Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

На улице стояла жара, но кожа Чэн Цяня хранила прохладу. Он что, использовал какое-то заклинание, предотвращающее солнечный удар?

В это время Чэн Цянь уже вышел за ворота. Видя, что Янь Чжэнмин все еще топчется на месте, он оглянулся назад и с сомнением спросил:

— Старший брат, что ты делаешь?

— Ну, день немного жаркий... — пробормотал Янь Чжэнмин.

Он сам себе казался отвратительным. Чэн Цянь ведь не был ему чужим. Когда они были детьми, Сяо Цянь целый день тренировался с мечом, а потом шел и, даже не удосужившись принять ванну, заваливался к нему на кровать. Спустя столько времени, он, что, не может просто взять и сказать ему: «Подойди сюда и подари мне немного прохлады»?

Самое большее, что Чэн Цянь мог бы сделать в ответ — это закатить глаза!

Однако Янь Чжэнмин не мог произнести ни слова. Он был похож на дикую лошадь, потерявшую над собой контроль. Его мысли двигались во все более и более странном направлении. В своем сердце он уже протянул руку и обнял Чэн Цяня.

Это была правда!

Янь Чжэнмин не мог унять дрожь. Это было действительно странно. Не может же быть, что даже спустя так много дней его внутренний демон все еще не исчез?

Но затем в его душе поднялась какая-то тайная тоска.

Фактически, он действительно не находил себе места.

«Как, черт возьми, он стал похож на одну из этих девушек из легенд, что постоянно тоскуют о любви? — Янь Чжэнмин застыл, словно громом пораженный. Спустя долгое время в своей хрупкой душе он издал отчаянный крик. — Небеса, я, должно быть, слишком долго занимался боевыми искусствами».

Глава клана Янь и Чэн Цянь покинули маленькое поселение и направились в горы, к месту, переполненному духовной энергией. Но, прежде чем они успели найти Ли Юня, они услышали беспорядочный гул человеческих голосов.

Вскоре они увидели, стоявшую вдалеке, щегольскую повозку, украшенную драгоценными камнями и развевающейся, похожей на дождь из лепестков, занавесью.

Обычные люди не могли позволить себе такой транспорт. Его мог предоставить лишь клан масштаба долины Минмин. Более того, едва достигнув стадии слияния, заклинатели получали способность контролировать вещи. Научившись преодолевать расстояния в тысячи ли, они разъезжали в таких вычурных повозках разве что под холодным ветром. Но если их уровень самосовершенствования был слишком низок, такие вещи были не более, чем обычным хвастовством.

В любом случае, уровень самосовершенствования тех, кто находился внутри, был довольно низким.

Над повозкой нависал шелковый балдахин, легкий и тонкий полог, полный вышитых заклинаний, был опущен. Внутри, сидел молодой человек. Он лениво прислонился к одной из стенок. Юноша был действительно красив, вот только вел себя, как настоящая собака1. Над левой бровью у него была красная родинка, что придавало ему еще более мерзкий вид.

1 人模狗样 (rén mú gǒu yàng) человек, а ведет себя, как собака (обр. в знач.: внешний облик или поведение не соответствует действительности).

Перед повозкой и позади нее шла, по меньшей мере, дюжина заклинателей. На первый взгляд, все они казались довольно сильными. Прямо за ними следовали два седых старика. На них были надеты элегантные, но запылившиеся одежды. Похоже, то были мастера, давно превысившие уровень формирования изначального духа.

В центре всего этого действа, окруженный людьми, стоял босоногий лекарь. Этим лекарем был Ли Юнь.

К сожалению, Ли Юнь чересчур сильно отвлекался. Он слишком много времени уделял своим коварным замыслам, что нисколько не способствовало его росту. Когда он был юн, Чэн Цянь всячески поощрял его. Позже, следуя за Янь Чжэнмином, он посвятил себя изучению еретических практик, но все эти годы он демонстрировал лишь заурядные навыки. Он застрял на одном месте, даже не достигнув уровня формирования изначального духа. За последние десять лет он так и не добился никакого прогресса, но, казалось, совершенно об этом не волновался.

Лужа висела у него над головой, ее перья были взъерошены. Она жарко ругалась на юношу в повозке.

— Какая птица? Ты просто отвратителен2! Допустим, даже если девушка действительно всего лишь птица, она все равно тебе не принадлежит. Ты прибыл сюда в сопровождении стольких дядюшек, чтобы хитростью и силой захватить меня. Ты действительно потерял всякий стыд!

2 尖嘴猴腮 (jiānzuǐ hóusāi) с длинным носом и впалыми щеками; безобразный (отвратительный) вид.

Юноша в повозке не казался вспыльчивым. Очевидно, он видел в Луже лишь говорящую птицу. Но, после того как эта птичка обругала его, она уже не казалась ему такой простой. Напротив, теперь это показалось ему очень интересным. Он сказал Ли Юню с улыбкой:

— Этот даою идет по Пути Эликсира3? Говорят, что самое главное здесь, это оставаться сосредоточенным и отрешиться от всех забот. Разве она не слишком шумная? Более того, Путь Эликсира не так-то прост. Все травы, брошенные в печь4, являются источником дохода. Этот даою ведь часто испытывает финансовые трудности.

3 Даосское учение о взращивании жизни и долголетии «Путь Эликсира» традиции школы Лао-Цзы.

4 丹炉 (dānlú) миф. печь для изготовления пилюли бессмертия.

У Ли Юня было маленькое и белое лицо, но он всегда немного сутулится, становясь похожим на тех, кто долгое время бродил по сельской местности Южных окраин. Его спина была согнута, штаны высоко задраны, и он сверху донизу был забрызган грязью. Он действительно выглядел как бедняк.

— Я дам тебе две тысячи лян золотом и три могущественных талисмана, — сказал молодой господин. — Скоро откроется башня Красной птицы, сейчас здесь собирается очень много заклинателей. Если тебе будет чего-то не хватать, этих трех талисманов вполне достаточно, чтобы обменять их на что-то действительно стоящее. Продай мне эту птицу.

Ли Юнь ничего не ответил. Казалось, предложенная цена его действительно заинтересовала.

Лужа вдруг забеспокоилась. Второй старший брат был беспринципным человеком. Может быть, он действительно продаст ее. Она тут же подняла шум5, принявшись скакать по его макушке.

5 兴风作浪 (xīngfēngzuòlàng) поднимать ветер и делать волны (обр. в знач.: накалять обстановку, поднимать шум).

— Как ты смеешь! Если ты рискнешь продать меня, глава сломает тебе ногу!

Богач богачу рознь. Юноша действительно напоминал их старшего брата, но несмотря на то, что Янь Чжэнмин постоянно тиранил родных, большую часть времени он все еще сохранял рассудок.

Но человек, сидевший в повозке, был совсем другим. Хотя он, как мог, притворялся благородным, на самом деле он давно приказал своим подчиненным окружить Ли Юня. Его люди готовы были ограбить юношу в любой момент.

Ли Юнь обвел взглядом всех присутствующих и подумал, что попал в беду.

Он протянул руку, чтобы поймать Лужу, застрявшую в виде щебечущей птицы, и пробормотал:

— Сестренка, что, если я сначала продам тебя, а потом вернусь с подкреплением и заберу обратно?

О Луже он не беспокоился. Пусть она и не отличалась особым умом, но она знала, что небо высоко, а земля огромна, и всегда была очень осторожна. Например, она быстро поняла, что в отсутствие старшего брата у нее не было никакой поддержки, поэтому девушка никогда не провоцировала других.

Лужа с силой клюнула его, и Ли Юнь с печалью подумал: «Ну и ладно… Ты не стоишь двух тысяч лян золотом, забудь об этом. Кто вообще сделал меня твоим старшим братом?»

Он зажал Луже клюв и заставил ее замолчать. Сделав вид, что находится в нерешительности, юноша сложил руки и сказал:

— Молодой господин, вы предложили высокую цену, но вы же видите, что она всего лишь маленькая грубиянка. У нее плохой характер и ее трудно прокормить. На случай, если она обидит молодого господина, это, по меньшей мере, будет стоить мне жизни.

Видя, что он сомневается и не хочет отступать, юноша в богатых одеждах вспыхнул от нетерпения. Похоже, он больше не собирался разговаривать с Ли Юнем.

— Я куплю ее по высокой цене, и она будет содержаться в хороших условиях. Ты хочешь продать ее или нет? — убеждал он.

Юноша понизил голос, но Лужа, казалось, что-то заметила. Она внезапно вырвалась из рук Ли Юня и вылетела из толпы.

Один из заклинателей уже протянул руку, чтобы поймать ее, но его изначальный дух вдруг оказался полностью подавлен.

Все его тело содрогнулось, а затем, он увидел ни с чем не сравнимый блеск меча. Человек, использовавший меч, казалось, презирал подлые атаки и не причинил ему никакого вреда. Он только отразил его изначальный дух. Затем клинок просто рассеялся, и в жарком воздухе разлилось ощущение прохлады.

Все присутствующие тут же обернулись и увидели вдалеке идущих к ним двоих человек. Казалось, будто они появились из ниоткуда. Двое стариков, стоявших неподалеку от повозки, вдруг воспрянули духом и через толпу двинулись им навстречу.

— Куда идут эти два заклинателя? — осведомились они.

Когда Лужа не могла говорить, у нее всегда просыпался талант: «если что-то произошло, найди самого надежного человека». Она тут же нырнула в рукав Чэн Цяня, начисто забыв о том, что совсем недавно ругалась на всю улицу, как сварливая женщина.

— Это был он, тот человек, что расставил на меня сети по всей дороге. Это он сделал меня такой. Дух умершего до сих пор не рассеялся6, а этот бродяга по фамилии Ли хотел заработать денег и уже собирался продать меня! — горько пожаловалась девочка.

6 阴魂不散 (yīnhúnbùsàn) букв. дух умершего всё ещё не рассеивается (обр. в знач.: дурное хоть и исчезло, но всё еще продолжает влиять).

«Бродяга» по фамилии Ли молчал.

Чэн Цянь протянул руку, чтобы погладить Лужу по голове, а после посмотрел на человека в повозке, и только потом перевел взгляд на двух стариков.

Как раз в тот момент, когда Ли Юнь уже было испугался, что тот собирается нагрубить им, Чэн Цянь кивнул. Хотя он и не улыбался, но это было своего рода приветствие.

— Премного благодарен вам, даою, что вы столь высокого мнения о нашей птичке, — медленно произнес Чэн Цянь. — Она следует за нами вот уже довольно долгое время. Дело в том, что она одарена от природы. Эта птичка часть нашей семьи, а не домашнее животное, поэтому она не продается. Прошу прощения.

Стоявший рядом с ним Янь Чжэнмин не произнес ни слова. Юноша сверху донизу оглядел драгоценную повозку и втайне решил, что, когда они вернутся в усадьбу, он должен непременно раздобыть нескольких быстрых лошадей. Даже если в этом не было никакого смысла, их все еще можно было седлать и хвастаться.

Раньше, Чэн Цянь всегда придерживался принципа: «Если ты не можешь договориться, тебе придется драться». Но это не значило, что он был агрессивен. Он просто ничего не мог с собой поделать.

Теперь же он был достаточно хорош, чтобы самостоятельно путешествовать по Цзючжоу7 с ледяным клинком в руке. Юноша был бесстрашен, но оставался вежлив с другими людьми. Его речь звучала так непринужденно. Бережно держа птицу в одной руке, он выглядел разумным и искренним.

7 九州 (jiǔzhōu) – девять областей древнего Китая (первоначально миф. 9 островов, образовавшихся после всеобщего потопа). Образно – весь Китай.

Молодой человек в повозке посмотрел на Чэн Цяня, а после нахмурился и сказал:

— Вы тоже пришли попытать счастье в башне Красной птицы?

Чэн Цянь с первого взгляда понял, что уровень самосовершенствования этого юноши застрял на стадии слияния, и подумал: «Ты уверен, что тебе это под силу?»

Однако, поскольку он не хотел создавать лишних проблем, он все же ответил:

— Мы планировали отправиться к Южным окраинам, так что просто проходили мимо. Если бы мы могли взглянуть на башню Красной птицы, это стало бы для нас неожиданной удачей.

Видя, что Чэн Цянь не отличал добро от зла, один из стариков, следовавших за повозкой, невольно обернулся и шепнул несколько слов сидевшему внутри молодому господину.

Неизвестно, что он ему сказал, но юноша внезапно встревожился. Указав на старого заклинателя, он сказал:

— Какой смысл моей семье держать вас при себе? Даже бродячие заклинатели чего-то боятся. Я все равно заберу эту птицу!

Заклинатель хоть и был стар, но он все еще оставался мастером. Кто из людей не пытался ему польстить? Но в тот момент, когда на него прилюдно накричал желторотый юнец, его лицо вдруг страшно исказилось.

Янь Чжэнмин посмотрел на Лужу, спасавшуюся от летней жары в прохладных руках Чэн Цяня, и вдруг почувствовал себя немного спокойнее. Потом он тихо вздохнул:

— Очень трудно встретить человека, который оказался бы еще хуже, чем я.

У него было такое самомнение, что никто другой не осмелился бы ему возразить.

Закончив говорить, Янь Чжэнмин махнул Ли Юню рукой.

— Мы не станем ее продавать. Младший брат, пойдем.

С этими словами, изначальный дух Янь Чжэнмина тут же превратился в тень меча и поднял юношу высоко в небо, демонстрируя всем вокруг его величие.

Оба старика настороженно переглянулись. Хотя здесь и были десятки тысяч мечников, не всех из них можно было назвать мастерами клинка. Мастер клинка – это тот, кто превратил свои изначальный дух в острое оружие. Если его вытащить на всеобщее обозрение, никто не сможет отличить истинное от ложного.

Но создать меч из изначального духа очень сложно. У заклинателя должно быть для этого подходящее место, благоприятная ситуация и он должен находиться в гармонии с другими людьми. На это понадобилось бы, по меньшей мере, сто лет. Но этот человек добился таких успехов в столь молодом возрасте. Казалось, его будущее безгранично.

Совершенствующиеся меча уникальны. Большинство людей, достигших определенных успехов, были слишком высокомерны. Но заклинатели такого уровня, как Янь Чжэнмин, все еще охотно беседовали с молодым поколением. В основном, все обращались к ним очень вежливо. Однако их молодой мастер был недоучкой с рождения, почувствовав, что им пренебрегли, юноша вопреки ожиданиям, решил продемонстрировать свой безудержный гнев.

— Раз вы не хотите мне помогать, я все сделаю сам!

