Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

— Хватит болтать. Будь осторожен.

Едва он успел произнести слово «осторожен», как из темного безмолвия тайного царства донесся резкий звук. Казалось, что в барабанные перепонки вонзился острый нож. Чэн Цянь слышал лишь тихое жужжание, будто его с силой ударили в висок, и три его души4 мигом рассеялись.

4 三魂七魄 (sānhúnqīpò) — три души и семь чувств.

Перед глазами все плыло, мир безостановочно кружился. Прежде, чем Чэн Цянь успел хоть как-то среагировать, поднялся сильный ветер.

Янь Чжэнмин тут же оттолкнул его в сторону, быстро развернулся и загородил юношу спиной.

— Старший брат, ты...

Янь Чжэнмин судорожно вздохнул, но Чэн Цянь понятия не имел, куда его ранило.

— Все в порядке. Рожденное таковым всегда лучше созданного. Мы почти у цели. Вперед!

Они оба оказались в замешательстве. Чэн Цянь был сам не свой. Его взгляд затуманился. Юноша инстинктивно оперся о стену и лишь прикоснувшись к холодной поверхности осознал, что что-то было не так. С трудом подняв глаза на жемчужину в ладони Янь Чжэнмина, он увидел перед собой мертвенно бледное человеческое лицо.

Чэн Цянь лишился дара речи.

Он едва сдержался, чтобы не ударить это лицо.

Янь Чжэнмин подбросил жемчужину в воздух и попытался добавить ей силы, но та внезапно издала громкий треск. Не выдержав мощи изначального духа заклинателя меча, она взорвалась, превратившись в облако лепестков.

Пещера, в которой они находились, тут же озарилась светом. Кроме костей в ней были еще и «люди». Множество людей, все разного пола, возраста и роста. Мужчины, женщины, старики и молодые. Они стояли в темноте, бледные и безжизненные, замершие в воздухе, словно толпа повешенных призраков!

Даже несмотря на то, каким отчаянным человеком был Чэн Цянь, при виде этой картины он не мог ни отвернуться, ни вздохнуть. Очень скоро он почувствовал, что ему становится плохо. Лишь когда сияние взорвавшейся жемчужины померкло, он прошептал:

— Призрачные тени...

Здесь было очень холодно. Казалось, это место могло заморозить не только тело, но и душу и даже изначальный дух.

— Когда-то здесь стояла Поглощающая души лампа. Однажды поднялся ветер, и все вырвавшиеся из нее призраки замерзли. Это случилось прежде, чем они сумели сбежать... Но где сама лампа? — с трудом произнес Чэн Цянь.

Полностью оправдывая имидж местного богача, Янь Чжэнмин ненадолго отпустил Чэн Цяня, а затем достал из рукава еще одну жемчужину и вновь осветил пещеру.

— Ну и ну.

В дальнем углу пещеры лежали еще одни непогребенные кости. Осторожно смахнув с них снег, юноши увидели меж ребер скелета ярко-красное перо. Среди мрака и льда оно слишком бросалось в глаза.

— Как думаешь, это Тан Чжэнь? — спросил Янь Чжэнмин.

Это действительно Тан Чжэнь?

Заклинатель, не успевший сформировать свой изначальный дух, отправился к морю Бэймин, чтобы отыскать в нем тайное царство горы Дасюэшань. Однако, по какой-то неведомой причине, он оказался здесь вместе с группой темных заклинателей, или попросту нашел проход, который они оставили. Но едва ступив в пещеру, он столкнулся с Поглощающей души лампой. Не сумев увернуться от яростного ветра, он встретил здесь свою смерть и, едва его душа покинула тело, как она тут же угодила в лампу.

Но сто лет назад, когда Хань Юань встретил его на берегу Восточного моря, разве у Тан Чжэня не было изначального духа?

Вдруг, в душе Чэн Цяня родилась кошмарная догадка. Одновременно с этим шум в его ушах становился все громче и громче. Он был далеко от бушующего поблизости ветра, но последствия от его удара все еще давали о себе знать. Юноша наклонился, прислонившись к ледяной стене, и изо всех сил прижался к ней лбом, едва сдерживая рвущийся наружу стон. Его душу жутко трясло. Это было так же болезненно, как когда деревянный меч расколол его изначальный дух.

Виски Чэн Цяня вскоре стали влажными, и он понятия не имел, был ли то холодный пот или растаявшая вода.

Пока они блуждали по ледяной пещере, людям, почти достигшим середины Шу, было невыносимо жарко.

В Шу было великое множество гор. Когда сопровождавшие их ученики горы Белого тигра оказались здесь, они почувствовали себя крайне неловко. В окружавших их густых лесах легко можно было спрятать массивы. Потому они постоянно находились в воздухе, вынужденные скрываться от противников, желавших устроить им засаду.

Нянь Дада сидел верхом на летающей лошади и внимательно, слово за словом, изучал лежавшую в его руках старую книгу. Вдруг, где-то поблизости раздался голос. Кто-то небрежно прочел:

— «Заметки о перерождении»...

Нянь Дада был так ошарашен, что книга едва не выскользнула у него из рук, но юноша тут же подхватил ее. Он испуганно оглянулся на оказавшегося поблизости Хань Юаня и пробормотал:

— Четвертый дядя...

Вне всяких сомнений, Нянь Дада действительно побаивался своего вечно угрюмого четвертого дядюшку.

Хань Юань взглянул на него и, ничуть не смутившись, спокойно спросил:

— Чье воплощение ты собираешься найти?

Юноша изо всех сил попытался расслабиться.

— Моего отца, — ответил он.

— О, откуда твой отец? — спросил Хань Юань.

— Из долины Минмин... — едва выпалив это, Нянь Дада тут же поправился. — Но, наверное, это не совсем так. Он был родом с берегов Восточного моря. В юности ему посчастливилось попасть в лекционный зал острова Лазурного дракона, где он и стал заклинателем. Затем он долго бродил по свету и совершенствовался. Когда ему исполнилось сто лет, он поселился в долине Минмин и сменил имя.

— Остров Лазурного дракона… кто бы мог подумать, что его постигнет такая участь. Могу посоветовать тебе на досуге отправиться к Восточному морю и поискать его в окрестностях. Не стоит благодарности, — равнодушно бросил Хань Юань.

Подумать только, демонический дракон, который едва не проделал дыру в небе, спокойно говорил ним. Нянь Дада на мгновение остолбенел и пробормотал:

— Это... это правда?

— Перерождение изначального духа обычно происходит так, — начал Хань Юань. — Душа умершего возвращается в родной город или тому подобное. Однако, искать ее бесполезно. Человек рождается вновь. Теперь он снова обычный смертный, его память абсолютно чиста. Он не ведает, кем он был. Однако, он может сохранить внешность и характер, оставшиеся от предыдущей жизни.

На лице Нянь Дада застыли настороженность пополам с надеждой.

Хань Юань прищурившись посмотрел на него и с усмешкой сказал:

— Сперва ты должен подумать о том, как спасти свою жизнь.

Нянь Дада был ошеломлен, как вдруг один из учеников горы Белого тигра, летевший впереди него, внезапно подал сигнал тревоги, извещая о том, что вдалеке, в густом лесу, скопилось большое количество темной энергии. Это преградило путникам дорогу.

