Ложь Моего Монстра

Глава 3

Саша

Я в смятении.

После того, как я выплакала все слезы, узнав о ничтожных шансах Кирилла выжить, я до сих пор не могу собраться с мыслями.

Единственная причина, по которой я не ломаюсь — я не могу оставить Кирилла одного. Если я это сделаю, он может оказаться в еще большей опасности. Да, дядя Альберт ушел, но это не значит, что он или его люди не вернутся.

Я все это время стою на страже перед реанимацией, а когда устаю, сажусь. Я не выходила, чтобы переодеться или помыть руки, даже когда медсестры просили меня об этом. Поэтому они принесли мне дезинфицирующие салфетки, чтобы хотя бы убрать кровь с рук.

Прошло пять часов с тех пор, как я услышала новости, и только сейчас врач вернулся, чтобы проверить его.

Я жду, как на иголках, но когда он возвращается, выражение его лица не меняется.

— Он все еще без сознания, но это не является чем-то необычным, — говорит он, прежде чем я успеваю что-то спросить.

— Могу я его увидеть?

— Нет, если только вы не член семьи.

— Я... — Я даже не могу соврать и сказать, что я его девушка, так как выгляжу как чертов мужчина. — Его кузен.

Он смотрит на меня с подозрением, вероятно, потому что мы с Кириллом совсем не похожи. Однако доктор кивает и показывает в сторону коридора.

— Поверните налево, медсестра вас направит.

— Спасибо.

Я собираюсь направиться туда, но доктор преграждает мне путь.

— Как я уже говорил, мы должны сообщать властям об огнестрельных ранениях. Полиция скоро будет здесь, и у нее будут вопросы к вам.

Я киваю, не думая сейчас о полиции. Я сумею ввести их в заблуждение, когда придет время.

Прежде чем мне разрешили увидеться с Кириллом, я привожу себя в порядок и переодеваюсь в свежую одежду из своего рюкзака. Закончив, я тяжелыми шагами следую за медсестрой.

Она уходит, как только мы доходим до окна, через которое я вижу его. Большой ком подкатывает к горлу, и я подавляю всхлип, глядя на открывающийся передо мной вид.

Все белое — свет, кровать, бинты, покрывающие его обнаженную грудь. Даже его кожа бледная, из-за чего темные татуировки резко контрастируют на ее фоне.

Его лицо слишком бесцветное, слишком безжизненное, как будто он сдался и уже переходит на другую сторону.

Мои руки медленно, осторожно касаются стекла, как будто я действительно глажу его по щеке.

— Прости меня, Кирилл. Мне так жаль... если бы я знала... я бы не пришла, я бы послушала тебя и осталась, я бы...

Я загибаю пальцы на стекле, прекрасно понимая, что любые мои оправдания или «что-если», которые я придумываю, бесполезны. Все это случилось, и Кирилл борется за свою жизнь из-за меня. Это правда, которую я не могу изменить, что бы ни делала.

Но это знание не избавляет меня от чувства вины и разочарования.

Я чувствую вкус соли и понимаю, что снова плачу. Что со мной сегодня не так? С каких пор я стала плаксой?

Мое тело просто не в состоянии сдержать все эмоциональные потрясения внутри меня. Сожаления, адреналин, и особенно чувство разрыва между моей семьей и сильным чувством верности Кириллу.

Не знаю, началась ли эта преданность в армии, или после того, как он спас мне жизнь, или даже после того, как я поехала в Нью-Йорк и сблизилась с ним на более чем одном уровне, но преданность сохранилась.

И это иронично, поскольку я довела его до такого состояния.

— Пожалуйста, вернись, Кирилл. Я прошу тебя.

Я не хочу думать о том, что его больше нет. Это просто невозможно. Я знаю его около года, и хотя этот срок не кажется большим, мне кажется, что это целая вечность.

Я просто не могу представить свою жизнь без него.

Хуже того, я начинаю забывать, как жила до его появления.

И если его не станет, я не представляю, как смогу справиться или выжить.

— У тебя есть все эти планы подняться на вершину, верно? — бормочу я, как будто он меня слышит. — Ты поднимешься так высоко, что люди будут ломать себе шеи, глядя на тебя. Ты построишь и разобьешь как можно больше карточных домиков, просто потому что ты можешь. У тебя слишком много планов и дел, так что ты не можешь отказаться от них сейчас... Кроме того, Карина потеряет весь прогресс, которого она достигла, если с тобой что-то случится. Она действительно любит тебя, но у нее не хватает уверенности, чтобы выразить это, потому что она боится, что ты снова можешь уйти. Я думаю, что Константин тоже любит тебя, но он просто сильно запутался из-за твоей матери... А Виктор... что будет с твоей тенью, если тебя не станет? Он не может быть чужой тенью после того, как столько лет посвятил тебе. И Анна... она будет опустошена. Юрий, Максим и остальные мужчины тоже. Они уважают тебя, потому что видят в тебе пример для подражания. Не потому, что боятся тебя... Все эти люди зависят от тебя, поэтому ты не можешь уйти...

