ Крагера о том, что Маттиас и его подруга Ангелика крупно поссорились в доме его родителей. Девушка утверждала, что дело дошло до рукоприкладства, что друг побил ее. Он же напротив уверял, что она сама упала на стол со стеклянной столешницей, а несколько дней спустя сама нанесла себе дополнительные телесные повреждения. Заявление в полицию подано не было, но через две недели после происшествия девушка предъявила иск о денежной компенсации за причиненное телесное повреждение.
Эвелин неохотно открыла папку и вздрогнула. Поверх бумаг лежала цветная фотография из больницы. Она инстинктивно задержала дыхание. У девушки были ссадины на лице, окровавленные губы и зеленые синяки под опухшим глазом. И эти повреждения она якобы нанесла себе сама?
Крагер крутил сигару меж пальцев.
— Выручите парня, вытащите его из этой истории.
Выручить его из этой истории?
Она уставилась на раны совсем молодой, может быть, семнадцатилетней девушки. Человек, сам себе наносящий телесные повреждения, не может так выглядеть!
Синяки, разбитые губы, ссадины и царапины. Наверное, она руками закрывала глаза, чтобы защититься от ударов... но все равно испытывала боль, когда ей заломили руки за спину. Веревка все туже затягивала ее запястья и так глубоко впивалась в кожу, что онемели пальцы. Она почувствовала удары в затылок и джутовый мешок, натянутый ей на голову...
Эвелин тяжело дышала. Сердце колотилось. Вытерев со лба холодный пот, она только сейчас заметила, какими холодными были ее дрожащие руки.
— Я не могу,— прошептала она.
Крагер принес ей стакан воды, но она не притронулась к нему,
— Я знаю, что Вы чувствуете, Эвелин.
Она закрыл папку.
— Но как Вы собираетесь стать защитником по уголовным делам и защищать в суде предполагаемых преступников, если Вы еще не справились с собственным прошлым?
"Защитники могут выбирать себе дела"— мысленно ответила она. У нее были свои принципы, согласно которым она бы никогда не стала защищать в суде насильника или педофила.
Крагер с сожалением смотрел на нее.
— Мне не хочется повторяться, но порвите, наконец, со своим прошлым, научитесь этому!
Порвать? Но как? Почти каждую ночь ей снился человек, который сотворил с ней такое, когда ей было десять лет. Эта история была далеко не закончена!
У Эвелин все сжималось внутри, когда она сидела в бюро, пролистывая документы и читая протокол лечащего врача. Она так противилась заниматься этим делом, что ей действительно стало плохо физически.
Крагер был прав? Она должна справиться со своим прошлым? Но как? Этот человек разрушил не только ее жизнь, но и жизнь ее семьи. Эвелин поймала себя на том, что ее мысли опять крутились вокруг прошлого...
... охотничья избушка в лесу. Бесконечно длинная лестница, ведущая в подвал. Темное помещение с тусклым светом, запах влажных стен, веревка, железное кольцо в полу... и жалобный стон из соседней комнаты.
Телефонный звонок прервал ее мысли. Эвелин взяла трубку.
— Привет, ёжик. В чем разница между адвокатом и акулой?
Она облегченно рассмеялась.
На другом конце провода Патрик пробормотал:
— Но я еще даже не дошел до сути.
— И не надо. — Она снова засмеялась. — Так хорошо слышать твой голос, потому что... — Эвелин замолчала, услышав шаги в коридоре.
— Подожди минутку.
Эвелин встала, чтобы закрыть дверь бюро. Не нужно, чтобы вся контора слышала их разговор.
Опустившись на стул, она сняла туфли и положила ноги на стол. Затем рассказала ему, как его отец читал ей нотации, что его нисколько не заинтересовали параллели в делах о подушке безопасности и крышке люка, и о том, какой новый процесс она должна была перенять.
Жалуясь Патрику целых пятнадцать минут, на протяжении которых он ни разу не перебил ее, Эвелин сделала короткую паузу.
— Кстати, а почему ты звонишь?
— Уже и забыл, столько времени прошло.
Шутник! Эвелин улыбнулась.
Вдруг голос Патрика стал серьезным.
— Я немного порылся в жизни Рудольфа Кислингера и Хайнца Пранге...
— Я думала, что у тебя нет времени,— прервала она его.
— Ёжик,— вздохнул он. — У меня полно времени. С этого момента я круглосуточно в твоем распоряжении.
Он что, сошел с ума?
— А как же твоя слежка? Женщина из пиццерии с ужастиками?
— Вынужден был отдать коллеге.
Эвелин была в замешательстве.
— Ты же еще никогда не отдавал своих заданий.
— На этот раз отдал... Ну, ладно, ты все равно узнаешь. — Он глубоко вздохнул. — После того как ты ушла вчера ночью, мы с моим стариком крупно поссорились. Он — отец-тиран, я — сын -неудачник. Мы разговаривали о матери, тогда-то все и вылезло наружу. Сложные отношения между мужчиной и женщиной. Он ничего об этом не упоминал?
— Ни слова.
— Типично для него! Вобщем, я вылетел из его бюро с давлением триста, выбежал на улицу, не заметил машину, и она сбила меня бампером.
Эвелин подскочила.
—Ты ранен?
— Ранен? Меня чуть не переехали!
Ну, понятно! Как всегда преувеличивает. Она опустилась на стул.
— И что у тебя?
— Легкое сотрясение мозга, ничего драматического. Но я вывихнул ногу, порвал связки на левом колене. В течение часа колено стало размером с медицинский мяч. В больнице они иголкой удалили мне кровь из гематомы.