Прежде, чем два старика успели остановить его, из рукава молодого человека вылетел маленький флаг. Исписанный красочными заклинаниями, он был похож на траурное знамя8. Неизвестно, откуда он взял это сокровище. Похоже, эта вещь не требовала от заклинателя какого-то особого уровня. Внезапно, все пространство вокруг смешалось, день сменился ночью, словно создавая новый маленький мир.

8 招魂幡 (zhāohúnfān) – флажок перед гробом, траурная хоругвь в похоронной процессии.

Глава 60.Ворочаться с боку на бок и не находить себе места.

Янь Чжэнмин одним пальцем мог бы насмерть раздавить этого дурня в повозке. Что до двух старых охранников с изначальным духом, следовавших за ним, то, похоже, на закате своих лет они окончательно растеряли честь. Даже если они и пытались произвести впечатление, на самом деле не заслуживали ни капли внимания.

Эти двое были действительно стары. Казалось, они шли нога в ногу со своим возрастом. Если у совершенствующихся не было никаких «особых» увлечений, их лица оставались довольно молодыми или становились немного старше, например, как у владыки острова Гу и Господина Бэймина. Выглядевшие пожилыми тоже могли достигнуть изначального духа, но уровень их самосовершенствования не повышался. Например, как у Бай Цзи, владыки Западного дворца. Проще говоря, эти люди слишком долго топтались на одном месте и, в большинстве своем, не могли преодолеть порог.

Более того, так называемые «заклинатели изначального духа» также имели свои пределы. Существовали тысячи способов достижения одной и той же цели, и множество различных сфер. Находиться на высоком уровне еще не значило уметь сражаться. Например, такой человек как, проводивший целые дни у печи, Ли Юнь. Его навыки владения мечом оставались посредственным, взрасти он хоть три изначальных духа. Чего не скажешь о Янь Чжэнмине, способном избить этих стариков так, что им пришлось бы собирать свои зубы по всей округе.

Именно по этой причине никто не хотел связываться с заклинателями меча. С того самого дня, как они вошли в мир совершенствования, они словно были созданы для войны.

К счастью, Янь Чжэнмин не был мечником в общем смысле этого слова. Прежде чем научиться сражаться, он уже привык быть молодым мастером. После того, как он все же познал искусство владения клинком, он был вынужден стать главой клана. Он никогда не искал неприятностей… да еще и Чэн Цянь. Юноша вынужден был набивать себе синяки и шишки, не желая идти против всех этих свиней и собак, но они все равно не давали ему прохода.

Хотя этим людям и не о чем было беспокоиться, но очень полезно было показать им, как их, сидевший в повозке, молодой господин, превращался в мусор. Если кто-то, выезжающий с пышной свитой, мог позволить себе иметь в охранниках заклинателей изначального духа, то он наверняка был сыном главы известного клана. Но, прежде чем бить собаку, посмотри — кто ее хозяин. Из-за всей этой ерунды отдавать ветрам и дождям1 усадьбу Фуяо и снова обращаться к кредиторам было не слишком-то выгодно.

1 风雨飘摇 (fēng yǔ piāo yáo) переживать бури и штормы (обр. в знач.: тревожное время).

К сожалению, ожидания не всегда соответствовали реальности. Так уж совпали числа в календаре, что они нарвались на одного из недоучек.

Как только этот юноша протянул руку, странный флаг тут же вышел из-под контроля. Разразившаяся буря захлестнула все вокруг, и человеческая Ци была немедленно подавлена ее мощью. Флаг таил в себе следы древней и тяжелой ауры.

Ли Юнь не стал уворачиваться. Его глаза заблестели, и юноша произнес:

— Небеса… Это же легендарное «знамя истинного дракона».

Никто его ни о чем не спрашивал, но Ли Юнь все равно продолжил говорить, даже и не думая останавливаться.

— Это настоящий антиквариат. Он старше, чем «меч несчастной смерти» третьего младшего брата. Говорят, что его сделали из шкуры настоящего редкого дракона, а флагшток2 — это часть его хребта, содержащая его силу. Поэтому флаг и называют «знаменем истинного дракона»! Говорят, что он может трижды потрясти солнце, луну и звезды. По легенде, в зависимости от желания владельца, эта вещь может сдвинуть горы и заполнить ими море3.

2 Стоячий шест для флага.

3 移山填海 (yíshān tián hǎi) передвигать горы и заполнить ими море (обр. в знач.: огромная сила, также об искусстве магии).

От болтовни Ли Юня у Янь Чжэнмина разболелась голова.

— Замолчи! — с холодным выражением лица произнес он.

С этими словами он перекинул Ли Юню Лужу, все еще находившуюся в виде птицы, повернулся к двум старикам и сказал:

— Это не то, что мы ищем.

Двое старейшин изначального духа беспомощно переглянулись. Один из них вернулся к повозке, стараясь уговорить сидевшего внутри избалованного мальчишку, второй действовал как посредник, пытаясь успокоить Янь Чжэнмина.

— Даою, пожалуйста, проявите великодушие. Наш молодой господин —единственный сын в семье. Он юн и привык пользоваться благосклонностью, поэтому он несколько своевольный… Если эта птица такая драгоценная, мы могли бы договориться о более высокой цене…

Если первая половина фразы еще звучала по-человечески, то вторая привела главу клана Янь в ярость.

Когда он был молод, он был очень богат и тратил деньги, как воду. Позже семью Янь постигло несчастье, и они не смогли вернуться на гору Фуяо. Он пережил долгий и тяжелый период, многие годы живя в нищете, и теперь стал известным на весь черный рынок «молодым господином, охочим до денег», готовым рискнуть жизнью ради наживы. Чувства Янь Чжэнмина к «богатству» были очень неоднозначны.

Проще говоря, это означало, что он позволял себе рисоваться, но терпеть не мог, когда так поступали другие. Особенно сильно он ненавидел, когда эти другие пытались использовать деньги, чтобы помыкать им.

— Я сказал, что она не продается! Неужели ты не понимаешь этого? — сердито крикнул Янь Чжэнмин.

И, не сдержавшись, рубанул мечом по знамени истинного дракона.

Внутри флага действительно был заперт дух. Вырвавшись на свободу, даже если его владельцем был простой смертный, он тут же вознамерился показать, как сильно семья этого пустоголового сопляка испортила его. И теперь, спровоцированный мечом Янь Чжэнмина, флаг разразился более чем десятком молний. Молнии столкнулись с мощной аурой клинка, что заставило людей вокруг почувствовать головокружение.

Выражение лица Янь Чжэнмина слегка изменилось. Он не мог не отступить назад. Юноша почувствовал, как сила знамени подавила его изначальный дух.

В этот момент он услышал за спиной звук вынимаемого из ножен оружия. За эти несколько дней он уже успел привыкнуть к холоду. Чэн Цянь отошел в сторону и сказал:

— Я слишком долго сидел взаперти и никогда не видел дух истинного дракона. Старший брат, пожалуйста, позволь мне взглянуть.

Янь Чжэнмин было растерялся, но в итоге только сильнее разозлился. Он подумал в сердцах: «Прежде этот негодник ни в чем со мной не советовался. Он просто вытаскивал меч. Где он этому научился? Неужели он действительно считает, что за эти годы я превратился из «бесполезного старшего брата» в «бесполезного старшего брата, которого нужно уговаривать?»

Он готов был бороться с сознанием целых поколений могущественных заклинателей в печати главы клана. Почему он должен бояться какой-то рогатой змеи, которая, к тому же, была мертва вот уже восемь тысяч лет?

Янь Чжэнмин не сказал ни слова, вся его фигура утонула в ярком свечении, превращаясь в острое лезвие. Тысячи клинков, сформированных его изначальным духом, не таясь, засверкали в воздухе. Мгновение спустя клинки столкнулись с яростными молниями. Они словно плыли против течения. Дух меча и ярость стихии встретились. Земля взревела. Грохот, докатившийся до гор, спугнул всех животных, каждое создание поспешило спрятаться. Но ни дух истинного дракона, ни впавший в бешенство заклинатель, не собирались уступать друг другу. Грозовые облака бурлили, подобно волнам.

Сидевший в повозке избалованный мальчишка испытал настоящий ужас. В прошлом, стоило ему только достать знамя истинного дракона, и враги тут же становились перед ним на колени, моля о пощаде. Кто же знал, что, столкнувшись с сильным противником, флаг выйдет из-под контроля? В этот момент его поддерживали лишь два заклинателя изначального духа, от которых он теперь полностью зависел. Ветер и дождь, вызванные пробудившимся драконом, превратили их в перепелов в супе. Юноша мог только дрожать, пока его челюсть не онемела от стука зубов.

Кроме двух заклинателей изначального духа, все остальные несчастные, что сопровождали повозку, попадали на землю, не в силах поднять головы.

Оставшийся наблюдать за битвой Чэн Цянь, неподвижно замер. Юноша был смущен. Какое-то время он никак не мог понять, что именно сказал не так.

Видя такое положение дел, Лужа поспешно спряталась в рукав своего второго брата. Она решила вести себя мудро и не спорить с главой своего клана и, по совместительству, самым старшим братом.

Неужели ее старший брат тоже переживал ежемесячные неприятности? У него определенно был вспыльчивый характер!

Дух дракона вскинул голову к небу и взревел. Янь Чжэнмин довел силу барьера вокруг своего тела до крайности. Ему было наплевать на ветер и мороз4 вокруг. Широкие рукава его одежд истрепались и развевались на лету. Бесчисленные мечи, образованные его изначальным духом, слились в один. Впитав в себя силу непогоды, клинок, словно древнее божество, расколол небеса, но заклинатель и не думал унять свою ярость. Тень меча двинулась прямо на дракона.

4 风刀霜剑 (fēng dāo shuāng jiàn) ветер ― как нож, иней― как кинжал (обр. в знач.: скверное положение).

Внимательно следя за происходящим, Чэн Цянь тихо произнес:

— Формирование клинка... Наш старший брат уже достиг такого уровня?

Говорили, что «формирование клинка» для заклинателя — это первый шаг на пути к превращению собственного тела в оружие. Когда мастер клинка входил в эту стадию, он действительно касался сферы знаний о божественном мече, которую нельзя было постигнуть со слов другого человека.

Этого было достаточно, чтобы стать одним из лучших в мире самосовершенствования.

— Насколько я знаю, когда он сражался мечом в прошлый раз, он находился на уровень ниже, — Ли Юнь многозначительно посмотрел на юношу. — Боюсь, твое присутствие давит на него.

Эта фраза ошеломила Чэн Цяня, окончательно лишив его дара речи. Он инстинктивно захотел возразить, но передумал. Юноша почувствовал, что на этот раз Ли Юнь действительно был прав.

Выражение его лица стало сосредоточенным.

— Тогда… след внутреннего демона у него на лбу, тоже из-за меня?

В этот момент с неба раздалось сердитое рычание, и меч Янь Чжэнмина пронзил дух дракона.

— Старший брат, это знамя истинного дракона, больше таких в природе не существует! Нельзя так расточительно относиться к сокровищам! Ох, флагшток сломался! Осторожнее! — поспешно закричал Ли Юнь.

Янь Чжэнмин пропустил его слова мимо ушей и, похоже, окончательно решил отправить и знамя, и его дух обратно в царство мертвых.

Ли Юнь нетерпеливо посмотрел на Чэн Цяня.

Но Чэн Цянь все также молча стоял. Не имея другого выбора, Ли Юнь вынужденно произнес:

— Сяо Цянь, мертвые не могут вернуться к жизни, но ты стал исключением. Когда кто-то возвращается из прошлого, другие могут почувствовать такой страх и вину, что ты даже представить себе не можешь. Это настолько тяжело, что может лишить человека сна. Это может изменить мировоззрение. Прошло сто лет, неужели ты думаешь, что все так же просто, как раньше? Я не могу сказать, сколько времени он ненавидел себя из-за тебя, но не заставляй его ненавидеть себя еще больше.

Внешне холодный5, Чэн Цянь всегда был сообразительным юношей6, но сейчас, слушая Ли Юня, он все еще не понимал ни слова.

5 冰霜 (bīngshuāng) лёд и иней (обр. в знач.: нравственная чистота, целомудрие).

6 闻一知十 (wényīzhīshí) по одному признаку понимать весь предмет (обр. о способном человеке).

С помощью силы «формирования клинка» ситуация в воздухе изменилась. Прежде грозный и величественный дух дракона постепенно отступал, подавленный аурой Янь Чжэнмина. В конце концов, он не выдержал, и повернул назад, пытаясь убраться прочь.

В этот момент Чэн Цянь словно превратился в падающую звезду. Он устремился туда, где раскинулось знамя. Попадавшие на него капли дождя тут же замерзали, превращаясь в иней. Его изначальный дух, вопреки всему сформированный в камне сосредоточения души, вырвался наружу и в один момент достиг дракона, пытавшегося скрыться внутри флага.

Раненный зверь застыл в воздухе, подавленный изначальным духом Чэн Цяня.

Кончик меча Янь Чжэнмина почти коснулся знамени, но затем резко остановился. Убийственная Ци все еще не покинула его, но юноша спокойно посмотрел на Чэн Цяня.

Делая вид, что не заметил этого, Чэн Цянь улыбнулся ему и произнес:

— Смотри, глаза второго брата посинели. Он послал меня сюда специально, чтобы попросить пощады. Старший брат, пожалуйста, прояви снисхождение.

«Я в бешенстве, — подумал Янь Чжэнмин. Однако, видя столь редкую улыбку Чэн Цяня, он не мог долго сердиться. Холодное убийственное намерение и внутренний демон, чей след вспыхнул у него на лбу, наконец, начали рассеиваться, оставив вокруг его тела лишь ауру клинка. Однако Янь Чжэнмин совсем не оценил тот факт, что одной ногой ступил в область знаний о божественном мече. Напротив, он раздраженно проклинал себя. — Это выглядело так, будто я вновь позволил ему одурачить себя. Как же я бесполезен».

Сквозь окружавший его блеск клинков, Янь Чжэнмин снова посмотрел на Чэн Цяня.

— Что? Ли Юнь хочет эту сломанную игрушку? Вечно он собирает всякий мусор.

Чэн Цянь закатал длинные рукава своего ханьфу и вернул застывший в воздухе дух дракона обратно в знамя. Как только оно упало на землю, буря немедленно затихла, будто все случившееся ранее, было всего лишь иллюзией. Чэн Цянь поднял флаг и осторожно свернул его. Когда пальцы юноши коснулись, сломанного Янь Чжэнмином, флагштока, он почувствовал легкую дрожь запертого внутри духа.

Этот дракон был божественным зверем. И все же он пал до такого состояния. Была ли всему этому виной непостоянная воля небес?

