Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Внезапно талисман в руке Ли Юня треснул. Свет блеснул между строк заклятья, а после снова настала тишина. Но вскоре Господин Бэймин неожиданно освободился от оков сандаловой дощечки, и черный туман, окутывающий его, рассеялся, открыв взору долговязого человека, облаченного в черную мантию, трепещущую на ветру подобно крыльям ворона. Его бледные руки свисали вдоль тела, а на пальце смутно виднелось старинное кольцо.

Только его лицо все еще было скрыто завесой, обнажавшей лишь такой же бледный подбородок.

Чэн Цянь вдруг ощутил непреодолимое чувство родства, но прежде, чем он смог получше рассмотреть Господина Бэймина, тело того вспыхнуло ярким светом, тут же вновь превратившись в облако черного дыма, со свистом взметнувшееся к платформе. Облако скрылось из виду, оставив за стобой нежное: «Возвращайся как можно скорее».

Внутри у Чэн Цяня вдруг всколыхнулось странное чувство — он не вернется.

— Я знаю! — воскликнул Ли Юнь, мастер по части всех странных трюков. — Я знаю! Золотое сияние на его теле — это невидимые заклинания!

Янь Чжэнмин выглядел очарованным этой сценой. Он прошептал:

— Струящаяся вода, клубящийся дым и пролетающее мимо облако могут создавать невидимые заклинания. Но… могут ли они быть вырезаны на человеческом теле?

— Это точно не человек, — решительно сказал Ли Юнь. — Это душа. Я читал в одном рассказе, что некогда существовало всемогущее темное существо — великий мастер талисманов. Говорили, он мог вырезать невидимые заклинания на трех облачных и семи телесных душах человека [1]. Он оставил их на многих человеческих душах, чтобы они никогда не смогли избавиться от его контроля, даже после смерти. Держу пари, Господин Бэймин имеет столько возможностей…

[1] 魂 — хунь (буквально: «облачная душа») и 魄 — по (буквально: «белая душа») — два типа душ в китайской философии и традиционной религии. В рамках этой древней традиции дуализма душ у каждого живого человека есть как хунь — духовная, эфирная, янская душа, которая покидает тело после смерти, так и по — телесная, реальная, иньская душа, которая остается с трупом умершего.

— Ли Юнь! — Янь Чжэнмин, наконец, отмер и немедленно закричал, как только заметил, что Хань Юань и Чэн Цянь слушают о Темном Пути, затаив дыхание. — Заткнись! Пойдемте дальше.

Небесная платформа тоже была окутана черным туманом, отделяющим бойню от всего остального. Стоя на вершине холма, юноши совершенно не обращали внимания на запах крови и боевые кличи, доносившиеся снизу.

Внезапно появившийся из ниоткуда сгусток пламени осветил край окутанной туманом Небесной платформы, после чего с невероятной скоростью разлетелся в разные стороны.

Янь Чжэнмин почувствовал, как тревога кольнула его в сердце, и закричал:

— Закройте глаза!

Братья подсознательно последовали его приказу, но яркий свет, казалось, прожигал их веки насквозь, будто бы весь мир оказался втянут в море огня.

Свечение не угасало целую вечность. Только туман, окружающий Небесную платформу, казался неразрушимым и ничуть не рассеялся.

Чэн Цянь первым неуверенно приоткрыл глаза. Все еще ослепленный, он смог что-то разглядеть лишь после того, как пару раз моргнул.

Он увидел яйцо… медленно катящееся к ним.

Глава 17. Одна рука

С тех пор, как Хань Юань последний раз ел или пил, прошли уже целые день и ночь. Можно себе представить, как он проголодался. Увидев, что яйцо достигало почти двух чи в высоту, он сглотнул и нетерпеливо спросил:

— Ч-что это?

— Не знаю, — Янь Чжэнмин сделал полшага назад, бросив предупреждающий взгляд на Хань Юаня. — Не трогай его! Вещи в Долине Демонов нельзя трогать опрометчиво. Вытри слюни. Давай, пошли. Учитель, должно быть, беспокоится.

Темнело, а опасности в Долине Демонов таились повсюду. Без Господина Бэймина, сопровождающего их на обратном пути, дорога грозила стать более рискованной.

Никто не осмелился задержаться, и юноши отправились в путь. Даже самый шумный Хань Юань притих.

Люди целого мира больше всего ценили братскую преданность. Хань Юань навсегда запомнил свой долг перед старшими братьями.

Даже видя, что они уходят, яйцо не сдавалось. Оно обходило все препятствия на пути и настойчиво гналось за ними.

Ли Юнь с подозрением оглянулся и удивленно вскрикнул:

— Чье это яйцо? Почему оно преследует нас?!

Чэн Цянь, тащивший «зуб» медвежьего духа, холодно сказал:

— Может быть, оно хочет быть сваренным.

Яйцо, казалось, понимало человеческий язык или, возможно, просто почувствовало злобу, изходящую от слов Чэн Цяня, задрожав и на мгновение замерев. Наконец, оно медленно повернулось, с осторожностью избегая Чэн Цяня, перекатилось к ногам Янь Чжэнмина и остановилось.

Янь Чжэнмин слегка притормозил, а затем бессердечно обошел его. Но сделав всего несколько шагов, он не смог не оглянуться. Каким-то образом он уловил жалостливую, полную разочарования ауру, исходящую от голой яичной скорлупы.

Поэтому молодой господин Янь остановился еще раз. Поколебавшись несколько секунд, он указал на Хань Юаня и произнес:

— Ты… Хм… Подними его.

— А? Разве ты не говорил мне не трогать его? — Хань Юань удивленно поднял брови.

Ли Юнь тоже ничего не понял, спросив:

— Первый старший брат, почему?

Как ответить на этот вопрос?

Янь Чжэнмин нахмурился. Он ведь не мог сказать им, что ему попросту стало жалко это яйцо, правда?

Но вдруг его осенило, и он наскоро придумал оправдание.

— Разве Цзыпэн чжэньжэнь не просила нас вернуть ей какую-то штуку с Небесной платформы? Говорят, что последователи Темного Пути не могут войти в это место, потому я думаю, она и сама не знает, что именно там лежит. Мы можем воспользоваться этим, чтобы обмануть ее.

Преодолев такой долгий путь, Ли Юнь и Чэн Цянь были физически и морально истощены, так что они совершенно забыли о сделке с Цзыпэн чжэньжэнь. После того, как Янь Чжэнмин соизволил напомнить им об этом, они оба согласились с его предложением.

Но в то же время они почувствовали, что на этот раз их легкомысленный первый старший брат был ненормально дотошен.

Как ни странно, обратный путь оказался куда безопаснее, чем когда они только вошли. Даже без сопровождения Господина Бэймина. Все это время они оставались настороже, но встретили лишь горстку низкоуровневых монстров, быстро пронесшихся мимо. После множества ложных опасностей, братья, наконец, вернулись в обиталище Цзыпэн чжэньжэнь.

Гигантская птица все еще лежала ничком, но облако, висевшее над ее головой, исчезло. Юноши не знали, спит она или уже мертва.

Янь Чжэнмин повернулся, приказав младшим братьям замолчать, и осторожно вышел вперед, намереваясь разведать обстановку. Он эгоистично надеялся, что Цзыпэн чжэньжэнь действительно умерла и не доставит им неприятностей… Но, с другой стороны, он знал, что это почти невозможно.

Внезапно он услышал треск позади себя. Звук заставил всех вздрогнуть. Их взгляды блуждали вокруг, пока, наконец, не упали на Хань Юаня… с яйцом в руках. Юноши увидели трещины, расчертившие яичную скорлупу сверху донизу.

Наконец, от центра трещины откололся кусочек. Хань Юань вытаращил глаза, из пролома торчал вовсе не клюв, это была рука.

Рука ребенка.

Хань Юань поспешно положил яйцо на землю, и все четверо разинули рты при виде малыша, выползающего из осколков скорлупы.

Малыш напоминал пухлую фрикадельку и на первый взгляд ничем не отличался от обычного человеческого младенца, за исключением того, что уже имел вид годовалого ребенка с двумя незаметными родинками на спине.

Хань Юань протянул грязную руку и ткнул пальцем в рожденное яйцом дитя. Затем он перевел взгляд на ту часть тела, на которую не должен был смотреть, и принял несвоевременное решение.

— Это… это девочка.

От толчка Хань Юаня малышка упала лицом вниз. Она попыталась пошевелить конечностями, но обнаружила, что уже не так подвижна, как в яйце. Вероято, немало от этого расстроившись, она издала громкий крик.

И все вокруг задрожало.

Хань Юань, стоявший к ней ближе всех, плюхнулся на землю и завопил:

— Что это, черт возьми, такое?

— Небесное Чудовище, — ответил ему слабый голос.

Цзыпэн чжэньжэнь проснулась, пока никто не обращал на нее внимание. Она висела над головой гигантской птицы, расплывчатая, как туман; в призрачном состоянии ее очертания были едва различимы.

Казалось, у нее не было сил думать о других, и она со смешанными чувствами созерцала маленькую девочку на земле. Наконец, она вздохнула и мягко сказала:

— Это результат союза между Королевой монстров и смертным, который следовало бы казнить сразу после его рождения. Обливаясь человеческой кровью, Королева прорубила себе путь на Небесную платформу, несмотря на боль от удара молнии. Она умерла, оставив там ребенка. Поскольку он рожден получеловеком, ограничение Небесной платформы не распространялось на него. Сто лет это яйцо не двигалось, и все думали, что оно мертворожденное. Никому и в голову не могло прийти, что однажды на нее обрушится чудовищное бедствие…

Хань Юань был сбит с толку ее рассказом, но точно уловил суть и воскликнул:

— Что? Короля монстров обманули?

— Ты… заткнись! — тихо прошипел Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь же слушал и понимал, что за «вещь» они случайно прихватили с собой.

Это объясняло, почему Король монстров не мог избавиться от этого ребенка, даже когда спустился и потерял свои силы. Потому что те, кто шел по Темному Пути, не могли подняться на Небесную платформу.

Но… кто тогда забрал ее оттуда?

Господин Бэймин?

— Приведи ее сюда, дай мне взглянуть, — приказала Цзыпэн.

Янь Чжэнмин немедленно встревожился.

— Что ты хочешь с ней сделать?

Но стоило ему это сказать, как он, казалось, понял, что его тон прозвучал слишком грубо и поспешил добавить:

— Цзыпэн, эта маленькая девочка только что родилась.

Когда ребенок заплакал, Янь Чжэнмин с отвращением поспешил отойти прочь. Но одно дело — не любить ее, и совсем другое — отдать ее Цзыпэн. Как она сказала, этот ребенок был живой зеленой шляпой на голове Короля монстров [1]. Цзыпэн чжэньжэнь была его слугой, так что, кто знает, что она могла сделать?

[1] 戴绿帽子 (dài lǜmàozi) "надеть зеленую шапку" означает "наставить рога". Относится к мужчине, которому изменяет жена.

Какой бы ни была внутренняя сущность этой малышки — она родилась всего несколько мгновений назад и еще не сделала ничего хорошего или плохого.

Так как же другие могут свободно принимать решения о ее жизни и смерти, когда еще не о чем судить?

Цзыпэн чжэньжэнь не ожидала, что ее ослушаются. Ее образ становился все более и более отчетливым. Она повернулась и яростно заявила Янь Чжэнмину:

— Как ты смеешь!..

Но ее прервала девочка, испуганная вспышкой гнева. Ребенок на секунду задохнулся, а после, сделав новый глубокий вдох, закричал во всю силу своих легких:

— А-а-а!

Ее рыдания были необычайно мощными. Землетрясение, более сильное, чем предыдущее, снова обрушилось на пещеру. Сверху посыпались камни, создавая ощущение, что жилище Цзыпэн чжэньжэнь вот-вот рухнет!

— Бежим! — рявкнул Янь Чжэнмин.

— А что делать с ней? — Хань Юань в замешательстве посмотрел на плачущую девочку.

Ли Юнь отпрыгнул, чтобы увернуться от падающего камня, который едва не задел его ногу, и бросил в панике:

— Неси, неси ее! У нее даже зубов нет, тебя не укусят!

Хань Юань схватил девочку, держа ее крайне странным образом. Вероятно, из-за того, что лежать в его руках было не так удобно, как на земле, плач ребенка стал еще громче.

В хаосе летящего песка и падающих валунов Хань Юань споткнулся о подол своего верхнего ханьфу. Оно принадлежало Ли Юню, который был старше и выше его, поэтому нижний край одежд волочился по земле.

К счастью, Чэн Цянь обладал острым зрением и быстрыми руками. Он схватил ребенка за ногу, прежде чем Хань Юань раздавил бы его, и поднял вверх ногами, будто редиску.

Небесное Чудовище действительно было прирожденным проклятием. Бедняжка чуть не погибла, едва родившись.

— Никто не уйдет! — прогремел яростный голос Цзыпэн чжэньжэнь.

Пока она говорила, ее образ рассеялся, и гигантская птица, казавшаяся парализованной, встала. Она подняла ногу, чтобы растоптать их.

Чэн Цянь хотел было защититься с помощью своего «зуба», но тот оказался настолько тяжелым, что юноша никак не мог использовать такое громоздкое оружие одной рукой, неся в другой маленькую девочку.

Чэн Цянь начал жалеть, что оставил свой деревянный меч. У него даже не было времени, чтобы приспособиться к неловкому хвату, которым он поймал ребенка за ногу, прежде чем ему пришлось отступить.

Гигантская птичья лапа оказалась такой огромной, что полностью заполнила поле зрения Чэн Цяня. Он никак не мог увернуться, а у Ли Юня уже закончилась волшебная вода.

Чэн Цянь даже почувствовал, как коготь опустился ему на макушку. Он вжал голову в плечи и решил, что его жизнь уже закончилась.

Тем не менее, ожидаемая агония не наступила. Чэн Цянь поднял взгляд и увидел, что огромный коготь Цзыпэн чжэньжэнь удерживает деревянный меч.

Меч был меньше двух цуней в ширину — именно таким, какой они обычно использовали для практики. Рука, державшая его, выглядела очень костлявой, а вокруг запястья вздувались вены.

— Учитель!

Чэн Цянь никогда не чувствовал в тощем теле Мучунь чжэньжэня столько силы.

Мучунь посмотрел на него и улыбнулся. Его глаза блуждали по растрепанным, но все еще живым и брыкающимся ученикам, когда он пробормотал своим знакомым голосом:

— Идите вперед. Я скоро вернусь.