— Ты преувеличиваешь, да?
— Нисколько!
У него был очень серьезный голос.
— После рентгена и компьютерной томографии они наложили мне гипс от лодыжки до бедра. В четыре утра я был дома. С тех пор пытаюсь передвигаться на костылях.
— Мне жаль. — В какой-то степени это была и ее вина. Ведь он из-за нее попал в эту ситуацию. — Тебе что-нибудь нужно? Мне навестить тебя?
— Не нужно. Я принимаю болеутоляющие, так что все под контролем. В любом случае слежку можно выбросить из головы, поэтому у меня теперь даже чересчур много времени. Так ты хочешь услышать, что я выяснил?
Эвелин представила как он сидит в своем бюро — нога в гипсе в приподнятом положении, рядом компьютер и телефон, а сам он что-то пишет в блокнот и нервирует секретаршу своими постоянными просьбами принести ему свежий кофе.
— Выкладывай.
— Итак, детский врач и член городского совета вели не такую уж правильную и порядочную жизнь.
— Они были знакомы?
— Нет, но у них было похожее прошлое.
"Их смерть тоже была похожа,— подумала Эвелин. — Детский врач утонул, упав в открытый люк, а члену городского совета прилетело в лицо радио, когда начала открываться подушка безопасности. Не очень приятные способы уйти из жизни".
— Я наткнулся на три интересных детали... — Патрик зашуршал бумагами. — Первая: У Рудольфа Кислингера и Хайнца Пранге было по нескольку заявлений в полицию по поводу детской порнографии в интернете, но до разбирательств в суде так и не дошло. Якобы доказательств было слишком мало, поэтому прокурор закрыл уголовное дело через несколько недель.
Детская порнография! У Эвелин сдавило горло. Дело принимало оборот, который ей совершенно не нравился.
— Второе: Судя по выпискам из счетов обоих, которые я раздобыл — только не спрашивай как — они, начиная с 1998 года, раз в квартал переводили тысячу евро на анонимный счет. И это точно были не добровольные пожертвования детским домам.
— Сомнительные членские взносы?
— Возможно. Но, может, их и шантажировали. А теперь самое интересное: анонимный счет один и тот же. К сожалению, нельзя выяснить, кому он принадлежит.
Лицо Эвелин обдало жаром.
— Я знала, что помимо девушки в платье на бретельках, этих двоих связывает что-то еще!
— Я еще не закончил,— прервал ее Патрик.
Услышав шаги в коридоре, Эвелин инстинктивно убрала со стола ноги.
— Третий пункт самый интересный: Я выяснил, где были Кислингер и Пранге летом 1998 года, в то время, когда начались денежные выплаты...
За матовым стеклом двери появилась чья-то тень.
— ... и наткнулся на еще одно совпадение.
В дверь постучали, и вошел Крагер.
Эвелин убрала трубку от уха.
Крагер положил на стол визитную карточку.
— Это номер телефона Маттиаса Виндбихлера. Кстати, адвокатом истицы снова является доктор Джордан. Вы уже имели удовольствие познакомиться с ним.
Эвелин все еще слышала бормотание Патрика в трубке, но положила ее, даже не взглянув на визитную карточку.
— Я знаю, что Вы не хотите ничего слышать, но у Рудольфа Кислингера и Хайнца Пранге общее прошлое,— сказала она ледяным тоном.
Крагер покраснел, но она продолжила говорить. Не мог же он быть таким упрямым и не выслушать ее... Эвелин рассказала ему о денежных переводах, анонимном счете, фотографии девушки с длинными, тонкими волосами в летнем платье. Когда она упомянула телефонный разговор с Холобеком, Крагер не выдержал.
— Эвелин! — заорал он. — Мы не криминальная полиция, а адвокаты! — Он взял подшивку документов по делу Ангелика Боймлер против Маттиаса Виндбихлера и демонстративно ударил ей по столу. — Вот это ваше дело, и никакое другое! Я дал Вам шанс, но Вы не оставляете мне выбора. — Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Я даю Вам отпуск до конца недели. Что касается Ваших личных дел, то можете делать, что хотите. Выясняйте то, что должны выяснить, но пусть в Вашей голове, наконец, наступит просветление.
Отпуск? Это слово было ей чуждо. Она уже даже не знала, что оно означает. Последний отпуск был у нее несколько лет назад. Круиз по Карибскому морю с друзьями. Но сегодня уже невозможно будет заказать "горящую путевку" на юг. С другой стороны Эвелин не выдержит сидеть дома.
Она посмотрела на Крагера ледяным взглядом.
— Не может быть, чтобы Вы говорили всерьез.
— Еще как может! — Крагер взял со стола папку. — Приведите в порядок свое бюро и жизнь. В следующий понедельник, когда Вы снова будете в здравом уме, мы поговорим, что делать дальше.
Он вышел из помещения и так сильно хлопнул дверью, что задрожало стекло в раме. Таким злым она его еще никогда не видела. Видимо смерть Холобека и ее поведение в последние дни сильно доконали его. И все это сразу после празднования двадцати пятилетия. За взлетом, как известно, следовало падение. Кроме того, ее поведение не соответствовало тому, что ожидалось от будущего младшего партнера.
Эвелин уставилась на телефон. Ни одна из кнопок не мигала. Несмотря на все проблемы, все ее мысли были заняты одним вопросом. Каков был третий пункт, который Патрик выяснил об этих двух мужчинах?