Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом

18. Страх

Вечер опускался на приграничный острог, цеплялся за пушистые лапы елей, растекался по горным хребтам. Лучи клонящегося к закату солнца мерцали в водной ряби, серебря быструю реку. Смолкали птицы, затихал лес, оттого недовольный мужской голос звучал всё отчётливей, нарушая воцарившееся согласие. Велибор не переставал бурчать, выпаливая в спину Маруна всевозможную брань. Парень же, казалось, не слышал его, то останавливаясь у колючих кустарников, то разглядывая сплетённые кроны деревьев. Рагдай, желая их примирить, сжал плечо Велибора.

— Полно тебе, друже, — сказал он, — ничего ведь не поправить. Давай Акимовну молча искать станем.

Велибор резко повернулся к Рагдаю, грубо сбросил с плеча его руку.

— Ты тоже хорош, — прорычал воевода Тангута, — знал обо всём, а мне ни словом не обмолвился…

— А что бы ты сделал? — скрестив руки на груди, фыркнул Рагдай. — Родославе ни ты, ни я не указ.

Велибор лишь махнул в ответ. Отвернувшись, всмотрелся в спину удаляющегося Маруна. Парень был проворен и ловок, в непроходимом буреломе ориентировался, словно у себя дома. Сплюнув, Велибор поспешил за ним; взывать к разуму и впрямь было уже поздно. Рагдай вздохнул, зашагал вслед за другом. Велибора он знал достаточно долго и хорошо, а посему понимал, что лучше его оставить, время само остудит гнев воеводы.

Выйдя к небольшой поляне, Рагдай упёрся носом в поросшие мхом валуны; обойдя их, присмотрелся. Велибор сбросил с валунов сухие ветки, потёр холодные бока.

— Нет, то не он, — заключил Велибор.

— Мда, на Вия никак не похож, — согласился Рагдай.

Марун молча оттолкнул их, вынул из сумы чашу. Наполнив её водой, поставил у подножья валуна. Наворопник выхватил из-за сапога нож, провёл лезвием по подушечке пальца. Капли крови глухо ударились о воду, расползлись тонкими нитями. Марун вывел на камне знак — треугольник, обращённый вершиной вниз. В тот же миг на глазах у воевод валун начал меняться. Тяжёлые сомкнутые веки, сведённые брови и длинная борода теперь виделись совершенно отчётливо. Сглотнув, Велибор покосился на Маруна. Юноша неспешно поднялся и зашагал вглубь леса. Теперь с ним никто не хотел спорить или упрекать в чём-то; умелые воины молча следовали за наворопником, надеясь успеть вовремя.

Когда Марун вышел на нужную поляну, солнце пряталось за вершинами гор, бросая багрянец на погребальную избу. Толкнув парня, Велибор подбежал к «избе», дрожащими руками стал разбирать еловую крышу. Сквозь хвойные иглы проступил женский силуэт, заставив сердце воеводы похолодеть. Велибор сбросил последние ветви — бледное лицо, ввалившиеся щёки, скрещенные на груди руки. Воевода неуверенно коснулся русых прядей, провёл подушечками пальцев по лбу — тёплая.

— Родушка, — тихо позвал он, — Рода.

Марун подошёл к матери. Ловко выудив из сумы маленький пузырёк, откупорил крышку; приоткрыв её рот, влил содержимое. Рода захрипела, попыталась открыть глаза.

— Тише-тише, мати, — зашептал Марун, сжав костлявые кисти.

— Марун, — прохрипела Рода и тут же закашлялась.

— Великие Боги, жива, — прошептал Велибор. Взглянув на Рагдая, добавил: — Давай разберём избу.

Рагдай согласно кивнул, молча ухватился за бревно. Разобрать хлипкую избёнку не составило труда. Бросив на землю последнее бревно, Велибор осторожно поднял Родославу, словно младенца, сжал в руках.

— Оставаться тут надобности нет, — заявил Марун, — а вот поспешать в острог стоит.

Мысленно согласившись с ним, путники зашагали прочь.

Рода с трудом открыла глаза, недоверчиво взглянула на Велибора. Словно пытаясь отличить явь от бреда, коснулась его щеки.

— Велибор? — прошептала она едва слышно.

— Да, Родушка, это я, — улыбнулся воевода, крепче прижимая к себе богатыршу.

— Что ты здесь делаешь? — всё сильнее хмурилась Рода.

— Наведать вас приехал, — пробурчал Велибор, — сказать, что ариманы стали в деревнях здешних хозяйничать. Мы с дружинниками ариман выгнали, да всё ж решили мирян в крепость свезти. Покамест стариков да баб с чадами.

Рода ничего не ответила. Обвив его шею, закрыла глаза — неизбежное кралось по пятам, грозилось бедой обрушиться на Катайский край. Хождение в Навь не принесло желаемых плодов, лишь отняло силы и время. Оттого сердце болело, колкий ком сворачивался в груди.

