Лето возмездия

Глава 17

Во второй половине дня Вальтер Пуласки покинул главный вокзал в центре Лейпцига. Только что начался час пик. Тарахтящие электрички каждые несколько минут проезжали мимо него, а машины, как тягучий поток лавы катились по Рингштрассе. Еще недавно его убаюкивала музыка двухэтажного торгового центра на вокзале, а теперь в голове Вальтера звучал шум транспорта.

Произошло ограбление универмага модной одежды «Пик & Клоппенбург» и начальник отдела Фукс поручил ему взяться за это дело. Грабители опустошили кассу, украли восемьсот евро наличными, ударили посетительницу, вырвали у нее сумку и, убегая, запустили в витрину манекеном. Полный набор: повреждение имущества, разбойная кража, телесное повреждение по неосторожности и, возможно, незаконное хранение оружия. Пуласки допросил свидетелей, сделал фотографии и составил протокол.

На его счастье преступники не сразу покинули территорию вокзала, а после кражи еще и ворвались в киоск, чтобы опустошить и его кассу. При этом они уронили журнальную стойку на прилавок. Пуласки постоянно спрашивал себя, как можно быть такими дураками и повторять этот номер в одно и то же время, в одном и том же месте.

Просидев полчаса в бюро администрации вокзала, Пуласки получил очень четкую запись с камеры видеонаблюдения рядом с киоском. На этом дело можно было считать закрытым. Розыск преступников не продлится, наверное, и суток, и в скором времени двое подростков будут сидеть на допросе у Хорста Фукса в управлении полиции на Димитроффштрассе. Это было смешно, но если дело касалось подросткового криминала, Фукс обычно лично занимался этим, даже, если у него было полно других дел. Он всегда хотел дать парням хороший, жизненный совет на будущее. Вобщем, он не мог выйти из своей социальной роли наставника и иногда обращался с преступниками даже более уважительно, чем с подчиненными.

Пуласки прикрыл глаза рукой, защищаясь от послеобеденного солнца. Он шел со своим чемоданчиком к машине, припаркованной перед пешеходной зоной. До возвращения в участок оставалось еще немного времени. Сейчас он мог бы, как это часто бывало, прогуляться мимо магазинов, поговорить по телефону с дочерью или купить продуктов на ужин в супермаркете на Николаиштрассе. Мог бы встретиться с Ясмин в кафе-мороженое, чтобы насладиться последними летними деньками.

Школа только началась, и его дочери еще было скучно. С тех пор как пять лет назад Карин не вернулась из больницы домой, малышка была очень привязана к нему. Как только Пуласки был где-то рядом по работе и у него находилось несколько свободных минут, он звонил ей. И она приезжала на своем треккинговом велосипеде, который уже стал девочке мал, в город. Может быть, она делала это лишь потому, что думала, что ему было одиноко. Как бы то ни было - на этот раз у него не было времени ломать себе голову над этим. Пуласки нужно было уладить кое-что другое.

Пуласки подошел к машине, закинул чемодан на заднее сиденье, взял значок криминальной полиции с панели приборов и сел за руль. Засунув в рот сигарету, он поднял с пассажирского сиденья тяжелую стопку бумаг, копии которых Мальте сделал в участке, и положил себе на колени. Семьдесят медицинских карт с историями болезней пациентов! Все из психиатрической клиники Маркклееберг. Пуласки уже прочел документы вчера вечером в комнате для переговоров, но сейчас он искал нечто другое: параллели между ними.

Был ли среди пациентов еще один сирота, которого подвергали сексуальному насилию в детстве, и который сначала лечился в клинике Бремерхафена, а затем был переведен в психиатрическую лечебницу Маркклееберг? И произошло ли все это десять лет назад?

Через полчаса Пуласки отложил в сторону последний листок. "Осечка"! Ему попалось несколько случаев, где происходило то или иное. Но ни в одной истории болезни не было совпадений всех ключевых данных. Только у Мартина и Наташи. Значит все-таки совпадение? Он не хотел в это верить. Это была интуиция, которая очень редко подводила его. Вскрытие Мартина Хорнера покажет, действительно ли парень умер своей смертью или нет. Но так долго Пуласки ждать не хотел. Он чуял, что за внешним "фасадом" этого дела скрывалось гораздо больше, и хотел пробить в нем брешь, чтобы вытащить на свет все тайны этой истории.