Тело Хань Юаня, похоже, мгновенно сменило хозяина. Казалось, этот никчемный человек разом обрел какое-то странное очарование. Вокруг него тут же заструился черный туман, из-за чего казалось, что свернувшийся в клубок дракон готов был вот-вот вырваться на свободу.

— Не суетитесь, — произнес Хань Юань. В его прищуренных глазах вспыхнул красный огонь. — Эти идиоты всерьез считают, что я завоевал титул Бэймина, теперь каждый из них желает наступить на мой труп и стать владыкой демонов.

С этими словами, Хань Юань криво усмехнулся и рванулся вперед, словно яростный вихрь, не обращая никакого внимания на возглас Ли Юня:

— Да что ты о себе возомнил, чтобы корчить из себя добродетеля?!

Глава 101. Это..."душа художника"!

— Подожди! Постой немного, кто это? — спросил Ли Юнь.

— Я не знаю. Какая разница?! Уйди с дороги! — отмахнулся Хань Юань.

Хань Юань был темным заклинателем, чей путь был омыт кровью. Таким как он непросто обуздать свою жажду убийства. Если он снова причинит кому-то вред, ему будет трудно вернуться на праведный путь. Он так долго был связан кровавой клятвой, что начинала кружиться голова. Эти люди сами напоролись на нож.

Хань Юань вмиг обернулся сорвавшимся с цепи бешеным псом. Как мог их «слабый и несчастный» второй брат удержать его?

Кто знает, сколько кольев таил в себе густой лес у них под ногами. Казалось, что массив представлял собой одну большую сеть. Тот, кто создал его, явно ждал, когда они попадутся в ловушку. Сеть опустилась прямо с воздуха, и над головами всех присутствующих промелькнул силуэт демонического дракона. Он даже и не думал о том, чтобы найти укрытие, дракон сразу же ринулся вверх. Огромный зверь и сияющая сеть столкнулись друг с другом, и все живое вокруг содрогнулось от ужаса. По небу, гонимые ветром, бежали облака, и все птицы и звери в лесу попрятались в свои норы.

Среди сопровождающих было полно учеников горы Белого тигра. Никто из них еще не достиг должного уровня мастерства, к тому же, их глупые летающие лошади со страху взмыли ввысь и скрылись в облаках.

Безрассудный старейшина горы Белого тигра завопил во все горло:

— Спускайтесь, спускайтесь!

В мгновение ока небо потемнело. По зависшей над головами заклинателей огромной сети, наполненной темной энергией, время от времени пробегали искры, похожие на быстрые маленькие молнии. Однако Хань Юань оказался слишком толстокожим, эти искры не доставляли ему никаких проблем. Но у юных учеников горы Белого тигра была заплесневелая кровь1. Они в любой момент могли попасть под удар и пострадать ни за что2. И, если они не хотели превратиться в обугленные головешки, им нужно было скорее спуститься на землю.

1 血霉 (xuèméi) — букв. заплесневелая или черная кровь; разг. чертовски невезучий.

2 城门失火，殃及池鱼 (chéng mén shī huǒ, yāng jí chí yú) — когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо (обр. при большом несчастье даже малому трудно уберечься; пострадать ни за что).

Ли Юнь вздохнул, и в этот самый момент в небо ударил столп белого света. Юноша оставил своего летающего коня и встал на меч:

— На земле засада. Господа, пожалуйста, успокойтесь. Нам нельзя спускаться. Младшие ученики с низким уровнем совершенствования должны спуститься лишь наполовину и сконцентрироваться на формировании тактического построения в виде восьми триграмм3.

3 八卦阵 (bāguàzhèn) — тактическое построение войск в виде рисунка восьми триграмм. (в значении: хитроумный план выхода из затруднительного положения).

— Ты прав! Не снижайтесь! Поднимайтесь назад! — воскликнул старейшина горы Белого тигра.

Ли Юнь промолчал.

Наверняка владыка Шан только в шутку назначил его старейшиной.

Второй господин Ли все больше и больше чувствовал, что не справился с возложенным на него заданием. Но у него не оставалось другого выхода, кроме как, скрепя сердце, приказать этой толпе неопытных учеников вступить в битву с огромной небесной сетью.

Внезапно, Ли Юнь ощутил, как волосы у него на затылке встали дыбом. Он на мгновение задумался, и, не желая верить своей интуиции, выбросил из рукава амулет. Сразу после этого юноша увидел, как узкая деревянная дощечка взмыла в небо и растянулась, образуя сияющий защитный купол.

Но прежде, чем Ли Юнь почувствовал боль, он услышал, как небо разорвал оглушительный раскат грома.

Один из учеников горы Белого тигра, истекая кровью, рухнул с летающей лошади.

После их путешествия к башне Красной птицы кости Небесного Чудовища в теле Лужи начали стремительно расти. Но даже тогда это не повлекло за собой Великое Небесное Бедствие. Ли Юнь был в ужасе, осознав, что в этот раз гнев небес явился за Хань Юанем!

Вдруг, в воздухе раздался странный гул, и защитное заклинание не выдержало. Купол медленно растрескался по середине и, спустя мгновение, рассыпался прахом!

Бесценная деревянная дощечка сломалась надвое и полетела вниз.

Хань Юань развернулся и ловко приземлился на один из мечей. Похоже, в разразившемся хаосе клинок лишился своего хозяина. На лице юноши то и дело проступала тень черного дракона, а на тыльной стороне его руки алела кровавая метка. Хань Юань мрачно посмотрел на покрывшую небо сеть.

Небесное Бедствие оказалось реакцией на кровавую клятву.

Внезапно, из леса выскочило несколько темных заклинателей. Казалось, все они до этого прятались под землей. Заклинатели тут же окружили Хань Юаня.

Но страннее всего было то, что среди них встречались и обычные совершенствующиеся. Всех их переполняла жгучая ненависть.

Кто-то из толпы закричал:

— Ты — монстр! Ты посмел творить бесчинства в Массиве десяти сторон! Эти безвольные тряпки, ученики твоего клана, не посмеют и пальцем тебя тронуть. Но мы и сами можем тебе отомстить!

Будучи одним из «учеников клана», Ли Юнь отчетливо почувствовал, как ему на голову поставили таз с дерьмом. У него попросту не было слов.

Хань Юань равнодушно посмотрел на говорившего.

— О, и чтобы избавиться от такого монстра, как я, ты объединился с этими мелкими демонами? Им никогда со мной не сравниться. Великий муж может склониться, а может выпрямиться, верно4? Ничего не скажешь, это действительно достойно восхищения.

4 大丈夫能屈能伸 (dàzhàngfū néng qū néng shēn) — великий муж может склониться, может выпрямиться (обр. настоящий лидер может подчиняться и может командовать; ради конечной цели можно пройти через унижения).

Прислушавшись к речам младшего брата, Ли Юнь со смехом сказал:

— Все, что есть общего между ним и его внутренним демоном, так это его поганый рот.

«Поганый рот» Хань Юаня не на шутку разозлил сговорившихся с демонами заклинателей. Их взгляды изменились, и все они, пользуясь защитой повисшей над головой сети, бросились на юношу.