Мир безжалостен, он ко всему относится как к соломенным псам7.

7 刍狗 (chúgǒu) чучело собаки (в древнем Китае ― для жертвоприношений, по окончании которых его выбрасывали; обр. в знач.: ненужная, бесполезная вещь, хлам).

Возможно, перед небесами все, так называемые, божественные звери и великая сила — не более чем муравьи?

Эта мысль заставила его почувствовать себя потерянным и печальным.

Бросив знамя истинного дракона Ли Юню, Чэн Цянь перевел взгляд на стоявшую в стороне повозку. Лошади вырвались из поводьев и исчезли. Теперь юноша гадал, как этот избалованный мальчишка собирается возвращаться. Позволит ли он этим собакам нести его на своих мечах?

— Поскольку вы намерены заключить мир, мы примем этот дар, — снисходительно произнес Янь Чжэнмин.

Рядом с ним счастливо улыбался Ли Юнь.

— Да, большое спасибо, — эхом отозвался юноша.

Оба старика видели это. Один из их противников достиг уровня «формирования клинка», а другой своим изначальным духом смог подавить дух дракона. Пусть знамя и оказалось у него в руках, но он все еще был в опасности… ведь это был настоящий божественный зверь.

Как можно было столь безрассудно провоцировать таких людей? Даже проиграв, у них не осталось никакого другого пути, кроме как смириться.

— Даою, могу ли я узнать, из какого вы клана? — осведомился один из заклинателей.

Услышав это, прятавшаяся в рукаве Ли Юня Лужа, выглянула наружу.

— Почему мы должны тебе говорить? Чтобы ты потом нам отомстил?

Старик смутился и замолчал.

Обычно Лужа не осмеливалась так разговаривать с заклинателями, сформировавшими свой изначальный дух. Однако сейчас все ее старшие братья были здесь, потому она воспользовалась этой редкой возможностью, чтобы покрасоваться. Будучи в приподнятом настроении, она тут же уселась на плечо Чэн Цяня. Безопаснее всего было в обществе третьего брата. В этом отношении ее самый старший брат занимал лишь второе место.

Внезапно, вокруг ее ноги обвилась тонкая, как паутинка, нить. Выпустивший ее из кончика пальца Янь Чжэнмин, недовольно произнес:

— Слишком шумно.

Связав свою младшую сестру, юноша развернулся и пошел прочь, потащив ее за собой, как воздушного змея.

Даже попав в беду за пределами города и став «бродягой по фамилии Ли», Ли Юнь все равно был совершенно счастлив, как нищий, наткнувшийся на великое сокровище. Он держал знамя истинного дракона обеими руками, поглаживая пальцами сломанный флагшток, содержавший в себе часть тела божественного зверя.

— Как и ожидалось от нашего Сяо Цяня… — весело прокомментировал юноша.

— Кто тут твоя семья? — прорычал Янь Чжэнмин прежде, чем Чэн Цянь успел хоть что-то ответить.

Стоило ему только произнести эти слова, как Ли Юнь, Лужа и Чэн Цянь разом уставились на него.

— Старший брат, ты что, сражаешься за благосклонность? — поддразнил его Ли Юнь.

Янь Чжэнмин промолчал.

Ли Юнь сразу же поддался влиянию старшего брата и отшатнулся от него.

Янь Чжэнмин, все еще пытавшийся сохранить остатки достоинства, с невозмутимым видом сказал Чэн Цяню:

— Мы прямо сейчас отправимся в башню Красной птицы. Нет смысла ждать до пятнадцатого числа восьмого месяца. Там будет множество людей, могут возникнуть новые неприятности. На что ты уставился? Перестань!

Чэн Цянь послушно опустил глаза. Если бы он не улыбался, это выглядело бы более убедительно.

Янь Чжэнмин с грустью обнаружил, что нет никакого способа спасти свою честь, поэтому он оставил Чэн Цяня позади и, не оглядываясь, пошел вперед.

Как только они ушли, избалованный сопляк вскочил и принялся в ярости топать ногами. Он был унижен и, в добавок, лишился знамени истинного дракона.

Этот мальчишка действительно был мастером по части не усваивания уроков, которые ему преподавала жизнь. Он тут же забыл, как неуверенно прятался за спинами двух могущественных заклинателей. Не имея даже малой толики уважения, он оттолкнул от себя старцев и закричал:

— Бесполезные! Вы все бесполезные! Если бы мой отец узнал об этом…

Оба заклинателя вздохнули. Один из них произнес:

— Молодой господин, прошу вас, успокойтесь. Мы недалеко от башни Красной птицы. Пожалуйста, следите за своими словами и поступками. Если кто-то узнает о нас, могут возникнуть проблемы.

— Пошел вон! Вы даже не можете разобраться с бродячими заклинателями. Какой смысл моему отцу держать вас при себе? — мальчишка плюхнулся в повозку и указал на упавших заклинателей. — Вы потеряли моих лошадей, так что теперь вам придется тащить меня вместо них! Мне нужна эта говорящая птица. И не позволяйте мне больше видеть этих людей!

Это избалованное создание привыкло унижать других. Даже если он требовал заклинателей, достигших уровня изначального духа, быть его лошадьми, кто вообще мог возразить ему. Старик, на которого указал мальчишка, едва поднялся на ноги и с почтением попытался успокоить его.

В этот самый момент, из раскинувшегося позади них леса, медленно выползла змея, толщиной с большой палец. Она была вся черная и почти сливалась с землей. Змея тихонько подползла к повозке. Поскольку заклинатели были заняты избалованным мальчишкой, никто из них не заметил ее.

Маленькое существо открыло пасть, высовывая черный, как смоль, язык, и тут же испарилось в воздухе, исчезнув между лопаток избалованного сопляка.

Стоявший рядом с ним заклинатель, что изо всех сил пытался отговорить юношу от дальнейших неприятностей, увидел, что тот внезапно замолчал. Юноша резко прекратил свою истерику, будто, наконец, прислушался к словам других людей.

Заклинатель уже было решил, что ему действительно удалось сдвинуть этого сопляка с места, и тут же воспользовался случаем, чтобы польстить ему.

— Молодой господин, забудьте об этом, едва узнав, кто вы, люди будут благоговеть перед вами. Это не проблема, что мы потеряли лошадей. Может быть, вместо них мы потянем вашу повозку?

Избалованный мальчишка задумчиво посмотрел на заклинателя. С несвойственным ему спокойствием он опустил глаза и сел на место.

Он больше не настаивал на их смерти, и старики, наконец, вздохнули с облегчением. Никто из них не задумался о том, почему их молодой господин вдруг стал таким понимающим.

Избалованный мальчишка задернул занавески и опустил взгляд на свои изнеженные руки. Темная Ци заклубилась в его глазах, и он криво усмехнулся.

Глава 61. Я заключен в тюрьму.

Башня Красной птицы находилась на краю высокого утеса. Глядя вниз, можно было увидеть огромное, раскинувшееся на сто чжан, озеро. Оно было такое глубокое, что его воды казались почти черными. Сокрытое в тени, оно напоминало темный нефрит.

Красная птица юга родилась в огне. Яркая и величественная, она была повелительницей всех птиц.

Это место напоминало Божественную пагоду, излучавшую священную ауру. Однако, при ближайшем рассмотрении это оказалось всего лишь старое обшарпанное строение. Из-за жаркого и влажного южного климата, стены башни покрылись плесенью, похожей на пепел, оставшийся от ее былой славы. Лишь на крыше все еще виднелись киноварные пятна. Отрезанная от всего мира, башня Красной птицы одиноко стояла в непроходимой глуши.

За пределами башни, некогда окружавшие ее стены наполовину обрушились. Красная кирпичная пыль смешалась с поросшими мхом камнями. Растущие вокруг сорняки достигали высоты жилого дома, но не было никого, кто желал бы пропалывать их. Даже в безветренную погоду они, время от времени, покачивались сами по себе.

На расстоянии двух или трех ли вокруг этого места было совершенно пусто.

Группа Янь Чжэнмина узнала о ней слишком поздно. До пятнадцатого числа восьмого месяца оставалось еще три дня. Они думали, что смогут избежать толпы, но, едва прибыв на место, заметили, что все пространство вокруг башни Красной птицы уже было заполнено людьми.

Однако, ни один из этих заклинателей не мог приблизиться к ней. Строение окружало плотное кольцо Ци, подобно зверю-хранителю, таящемуся у ворот. Кольцо испускало невидимый, но яростный и безжалостный жар. Кто бы ни осмелился ступить на ее территорию, его тело тут же оказалось бы сожжено.

Собравшиеся в трех ли от башни заклинатели напоминали рой.

Все они надеялись, что, может быть, им повезет попасть внутрь, где наверняка было сокрыто какое-то чудо, способное помочь им сразу же достигнуть небес1.

1 一飞冲天 (yīfēichōngtiān) – с одного взлёта достигнуть неба (обр. о великом деянии, успехе).

Те, кто за жизнь успел нажить какое-либо состояние, создавали себе убежища с помощью артефактов. Беднякам же приходилось использовать землю как постель, а небо как одеяло (2). Царящая вокруг атмосфера напоминала рынок смертных. Сообразительные местные жители приносили еду, чтобы продать ее заклинателям, еще не достигшим состояния инедии. Однако, люди здесь были простыми и честными, к тому же, не такими трудолюбивыми, как народ, живущий у Восточного моря, поэтому торговля не пользовалась особой популярностью.

2 幕天席地 (mùtiānxídì) – небо служит шатром и земля ― кошмой (обр. в знач.: расположиться на вольном воздухе).

Ли Юнь огляделся вокруг и предложил:

— Старший брат, здесь так много народу. Я думаю, не стоит проявлять нетерпение. Давай останемся на ночь. Ты едва достиг уровня «формирования клинка», тебе нужно укрепить его. Я тоже должен попытаться найти способ вернуть нашей младшей сестре человеческий облик. В образе птицы она искушает людей больше, чем в образе человека.

Янь Чжэнмин согласно кивнул и достал кольцо, инкрустированное камнем размером с голубиное яйцо. На первый взгляд оно было похоже на кольцо для стрельбы из лука, но внутри находился самый настоящий жилой двор.

Камень становился все больше и больше, все прозрачнее и прозрачнее, пока, наконец, не превратился в небольшое строение с садом, внутри которого, отдельно ото всех, могли разместиться несколько человек. Как оказалось, кольцо содержало в себе маленький мир.

Здесь было все, от бонсая до крошечной копии горы. Несколько домиков образовывали круг, а посередине разместились великолепные качели.

Стоило кому-то войти во двор, как жара вокруг него тут же исчезала. Внутри царила приятная прохлада. Но активация артефакт сразу же приковала к ним бесчисленные изумленные взгляды окружающих.

— Этот камешек лишь горчичное зерно3, — Ли Юнь медленно шагнул вперед. Прикоснувшись к искусно сделанным качелям, он покачал головой и произнес, — молодой господин, охочий до денег, все эти годы ты занимался контрабандой запрещенных артефактов, но на самом деле в тайне прятал все самые хорошие вещи.

3 Образно о чём-либо крохотном, ничтожном.

— А на кого нам было положиться, чтобы прокормить нашу семью? На тебя? В таком случае мы умерли бы с голоду прежде, чем достигли состояния инедии, — поддразнил его Янь Чжэнмин.

Он оглядел пространство за пределами «горчичного зерна». Окружавшая юношу аура клинка все еще не исчезла и, под его острым, как нож, взглядом, все любопытные тут же обратили свои взоры в другую сторону.

Когда они плыли на остров Лазурного Дракона по Восточному морю, Янь Чжэнмин ничего не знал о жизни. Он только и делал, что искал наслаждений и получал удовольствие. Вопреки воле своего учителя, он настоял на том, чтобы взять большой корабль, чем привлек внимание бесчисленного множества людей. И все же, тогда он весь светился от гордости, радуясь своему превосходному умению хвастаться, не зная, что такое ненависть и зависть, и к каким оскорблениям и нападкам все это могло бы привести.

Но теперь, даже если бы он решил отправиться в путь на лодке из золота и серебра, кто бы осмелился сказать ему хоть слово?

Однако Янь Чжэнмин вовсе не испытывал гордости. Он чувствовал лишь страшный упадок сил.

Сердца людей были полны злобы, так что обладание яшмой4 уже считалось тяжким грехом. С его нынешними способностями он мог без страха красоваться перед всей этой толпой, но не мог открыть печать главы клана Фуяо.

4 怀璧 (huáibì) обладать яшмой (чем привлекать к себе внимание грабителя).

Ничто в этой жизни так не ранило человека, как «бессилие». Янь Чжэнмин чувствовал, что за столько лет это слово почти стало его короной. К счастью, небеса даровали ему способность воспринимать жизнь легче, чем большинство людей. В противном случае, эта мысль уже давно раздавила бы его.

Может быть, учитель передал ему печать главы клана только лишь из-за этого преимущества?

Янь Чжэнмин думал об этом с некоторой долей самоиронии.

— Давайте отдохнем, — сказал он, наконец и, повернувшись, взглянул на Чэн Цяня. — Здесь прохладнее?

Чэн Цянь был так ошеломлен, что на мгновение потерял дар речи. Его тело было сформировано в глубине ледяного озера, поэтому он не любил жару. Однако, будучи обладателем столь уникальной особенности, он совсем не потел. Сам он никогда ничего не говорил, потому решил, что никто этого и не заметит. Но, внезапно оказалось, что его старший брат знал и помнил об этом.

Глядя на растерянное лицо юноши, явно не знавшего, как реагировать на эти слова, Янь Чжэнмин не сдержал вздох.

— Иди сюда, будешь защищать меня. Я должен укрепить свой уровень.

Для мастера меча достижение стадии «формирования клинка» было не просто повышением уровня самосовершенствования. Это было больше похоже на вступление в новый мир. Медитируя, Янь Чжэнмин тщательно осмысливал произошедшее. Долгое время спустя, когда юноша, наконец, открыл глаза, он увидел, что Чэн Цянь действительно преданно охранял его.

Даже полусонные Ли Юнь и Лужа были рядом.

Янь Чжэнмин мягко кашлянул и произнес:

— Что вы все здесь делаете?

Ли Юнь вздрогнул и проснулся. Он выглядел сонным, но все равно выпалил:

— Старший брат, каково это — достичь «формирования клинка»?

Но он был не единственным, кто проявлял любопытство. Они все это чувствовали. Если человек не являлся истинным заклинателем меча, он просто не мог войти в сферу «формирования клинка». Во всем клане Фуяо, включая Хань Юаня, только их глава и старший брат вошел в Дао через меч.

