Меч Марса

Ставка Аттилы переместилась на берег Дуная. Обширная равнина стремительно заполнялась воинами. Вслед за гуннами к шатру знаменитого вождя спешили самые разные народы: конные и пешие, облаченные в доспехи и одетые в звериные шкуры, вооруженные мечами и луками. Кто-то из прибывших являлся преданным союзником, кто-то своим присутствием выражал покорность народу-победителю, иные надеялись обрести добычу в совместном походе — и все вместе верили в удачу предводителя гуннов.

Однажды к Аттиле пытался пробиться пастух, принесший в подарок древний меч. Предводитель гуннов часто вел беседы с простыми воинами, и потому был любим своим народом. Телохранители провели пастуха в главный шатер, все же забравши подарок, и он рассказал Аттиле странную историю обретения меча:

— Дней десять назад случилось одной из моих телок прийти вечером с раной на ноге. Я отправился по кровавому следу и нашел железное острие, торчащее из земли. Мне пришла в голову мысль, что нужно извлечь железо, дабы оно более не нанесло вреда скоту. Затея эта стоила многих трудов, так как при мне не оказалось лопаты, а земля вокруг была утрамбована, словно дорога между большими городами. И когда я откопал то, что искалечило ногу моей телке, то оказалось, что я держу в руках меч. Неизвестно, сколько он пролежал в земле, но выглядел так, как будто его выковали вчера. Лезвие оружия настолько острое, что им можно разрубить на лету лебединый пух. Смотреть находку собралось множество людей, и каждый восхищался ее великолепием. Среди прочих мнений я услышал, что меч мог принадлежать римскому богу. Если это так, то прими в подарок, великий Аттила, мою находку. Ибо только один ты достоин владеть мечом бога.

Онегесий — советник Аттилы — тотчас распорядился доставить в шатер перебежчиков-римлян и принялся расспрашивать их о таинственном мече.

— Да. Такой меч был у нас. Он утерян давным-давно — когда римляне отказались от прежних богов, — подтвердил слова пастуха-гунна один из отверженных.

— Он упал с неба. Предки говорили, что меч послал бог войны Марс, — утверждал другой.

— Нет, — возразил третий. — С неба упал раскаленный кусок железа. Его отнесли кузнецам, которые затем пытались выковать плуг, но железо упорно не желало изменять свою форму. Из небесного железа хотели сотворить колеса для триумфальной колесницы, и тоже ничего не получилось. Наконец, решили сделать меч. Чтобы разогреть непокорное железо, привезли с далекого острова необычный твердый уголь. Соорудили огромные меха, несколько наковален пришло в негодность, но все же мастера добились желаемого. Меч получился необычный, им можно было разрубить даже камень, словно ивовый прут. С тех пор как у римлян появился меч Марса, не стало ни одного народа, равного им по силе.

— Смотри! — Онегесий протянул знатоку римских древностей меч. — Этот ли меч принадлежал богу?

Римлянин взял оружие, осмотрел рукоять с одной стороны, потом с другой и воскликнул:

— Без всяких сомнений! Это меч бога войны! На рукояти изображены священные животные Марса — волк и дятел.

— Все понятно. Идите и расскажите воинам, что меч римского бога теперь принадлежит нам, — отпустил Онегесий римлян.

Неторопливый советник размышлял, как получше использовать необычный подарок пастуха, но Аттила его опередил:

— Пойдем, Эллак, испытаем прочность меча римского бога, — обратился он к старшему сыну.

Владеть оружием гунны учились с детства — как только отрывались от материнской груди и вставали на ноги. Происхождение обязывало Эллака достичь в этом искусстве совершенства. Между ним и отцом прямо у шатра начался упорный поединок.

Зрелище привлекло множество воинов. Громкими криками они выражали восторг, особо отмечая ловкий удар отца или сына. Молодость и сила Эллака с течением времени стала брать верх над искусством отца. Наследник опомнился вовремя и старался не слишком наседать на Аттилу, дабы не поставить его в неловкое положение на глазах у всего войска. Впрочем, поддавался он настолько искусно, что этого никто не заметил.

Отцы-гунны дрались в полную силу, когда учили сыновей, сравнявшихся с ними ростом. Аттила тем более никогда не делал поблажек своим наследникам. Лишь, когда из рассеченного плеча Эллака потекла кровь, он спросил:

— Можешь продолжать бой?

— Ничего страшного, отец! — бодро ответил юноша и отбил занесенный меч Аттилы.

И бой закипел снова. Аттила порядком устал, а зрителей все прибавлялось. Эллак уже подумывал, как бы завершить поединок с почетом для отца, и жалел, что не положил меч на землю, сославшись на ранение. Но чудо-меч, доставленный пастухом, сделал все как нельзя лучше. Эллак занес меч для очередного удара, Аттила же сосредоточил все свои силы в руке, державшей тяжелое оружие, и со страшным звуком оба меча скрестились. Случилось невероятное: меч Эллака, которым тот всегда гордился, разлетелся на две половины.

Толпа восторженно заорала тысячами разноязыких голосов.

— Отец, ты сломал мой лучший меч, — с сожалением произнес Эллак.

— Он был бы негоден, даже если б не разделился надвое. Все лезвие в глубоких зазубринах — вынес вердикт Онегесий. — Из него могла получиться только пила.