Эти люди следовали по истинному пути, они не могли позволить себе убивать без разбора. Они пали так низко, но все еще не чувствовали, что в мести есть что-то плохое. Однако Хань Юаня все еще сковывала кровавая клятва, ему только и оставалось, что терпеть. Если бы он осмелился дать отпор и причинить нападавшим вред, это вызвало бы еще одно Небесное Бедствие, которое не пережил бы даже прежний Господин Бэймин.

Хань Юань нахмурился, закатал рукава и приготовился уклоняться. Не оглядываясь, он заорал:

— Ли Юнь, ты собираешься что-то делать с этими мерзавцами, или нет?! Или решил просто понаблюдать за весельем?!

Ли Юнь сложил руки на груди и равнодушно ответил:

— Самая большая разница между внутренним демоном и Буддой заключается в том, что твой внутренний демон, мать твою, абсолютно никчемный!

Услышав эти слова, находившаяся поблизости Лужа тут же возмутилась:

— Ах, второй старший брат, ты что, уже состарился? Зачем столько слов? Лучше покажи мне, как надо сражаться!

….этот клан всегда действовал как попало!

Ли Юнь тут же выхватил меч, больше напоминавший поясное украшение, и обратился к старейшине:

— Прошу вас, задержите даою с горы Белого тигра. Лужа, используй истинное пламя Самадхи, разорви сеть и открой четвертому брату путь! Вот ведь живучий ублюдок. Если я не ошибся в расчетах, «око» массива находится на юго-западе.

Лужа тут же превратилась в красного журавля и со свистом унеслась прочь. Искры, блуждавшие по небесной сети, оказались никчемными перед истинным пламенем Самадхи Небесного Чудовища. В преграде в миг образовалась брешь.

Нянь Дада поспешно выступил вперед.

— Второй дядя, а что насчет меня?

Ли Юнь взмахнул рукой и вытащил из рукава большой лист бумаги. Юноша лишь слегка прикоснулся к нему, и бумага тут же рассыпалась на множество кусочков. Ветер подхватил их, и они обратились в рой различных насекомых. По коже Нянь Дада пробежали мурашки.

Насекомые спустились с неба и исчезли в лесу. Ли Юнь бросил в руки Нянь Дада маленькую бутылочку.

— Сквозь дно этой бутылки можно видеть глазами насекомых. Так ты сможешь узнать обо всем, что происходит на земле. Подмени меня и будь осторожен. Сдается мне, здесь все не так просто.

Нянь Дада был занят тем, что потирал покрывшуюся мурашками кожу. Схватив бутылочку обеими руками, юноша старательно наблюдать за всем, что происходило на земле, одним взглядом охватывая десять строк5. В этот момент Нянь Дада на собственной шкуре испытал, каково это быть тысячеруким и тысячеглазым.

5 一目十行 (yīmù shíháng) — одним взглядом охватывать десять строк (обр. в знач.: быстро читать; беглое чтение, пробегать глазами).

Старейшина горы Белого тигра лично принял командование. Своих учеников ему с трудом, но все же удалось организовать. Они быстро пришли в себя и поспешно бросились напролом, силясь перехватить напавших на Хань Юаня заклинателей. Обе стороны сцепились друг с другом, бранясь и сражаясь. Под руководством старейшины ученики вежливо6 поприветствовали противников, а затем все они снова вцепились друг другу в лица, намереваясь окончательно похоронить врагов.

6 翩翩风度 (piān piān fēng dù) — китайская идиома, означающая хорошие манеры и правильное воспитание.

Заметив, что заклинатели заняты боем, Хань Юань с легкостью миновал сцепившуюся толпу, вырвался из окружения, превратился в черный туман и ринулся прямо в небольшую брешь, проделанную для него Лужей. Оказавшись внутри, юноша поспешно протянул руку по направлению к юго-западу и вскоре нащупал «око» массива.

Несколько темных заклинателей тут же заметили, что ситуация вышла из-под контроля, и захотели скрыться. Но воздух сотряс протяжный драконий рев, и небо заволокло черными тучами. Спустя мгновение, перед собравшимися появилось сразу несколько Хань Юаней.

— Куда это вы собрались? — в унисон спросили они.

Лужа была ошарашена. Чувствуя, что ее жизнь никогда не станет прежней, она поспешно превратилась обратно в человека и задумчиво сказала:

— Кажется, я поняла, что старший брат имел в виду, сказав: «В мире есть три тысячи дорог и все они ведут к одной и той же цели».

Ли Юнь было подумал, что его младшая сестра, наконец, достигла просветления. Но прежде, чем он успел вздохнуть с облегчением, Лужа произнесла:

— Оказывается, кроме бесполезных «девяти звеньев», любой способен стать таким же могущественным!

Ли Юнь ошеломленно замолчал.

Этот брат и вправду больше не мог этого выносить!

Внезапно, Нянь Дада громко ахнул.

— Чему ты удивляешься? — недовольно осведомился Ли Юнь.

— Второй дядя, вдруг, откуда ни возьмись, на землю опустилась группа людей... О нет, это призраки. Они движутся быстрее ветра! — взволнованно произнес Нянь Дада.

Услышав слово «призраки», Ли Юнь ощутимо занервничал. Юноша выставил перед собой руку и его зрачки сузились. Бесчисленные насекомые, разбросанные им повсюду, вновь взмыли в воздух, вспыхивая и исчезая. Самоуничтожаясь, они разгоняли клубившиеся под ногами у заклинателей остатки черного тумана. Каждый понимал, что ситуация на земле изменилась.

Старейшина горы Белого тигра гневно воскликнул:

— Поглощающая души лампа!

Ли Юнь выглядел очень серьезным. Он издали посмотрел на Хань Юаня. Почему все так совпало?

Однако сейчас у него не было времени на размышления. Густые черные тучи, стелившиеся по земле, с ревом устремились в небо. В лицо юноши ударил сильный запах разложения, и у него едва не потемнело в глазах.

Нянь Дада тут же вспомнил о той пещере, которую он увидел, когда впервые покинул долину Минмин, последовав за Чэн Цянем. Все его тело содрогнулось от страха.

Вдруг, среди спустившихся на землю призрачных теней промелькнула знакомая фигура. Это был Цзян Пэн.

Более ста лет назад, когда они впервые встретились с ним в Восточном море, Цзян Пэн уже мало походил на человека. Но теперь, спустя столько времени, его образ стал еще более шокирующим.

Все его тело ниже пояса тонуло в клубах черного тумана. Казалось, что у него вообще не было ног, и он попросту болтался в воздухе. Какое-то время Ли Юнь никак не мог понять, был ли он тем, кто следовал по Призрачному пути или уже сам стал призраком. На вид Цзян Пэн казался очень истощенным, он больше напоминал ходячего мертвеца. Даже лучи полуденного солнца не смогли бы разогнать тени на его лице.

Окинув взглядом толпу, Цзян Пэн внезапно ухмыльнулся и уставился прямо на Хань Юаня. Облизнувшись, он с трудом произнес:

— Бэймин…

Несправедливо обвиненный Хань Юань неохотно собрал всех своих клонов. В его ушах тут же раздался голос внутреннего демона:

— Разве не ты говорил, что прошлый Господин Бэймин уничтожил его еще сотню лет назад?

Сказав это, юноша внезапно изменился в лице. Теперь говорил уже сам Хань Юань.

— Когда я видел его в последний раз, мне показалось, что он с трудом узнает людей. Он больше не был тем жестоким безумцем. Действительно ли он владелец Поглощающей души лампы? Тогда почему он ничем не отличается от призрачных теней?