Я снова бормочу и рыдаю, пока не вижу его только через затуманенное зрение.

— Сэр...

Когда я поднимаю голову на голос медсестры, я вытираю глаза рукавом пиджака. Я представляю, что они, вероятно, налились кровью и покраснели, так как она дважды проверила меня, прежде чем продолжить:

— У вас посетители снаружи.

Наверное, полиция.

Бросив последний взгляд на Кирилла, я глажу стекло, как будто ласкаю его лицо, и выхожу из реанимации.

Как только я выхожу, моя щека отлетает в сторону от безжалостной пощечины. Я застываю на месте, когда появляется не кто иной, как бабушка в сопровождении моего дяди, который переоделся в повседневную рубашку, брюки и тяжелое пальто.

Моя бабушка — невысокая женщина с квадратным лицом и седыми волосами, собранными в тугой пучок. Ее морщины образуют карту десятилетий, прожитых ею на этой земле. Она одета в консервативное серое платье длиной до колена с толстой золотой брошью на груди. Ожерелье, браслет и фамильное кольцо дополняют образ. И трость, которой она постукивает по полу.

Я всегда знала, что бабушка не предпочитает меня моим двоюродным сестрам или брату, но впервые она смотрит на меня с чистым презрением.

— Мама... — Мой дядя пытается оттащить ее назад, но она отталкивает его и снова бьет тростью по полу.

— Как ты смеешь мешать нашей мести этой гнилой семейке? — спрашивает она с чрезвычайно высокопарным русским акцентом — таким, с каким я говорила до того, как попала в армию и была вынуждена его потерять.

Мои плечи горбятся, как каждый раз, когда она меня ругает. Я всегда добивалась одобрения бабушки, но никогда его не получала, поэтому я не уверена в себе, когда нахожусь перед ней.

Трость с золотой полосой и вороньей головой в ее морщинистой руке была бичом моего существования. В детстве меня чаще всего били ею.

Иногда даже услышать, как она стучит по земле, достаточно, чтобы в моем затылке началось тиканье.

Я дважды сглатываю, прежде чем мне удается заговорить.

— Кирилл не имеет никакого отношения к нашей мести.

Трость проносится в воздухе, прежде чем врезаться в мой бок, и я вздрагиваю, но не ухожу с дороги.

— Так ты теперь переходишь на другую сторону.

— Нет. Но я не позволю никому убить его.

— Ты защищаешь его всем, что в тебе есть. Интересно, как он отреагирует, если узнает, что ты Иванова. — Она поднимает нос вверх. — Он и его отец сделали все, что было в их силах, чтобы устранить нас. Думаешь, он легкомысленно отнесется к знаниям о «выживших»?

— Он не такой. — И я серьезно. Кирилл может быть безжалостным, но он заботится о Карине и Анне. Он не причинит вреда детям, независимо от того, какие цели преследует.

— Саша, — начинает мой дядя. — Ты отрицаешь, и это угрожает не только твоей жизни, но и нашей. Мне нужно убить Кирилла, пока он один и беззащитен. Такого шанса, как этот, у нас больше не будет.

— Нет. — Слово прозвучало слишком грубо и гортанно, и определенно не так, как я обычно разговариваю с двумя самыми почитаемыми членами моей семьи.

— Что ты только что сказала? — недоверчиво спрашивает бабушка.

— Я сказала «нет». У тебя нет доказательств. Кроме того, дядя, разве ты не говорил, что тот, кто заказал убийство, был высшим чином в армии? Разве я не завербовалась, чтобы найти его?

— Тот, кто заказал убийство, был военным, — говорит дядя. — Я тогда не знал его имени, но после смерти Романа из надежных источников узнал, что это генерал Абрам Кузьмин. Но вот в чем дело. Прежде чем я смог добраться до него, он был найден загадочно убитым на улицах Москвы вскоре после того, как Кирилл стал главой семьи Морозовых. Ты думаешь, это совпадение, что единственный свидетель деяний Романа был убит после его смерти? Единственный, кто мог заказать это убийство — Кирилл. Роману незачем скрывать информацию после своей смерти. Однако его сын делает все возможное, чтобы замести следы.

Мой мозг готов взорваться от наплыва информации, но я все равно качаю головой.