В голове Пуласки проносилось множество мыслей.

Смерть обоих детей в течение нескольких дней.

Остановка сердца и самоубийство.

Седовласый.

Поддельная прощальная записка.

След, ведущий в Бремерхафен.

Он предполагал, что Готайник, его бывший коллега в управлении уголовной полиции и молодой нахал Винтереггер не придадут значения этому неясному следу. У Пуласки было подозрение, что седовласый снова нанесет удар, или, может, он уже до этого проявлял активность? При этой мысли Пуласки выпрямился.

Но кроме Мартина и Наташи в психушке Маркклееберг больше не было случаев смерти. Пуласки вспомнил кое-что, что вчера сказала Соня Вилльхальм, когда они прогуливались в парке.

Для таких больных существовало всего два специализированных заведения: клиника в Гёттингене и Маркклееберг.

Гёттинген! Город находился всего в двухстах тридцати километрах от Лейпцига. Три часа на машине. Там была еще одна специальная клиника для людей с раздвоением личности. Нужно было выяснить бывали ли там смертельные случаи среди пациентов. Если нет...

... то, может, они были еще впереди.

Пуласки сидел в своем бюро, уставившись на монитор, когда на улице уже начало смеркаться. Время тянулось как никогда медленно.

Хорст Фукс, усатый великан, проходя мимо его кабинета просунул голову в дверь.

- Доклад по главному вокзалу уже готов?

- Я работаю над этим, - солгал Пуласки. Готовый доклад уже полчаса лежал в ящике его стола. Краем глаза он взглянул на монитор.

Поиск завершен на девяносто шесть процентов.

- Давай быстрей, я хочу еще сегодня вечером объявить в розыск этих двоих подростков.

- Да, конечно.

Поиск завершен на девяносто семь процентов.

Фукс уже хотел уходить, когда Пуласки крикнул.

- Есть новости от Готайника и Винтереггера?

- Ты больше не занимаешься этим делом.

- Это для меня не новость!

Фукс повернулся и оперся о дверной косяк. Под его мышками виднелись большие пятна пота. Как никак он уже с семи утра был на службе и наверняка опять пробудет здесь до полуночи. Такова была работа начальника отдела.

- Насколько мне известно, они допрашивают врачей и санитаров психиатрической клиники.

Вот идиоты! Пуласки простонал.

- Пустая трата времени.

- Возможно, но это больше не твое дело.

- Они совершают ошибку.

- Уже не в первый раз. - Фукс поднял плечи. - А тебя-то это почему так заботит?

- За этим делом кроется нечто большее, - ответил Пуласки. - Я чувствую.

- Знаменитое шестое чувство Пуласки!

Это прозвучало издевательски, но вдруг Фукс посмотрел на него наморщив брови.

- Тебе неприятно это слышать, но если бы ты остался в управлении уголовной полиции, то смог бы вести расследование. Когда -то ты был там влиятельным человеком, но сейчас утратил свое значение, по крайней мере, в их глазах.

Да, черт возьми. "Старая песня". Он не имел ничего против парней из управления уголовной полиции, но почему расследование должны вести именно эти два неудачника? Как и все остальные, он часто закрывал глаза на то, что исчезали доказательства или что-то замалчивалось. Но на этот раз Пуласки не хотел этого допускать. Все-таки речь шла о молодых людях. Да разве они смогли бы что-нибудь предпринять против него, если бы он продолжил расследование на свой страх и риск? Перевести на новую должность? Куда? Он итак уже был на круглосуточной службе и полдня писал доклады. Хуже быть уже не могло.

Пуласки покосился на монитор.

Поиск завершен на девяносто девять процентов.

- Ты прав.

- Не забудь об отчете!

Фукс кивнул ему и исчез. В этот момент из монитора раздался писк. Поиск завершен. Одно попадание.

Пуласки вошел в систему бюро записи актов гражданского состояния с помощью нового кода подразделения и сделал запрос о смертях в психиатрической клинике Гёттингена за последние три месяца. Одно попадание! Свидетельство о смерти было выдано неделю назад.