С этими словами он развернул руку и ловко оттолкнул коготь Цзыпэн чжэньжэнь в другую сторону, заставив его с грохотом удариться о стену. Удар сотряс пещеру еще сильнее.

Чэн Цянь колебался. Он не хотел идти, но Ли Юнь толкнул его и сказал:

— Ты не веришь, что мастер победит эту старую курицу? Давай, пошли.

На этот раз даже первый старший брат не стал ему возражать. Четыре с половиной человека выбежали из жилища Цзыпэн чжэньжэнь, направляясь обратно по каменным ступеням, они стремились уйти тем же путем, которым пришли. Когда они выбрались из пруда, уже наступила ночь и луна поднялась на небо.

Чэн Цянь ослабил руку, которой прикрывал рот и нос ребенка, пока они был в воде. Он отвел ее в сторону и вздохнул с облегчением, положив конец обоюдной пытке для него и пищащего Небесного Чудовища.

Никто из четверых братьев и словом не обмолвился о возвращении. В этот момент даже Хань Юань забыл о своей грязной одежде, а голодный ребенок — о своем голоде. Они сидели кучкой у пруда, ожидая возвращения учителя.

Глава 18. Позаботьтесь о маленькой Луже.

С наступлением вечера настроение на берегу становилось все более мрачным. Чэн Цянь плотнее запахнул одежду. Он взглянул на дрожащего от холода Хань Юаня, на котором было одно лишь верхнее ханьфу, и почувствовал, что тот это заслужил.

Но стоило мысли прийти в голову Чэн Цяню, как Янь Чжэнмин уже вслух разделил его чувства.

Янь Чжэнмин скрестил руки на груди, глядя на Хань Юаня с суровым выражением лица. Он отбросил свой роскошный меч и собирался выкинуть его в пруд, как только их учитель вернется в целости и сохранности — этот меч не только проткнул жабу, но и убивал мышей.

Янь Чжэнмин холодно сказал:

— Не прошло и месяца с твоего посвящения, как ты осмелился нарушить правила и пойти в долину. Кажется, в будущем ты собираешься превратить гору Фуяо в пыль? С таким же успехом эти мыши могли бы поджарить и съесть тебя!

Услышав упрек, избитый до синяков Хань Юань, слегка изменился в лице, нахмурившись. Однако, хорошенько поразмыслив, он тут же перестал злиться, вспомнив, на какой риск пошли его старшие братья, чтобы спасти его. Он вяло опустил голову, готовясь к предстоящему обвинению.

Когда первый старший брат уже собирался отчитать Хань Юаня с головы до ног, неожиданно вмешался Ли Юнь. Он тихо сказал:

— Первый старший брат, это моя вина. Это я заставил младшего брата вторгнуться на другую сторону горы. Я не знал, что она связана с Долиной Демонов.

Его слова ошеломили всех.

Пусть Хань Юань и выглядел глупцом, который всегда врал, выкручивался и торговался, на самом деле, он вовсе не был безрассудным. Он возненавидел Ли Юня после того, как его поймали и почти съели мышиные духи, но эта ненависть исчезла, как только он увидел, что Ли Юнь, будучи безоружным, пришел ему на помощь.

Теперь, когда Ли Юнь откровенно признал свою ошибку, последняя капля обиды в сердце Хань Юаня исчезла, подобно дуновению ветра.

Маленький нищий застенчиво склонил голову.

— Вовсе нет. Никто не заставлял меня идти туда. Кроме того, меня спасли старшие братья.

— Нет… вообще-то, нет, — Ли Юнь, казалось, был взбудоражен. Слова, некогда тяжелые для него, теперь лились, как вода, прорвавшая плотину. — Я был ужасно напуган, когда увидел, что находится в долине, и если бы не первый старший брат и не третий младший брат, я бы уже давно попытался отступить…

Услышав это, Чэн Цянь, вдруг, почему-то нашел Ли Юня симпатичным. Хотя все они были уставшие и измученные, никогда прежде они не чувствовали себя так спокойно и не разделяли такую гармоничную атмосферу. Чэн Цянь улыбнулся.

— А кто бы этого не сделал? Я тоже испугался.

— Я вообще не заметил, чтобы ты волновался, — хмыкнул Янь Чжэнмин. — Особенно когда ты взобрался на тело медведя и дотронулся до него восемнадцать раз [1].

[1] «Восемнадцать штрихов»: традиционная китайская народная песня. Она кокетлива, похабна и эротична по своей природе, считается вульгарной и безвкусной, и была запрещена много раз.

Чэн Цянь был озадачен; он не совсем расслышал последнюю фразу, потому объяснил путано:

— Я не касался его так много раз [2]. Я просто хотел взять его «зуб» для самозащиты. Второй старший брат был храбрее: у него даже не было оружия при себе.

[2] В китайском языке число не обязательно означает число, которое оно представляет, оно также может означать «много». Это всегда случается, когда числа кратны 3, как 3, 6, 9; но это также может привести к непониманию. Поэтому, когда Янь Чжэнмин сказал «восемнадцать», чтобы обозначить, что Чэн Цянь искал вокруг тела медведя, Чэн Цянь просто понял это буквально. Вот как произошел этот разговор.

Услышав, что младший брат ответил не на тот вопрос, Янь Чжэнмин внезапно понял, что, по-видимому, сказал нечто неподобающее. Он отказался от своего пошлого развлечения, но на щеках его тут же появился легкий румянец.

Ли Юнь на мгновение замер, затем быстро опустил голову, так, словно пытался что-то скрыть. Очевидно, он не был настолько же благородно утонченным.

Хань Юань был гораздо более искренним по сравнению со своими «ханжескими» [3] старшими братьями. Он чуть не лопнул со смеху, заставив маленькое Небесное Чудовище забормотать во сне.

[3] Ха́нжество — показная (демонстративная) форма благочестия и набожности при тайной или явной неверности исповедуемым идеям. Разновидность морального формализма и лицемерия. Как пишет Ноам Хомский, ханжа (лицемер) — это тот, кто прикладывает к другим стандарты, которые отказывается применять к себе.

Только «невинный» маленький Чэн Цянь сидел с озадаченным видом.

Янь Чжэнмин был пристыжен и разгневан. Он поднял камень, чтобы бросить в Хань Юаня, но тот прикрыл голову и увернулся, после чего отвлек Янь Чжэнмина, указав на Небесное Чудовище.

— Я хочу сказать кое-что серьезное! Старший брат, пощади! Вот эта девочка-монстр, мы собираемся ее удочерить?

— Это зависит от учителя. В любом случае, монстры в Долине Демонов не примут ее, — сказал Ли Юнь.

Его слова заставили всех замолчать.

Она никому не нужна.

Эта фраза тронула сердце Чэн Цяня. Он взглянул на Небесное Чудовище, вновь крепко заснувшее после невнятного бормотания, и невольно почувствовал сострадание из-за связывающей их беды.

Янь Чжэнмин сказал:

— Скорее всего, она останется с нами. Мастер любит тащить все с собой. Тем не менее, я думаю, нам лучше придумать для нее имя прежде, чем мастер вернется. Иначе…

Он многозначительно покосился на Хань Юаня, чьи веки дрогнули при мысли о его несчастливом имени.

Янь Чжэнмин усмехнулся:

— Если учитель назовет ее Хань Шоучши [4], боюсь, она захочет умереть, когда вырастет.

[4] Шоучжи — сосать пальцы (手指 pinyin shǒuzhǐ)

Они начали обсуждать все самые элегантные и распространенные девичьи имена.

В конце концов, Янь Чжэнмин принял окончательное решение.

— Поскольку мы вытащили ее из пруда, я думаю, что «Тань» [5] звучит неплохо. И в сочетании с фамилией мастера, полное имя будет Хань Тань.

[5] Тань — пруд, водоем.

Хань Юань добавил:

— Неплохо, и у нас есть домашнее имя для нее, «Лужа».

Янь Чжэнмин:

— …

На этот раз он даже не стал бить Хань Юаня, поскольку это только умалит его собственное изящество.

Прошло немало времени, из-за сонливости и усталости Чэн Цянь невольно задремал на вершине скалы, слушая непринужденную болтовню своих братьев. Когда начала собираться роса и должен был наступить рассвет, его разбудили.

Чэн Цянь вздрогнул. Протирая глаза, он увидел Мучунь чжэньжэня, мрачно смотревшего на них с меланхолиным выражением лица. От благородства, которое он продемонстрировал во время боя с Цзыпэн, сейчас не осталось и следа.

Мучунь смутился. Как его ученики вошли в долину вчетвером, а через день вышли впятером?

Пробежав глазами по своему первому ученику, зевающему второму ученику, тупо смотрящему на него третьему ученику и, наконец, четвертому ученику, глядящему вниз, чтобы избежать зрительного контакта, он вздохнул:

— Знаете, почему я похож на отца Цзыпэн чжэньжэнь, когда на самом деле я на триста лет моложе нее?

Прежде чем они ответили, Мучунь продолжил, глядя прямо на Хань Юаня:

— Потому что у нее не было учеников.

Челюсть Хань Юаня почти упала на землю.

— Учитель, что ты сказал этой старой курице? — Янь Чжэнмин прервал его, будто и вовсе не почувствовал намека на критику в словах учителя. — Она тебя поцарапала?

Мучунь чжэньжэнь закатил глаза к небу.

— Я, естественно, вразумил ее. Чжэнмин, заклинатели должны быть осторожны, должны обращать внимание на свои слова и дела и пытаться завоевать людей через добродетель. Почему ты всегда оскорбляешь старших?

— Она чуть не поцарапала меня! Когда-нибудь я вырву все ее перья и сделаю из них метелку, чтобы очистить Традиционный зал! — рассерженно заявил юноша.

Мужчина промолчал, давая ученику высказаться.

Закончив говорить, Янь Чжэнмин почувствовал себя намного комфортнее, и только тогда подумал о деле.

— Кстати, учитель, — небрежно сказал он Мучуню, — мы подобрали для тебя еще одного ученика!

Мучунь чжэньжэнь посмотрел на круглолицее Небесное Чудовище, затем на бескрайнее небо и беспомощно вздохнул:

— Мои маленькие ученики, позвольте вашему мастеру прожить еще хотя бы несколько лет!

Учитель беспомощно принял нового ученика, и Хань Тань стала их младшей сестрой.

В бесчисленных народных сказках «младшая сестра» клана была кем-то, кто будоражил воображение людей. Они были несравненными красавицами с белоснежной кожей или маленькими куклами, чья улыбка была подобна цветам… Но, по-видимому, никто не хотел бы слышать рассказы об этих феях на стадии пеленок.

Вначале Мучунь чжэньжэнь планировал, что служанки Янь Чжэнмина будут по очереди присматривать за ней. Но все вышло не так, как он надеялся. Небесное Чудовище кричало так сильно, что разрушило три комнаты менее чем за полтора дня.

Ее крик смог разрушить жилище Цзыпэн чжэньжэнь, что уж говорить о домах, построенных из кирпича и черепицы.

Мучунь чжэньжэню ничего не оставалось, кроме как перенести маленькую Лужицу в пещеру на склоне горы, которая, как говорили, была убежищем предков и могла выдержать гром с самых высоких небес.

Но таким решение были недовольны уже красавицы-служанки Янь Чжэнмина.

Самая большая работа, которую они когда-либо делали в Стране нежности, — обычное расчесывание, сжигание благовоний и подрезание цветов. Как они могли выдержать мучения от такого маленького бесенка? Кроме того, старый господин, должно быть, был отшельником, так как в пещере не нашлось ничего, кроме камней. Кровать была большим твердым камнем, а стул маленьким твердым камнем… действительно ли это место было пригодно для людей?

Заплаканные служанки побежали к главе клана и объявили, что скорее умрут, чем пойдут туда.

В приступе ярости Мучунь чжэньжэнь приказал своим ученикам по очереди присматривать за могущественной младшей сестрой. В конце концов, кто был теми, кто вызвал эту ошибку и пробудил ее?

Ученики приняли наказание, по очереди принося несчастья… нет, заботясь о маленькой Лужице.

Хань Юань, который, само собой разумеется, был безрассудным нищим, завернул ее в пеленки и превратил одаренную младшую сестру в пыльную почти-нищенку всего за один день.

Когда учитель пришел к ней вечером, он был потрясен увиденной сценой — голодный ребенок, собравшийся проглотить большого жирного червя, и ее прожорливый четвертый старший брат, съевший большую часть ее каши.

Даже Чэн Цянь, выглядящий более надежным, оказался полной противоположностью. Когда подошла его очередь, он просто взял домашнюю работу с собой в пещеру, а когда закончил, нашел еще несколько заметок, оставленных предшественником. Хотя он и не мог понять большинство из них, он, тем не менее, изучал их всю ночь. Если Чэн Цянь был поглощен чем-то, даже гром не мог отвлечь его. Итак, он совершенно забыл о существовании своей младшей сестренки. К тому времени, как он осознал это, малышка уже заснула с пятнами от слез и засохшей каши на лице.

Худшим был Янь Чжэнмин. Он пришел в пещеру с дюжиной младших адептов, будто собирался отомстить, и приказывал им, сам не сделав и полшага в пещеру. Каждый раз, когда несчастный ребенок заканчивал испражняться или мочиться, ее первый старший брат бросал на нее взгляд, полный отвращения, и держался на расстоянии, по крайней мере, в восемь чжан, приказывая младшим адептам продолжать мыть ее по нескольку раз и надушить так сильно, что пролетавшая мимо пчела падала в обморок от чрезмерного запаха.

Самым возмутительным был Ли Юнь. Ли Юнь считал свою младшую сестру жалкой, потому что с ее короткими ножками она пока что не могла устойчиво ходить. Поэтому он капнул несколько капель Жабьей Жидкости на ее тело, завязал веревку вокруг ее шеи, и в таком виде взял свою младшую сестру на прогулку вокруг горы…

После всего этого Мучунь чжэньжэнь больше не осмеливался передавать Лужу кому-либо из своих учеников. В конце концов, она тоже была живой.

Так он добился, чтобы кто-нибудь сплел ему корзину для переноски Небесного Чудовища на спине, и принялся мучить ее каждый день своими странными писаниями.

Глава 19. Клан уже не станет лучше.

Обычно те, кто рос вместе, естественным образом становились ближе друг к другу, и в итоге между ними завязывалась крепкая дружба. Однако, это не относилось к детям на горе Фуяо. Один был слишком избалован, второй всегда хулиганил, еще один держался слишком отстраненно, а последний одевался необычайно неряшливо. Но после путешествия в Долину Демонов отчуждение между четырьмя братьями постепенно исчезло, и они начали показывать себя настоящих.

