Ложь Моего Монстра

Пролог

Кирилл

Тринадцать лет

Если ты проигрываешь, это твоя вина.

Если выигрываешь, это естественно.

Эти слова отец выгравировал в моем сознании с тех пор, как я научился говорить. Я понял, что для него я не более чем товар. Он вложил в меня деньги и ждет отдачи в любой форме, которую сочтет нужной.

Роман Морозов — не мой отец. Он мой хранитель.

Когда-нибудь я выберусь из этого гребаного дома и заберу с собой Константина и Карину. А еще лучше, я выгоню его и Юлю и буду жить в особняке со своим братом и сестрой.

Почему мы должны уезжать, если они ненормальные?

Я выхожу за ворота школы и жду, когда за мной заедет водитель. Хмурое небо отбрасывает тень грусти на территорию школы, но в воздухе витает какая-то веселая атмосфера, ведь это последний день перед рождественскими каникулами.

Все ученики этой частной школы либо богаты, либо влиятельны, либо и то, и другое. Само собой разумеется, что мой отец записал меня в этот чертов цирк, где первый вопрос каждого:

— Чем занимается твой отец?

Я не могу ответить:

— Он убивает людей, — потому что это не одобрят из-за их хрупкой морали. Поэтому я предпочитаю игнорировать их.

Обычно Виктор приклеивается ко мне как магнит, и его каменного присутствия достаточно, чтобы отгородиться от нежелательного внимания. Однако сегодня ему было запрещено присутствовать из-за какого-то события, связанного с охраной.

Всякий раз, когда Роману кажется, что Виктор подошел слишком близко, он не упускает случая напомнить ему и остальным членам моей личной охраны, что они всего лишь охранники-слуги, от которых он может избавиться, когда ему заблагорассудится.

Или, скорее, он делает это, чтобы напомнить мне, что, если он захочет, он может изолировать меня от всех. Мой отец настаивает на том, чтобы я верил, что моя единственная роль в жизни — быть его наследником. Не чей-то друг, брат или родтсвенник, или сын.

Я просто гребаный товар.

Несколько студентов шепчутся, проходя мимо. Мне не нужно их слышать, чтобы понять, что они говорят обо мне.

— Я слышал, его отец из русской мафии.

— Однажды он станет гангстером.

— Не смотри на него, иначе он может тебя убить.

— Вы видели, как он смотрит?

Если бы Виктор был здесь, он бы терроризировал этих детей, пока они не описались. А я? Мне плевать. Пусть сплетничают, сколько хотят. В конце концов, это единственное, что могут делать слабые люди.

Адриан идет в мою сторону, затем останавливается рядом со мной. Он на несколько лет старше меня, но поскольку я рано вырос, я не намного ниже его ростом. Хоть я и игнорирую всех остальных детей, у меня прекрасные отношения с учителями, и я делаю своей миссией очаровывать их для получения хороших оценок. Адриан, однако, общается только со своим ближайшим охранником, Колей, который сейчас стоит на углу.

Адриан специально сделал себя изгоем. Его выражение лица замкнуто, а руки засунуты в карманы брюк цвета хаки. Я немного опешил, когда он подошел ко мне, ведь студенты обычно избегают меня, как чумы.

У него определенно нет причин держаться от меня подальше, учитывая, что его отец и я — два короля Нью-Йоркской Братвы.

У него также нет причин инициировать контакт. Мы не друзья.

На самом деле, понятие друзей не существует в нашем мире. Есть две категории — союзники и враги. Он не попадает ни под одну из них.

— Тоже ждешь, когда тебя подвезут? — спрашиваю я, наклоняя голову в сторону.

Он ничего не говорит и продолжает смотреть вперед своими унылыми серыми глазами, которые можно принять за заблудившееся облако.

Мать Адриана была любовницей, которая каким-то образом вырвала позицию жены после множества драм. Он никогда не чувствовал себя комфортно ни на одном из мероприятий, на которые мы попадали вместе. И он редко разговаривает, как бы мы с другими детьми ни старались вывести его из этого состояния.

Он ведет себя как королева драмы, как будто ему хуже, чем всем нам, или что-то в этом роде.

— Знаешь... — Я выпячиваю подбородок в его сторону. — Ты никогда ничего не добьешься в этом мире с таким отношением.

Он встречает мой взгляд, а затем проводит рукой по моей шее.

— Побеспокойся о себе и о тех синяках, которые ты так старательно прячешь.

Я усмехаюсь, несмотря на покалывание, которое начинается в моей шее и скользит вниз по позвоночнику.

— Боевые шрамы не нужно прятать.

— Это называется насилие, Кирилл.

— Да? Ты эксперт?

— Я знаю об этомп, когда вижу. — Он поворачивается ко мне лицом и подходит ближе, так что мы оказываемся нос к носу. — Это не нормально.