Даже Чэн Цянь сел и выжидающе посмотрел на него.

Ненадолго задумавшись, Янь Чжэнмин осторожно ответил:

— Мир огромен.

Эти слова прозвучали настолько поверхностно, что он мог бы и вовсе ничего не говорить. Только Чэн Цянь, изучавший фехтование прилива, похоже, что-то понял.

Увидев его задумчивое лицо, Янь Чжэнмин печально улыбнулся своим мыслям и разом проглотил то, что собирался сказать дальше: «Но я заперт здесь».

Мир снаружи бесконечен, но я заключен в тюрьму.

Именно это ощущение дала ему сфера «формирования клинка».

Следующей стадией было «вложить меч в ножны».

В отличие от всех остальных, у заклинателей меча очень редко бывали моменты просветления. Чем сильнее на них давили, тем яростнее они сопротивлялись. В этой битве силы Янь Чжэнмина были подавлены духом истинного дракона. Затем его подстегнули неосознанные слова Чэн Цяня. Загнанный в угол обеими сторонами, он сумел вытеснить энергию меча в стадию «формирования клинка».

Заклинатели меча могли делать в Цзючжоу все, что им заблагорассудится. Но они очень редко достигали настоящих высот, потому что этот путь был поистине сложным.

В этот момент Чэн Цянь словно что-то почувствовал. Он встал и уже через несколько секунд оказался у ворот. На пороге их «дома» стоял согнувшийся старик. В полной тишине, он держал в руке мерцавший на ветру фонарь, и ждал.

Этот старик не был похож на заклинателя. Даже если физическое состояние заклинателей ухудшалось, когда они находились при смерти, они все равно почти никогда не выглядели по-настоящему старыми. И все же аура, которую он излучал, не принадлежала смертному.

Старик едва доставал до груди Чэн Цяня. Заметив, что дверь открылась, он медленно поднял голову. Глаза его были непроницаемыми, как у слепого, но взгляд напоминал острие заржавевшей иглы.

Он внимательно оглядел Чэн Цяня с головы до ног, а затем, шевеля отвисшим уголком рта, шепотом сказал:

— Молодой человек, пусть семь Больших Бедствий уже закончились, но три беды5 и девять несчастий, еще не свершились.

5 三灾 (sānzāi) будд. три бедствия (малые — голод, мор, война; великие — гибель неба, земли и всего сущего).

Вокруг воцарилась мертвая тишина. Никто не желал говорить о том, почему этот старый хрыч вдруг явился к месту отдыха группы Янь Чжэнмина с таким видом, будто пришел на похороны. На глазах у всех собравшихся он, шаг за шагом, вышел из башни Красной птицы.

Зрачки Чэн Цяня сузились.

— Старик, ты…

Однако старик больше не обращал на него внимания. Медленно, словно ему было тяжело двигаться, он прошел мимо Чэн Цяня прямо к Янь Чжэнмину и тихим голосом произнес:

— Глава клана, пожалуйста, следуйте за мной. Мой господин оставил кое-что для вас.

Прежде чем Янь Чжэнмин успел ответить, старик уже развернулся и вышел на улицу, по-видимому, абсолютно уверенный, что юноша последует за ним.

Янь Чжэнмин поспешно помахал рукой Ли Юню, а затем побежал за стариком. Усвоив урок из инцидента с «флиртом», Лужа с сомнением заметалась между Чэн Цянем и Ли Юнем, а затем решительно спряталась в рукаве Чэн Цяня, оставив Ли Юня позади, словно служанку, обязанную привести «горчичное зерно» в порядок.

Под восхищенными, возмущенными и растерянными взглядами толпы они последовали за появившимся из башни стариком. Никто не осмелился произнести ни слова. Башня Красной птицы открывалась каждый год, вот уже на протяжении ста лет. Если внутри действительно было что-то стоящее, то это «что-то», несомненно, уже забрали. Все могущественные заклинатели заботились о своей репутации, поэтому никто из них не желал опускаться до подбирания остатков. Ну, а те, кто пришел сюда попытать удачу, были обычным сбродом. Никто не мог возразить.

Прямо перед стариком, окружавшая башню стена яростного жара, разделилась надвое, открывая проход, чтобы остальные тоже могли войти. Поскольку лед и пламя издревле противостояли друг другу, Шуанжэнь громко зажужжал. Чэн Цянь смог это вынести, но почувствовал себя крайне неуютно. В этот момент ему в спину вдруг впился очень злобный взгляд. Юноша тут же оглянулся и пробежал глазами по оставшейся позади толпе. Там, вдалеке, он увидел повозку избалованного мальчишки, которого они ранее уже успели проучить.

«Он просто ничтожный ребенок, еще даже не достигший стадии слияния», — решил Чэн Цянь и отвел взгляд.

Тем не менее, то ли из-за того, что в районе башни Красной птицы было слишком жарко, то ли из-за чего-то еще, но его сердце переполняло беспокойство, будто что-то вот-вот должно было случиться.

Старик шел очень медленно, и им потребовалось некоторое время, чтобы добраться до башни. Над полуразрушенным входом висело несколько ржавых колокольчиков. Словно чувствуя приближение чужаков, колокольчики слегка покачивались, глухо позвякивая. Старик с трудом открыл дверь и тихо произнес:

— Входите.

— Старший, мы пришли сюда не ради башни Красной птицы. Просто мой учитель запечатал нашу гору и оставил ключ, часть которого — пароль, хранившийся у старейшины Сюя. Мы здесь лишь для того, чтобы… — начал было Янь Чжэнмин.

Но старик, казалось, ничего не слышал. Он прервал его и снова повторил:

— Входите.

В башне царила кромешная темнота. Нахмурившись, Янь Чжэнмин приподнял подол своего ханьфу и шагнул вперед. Снаружи клубился нестерпимый жар, но внутри было холодно и влажно. От столь неожиданного контраста и внезапного перепада температур волосы вставали дыбом.

Затаив дыхание, старик принялся, один за другим, зажигать фонари. В башне пахло землей, и не было ни одного окна. Это немало угнетало.

Тело Чэн Цяня было сформировано из божественного артефакта. Он мог не знать о сокровищах этого мира, но очень хорошо чувствовал светлую или темную Ци, содержавшуюся в таких вещах. Однако, оглядевшись вокруг, он понял, что это место вовсе не было легендарной сокровищницей. Напротив, здесь было совершенно пусто. Это была просто башня с четырьмя стенами.

Старик повел их по узкой лестнице на самый верх, где стояла, тщательно вырезанная из камня, статуя. Это была настолько изящная работа, что изображенный на ней человек казался живым. Статуя принадлежала худощавому мужчине с ясными глазами. Его тонкие брови придавали лицу немного женственный вид.

Старик поклонился камню и сказал:

— Мастер, гости пришли.

Как оказалось, эта статуя была не кем иным, как Сюй Инчжи, владыкой башни Красной птицы.

Вспомнив, что у него все же есть просьба, Янь Чжэнмин поспешно напустил на себя самый смиренный и вежливый вид. Юноша вел себя так, будто имел дело с реальным человеком. Он остановился на небольшом расстоянии от старика и, как и подобает младшему, вежливо поприветствовал:

— Прошу прощения, что побеспокоил вас, господин.

Старик бросил на него быстрый взгляд. Хотя лицо его ничего и не выражало, он, вероятно, остался доволен увиденным. Старик зажег для каменной статуи немного благовоний, затем достал из-за алтаря древнюю деревянную шкатулку и протянул ее Янь Чжэнмину.

— Я — дух этой башни, чья жизнь поддерживалась духовной энергией моего господина. Мой господин скончался давным-давно, и башня Красной птицы вот-вот встретит свой конец. Я волновался, что не успею вернуть это вашему уважаемому клану, но теперь я, наконец-то, могу обрести покой.

Янь Чжэнмин открыл деревянную шкатулку и увидел внутри три старые медные монеты.

Удивленный, он в замешательстве посмотрел на духа башни.

Но старик не стал ничего объяснять, только махнул рукой и сказал:

— Это твое.

Затем он повернулся, превратился в зеленый дым и влетел в голубую лампу, висевшую над каменной статуей.

Янь Чжэнмин не осмелился прикоснуться к трем древним монетам, ведь он понятия не имел, какую тайну они могли в себе хранить. Он собирался было спросить Ли Юня, знавшего, по его словам, «все на свете», как вдруг колокольчики, висевшие у входа в башню, громко зазвенели. Фонарь над головой каменной статуи замерцал, со всех сторон, шурша, поползли бесчисленные тени. Вдруг, неизвестно как пробившись через защиту башни, к Янь Чжэнмину потянулась белая, как мел, рука.

«Смерти ищешь?» — подумал Янь Чжэнмин.

Прежде, чем рука успела приблизиться к нему, аура меча рассекла ей запястье. Кисть отлетела в сторону, но ни капли крови не пролилось из раны. Лишь странное темное облако соскользнуло на землю и тут же превратилось в бесчисленных черных, как смоль, змей. Твари жадно уставились на людей.

Человек с отрубленной рукой вышел из темноты. Это был тот самый избалованный мальчишка, с которым они уже успели столкнуться ранее. Все его тело было окутано необычайно тяжелой энергией, а на лице застыла странная улыбка. Стоило ему только открыть рот, как оттуда, вместо человеческой речи раздалось шипение.

Фонарь над каменной статуей мигнул и погас. Вопреки всем ожиданиям, дух башни оказался лишь старой черепахой6, спрятавшей голову в панцирь.

6 缩头乌龟 (suōtóu wūguī) трус (досл. черепаха, которая спрятала голову в панцирь).

— Что это такое? — тихо спросил Чэн Цянь

Ли Юнь покачал головой. Демонические существа действительно могли овладевать людьми, но этот испорченный ребенок, похоже, не был одержим. Он больше походил на того, кто сам был демоническим совершенствующимся.

Однако, они сражались с ним днем. Этого просто не могло быть.

Чэн Цянь обвел взглядом всех присутствующих. Он вдруг понял, что маленьких черных змей становилось все больше и больше, но они не спешили приближаться к остальным. Похоже, что их единственной целью был Янь Чжэнмин.

Он тут же вытащил Шуанжэнь, и аура морозного клинка устремилась к избалованному мальчишке. В этот момент чья-то рука внезапно схватила его сзади за плечо. Янь Чжэнмин оттащил его в сторону так, что слова застряли у юноши в горле.

— Уйди с дороги.

Увидев, как на лбу Янь Чжэнмина вспыхнул знак внутреннего демона, Чэн Цянь внезапно испугался.

— Постой, бра…

Все тело Янь Чжэнмина уже обратилось в смертоносное лезвие. Оказавшись отброшенным прочь, избалованный мальчишка только шире ухмыльнулся, и улыбка на его лице стала еще более злобной, а черные глаза превратились в две бездонные пропасти. Казалось, он без каких-либо усилий скакал по башне Красной птицы на кончиках пальцев ног, с широко раскинутыми руками, словно желал обнять необычайно острую ауру меча. Клинок Янь Чжэнмина со свистом рассек юношу с головы до ног. Но вдруг, обе половины тела одержимого мальчишки стали вести себя по-разному. Одна из них упала, корчась в предсмертных судорогах, и, наконец, затихла. Другая же превратилась в сгусток черного тумана. Вместо того, чтобы уклониться от атаки, туман бросился прямо на Янь Чжэнмина.

Три медные монеты, все еще находившиеся у юноши в руках, зазвенели, заставив сгусток темноты слегка замедлиться. В этот момент его атаковал Чэн Цянь. Плотный белый иней тут же образовал непроницаемую ледяную стену.

Внезапно, монеты вылетели из деревянной шкатулки и ринулись прямо к печати главы клана, висевшей на груди Янь Чжэнмина. Услышав, как кровь застучала у него в ушах, Янь Чжэнмин осознал, что его изначальный дух покинул тело и, повинуясь как-то непреодолимой силе, устремился следом за ними.

Мимо пронесся вихрь хаотичных образов. С щелчком открылся квадрат Красной птицы. Темнота упала на глаза Янь Чжэнмина. Когда юноша вновь обрел способность видеть, он понял, что оказался в незнакомом месте. Статуя превратилась в живого человека. Мужчина одиноко сидел за каменным столом, опустив голову. В руке у него были зажаты три монеты.

Янь Чжэнмин посмотрел на отражение в стоявшей на столе чашке чая, и с ужасом обнаружил, что вновь оказался в теле старейшины их клана: Господина Бэймина.

Он словно плакал без слез, гадая, что связывало его с их старшим наставником, бросившим вызов морали и восставшим против всего.

Над каменным столом повисло напряжение. На гладкой поверхности, лицевой стороной вниз, лежала деревянная табличка. Владыка башни Красной птицы Сюй Инчжи перевернул ее. На табличке были изображены три иероглифа: «Хань Мучунь».

Янь Чжэнмин почувствовал, как его сердце затрепетало. Отчасти, причиной тому было его собственное удивление при виде имени учителя. Но, с другой стороны, это чувство исходило из того, что творилось в душе Господина Бэймина.

Затем он услышал слова, сорвавшиеся с губ Сюй Инчжи: «Умрет молодым».

Глава 62.На дне бездны нет места для персикового пруда.

Янь Чжэнмин услышал свой… Нет, хриплый голос своего старшего наставника.

— Как мне это изменить?

Сюй Инчжи опустил глаза и безразлично ответил:

— Тун Жу, если ты веришь в судьбу, то уже должен был понять, что означают слова «все предопределено». Обычным людям не под силу это изменить. Но если это не так, то ты должен знать, что: «Для того же, кто знает все наперед, Путь — это то, что уже закончилось, а глупость — это то, что только начинается»1. Первые пятьсот лет познания и последние пятьсот лет — все это ложь. Но, с другой стороны, ты веришь в то, что видел в тайном царстве трех существований2, и пришел ко мне, чтобы спросить, как это изменить. Разве это не смешно? Я бы посоветовал тебе оставить все как есть и не слишком увлекаться.

1 Лао Цзы. Дао Де Дзин. 38 стих

2 三生 (sānshēng) будд. три жизни, три существования (прошедшее, настоящее и будущее).

Хотя Янь Чжэнмин не имел ни малейшего понятия3, что такое «три существования» и не понимал всю суть истории, он чувствовал, что этот Сюй был хорош лишь в праздной болтовне4.

3 丈二和尚 (zhàng’èr héshang) обр. теряться в догадках; не иметь понятия, в чем дело.

4 站着说话不腰疼 (zhànzhe shuōhuà bù yāoténg) букв. от праздной болтовни спина не заболит (обр. в знач.: болтать без дела).