Несмотря на жару в бюро, Пуласки печатал на клавиатуре холодными, онемевшими пальцами. Пациент - некий Себастиан Земмельшлэгер, покончил жизнь самоубийством. Согласно дате рождения ему было девятнадцать лет. Как Наташе и Мартину. Большего ему, с его компьютером и полномочиями, выяснить не удастся.

Пуласки взял трубку и позвонил в уголовную полицию Саксена. Он не собирался говорить с Готайником или Винтереггером. Еще было слишком рано. Но в Дрездене было достаточно других людей, которых он знал со времен своей службы главным комиссаром криминальной полиции и которые были ему обязаны.

Ожидая, когда ему перезвонят из Дрездена, Пуласки пил кофе и курил сигарету. В кухню он пошел в обход, чтобы не проходить мимо кабинета Фукса.

В кухне было темно. Пуласки прислонился лбом к окну и уставился на улицу внизу. Только что включилось уличное освещение, люди спешили с покупками домой. Он придет домой позже, чем планировал, как и вчера. Вобщем-то Фукс был прав. Зачем ему это дело? Лучше было бы пойти домой, пока еще были теплые вечера. Он пообещал Ясмин, что на этой неделе поедет с ней и соседской собакой Рексом на велосипеде в Йоханнапарк, чтобы поиграть с фрисби[8] . Но сегодня уже нет. Он должен был разобраться с этим делом. Пусть даже только для того, чтобы успокоить свою совесть.

Наконец, зазвонил его сотовый. Пуласки затушил сигарету.

Но это был не дрезденский номер, а телефон Майке. Она звонила из отделения патологии.

- Привет, мой дорогой. Как дела?

- Еще на службе? - спросил он. - Тебе дома заняться нечем?

- Ты же знаешь,"кромсать" — это мое хобби. А ты где?

- В участке.

Она засмеялась.

- Жалуешься на меня, а сам уже практически живешь в бюро.

Майке сделала паузу.

- Как долго?

- Самое большее четверть часа, - сказал он. Надеюсь!

- Сходим потом чего-нибудь выпить?

Этот вопрос не возникал уже давно, и Пуласки надеялся, что Майке сдалась. От университетской клиники до Димитроффштрассе было всего лишь пятнадцать минут пешком. Посещение пивной в конце рабочего дня напрашивалось само собой, тем не менее, они всего несколько раз ходили куда-то вместе. Никогда одни, всегда с коллегами. Когда она задавала ему этот вопрос, он почти всегда думал о Карин. Наверняка она бы хотела, чтобы после ее смерти он встречался с другими женщинами. В конце концов, он же не мог вечно сидеть дома и смотреть на ее фотографии, которые спрятал от дочери в ящике стола.

Однако на этот раз Пуласки подумал не о Карин, а о Соне Вилльхальм. С тех пор как он вчера впервые увидел эту женщину-терапевта, она не выходила у него из головы. "Руки прочь от бывшей жены прокурора Колера",- сказал он самому себе, но, несмотря на это, его мысли были постоянно о ней. Возможно это была еще одна причина, чтобы следить за расследованием смертей Наташи Зоммер и Мартина Хорнера? Чтобы не терять с ней связь? Его запутанные и двоякие чувства, противоречивые мотивы были бы просто находкой для психиатра.

- Нет, сегодня не получится, - сказал он, в конце концов. - Я хочу пойти домой, к дочери.

- Ах да, конечно.

Кажется, Майке догадывалась, что его ответ не совсем правдив. Да и какая разница? Между ними никогда ничего не было.

- Кстати, сегодня в обед у меня на столе оказался второй пациент из психиатрической клиники.

Пуласки насторожился.

- Мартин Хорнер?

- Ты хорошо проинформирован. Парням из уголовной полиции очень повезло.

"Парни из уголовной полиции, да это же просто смешно», - подумал Пуласки. – «Они и успех!"

- Он умер не от сердечной недостаточности?

- Пока не могу сказать. В любом случае, согласно медицинскому отчету, он страдал от сердечной недостаточности, поэтому регулярно принимал медикамент, который ускорял сердцебиение, - ответила судмедэксперт. - Но тебя гораздо больше заинтересует тот факт, что я обнаружила следы проколов на обоих плечах.

- Как у Наташи.