— Ох, похоже, им достаточно лишь одного моего появления, мне даже не придется искать всех этих идиотов. Они сами придут ко мне с желанием сразиться, и у меня появился отличный шанс свести с ними счеты, — усмехнулся внутренний демон.

Хань Юань поспешно отобрал у него инициативу и произнес:

— Нечего хвастаться такими вещами. Неужели ты думаешь, что если кто-то похвалил тебя, то ты действительно имеешь право зваться Бэймином? Он был старшим братом моего учителя. Задолго до того, как я ступил на этот путь, он уже бесчинствовал в окрестностях острова Лазурного дракона. Еще неизвестно, кто с кем сводит счеты.

Случайно подслушав этот странный разговор, старейшина горы Белого тигра не на шутку опечалился. Он чувствовал, что его жизнь могла закончиться здесь. Здесь, где встретились два самых величайших демона последних ста лет. Но один из них был сумасшедшим, а другой и того хуже!

В этот самый момент из-под земли донесся шепот бесчисленных голосов, словно десятки тысяч призраков переговаривались друг с другом. Все присутствующие разом задрожали от страха. Вдруг, в воздух со свистом взмыла огромная масляная лампа, и завертелась вокруг своей оси, как безумный ураган. Пока она вращалась, внутри нее то и дело мелькали чьи-то лица. Жуткий тайфун бросился прямо на застывших в воздухе заклинателей, с разинутыми ртами наблюдавших это странное зрелище. Лес в самом сердце Шу заволокло черным туманом. Все растения и цветы тут же увяли. Похоже, призрачные тени вытягивали из них жизнь.

Нянь Дада не мог поверить, что этот человек был тем самым грязным и жалким темным заклинателем, еще недавно скитавшимся в окрестностях долины Минмин. Именно он тогда прицепился к Люлану, пытаясь отсрочить свой конец.

Но теперь Цзян Пэн вернулся… нет, он был еще сильнее, чем сто лет назад!

Хань Юань выплюнул изо рта горсть потрескивающей красной земли, но не осмелился долго держать ее в ладони. Юноша сложил руки перед грудью, и из-под его пальцев медленно появился меч с узором дракона. Стоявший на земле призрачный заклинатель, и повисший в небе демонический дракон не отрываясь смотрели друг на друга. Вдруг, они одновременно ринулись вперед.

Похоже, вид меча в руках Хань Юаня немало взволновал Цзян Пэна. Используя ту же технику, призрачный заклинатель выхватил, словно из ниоткуда, длинную белую кость.

Некогда эти двое принадлежали к одному клану. И теперь они, не сговариваясь, использовали друг против друга деревянный меч клана Фуяо. Обычно спокойное и мирное искусство в очередной раз явило миру свое непредсказуемое лицо. Без труда пережив давление темной энергии, оно стала частью совершенно новой версии Темного Пути!

— Ты все еще здесь?! Ты что, хочешь умереть? — закричал Ли Юнь и отвесил Нянь Дада затрещину.

Пока они говорили, землю под их ногами полностью покрыл клубящийся черный туман. Независимо от того, кто на чьей стороне, противники тут же позабыли о сражении. Все присутствующие поспешно отступили в сторону, не желая вмешиваться в борьбу драконов и тигров7, разразившуюся между двумя великими демонами.

7 龙争虎斗 (lóngzhēng hǔdòu) — борьба драконов и тигров (обр. в знач.: яростная схватка, беспощадная борьба).

Но даже среди них нашелся один смельчак. Где-то поблизости раздался лязг вынимаемого из ножен клинка. Сияющая аура меча дерзко вклинилась между сражающимися демонами.

Это был меч изначального духа!

Ли Юнь был вне себя от радости. Он было решил, что это Янь Чжэнмин вернулся раньше времени. Однако, впереди его ждало удивление. Нет, у этого заклинателя меча тоже был изначальный дух, но он и рядом не стоял с его старшим братом, достигшим уровня «Божественного Царства»!

Это был Ю Лян из Управления небесных гаданий!

Клинок юноши налетел на кость в руках Цзян Пэна, и сила заклинаний, покрывавших меч, внезапно возросла. Юноша напоминал новорожденного теленка, осмелившегося выйти против тигра. Громко закричав, он снова ринулся в атаку. Темная энергия Цзян Пэна столкнулась с яростной бурей. Кость в его руках дрогнула, а потом вновь окрепла, сделавшись сильнее в несколько раз.

Но вдруг, Хань Юань отразил удар Цзян Пэна своим собственным мечом. Одновременно с этим он оттолкнул Ю Ляна свободой рукой и холодно произнес:

— Не смей умирать у меня на глазах, не навлекай на меня Небесное Бедствие. Убирайся отсюда!

Было видно, что меч Ю Ляна подвергся воздействию темной энергии. Юноша побледнел, но сохранил спокойствие и быстро ответил:

— Старший, я здесь, чтобы доставить послание. Возглавляемый Бянь Сюем зал Черной черепахи собрал вокруг себя множество заклинателей. Все они питают к тебе глубочайшую ненависть, они намерены убить тебя. Но эти люди всего лишь прикрытие. Они не брезгуют грязными трюками. Я понятия не имею, откуда они узнали о вашем маршруте. Мои друзья попытаются выиграть время, но тебе лучше уйти.

Пока он говорил, Хань Юань и Цзян Пэн успели провести более сотни раундов. Каждого из них окружал черный туман. Никто не желал опускаться до уловок. Они оба были ранены и не слушали, что говорил Ю Лян.

Но, если эти двое сумасшедших ничего не слышали, Ли Юнь вовсе не был глухим. Он быстро понял, что Ю Лян теперь всего лишь одинокий заклинатель меча, а его так называемые «друзья» — самое большее, банда, оставшаяся от Управления небесных гаданий. В последней стычке Управление небесных гаданий сильно пострадало, и вся их организация разваливалось на части. Кому теперь было до них дело?

Кроме Чжэши!

На этот раз Лужа среагировала очень быстро. Ведь именно она отвечала за отправку писем Чжэши. Конечно же, у девушки была с ним связь. Она быстро нащупал у себя на одежде пыльное воробьиное перо. Всего через несколько мгновений один конец пера потерял всю жизненную силу и потемнел!

— Это точно старший брат Чжэши! — закричала Лужа.

— Хань Юань, прекрати! — заорал Ли Юнь.

Но Хань Юань пропустил их слова мимо ушей... Может быть, он на самом деле слышал брата, но ситуация была настолько серьезной, что он попросту не мог сейчас остановиться.

Один из уцелевших бумажных насекомых выпрыгнул вперед и добросовестно передал все, что увидел, Ли Юню. Ли Юнь застыл, глядя куда-то вдаль. Все его тело покрылось мурашками. Менее чем в пяти ли от них разворачивался огромный массив. Никто не знал, сколько заклинателей с изначальным духом было на нем задействовано. Границы массива постепенно закрывались!

Ли Юнь стиснул зубы и вытащил из волос деревянную шпильку. В мгновение ока шпилька превратилась в меч.

Юноша не хотел использовать его без острой необходимости. Уходя, Янь Чжэнмин оставил это ему, чтобы он мог защитить себя. Внутри шпильки был запечатан клинок изначального духа.