Тун Жу, Господин Бэймин, долго молчал, но Янь Чжэнмин понимал его. Знакомые чувства: беспомощность и непреодолимый гнев, одно за другим поднимались в его груди, будто волны.

Казалось, юноша только сейчас осознал, почему он всегда симпатизировал мастеру, которого никогда раньше не встречал. Они оба находились в одной лодке.

Легким движением руки Сюй Инчжи начертил в воздухе линию, и три монеты тут же прыгнули ему в ладонь. Похоже, из-за его бесчисленных попыток предсказать судьбу на кончиках его пальцев появились мозоли.

Он вздохнул и мягко произнес:

— С древних времен процветание идет рука об руку с упадком, а успех рука об руку с неудачей. Разве такие заклинатели, как мы, не должны это понимать? В конце концов, разве мы не боремся с кармическим циклом ради достижения Великого Дао и обретения бессмертия? Разве мы не стремимся избежать страданий смертной жизни? Тун Жу, небеса даровали тебе великие таланты. Ты смог пройти дальше, чем другие. Будь то твоя семья или члены твоего клана, все они — это то, что связывает тебя с бренным миром, а, следовательно, все они лишь иллюзия. Ты должен избавиться от всего этого. Не стоит заблуждаться.

— Я не могу.

Сюй Инчжи перебил его:

— Желать человека — значит упорствовать в своих заблуждениях. Кого ты желаешь всей своей душой?

Тун Жу отвернулся, силясь избежать его взгляда. Но мгновение спустя он спросил:

— Если однажды ты увидишь, что твоя жизнь подходит к концу, сможешь ли ты также легко сказать: «Связи с этим бренным миром должны быть разорваны»?

— Нет никакой разницы между грибом и цикадой, червяком и мной. Разве это не смешно — обижаться на судьбу? — произнес Сюй Инчжи, совершенно не изменившись в лице.

Наблюдавший со стороны Янь Чжэнмин заметил, что для владыки башни Красной птицы не было никакой разницы между тем, чтобы быть живым или же превратиться в каменную статую. В его глазах ничто в мире не имело значения. Для него все казалось обыденным. Он ввязывался в такие дела лишь потому, что у него было слишком много свободного времени.

Хотя, если говорить об этом…

Во все времена, под вечным небом, имели ли значение расцвет и падение одной страны?

В целом свете, среди множества людей, так ли важны были жизнь и смерть отдельного человека?

Сюй Инчжи не ошибся. Все понимали эту простую истину. Однако в маленьком, постоянно меняющемся мире, от отдельного человека и его семьи до целой нации, кто не старался заботиться о «мелочах»? По сравнению с вечностью, все эти жизни и смерти, встречи и расставания, любовь и ненависть значили не больше, чем волны на море и белый цветок, недостойный упоминания.

Однако разве переживавший все это человек не страдал от душераздирающей боли?

До тех пор, пока его глаза могли видеть, он мог смотреть на, внушавший благоговейный трепет, бесконечный пейзаж, полный гор и рек. Но, поднявшись на самую вершину и стоя среди облаков, мог ли он точно сказать, где находится?

Янь Чжэнмин раздраженно сморщился и попытался придумать, как сбежать из этого странного места, но угол обзора снова изменился. Его старший наставник, Тун Жу, встал и произнес:

— Ты ошибаешься. Бесчисленные поколения пытались достичь бессмертия, но кто из них преуспел? Рано или поздно жизнь подойдет к концу. Я похож на муравья, но я же и отличаюсь от них. И я и муравьи, мы рождаемся утром, а умираем в сумерках. Однако, когда-нибудь все они станут глиной под ногами, но даже если мое тело умрет, моя душа станет частью родословной горы Фуяо. До тех пор, пока наследие моего клана живет, родословная Фуяо не прервется. Почему я должен стремиться к иллюзорному долголетию?

Сюй Инчжи понимал, что их пути совершенно разные. Все советы были бессмысленными.

— Хорошо, если ты так настаиваешь, мне больше нечего тебе сказать. Но я действительно не смогу тебе помочь. То, что ты видел в тайном царстве трех существований, все равно произойдет. «Жизнь» клана Фуяо действительно подходит к концу. Что ты собираешься делать? С древних времен те, кто рисковал всем, в попытке бросить вызов воле небес, получали лишь противоположное тому, что хотели. Ты тоже хочешь пойти по этому пути, мой старый друг?

— Не забывай «Великий Путь» состоит из пятидесяти частей, а небесное прорицание открывает лишь сорок девять*. Ничто не совершенно, но всегда есть способ выжить. Я обязательно найду его.

Сказав это, мужчина повернулся, чтобы уйти.

Внезапно, Сюй Инчжи окликнул его:

— Подожди, Сяо Чунь...

Тун Жу остановился как вкопанный. Опустив голову, он лишь тихо вздохнул.

— Это не то, о чем ты думаешь.

— Тогда кто он для тебя? — спросил Сюй Инчжи.

— На протяжении многих лет Цзян Пэн лишь номинально был моим учеником. Зачастую, я даже не виделся с ним. Сяо Чунь мой единственный ученик. У меня нет никаких грязных мыслей насчет него. Просто…

Но вдруг, словно почувствовав, как бессмысленно объяснять все это постороннему, Тун Жу лишь слегка улыбнулся, а затем внезапно исчез.

Янь Чжэнмин ошеломленно промолчал.

Он ясно чувствовал безмерную усталость, поднимавшуюся в сердце его старшего наставника. Только один человек мог рассеять его тысячелетнее одиночество. Они так долго поддерживали друг друга, что их связь стала такой же глубокой, как Северное море. Стоило Тун Жу только взглянуть на этого человека, и в его сердце тут же расцветала весна.

Что же до всего остального... Как он мог посметь?

Янь Чжэнмину стало плохо. Он вдруг засомневался, все ли в порядке с его чувствами и разумом. Были ли эти, так называемые, «грязные мысли», хорошо ему знакомы?

Куча абсурдных теорий цветами персика расцвели5 в голове Янь Чжэнмина. Ему казалось, что все его тело покрыто грязью. Достоинство главы клана разбилось вдребезги, и он попросту больше не мог его вернуть.

5 桃色 (táosè) обр. любовный, романтический, амурный. Цветок персика — символ романтической любви. Говорят, что у очень популярного человека со множеством любовников судьба «цветка персика».

В этот момент картина перед его глазами изменилась. Осмотревшись, он понял, что вернулся со своим наставником на гору Фуяо.

На миг Янь Чжэнмин даже позабыл свои недостойные домыслы о любовной истории старших. Его сердце забилось быстрее. Юноша надеялся, что Тун Жу замедлит шаг и позволит ему хорошенько рассмотреть прошлое горы Фуяо.

Но его старший наставник бежал быстрее кролика, увлекая его следом за собой на другую сторону склона.

Впереди простиралась Долина демонов. Цзыпэн чжэньжэнь и несколько других, незнакомых Янь Чжэнмину, монстров, похоже, вышли, чтобы поговорить с Тун Жу. Их голоса звучали в разнобой. Некоторое время Янь Чжэнмин даже не мог их различить, но ему показалось, что демоны хотели остановить Тун Жу.

Но Тун Жу по-прежнему твердо стоял на своем. Будто человек, проглотивший гирю от весов, он одним рывком спрыгнул в ущелье.

Янь Чжэнмин округлил глаза. Пока он находился в теле Тун Жу, его зрение затуманилось, и он почувствовал невыносимую боль, словно его сердце пронзили тысячи стрел. Даже несмотря на то, что он достиг уровня мастера клинка, сознание его потемнело и юношу вышвырнуло вон.

Отдышавшись и придя в себя, Янь Чжэнмин вновь увидел неподалеку Тун Жу. Его старший наставник стоял на коленях на вершине очень высокой платформы.

Существовало ли в глубине горы Фуяо такое место?

Янь Чжэнмин не мог этого вспомнить. Он не часто ходил по тропинке у подножия горы, так как всегда чувствовал, что на глубине долины скрывалось что-то ужасное. Он никогда не осмеливался посмотреть вниз.

Не удержавшись, юноша окинул взглядом путь, проделанный Тун Жу. Огромная лестница протянулась от земли до самого неба, она казалась бесконечной. Лишь бесчисленные ступени, одна за другой, скрывались в облаках. На камне виднелись кровавые следы, увиденная картина поражала воображение.

Янь Чжэнмин повернулся, чтобы вновь взглянуть на Тун Жу, и убедился, что тот действительно стоял на коленях перед камнем.

Янь Чжэнмин потер глаза и подошел ближе, чтобы тщательно его рассмотреть. Он подумал: «Так вот откуда взялся тот валун во дворе Сяо Цяня? Это действительно тот самый камень, которого так жаждал каждый житель на острове Лазурного дракона? Но существует ли в этом мире что-то, что может исполнить любое желание?»

До этого он никогда не стремился к чужеземным сокровищам. На черном рынке Янь Чжэнмин повидал много хорошего. Некоторые из этих сокровищ он с легкостью отбросил, некоторые продал. Большинство из них превратились в игрушки для его младших брата и сестры. Сам он, едва достигнув уровня мастера клинка, больше не нуждался в помощи посторонних предметов. Однако, когда он пристально смотрел на волшебный камень, в его сознании вдруг промелькнуло какое-то необъяснимое чувство. Юноша был очарован им.

В детстве, когда они были маленькими, они часто бегали поиграть во дворе Чэн Цяня, но никто из них не обращал на камень никакого внимания, кроме, пожалуй, жарких дней. Теперь, вспоминая об этом, Янь Чжэнмин подумал, что в то время они действительно были детьми и им просто не о чем было просить.

Как завороженный, юноша задавался вопросом: завладей он им прямо сейчас, смог бы он пожелать, чтобы печать горы Фуяо, наконец, открылась? Смогли бы они вернуться в прошлое? Хань Юань не пошел бы по Темному Пути, Чэн Цянь не пропал бы без вести на сто лет. Его учитель вернулся бы к жизни. Семья Янь была бы также богата и щедра. Они бы жили на горе, равнодушные ко всему миру, как дикие журавли6, работая или развлекаясь, как им заблагорассудится…

6 闲云野鹤 (xiányúnyěhè) вольное облако и дикий (одинокий) журавль (обр. в знач.: не связанный никакими обстоятельствами, полная свобода).

Из бесконечной пустоты Янь Чжэнмин пристально посмотрел на камень. Словно одержимый, он протянул руку, и его ладонь прошла сквозь ладонь Тун Жу.

В этот момент прямо у него над ухом раздался высокий и пугающий звон колокола. Он едва не проник в его душу.

Каждый шаг Тун Жу был отмечен кровью, горная дорога и сто лет поисков Янь Чжэнмина, наконец, пересеклись. Образ холодеющего тела Чэн Цяня у него на коленях, и рассыпающаяся душа его учителя, слились друг с другом. Глаза Янь Чжэнмин покраснели. Он закричал, и внутренний демон, скрывавшийся в течение многих лет, наконец, появился из красной отметины у него на лбу. Он возник прямо перед ним и тут же принял облик Чэн Цяня.

Юноша был весь в крови. Дыра в его груди никак не желала затягиваться. Позабыв, где он находился, Янь Чжэнмин растерялся и бросился вперед, чтобы обнять Чэн Цяня.

— Кто-нибудь, пожалуйста, помогите ему! Мастер! Старший наставник! Куда вы все подевались? Помогите мне осмотреть Сяо Цяня…

В этот момент, исполняющий желания камень, внезапно засиял зеленоватым светом. Свет медленно просочился наружу и окутал тело Чэн Цяня, закрывая смертельную рану в его груди и постепенно смывая кровь.

В душе Янь Чжэнмина бушевала буря: от самой глубины до пика, от великой печали до невероятной радости. Стоя на коленях, юноша почувствовал, как его разум на мгновение совершенно опустел. Он ошеломленно смотрел на Чэн Цяня, и, обращенный к Тун Жу вопрос Сюй Инчжи, прозвучал в его ушах: «Тогда кто он для тебя?»

Чэн Цянь не двигался и спокойно лежал на руках Янь Чжэнмина. Он будто спал. Словно одержимый, Янь Чжэнмин провел пальцами по его щеке и задержался на губах. Лишь слегка дотронувшись, он внезапно одернул руку, будто бы мог обжечься, а затем нерешительно коснулся их снова.

Кто он для тебя?

В этот момент сознание Янь Чжэнмина, казалось, разделилось надвое. Одно из его «Я» пылало праведным гневом: «Чэн Цянь — твой младший брат. Ты что, животное? Как нелепо!»

Но его второе «Я» против воли уставилось на бледные губы Чэн Цяня. Будучи внутри печати, юноша не знал, от кого исходили эти эмоции: от Господина Бэймина или от его тревожно бьющегося в груди сердца. «Это мой Сяо Цянь».

В этот момент он, наконец, увидел очертания своего внутреннего демона, что был рядом с ним в течение многих дней.

Острая боль пронзила его грудь. Янь Чжэнмин вцепился в Чэн Цяня и отказывался отпускать, пока все вокруг него не исчезло, и его дух не вернулся в тело.

Юноша открыл глаза и увидел Ли Юня, дрожавшего от волнения. Младший брат что-то кричал ему.

Но вдруг, Янь Чжэнмин покачнулся и внезапно упал без чувств. Все змеи, как одержимые, разом устремились к нему.

Говорили, что заклинатели, достигшие уровня «формирования клинка», были жестокими до мозга костей. Это должно было отпугивать демонических существ и защищать их от всевозможных ядов. Однако, из чего бы ни были сделаны эти змеи, угрожающая аура Янь Чжэнмина их совершенно не сдерживала.

Они опасались лишь Шуанжэня, но, приблизившись к нему, попросту спасались бегством.

Эти змеи не боялись ни огня, ни воды. Ветер не мог их разогнать. Их нельзя было разрубить мечом, а холод мог лишь заставить их отступить. Однако несмотря на то, что внутри башни Красной птицы царила прохлада и влажность, это место принадлежало стихии огня. Чэн Цянь был здесь совершенно бессилен.

— Что это такое? — щебетала Лужа, хлопая крыльями. — Второй брат, разве ты не говорил, что пять элементов не только взаимно усиливают друг друга, но также и противодействуют друг другу, создавая равновесие? Что с ними не так? Почему нас постоянно преследуют какие-нибудь вредители? Может быть, наш старший брат недавно сменил свои благовония и привлек их?

К счастью, Янь Чжэнмин еще не очнулся, иначе, услышав эти слова, он наверняка поджарил бы ее и съел.