Мучунь чжэньжэнь первое время был очень благодарен им за это. Но вскоре он понял, что им стоило бы оставаться прежними.

Озорной ребенок — все еще просто ребенок, двое таких вместе напоминают тысячу уток, трое — способны перевернуть море, а уж четверо…

Мир покинул гору Фуяо.

В один день еще больше зарвавшемуся молодому господину Янь пришла в голову мысль поставить курильницы для благовоний на стол каждого младшего брата. Так Традиционный зал сутками испускал дым, будто большая кастрюля, а виновник спокойно спал в бескрайней белизне, как радостная клецка, плывущая по супу.

Ли Юнь не мог вынести вида его уютного времяпрепровождения. С очередным приливом вдохновения он достал формулу «Благовоний сладкого сна».

«Благовония сладкого сна», вне всяких сомнений, были отнюдь не так добродушны, как казалось по их названию. Говорили, что они способны создавать в сознании людей эротические фантазии, от которых те буквально сгорали.

Зная это, Хань Юань вызвался все подготовить.

Как всем было известно, Хань Юань всегда делал все шиворот-навыворот. Что вообще можно было ожидать от человека, который даже читать не умел?

Но хуже всего было то, что маленький нищий также питал страсть ко всему новому. Он смело добавил в формулу свои собственные идеи — примешал две дополнительные специи, случайно прибавившие «Благовониям сладкого сна» наркотический эффект. Хань Юань с надеждой сунул их в курильницу, пока его первый старший брат спал.

В тот день все существа вблизи Традиционного зала сошли с ума.

Две бабочки порхали над головой учителя, хлопая крыльями, отчего казалось, что учитель носит ярчайшую шпильку.

Новый любимый питомец Ли Юня — пузатый зеленый кузнечик — пьяно выполз из клетки. В каком-то странно-замедленном темпе он плюхнулся в чернильницу Чэн Цяня. Рука Чэн Цяня, державшая занесенную над чернилами кисть для письма, замерла в воздухе. Темные пятна на его рукаве напоминали веточку темных сливовых цветов.

Учитель никогда еще не был настолько привлекателен для бабочек, что даже не мог продолжать читать священные писания. Он толкнул Лужу, забравшуюся ему на голову, чтобы поохотиться, обратно в корзину на спине. Смущенный и раздраженный, он протяжным голосом упрекнул Хань Юаня, будто лаодань, поющая в опере, и приказал ему убрать благовония.

Хань Юань нахально усмехнулся. Он достал из-под стола курильницу и уже собирался выплеснуть на нее чашку чая. Только Ли Юнь хихикнул новому взгляду своего учителя, как Чэн Цянь двумя кистями для каллиграфии подобрал кузнечика и бросил его в внутрь, ухмыльнувшись:

— Младший брат, позволь мне сделать тебе одолжение.

Ли Юнь воскликнул:

— О нет!

Но было слишком поздно. Зеленый кузнечик и чай Хань Юаня попали в курильницу для благовоний. Курильницы, принесенные сюда молодым господином Янь, украшали водонепроницаемые талисманы. При желании потушить их, воду следовало заливать через специальные отверстия и каналы. Талисманы сработали при малейшей провокации. Пламя взметнулось вверх, но кузнечик Ли Юня, на удивление, не сгорел. Он выскользнул из огня в полыхающем плаще и устремился в усы учителя, оставляя за собой в воздухе блестящую полосу искр.

Специи, добавленные в благовония, проявили себя — кузнечик сжег усы учителя, превратив их в прядь ароматных обугленных волос.

Хань Юань и Ли Юнь понесли наказание в тот же день, переписывая священные тексты двадцать раз; Янь Чжэнмин также не избежал их участи. Его заставили переписывать тексты десять раз, так как он был инициатором и с его стороны было слишком неразумно открыто наслаждаться сном на утреннем занятии. Хотя Чэн Цянь тоже сыграл свою роль, его единственного пощадили, учитывая, что он не собирался этого делать и своевременно признал свою вину.

Тем же вечером Янь Чжэнмин беззастенчиво остановил Чэн Цяня на пути обратно в Цинань.

— Маленькая медная монетка, у меня сегодня есть свободная минутка, хочешь, дам тебе несколько советов по фехтованию?

За все время общения с ним Чэн Цянь уже успел многое разузнать — когда дело доходило до еды или игр, молодой мастер Янь всегда шел первым. Но как только его просили сесть за учебу, он сразу же становился «малокровной красавицей», ворча, что у него болит все от ногтей до волос.

Только что, когда Янь Чжэнмин практиковал фехтование, он утверждал, что у него тепловой удар.

И это он-то предложил чему-то научить? Да быстрее свиньи научатся летать.

Неудивительно, что в следующий момент первый старший брат, не смущаясь, высказал свое истинное намерение:

— Увы, я вдруг вспомнил, что учитель попросил меня переписать священные писания. Хм… кажется, у меня сейчас нет свободного времени, но если бы ты мог помочь мне с этим…

Как говорится, сова не прилетает в дом без причины [1].

[1] В Китае считают, что если сова залетает в дом, то обязательно приносит или плохие, или хорошие предзнаменования.

Чэн Цянь отказался от предложения без всяких сомнений:

— Старший брат, ты можешь просто переписать священные писания. Я не посмею утруждать тебя настолько тяжелой работой как обучение фехтованию. Боюсь, ты можешь надорвать спину.

Янь Чжэнмин пораженно замолчал.

И почему люди не могут всегда оставаться такими же, какими они привыкли быть? Лицемерно-учтивый третий младший брат уже никогда не вернется.

— Подожди! — Янь Чжэнмин не желал сдаваться. Он повернул голову и осмотрелся. Не заметив никого поблизости, он приобнял Чэн Цяня за шею и потянул на себя, тихо говоря: — Напиши для меня пару копий, а я расскажу тебе секрет.

Чэн Цянь вздохнул и со всей серьезностью ответил:

— Первый старший брат, если твой секрет — это «как завязать пояс так, чтобы он развевался на ветру», то не стоит говорить его мне.

Не говоря ни слова, Янь Чжэнмин просто воспользовался преимуществом своего роста и похитил Чэн Цяня, подхватив под руки. Он двигался так быстро, словно под его ногами дул ветер, и совершенно не походил на того, кто получил тепловой удар.

Чэн Цянь редко гулял вокруг горы. Вся его жизнь ограничивалась небольшой прогулкой от павильона Цинань до Традиционного зала.

Конечно, все это было не из-за отсутствия в нем любопытства, а из-за сильного самоконтроля. Чэн Цянь думал, что будет неприемлемо носиться вокруг, пока он не выучит что-нибудь как следует. Поэтому, несмотря на то что Чэн Цянь знал о множестве пещер, оставленных предшественниками, он никогда не посещал ни одну из них.

Янь Чжэнмин притащил его на вершину холма. Под свист ветра он отвел Чэн Цяня к камню, похожему на обезьяну.

— Вот, пожалуйста!

Чэн Цянь удивился, коротко глянув на камень.

— Это… Эта статуя воздвигнута в честь младшего брата?

— Малыш, можешь продолжать язвить сколько хочешь, но скоро ты начнешь молиться на меня, — торжественно заявил Янь Чжэнмин.

Закончив фразу, он достал платок и вытер с камня пыль, явив взгляду трещину, очерчивающую форму ворот.

Янь Чжэнмин положил ладонь на «ворота», опустил голову и на мгновение закрыл глаза. Раздался глухой скрип, после чего ворота на животе каменной обезьяны открылись. Внутри находилась темная узкая пещера со ступенями, уходящими вниз.

— Ворота может открыть только тот, кто способен накапливать энергию Ци внутри собственного тела. Если ты не решишь умолять учителя, никто, кроме меня, не сможет впустить тебя внутрь.

С этими словами Янь Чжэнмин наклонился и вошел в проем.

Чэн Цянь медленно и неохотно последовал за ним. Он не был особенно заинтересован, потому спросил без энтузазма:

— Что это за место?

— У него нет названия, но учитель говорит, что это библиотека, — ответил Янь Чжэнмин, прокладывая путь.

Чэн Цянь был озадачен.

С обеих сторон своды пещеры украшали вырезанные знаки. Выглядело все так, будто они могли чувствовать вошедших людей. С каждым их шагом, стены, изначально темные, начинали испускать тусклый свет, не ослепительный, но достаточно яркий для того, чтобы разглядеть путь.

— Здесь находится обширная коллекция древних книг и документов, передающихся по наследству вот уже тысячи лет. Не считая священных писаний из разных школ, которые учитель обожает больше всего, здесь есть описание множества методов самосовершенствования и техник владения мечом, — если бы у Янь Чжэнмина был хвост, он бы сейчас стоял торчком. — Маленькая медная монетка, если ты поможешь мне с поручениями учителя по переписыванию священных текстов и правил клана… Я могу открывать ворота для тебя каждые десять дней, что насчет этого?

Пока Янь Чжэнмин говорил, они закончили идти. Запах старой бумаги заполнил ноздри. Чэн Цянь сомневался, потому спросил:

— Если все так, то почему я никогда не видел, чтобы старший брат спускался сюда?

— Не откусывай больше, чем можешь прожевать. Сейчас я сосредоточен на освоении техники владения деревянным мечом Фуяо. Я легко отвлекаюсь, если изучаю одновременно больше нужного, — строго ответил Янь Чжэнмин.

На освоение одного стиля у Янь Чжэнмина ушло семь или восемь лет, и ему действительно хватило наглости сказать это…

Узкий темный проход внезапно вывел их на открытое пространство. Огромная пещера предстала перед глазами во всей красе. Стеллажи с книгами величаво тянулись от земли до самого верха. Груда табличек, бамбуковых дощечек, шкур и бумаги были аккуратно распределены по категориям, включая в себя методы самосовершенствования, техники владения мечом, самые разные обманные трюки, а также путевые заметки об известных горах и великих реках.

В глубине пещеры находился проход, ведущий еще ниже.

— Всего в библиотеке девять этажей со множеством коллекций. Формулу, которую использовал Ли Юнь, я украл отсюда, когда приходил убираться. Тц, бездельник… Кстати, медная монетка, так что ты там решил про переписывание текстов для меня? — спросил Янь Чжэнмин, сложив руки за спиной.

Чэн Цянь почувствовал себя мышкой, падающей в горшок с рисом, — это точно соответствовало его желаниям.

Он еще никогда не находил первого старшего брата настолько приятным для глаз. Чэн Цянь готов был ответить согласием на все, даже на предложение выйти замуж за Янь Чжэнмина, не говоря уже о том, чтобы переписывать священные тексты!

С этих самых пор Чэн Цянь начал еще более уединенную жизнь. Он не только усердно учился, но и тратил каждую минуту своего свободного времени на все возрастающее число наказаний первого старшего брата, успевая при этом переваривать книги, которые читал в библиотеке глубокой ночью.

Янь Чжэнмин, как и обещал, каждые десять дней открывал ворота. Жадность Чэн Цяня дошла до того, что ему бы хотелось держать в уме всю библиотеку. Каждый раз он поглощал несколько отрывков, а следующие несколько дней тратил на то, чтобы осознать их.

Такие полные дни заканчивались очень быстро. И целый год, будто вспышка, пронесся вместе со сменой сезонов.

В течение этого года Небесное Чудовище, Лужа, проявило свою нечеловеческую сторону — она научилась ползать, ходить и прыгать намного раньше времени. Хоть ей и исполнился всего год, ее рост уже сравнялся с ростом трех- или четырехлетней смертной девочки.

Чэн Цянь с неисчерпаемым упорством продолжил регулярно посещать библиотеку. Между тем его почерк улучшился, становясь все больше и больше похожим на иероглифы с каменных ворот у горной гряды; Чэн Цянь даже научился копировать почерк Янь Чжэнмина.

Поначалу Янь Чжэнмин думал, что Чэн Цянь украдкой возьмет несколько книг или рассказов про обманные трюки, как сделал Ли Юнь. Но, к его большому удивлению, однажды Янь Чжэнмин мельком увидел, как Чэн Цянь со всей серьезностью читает о путях самосовершенствования и техниках фехтования.

Янь Чжэнмин, ничего не стоящий первый старший брат, на основе этого сделал вывод — медная монетка сошел с ума.

Чэн Цянь на горе Фуяо «отклонился от правильного пути», особенно если сравнивать его с Хань Юанем, который даже спустя год после своего посвящения в клан все еще не мог распознать все иероглифы, включенные в правила.

Однажды Янь Чжэнмин снова открыл ворота библиотеки для Чэн Цяня, не удержавшись от вопроса, который давно хотел задать:

— Медная монетка, — серьезно произнес молодой господин Янь. — Какого черта ты собрался делать? Создавать проблемы у Южных Небесных Врат? [2]

[2] Южные Небесные Врата в мифологии считаются переходом из мира смертных к бессмертным.

— Учитель сказал: «Стебелек и столб, глава клана и красавица Си Ши [3], любые странные вещи и редкие явления — все они едины с точки зрения Дао». Пути Дао могут принимать различные формы, но они никогда не отходят от первоначальной цели. Так что я планирую прочитать больше, чтобы дополнить методы самосовершенствования нашего клана, — уклонился от ответа Чэн Цянь.

[3] Си Ши — одна из прославленных Четырех Красавиц Древнего Китая.

— Тебя только год назад посвятили в мир заклинателей, зачем тебе так спешить с изучением этих методов? — с любопытством спросил Янь Чжэнмин.

— В прошлом году, когда мы вернулись из Долины Демонов, разве не первый старший брат сказал, что вырвет все перья Цзыпэн чжэньжэнь? Как ты собираешься одолеть ее, если не освоишь ни одного метода самосовершенствования?

Янь Чжэнмин еще больше удивился.

— Да, я так сказал. Но еще я сказал «однажды». Старой курице больше восьмисот лет, а мне всего шестнадцать. К чему спешка? Возможно, я буду сильнее нее через семьсот или восемьсот лет.

Он определенно витал в облаках.

За этот год Янь Чжэнмин значительно вырос, и становился все более похожим на взрослого мужчину. Незрелость исчезла из его поведения, в то время как спокойствия и элегантности прибавилось. Чэн Цянь ему в какой-то степени завидовал, глядя сначала на свои худые руки и медленный рост, а затем на первого старшего брата.

Однако восхищения и признательности было недостаточно, чтобы заставить Чэн Цяня терпеть надоедливую самовлюбленность Янь Чжэнмина.

Янь Чжэнмин выглядел так, будто считал, что его красота способна затмить Сон Ю и опозорить Пань Аня [4]. Каждая отражающая поверхность — лужи после дождя, блестящие лезвия мечей — использовалась им как зеркало. По его выражению лица Чэн Цянь мог сказать, что сердце Янь Чжэнмина было полно восхвалений самому себе.