Рагдай ломал ветки, очищая Велибору путь. Слов не находилось, да и лес с каждым часом становился всё мрачнее. До острога ещё идти и идти, а солнце уж совсем низко. Не привыкший к ворожбе и подобным деяниям, Рагдай страшился последствий таких скитаний. До сих пор он чувствовал себя неуютно в качестве нового воеводы. Присутствие дочери Акима вселяло в него уверенность, но теперь Родослава казалась слабой, полуживой. Сможет ли она помочь кийской дружине, когда аримийский император решит прогуляться до тархтарских границ? Передёрнув плечами, Рагдай взглянул на Маруна — наворопник уже стоял у того самого каменного Вия.

Подняв чашу, Марун выплеснул её содержимое на каменный бок валуна, смывая начертанный знак. Ткнув пальцем в мокрое пятно, наворопник вывел новый знак — треугольник, обращённый вершиной вверх.

— Поспешим, — бросил он, убирая чашу в суму. — Всеми силами надобно успеть до темноты.

Никто из присутствующих не горел желанием задерживаться в лесу. Прибавив шаг, они пустились за наворопником, изредка поглядывая на скрывающееся солнце.

Лучи закатного солнца скользили по стенам палаты, придавая белому камню розоватый оттенок. Посреди палаты стоял массивный стул с резной спинкой, через которую был перекинут шитый золотом кафтан. У окна утопал в солнечном свете стол писаря. Бережно складывая свитки, за столом сидел Ратмир, поглядывая на полноватого купца, устроившегося на скамье. Хозяин палаты медленно расхаживал из угла в угол, изредка посматривая на притаившуюся в тени фигуру. Откинув за спину смоляные кудри, он перевёл взгляд на своего гостя, битый час докладывающего о торговых достижениях Камбалу.

— Торговля с Византией приносит огромный доход, — воодушевлённо говорил купец, поглаживая курчавую бороду, — наша пушнина там очень ценится. Жемчуг, самоцветы раскупаются вмиг. Зря ты, Истислав Радимович, не окликаешься на просьбы Василия о найме дружины для защиты Византии…

— Не желаю кровь тархтарскую лить, мятежи византийские подавляя, — осёк Истислав. — Одно дело раз помочь, иное — завсегда при Василии сидеть, аки пёс цепной. К чему ты клонишь, Всерад Изборович?

Купец обиженно надулся, скрестив на груди руки; помолчав, закрутился на скамье.

— В Корчеве, что в Малой Тархтарии, из-за постоянных набегов кочевников да осман, — начал издалека Всерад, — люд избрал князя. Сын Святозара-Солнца, Великого князя, что победил ариман…

— Я знаю Заремира Святозаровича, — устало опустившись на стул, пробурчал Истислав. — Ведомо мне, что на вече всенародном упросили его княжить. Также мне ведомо, что старший брат его — Яромир — в Киеве глава теперича, а середний брат Олег, прихватив с собой меньшого Владимира, отбыл в Ногхан, в Азиатскую Тархтарию. Опосле суровой зимы ногханцев потрепали кочевники, люд голодает, посему им рука надобна крепкая. А вот что тебе с того, купец?

Всерад вскочил со скамьи, всплеснул руками. Крайне удивившись таким переменам в настроении купца, Ратмир округлил глаза; сложив на столе руки, уставился на трясущего бородой гостя.

— Ну как же?! Как же, Истислав Радимович?! Ты ведь тоже княжеской крови! Возьми под опеку Катайский край.

— Почто? — ухмыльнулся Истислав. — Катай сытый, могучий край…

— Да что с того?! — потеряв всякое терпение, закричал купец. — Как не поймёшь ты, что князю сподручней о торговых привилегиях договориться, чем простым купцам? Подписали князья уговор меж собой, да торгуй себе весь срок указанный на уговоренных правах… Меж соседями разговоры токмо князь вести способен. Вот надобна Василию подмога, он гонцов к Заремиру засылает, опосле всё злато вырученное в Корчев идёт. А у нас? Был Демир Камулский в Кушании, он в Константинополь отправился. А тебе с похода того ничего не даст, всё в Камуле оставит.

— Стало быть, тебе с того похода дань надобна? — ухмыльнулся Истислав. — Демирова дружина кровушку лила, покамест мы здесь весну встречали, а злато все делить станем?

Всерад молчал, скрестив на груди руки. Истислав верно понял его рассуждения, но подал их так, что самому купцу они по душе не пришлись.

— Ты не думал о том, — помолчав, начал Истислав, — что стань я князем, данью обложу не токмо дружинное злато, да купеческое тоже?

На этих словах Всерад вздрогнул, непонимающе уставившись на главу Камбалу.