В руках Ли Юня меч ожил, и Янь Чжэнмин сразу же это почувствовал.

Однако, в данный момент у него не было времени думать об этом. Чэн Цянь рухнул перед ним, как подкошенный. Казалось, юноша испытывал невероятную боль. Лежавшая на Шуанжэне рука Чэн Цяня бессознательно потянулась к лезвию. Будучи в полной темноте, Янь Чжэнмин не сразу понял, что юноша порезался, пока в нос не ударил металлический запах.

Шуанжэнь жадно пил кровь своего владельца. Юноша так разволновался, что против воли ринулся вперед.

— Сяо Цянь! Сяо Цянь!

Терпя сильнейшую боль, Чэн Цянь процедил сквозь зубы:

— Тан Чжэнь… Его… изначальный дух был создан в Поглощающей души лампе…

Все, что произошло в прошлом, разом сложилось в единую картину. Имея низкий уровень совершенствования, Тан Чжэнь, вероятно, как и они, отправился к морю Бэймин. Он отыскал разлом, оставленный темными заклинателями, и вошел в тайное царство горы Дасюэшань. Но прежде, чем он сумел отыскать лист золотого лотоса, налетел свирепый ветер и отделил его душу от тела.

Он должен был умереть, как те, кто пришел сюда до него, но, к счастью, его дух угодил в Поглощающую души лампу.

У Поглощающей души лампы не было владельца, но в тот момент она внезапно им обзавелась.

Какое совпадение. Словно слепая черепаха, случайно заплывшая в трещину. Точно так же, как когда-то душа Чэн Цяня вошла в камень сосредоточения души, в момент смерти, Тан Чжэнь обрел уникальную возможность и чудом выжил.

Но, пожалуй, такие вещи не стоит сравнивать. Поглощающая души лампа — великое зло, а камень сосредоточения души — божественный артефакт, способный помочь человеку на пути его самосовершенствования. Тан Чжэнь, должно быть, страдал в тысячу раз больше, чем Чэн Цянь.

В тот момент у него попросту не осталось выбора. Либо он совершенствовался в Поглощающей души лампе, либо лампа попросту поглотила бы его.

В конце концов, Тан Чжэнь победил. Он создал свой изначальный дух в Поглощающей души лампе и сам стал лампой.

Однако, вне всяких сомнений, его тело было неполноценным. Ведь только появившись в этом мире, эта проклятая вещь стала причиной множества злодеяний. Если Тан Чжэнь не сможет усовершенствовать свое тело, его постигнет не Небесное Бедствие, а самая настоящая ярость небес.

Если небеса разгневаются, они разнесут тайное царство горы Дасюэшань в щепки. Ни одно живое существо не сможет здесь выжить.

За исключением…

Голос Чэн Цяня был почти неслышен, и он продолжал бормотать себе под нос.

— Почему эти темные заклинатели пришли в тайное царство горы Дасюэшань?...

Говорят, что лист золотого лотоса с горы Дасюэшань может очистить любые грехи.

Но сможет ли он очистить грехи Поглощающей души лампы? Сможет ли он полностью омыть ее, превратив в божественный артефакт? Такой же, как камень сосредоточения души?

Чэн Цянь глубоко задумался. Неужели Тан Чжэнь действительно был так беспомощен перед птичьим демоном, державшим в руках его амулет, что решил сбежать?

Но ведь это были лишь «Нити марионетки». У Тан Чжэня была сотня способов справиться с ним.

Или он оказался таким бесстрашным, что лично вернулся в тайное царство горы Дасюэшань, чтобы проверить Поглощающую души лампу?

А может... Тан Чжэнь сам хотел, чтобы он пришел?

Все тело Чэн Цяня замерзло, мысли вереницами проносились мимо. Но прежде, чем он успел озвучить хотя бы одну из них, наследие цянькунь в его внутреннем дворце внезапно пробудилось, и божественное сознание Чэн Цяня вернулось к своему владельцу. Похоже, его что-то спровоцировало, что-то, что заставило его внутренний дворец озариться ярким светом. Поврежденный изначальный дух юноши едва мог открыть глаза.

Его божественное сознание стало настолько чувствительным, что Чэн Цянь смог ощутить ту малую часть, запечатанную в деревянном мече Янь Чжэнмина. Ему казалось, что он разделился надвое... Нет, натрое!

Все его воспоминания оказались разделены какой-то неизвестной силой, от горы Фуяо до острова Лазурного дракона, страница за страницей, они утратили всякие подробности. Его память постепенно искажалась, и его братья, с которыми они всегда поддерживали друг друга, стали ненавистными врагами. Все теплые чувства разом превратились в горькую, пронзающую до костей, ненависть.

С одной стороны, Чэн Цянь все еще сохранял здравомыслие под влиянием ослепительного сияния наследия цянькунь, и мог легко отличить реальность от вымысла. С другой, он не мог подавить эту внезапную ненависть, которая, казалось, исходила из самой глубины его сердца.

Одновременно с этим у юноши открылся третий глаз, который с опаской смотрел на мир из деревянного клинка.

В море знаний Чэн Цяня раздался голос, без устали повторяющий: «Убей его, убей его».

Это… «душа художника»!

Когда Тан Чжэнь вернул ему воспоминания, он спрятал в них это заклинание!

Чэн Цянь все еще оставался в сознании, но ему с трудом удавалось сдерживать разгоравшуюся жажду убийства. Он даже не чувствовал боли в порезанной ладони.

На самом деле, Шан Ваньнянь был к нему безжалостен. Ведь при нормальных обстоятельствах наследие цянькунь могло бы помочь ему противостоять «душе художника». Кроме того, было еще кое-что, на что Чэн Цянь никак не мог повлиять. Небольшая часть его изначального духа находилась в деревянном клинке Янь Чжэнмина. Но юноша угодил под удар свирепого ветра, способного отделить душу от тела.

У Чэн Цяня не было времени думать о том, было ли это простым совпадением или кто-то все тщательно спланировал.

Глава 102. «Душа художника»

Деревянный меч, вобравший в себя часть изначального духа Чэн Цяня, задрожал. Янь Чжэнмин крепко держал его в руке, ощущая болезненный резонанс между ним и человеком, который его усовершенствовал.

Янь Чжэнмин понятия не имел, что случилось с Чэн Цянем.

— Сначала я вытащу тебя отсюда, а потом мы поговорим. Если будет, что сказать, — решительно произнес он.

Юноша протянул было руку, чтобы обнять Чэн Цяня, но тот инстинктивно выставил вперед ладонь, намереваясь оттолкнуть его.

Всю его сущность переполняла жажда убийства. Стоило Янь Чжэнмину пошевелиться, как Чэн Цянь тут же вздрогнул, с трудом заставляя свой бушующий изначальный дух успокоиться. Он вскинул руку и мягко оттолкнул Янь Чжэнмина в сторону, стараясь не причинить ему никакого вреда.

Изначальный дух вновь заметался внутри него, и на Чэн Цяня тут же обрушилась невероятная сила ответной реакции. Половина тела юноши онемела.

Чэн Цянь захлебнулся кровью. Его одежды окрасились в красный, и затуманенное сознание на мгновение прояснилось, повинуясь раздражающей боли.

— Что ты творишь? — шокированно спросил Янь Чжэнмин.

