Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом

03. Наёмники

Войско Арабского халифата бродило по Константинополю и окрестным деревням уже третью неделю, разрушая, грабя, сжигая. Всем видом непрошеные гости показывали, что силы Халифа неиссякаемы, на всё хватает мечей и копий — и на пограничные войны, и на ставшие привычными набеги. Халиф словно испытывал Василия на прочность, отрезая от Византии всё новые и новые земли. Лишь война с Персией охлаждала пыл арабов, но не спасала Византию. Чёрным спрутом заполонив порты и селения, войско Халифа вытягивалось, дробилось. Хаос приходил на смену жёсткому строю; гонимые жаждой наживы, арабы разбивались на группы, круша дома, оскверняя храмы. Через три дня беспорядочных погромов командиры уже не знали, где половина их отрядов. Пьяные воины делили между собой награбленное, не редко вступая друг с другом в драки. Плюнув на командиров, каждый желал набить карманы и повеселиться от души с местными красавицами. Оттого мирные жители, кои не успели укрыться за мощными стенами Константинополя, запирались в своих домах, пытаясь ни движением, ни звуком не выдать своего существования.

Аккуратный дворик, засаженный цветами, радовал взор. Ветер приглаживал соломенную крышу курятника, стучал по черепице широкого дома, задувал в колодец. Грубо пнув калитку, в сад ворвался арабский воин. Прищурившись, осмотрел дом и хозяйственные постройки, махнув товарищам, направился к закрытым ставням. Выхватив боевые топоры, он стал с остервенением колотить по закрытым створкам, соратники набросились на дверь.

За каменными стенами дрожал страх; женщина, спустив троих ребятишек в погреб, забилась в угол. Глава семьи, сжав мясницкий нож, прижался к стене около двери, готовый стоять насмерть. Дверь разлетелась в щепки, доска, оставшаяся на петлях, глухо ударилась о стену, задрожала. Мужчина бросился на ворвавшегося воина, с размаха всадил в его горло нож. Вытащив оружие, попятился, всматриваясь в искажённые гневом лица арабов. Взглянув на бьющегося в агонии соратника, один из воинов обнажил меч, ухмыляясь, направился к хозяину дома; остальные — бросились к полкам и сундукам. Грек схватил крышку бочки, выставил перед собой, словно щит. Воин лишь рассмеялся, играючи атаковал селянина. Мужчина укрылся крышкой, пригнувшись, проскользнул к арабу и атаковал его руку, но нож лишь противно лязгнул по стальным щиткам. Закованного в броню не так-то легко ранить, и казалось, противник читал его мысли, отчего смех становился всё громче. Крик жены впился в сердце мужчины; обернувшись, он увидел, как её за волосы вытаскивают во двор.

Ринувшись было за ней, муж едва успел уклониться от молниеносной атаки своего противника. Араб не желал отпускать крестьянина, ибо эти неумелые попытки спастись казались воину забавными. Ударив грека ногой в живот, араб расхохотался, занёс над ним меч. Мужчина подался в сторону, но уйти от удара не смог. Лезвие обожгло плечо, кровь побежала по рубахе. Оскалившись, грек напружинился, впиваясь взглядом в насмешливое лицо противника. Меч вновь поднялся над ним; закрывшись крышкой, мужчина подался к сопернику. Тяжёлый клинок впился в «щит», отчего дерево жалобно заскрипело, развалилось на части. Острая боль сковала руку мужчины. Рыкнув, он подлетел к арабу, вонзил нож в незащищённое бедро. Закричав, воин попятился, но тут же подался к селянину, занёс меч. Стальной блеск на мгновение ослепил грека, противный скрежет пронзил слух. Открыв глаза, мужчина увидел высоченного воина в кружеве кольчуги: незнакомец, появившись из ниоткуда, одним движением обезглавил араба, и, бросив на хозяина дома беглый взгляд, вышел во двор. Поражённый происходящим, селянин подполз к дверному проёму — трое воинов рубили арабов, безжалостно, точно. Его жена, сжав руками голову, кричала, вжимаясь в обвитую виноградом стену.