— Что попросит у меня Яромир Святозарович помощи для края свого, — рассуждал Истислав, — да я велю купцам товар, какой надобен ему, за бесценок продать. Али сынов ваших в ратники соберу да на защиту земель Яромировых отправлю. Что тогда? Рад тому ты будешь?

Купец от услышанного открыл рот, не зная, что сказать. Воцарившееся молчание нарушил тихий смех. Гневно взглянув на ухмыляющегося Ратмира, Всерад поднял со скамьи шапку. Зыркнув на Истислава, вышел из палаты, хлопнув дверью.

Расхохотавшись во весь голос, Ратмир вцепился в крышку стола. Истислав широко улыбнулся ему, посмотрел в распахнутое окно. Там по цветущему саду прогуливалась его жена. Переславу сопровождали няньки и сестра Истислава — Богдана. Глава Камбалу поднялся, не обращая внимания на веселящегося брата, подошёл к окну.

— Ратмир, — не сводя с Переславы взгляда, сказал Истислав, — я рад тому, что ты поспел на мою свадьбу.

— Да уж, — улыбнулся младший, — не думал, что ты жениться решишь, покамест я чужую землю топчу.

Повернувшись к нему, глава Камбалу задумчиво нахмурил брови.

— Такое не придумать загодя. Оно приходит нежданно.

— Соглашусь с тобой, хоть до конца не понимаю того, — широко улыбнулся Ратмир, подумав о чём-то своём. Помолчав, спросил: — Так что теперича? Ты уже поспел привыкнуть к своей «тени»?

Истислав взглянул на утопающий в тени угол. Силуэт в этой тени явно принадлежал мужчине и был настолько молчалив, что про него было легко забыть.

— Думаю, Родослава Акимовна объяснит мне надобность такой «тени». Так ведь, Истр?

— Я не привык перечить ей, — отозвалась «тень». — Мати ничего не делает зря… правда, объяснять что-либо она тоже не спешит. Да тебе всё поведает, когда отцу подсобит.

Ратмир удивлённо изогнул бровь. Презрительно фыркнув на «тень», скрестил на груди руки.

— Всё, чем Родослава Акимовна может помочь отцу, так токмо проводить его в Славь.

Истислав замер, буравя брата взглядом. Истр вырвался из мрака, шагнув в тусклый свет уходящего солнца. В его светло-голубых глазах читался гнев, но голос был совершенно спокоен.

— С чего ты взял, что Аким Абатурович мёртв?

Ратмир не спеша встал из-за стола, ухмыльнувшись, подошёл к наворопнику.

— Мне внучка его сказала.

— Откуда она узнала? — опередив Истра, спросил Истислав.

— Может, я не так много времени провёл с её братьями да отцом, да кое-что приметил. Не ведаю, какими силами они владеют, да многое наперёд знают. Умила не стала бы предо мной кривить… к тому же я сам её печаль приметил, сам обо всём расспросил. Кабы знал, что оно важно, так сразу бы тебе рассказал… Вот тётке Умилиной — Арине — я, как токмо в Камбалу воротился, сразу возвестил об утрате.

Истр отвёл взгляд, задумался о чём-то. Внимательно наблюдая за разведчиком, Истислав нахмурился.

— Думается мне, что ты правды в словах Ратмира больше меня слышешь?

— Мати завсегда к нему заезжала, — прошептал наворопник, — да всё ж в тот день аки с цепи сорвалась. Нас оставив, в острог бросилась. Значит, грозила беда Акиму Абатуровичу… значит, нашла его.

Истислав вновь взглянул в окно — Переслава махнула ему рукой, улыбнулась. В горе богатырши Истислав чувствовал что-то большее — угрозу всему Катаю. Аким-Гора был не только учителем Родославы и её близким человеком, он был боевым духом катайских дружин… А самое главное, он был живым щитом Тархтарии, воином, вселяющим в Аримию ужас… И теперь его нет.

— Истр, покличь мне Люта немедля, — распорядился Истислав.

Без расспросов, стремительно наворопник вышел из палаты. Ратмир непонимающе уставился на брата и был уже готов обрушить ворох вопросов, но Истислав сжал его плечо.

— Воротайся в Камул, — выдал он.

— Уже? — подавился возмущением младший.

— Коли на границе неспокойно будет, камулская дружина первой в Кинсай на подмогу отправится. Посему будь при Демире.

— Дай хоть с сёстрами день побыть, — фыркнул Ратмир.

— Токмо день, — осёк Истислав. — Ступай.

Рыкнув, Ратмир вышел из палаты, хлопнул дверью ещё сильнее рассерженного купца. Бурча бранные слова, юноша зашагал по коридорам дворца и едва не влетел в идущего навстречу Люта. Исчерченное шрамами лицо предстало перед дружинником.

— Посторонись, парень, — пробурчал Лют, впечатав юношу в стену.