[4] Сон Ю и Пань Ань — двое из Четырех Красавцев Древнего Китая, оставшиеся двое — Принц Лань Линь и Вэй Цзе.

Разве для человека, который использует мечи как зеркало, могла быть разница между тем, будет он совершенствоваться восемьсот или восемь тысяч лет?

Чэн Цянь не придумал, что ответить, и отошел в сторону, чтобы продолжить чтение книги, которую не смог закончить в прошлый раз.

Его переполняло чувство, что клан Фуяо никогда не вознесется снова.

П.П: переводчик анлейта пишет, что не нашел страницу в Википедии для Вэй Цзе, но на ютубе есть видео развлекательного характера под названием «Четыре самых горячих парня древнего Китая»

Я прикреплю ссылку, вдруг кому-то из вас захочется посмотреть:

https://www.youtube.com/watch?v=Vp_3saAZrUc&feature=youtu.be

Глава 20. Слива растет у дороги, но никто не собирает ее плоды.

Через несколько шагов Янь Чжэнмин о чем-то задумался и развернулся. Он выудил из рукава пакет с молочными пирожными и угрюмо протянул его Чэн Цяню.

— Возьми, это тебе, коротышка.

Чэн Цянь с готовностью принял угощение, даже не поблагодарив. Он нетерпеливо махнул рукой, призывая тем самым Янь Чжэнмина поскорее отстать.

В тот же день, когда Чэн Цянь закончил читать и расправился с десертом, он вдруг почувствовал желание прибраться на первом этаже библиотеки.

Все здесь напоминало свалку. В течение многих лет никто не спускался сюда, и все вокруг покрылось толстым слоем пыли. На остальных этажах полы, стены и полки украшали вырезанные заклинания, защищающие от моли и влаги, но только первый был исключением. Повсюду в беспорядке валялись изъеденные червями и почти уничтоженные страницы разнообразных книг. Книги по кулинарии, садоводству, виноделию и даже порнографический альбом — ягодицу человека на первой странице тоже «съели» черви.

Возможно, из-за влияния первого старшего брата Чэн Цяня неимоверно беспокоила грязь вокруг, и потому он, во что бы то ни стало, решил навести порядок.

Эта затея вознаградила Чэн Цяня сюрпризом — за сломанной полкой он нашел стену, усеянную мелкими надписями. Стряхнув пыль и паутину, он, наконец, смог ясно их разглядеть.

Заголовок гласил: «Темный Путь».

Чэн Цянь испугался. Он не ожидал, что такие вещи могли существовать в библиотеке клана Фуяо. Он колебался, думая, стоит ли ему смотреть. Но только Чэн Цянь поднял ногу, чтобы уйти, как тут же вспомнил о Господине Бэймине.

Чэн Цянь заставил себя отвернуться. Он неспешно вымыл первый этаж и неохотно поднялся наверх.

Но вскоре после своего ухода он пожалел об этом и быстро побежал обратно, слово за словом вчитываясь в надписи на стене.

Здесь были изображены сотни тысяч видов Темного Пути, среди которых были и те, кто последовал ему. Кто-то оказался здесь потому, что предавался разврату, кровожадности, одержимости… Некоторые следовали ему добровольно, другие — потому что так совпало. Но Чэн Цянь вскоре обнаружил, что, кроме нескольких действительно отвратительных методов совершенствования, большинство оставшихся не казались такими уж ненормальными.

Среди последователей Темного Пути некоторые люди также практиковали Дао меча и талисманов. И даже классификация и практика заклинаний не так уж отличались от того, чему мастер обучал первого старшего брата.

Чэн Цянь искал способ почувствовать Ци в окружающем мире и научиться впитывать ее в свое тело, потому он читал о многих различных методах самосовершенствования. Его немало удивило то, что способ поглощения Ци, описанный здесь, очень напоминал те, которые описывались в других книгах и документах; все они требовали «медитации», «ясности ума» и тому подобного.

Чэн Цяня переполняли сомнения. Поэтому на следующий же день он решил спросить об этом своего учителя.

Услышав вопрос, Мучунь чжэньжэнь поднял голову. На секунду Чэн Цянь почувствовал, как черный туман промелькнул у него перед глазами. Но это произошло так быстро, что Чэн Цянь подумал, может быть, его зрение сыграло с ним злую шутку.

— Темный Путь? — Мучунь чжэньжэнь выглядел удивленным. Наступило молчание, прежде чем он поинтересовался. — Почему ты спрашиваешь об этом?

Янь Чжэнмин прикрыл лицо книгой по фехтованию и хорошенько пнул Чэн Цяня под столом, чтобы мальчишка не выдал, кто именно водил его в библиотеку без разрешения.

Чэн Цянь ударился о каменную столешницу и чуть не упал. Разозлившись, он тут же пнул Чжэнмина в ответ, оставив черный след на белой атласной туфле старшего брата, и совсем позабыл о том, что должен был ответить на вопрос учителя.

Мучунь чжэньжэнь уже привык к тому, что они пинали друг друга, и даже не обратил на это особого внимания.

— Стебелек и столб, глава клана и прекрасная Си Ши, всевозможные странные вещи и фантастические явления — все они едины с точки зрения Дао. Нет правильного пути к Великому. Дао может принимать различные формы, но они никогда не отходят от первоначальной цели; следующие пути темного совершенствования просто идут другой дорогой. Неудивительно, что эти способы так похожи.

Чэн Цяню его речи показались странно знакомыми. Он вдруг вспомнил — разве тогда, в библиотеке, не этими же словами он пытался обмануть первого старшего брата?

Подумав об этом, он поспешил поднять ноги, чтобы избежать еще одного пинка.

Чэн Цянь не мог избавиться от чувства, что учитель пытался от него отделаться, поэтому снова спросил:

— Учитель, почему мы постигаем этот путь, а не другой?

Мучунь чжэньжэнь молча посмотрел на него.

— Сливовое дерево у дороги дало плоды, но никто не ходит их собирать. Знаешь почему? Потому что они будут горькими!

Его слова были подобны кувшину с холодной водой, вылившейся на Чэн Цяня и вымочившей мальчика с головы до копчика. Он почувствовал, что учитель видит его насквозь.

После встречи с Господином Бэймином слова «Великий мастер Темного Пути» укоренились в его разуме. Пока монстры в Долине Демонов казались ему непобедимыми, для Господина Бэймина они, вероятно, были чем-то недостойным упоминания. Даже высокомерная Цзыпэн чжэньжэнь испугалась, услышав его имя.

В прошлый раз, когда Ли Юнь говорил о последователях Темного Пути, Янь Чжэнмин одернул его. Это позволило Чэн Цяню увидеть общее отношение людей к иному. Но, как бы то ни было, его по-прежнему влекло искать истину самому.

Прежде чем разочароваться окончательно, Чэн Цянь много размышлял. Он думал, что всегда сможет возразить, что бы ни сказал учитель. Хотя слова Мучунь чжэньжэня казались легкими, на самом деле они нанесли тяжелый удар по сердцу Чэн Цяня, разбив все те оправдания, которые он себе придумал.

Любопытство Чэн Цяня мгновенно испарилось. Он с почтением склонил голову и произнес:

— Большое спасибо, мастер.

Понимание Чэн Цяня превысило ожидания Мучунь чжэньжэня. Чувствуя удовлетворение, он кашлянул, чтобы привлечь внимание своих учеников, и объявил:

— Ученики, усердно работайте эти дни. Вскоре мы отправимся в путешествие.

— Что? Куда? — хором воскликнули юноши. Кто-то пришел в восторг, а кого-то новость шокировала до глубины души. Для Хань Юаня поездка была все равно что фестиваль. Но для Янь Чжэнмина она скорее напоминала гром среди ясного неба.

Мучунь чжэньжэнь продолжил:

— Десятилетний Небесный рынок вот-вот откроется. Совершенствуясь только на горе Фуяо, вы не научитесь смотреть на реальный мир широко открытыми глазами. Пришло время оглядеться вокруг. А я заскочу к друзьям. Поскольку у всех нас есть ученики, сравнения не избежать. Убедитесь, что ваш учитель не потеряет лицо.

Потерять лицо… Этого тоже было не избежать.

Янь Чжэнмин первым понял, что это значит. Он сел прямо и со всей серьезностью сказал:

— Учитель, в случае, если из-за меня вы потеряете лицо, вы можете взять с собой младших братьев и сестру. Я останусь присматривать за домом.

— Младшие адепты могут присматривать за домом, это не должно беспокоить первого ученика нашего клана, — сказал Мучунь, ласково глядя на него.

— Ни за что! Что если в горной пещере снова что-то пойдет не так? А что, если какие-нибудь воры захотят завладеть сокровищами и придут сюда воровать? — правдоподобно возразил Янь Чжэнмин.

Мучунь чжэньжэнь неторопливо ответил:

— В тот день мы с Цзыпэн достигли соглашения. Она запечатала пещеру, так что вам не нужно беспокоиться. Кроме того, у подножия горы есть охранные амулеты и младшие адепты, следящие за воротами. Обычные воры не смогут сюда подняться.

Янь Чжэнмин собирался продолжить спор, но Хань Юань, жаждущий поездки, не мог не вмешаться:

— Старший брат, почему ты ведешь себя, как молодая госпожа, которая никогда не выходит из дома?

Лицо молодого господина Янь побагровело от гнева. Он резко взмахнул рукавами и поспешно выскочил из зала, чувствуя, что Хань Юань просто не может быть еще отвратительнее.

Мучунь чжэньжэнь с улыбкой проводил его взглядом. Затем, погладив Хань Юаня по голове, он пригрозил ему, не меняясь в лице:

— Сяо Юань, поскольку ты не делал никаких попыток добиться прогресса и до сих пор не запомнил правила клана, как насчет того, чтобы остаться и присмотреть за домом?

Хань Юань от его слов превратился в замороженный баклажан [1].

[1] 茄子 (qiézi)

1) баклажан

2) улыбнитесь! (эквивалент англ. cheese!)

То есть тут имеется в виду застывшая улыбка Хань Юаня.

На следующие десять дней гора Фуяо погрузилась в хаос под руководством первого ученика, Янь Чжэнмина.

Чтобы не ехать в путешествие, Янь Чжэнмин симулировал болезнь и делал все возможное, чтобы противостоять своему мастеру. Доходило даже до того, что он почти терял лицо, только бы отговорить учителя.

К сожалению, на этот раз Мучунь чжэньжэнь упорно отказывался потакать ему. Его решимость спустить первого ученика с горы осталась непоколебимой.

Хань Юань, тем временем, вел себя с точностью до наоборот. Чтобы получить разрешение спуститься с горы, он тратил почти каждую секунду своего времени на запоминание правил клана. Тем не менее, его разум, вероятно, не был для этого предназначен. От иероглифов у Хань Юаня кружилась голова, но он все равно не мог запомнить их все. Чэн Цянь однажды видел, как Хань Юань ударился о стену, будто сошел с ума.

Даже учитель превратился в дракона, у которого видно то голову, то хвост. [2]

[2] 神龙见首不见尾 了 起来 (shén lóng jiàn shǒu bù jiàn wěi) букв. видно то драконью голову, то хвост. Обр. вести подозрительный образ жизни, то проявить себя, то снова закрыться; что-то утаивать.

В тот день Чэн Цянь расстелил на мирном камне [3] лист рисовой бумаги, переписывая по памяти Священные писания «О ясности и тишине».

[3] Мирный камень впервые упоминается в 4 главе.

С тех пор, как Чэн Цянь получил ответ на свои сомнения от учителя, его не отпускало чувство, что он, кажется, прикоснулся к чему-то, завернутому в тонкую пленку, которую пока невозможно было разорвать. Это немного тревожило его.

А тревога, как известно, не приносила пользы самосовершенствованию. Чэн Цянь должен был прекратить волноваться, чтобы продолжить работу.

Но, находясь в процессе, он услышал стук в дверь. Сюэцин пошел открывать и через минуту вернулся с пухлой девочкой на руках. Это была младшая сестра Чэн Цяня, Лужа.

Лужа, рожденная полудемоном, естественным образом отличалась от обычных девочек. Она вела себя очень активно: залезть на дерево и подняться на крышу было для нее пустяковым делом. Лужа напоминала умное и ловкое животное. Еще находясь в яйце, она могла распознавать эмоции других людей по тону голоса и поведению. Но, как ни странно, Лужа все еще не разговаривала.

Учитель сказал, что причина может быть в ее демонической крови. Даже если она не сможет говорить по достижении десяти лет, это не будет чем-то странным.

Лужа, вероятно, ускользнула от учителя, пока тот не видел. Существовало лишь две вещи, которые могли привлечь детей: еда и игрушки. Лужа обычно предпочитала ходить в Страну нежности, поскольку, будучи невероятно чистоплотным, первый старший брат всегда готовил много хорошей еды, желая избавиться от нее как можно скорее. Как только Лужа приходила, он использовал угощения, как приманку, и просил сестренку принести несчастье другим. Во-вторых, Лужа любила ходить к Хань Юаню, поскольку сам Хань Юань был для нее «игрушкой».

Однако она редко приходила к Чэн Цяню, потому что Чэн Цянь не любил играть с ней.

И она никогда не интересовалась Ли Юнем, ведь тот превратил ее в жабу.

Поскольку младшая сестра редко появлялась в павильоне Цинань, Чэн Цянь удивился.

— Почему ты здесь?

— Ах-ах! — жалобно захныкала Лужа. Она подошла, намереваясь потянуть Чэн Цяня за штанину, но ее одежда вдруг тренула прямо на спине. Чэн Цянь вздрогнул и быстро повернул девочку. То, что он увидел – были два крыла неизвестной птицы, прорвавшие ткань!

Глава 21. Зачем создавать себе иллюзии?

Пара небольших крыльев, вырвавшихся из-за спины Лужи, хотя и была частью ее тела, но определенно доставляла ту же боль, что испытывали обычные дети при росте. Вероятно, Лужа не смогла найти Мучунь чжэньжэня, или первого старшего брата, занятого своими капризами, или хотя бы четвертого старшего брата, похоронившего себя под запоминанием правил клана. Поэтому единственным, кому она могла горько поплакаться, оказался Чэн Цянь.

Чэн Цянь несколько минут наблюдал за крыльями Лужи, держа их в руках, пока, в конце концов, не обнаружил, что они прекрасно прикреплены к ее телу. Единственная проблема заключалась в том, что они скорее напоминали куриные. Разум Чэн Цяня тронуло беспокойство: если учитель увидит их, попросит ли он поваров жарить куриные крылышки целый месяц?