Но Чэн Цянь напрочь проигнорировал его. Во-первых, это была длинная история. Во-вторых, он сам не до конца понимал, что происходит, и, наконец, в-третьих, у него попросту не было сил что-либо объяснять.

В глубине души он прекрасно понимал, что все это полная чушь. Он хотел, чтобы Янь Чжэнмин оставил его, но тот не только не собирался уходить, но и наоборот, постоянно пытался приблизиться. Чэн Цянь с трудом подавил рвущийся наружу безмолвный крик и до боли прикусив кончик языка. Рот юноши наполнился привкусом крови. Он рухнул на землю, согнувшись от боли в суставах, и изо всех сил попытался сосредоточиться на своем бушующем в море Ци изначальном духе, пытавшемся прорваться сквозь установленную Шан Ваньнянем печать.

Перед смертью Шан Ваньнянь беспокоился о том, что его поврежденный дух не сможет вынесли силу наследия цянькунь. Тогда он запечатал наследие цянькунь. В тот момент, когда изначальный дух Чэн Цяня будет восстановлен, печать разрушится сама. Но сейчас юношу это мало волновало. Он хотел освободиться, хотел воспользоваться способностью «слушать небо и землю», чтобы вырваться из-под влияния «души художника» Тан Чжэня.

Что касается того, сможет ли его тело вынести тяжесть дарованного наследия? Чэн Цянь об этом не задумывался.

Пока есть возможность, он будет делать все, что в его силах. Какой бы отчаянной не была ситуация, он никогда не сомневался в том, что в мире нет ничего, с чем он бы не справился.

Внезапно Янь Чжэнмин почувствовал, что весь окружавший его холод разом устремился к Чэн Цяню. Тело юноши замерзло, и меж его бровей проступила крохотная метка, по виду напоминавшая человеческое ухо.

В тайном царстве горы Дасюэшань гасли любые лампы, застывали любые свечи. Казалось, здесь совершенно не осталось места для света, но сияющий знак во лбу юноши это совершенно не трогало. Он разгорался все сильнее и сильнее, становясь все ярче и ярче. Настолько ярким, что вскоре Янь Чжэнмин мог без труда разглядеть бледные, перепачканные в крови губы Чэн Цяня, и клубящуюся вокруг него темную энергию.

Долгое время Янь Чжэнмин не мог понять, что происходит. Он не решался сделать ни шагу вперед. В глубине души он чувствовал, что все это похоже на влияние какого-то странного наследия, однако, сейчас для этого было не время и не место.

Кроме того, что за наследие могло заставить его младшего брата так себя истязать?

Янь Чжэнмин никогда не слышал ни о чем подобном, более того, он понятия не имел, что могло бы случиться с Чэн Цянем, останови он его на полпути.

Он никогда бы не посмел рисковать жизнью Чэн Цяня, потому юноше ничего не оставалось, кроме как вернуть деревянный меч во внутренний дворец, и вновь использовать свой изначальный дух, чтобы успокоить дрожащий клинок.

В конце концов, этот клинок был связан с Чэн Цянем. Вскоре, Янь Чжэнмин уловил слабый отклик, и ему показалось, что до его ушей донесся тихий звон.

Но, не позволяя себе задумываться над этим, Янь Чжэнмин вдруг почувствовал, что земля под его ногами начала дрожать. Сквозь толстый лед тайного царства горы Дасюэшань он услышал рокот морских волн.

Море Бэймин откликнулось на наследие Чэн Цяня!

Янь Чжэнмин был начеку, его нервы были обострены до предела, все его тело почти превратилось в острый клинок. Юноша подумал: «Ничего страшного, если это только море, но что если...»

Стоило ему только вспомнить об этом, как до ушей Янь Чжэнмина донесся резкий свист, исходящий из глубины тайного царства. Свирепый вихрь снова вернулся. На этот раз он прошел мимо, нехотя зацепив валявшиеся неподалеку кости.

Янь Чжэнмин горько усмехнулся. Впервые в жизни он понял, что у него тоже был вороний рот.

Тело заклинателя меча не создано из меди и железа, но оно и не податливая глина. Обычное оружие не могло причинить ему вреда. Однако совсем недавно он угодил под сильный порыв ветра, оставивший на его коже раны длиной в несколько чи, и теперь спина Янь Чжэнмина горела от боли.

Он внимательно посмотрел на бессознательного Чэн Цяня, вновь призвал деревянный клинок и крепко сжал пальцами рукоять. Вокруг него веером выстроились призрачные лезвия, и заключенная во внутреннем дворце аура меча вырвалась на свободу. Тайное царство горы Дасюэшань превратилось в поле мечей.

Наследие цянькунь растревожило это место. Запоздало обнаружив нарушителя, бушевавший поблизости вихрь тут же устремился к Чэн Цяню.

Янь Чжэнмин не задумываясь использовал свой изначальный дух, превращая веер клинков в прочнейшую сеть. Юноша глухо вскрикнул. Он попросту не мог сдаться, продолжая удерживать гнев ледяной глыбы.

Сеть клинков и холодный ветер встретились на узкой дорожке. В мгновение ока в воздухе вспыхнули тысячи сияющих пятен. Острые, режущие железо, как глину, мечи прогибались под яростью стихии. Стоило им столкнуться, как сеть тут же поредела наполовину.

Холодное сияние отражалось от ледяных стен, некогда яркие фонари казались тусклыми, и воздух бесконечно полнился лязгом металла. Свирепый ветер растрепал длинные волосы Янь Чжэнмина, его походная одежда почти превратившись в лохмотья.

Юноша с трудом приоткрыл глаза, позволяя деревянному мечу в его руках подняться в воздух.

Когда-то он думал, что Чэн Цянь погиб, и им больше никогда не открыть замки, сокрытые в печати главы. Когда-то он думал, что настанет момент, и он найдет в себе силы подавить оставленное в печати сознание прошлых поколений, насильно переступить запрет и вернуть гору Фуяо в этот мир.

Но в этот момент перед лицом Янь Чжэнмина было лишь ужасное тайное царство, поднявшееся из моря Бэймин, и он стоял здесь, неподвижный, как скала, держа в руках деревянный меч...

«Я ведь такой осторожный человек, так почему же я постоянно ищу смерти?» — с досадой подумал Янь Чжэнмин.

На стадии «входа в ножны» его клинок был более сдержанным, чем обычно, но при этом казался намного длиннее.

Однако его ярости не хватило бы надолго...

Так началось их с горой противостояние. Янь Чжэнмин не спешил полностью обнажать свой клинок, он ринулся в бой с мечом из внутреннего дворца.

Одолеваемый тираническим вихрем, он снова и снова поднимался на ноги.

В тайном царстве горы Дасюэшань не было смены дня и ночи. Янь Чжэнмин понятия не имел, сколько времени прошло, его меридианы страдали от давно позабытой боли, он чувствовал себя подушечкой для иголок. Юноша не знал, когда его изначальный дух окончательно иссякнет.

Много лет Янь Чжэнмин не чувствовал ничего подобного. Он не мог не оглянуться на Чэн Цяня. Лицо юноши было белым, как бумага, и это зрелище, похоже, придавало Янь Чжэнмину сил.