Ратмир хотел было ответить обидчику, но быстро передумал, сочтя Родославиного разведчика больно суровым. Да и брат не обрадуется его выходке. Вновь забурчав проклятья, Ратмир направился в сад. Сейчас он заберёт сестёр и пойдёт в дедовский дом. Тётя Арина просила присмотреть за её животиной, пока она с мужем пробудет в Камуле… Всё складывалось не так, как хотел Ратмир, не так, как мечтал по дороге домой. Брат продолжал видеть в нём лишь неразумное чадо, не считая нужным прислушиваться к его советам или желаниям. Старший, холодный, сдержанный, он так и остался недостижимо далёк. Любимец отца, любимец катайской знати… любимый, но такой чужой брат.

Дверь беззвучно отворилась. Неслышной поступью Лют вошёл в палату главы Камбалу. Истислав смотрел в окно, не обращая на наворопников внимания. Истр плотно закрыл дверь, замер за спиной Люта.

— Родослава не придёт, — констатировал глава Камбалу.

— Отчего? — нахмурился Лют.

— Аким-Гора мёртв, — медленно повернувшись к собеседникам, проронил Истислав. Подумав о чём-то, ухмыльнулся: — Токмо помысли, отряд лучших наворопников Тархтарии не знал о том. А простой дружинник, проходя мимо, узнал то, от чего зависит судьба Катая.

— Рода послала бы Каркуна, нашла бы способ передать такую весть, — рыкнул Лют, не веря в услышанное.

— Да, посему я уверен в том, что дело худо, — кивнул Истислав. — Коли Родослава не передала весть, значит, сильно торопилась, значит, понимала, что грядёт большая беда… Сумела ли она её остановить?

Густые брови сдвинулись к переносице, отчего изрезанное шрамами лицо стало ещё более свирепым. Лют шагнул к Истиславу, прорычал:

— Ты так быстро поверил в то, что сказал какой-то дружинник?

— Я поверил тому, что сказал брат, — поправил Истислав. — Он вспыльчив, упрям, да никогда мне не врал. К тому же кривить предо мной ему незачем… А ещё…

Лют вопросительно посмотрел на Истислава, тот явно о чём-то думал и не спешил посвящать разведчиков в свои мысли. Тревога колотилась в груди, старые шрамы жгли голову — Лют чувствовал неладное ещё на берегу Невера, отпуская Роду в Кийский острог. Сейчас все тревоги становились явью, грозили непоправимыми последствиями.

— Что ещё? — не выдержал Лют, прервав затянувшееся молчание.

— Ещё Боги наделили меня особым слухом, — не отвлекаясь от своих мыслей, ответил Истислав. — Когда я был малым чадом, отец передал меня Родославе. Она учила слышать гласы Богов, читать их волю. Может, я не достиг в том особого успеха, да всё ж ловлю отголоски неизбежного. Когда вы прибыли ко мне, я почувствовал, как нить Макоши оборачивается вокруг моей шеи. Сейчас эта петля затягивается сильнее.

— Ты говоришь загадками, аки Рода, — теряя терпение, выпалил Лют.

— Аким был великим воином, он воевал с Аримией половину своей жизни, — взглянув в глаза Люта, пояснил глава Камбалу, — он сумел вселить страх в ариман да стать нерушимым духом тархтар. Теперича его нет. Теперича ариманы ударят с огромной силой, а у тархтар не хватит духу выстоять.

— Война неизбежна? — шепнул Истр, подавшись к Люту, но тут же замер.

— Кийский острог невелик, — не обращая ни на кого внимания, словно самому себе, сказал Истислав, — Перунова крепость пуста, в ней лишь горсть дружинников да с десяток волхвов. Кинсай наращивает торговую мощь в ущерб военной… Мы близки к поражению, аки никогда раньше.

— С чего ты взял, что Аримия пойдёт на нас войной? — скрестив руки на груди, фыркнул Лют.

— Я был на последней войне с Аримией, — улыбнулся Истислав. — Отец верил, что настоящий воин должен видеть кровь да смерть с малолетства, должен видеть мощь своего народа. Я видел ту мощь… А ещё видел упорство Аримии, видел отчаяние в глазах её воинов. Им нужны земли, аки всем народам. Их число велико, а земель мало. Молодой император сражался, не жалея себя, у него не было иного выбора — либо слава, либо смерть. Отец говорил, что старый император был терпеливее свого сына да память на зло имел громадную. Сейчас Аким мёртв. Сейчас у старика есть всё, дабы отомстить за смерть сына, за все свои поражения.

— Чего ты хочешь от меня? — понимая, что в словах главы слишком много правды, шепнул Лют.

— Собери своих наворопников, оправляйтесь в Кинсай с моим посланием, опосле — в Кийский острог. Отплывайте сегодня же.

— Я понял тебя, — кивнул Лют.

Истр уже сжал ручку двери, как голос Истислава заставил его остановиться.

— Ты плохо выполняешь приказы, Истр.