Советник принялся осматривать оружие Аттилы и тотчас воскликнул:

— На нем нет даже царапин! Римляне не обманули, в твоей руке, Аттила, меч бога Марса!

— Не жалей, сын, о потере. Нынешний вид твоего оружия говорит, что мы обрели непобедимость, — утешил Эллака предводитель гуннов. Он поднял подарок пастуха высоко над головой и обратился к войску: — Этот меч послал римлянам бог Марс, который покровительствовал им в прежние времена. Пока они владели необыкновенным клинком, не было равных по силе этому народу. Глупцы утратили священное оружие, а мы получили его и теперь будем бить римлян столько, сколько пожелаем.

— Веди на Рим, Аттила! На Рим! Аттила непобедим! — дружно заорало войско.

Весь лагерь пришел в движение. Время выступления в поход настало.

В ожидании, пока гунны снимались со стоянок на дунайской равнине, Аттила распорядился найти пастуха, принесшего необычный меч. Его отыскали на пастбище и доставили к шатру на холме прямо с его плетью, которой он стегал своих коров. Ничтожнейший из гуннов, наряженный в некое рванье, стоял перед Аттилой. В глазах пастуха не было ни страха, ни волнения, ни смущения за свой неподобающий наряд; он с восхищением и гордостью смотрел на предводителя, еще не зная, чего ждать от этого визита.

— Ты оказал мне великую услугу. И заслуживаешь такой же награды, — обратился к нему Аттила. — Тебя проводят в сокровищницу, где сможешь взять столько золота, сколько унесешь. Если сочтешь мою плату недостаточной, то можешь прийти еще раз.

— Благодарю, Аттила, за щедрость. Лучшей наградой для меня стало то, что находка оказалась тебе полезной. Золото мне ни к чему, я не люблю этого мягкого металла, из него невозможно сделать даже нужную в хозяйстве вещь.

— За него можно купить все, что понадобится тебе и твоей семье, — заметил Онегесий.

— У меня есть все, что необходимо для жизни, а лишнее — ни к чему, — равнодушно произнес гунн. — Благодаря найденному мечу мяса в избытке. Телку с искалеченной ногой довелось прирезать.

Аттила нечасто проявлял чувства — даже его сыновья росли обделенными отеческим вниманием, но теперь он подошел к грязному пастуху и крепко его обнял. Радость отразилась на увлажненных глазах сурового военачальника.

— С таким народом мы не можем не побеждать, — обратился Аттила к Онегесию, когда пастух покинул шатер.

— Если б все гунны мыслили так, как этот пастух… — неопределенно промолвил советник.


Тревога витала в воздухе на всем пространстве по южную сторону Альп, впрочем, Италийская земля была неодинока в своем страхе. Некий невидимый мрак окутал и бесконечные просторы Галлии, призывая готовиться к худшему. Не только люди, но и природа во владениях императора Валентиниана чувствовала приближающуюся беду. "Почти постоянно происходили землетрясения, — рассказывает монах Сигеберт, — а на небе появлялись многочисленные знамения. Так, по вечерам небо в северной части становилось красным, как огонь, а через огненно-красный цвет пробивались более яркие и бесформенные огни, наподобие звёзд. Луна покрывалась мраком, появлялись кометы, и происходило многое другое".


Слухи о том, что гунны собираются вторгнуться в Галлию, повергли в ужас населявшие ее народы — еще раньше, чем Аттила оставил Паннонию. Церковь как могла старалась облегчить участь своей паствы. Григорий Турский в "Истории франков" рассказывает о епископе города Тонгра Аравации — человеке исключительной святости, который проводил время в молитвах и постах, неустанно упрашивая Господа не допустить в Галлию свирепое неверующее в Иисуса племя. Но слухи шли, что войско гуннов достигло числа, коего еще не бывало на земле, и нашествие стало неминуемым.

Епископ, благодаря снизошедшему откровению, понял, что земля франков переполнена трехами, и оттого молитвы его не достигают Господа. Тогда Араваций направился в Рим, чтобы заручиться покровительством апостола Петра. И вот, приблизившись к могиле блаженного апостола, епископ неустанно молился. В течение двух-трех дней он оставался без еды и питья, дабы ради житейских потребностей не прерывать молитву. Много дней он провел у могилы апостола, и когда душа епископа готовилась покинуть истощенное воздержанием тело, ему пришел ответ от блаженного Петра:

"Зачем ты беспокоишь меня, святейший муж? — спрашивал апостол. — Ведь Господь твердо решил, что гунны должны прийти в Галлию и, подобно великой буре, опустошить ее. Теперь же прими совет: возвращайся скорее, приведи в порядок дом свой, приготовь погребение, раздобудь для себя чистый льняной саван. Так говорит Господь наш, Бог".

Епископу ничего не оставалось, как поспешить домой. Придя в Тонгр, Араваций раздобыл все необходимое для собственного погребенья и начал прощаться с клириками и прочими жителями города. Весь народ принялся умолять: "Не покидай нас, святой отец, не забывай нас, пастырь добрый!" Плач не мог изменить то, что начертано судьбой и о чем известил глас апостола Петра. Обходя свое епископство, Араваций, изнуренный лихорадкой, так и умер в пути. Прихожане похоронили его возле столбовой дороги.

Загрузка...