Внезапно, он почувствовал себя крайне странно. Казалось, с его характером и жуткой непереносимостью боли, он не смог бы продержаться даже до момента, когда прогорит масляная лампа. Он давно бы уже привел себя в порядок и сел дожидаться смерти, но, пока рядом был Чэн Цянь, он был сам не свой.

Чэн Цянь превратил его из «хрупкого» печенья в тряпку, которую нельзя было ни скрутить, ни разорвать. И пусть на вид она выглядела ужасно, но, как ее не сжимай, она все равно возвращалась в форму.

Боль от игл постепенно распространилась по всему телу. Конечности Янь Чжэнмина разрывало на части. Это было серьезным предупреждением от пересохших меридиан. Но юноша напрочь проигнорировал его. Окружавший его барьер исчез, внутренний дворец опустел. В ушах оглушительно зазвенело, и все его клинки разом вырвались на свободу!

Повисший в воздухе меч изначального духа превратился в чистое намерение и хлынул вперед, снося горы и опрокидывая моря1. В воздухе раздался дикий, почти звериный рев, и налетевший на лезвие свирепый вихрь в миг оказался отброшен назад.

1 排山倒海 (pái shān dǎo hǎi) — сносить горы и опрокидывать моря (обр. в знач.: всесокрушающий; неодолимый, сокрушая всё на своём пути).

Янь Чжэнмин содрогнулся всем телом, вопреки ожиданиям, его раны истекали кровью. Юноша ударил мечом по земле, приказывая себе оставаться на ногах, но перед его глазами стояла темнота.

— Сяо Цянь... — бессознательно пробормотал он.

Всю свою жизнь он ненавидел себя за то, что не смог защитить юного Чэн Цяня. Но спустя годы, Чэн Цянь стал таким сильным, что больше не нуждался в старшем брате. Лишь остаточный страх, зародившийся в сердце Янь Чжэнмина в те годы, так и не желал покидать его.

Губы Янь Чжэнмина тронула странная улыбка, и юноша тут же потерял сознание, застыв там же, где и стоял.

Деревянный клинок замер, но не упал. Его лезвие так и зависло в воздухе, держась ровно перед хозяином.

Однако, вопреки ожиданиям, никакого удара не последовало. Столкнувшись с таким сильным противником, яростный вихрь словно растерялся и предпочел скрыться в недрах тайного царства годы Дасюэшань.

Заключенная в клинок часть души Чэн Цяня, казалось, вздохнула с облегчением. Это было поистине неописуемое чувство. Его сознание было разделено надвое: одна половина оставалась в теле, а другая — в деревянном мече. Словно две головы, что думали одновременно, постоянно мешая друг другу. Теперь Чэн Цянь действительно понимал, что чувствовал Хань Юань. Будь то «душа художника» или разделение души.

Чэн Цянь отчаянно сопротивлялся влиянию заклинания. Юноша изо всех сил пытался сохранить здравомыслие, ведь, когда печать наследия цянькунь спала, помещенная в клинок часть его сознания все еще защищала Янь Чжэнмина. Находясь под подавляющим влиянием «души художника» он озадаченно размышлял над причинами и следствием.

Увидев, что ветер отступил, Чэн Цянь быстро перевел дух. Однако, в его душе уже зародилось сомнение.

Что такое «душа художника»?

Зачем Тан Чжэню желать, чтобы он убил Янь Чжэнмина?

Если бы Тан Чжэнь хотел повергнуть мир в хаос, он мог бы избавиться от Хань Юаня, Шан Ваньняня и других, но никак не от Янь Чжэнмина. У старшего брата клана Фуяо было столько перевернутых чешуек2, что их все можно было пересчитать одной рукой. Если бы никто и никогда не трогал его, он мог бы оставаться на горе Фуяо всю жизнь. Он никогда не желал брать на себя инициативу по созданию проблем.

2 逆鳞 (nìlín) — чешуя против ворса [под горлом дракона]. 触逆鳞 затрагивать чешую дракона, посаженную против ворса (обр. в знач.: затрагивать больное место).

Почему Тан Чжэню нужно было настроить против себя столь свирепого и сильного заклинателя меча? Зачем было тратить столько времени и сил, чтобы обманом заманить его в тайное царство горы Дасюэшань?

Даже если Тан Чжэнь и вправду был сумасшедшим и действительно хотел убить Янь Чжэнмина, почему он не сделал этого там, на горе Фуяо?

Пока они были на горе, никто бы ничего не заподозрил. Они проводили рядом день и ночь. Янь Чжэнмин не смог бы от него сбежать. Так почему именно здесь?

Никто не знал, какие опасности поджидают их в тайном царстве горы Дасюэшань. С момента попадания сюда, юноши постоянно были начеку, напасть на них со спины было практически невозможно.

С чего Тан Чжэнь вообще взял, что ему удастся убить Янь Чжэнмина?

Чэн Цянь давно совершенствовал свой изначальный дух, он уже пережил семь Небесных Бедствий. Его уровень был далек от некогда слабого Хань Юаня. Если бы он понял, что с ним что-то не так, он бы тут же начал сопротивляться. Но если Тан Чжэнь полагал, что Чэн Цянь слишком увлечется и случайно ранит заклинателя меча, достигшего уровня «Божественного Царства», то, похоже, он ни капли его не уважал.

Однако заклинание «души художника», спрятанное в теле юноши, пробудилось именно сейчас. Какой смысл ворошить осиное гнездо3?

3 打草惊蛇 (dǎcǎo jīngshé) — косил траву, спугнул змею; обр. вспугнуть, насторожить; разворошить осиное гнездо.

Янь Чжэнмин ненадолго пришел в себя. Юноша с позором прислонился к стене и почувствовал, как в глубине тайного царства бушует ветер. После этого он принялся приводить в порядок свой изначальный дух. Глубоко вздохнув, Янь Чжэнмин посмотрел в ту сторону, где должен был быть Чэн Цянь. Чэн Цянь все также неподвижно стоял на месте.

— Я еще не умер... — пробормотал Янь Чжэнмин. — Эй... Когда ты собираешься расчесывать мои волосы?

Отметина на лбу Чэн Цяня становилась все ярче и ярче. Чем глубже он проникал в суть разрушающейся печати, тем сильнее становилось жжение. Знакомое чувство ворвалось в его тело, грозя превратить юношу в горстку пепла.

Все это неизбежно повлияло на частицу сознания Чэн Цяня, заключенную в деревянном мече. Клинок тихо загудел.

Янь Чжэнмин отвернулся от Чэн Цяня и внезапно поднял голову, всматриваясь в глубины горы Дасюэшань. Вдруг, в его душе родился странный импульс, будто что-то в тайном царстве изо всех сил взывало к нему. Юноша не мог произнести ни слова, сердце бешено колотилось в его груди.

Однако он так и не сдвинулся с места. Пальцы Янь Чжэнмина слегка погладили рукоять деревянного меча, и юноша пробормотал себе под нос:

— Странно, такое чувство, там, внутри, есть кто-то очень упрямый. Прямо как ты.

Чэн Цянь изо всех сил пытался понять, что делать с наследием цянькунь, но едва услышав эти слова, он растерялся. Деревянный меч снова задрожал.

Янь Чжэнмин остановился в трех шагах от Чэн Цяня. Он не стал подходить слишком близко, чтобы не беспокоить юношу, но стоял так, чтобы видеть только его одного. Казалось, так он мог противостоять необъяснимой силе, тянувшейся к нему из недр горы.