Юноша удивлённо посмотрел на главу Камбалу, неуверенно перевёл взор на Люта.

— Родослава велела тебе стать моей тенью, — напомнил Истислав, — посему боле ты к отряду Люта касательства не имеешь.

— Дабы я мог передавать воеводе послания, мне нужен кто-то из своих здесь, — кивнул Лют, сжав плечо юноши.

— Что ж, воевода Камбалу, — поклонившись Истиславу, сказал Истр, — перечить мати я не привык. Теперича лишь твоей волей я движим.

— Посему останься, — ухмыльнулся Истислав, — покамест Лют в путь собирается, подготовим послание главе Кинсая.

Щебет птиц. В ласковом солнечном свете, подставляя бока, красовались груши. Вывешенные простыни и скатерти надувались парусами. Дети играли в салки, звонко смеясь и визжа. Демир улыбнулся проворности Волота, быстроте Баровита, звонкоголосой Умиле. Четырёхлетняя малышка пыталась убежать от старших, путаясь в подоле рубахи.

— Вскоре сестра приедет, — раздался любимый голос за спиной, — хоть бы баню истопил.

— Да, Рода, не испарившись, за стол не сядет, — согласился Демир, поднимаясь со ступеней крыльца.

Нежные руки обняли его торс, прохладные губы коснулись щеки. Улыбнувшись, Аделя подняла корзинку.

— Схожу в лес. У меня кончались травы, заодно чадам ягод наберу.

— Не ходила б одна, — сжав её руку, сказал Демир.

— Не беспокойся, — заверила Аделя, увлекая мужа за собой. — Проводи малость.

Поглаживая узкую ладонь, воевода неторопливо подошёл к калитке. Взглянув на бегающих по двору детей, вышел вслед за женой. Аделя встала, как вкопанная, стоило ей ступить на дорогу, ведущую к главным вратам Камула. Подойдя к ней, Демир увидел отрока. Тёмноволосый, кареглазый, он был совершенно незнаком воеводе. Ногу отрока оплетал чёрный змей, шурша чешуйчатыми крыльями. Несчастный ничего не мог сделать, лишь смотрел на шипящее чудище. Демир подался было к отроку, но тонкие пальцы жены до боли сжали плечо, заставив остановиться. Демир удивлённо взглянул на неё — Аделя побледнела, руки её задрожали.

— Не мешай змею, — выдала она. — Пущай змей убьёт его.

— Что? — опешил Демир, не веря своим ушам.

— Не мешай! — крикнула Аделя.

Собравшись с силами, отрок схватил змея. Сорвав его с себя, бросил под ноги Демира. Воевода, не теряя времени, прижал змея ногой, не давая ему пошевелиться. Рыкнув, Аделя выскочила из-за спины мужа, в два шага настигла незнакомца, вцепилась в шею.

— Что ты делаешь? — закричал воевода, подавшись к ней, но тут же замер — змей под его ногой зашевелился, желая высвободиться.

Отрок вырвался из цепких рук жрицы, ухмыльнулся, отстраняясь. Из-за высокого забора соседского двора показалась Родослава. Увидав её Демир, выкрикнул:

— Рода, держи Аделю!

Но сестра не взглянула на него, подскочила к отроку, вцепилась в его смоляные кудри. Задрав парню голову, богатырша выхватила кинжал и перерезала несчастному горло. Ужас заскользил по вискам воеводы, непонимание сжало голову.

Кровь стремительно покидала рассечённую плоть, облик парня менялся. Кожа посветлела, чернота радужки уступила густой сини. Демир видел, как с земли поднимается совершенно другой человек. Змей под ногой воеводы взвился, вырвался. Расправив крылья, чудище бросилось на отрока. Не мешкая, парень схватил змея, сжал чешуйчатое тело. Змей сворачивался кольцами, хлопал крыльями, но никак не мог освободиться. Вскоре он обмяк в крепких руках. Отрок наотмашь бросил бездыханное тело о дорогу, всмотрелся в глаза Демира.

— Запомни, свет очей моих, — сказала Аделя, — должно быть так. Коли не выполнишь того, иной дракон захватит Тархтарию.

— Я не понимаю, — шепнул воевода, взглянув на жену.

— Просто запомни, — заявила Рода. Коснувшись головы отрока, погладила смоляные кудри. Ласково улыбнулась: — Совёнок.

Сон резко отступил, словно выбросил воеводу из своих владений. От сладостной неги не осталось и следа, лишь тревога сотрясала грудь. Аделя приходила к мужу каждую ночь с того дня, как перешла в Навь. Но в последний месяц не являлась, заставляя его бесцельно бродить по царству Дрёмы. Эта ночь была первой, когда Демир вновь смог увидеть любимый лик. Однако радости сон не принёс. Что ему хотели показать, воевода не понимал. Всё ли хорошо с Родославой, он не знал. Закрыв ладонью глаза, Демир пытался успокоить колотящееся сердце. Знаки, посланные Богами, сулили беду, начиная с переданных через Баровита слов отца и заканчивая этим сном. Тяжело вздохнув, Демир поднялся с кровати. За дверью опочивальни послышались торопливые шаги, взволнованные голоса. Натянув рубаху, хозяин дома вышел в коридор, толкнул дверь Баровитовой комнаты — пусто. Тут же из опочивальни Умилы выпорхнула Малуша, улыбнулась.