Сердце Чэн Цяня слегка дрогнуло. Он вдруг вспомнил фразу, сказанную Тан Чжэнем: «Пять элементов взаимно усиливают и взаимно противодействуют друг другу. Только внутренний демон непобедим и может проникнуть куда угодно. Ты можешь быть смелым и находчивым, но ты не сможешь это предотвратить и не сможешь ничего с этим сделать».

Не медля ни секунды, Чэн Цянь выпустил свою ауру. Отбросив человечность, он освободил свое сердце от всех отвлекающих факторов. Очистившись, его тело превратилось в замерзший нефрит.

Эффект не заставил себя ждать. Змеи перестали считать его живым. Теперь он ничем не отличался от ледяного клинка, которого они так старательно избегали. Борясь со свирепой огненной энергией, окутавшей башню Красной птицы, Чэн Цянь заморозил ее как изнутри, так и снаружи.

Каменная статуя Сюй Инчжи покрылась тонким слоем льда. Казалось, в башне началась метель. Поднявшийся ветер разметал всех змей по углам, словно осенние листья. Вдруг, Чэн Цянь краем глаза заметил черную тень, изо всех сил стремившуюся проникнуть в единственный оставшийся внутри источник тепла: в маленькую масляную лампу.

Именно этого Чэн Цянь и ждал. Взмахом меча он разрубил тень пополам.

Под звуки гремевшего снаружи колокола, обе половины черной тени вытянулись и слились в одну, образуя фигуру взрослого человека. У человека было очень знакомое лицо. Свирепо улыбнувшись, тень сказала Чэн Цяню:

— Третий брат, ты собираешься убить меня, чтобы отомстить за себя?

Рука Чэн Цяня, державшая меч, внезапно дрогнула. Острие клинка, словно морская волна, изменило свое направление и прошло мимо цели. Удар пришелся на черепичную крышу пагоды, и идеальная маскировка темного заклинателя внезапно рухнула. Демон тихо рассмеялся и шагнул вперед. Взгляд его ярко-красных глаз встретился с пристальным взглядом Чэн Цяня. Расстояние между ними было меньше вытянутой руки.

— Старший брат, — протянул он низким голосом взрослого мужчины и тихо, словно ребенок, пытающийся привлечь к себе внимание, добавил. — Там есть река. Я хотел поймать немного рыбы для тебя и нашего учителя, но там была большая собака. Она погналась за мной…

Именно эти слова маленький нищий сказал Чэн Цяню много лет назад, пока их учитель спал. Это произошло, когда Мучунь чжэньжэнь вел их с Хань Юанем в клан Фуяо. Он просто не мог ошибиться.

Когти демона уже добрались до шеи Чэн Цяня.

Ледяной клинок моментально оторвался от земли и едва не пронзил противника насквозь. Темный заклинатель в панике отступил, но со всех сторон уже начали появляться новые ледяные лезвия.

Испугавшись морозной ауры, дарованной ледяным озером, демон попытался сбежать, но, угодив в ледяную ловушку, он отчаянно зарычал.

— Ты хладнокровный ублюдок!

— Я уже отомстил за себя, — не изменившись в лице, произнес Чэн Цянь. — Я не трону ни единого волоска на голове моего младшего брата.

Даже если его клан в будущем будет настаивать на казни Хань Юаня за его преступления и за то, что он сбился с праведного пути, Чэн Цянь не станет помогать ни одной из сторон. Если бы он действительно ненавидел Хань Юаня, то убил бы его еще на том пустынном острове.

Принципы, заложенные в сердце Чэн Цяня, были ясны и непоколебимы. Он не признавал двусмысленности.

Лед, окутавший башню Красной птицы, задрожал и треснул, и вокруг темного заклинателя расцвел букет белоснежных фейерверков. Рассеявшись, осколки тут же снова собрались вместе.

— Запечатай его! — закричал Чэн Цянь.

Демон с лицом Хань Юаня застыл в ледяной колонне высотой больше человеческого роста.

Черные змеи исчезли в клубах дыма. Все, что от них осталось — лишь неподвижно лежавшая в углу половина тела избалованного мальчишки, имени которого они не знали.

Чэн Цянь некоторое время молча смотрел на ледяной столб. Лужа, все еще находившаяся в теле птицы, села ему на плечо. Наконец, поднявшись, Янь Чжэнмин оттолкнул Ли Юня в сторону и вдруг почувствовал, каким тяжелым стало сердце в его груди. Молодой человек подошел к Чэн Цяню и тоже поднял взгляд на глыбу.

— Он не настоящий. Это не Хань Юань. Это просто что-то, принявшее его облик.

На лице Чэн Цяня явно читалось разочарование.

Янь Чжэнмин хотел было поднять руку, похлопать его по спине и сказать несколько слов в утешение, но внезапно замер на полпути, вспомнив о запредельном желании своего внутреннего демона. Его глаза потускнели. Словно подавившись костью, он отвел взгляд и произнес:

— Пойдем. Замок Красной птицы уже открылся. Мы не должны здесь задерживаться.

И, едва эти слова с летели с его губ, он, никого не дожидаясь, первым спустился по темной лестнице и вышел наружу.

Прежде чем уйти, Янь Чжэнмин оглянулся и посмотрел на горный утес позади башни. В бездонной пропасти его сердца не было места для персикового пруда.

* Примечание автора: отрывок из «Дао де Цзин». «Не забывай «Великий Путь» состоит из пятидесяти частей, небесное прорицание открывает сорок девять».

Число Великого распространения (даянь大衍) составляет 50 [стеблей]. Из них используют 49. Разделяем на две кучи, что символизирует двойку. Подвешиваем [между пальцами] один [стебель], что символизирует тройку. Считаем четверками, что символизирует четыре сезона... ([Чжоу и 1989. Цз. 3. С. 60]; перевод: [Еремеев 2005. С. 52])

Глава 63. Камень сосредоточения души на дне чашки!

— Камень в моем дворе? Ты уверен, что не ошибся? — с легким сомнением в голосе спросил Чэн Цянь.

После возвращения из башни Красной птицы, они остановились в небольшой чайной в маленьком городке, граничащем с Южными окраинами. Янь Чжэнмин тщательно перебрал все, что увидел в печати главы клана, отбросив только ту часть1, о которой не стоило упоминать, и пересказал эту историю остальным.

1 掐头去尾 (qiā tóu qù wěi) оторвать голову и отбросить хвост (обр. в знач.: убрать лишнее и оставить главное).

— В жаркие дни я использовал его как стол, когда переписывал священные писания. Я никогда не находил в нем ничего странного, — покачал головой Чэн Цянь. — Разве это не просто плоский камень? Я думал, что, самое большее, чем он мог бы быть — это приличных размеров нефрит.

Лужа с любопытством спросила:

— Неужели в этом мире действительно существует камень, способный исполнить любое твое желание? Третий брат, о чем ты думал, сидя за ним и переписывая тексты? Это сбылось?

Чэн Цянь задумался и замолчал.

В те годы он часто гадал, стоил ли этот камень хоть каких-нибудь денег. Он думал, что, если бы клан Фуяо разорился, он смог бы спустить его с горы и найти кого-нибудь, кто вырезал бы из этого нефрита что-то, что сгодилось бы на продажу.

... Но похоже, эта идея не могла стать реальностью.

Чэн Цянь сумел сохранить лицо, будто ничего и не произошло. Он спокойно сказал:

— Переписывая священные писания, мы должны избавляться от всех отвлекающих мыслей. О чем я мог думать?

Услышав это, Лужа преисполнилась восхищения. Самой ей никогда не удавалось сохранить свой разум ясным и свободным от мыслей.

— Твоему третьему старшему брату было всего десять лет. Все, о чем он мог думать днями напролет, так это о владении мечом, о том, как выработать хороший почерк и о том, как скорее достичь стадии поглощения Ци. Или, может быть, о том, чтобы Хань Юань не беспокоил его, когда лазал собирать птичьи яйца, и о том, чтобы наш старший брат, курильница для благовоний, держался от него подальше... Ой, глава клана, старший брат, я не это имел в виду, — вмешался Ли Юнь.

Под острым, как нож, взглядом Янь Чжэнмина Ли Юнь выдавил из себя улыбку и поспешно сменил тему.

— С незапамятных времен в мире существовал лишь один чудесный камень. Вряд ли он стал бы реагировать на куриный пух и чесночную шелуху2. Я думаю, так называемое «все, чего вы хотите достичь» должно быть чем-то, что находится за пределами человеческих возможностей.

​​​​​​​2 鸡毛蒜皮 (jīmáo suànpí) куриный пух и чесночная шелуха; выеденного яйца не стоит (обр. о мелком, неважном деле).

— Перестань выпендриваться, — перебил его Янь Чжэнмин. — Если ты действительно так много знаешь, тогда скажи мне, что такое «тайное царство трех существований»?

— Не пытайся меня спровоцировать. Я слышал об этом. — Ли Юнь откинулся на спинку стула, слегка вздернул подбородок и торжествующе произнес. — В мире существуют три тысячи больших тайных царств и шесть тысяч маленьких. Большинство из них и по сей день остаются неизвестными, за исключением тех, что обнаруживаются время от времени. Самые ранние записи о «тайном царстве трех существований» встречаются в трактатах о «Темном Пути» ...

— Темный Путь? — растерялся Чэн Цянь. — Тот, о котором говорилось в книгах с первого этажа библиотеки? Я читал их в детстве. Там не упоминалось ни о каком «тайном царстве».

— Сначала позволь мне закончить. В большей части книг о Темном Пути записаны методы, отличные от праведных. Это не так интересно. Но последняя книга называется «Истории». Ты определенно не читал ее. — слегка покачал головой Ли Юнь. — Те записи действительно увлекательны. В них кроется множество легенд о великих темных заклинателях, о мести, о порожденной любовью ненависти, об обмане... и многом другом. Некоторые из них действительно хорошо написаны.

Чэн Цянь никак не мог понять, чем так гордился его брат.

— В этой книге также есть записи о мистическом «тайном царстве трех существований». Оно появляется в мире каждые три тысячи лет. Путь, что ведет к нему, нелегко найти, ведь он открывается только обреченным. Проблема в том, что такие места таят в себе большую опасность для тех, кто их находит, но они также могут даровать человеку великие блага. «Тайное царство трех существований» примечательно тем, что оно сводит всех «обреченных» людей с ума. Говорят, что внутри этого мистического места находится зеркало, способное рассказать вам о конце или о том, что вас больше всего волнует.

— Конец? — переспросила Лужа.

Это слово прозвучало довольно зловеще. Будто человек, о котором шла речь, не должен был дожить до старости.

Ли Юнь кивнул.

— Да. Например, тот, кто старается сделать все, чтобы достичь бессмертия, увидит себя стариком, стоящим на пороге смерти​​​​​​​3. Ему придется собственными глазами смотреть на противоположный результат своих трудов. Любой может представить себе, каково это. Это только звучит как пустяк. Но стоит тебе самому оказаться внутри, и ты уже не сможешь избежать влияния открывшейся тебе картины.

​​​​​​​3 吹灯拔蜡 (chuīdēngbálà) – отдать концы.

Янь Чжэнмин нахмурился.

— Значит, тайное царство связано с «определенным человеком», это и есть проблема?

Он уже почти разобрался в причинах и следствиях происходящего. По какой-то неизвестной причине, мастер Тун Жу, их «дедушка» Тун Жу, случайно оказался в «тайном царстве трех существований». Исходя из того, что ему удалось услышать, он, должно быть, увидел конец клана Фуяо. После чего он сразу же поспешил к Сюй Инчжи, владыке башни Красной птицы. Сюй Инчжи рассчитал его судьбу, но это, казалось, больше походило на лотерею.

Впоследствии Тун Жу каким-то образом завладел камнем, исполняющим желания. Хотя великие звери из Долины демонов и владыка Гу пытались остановить его, но он настаивал на своем до тех пор, пока не сделался одержимым. Это повлекло за собой множество последствий. Наконец, как и предсказывал Сюй Инчжи, вопреки его желаниям, Тун Жу сам привел клан Фуяо к упадку.

— Второй старший брат, ты действительно знаешь все, — вздохнула Лужа, а затем ее голос изменился. — Но когда ты вернешь мне человеческий облик?

— Это…

Янь Чжэнмин раздраженно спросил:

— А как же те сорняки, которые ты собрал? Этого хватит, чтобы прокормить козу. Ты уже приготовил из них пилюли, избавляющие от яда?

— Я…

— Тогда приступай к делу, немедленно! — взревел Янь Чжэнмин. Резко отодвинув стул в сторону, он вскочил и направился прочь, бросив напоследок, — я немного вздремну. Не мешайте мне.

В каждом его слове чувствовался характер главы клана. Это заставило оставшуюся троицу в замешательстве переглянуться.

Услышав звук закрывающейся двери, Лужа стряхнула с перьев пыль и запрыгнула на стол, непонимающе осведомившись:

— Кто его разозлил?

Оба ее старших брата на мгновение задумались, словно спрашивая друг друга взглядом: «Это был ты»? Каждый из них пытался свалить вину на другого.

В конце концов, Чэн Цянь стал первым, у кого не выдержала совесть. Он почесал нос и смущенно сказал:

— Кажется, это был я.

— Что ты натворил? — в один голос спросили Лужа и Ли Юнь.

На самом деле, Чэн Цянь был смущен куда сильнее, чем они, он никак не мог этого объяснить. Старший брат вдруг начал игнорировать его. Он не смотрел в его сторону и не отвечал на его вопросы. Когда он говорил, то либо опускал глаза, либо оглядывался по сторонам, либо делал вид, что о чем-то задумался. Проще говоря, он совершенно перестал обращать на него внимание.

Войдя в комнату, Чэн Цянь намеренно опустился рядом с ним. Его странный глава клана и, по совместительству, старший брат чопорно сидел за столом с таким напряженным выражением лица, что его натянутую кожу можно было использовать в изготовлении поясов для штанов. У него на лбу словно были написаны слова: «держись подальше». Для полноты картины ему оставалось только спрятаться за веером и сказать: «Я продаю свои товары, но не себя».

Оставшиеся трое переглянулись. Все, что они могли прочесть на лицах друг друга, было: «с главой нашего клана снова что-то не так» или «глава клана как всегда капризничает». Так или иначе, им пришлось сдаться.

Ли Юнь отправился в уединение и за пару дней создал несколько бутылочек с противоядием. Никто не знал, для чего их можно было бы использовать, но лучше уж, чтоб они были, чем если бы их не было. В эти два дня Лужа чувствовала, что скрытая сила, мешавшая ей превратиться обратно в человека, начала ослабевать, поэтому она изо всех сил старалась совершенствовать свое птичье тело, работая куда усерднее, чем, раньше.