— Ему ничего не стоит устранить свидетеля убийства, если он считает, что убили всю семью, а значит, твой источник ненадежен. Вы обо не знаете Кирилла, а я знаю. Он не из тех, кто делает что-то, если нет какой-то выгоды.

— Как ты смеешь защищать его перед моим лицом, нелепый ребенок!

— Прости, но я не позволю тебе причинить ему вред, бабушка.

— Иди и делай свое дело, Альберт. — Она бьет меня тростью с другой стороны и толкает. — Уйди с дороги.

Я впервые в жизни хватаюсь за ее трость. Моя рука дрожит, но я поднимаю подбородок и продолжаю стоять.

— Я сказала «нет».

— Саша, не усложняй ситуацию, — говорит дядя.

— Если ты хочешь убить Кирилла, тебе придется сначала убить меня.

— Саша!

— Александра! — кричит бабушка, вырывая свою трость из моих пальцев и топча ее по земле. — Я должна была знать, что девочка ни на что не годится. Ты влюбилась в монстра, не так ли?

— Н-нет. — Я прочистила горло. — Он мой спаситель, и я отказываюсь предавать его.

— Если ты не уйдешь с дороги, — предупреждает она. — Запомни мои слова, Александра Иванова, я отрекусь от тебя.

Я делаю паузу, мои пальцы дрожат, а сердце стучит так громко, что слышно в ушах.

Пот выступает на моих висках и верхней губе, когда я смотрю на свою бабушку.

Мысль о том, что я чужая для своей семьи, разрывает мне грудь, но не больше, чем мысль о потере Кирилла.

Поэтому я стою, не шевелясь.

— Саша, — умоляет дядя, но я качаю головой.

— Ты для меня мертва, — говорит бабушка, еще раз топнув тростью. — Я буду думать, что тебя убили в тот день вместе со всеми.

Затем она разворачивается и уходит, стуча тростью по земле. Слезы наполняют мои глаза, но я не даю им волю.

— Еще не поздно все исправить, Сашенька, — говорит дядя мягко, почти умоляюще. — Поступай правильно.

— Убить моего спасителя — это не правильно. Далеко не правильно.

— Это не конец, даже если я сейчас уйду. Я вернусь за жизнью Кирилла. Это мой долг перед семьей. Если ты решишь остановить меня, будь готова убить меня. — Его глаза смягчаются, и он испускает долгий вздох. — Лучше бы я никогда не отправлял тебя в армию.

Затем он выходит вслед за бабушкой.

Когда я смотрю на их удаляющиеся спины, часть меня разрывается в груди, выплескивается перед собой и умирает медленной смертью.

Самое ужасное, что я ничего не могу с этим поделать.

Я всегда думала, что буду с ними до конца своих дней, но теперь мне кажется, что все было напрасно.

Но я не хочу долго предаваться страданиям. Мне нужно забрать Кирилла из этой больницы. Сейчас.

Если дядя сказал, что вернется, значит, так оно и есть. И на этот раз один из нас действительно должен умереть.

Я бегу к общественному телефону больницы и набираю номер, который выучила наизусть.

— Кто это? — хрипловатый, полный напряжения голос Виктора звучит с другого конца.

— Это я. Саша.

— Липовский, урод! Что случилось с Боссом? Я знал, что он следит за тобой после твоего импровизированного визита в Россию. Я отправился на его поиски, и хотя на это ушло несколько часов, я нашел только следы крови. Лучше бы эта кровь была не его, иначе, клянусь, блять...

— Это его. В него стреляли, и он в реанимации в местной больнице.

— Какого хрена...

— Послушай меня, Виктор, — прервала я его и наклонилась ближе к телефону. — Его жизнь находится в непосредственной опасности. Ты должен принять меры, чтобы вывезти его отсюда сейчас же. Я останусь на страже, пока ты все не уладишь. Поторопись. Его жизнь зависит от этого.

— Это из-за тебя в него стреляли? — спросил он с пугающим спокойствием.

Я прикусываю нижнюю губу, а затем быстро отпускаю ее.

— Это сейчас не важно…

— Из-за тебя?

— Нет.

Ложь. Я полностью была причиной этого, хотя и косвенно. Но если я скажу это Виктору, он разлучит меня с Кириллом, а я не могу этого допустить.

Он резко вдыхает.

— А теперь слушай меня, ублюдок. Ты будешь охранять его ценой своей жизнью, пока я не приеду. Как только я приеду, тебе лучше не показываться на глаза, иначе я тебя пришибу на месте.

Я крепко сжимаю телефонную трубку, но ничего не говорю.

Неважно, ненавидят ли меня Виктор, Кирилл и все остальные, лишь бы я смогла доставить его в безопасное место.