— Доброго утречка, Демир Акимович!

— Доброго, — пробурчал воевода. — Где чада мои?

— Так ушли, — растерянно теребя передник, пролепетала девушка. — В кольчугах да с оружием, видно, в дом дружинный направились.

— Чего меня не разбудили? — ещё больше нахмурился воевода.

— Баровит велел тебя не тревожить, — бледнея, отвечала Малуша, — сказал, тебе отдых надобен… Да к тому же гости к тебе пожаловали, батюшка.

— Что за гости? — прохрипел Демир, направляясь к лестнице. — Что тут творится?

Спешно спустившись в горницу, хозяин дома зашагал в светлицу, слыша голос Голубы и ещё чей-то, очень знакомый. Терзаться догадками не пришлось, лишь стоило воеводе войти в залитую солнечным светом комнату, как тёплые руки ласково обвили шею, родной лик предстал перед ним.

— Арина? — шепнул Демир, прижимая к себе сестру. — Как ты здесь?

— Как-как? — недовольный мужской голос донёсся из угла комнаты. — На телеге приехали.

— К нам Ратмир пришёл, — пролепетала Арина, отстранившись от брата, — сказал, что отец умер.

В голубых глазах навернулись слёзы, женщина уткнулась в грудь воеводы и горько расплакалась.

— Я… я, — поглаживая её плечи, Демир чувствовал себя виноватым. — Ты прости меня, сестрица. Я не желал, дабы ты от чужих людей узнала, желал сам к тебе приехать.

— Отчего ж не приехал? — вновь возник мужской голос.

Демир взглянул на пристроившегося в углу мужика, недовольно зыркающего из-под косматых бровей. Это был его зять — муж Арины, Егор. Егор всегда и всем был недоволен, никогда не скрывал раздражения и говорил правду в лицо. И именно сейчас он был как никогда прав.

— Ратмир в Камбалу поспел приехать, мы поспели в дорогу собраться, до Камула доехали, а ты в хоромах своих до сих пор спишь, — заметил Егор.

— Не мог я в дорогу отправиться, здесь дела не закончив, — пробурчал Демир.

— Ага, — ухмыльнулся Егор, поправив расшитый пояс.

— Да замолчи ты уже! — прикрикнула Арина, отчего баба Голуба едва не уронила крынку с молоком. Вновь посмотрев на брата, Арина заявила: — Мы в Кинсай поедем, желаю батюшкиному кургану поклониться.

— Нет, Аринушка, — ласково поглаживая её руки, возразил воевода, — неспокойно на землях тех. Опасен путь. Ты обожди, покамест успокоится всё. Успеем мы батюшке поклониться.

— Демир, а Родушка с тобой? — спросила сестра.

— Нет, — вздохнул Демир. — Они с Маруном в Арконе.

— Одни вояки, куда ни плюнь, — пробурчал Егор, поднимаясь с лавки. — Роде на пятом десятке впору уж осесть да внуков нянькать.

— Да угомонись ты, — нахмурилась Арина.

Демир был согласен с зятем, но неведомое грядущее, та беда, о которой предупреждал отец, требовала огромных сил. И сила его сестры не окажется лишней, как бы Демир ни желал для неё мирной жизни.

— Вуй! — звонкий голос вырвал воеводу из раздумий, руки обвили его плечи.

Повиснув на его спине, молодая девушка сжала объятия. Обернувшись, Демир поцеловал её в лоб.

— Как же ты выросла, Гаянушка, — улыбнулся воевода, — писаная красавица стала.

Баровит медленно обвёл взором выстроившихся отроков. Измученные, потрёпанные, они пытались не показывать усталости. За их спинами со столбов слезали Умилины стрелки. Сегодня им пришлось стрелять по раскачивающимся мишеням, уклоняясь от зубастых пастей выпущенных псов. Никто из стрелков, услышав задание, не поверил, что его можно выполнить. Однако Умила с Радмилой быстро добежали до столбов, легко забрались на них и не менее легко попали в мишени, при этом не угодив в пасти разъярённых псов. Выглядело это в действительности легко, но повторить мало кто смог. Теперь потрёпанные стрелки, придерживая разорванные рукава и штанины, направлялись к дружинному дому. Провожая их взглядами, ученики Баровита раздумывали о предстоящих испытаниях.

— Сейчас вы разобьётесь по трое, — заговорил Зорька, — да попытаетесь сорвать с пояса противника колокольчик.