— Нечего плакать. Это подарок от твоей мамы, — Чэн Цянь неуклюже поднял сестренку на руки, почувствовав, что девочка, похоже, сильно похудела или, по крайней мере, она была не так тяжела, как выглядела.

Ее тело стало легче после того, как часть его превратилась в птицу?

Обычно для превращения монстров в человеческий облик требовалось немало лет совершенствования. Чэн Цянь видел несколько записей о совершенствовании чудовищ, но лишь небрежно пролистал их, как короткие рассказы, поскольку к нему самому они не имели никакого отношения.

Поскольку Лужа была и наполовину человеком и наполовину монстром, она должна была обладать способностью менять свой облик, но Чэн Цянь не был уверен, сможет ли она делать это свободно, по собственному желанию.

Чэн Цянь поравнялся взглядом с маленькой Лужей и попробовал сказать ей как можно мягче:

— Я не знаю, что делать, но ты должна попытаться сосредоточиться. Просто сосредоточься на том, чтобы сделать их меньше и спрятать… «спрятать», понимаешь? Эй, младшая сестра, ты понимаешь человеческий язык?

Лужа смотрела на него большими невинными глазами, из-за чего Чэн Цянь затруднялся сказать, поняла она хоть что-то или нет. Но, увидев ее растерянное лицо, Чэн Цянь готов был поверить, что она не понимала ничего.

Он тяжело вздохнул.

— Забудь об этом, я отведу тебя к учителю.

Лужа хлопнула по его рукам, пробормотав «ах, ах». Затем она сжала кулачки и задержала дыхание, лицо ее покраснело.

Как только Чэн Цянь решил, что она может справиться с проблемой сама, маленькие крылья на спине Лужи внезапно со свистом увеличились до семи или восьми чи. Перья рассыпались по полу, и Чэн Цянь чуть было не получил по лицу.

Он с удивлением уставился на младшую сестру, превратившуюся в гигантскую птицу. Одежду на спине Лужи разорвало; к счастью, она была еще в том возрасте, когда носила открытые штаны. Но эта пара крыльев в действительности оказалась слишком большой, а девочка, несущая их, была настолько маленькой, что почти потерялась среди своих перьев. Она выглядела, как большая бабочка, парящая в воздухе. Действительно странная сцена.

«…»

Чэн Цянь оправился от шока и с тревогой посмотрел на Лужу.

— Я просил тебя сделать их меньше, а не больше!

Маленькая девочка, которую Чэн Цянь мог поднять одной рукой, теперь стала очень тяжелой. Если бы он не занимался с мечом так долго, то вряд ли смог бы ее унести.

Лужа все так же невинно смотрела на него. Она качалась в руках Чэн Цяня, не в силах удержать спину прямо из-за веса своих крыльев.

Они все еще нуждались в помощи учителя. Чэн Цянь крепко обнял Лужу и вышел наружу. Однако… Они вместе застряли в дверях жилища Цинань.

Чэн Цянь пораженно замолчал.

О, Небеса…

Девушке любого возраста, скорее всего, никогда не придется по душе тот факт, что она застряла в дверях, не в силах выбраться. Лужа не относилась к плаксивым детям, но теперь, оглянувшись на свои крылья, она вдруг громко вскрикнула.

Нормальные дети могли плакать так, как им хотелось, но крик Лужи обладал силой, способной разрушать дома.

Чэн Цянь оказался в ужасном положении. Он изо всех сил старался сохранять равновесие и одновременно разговаривать с сестрой.

— Наличие больших крыльев еще не означает, что ты толстая… правда. Ну, ну, перестань плакать, попробуй сложить их. Сло-жить, понятно?

Лужа посмотрела на него, вздыхая и всхлипывая. От утешительных слов Чэн Цяня она постепенно перестала плакать и успокоилась.

Чэн Цянь выиграл временную передышку, питая далекую надежду на то, что на этот раз его действительно поняли.

Но затем младшая сестра поразила его еще больше, полностью расправив крылья. Она попыталась взмахнуть ими и, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, медленно поднялась в воздух.

Огромные перья создали вихрь, поднявший в небо облака пыли. Несколько нежных орхидей, растущих во дворе, пострадали от песка и ветра, перевернувшись с ног на голову. Чэн Цянь не мог открыть глаза и только чувствовал, что в его одежду вцепилась пара рук.

Пухлые ладошки Лужи превратились в когти, крепко сжимавшие Чэн Цяня. Он немедленно догадался, что ждет его дальше.

И в следующую секунду его предчувствие сбылось.

Могучая Лужа подняла его в небо. Сердце Чэн Цяня ушло в пятки. Первым его инстинктом было сражаться, но по мере увеличения высоты он не осмелился больше двигаться и только выкрикивал официальное имя младшей сестры посреди ревущего ветра:

— Хань Тань! Отпусти меня!

Лужа оставалась глухой к его крикам… Даже если она слышала, то, казалось, абсолютно ничего не понимала.

Чэн Цянь ни за что бы не догадался, что его самый первый опыт катания на облаках произойдет именно так. Ему хотелось одновременно смеяться и плакать. Он не мог не задаться вопросом: что, если он, несмотря на то что избежал смерти в Долине Демонов, в конечном итоге умрет под когтями своей младшей сестры?

Взяв брата под свой контроль, Лужа пролетела над воротами жилища Цинань и нефритовым бамбуковым лесом. В конце концов, вся гора Фуяо исчезла у них под ногами.

Чэн Цянь посмотрел вниз, на панораму широкого горного хребта, окрашенного в изумрудно-зеленый цвет. С одной его стороны находился небольшой склон, частично залитый светом, а с другой — глубокая и мрачная долина, скрытая в тени.

Бесчисленные пещеры и пустые дворы маячили вдоль хребта. У некоторых на входе были стелы, у некоторых — статуи, а у некоторых — ничего. В течение тысячелетий люди приходили и уходили, служа связующим звеном между прошлым и будущим. Методики самосовершенствования и все другие записи были похоронены глубоко в библиотеке, подобно крови и костям истории. Вероятно, они все, что осталось от всемогущих существ, талантов, людских добродетелей или даже злодеев…

Теперь никого из них не существовало.

Во всем клане Фуяо остался только мастер-ласка с несколькими озорными учениками, скрывающимися от мира смертных. Только вихрь — Фуяо — все еще поднимался к небу.

На этой высоте ветер дул резко, обжигая и царапая щеки Чэн Цяня. Однако постепенно преследующий и поначалу мучавший его страх отступил.

Чэн Цянь выдохнул, позволяя ему идти в ногу с ненавистью, копившейся в нем годами.

Он снова подумал о Господине Бэймине, а затем о своих родителях, которые, вероятно, считали где-то в отдаленной глубинке имевшиеся у них небольшие деньги. Внезапно он ясно понял тайные желания, прятавшиеся в глубине его сердца.

Почему он стремился стать кем-то вроде Господина Бэймина?

Если когда-нибудь он станет всемогущим существом, которое свободно путешествовало бы по миру и перед которым все живое съеживалось бы, а все люди становились на колени… не пожалеют ли его родители, когда он вернется домой?

Прямо сейчас, когда он плыл среди облаков и смотрел, как пещеры и дворы уходят вдаль, потрясенное сердце Чэн Цяня внезапно опустело.

От смертной жизни его родителей осталось только тридцать или пятьдесят лет. Даже если сейчас он непрерывно думал о том, как бы дать им пощечину, то что случится потом?

Возможно, когда он действительно чего-то достигнет, они уже перестанут существовать,

Или, может быть, они все еще будут живы, но после того, как пройдет более половины отведенных им лет, даже если они и будут сожалеть о ребенке, которого отдали в столь юные годы, останется ли что-нибудь еще, кроме сожаления?

Если он действительно был особенным для них, то почему они так безжалостно отослали его?

С самого начала он не имел привязанностей, не говоря уже о сохранившейся вине или надежде на собственное прощение.

Чэн Цянь внезапно расслабил напряженные плечи, отдаваясь на милость младшей сестры.

Он понял, что ненависть, которую он считал глубокой, во всех отношениях была необоснованной.

В сердце Чэн Цяня рухнула стена. В одно мгновение он снова услышал шепот, исходящий от горы Фуяо, прямо как в тот раз, когда первый старший брат впал в медитацию. Но теперь эти воздушные потоки не прошли мимо него; они вливались в тело Чэн Цяня, будто реки, впадающие в море.

Не задевая и не задерживаясь, течения приходили и уходили, подобно радостям и тревогам. Они циркулировали вокруг, соединяя тело Чэн Цяня с миром, как если бы он всегда являлся его частью.

Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем раздался крик журавля. Белая птица поднялась в небо с горы Фуяо и облетела брата и сестру по кругу. Хныкающая Лужа, потерявшаяся в воздухе, инстинктивно последовала за ней и начала снижаться. Под присмотром журавля она приземлилась перед Тайным залом, резиденцией Мучуня.

Чэн Цянь все еще находился в трансе, когда его ноги коснулись земли.

Мучунь чжэньжэнь помог Луже, застрявшей в воротах Тайного зала. Он погладил ее крылья, и те засветились таинственной силой, после чего сложились, вновь превратившись в пару красных родинок на спине.

Мучунь не стал тревожить Чэн Цяня. Он стоял в стороне и ждал, обнимая крепко спящую Лужу. Когда солнце перешло на другую сторону горы, Чэн Цянь, наконец, пришел в себя, осознав, что его ноги онемели от долгого стояния.

Мучунь чжэньжэнь снял с ворот защищенный от ветра фонарь и отдал Чэн Цяню, чтобы тот осветил себе путь назад.

— Уже слишком поздно, можешь возвращаться. Завтра после практики фехтования ты останешься изучать заклинания со своим первым старшим братом.

Чэн Цянь внимательнее вгляделся в лицо учителя. Удивленный и озадаченный, он спросил:

— Учитель, это… Это было чувство энергии?

Мучунь чжэньжэнь кивнул, просияв.

— Я не ошибся насчет тебя. Из всех моих учеников твои способности лучшие.

Неужели говорить «из всех моих учеников» действительно было необходимо?

Чэн Цянь не знал, как на это ответить. Услышав оценку учителя, он вовсе не почувствовал гордости: если его отличные способности — всего лишь результат сравнения его с Янь Чжэнмином, Ли Юнем и Хань Юанем, то этим невозможно было похвастаться.

Наблюдая за фигурой Чэн Цяня, уверенно спускающейся по горной тропе, Мучунь чжэньжэнь ощутил горькую радость. Спустя много лет у него, наконец, появился ученик, готовый приложить усилия ради учебы. Поглаживая журавля по изящной шее, Мучунь чжэньжэнь сказал сам себе: «Если бы его братья узнали об этом, стали бы они более усердными?»

Белый журавль потерся о его руку и улетел, словно ответив тем самым главе клана: «О чем это вы так легкомысленно мечтаете?!»

Глава 22. Желание задушить Чэн Цяня.

На следующий день вся гора Фуяо содрогнулась от известия, что Чэн Цянь останется изучать заклинания вместе с Янь Чжэнмином.

Братья Чэн Цяня окружили его, задавая один и тот же вопрос:

— Что?! Ты уже можешь поглощать Ци?

Потирая ухо, Чэн Цянь ощутил некоторое самодовольство. Но, прежде чем позволить эмоциям отразиться на своем лице, он вдруг вспомнил, как должен вести себя человек, идущий по бесконечному пути совершенствования, и поспешно облил свои мысли холодной водой, чтобы остыть. [1]

[1] Образно «прийти в себя».

Приняв самый безразличный и смиренный вид, Чэн Цянь кивнул и сказал, как ни в чем не бывало:

— М-м-м, вроде того.

Его слова вызвали неоднозначную реакцию у братьев.

У Ли Юня она оказалась самой нормальной.

Ли Юнь не был невежественным, он считал себя довольно умным. Хотя человек, идущий на неприятные уловки и даже изобретающий что-то новое, не мог быть глупым. Он просто не усердствовал в своем учении, хотя уровень его владения мечом был вполне сносным. Но как только он перестал играть с жабами, то тут же полюбил жуков.

Ли Юнь никогда бы не подумал, что младший брат, вступивший в клан через год после него, переступит порог раньше. Теперь же его лицо приняло жалкое выражение. Ли Юнь молча убрал зеленого кузнечика в клетку… а также бутылку червивого вина неизвестного назначения. В тот день, закончив с практикой фехтования, он сразу же вернулся к учебе, вместо того чтобы дурачиться с Хань Юанем.

Это решение порадовало Мучунь чжэньжэня. Он знал, что Ли Юнь какое-то время будет чувствовать себя ужасно, как и любой на его месте. Но печаль была мимолетной. Она стала импульсом, который дал ему Чэн Цянь и который Ли Юнь обязательно выдержит.

Тем не менее, удовлетворение мастера быстро исчезло, когда он обнаружил, что Ли Юнь оказался единственным, кто отреагировал «нормально».

Например, Хань Юань, подвергающий себя пыткам по детальному запоминанию правил клана, оказался совершенно безразличен к этому.

С тех пор как он вернулся из однодневного путешествия в Долину Демонов, его желание научиться чувствовать энергию исчезло. Все, чего он хотел сейчас, — это есть, пить и играть.

«Чувство энергии? Почему я должен торопиться, чтобы освоить это? Жизнь слишком коротка, а мы живем лишь один раз» — так он думал.

Вот почему Хань Юань не почувствовал и следа зависти, увидев, что Чэн Цянь, присоединившийся к клану одновременно с ним, уже способен поглощать Ци. Вместо этого Хань Юань решил позлорадствовать над ним. Уходя, он похлопал Чэн Цяня по плечу и сказал:

— Ха-ха, дополнительные занятия! Трудные дни ждут тебя впереди!

Поэтому Мучунь вышвырнул Хань Юаня из Традиционного зала, вместе с его деревянным мечом.

А еще было «сокровище клана», его первый ученик. Увидев, что рядом стоит еще один стол с песочными часами, Янь Чжэнмин с чувством вздохнул:

— Я приобрел чувство энергии лишь после четырех лет практики фехтования… А с момента вступления медной монетки в клан прошел всего год?

Мучунь чжэньжэнь подумал, что молодой господин Янь получил стимул, и, наконец, соберется с силами.

Но вопреки любым ожиданиям, эту единственную фразу Янь Чжэнмин пробормотал случайно. В следующую секунду он растянул улыбку от уха до уха и сказал с притворной любовью:

— Третий младший брат, в будущем мы сможем «советоваться» друг с другом по поводу заклинаний точно так же, как мы делаем это со священными писаниями сейчас.