В считанные минуты уютный дворик превратился в залитый кровью эшафот. Лучи стремящегося к зениту солнца скользили по золотой вязи* шлемов, богато украшенным ножнам, нагрудным пластинам. Старший из воинов, тот, что спас хозяина от неминуемой гибели, взглянул на него, махнул кому-то. Из соседского двора выбежал жилистый мужчина в кольчуге, сжимая лямку перекинутой через плечо сумы, приблизился к соратникам. Воин указал пальцем на растерянного селянина. Мужчина, по-чудному назвав старшего «батый», приблизился к греку, опустился напротив. Не говоря ни слова, он осторожно дотронулся до сломанной руки. Селянин всмотрелся в бледную, по меркам южанина, кожу, голубые глаза, русые усы и бороду.

«Тархтарин» — пронеслось в мыслях.

Лекарь что-то сказал своим и закопошился в суме. Воины, кивнув, покинули двор.

— Благо! — неожиданно для себя, но от чистого сердца выкрикнул грек.

Воины обернулись, удивлённо посмотрели на него. Мужчина отчаянно пытался вспомнить слово, которое часто слышал от тархтарских купцов:

— Благо… дару!

— Ористэ*, — улыбнулся один из них, откинув за спину смоляные кудри.

Махнув на прощание, воины скрылись из виду, оставив хозяев на попечительство лекаря. Сухие, но крепкие руки ощупывали кость, давили, причиняя боль. Несчастный кривился, морщился, не позволяя себе ни дёргаться, ни кричать. Лекарь работал очень быстро, ловко управляясь со сломанной конечностью. Терпкий запах трав ударил в нос, тёмно-зелёная жижа расползлась по руке, лёгкое онемение уняло боль. Деревянные рейки коснулись кожи, лекарь закопошился в сумке, достал смотанные ленты чистой ткани.

Хозяйка дома на четвереньках подползла к лекарю, коснувшись его локтя, покачала головой. Медленно поднявшись на непослушные ноги, вошла в дом. Через минуту она вышла с отрезом хлопковой ткани, с треском оторвала от него кривую полосу. Кивнув, лекарь принялся затягивать руку, прижимая тканью деревянные рейки. Женщина вновь скрылась в доме, послышался шум падающей посуды, стук. Лекарь не обращал на шум внимания, спокойно заканчивал свою работу. Вскоре хозяйка вышла к чужеземцу, сжимая в руках чистую ткань, флягу с вином и тонкие изогнутые иглы. Лекарь с поклоном принял дар, бросив уже знакомое «благодарю» и совершенно непонятное «не хворайте», уложил его в суму. Не задерживаясь дольше необходимого, он поспешил за соратниками.

Запылённые тропки петляли меж густых виноградников, упирались во дворы, бежали к полям. Двигаясь как можно бесшумней и незаметней, тархтары пробирались к городу. Остановившись, воевода жестом приказал всем замереть. Выглянув из-за виноградной лозы, осмотрелся — дым, достаточно далеко, вряд ли там есть кто-то; вытянутые конюшни, кто знает, пустые или ещё нет; водяная мельница — целая и, кажется, безлюдная.

— Демир, — возник шёпот у самого уха, заставив воеводу вновь скрыться за лозой, — мне бы с мальцами на мельницу ту пробраться да стрелами тебя прикрыть.

Покосившись на старинного друга, воевода согласно кивнул:

— Ладно, Годун, бери троих стрелков. Токмо осторожен будь, ухо востро держи.

— Покоен будь, — ухмыльнулся лучник. Пригладив седые усы, выглянул из-за лозы. Мысленно проложив путь до мельницы, хлопнул по плечу молодого дружинника, указал ему на конюшню, второму — на груду бочек, третьему — велел следовать за собой.

Наблюдая за передвижениями стрелков, Демир тихо сказал подопечным:

— Ждан, бери Ивара с Вятко да ступай к порту. Там Волота найдёте али Баровита.

— Батый, — прошипел витязь, — тогда ты с одним токмо Баяном останешься…

— Чем я тебе плох? — фыркнул соратник, горделиво поправив собранную в косу бороду.

— Тем, что один, — рыкнул Ждан, нервно спрятав под шлем непослушную смоляную прядь.

— Рты закройте, — спокойно осёк воевода. — Ступай, Ждан, куда велено. Коли повезёт, Умила с Радмилой тебя раньше найдут. Мы деревеньку эту осмотрим да к вам поспешим.

Витязь не смел перечить, кивнув соратникам, скрылся из виду. Оставшись с одним дружинником, Демир взглянул на ряд домишек, вытянувшихся у земляного вала, за которым красовались стены Константинополя.

— Давай-ка туда наведаемся.

— Такие домишки арабы первыми бы обчистили, — недоверчиво изогнув бровь, шепнул Баян.

— Ага, — бросил воевода, медленно продвигаясь к цели, — а ещё они там могли обосноваться, привал устроить, спешить-то им некуда.

— Так то мы в логово вражеское идём, что ли? — нахмурился дружинник. — Вдвоём?

— Что, страшно? — ухмыльнулся Демир.

— Нет. Хотя лучше б ты меня заместо Ждана к Волоту отправил.

Неприступная крепость горделиво высилась над морем, тысячи душ находили укрытие за её стенами. Пропитания и пресной воды хватит на год, а может, и больше. Арабы знали об этом, понимали, что столь долгая осада прежде истощит их самих, нежели греков. Как же извести несговорчивых соседей? Как взять богатый город? Акведуки. Огромные, величественные сооружения, кои невозможно не заметить, невозможно спутать с чем-либо. Лишив жителей пресной воды, можно вынудить Василия на серьёзные уступки. Но первая же атака на акведук Валента показала бесполезность затеи — мощное сооружение не так-то просто разрушить, да и наверняка за стенами крепости расположено множество цистерн и хранилищ. Тогда нужно сделать так, чтобы вода стала непригодной для питья.

Яд. Пузатые бочки, казалось, им не было числа. Их свозили к акведуку, выставляли рядами. Командиры внимательно следили за сохранностью ценнейшего груза, предвкушая мучения греков. Вытоптанная извилистая тропка бежала из деревеньки к акведукам, к лагерю арабов. Тяжёлые копыта поднимали пыль, повозки жалобно поскрипывали; бочки, качаясь, глухо постукивали друг о друга. Ведя под уздцы неторопливую лошадь, арабский воин поглядывал по сторонам — красивые колонны и арки акведука вдали, крошечные паруса кораблей, покачивающихся у причала Золотого рога; позади — товарищи с такими же полувялыми клячами и скрипучими телегами. Опустевшие домишки, раскидистые виноградники и пальмы — всё то, что уже успело наскучить. Зевнув, воин устало потянулся, разминая затёкшие плечи. Острая жгучая боль сковала рёбра, не давая сделать вдох. Непроизвольно съёжившись, он уставился на красное оперение, тонкое древко, уходящее в его тело. Закричав, мужчина бросился к товарищам, но ещё одна стрела впилась в его висок, заставив мир угаснуть.

Побросав поводья, воины выхватили сабли, заозирались по сторонам. Из-за зелёной лозы вырвалась стрела, впилась в глаз замешкавшегося воина. Укрываясь щитами, арабы бросились к винограднику. Один из воинов замедлил шаг. Прокравшись к укрытию меткого стрелка, сделал резкий выпад, но клинок распорол лишь пустоту. Выглянув из-за щита, араб не смог сдержать крик. Здоровенный витязь, ухватившись за край, рванул его щит на себя, с размаха снёс мечом голову. Воины вытянулись дугой, попарно атакуя тархтарина. Стрелы вновь засвистели, впиваясь в шеи и ноги, не давая арабам сомкнуть кольцо. Трое воинов, отделившись от строя, взглянули в направлении вылетевших стрел — на крыше винодельни сидел лучник, глубокий капюшон скрывал его лик, натянутая тетива грозилась сорваться с подушечек пальцев. Выставив над собой щиты, воины в несколько шагов достигли низенького строения, подпрыгнув, атаковали ноги противника.

Оттолкнувшись от крыши, лучник обрушился на голову араба, повергая его на землю. Сам же, удержавшись на ногах, лишь прочертил коленом по махровой траве; развернулся и выпустил стрелу в шею соперника. Пальцы поддели сжатое в ладони древко, вложили в лук, ещё одно и ещё, и ещё. Стрелы глухо вонзились в щиты, один из противников с рыком отбросил щит — наконечники, пробив барьер, впились в его предплечье. Остервенелый воин бросился на худощавого тархтарина, желая отомстить за соратников. Лучник прогнулся, проскользнул под арабской саблей, резко выпрямившись, петлёй накинул лук на его шею, выхватив из ножен сакс, вонзил клинок под стальной панцирь. Скупой блеск заставил тархтарина пригнуться, спрятаться за хрипящим противником; резкий удар рукоятью в плечо отбросил в сторону. Рухнув на землю, лучник всмотрелся в искажённое гневом лицо соперника. Араб, ухмыляясь, подходил ближе — от удара капюшон слетел с головы стрелка, открыв миловидное девичье лицо и сплетённые на затылке косы. Её оружие осталось в теле сражённого противника, а значит, победа араба будет быстрой. Облизнув губы, мужчина снял с пояса кнут, решив, что эта дива станет трофеем их отряда.

— Баровит! — крикнула Радмила, увернувшись от длинного языка кнута. Выпрямившись, попыталась найти укрытие, но плетёный ремень вновь преградил ей путь. — Зорька, Лешего сын, подсоби малость!

Отбросив от себя свирепеющего противника, Баровит сделал шаг в сторону Радмилы, но арабы вновь набросились на него. Сабли заскрежетали по кольчуге, по выставленному в блоке мечу. Араб ловко выудил из-за рукава узкий нож, с силой вонзил его в кольчужное кольцо. Рыкнув, витязь локтем ударил араба в переносицу, заставив отступить на время. Зацепив перекрестьем* клинок соперника, Баровит резко выкрутил оружие из его рук. Кулаком поразив челюсть безоружного, отвёл атаку второго араба, растирающего по лицу кровь. С силой отбросив его от себя, Баровит поспешил к Радмиле.

Кожаная плеть со свистом ударилась о каменную стену винодельни, вырвав мох из трещин. Арабу надоело вихляние жертвы, но и убивать её не хотелось — рано. Вновь размахнувшись кнутом, атаковал её ноги — Радмила подпрыгнула, подавшись навстречу, приземлилась на хвост кнута и резко выбросила в глаза противника сжатые в ладони камушки и песок. Мгновения замешательства хватило лучнице, чтобы подлететь к мёртвому арабу и вытащить из его тела сакс. Стальной звон раздался за спиной, дрожью отозвавшись в теле. Отпрянув от убитого, Радмила развернулась — Баровит остановил занесённый над ней меч, ногой оттолкнув араба, снёс ему голову.

— Обернись! — не своим голосом закричала лучница, видя, как трое воинов заходят со спины.

От её крика шелестящая стена виноградника ожила, нависла над арабами, заставив с ужасом отстраниться. Спелые ягоды повалились на землю, покатились под ноги воинов. Резные листья заскользили по кольчуге и шлему, являя свирепый лик Волота. Покрытый рунами клинок, возникнув из ниоткуда, впился в шею противника. Баровит, не упуская времени, обезглавил второго. Единственный выживший бросился к телегам, но тут же замер, рухнув на землю, заколотил ногами. Радмила удивлённо посмотрела в направлении выстрела — Умила, опустив лук, приближалась к ней.

— Ты чего орёшь, аки резаная? — ухмыльнулась она.

— Чего так долго? — поднимаясь, буркнула лучница.

Отряхиваясь от сучков и листьев, Волот посмотрел на девушек, перевёл взгляд на Баровита:

— Знаешь, что в бочках?

Баровит, ощупывая рану, пожал плечами. Поморщившись от боли, направился к телегам.

— Ты на Лешего похож, аки никогда раньше, — прохрипел он, взглянув на Волота.

— Смейся, смейся, — пробурчал Волот, — кабы не Радмилка, я бы не понял, где вы, не поспел бы.

— Я бы сам управился, — махнул в ответ Баровит, — их мало было.

— Их мало было, — передразнил Волот, убирая меч в ножны.

Бочки оказались плотно закрыты, но желания откупорить крышки не возникло — приторно-сладкий, тошнотворный запах пробивался сквозь малейшие трещинки, бил в нос, сжимал горло. Сделав пару шагов назад, Волот скривился, скрестив руки на груди:

— Они поганок, что ли, наварили?

— Али крыс замочили, — зажав нос, предположила Радмила.

— М-да, смердит чудовищно, — задумчиво пробурчал Баровит, всматриваясь в арки акведука вдали, — явно не для себя берегли. Воду отравить захотели…

Вмиг запрыгнув на телегу, Умила всмотрелась в сторону селения, вскинула лук:

— Кто-то идёт сюда.

Радмила вынула из тула* пучок стрел, подошла к подруге:

— С чего то взяла?

— Блеск видала.

Прищурившись, Радмила всмотрелась в полуразрушенные строения, шелестящие виноградники — в одном из окон мелькнула тень. Тугая тетива изгнала древко, отчего мелкая дрожь пробежала по луку, защекотала облачённую в перчатку кисть. Глухо впившись в деревянную раму, стрела явила красное оперение, столь же яркое, как и пламя в глазах хозяйки.

— Не стреляйте, свои! — послышался отдалённый голос.

Из-за укрытий медленно вышли трое дружинников, посмеиваясь, подняли руки. Признав боевых товарищей, омуженки* опустили луки. Волот покачал головой, подошёл ближе:

— Ждан, ты бы хоть крикнул, что ли, чего подкрадываешься?

— А я знал, что вы то? — фыркнул черноволосый витязь.

— Из дали не видать, кто тут возле телег крутится, — вступился Ивар.

— А чего вас токмо четверо? — нахмурился Вятко.

— Валдай с отрядом не добрался покамест, — вздохнул Волот, непроизвольно посмотрев в сторону поваленной им лозы.

— Где батый? — вклинилась Умила, вложив лук в налучье.

— Где остальные? — спокойно спросил Баровит.

Обернувшись, Ждан указал на деревеньку вдали:

— Там.

— Ратмир с ним? — обеспокоенно спросила Умила.

От этого имени веко Баровита нервно дёрнулось, гнев ударил в грудь, пробежал по рукам — слишком часто этот малец из Камбалу* вился возле Умилы, слишком тепло она ему улыбалась, слишком много дарила заботы.

— Он с Годуном. Они к мельнице пошли, осмотреться, — отмахнулся Ивар, — а батый с Баяном подались куда-то.

Омуженка в один шаг поравнялась с дружинником, ножны сабель тихо звякнули об кольчугу, солнечный зайчик пробежал по золотой вязи её шлема. Уставившись в глаза соратника, прошипела:

— Вдвоём?

— Ага, — выдавил Ивар, пожалев о сказанном.

— Не тревожься, Демировна, — вступился Вятко, — они управятся, к тому же их Годун, случись чего, стрелами прикроет.

Умила обернулась к Волоту, жестом позвала за собой:

— Идём, надобно тятьке подсобить.

Но Волот не спешил за ней, лишь задумчиво приглаживал бороду, время от времени поглядывая в сторону акведука.

— Отец управится, — выдал он. — А вот сколько там арабов?

— Много, — осёк Баровит, предчувствуя дурную затею Волота. — Батый велел его дожидаться, а не на рожон лезть.

— Ты посмотри, брат, — ткнув на арки, рыкнул Волот, — они люд травить собрались. Они не ведают, что мы здесь, не ждут удара в спину. Ивар верно сказал — из дали не понять, кто тех кляч ведёт, не сразу приметят нас…

— Мы с Радмилкой вдоль виноградников прошли, видали их, — перебил Баровит. — Их десятки там. Издали не приметят, так мы тоже издали не сделаем ничего. Ну, ударим по ним из луков, а толку? Нас окружат да перебьют.

— Значит, ждать отца станем? — надулся Волот, вновь сцепив руки на груди.

— Не станем, — неожиданно для всех ответил Баровит. — Телеги до лагеря не доехали, стало быть, вскоре их хватятся, стало быть, отрядец малый сюда наведается. Возьмём языка, Ждан с ним потолкует малость, узнает, как да где их силы расположились. Ударим туда, где тонко, ударим тихо. К тому времени уж Валдай до нас доберётся да батый подоспеет.

— А ты голова, — ухмыльнулся в усы Волот. — Стало быть схоронимся?

— Ага, — кивнул Баровит, осторожно отстранив руку от раны. Взглянув на окровавленную ладонь, недовольно покачал головой. — Радмила, помоги рану перевязать.

Уютные домики жались друг к другу, подставляя каменные бока под солнечные лучи. Напротив развернулись хозяйственные строения и фруктовый сад. Казалось, в этом умиротворённом месте не было ничего дурного, ничего, что могло бы таить опасность. Из маленьких окон доносился стук утвари, деловитый говор — всё то, что сопутствует мирному течению дел. Лишь две тени порождением иных миров проскользнули за стволами айвы. Прислушиваясь, принюхиваясь, словно звери на охоте, они подкрались к самому шумному дому. Солнечный свет коснулся непрошеных гостей, заскользил по кружеву кольчуг.

— Арабский говор, не иначе, — шепнул один, — напрасно ты, батый, Ждана отправил, он бы растолковал нам всё.

— Покамест я токмо твой говор слышу, — прошипел воевода, выглядывая из-за укрытия.

— А вдруг там миряне, батый, — не унимался Баян, — вломимся, настращаем всех.

Демир вновь скрылся за стеной, недовольно взглянул на подопечного:

— Покамест мы шли, отседова три телеги гружёных уехало в сопровождении отрядца воинского. Неужто сам того не видел?

— Так, может засолку императорскому войску повезли, — пожал плечами дружинник, отчего сразу получил удар в плечо.

— Рот закрой да за мной ступай.

Проскользнув к двери, Демир, не церемонясь, снёс её с петель. Дверь с грохотом рухнула на земляной пол, заставив присутствующих вздрогнуть. Пятеро арабских воинов недоумевающе уставились на тархтар, вмиг опомнившись, выхватили из ножен сабли. Демир резко увёл в сторону арабский клинок, яблоком* рукояти ударил потерявшего равновесие противника в висок. Провернув меч, с силой отразил атаку второго, отчего вражеская сабля глухо впилась в стоящую у стены бочку; секунды замешательства хватило воеводе для решающего выпада. Вызволив из тела меч, Демир направился в глубь комнаты к скалящимся арабам.

Встревоженные голоса и торопливые шаги донеслись со стороны двора почти сразу, как дружинники вошли в дом. Прижавшись к стене, Баян ждал гостей, прикрывая спину воеводы. Первый же ворвавшийся в дом воин лишился головы, остальные замерли, не решаясь войти. Баян вышел на свет, являя себя соперникам. Поняв, что противник только один, арабы ухмыльнулись, сжав оружие, подались к дружиннику. Баян увернулся от сабли, отвёл вторую, резко пригнувшись, пропустил над собой секиру, не разгибаясь выбросил меч в живот соперника, под панцирь. Мгновенно отскочив, перекувырнулся, из-за чего раненый им воин получил от соратника удар секирой в ногу. Под нечеловеческий крик Баян в прыжке отрубил голову опешившему от своего промаха арабу. Оставался лишь один противник; выхватив вторую саблю, он ринулся на тархтарина. Быстрый и ловкий, вращая изогнутые клинки, араб заставлял Баяна пятиться, успевая лишь отражать атаки. Выхватив сакс, дружинник блокировал саблю, мечом отвёл вторую и резко ударил ногой в грудь. Араб лишь скривился, сделав шаг назад; рыкнув, Баян приготовился к новому натиску, как вдруг из окна показалась облачённая в кольчугу рука, ухватила араба за пояс и с силой впечатала в стену. Дружинник, мгновенно подскочив к оглушённому противнику, вонзил меч в горло. Обмякшее тело повалилось на землю, являя хмурый лик Демира.

— Все у тебя? — пробурчал он, потерев густые усы.

— Не знаю, вроде как, — пожал плечами Баян.

Воевода отошёл от окна, указал куда-то в угол комнаты:

— Они тут варили чего-то, судя по виду да запаху — отрава.

Отдалённые звуки то ли шагов, то ли падения коснулись слуха. Воевода жестом велел молчать и следовать за ним. Выглянув из-за дома, тархтары оцепенели — пятеро арабов лежали на земле, сражённые стрелами. Осторожно перебежав к изгороди, Демир выглянул из-за составленных бочек, что-то заставило его улыбнуться и вытянуться во весь немалый рост. Баян поравнялся с ним — их стрелки, ухмыляясь, сидели на крыше конюшни.

— Я же говорил, что прикрою вас, — спрыгнув, гаркнул Годун. — А ещё мы с мельницы Валдая заприметили, я их не пересчитывал, да вроде как все.

Указав на земляную насыпь, на виднеющиеся виноградники, Демир пробасил:

— Пойдём к Константинополю, я туда Ждана отправил, коли всё сложится, он с остальными встретится. Пошли кого-нибудь навстречу Валдаю, скажи…

— Уже, — хлопнув воеводу по плечу, ухмыльнулся Годун, — знал, что за телегами следовать захочешь. Посему самого проворного дружинника — Ратмира — направил к Валдаю, наказал к крепости поспешать.

— Тогда чего ждём? — кивнул Демир, направляясь к огибающей вал тропке.

Маленькое селение, раскинувшееся недалеко от величественного Константинополя — уютное, спокойное местечко — сегодня, казалось, вымерло. Выбитые двери и окна, разорённые дворы, тела мирян и арабских захватчиков — не знающий пощады лик войны; лишь кудахтанье кур и фырчанье скота тенью мирной жизни изредка нарушали гробовую тишину. Мелкая дрожь пробежала по земле, утонула в густой траве — две сотни воинов спешно приближались к деревне, плевав на скрытность и осторожность. Во главе дружины вышагивал широкоплечий воин, его аккуратно подстриженная бородка поблёскивала рыжинкой в солнечном свете, спину укрывал массивный щит, в ножнах покачивался меч. Лучник, постоянно вырывающийся вперёд, казался по сравнению с ним совсем мальчишкой — светловолосый, голубоглазый, закутанный в плащ, ему было не больше восемнадцати лет, а пушащиеся усики лишь подчёркивали его молодость. Хмуря брови, он внимательно всматривался в кажущиеся пустыми дома, крепче сжимал лук и пучок стрел в ладони.

— Ратмир, — пробасил старший дружинник, — не торопись, а то запнёшься.

— А ты, Валдай, смотрю, к батыю не торопишься, — огрызнулся юноша, покосившись на мельницу.

— Нагоним.

Ратмир явно нервничал, едва не переходя на бег, петлял меж дворов, ведя дружину короткой дорогой. Вскоре показались земляной вал и тропка, бегущая к виноградникам. Ускорив шаг, Валдай поспешил за провожатым, озираясь по сторонам — тихо, слишком тихо. Едва не врезавшись в спину застывшего Ратмира, старший дружинник тихо выругался.

— Мелкая ты собачонка, чего встал? Никак притомился?

Ратмир молчал, рассматривая с вершины насыпи брошенные телеги.

— Три гружёные телеги с впряжёнными лошадьми без хозяев да посреди дороги.

— Давай осмотримся, — буркнул Валдай, подав знак стрелкам.

Войско растеклось серебристой кляксой, стрелки, вложили в луки стрелы, растянулись вдоль насыпи. Ратмир закрутился вокруг телег, закашлялся, подойдя ближе к бочкам.

— Следы крови на траве, — просипел он.

— Угу, — кивнул старший дружинник. Указав в сторону винограда, добавил: — Волоком тащили. Пятеро за мной, остальные здесь будьте.

Приблизившись к густой поросли, воины заметили брешь — грубо выломанная лоза, растоптанные ягоды и листья. Первым в раскуроченную брешь вбежал Ратмир, за что получил подзатыльник от Валдая:

— Куда ты вперёд батьки…

Нарекания застряли в груди старшего дружинника, лишь стоило ему завернуть за виноградник. Окровавленные тела арабов лежали друг на друге возле винодельни.

— Валдай, иди сюда, — окликнул один из дружинников.

Воин указал на сплетённые стебли винограда; приблизившись, Валдай рассмотрел за резными листьями тела арабов. Разорвав шуршащее плетение, Валдай подошёл вплотную к мертвецам, присев, присмотрелся к ним, столкнул одно тело, потом второе. Вытянув обломки стрел и оперения, почесал бородку:

— Красное оперение Радмилы, Умилино белое да серое Годунских стрелков — значит, все живы. Куда ж они опосле направились?

— Валдай, — раздался голос Ратмира.

Закатив глаза, старший дружинник выпрямился, ломая виноград, направился к неугомонному подопечному. Но поравнявшись с Ратмиром, Валдай удивлённо вскинул брови, скрестил на груди руки. Привязанный к столбу воин предстал перед ним. Ратмир сжал подбородок несчастного, задрал окровавленное лицо, всмотрелся в шею.

— Пытали, опосле перерезали горло, — выдал юноша.

— Похоже на то, — кивнул Валдай.

— О чём же его вопрошали?

— Известно о чём, — фыркнул старший, направляясь к дружине, — знать хотели, где его войско, сколько их.

— Думаешь, он рассказал? — не унимался Ратмир.

— Не так сильно его мучали, убили быстро — значит, рассказал.

— А как мы узнаем, куда они пошли?

— Никак. Направимся к крепости, может, приметим их, — пробурчал Валдай и, махнув дружине, скомандовал: — За мной да побыстрей.

— Незаметно? — прищурившись, вклинился Ратмир.

— Двумя сотнями незаметно не получится, — ухмыльнулся старший.

_____________________________________________________________________________

Вязь* — вид письма, который использовался для украшения шлемов, нагрудников, оружия.

Ористэ* — пожалуйста по-гречески.

Перекрестье* (огниво, крыж) — часть рукояти меча, полукруглые или прямоугольные расширения или накладки в средней части крестовины, расположенные перпендикулярно к ней.

Тул* — колчан — сумка-чехол, в которой носились стрелы.

Омуженка* — женщина-воин.

Камбалу* — центр Катайского края Великой Тархтарии.

яблоко* — эфес меча, навершие (головка рукояти).