Баровит указал на четверых сослуживцев, подвязывающих к поясам колокольчики.

— Баровит Азарович, — возмутился один из отроков, — да разве ж честно втроём на Волота Демировича?

— Отчего ж ты, Усыня, токмо Волота Демировича пожалел? — ухмыльнулся Зорька, взглянув на удивлённого друга.

— Да нет, — поспешил пояснить второй отрок, — Волот Демирович самый сильный дружинник, нас на него пятеро надобно.

Все отроки поддержали товарищей, ибо никому не хотелось выступать против Волота. Ждан с Баяном переглянулись, не ожидая такого заявления. Зоран сжал колокольчик; изогнув бровь, выдал:

— Вы глядите, мужики, какие у нас храбрецы подрастают, не чета нам.

— Да уж, — нахмурился Баровит, — с таковыми токмо в бой.

— Как же, Баровит Азарович?! — стоял на своём Усыня, от волнения потирая пушок на подбородке, коий в скором будущем обязательно обратится густой бородой. — Мы токмо в малую дружину вошли, а вы супротив нас витязей ставите! Хоть втроём, хоть впятером, а не одолеем мы мужиков здоровенных.

Баровит сделал шаг к ученику, желая отвесить подзатыльник за трусость, но широкая ладонь, сжав плечо, остановила его.

— А он прав! — оживился Волот, удерживая Баровита подле себя. — Выставил супротив мальцов трёх бугаёв да лекаря, коий одним ударом сердце остановить способен; конечно, дрогнули они.

Зорька удивлённо посмотрел на друга — лукавый прищур обещал потеху, и противиться тому старший дружинник не желал.

— Что полегче предлагаешь? — с напускной строгостью спросил Баровит.

— Конечно, — развёл руками Волот. — Ты, брат, начни с лёгкого. Не дели их покамест да дай им двоих противников.

— Это кого же? — чуя неладное, нахмурился Ждан.

— Твоя правда, брат, — едва сдерживая улыбку, кивнул Баровит. Понизив голос, дабы омуженки не слышали, добавил: — Коли справитесь скопищем супротив двух баб, тогда подумаем, как вас дале испытывать.

— Умилушка, Радмилушка! — сгорая от нетерпения, позвал Волот.

— Мужики, отдавайте колокольчики, — потребовал Баровит.

Баян пожал плечами, передал другу колокольчик. Зоран со Жданом решили не перечить.

— Чего звал? — буркнула Радмила, лениво потягиваясь.

— Подсобите, сестрицы, — широко улыбаясь, заговорил Волот. — Вот отроки наши боя настоящего не видывали. Мы понять желаем, стоит ли их дальше по лесам гонять али супротив старших уж ставить пора. Смогут они с вас колокольчики сорвать — тогда супротив нас они выступят.

— Облегчить задачу им вздумал? — подмигнула Умила, забирая у Баровита колокольчики. — Что ж, Радмила, давай попробуем супротив бравых вояк выступить.

— Ага, — буркнула лучница, привязывая к поясу два колокольчика, — давай.

— Вам надобно сорвать с нас колокольчики, — объявила Умила, — ловите как хотите.

— Нечестно, — невзначай бросила Радмила, — нас двое, а их двенадцать.

— Да, мне тоже их жалко, — шепнул ей на ухо Волот, — посему вы их сильно не бейте.

— Нет уж, — ухмыльнулась Радмила, — сами виноваты.

Отроки выстроились вокруг омуженок, образовав два отрядца по шесть человек. Махнув рукой, Баровит велел бою начаться. Переглянувшись, отроки бросились к колокольчикам, считая, что одолеть числом одну девушку будет легко и просто. Но уже первый, вытянув руку, достал лишь воздух; колено атаковало его живот, заставив усомниться в собственных силах. Радмила блокировала натиск очередного противника, с размаха выбила ему челюсть. Мельком глянула на подругу — Умила не пыталась вывести из боя незадачливых вояк, лишь уклонялась от их атак, играя, словно кошка мышью.

— Нет, мне так лениво, — пробурчала лучница, вывернув руку соперника. Ударив парня по коленному суставу, толкнула его на товарища. Трое отроков в нерешительности отошли от позвякивающей колокольчиками лучницы. Хрипящие соратники ничем не могли им помочь, а значит, нужно что-то менять. Но зреющую тактику разрушил рухнувший на них участник второго отряда. Судорога сотрясала тело несчастного, вселяя в сердца очевидцев страх. Попятившись, отроки всмотрелись в спины соратников — один за другим те валились на землю, вновь бросались на омуженку, колотили друг друга кулаками.

Сглотнув, Усыня уставился на пояс Радмилы. Задача уже не казалась такой лёгкой. Незаметно сжав в руке песок, он вскочил с земли и ринулся на лучницу. Облако песка и пыли устремилось к девичьему лицу. Радмила пригнулась, вытянулась в прыжке. Схватив руку Усыни, завела её за спину. Вцепившись в растрёпанные волосы, задрала его голову.

— Хитрость, оно, конечно, хорошо, — прошипела лучница, — токмо до конца её вести надобно да быть готовым к тому, что противник вовремя её распознает.

Приятель Усыни размахнулся, дабы помочь другу, но Радмила резко развернула пленника, отчего весь удар пришёлся бедняге в живот. Отшвырнув Усыню, лучница ухмыльнулась, ожидая атаки.

Истекающие потом ученики пытались ухватить задорно позвякивающие колокольчики. Но златовласая омуженка двигалась настолько ловко и быстро, что поймать им удавалось лишь руку товарища. Остановившись, отроки переглянулись — они явно мешали друг другу, нападая все вместе. Поняв это, трое отступили назад. Один из оставшихся бросился на Умилу, второй — осознанно замешкался, следя, куда же подастся девушка. Рванув к ней, он попытался сделать подсечку, но Умила отскочила назад. Третий выскочил из-за спины первого, выбросив в омуженку кулак. Отстранившись, словно движения учеников были слишком медленны и предсказуемы, Умила улыбнулась.

— Ладно, — одобрительно кивнула она, — мыслите верно.

С обеих сторон одновременно возникли второй и четвёртый. Умила блокировала удар четвёртого, с разворота ударила второго ногой в голову. Парень попятился, левое ухо жгла боль, растекаясь по щеке и шее. Недоумение охватило отрока; привыкший к кулачному бою, он никак не мог ожидать атаки ногой… тем более в голову. Но омуженка извивалась змеёй, всё её тело было оружием. Заметив улыбку на её лице, отрок сжался — эта задорная улыбка и ледяной взор рождали страх, ибо бой для омуженки был чем-то вроде мёда для медведя. В тот же миг на него полетел товарищ, попытавшийся атаковать Умилу сверху. Сбросив с себя соратника, парень обомлел — ещё трое корчились у ног омуженки. Рыкнув, отрок вскочил. Колотя воздух, он пытался дотянуться до Умилы, заставляя защищаться и отступать. Поймав её руку, ученик из последних сил повис на ней, давая подкравшемуся со спины другу схватить омуженку за пояс. Умила резко ударила хитреца локтем меж лопаток — колокольчик выскочил из разжавшейся ладони, жалобно звякнув. Ударив висящего на руке отрока по рёбрам, омуженка сбросила и его.

— Довольно, — скомандовал Баровит, подходя ближе. Обведя учеников взором, витязь тяжело вздохнул — все они лежали на земле. — Радмила, я велел учить их, а не избить.

— Не было такого уговора, — фыркнула лучница, скрестив на груди руки.

— Да, о том мы сказать позабыли, — согласился Волот.

— А ты что скажешь, душа моя? — спросил Зорька, рассматривая довольную улыбку Умилы.

— Ладно у них вышло, когда думать начали, — ответила омуженка. — Один колокольчик сорвали, правда, забрать его не смогли. Почаще их с нами ставь, дабы привыкали к сильному сопернику.

— Вот! — многозначительно протянул Волот, подняв палец вверх. — Вы увидали двух девок да решили, что легко управитесь. А ко мне подойти побоялись. Думаете, сильный противник кроется токмо в здоровом мужике?

— Противником может стать кто угодно, — поддержал Баровит. — Мы были в тех краях, где смерть могла прийти даже от чада али старика. Ворог хитёр, он может притвориться кем угодно. Вы должны быть к тому готовы, должны думать, должны слаженно вести бой… Дядька Зоран, осмотри их.

Зоран медленно поднялся с бочки. Этот короткий бой поднял лекарю настроение, хоть и с самого начала сулил дополнительную работу.

— Ну, Радмила, — покачал он головой, рассматривая выбитую челюсть незадачливого ученика, — откуда в тебе столько злости?

Лучница лишь отвернулась от лекаря, всем видом показывая своё несогласие.

Подняв с земли колокольчик, Умила привязала его к поясу. Коснувшись плеча Баровита, лукаво улыбнулась:

— А вы сможете сорвать колокольчики?

Удивлённо взглянув на неё, старший дружинник не смог отказаться от вызова.

— Волот, бери деревянные мечи. Радмила, возьми стрелы без наконечников. Ждан со мной, Баян с Волотом.

Баян недовольно фыркнул, потянувшись за тренировочным мечом:

— Я желал песен новых насочинять, а не за девками гоняться… чужими.

Побитые отроки столпились возле Зорана, пытаясь как можно дальше отойти от места назревающего боя. Усыня, проходя мимо Радмилы, не удержался от терзавшего его вопроса:

— Не страшно тебе, супротив таких бугаёв?

— Страшно, — открыв тул, кивнула лучница, — завсегда страшно, токмо оно неважно.