— Дашь мне еще пару молочных пирожных, чтобы заставить практиковать заклинания вместо тебя? Старший брат, перестань мечтать, — ответил Чэн Цянь с фальшивой улыбкой.

Янь Чжэнмин: «…»

Да это отродье обращалось с ним лишь как с живым ключом от библиотеки! Но теперь, когда Чэн Цянь мог войти туда самостоятельно, Янь Чжэнмин потерял в его глазах любую ценность!

Где же достоинство первого старшего брата?!

На первом занятии учитель подарил Чэн Цяню нож для гравировки и табличку. На верхней и нижней частях таблички виднелись две линии, разделенные расстоянием в один цунь. Чэн Цянь должен был вырезать еще одну линию, вертикальную, также длиной в один цунь.

— Сначала ты почувствуешь сопротивление, — сказал учитель. — Не бойся, просто не торопись. Чтобы сделать это, твоему первому старшему брату потребовалось добрых полгода.

Янь Чжэнмин неловко кашлянул, поняв, что является не слишком хорошим примером.

Только когда лезвие коснулось таблички, Чэн Цянь осознал, что вырезание амулетов всегда было занятием не из легких.

Он уже заметил, что нож старший брат использовал необычный — на нем были специально созданные заклинания для новичков.

Чэн Цянь читал в «Введении в заклинания», что начинающий совершенствующийся не способен связать их своей собственной силой, поэтому ему необходим вспомогательный инструмент.

Очевидно, с таким инструментом нелегко поладить. В тот момент, когда кончик ножа коснулся дерева, предмет в руке Чэн Цяня превратился в огромный водоворот, будто бы постоянно извлекающий силу из его тела.

Чэн Цянь вздрогнул, и его рука сама собой остановилась. После этой короткой паузы он не смог продолжить движение ножом по деревяшке.

Уставившись на табличку, Чэн Цянь обнаружил, что оставил после себя лишь неглубокую царапину, похожую на след от кошачьих когтей.

Мучунь чжэньжэнь не предупредил Чэн Цяня о том, что нельзя делать паузу или останавливаться. Линия должна быть вырезана одним плавным движением, иначе все предыдущие усилия пойдут насмарку. Увидев, что Чэн Цянь уже потерпел неудачу, учитель сдвинулся с места и медленно пошел к нему, чтобы указать на ошибку.

Он любил использовать этот метод при обучении Янь Чжэнмина, так как считал, что непредусмотрительность ученика может дать ему более полное представление.

Но Мучунь был невероятно медлительным учителем. Возможно, из-за того, что он передвигался неспеша, к тому времени, как он подошел к Чэн Цяню, юноша крепче сжал нож и уже приступил ко второй попытке.

И снова лезвие неистово поглощало его энергию. Чэн Цянь безмолвно читал «Введение в заклинания», хранившееся в его памяти, пробуждая вновь обретенное ощущение Ци, пытаясь заставить ауру вокруг себя погрузиться в энергетическое море [2] и течь вдоль его руки к лезвию.

[2] Энергетическое море: часть тела, где хранится энергия Ци (духовная энергия).

К сожалению, хотя Чэн Цянь и понял сам принцип, он только что достиг своего предела. Даже если он и поглощал энергию Ци, количество, которое он мог собрать в своем теле, было крайне ограничено и не поспевало за количеством, которое нож вытягивал из него.

Первым делом он почувствовал, что что-то не так с его ногами и ступнями. Чэн Цянь ощутил себя так, словно он пешком и без отдыха прошел сто восемь тысяч ли [3]. Его ноги начали неметь, и вскоре после этого их охватила мучительная боль. Когда эта боль стала слишком сильной, она внезапно превратилась в такое глубокое оцепенение, что Чэн Цянь в итоге совсем лишился способности чувствовать.

[3] 十万八千里 (shíwàn bāqiān lǐ) – 108 тысяч ли (обр. в знач.: очень далеко, напр., от истины)

Следующим стал корпус. Если бы не другая рука Чэн Цяня, которой он опирался на стол, юноша рухнул бы из-за жгучего спазма в позвоночнике. Его сердце бешено колотилось, а спина, казалось, согнулась под чем-то невидимым.

Наконец, пришла очередь головы.

Когда люди страдали от крайнего истощения, они часто испытывали галлюцинации. Чэн Цянь множество раз был близок к тому, чтобы ослабить хватку на ноже, но даже теперь, когда он посмотрел вниз, то обнаружил, что до одного цуня оставалась еще половина.

У Чэн Цяня слегка закружилась голова, но это слово не соответствовало тому, что он чувствовал. Усталость пронизывала все его тело, словно он пробежал двадцать кругов вокруг горы Фуяо.

Неудивительно, что первый старший брат, предпочитавший легкий путь и уклонявшийся от тяжелого, всегда почесывал голову и, казалось, сидел как на иголках каждый раз, когда ему приходилось практиковать заклинания.

Однако Чэн Цянь никогда не делал ничего «шаг за шагом»; вместо этого он всегда переусердствовал.

Чем сложнее была задача, тем упрямее он становился и тем больше доходил до крайности. Нож издал пронзительный звук, преодолевая сопротивление таблички. Если Чэн Цянь зайдет еще дальше, то, возможно, даже упадет в обморок. Однако он, как всегда, стиснул зубы и продолжил толкать инструмент вниз по дереву, хотя в буквальном смысле находился на краю пропасти.

В трансе Чэн Цянь видел лишь иллюзию своего ножа, почти достигшего финала, как вдруг рука взрослого человека крепко схватила его за запястье.

Нож со звоном упал на стол. Рука Чэн Цяня поддалась, и его мышцы задрожали от напряжения, не в силах сразу расслабиться.

Мучунь чжэньжэнь придержал, почти потерявшего сознание Чэн Цяня, и положил ладонь на середину его спины. Тот с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в рукав учителя. Чэн Цянь почувствовал, как неизвестный теплый поток потянулся от его тела к конечностям, и везде, где он проходил, онемевшие и окоченевшие части, казалось, покалывали многочисленные иглы.

Чэн Цянь покрылся холодным потом, представляя, будто сотни муравьев грызут его сердце. От боли он так тяжело дышал, что хриплые вдохи превратились в мучительный кашель.

Озабоченно похлопывая его по спине, Мучунь продолжал говорить:

— Ты, ты…

Янь Чжэнмин, подстригавший ногти в стороне, открыл рот и недоверчиво посмотрел на Чэн Цяня.

— Медная монетка, ты… — ошеломленно сказал он.

Но слова подвели Янь Чжэнмина. Он несколько раз повторил «ты» и, в конце концов, выдал:

— Ты… Зачем ты стараешься изо всех сил?

Чэн Цянь долго не мог прийти в себя. Мучунь чжэньжэнь отпустил его и вытащил табличку из его ладони, уставившись на линию. Выражение его лица при этом было особенно сложным. Начальная ее часть была довольно гладкой, из чего следовало, что Чэн Цянь освоил ключ самостоятельно. Но дальше было заметно, что его сила вскоре ослабла, и линия начала изгибаться. По-видимому, он истощил себя прежде, чем преодолел расстояние в полцуня. Бороздка от ножа иногда мельчала, а иногда становилась глубокой, но даже когда казалось, что она вот-вот прервется, этого так и не произошло. Если бы Мучунь не остановил его, Чэн Цянь определенно не выпустил бы инструмент из рук, пока тот не поглотил его жизнь.

Какой упрямый ребенок!

В страхе Мучунь чжэньжэнь осознал, что почти привел Чэн Цяня к катастрофе, обращаясь с ним так же, как с Янь Чжэнмином.

Практика заклинаний поначалу и в самом деле казалась скучной и суровой, потому что Мучунь чжэньжэнь не учил своих учеников вырезать что-нибудь полезное. Тем, кто только что научился поглощать Ци, Мучунь чжэньжэнь позволял пользоваться ножом только для того, чтобы они могли упражняться и расширять свои каналы [4].

[4] Часть тела, каналы, по которым циркулирует жизненная энергия.

Расширение каналов не являлось самым приятным опытом. Оно предполагало истощение энергии, накапливающейся в энергетическом море, снова и снова.

Это напоминало растяжку: регулярные занятия каждый день пойдут вам на пользу, но если вы будете недостаточно осторожны, то можете порвать мышцы.

В самом начале своего обучения молодой господин Янь, стоило кончику ножа проделать первую дыру в дереве, начинал плакать, что его руки, зад и каждая часть его тела болят так, будто его скоро не станет. А потом он закатывал грандиозную истерику, категорически отказываясь снова прикасаться к заклинаниям, несмотря ни на что.

Мучуню не оставалось другого выбора, кроме как два месяца давать ему лишь пошаговые указания. Он едва научил Янь Чжэнмина основам.

Даже сейчас, когда Мучунь чжэньжэнь попросил своего первого ученика вернуться и попрактиковаться, Янь Чжэнмин принялся играться с ножом для фруктов, просто царапая табличку, как будто учитель ничего не знал.

Лицо Мучунь чжэньжэня вытянулось. Он нахмурился, глядя на Янь Чжэнмина, а затем сказал Чэн Цяню:

— Ты был в библиотеке?

Чэн Цянь: «…»

Янь Чжэнмин: «…»

Мучунь чжэньжэнь обошел вокруг стола Чэн Цяня и приблизился, прямо глядя на все еще мокрого за ушами ребенка:

— Что еще ты прочел, кроме «Введения в заклинания»?

Чэн Цянь не смел ничего сказать.

— Дай я угадаю: методы самосовершенствования, фехтование, духовные наставления, учения других школ и, вероятно… — голова Чэн Цяня опускалась все ниже с каждым новым словом, срывающимся с уст учителя. Мастер снова обошел стол и безжалостно выплюнул: — Темный Путь?

Сердце Чэн Цяня подпрыгнуло от неожиданности.

— Учитель, я…

Мучунь чжэньжэнь уставился на крошечный завиток волос Чэн Цяня, ожидая, что его ученик начнет отрицать или испугается до слез.

Но Чэн Цянь не сделал ни того, ни другого. Он молча встал и, выждав немного, тихо сказал:

— Простите…

— Как ты можешь извиняться? — Мучунь чжэньжэнь ни в малейшей степени не верил в его раскаяние.

Чэн Цянь снова промолчал.

Как и ожидалось, он не это имел в виду.

Янь Чжэнмин немного сочувствовал ему. По мере того, как связь между Янь Чжэнмином и его братьями становилась крепче, он обнаружил, что вполне способен игнорировать ненавистные черты третьего младшего брата. Иногда он все еще страдал от убийственных побуждений в отношении Чэн Цяня, но вскоре после этого всегда прощал его. Он чувствовал, что Чэн Цянь был просто осторожным и злопамятным волчонком. Разозлившись, он укусит тебя, но, взглянув поближе, ты обнаружишь, что он оставил на коже лишь мелкие следы от зубов. Он знал, кто обращался с ним хорошо, а кто нет; он притворялся свирепым, но, в целом, обычно очень старался никому не навредить.

— Учитель, вы не можете винить его. Я привел его в библиотеку. На горе нет развлечений, поэтому я хотел взять несколько восхитительных книг для младшего брата, — Янь Чжэнмин извинился вместо Чэн Цяня.

— Входит ли в список этих восхитительных книг «Введение в заклинания?»

— Может быть, он просто случайно увидел ее.

— Чжэнмин, ты думаешь о нем, как о себе? — Мучунь чжэньжэнь вскинул бровь.

Янь Чжэнмин: «…»

Он не был уверен, ругает учитель Чэн Цяня или его самого.

Мучунь чжэньжэнь вздохнул. Глядя на Чэн Цяня, испытующе смотрящего на него, он чувствовал, что если продолжит в том же духе, то больше не будет похож на отца Цзыпэн чжэньжэнь — он будет похож на ее дедушку!

Учитель подозвал Чэн Цяня и собственными рукавами вытер холодный пот со лба мальчика. Хоть он и намеревался придать себе более суровый вид, в конечном итоге лишь потерпел неудачу. Он только выглядел немного хмурым.

— Старшие из нашего клана прошли три тысячи путей, так записано в библиотеке, — сказал Мучунь чжэньжэнь. — Ты был на предпоследнем этаже? Определенно нет, потому что ты не думал, что там будет что-то полезное для тебя. Там хранятся записи о путях, по которым прошли наши старшие, вместе с их судьбами. Я знаю, что ты ищешь свой собственный Дао. Я просто надеюсь, что ты не выберешь самый трудный.

Чэн Цянь понял его лишь отчасти. Но, почувствовав тяжесть в словах своего учителя, он кивнул.

И Янь Чжэнмин, и Чэн Цянь получили наказание в виде копирования священных писаний тридцать раз.

Бедный первый старший брат. Вина за ошибки младших братьев, казалось, всегда падала на него.

Глава 23. Три книги всю ночь напролет. Любовь до сих пор жива.

Чэн Цянь сбежал быстрее, чем Янь Чжэнмин успел хотя бы попытаться подкупить младшего брата принять наказание вместо него.

Вернувшись в павильон Цинань, Чэн Цянь переписывал священные тексты до полуночи. Он лишь однажды вышел на ужин, когда Сюэцин позвал его, а все остальное время провел в учебной комнате. В подобных ситуациях, только Сюэцин мог заставить его отвлечься. Как-то раз, когда Чэн Цянь отмахнулся от просьбы Сюэцина, младший адепт решил подождать его и голодал до самой ночи. С того момента, независимо от того, насколько он не желал быть побеспокоенным, Чэн Цянь никогда не игнорировал его просьбы.

Закончив писать, под светом луны и звезд Чэн Цянь отправился в библиотеку.

Это был первый раз, когда он сам открыл ворота, и первый раз, когда он вошел туда с разрешения учителя. Чэн Цянь ненадолго задержался возле раздела о мечах, методах самосовершенствования и книг по заклинаниям, где он всегда останавливался во время своих предыдущих визитов, прежде чем спуститься на предпоследний этаж, как велел ему учитель.

На самом деле Чэн Цянь был хорош в том, чтобы внешне показывать согласие, но бунтовать внутри. Однако он ненавидел поступать так со своим учителем.

Этот этаж по-прежнему оставался уединенным местом, хоть и в меньшей степени, чем тот, что под ним. Книги были аккуратно разложены в соответствии с порядком, к ним явно редко прикасались. Чэн Цянь случайно выбрал несколько томов. На лицевой стороне каждой страницы находился портрет, а на оборотной — история жизни конкретного ученика: его имя, как его приняли в клан, поведение, как он попал на путь Дао, каким было его Дао, все его взлеты и падения, как он стал достойным человеком, и, наконец, оценка, данная другими после его смерти.

Некоторые ученики пропали без вести, а некоторых изгнали из клана, поэтому о них, впоследствии, не было написано никаких историй.

Чэн Цянь поначалу лишь неторопливо читал, но через некоторое время он почувствовал сонливость и вскоре задремал, прислонившись к углу полки. Его разбудил звук удара книги о землю, а в следующее мгновение Чэн Цянь понял, что уже и сам лежит на полу в оцепенении.

Хотя в библиотеке полно было влагонепроницаемых и защищающих от моли талисманов, отсутствие солнечного света в течение многих лет превратило ее в место с крайне мрачной аурой. Холодная земля заставила Чэн Цяня вздрогнуть, и в этот момент его взгляд зацепился за что-то под стеллажем.

Щель между нижней полкой и землей оказалась очень узкой; только очень тонкие руки могли протиснуться внутрь и дотянуться до объекта. Чэн Цянь поддался искушению, закатал рукав и сунулся в расщелину, после чего, пошарив вокруг, вытащил что-то.

Это был портрет, но, как ни странно, разрезанный надвое. Нижняя половина у него отсутствовала. На портрете виднелась лишь верхняя часть мужчины. Он был одет в старый халат, но вовсе не выглядел потрепанным или несчастным. Хотя художник был неизвестен, грациозная осанка мужчины оживала на холсте лишь с помощью нескольких чернильных штрихов.

Кто… этот старший?

Чэн Цянь перевернул портрет, но на обороте ничего не оказалось.

Чэн Цянь не очень хорошо разбирался в живописи, но, с любительской точки зрения, он решил, что навыки художника довольно неплохи. Это не было похоже на неудачную работу… так почему на ней нет ни единого иероглифа? [1]

[1] На традиционных китайских рисунках обычно имеются надписи.

Чэн Цянь оказался в затруднительном положении. Но так как ему было трудно проникнуться историей кого-то, кого он не знал, он быстро потерял интерес, убрал портрет и поднялся наверх, где взял еще несколько книг, чтобы прочитать их в своем павильоне.

Время пролетело незаметно. На шестой день шестого месяца лунного календаря учитель и его ученики завершили свои, неотягощающие разум, рутинные занятия и спустились с горы, сопровождаемые великой процессией.

Конечно же, «великую процессию» в одиночку организовал первый старший брат, Янь Чжэнмин.

Он приготовил несколько больших экипажей: один для него, остальные — для его багажа, но при этом все, что было жизненно необходимо в его глазах, в глазах братьев выглядело обычной кучей мусора.

Кроме него, все остальные, включая единственную девушку, Лужу, несли только деревянные мечи и дорожные сумки, хотя Чэн Цянь взял с собой еще и два свертка с книгами, которые он повесил на седло.

Однако молодой господин Янь все также продолжал жаловаться, несмотря ни на что. Он не покидал горы Фуяо целых семь лет; тяжесть путешествия убивала его.

Молодой господин Янь даже и не думал, что у человека, сидящего в одиночестве в карете целый день, могут возникнуть какие-либо проблемы, но ему было жаль видеть, что его учитель, младшие братья и сестра испытывают на себе солнце и ветер. Вот почему он высунул голову и сказал своему тощему учителю, сидевшему на спине тощей лошади:

— Учитель, пожалуйста, садитесь в экипаж с младшими братьями; на улице слишком жарко.

— Мой ученик, в тебе и правда есть сыновья почтительность, — вздохнул Мучунь чжэньжэнь.

В конце концов, личностные качества молодого господина с возрастом несколько улучшились. Несмотря на усиливающийся нарциссизм, Янь Чжэнмин стал куда разумнее, чем раньше: например, молодой господин Янь, не умеющий прежде читать эмоции по лицам других людей, теперь уловил намек на сарказм в словах своего учителя.

Но учитель, в конце концов, отказался от его предложения. Он попросту забросил Лужу, которую нес в корзине на спине, в карету Янь Чжэнмина, позволив ей пускать слюни на первого старшего брата. Повернувшись, Мучунь чжэньжэнь увидел Чэн Цяня. Со своим бледным лицом третий ученик выглядел так, будто все еще не пришел в себя после того, как практика заклинаний вышла ему боком.

Поэтому Мучунь настоял:

— Забирайся в экипаж своего старшего брата и отдохни. Не стоит притворяться сильным. Ты можешь почитать книги внутри.

— Верно. Маленькая медная монетка, приходи поиграть с младшей сестрой. Тут достаточно места, чтобы вы двое могли поваляться, — сказал Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь отказал ему без малейших колебаний и не забыл о насмешке:

— Старший брат, ты слишком скромничаешь. Посмотри на этот парк экипажей — он мог бы сравниться со свадебной процессией императорской наложницы. [2]

[2] Традиционный брачный ритуал в Китае: невесту в паланкине из родительского дома в дом жениха сопровождает свадебная процессия.

Этот мальчишка всегда с неблагодарностью относился к проявленной доброте! Янь Чжэнмин в ярости опустил занавес, не желая больше видеть этого маленького ублюдка.

Чэн Цянь вспомнил слова учителя о том, что первый старший брат вошел в Дао через искусство фехтования и такие культиваторы в основном имели сильную волю — за исключением нескольких эксцентричных личностей, таких как Янь Чжэнмин.

Но сам Чэн Цянь был другим. Учитель сказал, что он вошел в Дао через сердце.

Что значило «войти в Дао через сердце»?

Этот вопрос терзал разум Чэн Цяня. Он провел в библиотеке несколько дней, но так и не понял его истинный смысл. Поскольку мнения разделились, он не знал, кому верить. Но все расхождения во взглядах говорили об одном и том же: «те, кто вошел в Дао через искусство фехтования, тренируют свое тело; те, кто вошел в Дао через сердце, тренируют свой ум».

Тренировать ум — значит закалять свою силу воли. Концентрация, стойкость, боль, выносливость и так далее. Если сила воли окажется достаточно крепкой, то заклинатель сможет следовать пожеланиям своего сердца, не отклоняясь от них. Поскольку Чэн Цянь только что переступил порог, самым очевидным методом, который он мог найти, чтобы тренировать свой ум, была самодисциплина.

Поэтому он уже решил рассматривать это изнурительное путешествие как практику аскетизма. [3]

[3] Аскетизм — крайняя степень воздержания, отречение от жизненных удовольствий, свойственное аскетам; методика достижения духовных целей через упражнения в самодисциплине, самоограничении, самоотвержении, исполнении трудных обетов, порой включающих самоистязание.

После трехдневной дороги учитель и его ученики прибыли на берег Восточного моря.

Рядом находился небольшой городок под названием Город Укрощения Драконов, где было много магазинов, торгующих всевозможными магическими инструментами, будь они настоящие или поддельные. В хорошую погоду из порта виднелись Небесные горы, выглядывающие вдалеке. Город в любое время года переполняли толпы путешественников со всей страны.

Но никогда еще здесь не было так шумно, как в этом году.

К моменту их прибытия, все гостиницы были заполнены до отказа. Янь Чжэнмин предложил послать кого-то из младших адептов, чтобы спросить о самом дорогом отеле в этом районе, планируя забронировать несколько роскошных номеров независимо от цены.

Учитель пропустил мимо ушей его паршивую идею.

Старый дух ласки хорошо знал дорогу. Нигде не останавливаясь, он повел братьев к юго-восточной окраине Города Укрощения Драконов, в направлении ряда крытых соломой постоялых дворов.

С эстетической точки зрения, архитектурный стиль этих лачуг напоминал конюшню. Несколько цыплят лениво бродили вокруг дверей, а прямо к хижинам прилегал свинарник, построенный из камней, откуда на показную флотилию экипажей молодого мастера Янь с любопытством смотрела жирная свинья.

Янь Чжэнмин распахнул дверцу кареты, с неприязнью на лице оглядел обстановку и протянул руку, чтобы ткнуть Чэн Цяня.

— Что это, черт возьми, за место? Сортир?

К этому времени он уже забыл о своем раздражении по поводу Чэн Цяня. Очевидно, Янь Чжэнмин не относился к тем узколобым людям, что затаивали обиду. Главным его занятием было упиваться собственной красотой во всех ее проявлениях.

Чэн Цянь сочувственно посмотрел на него, сказав:

— Я только что видел, как учитель постучал в дверь — боюсь, это то место, где мы остановимся сегодня вечером.

Янь Чжэнмин: «…»

Он предпочел бы спать в карете.

Ничто так не угнетало его, как это путешествие. Возмущенный, Янь Чжэнмин довольно долго думал о своей ответственности в качестве первого старшего брата. Он огляделся по сторонам и проворчал Ли Юню:

— Где маленький подлец?

С того дня, как Ли Юнь получил от Чэн Цяня мотивацию к учебе, он избегал игр и веселья. Он последовал примеру младшего брата и в течение всего путешествия держал в руках книгу, даже сидя верхом на лошади, а, услышав вопрос, указал куда-то, не поднимая глаз. В том направлении, куда он показывал, у дверей хижины, рос большой куст ягод годжи [4], а из просвета между ветвями виднелась смешная голова.

[4] Растение из семейства пасленовых, у нас называется «дереза обыкновенная», в Китае известно несколько тысяч лет, выращивается в том числе в провинции Нинся; плоды красные, но в горах Тибета бывают и темно-фиолетовые.

Хань Юань крикнул своим старшим братьям, застывшим с разными выражениями на лицах:

— Ищете меня? Я собираю ягоды годжи для вас. Их так много, и они такие сладкие!

Этот идиот…

Янь Чжэнмин захлопнул дверцу кареты, решив, что скорее умрет, чем ступит на землю. Тем не менее, он все же вышел, потому что его младшая сестра, еще не научившаяся общаться с другими, из-за долгого путешествия обписалась прямо в экипаже.

Лицо Янь Чжэнмина оставалось мрачным до полуночи.

У группы соломенных хижин было название, которое очень точно описывало их: «Убогий постоялый двор».

По обеим сторонам от входа виднелись надписи. Слева было написано: «Три монеты за ночь», а справа: «Оставайся или проваливай». На самой двери нарисовали свирепого монстра. Здесь не было даже слуги, чтобы поприветствовать гостей. Так вот как они управляли постоялым двором?

Хозяин не появлялся до тех пор, пока учитель не постучал в дверь. Это оказался крепкий мужчина ростом более восьми чи, выглядевший в точности как маленькая гора — его рост и талия были практически одного размера!

С торчащими волосами и такой же бородой, с лицом, похожим на бронзовый таз, и толстыми губами, кривившимися книзу, он напоминал негодяя, собирающего долги.

Лошадь Ли Юня испугалась его появления. Она заржала и в панике попятилась назад, отходя на расстояние одного чжана, почти попав в карету Янь Чжэнмина.

Учитель, однако, дружелюбно обхватил ладонью кулак, склонившись в малом поклоне, и улыбнулся.

— Брат Вэнь Я, давно не виделись.

Ученики и младшие адепты поразевали рты, чувствуя, что они больше никогда не смогут смотреть на два иероглифа: «Вэнь» и «Я» [5].

[5] Буквально «нежный» и «элегантный».

«Железная башня» выглядел раздраженным, когда открывал дверь, но стоило ему понять, что посетителем был Мучунь чжэньжэнь, как его лицо немного смягчилось.

— Сяо Чунь? Почему ты здесь?

Такая форма обращения настолько потрясла Чэн Цяня, что он едва не свалился с лошади, а по его коже побежали мурашки.

— Входи, — Вэнь Я посмотрел на впечатляющую процессию молодого господина Янь и слегка нахмурился. — Вы сопровождаете невесту в дом жениха?

Ли Юнь, Чэн Цянь и Хань Юань одновременно захихикали, посмотрев на Янь Чжэнмина. Но последний лишь вынул свой новый меч и со злой усмешкой хлестнул робкого коня Ли Юня по заду. Бедняга встал на дыбы и в истерике прыгнул вперед, всполошив зафыркавшую свинью, которая, в свою очередь перепугала цыплят, гуляющих перед дверью, до такой степени, что они разлетелись, и резво припустили галопом.

Янь Чжэнмин с важным видом и безнадежной печалью в сердце вошел в самый убогий постоялый двор из всех, где ему когда-либо приходилось бывать.

Глава 24. Заурядная внешность обычного человека.

В тот день молодой господин Янь больше не покидал свою комнату. Он не вышел даже чтобы поесть, если, конечно, местные блюда вообще можно было назвать человеческой едой.

Когда наступил вечер, угрюмый, он прихватил с собой несколько десертов и попытался уснуть.

Хотя младшие адепты убирали его комнату много раз, Янь Чжэнмину все еще казалось, что одеяло воняет, а жесткая кровать неудобна. В ней было настолько душно, что можно было задохнуться, и независимо от того, какие благовония Янь Чжэнмин жег, ничто не могло прогнать его мрачное настроение.

Проще говоря, это чертовски убогое место заставило молодого господина Янь подвергнуть сомнениям всю свою жизнь. Не в силах больше сдерживаться, он поднялся с кровати, собираясь побеспокоить учителя просто из принципа, что если несчастен он, то и другие люди тоже должны быть несчастны.

Оставив младших адептов позади, Янь Чжэнмин метался по постоялому двору, как безголовый цыпленок.

Из-за того, что трактир был слишком убогим, а лавочник похож на бандита, никто, кроме них, не останавливался здесь. Проходя мимо пустого двора и множества свободных соломенных строений, похожих на дома с привидениями, Янь Чжэнмин, наконец, обнаружил своего бедного учителя в самом дальнем из них.

Однако, заметив, что Мучунь чжэньжэнь сидел там вместе с хозяином двора, Вэнь Я, он не решился подойти.

Одно дело беспокоить учителя, когда они наедине, но унижать его достоинство в присутствии других людей Янь Чжэнмин не хотел.

Но, поскольку Янь Чжэнмину таких трудов стоило разыскать его, он не желал возвращаться ни с чем. Помедлив немного, молодой господин Янь сунул руку в карман и вытащил крыло цикады.

Излишне говорить, что эта вещь была сделана Ли Юнем. На крыле было пять отверстий, так что, продев через них веревку, его можно было носить на шее. В определенной степени это крыло могло препятствовать восприятию других людей, что позволяло скрывать присутствие своего обладателя.

Но разве способен был Ли Юнь создавать такие сложные игрушки? Эффект от крыла был ограничен. Оно действовало, если владелец стоял достаточно далеко и соблюдал осторожность, но вот заставить человека исчезнуть или стать полностью невидимым оно не могло.