Глава клана Янь проводил свои дни, не выходя из комнаты. Никто даже не видел его. Общался он только через дверь.

В том, что их старший брат, безо всякой на то причины, закатил истерику, не было совершенно ничего необычного. Эта дурная привычка была у него с детства. Обычно, решением Чэн Цяня было спокойно сосредоточиться на своем самосовершенствовании и не обращать на него внимания, потому что уже через пару дней все приходило в норму.

Однако на этот раз Чэн Цянь чувствовал, что не может игнорировать его. Он снова и снова прокручивал в памяти то, что сказал ему Ли Юнь под знаменем истинного дракона.

В конце концов Чэн Цянь встал, оглядел безупречно чистую комнату, чайник с холодной водой на столе, и почувствовал, как же он на самом деле жалок. Он повернулся, распахнул дверь, и вскоре приземлился перед комнатой Янь Чжэнмина. Его движения были настолько легкими, что, когда он опустился на слегка изогнутую крышу, ни один лист или пылинка не сдвинулись с места.

Сегодня был пятнадцатый день по лунному календарю, праздник середины осени. Но в этом году он был полон сожалений. Ночное небо на Южных окраинах было таким чистым, а луна такой яркой что, если смотреть на нее слишком долго, становилось больно глазам. Будь то горы вдалеке или деревья, что росли поблизости, их силуэты в ночи выглядели поистине изящными.

Когда он был ребенком, каждый праздник середины осени учитель брал их с собой, чтобы поклониться предкам и луне. Затем он отводил их в «Тайный зал», где они делили пирожные и фрукты. В то время их старший брат уже считал себя взрослым, поэтому он постоянно просил учителя позволить ему попробовать свежеприготовленное вино. Однажды, Хань Мучунь обманул его, как ребенка. Прежде, чем наполнить чашку, он налил туда сироп из османтуса, затем подал ее Янь Чжэнмину и сказал, что это действительно вино.

Позже, старший брат продолжил следовать этой привычке даже на острове Лазурного дракона. Каждый раз, когда он пил, он смешивал вино со сладким сиропом из османтуса, иначе вкус был совсем не тот.

На бесконечном пути самосовершенствования ежегодные праздники были подобны опорным пунктам, пройдя которые, можно было смело перелистнуть страницу.

Однако, когда Чэн Цянь вспоминал об этом, он ощущал, что все его прошлые воспоминания, казалось, были скрыты за занавесью. Словно он смотрел на цветы сквозь густой туман.

Юноша ощутил, как у него кровь застыла в жилах.

Чэн Цянь внезапно спрыгнул с крыши.

К тому моменту хозяин, будучи уже в довольно преклонном возрасте, лег спать. В доме осталась только его дочь, занимавшаяся счетами. Когда Чэн Цянь внезапно появился перед ней, девушка вздрогнула. Его привычка игнорировать других людей произвела на нее неизгладимое впечатление, потому она побаивалась говорить с ним. Но сейчас, юная барышня робко подошла к нему и спросила:

— Молодой господин, чем я могу вам помочь?

— О... — едва эти слова слетели с его губ, Чэн Цянь тут же почувствовал себя глупо. Он замешкался на мгновение, затем улыбнулся, с некоторой долей самоиронии, и достал несколько монет.

— Барышня, пожалуйста, помогите мне купить кое-что.

Немного погодя Чэн Цянь, с двумя кувшинами вина и пакетом из промасленной бумаги в руках, уже вовсю стучал в дверь Янь Чжэнмина.

Из-за двери донесся нетерпеливый голос:

— Я в уединении. Что за шум?

Чэн Цянь впервые видел кого-то, кто отправлялся в уединение так внезапно.

Юноша молча стоял у входа и думал: «Почему это я должен быть с ним таким обходительным?»

Оглядываясь назад, он размышлял: когда это он так вежливо стучал в дверь комнаты Янь Чжэнмина? Когда это он так старательно успокаивал Янь Чжэнмина?

«Может быть, я тоже боюсь?» — решил Чэн Цянь.

Подождав еще немного, юноша начертил в воздухе тонкую линию и без труда открыл дверь. После чего, у всех на виду, он неторопливо приподнял подол своего ханьфу и без малейшего колебания вошел в комнату главы клана. Пока Янь Чжэнмин стоял с открытым ртом, Чэн Цянь небрежно, будто это было его собственное жилище, поставил на стол вино и пакет с угощениями, а затем сказал:

— Ты в порядке? Разве тебе уже недостаточно?

Янь Чжэнмин растерянно молчал.

Чэн Цянь взглянул на него, открыл пакет из промасленной бумаги, вынул несколько наскоро сделанных пирожных и откупорил один из сосудов. Из горлышка тут же пахнуло вином. В другом кувшине был сироп. Опасаясь, что сахар осел на дно, Чэн Цянь поднял кувшин и энергично встряхнул его. Затем он смешал их содержимое и позвал Янь Чжэнмина:

— Иди, поешь.

— Мне не нужна твоя благотворительность, — произнес Янь Чжэнмин.

—Ты действительно не хочешь попробовать? — ответил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин на некоторое время замолчал, а затем, без особого энтузиазма, подошел к нему.

Чэн Цянь встал и произнес:

— Я позову Ли Юня и сестру...

— Эй, — Янь Чжэнмин потянул его назад. — Не надо их звать. Они были очень заняты в эти дни. Кроме того... после твоего ухода у нас не было привычки отмечать праздники. Садись и выпей со мной чашечку.

Поколебавшись мгновение, Чэн Цянь все же сел за стол, и принялся наблюдать за тем, как Янь Чжэнмин взял две чашки, наполнил их и пододвинул одну к нему.

— Ты сможешь это выпить?

— Да, — кивнул Чэн Цянь, — но я давно его не пил.

С другой стороны стола Янь Чжэнмин пристально смотрел на лицо Чэн Цяня. В пятнадцатый день месяца луна всегда светила слишком ярко. У Чэн Цяня возникло стойкое ощущение, что взгляд его старшего брата был необычайно глубок.

— Я заметил, что ты пьешь только чистую холодную воду. Поэтому я подумал, что из-за метода своего самосовершенствования ты не можешь пить или есть что-либо еще.

Чэн Цянь сделал небольшую паузу, а затем небрежно сказал:

— Я сформировал свой изначальный дух в камне сосредоточения души, поэтому у меня нет необходимости в пище. Хорошая еда и вино легко пробуждают желания. Они тревожат разум, это может стать фатальным при встрече с Небесным Бедствием. Потому я вынужденно отбросил все эти ненужные вещи.

В конце концов, у всех заклинателей смертное происхождение. Желания плоти будут преследовать их всю жизнь, особенно потребность в еде. Даже практикуя инедию, большинство заклинателей все еще сохраняли эту привычку из прошлого. Если бы они, в определенный момент, не очищали бы свой разум и не отказывались бы от желаний, они до сих пор оставались бы во власти смертных страстей.

Янь Чжэнмин кивнул. Существовало так много слов, которые он хотел сказать Чэн Цяню. Но юноша не знал, с чего начать, поэтому он мог только дуться и пить.

Чэн Цянь сделал маленький глоток из чашки. От вина там было только название. Сахарный сироп почти полностью подавил алкогольный привкус. Когда сладость достигла его лба, Чэн Цянь на мгновение почувствовал себя ошеломленным. Он поджал губы и поставил чашку на стол. Прошло некоторое время, прежде чем ощущение во рту исчезло. Казалось, будто это пробудило его заржавевшие чувства.

Из его груди по венам хлынул поток тепла. Мелко дрожа, Чэн Цянь вдруг отчетливо ощутил себя человеком. Это чувство, исчезнувшее на долгое время, снова вернулось.

— Сяо Цянь, ты так строг к себе… Это потому, что ты тоже ищешь небесный путь, стремясь достичь бессмертия? — внезапно спросил его Янь Чжэнмин.

Не понимая, с чего старший брат так решил, Чэн Цянь немного растерялся, а затем ответил:

— Я никогда не думал об этом.

Янь Чжэнмин искоса посмотрел на него.

— Наш учитель однажды сказал, что вознесение и смерть ничем не отличаются друг от друга. Тогда я этого не понимал. Но теперь, думая об этом, я вижу, что, в обоих случаях это означает безвозвратный конец всех наших прижизненных отношений. Небесный путь так узок, так почему же мы должны тратить на него все наши усилия? Лучше уж жить как можно ярче, чтобы все были счастливы, — произнес Чэн Цянь.

— И быть... с нами навсегда? — мягко спросил Янь Чжэнмин.

— А почему бы и нет? — после стольких лет, проведенных вдали от суеты, Чэн Цянь, кажется, смог наконец согреться лишь сделав глоток самого слабого вина. Вдруг, он перегнулся через стол, схватил Янь Чжэнмина за запястье и тихо сказал, — старший брат, я знаю, что тебя беспокоит.

Янь Чжэнмин вздрогнул, едва не пролив содержимое чашки на стол, и его тело тут же напряглось. Но уже спустя мгновение он неловко стряхнул руку Чэн Цяня и пожаловался:

— Мы ведь уже взрослые. Перестань так внезапно прикасаться ко мне.

До этого хмурый Янь Чжэнмин, наконец-то немного успокоился. Он вздохнул и добавил:

— Все в порядке. Не думаю, что в этом есть какая-то проблема. Особенно для тебя.

Чэн Цянь потер чашку с вином кончиками пальцев и улыбнулся.

— Я знаю.

— Что ты знаешь? — Янь Чжэнмин громко рассмеялся и покачал головой. Когда он взял одно из пирожных, что принес ему Чэн Цянь, тревога в его сердце, наконец, улеглась. Он подумал, что в нынешней ситуации нет ничего плохого. Что бы ни случилось, Чэн Цянь никуда не денется. Он будет скитаться с Янь Чжэнмином по всем уголкам мира, пока они вместе ищут способ вернуться на гору Фуяо. Зачем тогда ему требовать большего?

Тоска, терзавшая его в течение двух последних дней, постепенно отступала. Янь Чжэнмин протянул руку и поддел ногтем твердую корку одного из пирожных. Не изменяя своим старым дурным привычкам, юноша произнес:

— Эй, сколько ты потратил на них? Они такие твердые, что их можно использовать как оружие. Как ты можешь это есть?

Чэн Цянь произнес с усмешкой:

— Если тебе не нравится, не ешь. Ты такой суетливый.

С этими словами он взял свою чашку и допил смешанный с вином сахарный сироп.

Как только вино достигло его горла, Чэн Цянь сразу же почувствовал, что что-то не так. К сожалению, он не мог выплюнуть содержимое чашки обратно, как бы сильно он об этом ни сожалел. Прежде чем Янь Чжэнмин ответил, он увидел, что Чэн Цянь внезапно замер, а затем протянул руку, будто силясь удержаться за что-то, как если бы он больше не мог сидеть на месте. Однако, не успев схватиться даже за край стола, Чэн Цянь внезапно рухнул на пол.

Как оказалось, это отродье, созданное из камня сосредоточения души, пьянел уже после одной чашки!

К сожалению, под яркой осенней луной не все могли оставаться такими спокойными.

В последние дни окружение избалованного сопляка делало почти все, чтобы найти своего внезапно пропавшего без вести молодого господина.

В ночь праздника середины осени башня Красной птицы была окружена людьми, нетерпеливо ждавшими, когда луна достигнет вершины киноварной крыши. Однако, стоявшие перед роскошной повозкой, два заклинателя изначального духа с тревогой ждали результаты расследования своих подчиненных.

Вдруг, к старикам подошел мужчина средних лет. Он с достоинством кивнул им и тихо сказал:

— Старейшины, новостей нет… Молодой господин всем сердцем желал войти в башню Красной птицы. Неужели вы думаете, что в тот день он последовал за теми людьми?

Один из старейшин покачал головой.

— Разве ты не знаешь, что за воспитание у нашего молодого господина? Даже если бы он принес с собой редкие артефакты, у него не было бы ни единой возможности проникнуть в башню, как бы он того ни хотел. Продолжайте поиски! Увы, так как наш молодой господин покинул дом по своей прихоти, наш мастер приказал мне тщательно охранять его…

Прежде чем он закончил говорить, по толпе прокатился испуганный вздох. В момент, когда, по ежегодной традиции, двери башни должны были открыться, свирепый жар вокруг нее немедленно спал. Тяжелые створки со скрипом распахнулись, но оттуда никто не вышел. Внутри клубилось лишь облако темной энергии.

— Послушайте, кажется, в этом году с башней Красной птицы что-то не так …

Глава 64. Острый клинок, выкованный Небесным Бедствием.

Внезапно, словно из ниоткуда, появилась темная туча, полностью закрыв собой луну. В ясном небе разбушевалась гроза, и яркие вспышки озарили ночь мертвенно-белым светом.

Одна из молний ударила прямо в башню Красной птицы. Звон восемьдесят одного бронзового колокола сотряс воздух. Колокола звонили так настойчиво, будто требовали чьей-то жизни.

Вдруг, по склону прокатился оглушающий грохот. Башня Красной птицы, простоявшая тысячи лет, раскололась надвое. Древние стены потрескались и в считанные секунды окончательно разрушились.

То, что так долго скрывали камни, что так жаждали увидеть бесчисленные множества людей, наконец, открылось толпе.

В разрушенной башне было пусто. Всем своим видом она напоминала обшарпанную клетку, в которой, словно призрак, чопорно восседала статуя ее владыки, а прямо над его головой раскачивался простой фонарь.

Черты каменного лица, казалось, были полны печали. В мерцающем свете фонаря с руки статуи упал черепаший панцирь1. Свалившись на землю, панцирь безудержно закружился на месте, и, если присмотреться, можно было увидеть, что на другой его стороне был вырезан иероглиф «хаос».

1 Панцирь черепахи: в древние времена в Китае панцири черепахи использовались для гадания. Согласно легендам, трещины на панцирях черепах были источником гексаграмм Яо, а также источником вдохновения для китайской письменности.

К сожалению, никто так и не смог его как следует рассмотреть. В следующий же момент черепаший панцирь вернулся на место, и статуя исчезла.

Из масляной лампы послышался старческий вздох, и огонь постепенно погас.

Башня Красной птицы перестала существовать, и дух, что охранял ее в течение сотен лет, должно быть, ушел вместе с ней.

В этот момент кто-то очень внимательный заметил нечто странное и поспешил спросить об этом соседа:

— Смотри, разве это не лед? Что там внутри?