- Видимо патологоанатом не заметил эти следы, когда делал вскрытие. Я бы их тоже не заметила, если бы целенаправленно не искала совпадений.

- Ботокс?

- Возможно.

Он подозревал...

- Мартин умер не своей смертью.

- Знаменитый диагноз на расстоянии от профессора Пуласки, - съязвила Майке. - Почему тебя так интересует это дело?

- Пожалуйста, просто держи меня в курсе.

После этого разговора Пуласки вернулся в свое бюро. Десять минут спустя раздался долгожданный звонок из Дрездена. Звонил Филип Кох, ответственный за обработку данных и информационно-справочную службу. В свое время, на одной вечеринке он познакомил Пуласки с Карин и был свидетелем на его свадьбе.

У Филипа как всегда был усыпляющий голос, как будто он проглотил сто таблеток «Валиума».

- Пациент Себастиан Земмельшлэгер покончил с собой в психиатрической клинике Гёттингена. Деталей у меня нет, поэтому тебе нужно позвонить главному врачу, но он тебе ничего не скажет.

- Я знаю, Филип, кроме того, я уже сам это выяснил, - прервал его Пуласки.

- Как тебе вообще в Лейпциге?

- Отлично, спасибо.

Не время для непринужденной беседы!

- Что там с клиникой в Бремерхафене?

Филип постучал по клавиатуре.

- Ты был прав. Парня там действительно лечили, в августе 1998 года, а затем перевели в Гёттинген.

У Пуласки пробежал холодок по спине.

- Второй запрос! - напирал он. - Еще кто-нибудь был?

- Летом´98 у этого же врача лечился второй ребенок, которому тогда было восемь лет, и которого также перевели в психиатрическую лечебницу в Гёттингене.

Полное попадание! У Пуласки заколотилось сердце.

- Как звали врача?

- Не могу тебе сказать, это конфиденциально.

Пуласки пытался оставаться спокойным.

- А имя ребенка?

Он схватил ручку.

- Леся... - Филип медлил. - Прокопов...

- Прокопович, - помог ему Пуласки. Украинская фамилия.

Четверо детей одного возраста, лечившиеся в Бремерхафене в одно и тоже время. Возможно, во всех этих случаях их лечил один и тот же врач. Двое из них оказались в Маркклееберге, а двое других в Гёттингене - и вот уже трое из них были мертвы.

- Девочка еще там?

- Я что, ясновидящий? - пробурчал Филип.

- Спасибо, ты мне очень помог.

- Хорошо, но ты знаешь, что такие запросы обычно...

- Спасибо, Филип.

Пуласки положил трубку, достал из ящика стола отчет и вышел из бюро.

Он бросил Фуксу на стол папку с документами об обоих ограблениях в торговом центре на главном вокзале Лейпцига.

- Ориентировки, показания свидетелей, протокол о нанесении материального ущерба... все как обычно.

Фукс лишь приподнял бровь и сделал вид, что не услышал комментарий Пуласки.

- Могу я взять выходной на завтра? - спросил Пуласки.

Фукс не смотрел на него, пролистывая документы.

- Зачем?

- Мне надо отдохнуть.

Фукс хрипло засмеялся.

- А кому этого не надо?

Затем посмотрел на настенные часы.

- Ты опоздал со своей просьбой. Каникулы закончились, начинаются последние дни лета, каждый хочет иметь свободные дни.

Пуласки ничего не ответил. Он надеялся, что Фукс не будет спрашивать его о причине. Он итак проводил мало времени с дочерью, и не стоило сейчас прикрываться ею, придумывая вынужденную ложь. На этот счет совесть Пуласки работала точно как швейцарские часы.

Фукс закрыл папку.

- Доклад в порядке. Я не против. Поговори с Мальте, пусть он отработает за тебя.

Он открыл ящик стола, достал формуляр и протянул Пуласки. Фукс так смотрел на него, словно догадывался, какие мысли были в голове у Пуласки. Но его следующий вопрос прозвучал как бы между прочим.

- День отпуска. Что планируешь делать?

Пуласки подписал формуляр.

- Поеду на природу.

- Прекрасно. - Фукс понизил голос. - Сообщи, если возникнут трудности.

Трудности? На мгновение Пуласки замер.

Он же просто едет в Гёттинген. Какие у него могут возникнуть трудности?