Лев и Аттила. История одной битвы за Рим

Манихейская ересь

Лев возвратился из Галлии 29 сентября 440 г. Его друг — Проспер Аквитанский — отразит радостное для соотечественников событие в своей хронике: "… более 40 дней римская церковь была без главы, с удивительным спокойствием и терпением ожидая прибытия диакона Льва, которого тогда удерживали галльские провинции: он был занят примирением Аэция и Альбина. И как будто затем он был далеко уведен, чтобы были ясно представлены и заслуженность избираемого, и здравомыслие избирающих. Итак, диакон Лев, приглашенный всенародным посольством и представ перед радующейся родиной, рукополагается 43-м епископом римской церкви".

Римский епископ давно стал главенствующим среди прочих христианских епископов, оставалось только выделить сложившееся положение вещей каким-то образом. В языческие времена верховный жрец в Риме именовался Великим понтификом. Этот титул было решено присвоить римскому епископу, и первым стал его носить Лев.

Тотчас по вступлению в великую должность Лев был принужден заниматься трудноразрешимыми вопросами: с одной стороны, он желал проявить милость к терпящим бедствие, с другой стороны как глава церкви он обязан был охранять чистоту веры от лживых измышлений, наивных заблуждений, коих было великое множество в те смутные времена. Эпоха Великого переселения народов достигла своего апогея, и вместе с народами по миру бродили ереси. Еретики, вольготно чувствовавшие себя на окраинах римских владений, теперь подвергались нападению кочевавших по странам и континентам народов и принялись искать спасения в Риме. Причиной первой большой волны инакомыслия, которая пыталась накрыть Рим, стали вандалы.

Племена вандалов первоначально обретались между реками Вислой и Одером. Во II в., воспользовавшись ослаблением империи, они перешли границы римской провинции Дакии, император был вынужден разрешить уже свершившееся переселение. Со временем вандалы перебрались в Панонию и жили здесь до тех пор, пока в 380-х гг. в облюбованной ими провинции не появились гунны, гнавшие перед собой бесчисленные племена готов. Вандалы, чтобы не быть истребленными, двинулись дальше на запад. У Рейна они столкнулись с франками. Битва была необыкновенно жестокой: в ней погиб король вандалов и с ним двадцать тысяч воинов. Только приход союзников — аланов — спас вандалов от полного уничтожения. Затем к сложившемуся союзу присоединились свевы, и все вместе в декабре 406 г. по льду замерзшего Рейна перешли в не разоренную Галлию.

Союзники разгромили наконец франков, и три года огненным смерчем носились по богатой провинции — до тех пор, пока не превратили ее в один гигантский костер. Затем настал черед Испании. Проходы через Пиренеи защищали опытные римские военачальники, и варвары некоторое время безрезультатно топтались у горного массива. Но тут император заподозрил в измене военачальников, защищавших Испанию, и казнил их, тем самым он собственной рукой открыл дорогу варварам в нетронутую войной римскую провинцию. По свидетельству Исидора Севильского, "прошли вандалы, аланы и свевы Испанию, убивая и опустошая, вдоль и поперек, они поджигали города и пожирали награбленные запасы, так что население от голода употребляло в пищу даже человечину.

Матери ели своих детей, дикие звери, привыкшие насыщаться телами павших от меча, голода или мора, нападали даже на живых и угрожали им смертью. И этими четырьмя бедствиями исполнилось предсказание божественного гнева, которое некогда возвестили пророки".

Постепенно Испания переполнилась варварскими племенами, им стало тесно, и бывшие союзники начали воевать друг с другом. Собственно, когда и эта провинция подверглась полному разграблению, стало бессмысленно проливать за нее кровь, В 429 г. энергичный вандальский король Гейзерих решился на отчаянное предприятие: с 80-тысячной армией он перебрался за Геркулесовы столбы. Его войско захватило часть римских африканских владений, императору пришлось согласиться с приобретениями вандалов в обмен на уплату дани. Но разве могли остановить воинственный народ мирные соглашения, когда рядом находился богатый, цветущий Карфаген? В 439 г. город пал.

Лев занял престол Святого Петра в 440 г, как раз в это время поток беженцев из Северной Африки настолько увеличился, что стал походить на бесконечную полноводную реку. Римляне добродушно принимали своих братьев, помогали им устроиться на новом месте. Но… скоро несчастные беглецы вызвали недовольство человека, который до сих пор более других заботился о нищих и убогих. Великий понтифик знал, что на Ливийской земле пустила ростки ересь, именуемая манихейством, но не подозревал об истинных ее масштабах. Как оказалось, восточной духовной болезнью было заражено большинство единоплеменников из африканских провинций.

Коварство прибывшей из-за моря ереси было в том, что она могла проникать в любые верования, ибо со всеми религиями у нее имелись общие черты. И как можно не принять родственную душу? Африканские римляне раскинули свои сети среди здешних христиан и ловили души не слишком стойких овец из стада Льва. Число еретиков стало расти не только за счет прибывавших из Ливии.