Однажды, отчитывая Хань Юаня за кражу птичьих яиц, Янь Чжэнмин забрал этот удобный инструмент себе.

Янь Чжэнмин повернулся к другой стороне двора и перелез через разбитый забор. Он спрятался за домом, выжидая момент, когда Вэнь Я уйдет, чтобы выпрыгнуть и завязать с учителем спор.

Он тренировался с мечом круглый год и был куда ловчее обычного человека, несмотря на то, что работал не слишком много. Под прикрытием крыла цикады ему удалось не потревожить двух даосов.

Он нашел место, чтобы присесть и подождать, пока учитель не отошлет гостя, чтобы, наконец, пожаловаться ему.

Именно в этот момент их разговор дошел до ушей Янь Чжэнмина.

Вэнь Я сказал:

— В прошлом году у меня было видение. Мне было интересно, что оно значит, а теперь ты говоришь мне, что это Небесное Чудовище. Его рождение, ярость Короля монстров и восстание в Долине Демонов — все это, должно быть, привело к кровопролитию. Если бы Ему не удалось подавить беспорядки и вытащить яйцо… Небесное Чудовище, рожденное в крови… Тц, это было бы больше, чем просто бедствие для горы Фуяо — кстати говоря, где Небесное Чудовище? Оно вылупилось?

Мучунь чжэньжэнь спокойно ответил:

— Оно вылупилось и находится прямо здесь, на твоем постоялом дворе. Я должен проверить ее через минуту, или она помочится на твою кровать.

Вэнь Я: …

Когда Вэнь Я растерялся, Мучунь чжэньжэнь снова заговорил, и его голос сделался строже. Янь Чжэнмин расслышал, что он также стал тише.

— Ты знаешь, кто был тот последователь Темного Пути с титулом Бэймин? И какое отношение он имел к нашему клану? Почему он хотел спасти наш клан ценой одной из своих облачных душ?

Вэнь Я:

— Разве он тебе не сказал?

Мучун чжэньжэнь вздохнул.

— Даже несмотря на то, что он сильный демонический совершенствующийся, принесение в жертву своей души наносит серьезный ущерб любому. Я не видел его с того дня.

Услышав это, Вэнь Я задумался, прежде чем ответить:

— Он попросил меня передать ЭТО тебе и утверждал, что он изгнанный ученик клана Фуяо. Я думал, ты его знаешь.

— С момента основания клана было множество предателей. Я знаю о происхождении двух Господинов Бэйминов, а кроме них, есть еще много других, скрывающих свои личности… после всех этих лет, как я мог знать, кто он?

— По крайней мере, он не выказывал дурных намерений, — сказал Вэнь Я. — Тебе лучше подумать о том, как вести себя со своим старым другом, чем беспокоиться о разбитой душе.

Вэнь Я намеренно понизил голос на словах «старый друг». Они прозвучали так мрачно и так глубоко, будто впитали в себя весь страх этого большого человека.

Янь Чжэнмин был потрясен.

Старый друг?

Пока Мучунь чжэньжэнь, казалось, целую вечность молчал, Янь Чжэнмин успел бессознательно выпрямиться и вытянуть шею.

Наконец учитель снова заговорил:

— Брат Вэнь Я, — спокойно сказал он. — Если я… Пожалуйста, позаботься об этих детях ради меня.

Подождите, что это должно было значить?

Янь Чжэнминь потратил весь свой интеллект, накопленный за последние шестнадцать лет, на этот момент. Он даже забыл о том, что подслушивает. Его разум лихорадочно работал, пока он прятался за своим укрытием, затаив дыхание.

Вэнь Я издевательски рассмеялся. Но Янь Чжэнмин не знал, над кем именно он насмехался.

— Да ладно тебе! Я никто. Как я могу взять на себя такую ответственность? — сказал Вэнь Я. — Что за место твоя гора Фуяо! В каждом поколении всегда есть последователь Темного Пути. Как такое ничтожество, как я, может взять все это под свой контроль? А, кроме того, разве у тебя нет болвана, готового вырезать амулеты на своей душе, чтобы уберечь тебя от беды? С таким же успехом ты можешь попросить его о помощи.

Мучунь чжэньжэнь знал, что он имеет в виду, поэтому тактично сменил тему.

Разговор перетек в шутливую болтовню. Двое мужчин средних лет говорили безумолку, рассказывая обо всех пустяковых историях, случившихся в мире заклинателей за последние пятьсот лет.

Когда ноги Янь Чжэнмина онемели, он убедился, что больше не получит никакой полезной информации. Только тогда он осторожно встал и также тихо ускользнул.

Жаркой июньской ночью, похожей на раскаленную печь, его ладони были холодными и потными.

Янь Чжэнмин покинул дом учителя и направился прямо к дому Чэн Цяня. Было поздно, и Чэн Цянь уже лег спать, но Янь Чжэнмин силой вытащил его из-под одеяла.

Внезапно и безпричинно разбуженный, Чэн Цянь сердито посмотрел на Янь Чжэнмина, думая лишь о том, как бы с ним подраться.

Янь Чжэнмин, однако, вообще на него не смотрел. Он подобрал одежду с кровати и швырнул ее Чэн Цяню в лицо, торжественно приказав ему:

— Одевайся и пойдем со мной.

Нахмурившись, Янь Чжэнмин принялся беспокойно расхаживать по комнате. Он полностью погрузился в себя и даже не заметил, что Чэн Цянь уже носил эту одежду сегодня днем. Более того, он не придрался к плачевному состоянию измятого пояса Чэн Цяня. С тяжелым сердцем, Янь Чжэнмин продолжал настаивать на своем.

Учтя это обстоятельство, Чэн Цянь решил, что первому старшему брату действительно было что сказать, по крайней мере, что-то в его глазах показалось юноше серьезным. Он поспешно надел верхнее одеяние, но, прежде чем успел расчесать волосы, Янь Чжэнмин уже потащил его к Ли Юню и Хань Юаню.

Однако они не нашли Хань Юаня. С тех пор, как братья спустились с горы, этот мальчишка бегал туда-сюда, будто дикий конь. Сейчас он, вероятно, прогуливался по городу.

Ли Юнь еще не спал и усердно работал при свете масляной лампы. Увидев своих братьев вместе, он очень удивился. Но когда его взгляд упал на крыло цикады на шее Янь Чжэнмина, он с сомнением спросил:

— Первый старший брат… ты только что подслушивал?

Прекратив поиски Хань Юаня, Янь Чжэнмин сел в комнате Ли Юня и, потирая дно фарфоровой чашки, сбивчиво пересказал своим младшим братьям то, что ему довелось услышать.

Чэн Цянь обменялся взглядами с Ли Юнем, взял чашку, глазурь которой Янь Чжэнмин почти стер, и налил туда холодного чая, похоже, находившегося в чайнике в течение нескольких дней. Янь Чжэнмин неглядя выпил его.

Нахмурившись, Ли Юнь спросил:

— Первый старший брат, это… ты знаешь, кто такой «старый друг»?

Ли Юнь на самом деле обладал тонким умом; просто он слишком любил необычные трюки и не имел достаточно концентрации. Немного поразмыслив над чаем в чашке, Янь Чжэнмин кивнул.

— Да.

— Как я и думал, это, должно быть, один из последователей Темного Пути, — подтвердил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин:

— Откуда ты знаешь?

На самом деле, Чэн Цянь уже думал, что это странно — слушая учителя во время чтения священных писаний, он заметил, что, хотя тот часто говорил противоречивые глупости, в текстах разных школ прослеживалась единая концепция, проходящая через каждую теорию. Заключалась она в том, что: «Великое Дао бесформенно и соответствует естественному порядку вещей».

Поскольку оно бесформенно, в нем нет ни правильного, ни неправильного. Все существа достигают одной цели разными путями. После посвящения Чэн Цянь никогда не слышал от своего учителя плохих слов о последователях Темного Пути или о самосовершенствующихся чудовищах.

Для этого был никчемный первый старший брат, до горечи ненавидящий их.

Чэн Цянь ответил:

— В прошлом году, в Долине Демонов, когда второй старший брат говорил о демонических совершенствующихся, ты накричал на него. Именно тогда я начал чувствовать, что… первый старший брат, кажется, особенно отвергает темное искусство.

Янь Чжэнмин махнул рукой.

— Я просто боялся, что он введет тебя в заблуждение.

— О… Однако, похоже, ты не боишься, что сам введешь нас в заблуждение, засыпая на каждом утреннем занятии, — сказал Чэн Цянь и глазом не моргнув.

Янь Чжэнмин: …

У этого маленького ублюдка был острый язык!

Янь Чжэнмин закатил глаза в ответ на слова Чэн Цяня. После короткого молчания он медленно заговорил:

— Я, вроде бы, не рассказывал тебе, как встретил учителя. Когда мне было семь или восемь лет, я закатил истерику из-за какого-то дела, о котором я сейчас и не вспомню. Тогда я был очень зол, поэтому убежал, оставив своих слуг, и был похищен.

Как говорится, каким был мальчик, таким будет и мужчина. Это определенно напоминало первого старшего брата.

— Меня похитил человек, очень красивый человек. Но он выглядел так, будто его отчаянно тошнило от всей той мертвой атмосферы, что окружала его, — вспоминал Янь Чжэнмин. — Он привел нас в заброшенный даосский храм.

Чэн Цянь моргнул.

— Нас?

— Нас, — подтвердил Янь Чжэнмин. — Всего было четверо или пятеро детей, все почти одного возраста со мной. Среди них была только одна девочка, все остальные — мальчики. Этот человек был последователем Темного Пути. Я видел, как он схватил девочку за шею и вытащил из ее лба три облачные и семь телесных душ [1] вместо того, чтобы просто убить ее. Удивительно, но после всего этого девочка еще дышала, и ее сердце билось, даже если тело превратилось в пустой сосуд. Она боролась со смертью семь или восемь дней, находясь на грани, но потом все равно скончалась. Это был… первый раз, когда я видел, как кто-то умирает.

[1] 魂 — хунь (буквально: «облачная душа») и 魄 — по (буквально: «белая душа») — два типа душ в китайской философии и традиционной религии.

То, что Янь Чжэнмин все еще помнил каждую деталь случившегося по прошествии почти десяти лет, доказывало, насколько глубоко оно запечатлелось в его сознании.

Ли Юнь был в изумлении.

— Зачем этому мужчине убивать детей?

— Он бросил душу девочки в лампу с вонючим маслом. Пламя вспыхнуло и больше не гасло. Затем настала наша очередь. Но он не стал убивать нас сразу. Он каждый день брал у нас кровь и вливал ее в масло. Не считая тошноты, поначалу мы не чувствовали ничего ужасного. Но у маленьких детей не так много крови. Несколько дней спустя некоторые не выдержали и умерли.

Когда Янь Чжэнмин пересказал свою историю, Чэн Цяню она показалась все более и более знакомой.

— Это Поглощающая души лампа?.. — выпалил он.

— Что? — шокировано спросил Ли Юнь.

Взгляд Янь Чжэнмин внезапно стал серьезным.

— Откуда ты знаешь?

Чэн Цянь ответил:

— Я читал об этом в библиотеке. Поглощающая души лампа может очищать их. Низший класс использует девичьи души в качестве фитиля и трупное масло, смешанное с мальчишеской кровью, для розжига. После сорока девяти дней сожжения душа девушки превращается в призрачную тень. Это определенный тип темных искусств, называемый управлением призраками [2].

[2] Управление призраками буквально переводится как «призрачный путь» по аналогии с «темный путь». Но, поскольку призрачный путь звучит немного странно, мы обосновали его так.

Янь Чжэнмин протянул руку и схватил Чэн Цяня за запястье.

— Чэн Цянь, я открыл ворота только для того, чтобы ты увидел, как истекают кровью другие люди и как очищают их души?!

Это не напугало Чэн Цяня. Он сказал с полной уверенностью:

— В любом случае, это не запрещено учителем. Есть много различных видов темных искусств, я всего лишь просмотрел несколько из них.

— Достаточно, — Ли Юнь был очень умен. Увидев, что они отклонились от темы, он тут же перевел разговор в прежнее русло. — Первый старший брат, пожалуйста, продолжай. Что случилось с тем одержимым последователем Темного Пути? Учитель спас тебя, и ты стал его учеником?

Янь Чжэнмин бросил свирепый взгляд на Чэн Цяня.

— Учитель спас меня, но дело не в этом…

В этот момент Янь Чжэнмин невольно остановился.

— Учитель знаком с этим демоническим совершенствующимся. Я слышал, как он называл его «старший брат».

Глава 25. Случайно найденный темный заклинатель.

Слова Янь Чжэнмина ошеломили Ли Юня и Чэн Цяня. Ли Юнь нерешительно спросил:

— Так… он наш дядя? [1]

[1] Шибо – дядюшка-наставник, вежливое обращение к старшему брату (шисюну) учителя.

Произнеся это Ли Юнь вдруг почувствовал себя одержимым Хань Юанем и, пожалев, быстро потер лоб.

— Конечно нет, неужели все правила клана спустились тебе в желудок? Как только вы вступите на Темный Путь, вроде управления призраками или массовых убийств, вы будете изгнаны из клана и никогда больше не сможете вернуться, — строго сказал Янь Чжэнмин.

В комнате воцарилась тишина.

Спустя минуту или две, Чэн Цянь отодвинулся и пробормотал:

— Это означает… что старый друг, вероятно…

Он невольно замолчал, видимо, не зная, как правильней к нему обратиться. Он долго думал, прежде чем до него дошло.

— Э-э, бывший дядя.

— А кто еще это может быть? — нетерпеливо сказал Янь Чжэнмин. — Гора Фуяо не является верховным центром демонических заклинателей.

— Первый старший брат, что ты об этом думаешь? Может, завтра пойдем и спросим у мастера? — осторожно предложил Ли Юнь.

Янь Чжэнмин покачал головой. Несмотря на болтливость учителя, большая часть того, что он говорил, была чепухой. Когда дело доходило до чего-то серьезного, он становился похож на закрытую устрицу. Янь Чжэнмин определенно не верил, что они смогут что-то вытянуть из него. Он немного подумал и с надеждой произнес:

— Есть ли способ… который позволит нам найти местонахождение учителя, когда он попытается сбить нас с толку?

Чэн Цянь слонялся по библиотеке целыми днями. После того, как он услышал слова Янь Чжэнмина, множество различных тактик по вытягиванию информации из учителя, хлынули в его голову. Но он отвергал их одну за другой, пока, наконец, не осознал, что их шансы были почти ничтожны. Первое условие для слежки за учителем заключалось в том, что один из них должен был превосходить его в могуществе.