— Отвали.

— То, что ты защищаешься, тоже результат насилия.

— Эй, не нагнетай обстановку и не лезь в мои дела.

— Замыкание в себе — это симптом, как и защита своего обидчика.

— Если ты сейчас же не заткнешься, я тебя ударю.

— Это другая форма...

Не успел он закончить свои слова, как я уже впечатал свой кулак ему в лицо. Он отступает на шаг, но потом размахивается рукой и бьет меня по щеке.

Я отшатываюсь назад, но ловлю себя, прежде чем споткнуться.

Мы обмениваемся еще несколькими ударами, пока у нас не идет кровь из носа, губы разбиты, и нам приходится опираться на каменную стену для равновесия. Вокруг собралось несколько зрителей, но охранник Адриана, который примерно его возраста, пугает их до смерти, отталкивая от себя. В какой-то момент он попытался остановить нас, но одного взгляда Адриана было достаточно, чтобы остановить его.

Мы оба задыхаемся, глядя друг на друга, сгорбившись, чтобы перевести дыхание.

— Тебе нужно прекратить это, иначе это будет продолжаться вечно, — говорит он.

— Я клянусь, Адриан, если ты не заткнешься...

— Что ты собираешься делать? Ударишь меня как девчонка?

— Я убью тебя. — Я снова бросаюсь на него, а он ждет меня, его глаза пылают. Похоже, этот ублюдок проснулся сегодня и выбрал насилие. Как я могу не исполнить его желание?

Он не поднимает руки, чтобы защитить себя, и вместо этого процеживает между стиснутыми зубами:

— Ты можешь остановить это.

— И как мне это сделать, гений? — я стою перед ним и позволяю своему кулаку упасть на бок. — Пока я не стану сильнее, я не смогу ничего остановить.

— Тогда делай это быстрее. Для начала, перестань бить как девчонка.

— Ты бы так не говорил, если бы видел, как красиво я украсил твое лицо, ублюдок.

Он харкает и поворачивается к своему охраннику.

— Мы идем домой, Коля. Какое-то присутствие испортило мне настроение.

— Это я должен это говорить! — кричу я ему в спину. — Я желаю тебе дерьмового Рождества.

Он отмахивается от меня, не оборачиваясь, и мне хочется бежать на полной скорости и сбить его на землю. Я не делаю этого, потому что даже я понимаю, что уже поддался насилию больше, чем должен был себе позволить.

Я пытаюсь лучше контролировать эту часть себя, а для этого мне нужно быть более уравновешенным. Я коснулся уголка губ и поморщился. Когда-нибудь этому ублюдку Адриану перережут горло во сне.

Передо мной останавливается черный фургон, но прежде чем он полностью остановился, боковая дверь открывается, и пронзительный, взволнованный голос кричит:

— Киря!!!

Мой брат выпрыгивает из машины и врезается в меня, выбивая из равновесия. Я погладил его по светлым волосам. Несмотря на то, что он младше меня всего на два года, он гораздо ниже ростом. У меня скачок роста, за которым он не успевает.

— Привет, маленький Костя.

— Я не маленький. — Он все еще тычется носом в мою грудь, как в детстве. Мои ребра болят от удара Адриана, но я обхватываю его спину.

— Кирилл!!! Кирилл! — другая, гораздо меньшая фигура врезается в мой бок.

Моя пятилетняя сестра, Карина, тянет ко мне руки, хотя я говорил ей, что она слишком тяжелая, чтобы ее нести. Понимает ли она эту логику? Нет.

Сегодня она выглядит красиво в розовом платье с белыми лентами. Ее светлые волосы спадают уложенными локонами до середины спины.

— Кара. — Несмотря на больное тело, я все равно поднимаю ее высоко, и она уютно устраивается на моих плечах.

Она касается макушки моей головы и задыхается.

— Кровь, кровь. Ты ранен?

В этот момент Константин отталкивается назад, чтобы посмотреть на меня, и его глаза расширяются.

— Почему... что случилось?

— Просто бессмысленная драка. Не о чем беспокоиться.

Он дуется, а Карина начинает плакать, и мне приходится утешать их обоих и уверять, что я действительно в порядке. Если бы я знал, что они приедут за мной, я бы не поддался на провокации Адриана и не стал бы разговаривать с этим мерзким ублюдком.

Возможно, я недостаточно сильный, чтобы положить конец испытаниям и тренировкам моего отца, но я буду. Хотя бы для того, чтобы защитить своего брата и сестру.

В машине двое охранников моего отца и водитель. С какой стороны ни посмотри, странно, что отец послал Константина и Карину забрать меня из школы. Еще более странно, что Юля позволила Константину исчезнуть с ее глаз, хотя обычно она его слишком опекает.

— Зачем вы приехали? — спрашиваю я.

— Потому что мы скучаем по тебе! Скучаем! — кричит Карина, а потом начинает хихикать. У нее есть привычка повторять свои слова, потому что наша дорогая мама всегда говорит ей, чтобы она говорила четко и не как идиотка.

— Папа сказал, что мы едем на рождественские каникулы. — Константин улыбается, его лицо переполняет волнение. — Всей семьей.

Я сужаю глаза. Мы никогда, и я имею в виду никогда, не делали ничего как семья, так что тот факт, что мы начинаем сейчас, вызывает у меня подозрения.

На самом деле, я чертовски нервничаю по поводу такой перемены событий.

На Рождество я обычно наряжаю елку для брата и сестры и дарю им подарки, потому что Роман этого не делает, а у Юли есть подарки только для Константина. Я уже привык к этому, но все равно каждый год Карина плачет. Так что Константин за спиной Юли делит десяток подарков между ним, мной и Кариной. Я их не беру, но этот поступок смягчает обиду нашей младшей сестры. Это у нее вечная любовь к блесткам, ярким цветам и всему красивому.

А Юля? Ей абсолютно все равно. Мы с Кариной для нее как будто невидимки. Я бы хотел, чтобы она была нашей мачехой. Тогда бы все это презрение имело смысл.

Как женщина, которая нас родила, может так к нам относиться — вот чему я не могу найти объяснения.

— Это то, что сказали охранники? — спрашиваю я брата.

Он кивает.

— Наконец-то мы отправимся в путешествие вместе!

Я окидываю взглядом свое окружение. Все остальные ученики уже ушли, так что остались только мы. Мое нутро скручивается, когда я опускаю Карину на землю и позволяю ей взять меня за руку, а затем сжимаю руку Константина своей свободной рукой.

— Мы должны покинуть это место. Сейчас.

— Но почему? — он пытается сопротивляться мне. — Мы с Карой хотим поехать на праздник.

— Мы хотим поехать, поехать. — Карина тоже тянет меня за руку, но у нее не получается сдвинуть меня с места.

Потому что я уже тащу их по улице.

— Господин, вернитесь. — Тяжелые шаги охранников звучат позади меня, когда они вскоре догоняют нас. — У нас есть четкие инструкции везти вас.

— Мы идем пешком. Возвращайтесь сами, — говорю я, не оборачиваясь.

Тяжелые шаги исчезают, но на смену им приходят другие. Более легкие, но их больше. Я поднимаю Карину так, чтобы она прижалась к моему боку, и кричу:

— Беги, Костя!

Наступает небольшая пауза, прежде чем он кивает и подчиняется. Он даже не спрашивает меня, зачем и куда мы идем. Константин всегда доверял мне. В том числе и мысли о том, как он иногда ненавидит Юлю, потому что она относится ко мне и Карине как к дерьму.

Он говорит мне, что однажды мы будем только втроем, потому что мой младший брат решил, что моя мечта — это и его мечта.

Мы не смотрим назад, когда бежим по улицам, проносясь мимо украшенных к Рождеству магазинов. Но мы недостаточно быстры. Карина тормозит меня, а Константин все время отстает. Вдруг он спотыкается и падает, зовя меня по имени.

Я ругаюсь и начинаю возвращаться, чтобы помочь ему, но в тот момент, когда я это делаю, уже слишком поздно. Мужчины в черной боевой одежде и балаклавах уже схватили его.

Он бьется и брыкается, но это не помогает, когда его окружают шестеро из них. Карина кричит, и я опускаю ее на землю, а затем прячу в небольшом переулке. Я наклоняюсь к ней и говорю успокаивающим голосом:

— Оставайся здесь, Кара. Я позову Костю и вернусь, хорошо?

— Хорошо, хорошо. — Она продолжает держать свою руку на моей руке, как будто не желая отпускать меня, и я осторожно высвобождаю ее.

Я бросаюсь к брату и вижу, что он бьется и ругается. Увидев меня, в его глазах расцветает надежда:

— Киря!

Я беру камень и бросаю его в одного из мужчин. Он попадает в него, но двое других бросаются на меня со сверхзвуковой скоростью. Как раз когда я придумываю лучший план действий, Карина вскрикивает.

— Кирилл! — кричат и она, и Костя.

Мои мысли превращаются в кашу, и я не знаю, куда смотреть в первую очередь. Но прежде чем я успеваю принять решение, меня бьют по голове, и я падаю на землю.

Сквозь пропитанное кровью зрение я вижу, как мужчины уносят кричащих Константина и Карину.

Я пытаюсь дотянуться до них, но понимаю, что меня тоже тащат, но в противоположном направлении.

В этот момент мой мир становится черным.