Едва он закончил говорить, и толпа, наконец, увидела, что под погасшим фонарем стоял высокий ледяной столб. Внутри него находился человек, черты лица которого невозможно было рассмотреть. Темная энергия, клубившаяся вокруг его тела, въедалась в прозрачные грани, будто желая вырваться наружу и слиться с ночью.

Существовала поговорка: «Пока жив человек, будет жить и его внутренний демон». Полностью уничтожить его было невозможно, поэтому Чэн Цяню пришлось запечатать его во льду.

Чэн Цянь думал, что в башне Красной птицы не было ничего, кроме мусора и духа-хранителя. Запечатанному в холодной глыбе внутреннему демону попросту не из чего было черпать свою силу, и в будущем он бы непременно ослаб. Даже если бы в ближайшие пару десятилетий столб каким-то образом растаял, заточенный в нем демон оказался бы при смерти от «голода».

Но кто мог ожидать, что, казавшаяся вечной башня Красной птицы, вдруг рухнет в одно мгновение!

Густые черные тучи, словно явившиеся на зов духи, надвигались с юга, стекаясь вниз и окутывая ледяной столб.

Наблюдая за происходившим, некоторые наиболее мудрые заклинатели уже приготовились бежать.

Оба старика с изначальным духом из охраны избалованного мальчишки, конечно же, были в их числе. Тот, что был выше и тоньше, сказал:

— Демоническая энергия достигла небес, нелегко будет иметь дело с такой силой.

Его более коренастый приятель, подумав, произнес:

— Люди говорят, что кошмарные путники базируются на Южных окраинах. Это не похоже на беспочвенные слухи. Что бы там ни происходило, давайте сначала уберемся отсюда.

Высокий и худой старик вздохнул и растерянно спросил:

— А что насчет «молодого мастера»?

Прежде чем «коренастый» успел ему ответить, стоящий рядом земледелец испугано воскликнул:

— Старшие, пожалуйста, посмотрите туда!

Вокруг пояса одного из заклинателей был обмотан отрезок серого шелка. Внезапно, шелк взвился в воздух, словно живой и, последовав за порывом ветра, медленно поплыл по направлению к башне.

— Старший, эта ткань называется «идущий по следу». — настойчиво произнес заклинатель. — Когда мы приехали сюда, я на всякий случай привязал один ее конец к молодому господину. Прежде ей, скорее всего, препятствовала башня Красной птицы. Но теперь, когда башня рухнула, шелк снова смог обнаружить местонахождение нашего мастера.

Услышав это, высокий старик сразу же изменился в лице и удивленно сказал:

— Как молодой мастер мог попасть внутрь? Что же нам делать?

Но ответа на этот вопрос у них не было. В этот момент откуда-то издалека, сотрясая землю, донеслось рычание, и темная энергия закружилась вокруг ледяного столба, поднимая вихрь. На глазах всех присутствующих, клубящаяся тьма приняла облик дракона и оторвалась от земли.

Кто-то пробормотал:

— Водяной дракон принес хаос на земли этого мира...

Зверь поднял голову к небу и утробно зарычал. Его голос сотряс десять тысяч великих гор Южных окраин. Ледяной столб треснул, а затем раскололся на части. Запечатанная в нем тень и огромный дракон стали единым целым и, взмыв ввысь, унеслись прочь.

Все девять небес задрожали, луна и звезды потускнели, а ужасающая темная Ци окутала горы, словно дикий пожар, который невозможно было потушить. Половину мира проглотила чернота.

Даже боги были напуганы.

Коренастый старик боязливо произнес:

— Уходим! Уходим! Скорее уходим!

Можно было сколько угодно молить о снисхождении, но здесь, каким бы великим заклинателем он не был, его голос звучал не громче стрекота сверчка. Стиснув зубы, старик решительно устремился прочь, бросив оставшихся людей позади. Словно падающая звезда, он изо всех сил попытался сбежать.

Как только меч под его ногами поднялся в небо, земля, где стояла башня Красной птицы, разверзлась, словно пропахшая кровью гигантская пасть, и поглотила всех, кто оказался поблизости. Ни тренированного тела, ни изначального духа оказалось недостаточно, чтобы спастись.

Увидев это, старик побледнел и, не смея оглянуться, полетел прямо на север.

В этот же момент в одной из комнат чайного дома в пограничном городке Янь Чжэнмин не на шутку испугался, когда Чэнь Цянь внезапно рухнул на пол.

Какое-то время он кричал и звал Чэн Цяня по имени, прежде чем понял, что тот попросту опьянел от смешанного с сиропом вина. Это было поистине удивительное открытие. Янь Чжэнмин не знал, смеяться ему или плакать.

Янь Чжэнмин не ожидал, что его, казалось бы, непобедимого младшего брата так легко одолеть. Он долго смотрел на Чэн Цяня в замешательстве. Наконец, он вспомнил, что должен был сделать. Юноша шагнул вперед и внезапно сказал неизвестно кому:

— Иди спать.

Естественно, никто ему не ответил. Сказав это, Янь Чжэнмин словно получил какое-то разрешение. Затаив дыхание, он осторожно наклонился, чтобы обнять Чэн Цяня, и уложил его в чистую, без единого волоска на одеяле, постель.

Юноша какое-то время внимательно смотрел на Чэн Цяня, затем поднял руку и легонько похлопал его по щеке.

— Эй, неужели тебя не хватает даже на один глоток?

Чэн Цянь не ответил.

Но даже несмотря на это, настроение Янь Чжэнмина заметно улучшилось. Юноша и сам не знал, чему радовался. Если бы у него был хвост, он бы подметал им небеса. Он ткнул пальцем в лоб Чэн Цяня и произнес:

— Посмотри, вот чего ты на самом деле стоишь.

Повинуясь движению чужой руки, голова Чэн Цяня слегка склонилась на бок. От его дыхания слабо тянуло подслащенным вином. В любом случае, это было всего лишь вино. Учитывая особенность Чэн Цяня, даже если он находился без сознания, его духовная энергия запросто могла вытеснить алкоголь. Его опьянение не продлится долго.

Воспользовавшись моментом, Янь Чжэнмин осторожно присел на край кровати. Он тихо восхищался чертами лица Чэн Цяня. Будто кто-то кинул маленький камешек в озеро его сердца, и вода, что едва успокоилась, вновь пошла рябью.

Он был похож на бедного ребенка, которому поручили охранять сахар. Ему не терпелось обокрасть самого себя, но не хватало смелости совершить преступление. Он вынужден был жадно наблюдать и одновременно лихорадочно думать. Хотя он и не осмеливался прикоснуться к Чэн Цяню, его сердце чуть не выскочило из груди, а на лице застыла странная улыбка.

В этот момент за окном раздался странный шум.

Янь Чжэнмин был похож на мышь, упавшую в горшок с рисом. Быстро очистив свой разум от вороха непристойных заблуждений, юноша напустил на себя самый, что ни на есть, внушительный вид, и распахнул створки.

Птицы, кружившие вокруг дома, вели себя так, будто были чем-то ужасно напуганы. Небо на юге становилось темнее. Густые облака напоминали морские волны в прилив. Повсюду в воздухе чувствовалось огромное напряжение. Не имея больше сил смотреть на спящего Чэн Цяня, Янь Чжэнмин положил руку юноше на грудь, послав в его тело острый, как лезвие, поток духовной энергии. Через несколько секунд заснувшая Ци, циркулирующая в теле Чэн Цяня, пришла в движение. Крошечная капля алкоголя тут же исчезла из его крови.

Чэн Цянь проснулся, закашлялся, и поперхнулся, задохнувшись от такого напора. Конечно, такой метод пробуждения был не из приятных. Дыхание застряло в груди, в висках стучало, Чэн Цянь нахмурился, с трудом приходя в себя. Если императрица Янь посмеет сказать ему, что все это только потому, что он улегся в кровать не разуваясь, юноша определенно устроит бунт.

Но Янь Чжэнмин уже стоял перед окном, повернувшись к Чэн Цяню спиной:

— В чашке простая вода, выпей и поднимайся. Что-то не так.

Шуанжэнь, ранее брошенный Чэн Цянем на стол, глухо гудел. Юноша потер лоб, и осведомился:

— Что случилось?

Едва он произнес эти слова, как дверь в комнату Янь Чжэнмина вновь распахнулась от пинка. Ли Юнь нес на плече огромную птицу с длинными ногами. Птица была высотой в половину человеческого роста. Юноша тут же бросился вперед.

— Старший брат! А, Сяо… Сяо Цянь?

Не было ничего удивительного в том, что Чэн Цянь был здесь. Удивительным было место, на котором он сидел.

Одной ногой Ли Юнь уже перешагнул порог комнаты и теперь выглядел одновременно и радостным, и смущенным. Он не мог ни войти, ни выйти.

Окруженный неизвестной опасностью, Янь Чжэнмин увидел, что Ли Юнь все еще выглядел виноватым из-за мыслей, блуждавших в его голове. Юноша раздраженно произнес:

— Что ты там встал? Иди сюда!

Посмотрев на большую птицу, Чэн Цянь спросил:

— Это наша маленькая младшая сестра?

— Ее кости начали меняться, — произнес Ли Юнь, опустив птицу на стол. Температура ее тела была такой высокой, что руки юноши покрылись множественными ожогами. Как только птица коснулась столешницы, послышались булькающие звуки. Вино, в стоявшем поблизости кувшине, нагрелось и закипело.

Полуживая Лужа плюхнулась на живот, как хорошо прожаренный цыпленок с золотистой корочкой.

— Старший брат, я умру.

Но сразу после этого «умирающая» наклонила голову и увидела бумажный сверток с пирожными, который Янь Чжэнмин ранее отложил в сторону. Клювом она проделала в пакете дыру и произнесла, попутно жуя:

— Даже если я умру, я хочу быть сытой.

Чэн Цянь спокойно промолчал.

Он обнаружил, что старший брат оказался неожиданно хорош в воспитании детей, особенно, если дело касалось их способностей. Ему удалось сохранить птичий дух их младшей сестры.

В этот момент, небо снаружи сделалось совершенно черным, как чернила. Немногочисленные посетители чайной проснулись и теперь в ужасе выглядывали на улицу, вытянув шеи. Чэн Цянь взглянул поверх людских голов, силясь рассмотреть, что же там на самом деле творилось. Вдали, среди туч, кружился черный дракон. Это был совсем не тот древний зверь из сломанного знамени, что умер более восьми тысяч лет назад. Дракон громко зарычал, и его угрожающая аура, смешавшаяся с темной энергией, накрыла половину неба.

Внезапно тело Лужи издало жуткий хруст. Ее огромные крылья, достигавшие в длину уже больше половины человеческого роста, резко увеличились. Неведомая сила подбросила птицу вверх. Столб пламени высотой в один чи моментально сжег деревянный стол.

Длинные рукава Янь Чжэнмина затрепетали, когда его холодная, как клинок, аура окутала всю комнату, будто прозрачная клетка. Ли Юнь достал из-за пазухи сверток с киноварью и растворил его содержимое в стоявшем на подоконнике кувшине с вином. Вся его фигура почти превратилась в тень, а на полу, подобно плывущим облакам и текущей воде2, появился слой ярко-красных заклинаний.

2 行云流水 (xíngyún liúshuǐ) – плывущие облака и текущая вода (обр. в знач.: подвижной, живой, свободный (о стиле литературы, рисования и пения).

Чэн Цянь хотел было крикнуть ему: «Здесь нельзя оставаться, ты можешь идти». Но, увидев печать, он тут же проглотил ненужные слова. Юноша схватил ледяной клинок, выскочил наружу и запрыгнул на крышу, с твердым намерением защитить остальных.

Под его ногами слышался шум ожесточенной борьбы. Сила Небесного Чудовища неумолимо пыталась прорваться сквозь птичьи кости, но Янь Чжэнмин жестко подавлял ее.

Всякий раз, когда Лужа подрастала и ее скелет увеличивался, Янь Чжэнмин и Ли Юнь вынуждены были рисковать своими жизнями. И хотя уровень совершенствования Янь Чжэнмина быстро повышался, сила Небесного Чудовища тоже становилась все более свирепой. Аура меча срезала перья на спине птицы, и они тут же разлетелись во все стороны. Неумолимое истинное пламя Самадхи3 вышло из-под контроля. Огонь коснулся даже Чэн Цяня, находившегося за пределами ауры клинка.

3 三昧真火 (sān mèi zhēn huǒ) даосизм относится к изначальному духу и изначальной сущности. Совершенствование может породить истинный огонь, который называется истинным огнем Самадхи.

Чэн Цяню показалось, что у него загорелась спина. По сравнению с жаром, окружавшим башню Красной птицы, пламя Лужи оказалось гораздо сильнее.

Внезапно позади Чэн Цяня раздался жалобный крик. Красное облако пробило крышу и взмыло в небо, разрывая густую черноту ночи. Оно больше напоминало нарисованную мишень, видимую за тысячи ли вокруг.

Затаившийся среди туч черный дракон, внезапно повернул голову в том же направлении. Его взгляд встретился со взглядом Чэн Цяня. По спине юноши пробежал холодок, и он инстинктивно крепче сжал меч. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал это чувство.

Вдруг, неподалеку от него раздался тихий голос:

— Потомок феникса... Может быть, она и есть красный журавль4?

4 Журавль (鹤 – he), также называемый 仙鹤 (xiānhè) – журавль бессмертных. В китайской мифологии птица, связанная со светлым началом ян. Считалось, что журавль черпает силу из огня и металла, поэтому в 7 лет с ним происходят «малые изменения», в 16 лет — «большие», в 160-летнем возрасте изменения завершаются, тело становится белым и чистым, а крик достигает небес. Белый журавль в возрасте 1000 лет становится сине-зеленым, а еще через тысячу лет — черно-красным. Считалось, что белые журавли искусны в танцах, а черно-красные тонко чувствуют музыку. Кроме того, в легендах упоминаются еще желтые и изредка красные журавли.

Этот голос показался ему очень знакомым. Чэн Цянь повернул голову и удивленно спросил:

— Тан даою? Что ты здесь делаешь?

Человеком, появившимся рядом с ним, был Тан Чжэнь. В темноте, под черными тучами, он выглядел еще хуже, чем обычно. Словно находившийся при смерти больной чахоткой.

С обеих сторон его осторожно поддерживали двое молодых людей. Одним из них был Нянь Дада, драгоценное дитя Нянь Минмина, любивший поболтать сам с собой. Другим — Люлан, чью душу Чэн Цянь недавно пригвоздил к телу при помощи трех ледяных гвоздей.

Но Тан Чжэнь явился сюда не для того, чтобы вести с Чэн Цянем светские беседы. Он посмотрел на приближающегося дракона и тихо прошептал: