Вождь гуннов и римский посол вышли на обдуваемый порывистым ветром холм. Следом четверо воинов вынесли безногого советника, последним шатер покинул всегда неторопливый Онегесий. По небу ползли черные тучи и приближались они именно к лагерю гуннов. Ульдина не интересовало стремительно темнеющее небо, его восторженный взгляд был направлен к подножью холма, сплошь усеянного людьми и лошадьми.
— Смотри, римлянин, какая сила перед нами! Есть ли на земле войско более многочисленное и более готовое к битве, чем это?!
— Оно непобедимо! — согласился Лев. — Никто не сможет одолеть гуннов на Италийской земле. Однако на небесах есть Господь, и по Его воле совершаются многие дела в нашем мире. Мы можем стать свидетелями самых удивительных событий, которые невозможно постигнуть разумом человеческим. И первые станут последними, а последние окажутся впереди всех. Тот, кто был в грязи, вознесется на великую высоту, а великие обратятся в прах.
— У кого сила — у того и победа. — Аттила вдохновился открывшимся зрелищем и речами Ульдина. — Ничто и никто не помешает гуннам стереть твой город с лица земли. Только покорность римлян может спасти их. Если они осмелятся противостоять гуннам, на месте Рима раскинется пастбище для наших коней.
Пошел дождь, на небе засверкали молнии, послышались раскаты грома — и они с каждым мгновением становились громче. Некоторые гунны подняли вверх мечи и принялись грозить небу в ответ. Аттила был доволен своими храбрыми воинами, но Лев только насторожился — он чувствовал: сейчас должно что-то произойти.
— Какие необычные молнии! — воскликнул Аттила. — Похожи на меч.
— Это меч апостола Петра! — произнес Великий понтифик. — Святой желает нам что-то сказать.
— Каким образом он присоединится к нашей беседе? — презрительно ухмыльнулся вождь гуннов.
Событие, произошедшее в следующее мгновение, стерло презрительную улыбку с уст Аттилы в один миг. Рядом с ним телохранитель поднял оружие вверх и вместе с прочими воинами вызывал гневающееся небо на бой. Удар небесного меча пришелся в поднятый вверх клинок телохранителя. Огонь вспыхнул на металле и ушел в человека. Он упал на землю с такой силой, словно был поражен снарядом из камнеметательной машины.
Товарищи бросились на помощь упавшему, но того уже ничто не могло спасти. Ужас застыл на лицах гуннов: у сраженного небесным мечом глазницы были пусты. Их содержимое разорвалось на части и разлетелось в разные стороны. На лице запечатлелись знаки: на лбу меч, а на щеке черный крест.
— Он видел римского Бога, — предположил находившийся поблизости прорицатель, — никто после этого не может оставаться в мире живых.
Гунны в ужасе побежали прочь от тела сраженного товарища, словно мертвый мог быть опасен. Самого быстрого, мчавшегося впереди всех, догнала молния и страшным ударом сразила наповал. Бежавшие застыли, быстрые ноги не могли даровать спасение — самый лучший из них погиб первым. Отважные гунны теперь малодушно падали наземь, укутывали головы одеждами, иные закрывали ладонями глаза, чтобы сберечь их и не видеть творившегося вокруг ужаса.
Бесстрашных воинов, которые прежде совершенно не ценили собственных жизней в битвах, теперь было странно лицезреть в положении детей, впервые в жизни застигнутых непогодой. Объяснить их нечеловеческий страх можно было только их же древними верованиями. Кочевники поклонялись Небу, оно было их главным божеством, которое носило имя Тенгри. Гнев небесного покровителя для гуннов был страшнее всех вражеских армий. И теперь Небо ясно показало, что оно недовольно гуннами.
Аттила был неприятно поражен поведением лучших воинов. Даже телохранители, готовые в любой миг отдать за него жизнь, покинули своего вождя. Благоразумный Онегесий с вершины холма спустился шагов на сто вниз, слез с лошади и передал поводья телохранителю. Немного поразмыслив, он вручил воину и свой меч, в битве с небесной стихией не только бесполезный, но, как оказалось, вредный для владельца. Где-то в стороне слышался гневный голос Ульдина, сыпавшего ругательства то небу, то в сторону трусливых соплеменников. Аттила остался лишь в обществе Великого понтифика.
Ливень продолжался, периодически над лагерем сверкали молнии, их сопровождали страшные раскаты грома.
Аттиле выражать страх было нельзя, даже если малейшую тень этого жалкого чувства воины прочтут в глазах предводителя, дни его будут сочтены. Почему-то именно в эти мгновения Аттиле померещился образ Рутилы, погибшего восемнадцать лет назад. Последний был его дядей и правителем гуннов, именно от него к Аттиле перешла власть над воинственным народом. Рутила одержал много славных побед, он заставил весь мир бояться и уважать гуннов. Но не подвиги дяди внезапно возникли перед глазами Аттилы, а его последний час. Рутила шел на Константинополь, но… не достиг его. Повергла правителя гуннов не вражеская армия, а молния, сразившая его мгновенно на виду всего войска. Говорят, император ромеев коленопреклоненно просил своего Бога остановить нашествие и спасти град Константина… Теперь Аттила вознамерился покорить главную столицу римлян, и так некстати возникло обожженное небесным огнем лицо Ругилы, его широко раскрытые мертвые глаза, обращенные к черным тучам.
— Пойдем-ка в шатер, переждем непогоду, — предложил он Льву.
— Подожди, нам нельзя трогаться с места. Апостол Петр еще гневается. — Великий понтифик ухватился за руку Аттилы.
Военачальника разозлила неслыханная наглость римлянина, и Аттила уже занес свободную руку, чтобы его ударить. Но в этот миг он увидел на небесах позади Льва странное действо. Поднятая вверх рука застыла неподвижно. Аттила, словно завороженный, описывал картину, на которую указывала его рука, направленная вверх совершенно для другой цели:
— Два огромных человека на небе, в одеждах, как на тебе, римлянин… В руках огненные мечи.
— Это апостолы Петр и Павел, — спокойно пояснил Великий понтифик. — Они приходили ко мне прошлой ночью и обещали спасти Рим.
Изумленный Аттила не мог оторвать взгляд от неба.
— Как они могли прийти к тебе?!
— Я видел Петра и Павла во сне, — признался Лев. — Но только теперь понял, что был то не сон.
Тем временем около небожителей возник огненный шар. Один из старцев взмахнул огненным мечом, и сгусток пламени покатился в сторону Аттилы и Льва. Не долетев несколько шагов до них, шар сделал полукруг и направился прямо в шатер военачальника гуннов. Походное жилище вспыхнуло ярким пламенем и продолжало гореть, несмотря на то что с небес не переставая хлестал ливень. Когда подходил к концу материал, пригодный для горения, в шатер ударила молния. Ее сопровождал оглушительный раскат грома, от которого Лев и Аттила на некоторое время совершенно оглохли. Удар небесного меча поднял вверх догоравшие остатки кожи — основного строительного материала этого сооружения. В воздухе клочки вспыхивали ярким пламенем и разлетались на сотни шагов.
Страх нашел свою лазейку и в душе храбрейшего вождя; левое веко его начало судорожно дергаться, в глазах появилась растерянность, и он с ужасом смотрел на место, где только что находился его шатер. Остальное войско не так сдержанно воспринимало гнев Неба. Паника и хаос царили в лагере гуннов такие, как будто они попали в западню, устроенную врагом, и теперь были им нещадно избиваемы. Ульдина до сего времени четверо гуннов несли на римском паланкине, но теперь воины, не сговариваясь, бросили носилки, упали наземь и закрыли головы руками. Безногий старик барахтался в грязи и грозил самой лютой смертью лежавшим подле него носильщикам.
На некоторое время стихия утихомирилась. Пошел ровный дождь. Владыка небес показал свой гнев, и люди его поняли — по крайней мере, те, что должны были его понять. Аттила глядел на свое ничтожное, словно потерпевшее поражение, войско и не испытывал ни ярости, ни бешенства; ведь он и сам недавно испытал ранее неведомое чувство страха. Предводитель гуннов только укоризненно произнес:
— Найдется ли среди воинов несколько храбрецов, которые помогут почтенному Ульдину?
Один из лежавших носильщиков паланкина поднялся и начал пинать ногой товарищей. Сыпавшиеся непрерывно удары скоро вернули им разум. Одни начали поднимать советника, другие поднесли вывалянные в грязи носилки, но Ульдин с презрением их оттолкнул:
— Прочь, жалкие овцы! Коня мне!
Желание старика исполнили. Пылавший ненавистью Ульдин поднял коня на дыбы, стремясь передать животному свою великую ярость. Похоже, это ему удалось. Подчиняясь всаднику, конь поскакал в самую гущу лежавших воинов; копыта его разбивали головы, ломали хребты, дробили ребра. Этого Ульдину показалось мало. Он выхватил меч и занес для удара:
— Трусливые ничтожества! Я порублю каждого, кто сейчас не встанет на ноги и не возьмет в руки свое оружие! Глупцы! Небо сожгло шатер Аттилы потому, что хотело сказать: довольно стоять на месте! Мы идем на Рим! Небо торопит нас!
В это время раздался страшнейший раскат грома. Молния вошла в меч Ульдина и пронзила насквозь всадника и скакуна. Оба упали наземь и, не издавши ни звука, околели. Старый гунн, который был испытан всеми видами смерти, пал, сраженный единственной силой, которую боялись гунны, — и погиб храбрый Ульдин в виду всей армии. Начавшие подниматься воины увидели страшную смерть столетнего воина и снова упали на землю. Они оставались в таком положении до тех пор, пока гроза полностью не прекратилась.
Стихия навеки успокоила Ульдина, вступившего с ней в спор, и пошла на убыль. Не обращая внимания на мелкий теплый дождик, Аттила с грустью осмотрел свой лагерь: он напоминал поле битвы, причем которая закончилась не в пользу гуннов. И вдруг предводитель гуннов вспомнил о чем-то важном и едва не бегом поспешил к тому месту, где стоял его шатер.
Здесь хранилась походная казна. На месте шатра среди дымящегося мусора валялись золотые и серебряные монеты, украшения. Иные вещи расплавились, застывшие капли драгоценных металлов засеяли вершину холма. Льву одна монета показалась любопытной, он никогда не видел денег подобной толщины. Великий понтифик поднял монету, и сразу стала понятна причина ее необычности: некая сила намертво соединила благородный солид с изображением Валентиниана с золотым безантом, на котором красовался император римского Востока — Феодосий.
Аттилу валявшиеся под ногами сокровища не интересовали. Нещадно втаптывая в песок золото, он искал более ценную вещь. Наконец, под россыпью монет он увидел острие меча. Разбросав в стороны все лишнее, военачальник извлек меч. Он оказался совершенно негоден: оружие местами расплавилось и согнулось, а на самой середине его лезвия металл почти прогорел вовсе. То был Марсов меч, который даже при ударе о камень не получал зазубрин. Гунны верили, что меч послан небом и, пока он с ними, войско Аттилы непобедимо. Военачальник сам же сделал случайно попавшее в руки оружие талисманом победы.
Слеза упала на негодный металл, который еще недавно был знаменитым Марсовым мечом. Аттила без особых усилий переломал о колено оружие, сраженное мечом небесным. Обе половины он бросил под ноги телохранителя со словами:
— Закопай это в землю немедленно и забудь о его существовании.
Потерю Марсова меча соотечественники все же заметили, и печальная весть разлетелась по лагерю.