Вандалы же после взятия Карфагена победоносно продвигались по остальным владениям римлян в Северной Африке. Захватив очередной город, они в первую очередь разрушали до самого основания его стены, чтобы в случае бунта его можно легко вновь покорить. Население африканских городов стало совершенно беззащитным, и любой вандальский десятник со своими людьми мог завернуть в городок и ограбить несколько понравившихся домов. Оставшиеся в живых римляне любой ценой стремились добраться до своей исторической родины, тем более из Рима приходили известия, что им рады и делятся всем, что имеют. За место на кораблях отдавались последние деньги и ценные вещи. Но вот однажды несчастные жертвы вандальского нашествия обнаружили, что все ворота Вечного города заперты, а стража решительно наставила в сторону гостей копья.

Надвигалась ночь. Некоторые сердобольные владельцы вилл и бедных хижин пригласили изгнанников к себе на ночлег, но большинство расположилось прямо на сырой земле. Ночь прошла в тревоге, каждый гадал: почему их не принял Рим?

Утром множество беженцев собралось у ворот Святого Павла, в которые упиралась Остийская дорога. Они просили и молили легионеров открыть ворота, но те не обращали никакого внимания на многотысячные толпы. Наконец, ближе к полудню маленькая калитка отворилась, и в нее протиснулся человек, одетый в черный плащ, с натянутым на голову капюшоном:

— Великий понтифик желает видеть ваших духовных отцов. Чем скорее состоится беседа, тем раньше наших братьев, покинувших Африку, примет Вечный город, — объявил монах и принялся ждать приглашенных.

Толпа галдела долго, то возмущаясь, то обсуждая кандидатуры посланцев, и наконец к монаху подошло двенадцать человек.

— Я Марк — епископ Карфагена, — представился высокий седобородый старец. — Со мной братья, которые возглавляли общины самых значительных городов Ливии.

Вскоре избранные духовные особы предстали пред ликом Великого понтифика. Обнимая епископа Карфагена, Лев сочувственно произнес:

— Возлюбленные братья, скорблю вместе с вами о потере ваших городов и домов. — И в следующий миг он строго промолвил: — Но разве должны быть переполнены до краев печалью ваши лица и души, когда вы и ваши близкие живы? Вы потеряли только земные блага, но никакой враг не в силах отнять у вас Царствие Небесное, если только сами от него не откажетесь. Не следует предаваться унынию, и милосердный Господь вознаградит добром за ваши страдания. Сделайте шаг Ему навстречу — и тут же увидите Его милость.

— Мы пережили и оплакали потерю близких и своего отечества, и теперь печаль нас гложет по другому поводу, — произнес епископ Карфагенский. — Несчастные беглецы искали спасения у братьев, но нашли закрытую дверь.

— Рим с радостью принимает детей своих, в разные времена рассыпанных по миру, но в нем не может быть места тем, кто пришел сеять зловредную ложь. Те, что исповедуют учение некоего Мани, для христиан страшнее, чем орды галлов или вандалов. Враги могут отнять только жизнь, а еретики желают завладеть бессмертными душами.

— Мы так же, как вы, признаем Иисуса и поклоняемся Ему, — заметил Марк. — И разве мало пророков посылал Господь на нашу землю? Один из них Мани. Когда пророку было только двенадцать лет, ему явилось первое откровение. Небесный глас повелел Мани оставить общину и проповедовать обычаи добра. Господь призвал его обуздать жажду наслаждения, которая властвовала в этом мире. Разве христиане имеют другие цели?

— Множество лжепророков являлось миру, — тяжело вздохнул Лев. — Иные несчастные искренне верили в собственную богоизбранность в силу своего скудоумия, а других направил к нам лукавый, дабы совратить с начертанного Господом пути. Страшнее волка только волк, который рядится в овечью шкуру.

— Нашего учителя обрекли на ужасную смерть. С живого Мани содрали кожу, набили соломой и повесили на Царских вратах; затем его обезглавили, а тело порубили на мелкие куски. Преданные ученики собрали все части тела пророка, соединили их вместе и похоронили в Ктесифоне.

— Не каждый, кто погиб страшной смертью, был пророком и святым. Мне искренне жаль Мани, но поклоняться в Риме ему не будет никто, — жестко изрек Великий понтифик.

— Как и у Иисуса, у Мани было двенадцать апостолов, — пытался отстоять свою веру епископ Карфагена.

— И вас пришло на встречу двенадцать. — Лев не желал слушать хитроумные оправдания ереси. — Вы пытаетесь подражать учению Христа, крадете у него мелочи, но отвергаете главное. На землю сошел только один Сын Божий, Он оставил Святое Писание, единое для всех, кто жаждет обрести спасение. Рим позволит войти в его стены всем несчастным, которые лишились своего отечества, но прежде каждый должен отречься от ереси. Ваши писания — все до единого — должны быть сложены у ворот, только после этого они откроются. И беженцы получат хлеб, который давно припасен для них в ближайших хранилищах.

— Среди беглецов много тех, кто поклоняется только Иисусу, — промолвил епископ Карфагена, — и они вместе с теми, кто признает пророка Мани, испытывают голод и лишения.

— Все, кто пожелает войти во врата Рима, должны отречься от ереси. Подобное действо не принесет вреда тем, кто ею не испорчен. — Великий понтифик был непреклонен.

— Может быть, император позволит нам поселиться в Риме, — с надеждой промолвил епископ Утики — Виктор. Он еще надеялся одолеть врата Святого Павла, не расставшись с убеждениями. — Или Вечный город ему уже не подвластен?

Лев сказал все, что хотел, и препираться с гостями у него не имелось намерений. Главу церкви сменил находившейся подле него диакон.

— Император находится в Равенне, а отец христиан в Риме, — заметил служитель церкви, — и позволить войти в Вечный город может только он.

— Вы хотите воспользоваться нашим бедственным положением, чтобы сломить наш дух. Разве это хорошо: лишить нас выбора? — возмутился епископ Лептиса. — Даже Господь оставляет за человеком выбор жизненного пути.

— Мы всегда принимаем гостей с уважением и почетом, — ответил диакон. — Однако, коль римляне привыкли, что их день начинается с яйца, согласитесь, будет выглядеть нехорошо, если гости будут убеждать нас вместо яйца поедать свиной окорок. Но гораздо хуже, когда гости желают изменить не гастрономические привычки, а нашу веру. Прибывшие ранее ваши соотечественники проповедуют ересь и уже соблазнили некоторые нестойкие души. Такого мы терпеть не можем.

— Вы хотите отнять у нас души, сделать пустыми наши сердца! — с горечью простонал Марк.

— Нет, мы хотим очистить ваши головы от заблуждений и спасти души. Мы искренне жаждем помочь вам обрести истинную веру. Римские христиане хотят соединиться с братьями, и все вместе мы станем сильнее и ближе к Господу, — произнес Великий понтифик. — Выбор у вас есть, но он действительно суров: либо вы принимаете нашу веру, либо возвращаетесь в Африку искать милости у вандалов.

Беженцы думали два дня. Бедствия, нараставшие с каждым часом, склоняли их принять предложение Льва. Все средства они потратили на дорогу до Рима, и теперь большинство переселенцев не могло купить даже миску чечевичной похлебки с куском самого плохого хлеба. За время, прошедшее с момента беседы со Львом, врата Вечного города не открылись ни разу, и, соответственно, сердобольные горожане за последние два дня не вынесли переселенцам ни продуктов, ни вина, ни даже воды. Естественно, беглецы не могли вернуться обратно в Ливию: и не только потому, что нечем было платить за место на корабле — на родине их ждало рабство, еще недавно презираемые ими вандалы предпочитали иметь рабами римлян. Расплата за неуемную гордыню настигла народ, который много столетий считал себя повелителем мира.

Спустя два дня после встречи со Львом все те же манихейские епископы принесли к вратам Святого Павла свои писания, которые считались священными. Не было среди них только епископа Утики — он исчез ночью, когда собратья приняли решение отказаться от веры отцов. Да еще десятка три самых упорных еретиков, проклиная всех и все, направились в сторону Остии. Там они с отчаянья попытались захватить корабль, но были перебиты моряками и подоспевшими легионерами.

Книги манихеев сожгли на площади перед базиликой Святого Петра.

Лев понимал, что среди беженцев из Африки имелись те, которые раскаялись не искренне, а от безысходности. Некоторые из переселенцев, обжившись в Риме, начали склонять к ереси здешних христиан. Опять же, многие римляне считали, что Великий понтифик слишком сурово и несправедливо обошелся с беглецами, потерявшими все; некоторые сплетники и вовсе утверждали, что Лев сам сожалел, что не оставил манихеям права выбора… Спустя несколько месяцев Великий понтифик положил конец сомнениям, домыслам и слухам, коих он не любил.

В своей проповеди на Рождество Лев, как всегда, повествовал о многом. Он некоторое время разъяснял прихожанам Таинство Крещения и вдруг обрушился на учение, которое до конца не сгорело вместе с его лживыми книгами:

"Этому Таинству, возлюбленные, чуждо безумное заблуждение манихеев, которые отрицая Его телесное рождение от Марии Девы, отлучили себя от этого Таинства, и как не верят в истинное Рождество Его, так и не принимают истинного страдания, не признают Его погребенного и отрицают истинное Воскресение. Вступив же на опасную дорогу заслуживающей проклятия ереси (на которой все темно и скользко), бросаются они в бездну смерти с обрывов лжи и не находят ничего твердого, на что бы опереться. Они помимо всех поношений, источник которых в дьявольской лжи, в самом главном праздновании своего вероисповедания (как было раскрыто недавним признанием их) радуются осквернению как души, так и тела, не соблюдая ни сохранности веры, ни стыда, и, нечестивые в своих ересях, они и в обрядах пребывают отвратительными".