Юноша быстро облизнул потрескавшиеся губы. Он отчетливо понимал, что это не только с ним что-то не так, но и тайное царство горы Дасюэшань, казалось, было чем-то взбудоражено.

Вдруг, он слегка зажмурился, и увидел, как сквозь темноту ледяной глыбы пробился золотистый луч света. Сперва это была лишь тонкая нить, но она стремительно удлинялась и вот, в этом невероятно мрачном месте расцвели десятки тысяч золотых цветов.

Среди бесконечного холода и стужи, в безмолвии колыхался загадочный ореол. Его свет отражался отовсюду, словно блики на воде, превращая это место в настоящий рай на земле.

Это зрелище казалось таким неописуемым, что, у каждого, кто увидел бы его, наверняка перехватыватило бы дыхание.

Янь Чжэнмин был потрясен. Вдруг, в его душе появилась догадка — это и был тот самый лист золотого лотоса с горы Дасюэшань?

Неужели, этот лист и вправду существовал?

В тот момент, когда золотое сияние разрезало темноту, Чэн Цянь понял, что не сможет так легко избавиться от «души художника». Темная энергия тут же окутала его внутренний дворец, и ослабевший изначальный дух почти полностью утонул в ней. Лишь та далекая часть, где было сокрыто наследие цянькунь, оставалась нетронутой.

Чэн Цянь, до того стоявший неподвижно, внезапно открыл глаза. Его взгляд был холоднее, чем на изнуряющих тренировках. Казалось, в нем можно было увидеть куски льда.

Янь Чжэнмин тут же пришел в себя.

— О предки, неужели ты проснулся?

Но Чэн Цянь не обратил на него никакого внимания. Его конечности и суставы заскрипели, и юноша выпрямился, мелко дрожа. Все его тело было покрыто инеем. Его движения казались резкими и неестественными, а окровавленный Шуанжэнь, зажатый в его руке, являл собой неприкрытую жажду убийства.

В этот момент деревянный клинок Янь Чжэнмина внезапно вышел из-под контроля. Пусть его разум был поврежден, но частица изначального духа Чэн Цяня смогла взять верх над мечом. Аура клинка наполнилась силой, и оружие устремилось к юноше.

Янь Чжэнмин вытянул руку, намереваясь схватиться за рукоять деревянного меча, но так и не сумел его остановить. Ему оставалось лишь смотреть на то, как аура клинка погрузилась в тело Чэн Цяня.

Конечно же он понимал, что этот вредоносный деревянный клинок был частью Чэн Цяня. Но сейчас он был так удивлен и рассержен.

— Чэн Цянь, ты совсем рехнулся?!

Тело Чэн Цяня содрогнулось. Казалось, он и вовсе не чувствовал боли. По шее юноши пробежал холодок, и из уголка рта потянулась тонкая струйка крови. Он все еще был не в себе, глядя вперед безжизненным взглядом. Это зрелище казалось таким знакомым... По спине Янь Чжэнмина пробежали мурашки. «Душа художника»!

Вдруг, Чэн Цянь поднял руку, сжимавшую Шуанжэнь. Острие клинка рассекло лед, и юноша, пошатываясь, шаг за шагом двинулся к Янь Чжэнмину.

«Он хочет убить меня?» — промелькнуло в мыслях Янь Чжэнмина. Все его тело заледенело. Он оказался в смятении и на какое-то время просто застыл на месте.

Внезапно, юноша краем глаза заметил золотое свечение, и его сердце снова забилось сильнее. Лист золотого лотоса!

Неважно, кем он был, и не важно, что его противником был Чэн Цянь. Пока он мог заполучить лист золотого лотоса, ему не страшна была и дюжина «душ художника».

Подумав об этом, Янь Чжэнмин внезапно схватил деревянный клинок, не позволив Чэн Цяню использовать собственный изначальный дух, чтобы навредить себе, и бросился к золотистому сиянию.

Заключенная в деревянный меч частица души Чэн Цяня тут же поняла, что он собирался сделать.

— Старший брат! Стой!

Но никто не слышал голос клинка.

Тан Чжэнь заманил их сюда, используя ярость свирепого ветра. Он растревожил три духа4, чтобы пробудить «душу художника».

4 魂魄 (húnpò) — дух и душа (3 положительных бессмертных и отрицательных смертных частей человеческой души).

Этот человек владел всеми видами духовных проклятий, так зачем ему понадобилась «душа художника»?

Вдруг, в сердце Чэн Цяня возникла догадка. Все потому, что, когда они были в Восточном море, Янь Чжэнмин уже видел это заклинание и мог без труда узнать его. Никто в клане Фуяо не смог бы его забыть.

Конечно же, Тан Чжэнь знал, что Чэн Цянь не смог бы убить Янь Чжэнмина. Именно поэтому он решил вспугнуть притаившуюся в траве змею. Если бы Янь Чжэнмин увидел своего младшего брата в ловушке «души художника», что бы он сделал?

Конечно же, раздобыл бы лист золотого лотоса!

В этот момент заключенное в меч божественное сознание Чэн Цяня содрогнулось, едва не зацепив внутренний дворец Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин почувствовал его и инстинктивно остановился.

Чэн Цянь решительно призвал свое божественное сознание обратно в захваченный аурой клинка внутренний дворец, и направил прямо к печати наследия цянькунь.

В мгновение ока сломанная печать распалась на куски, и сокрытые внутри нее чудеса вспыхнули ярким пламенем, грозя опалить все тело юноши изнутри. Темная печать между бровей Чэн Цяня разбилась и исчезла, и «душа художника» обратилась в пепел.

Но вслед за этим тут же последовало более суровое испытание.

Чэн Цяню казалось, что его кожа пылала огнем. Слой инея, покрывавший его тело, растаял, его одежда и волосы моментально промокли. Его изначальный дух отделился от тела, как когда-то давно, много лет назад, когда он еще не до конца сформировал себя из камня сосредоточения души, и первое же Небесное Бедствие едва не убило его.

Чэн Цянь потерял контроль над своим телом и медленно повалился на землю.

Тайное царство горы Дасюэшань содрогнулось. Напрочь позабыв о «душе художника», Янь Чжэнмин схватил Чэн Цяня за руку, притянул к себе и подумал в глубине души: «Если он хочет убить меня, пусть убьет».

Кожа Чэн Цяня была такой горячей, что Янь Чжэнмин вздрогнул. Вдруг, словно из ниоткуда налетел яростный ветер. Будто острое лезвие, он метался по тайному царству, как табун диких лошадей. Казалось, он окончательно обезумел.

Янь Чжэнмин крепче прижал Чэн Цяня к себе, и земля под их ногами внезапно обрушилась. Юноша использовал ауру меча, чтобы защитить себя и младшего брата. Ведь, как говорится, лучшая защита — это нападение. Аура меча образовала вокруг них защитный барьер, и они вместе провалились в глубины тайного царства.

Глава 103. И воссоединиться с душой того, кого ты любишь

Неизвестно, насколько глубоко было это тайное царство. Аура меча Янь Чжэнмина напоминала хрупкий песчаный замок, чьи стены великое множество раз разрушали и восстанавливали.

Так что же такое «тайное царство горы Дасюэшань»?

Куда они так стремились попасть?

Если они внезапно провалятся вниз, достигнут ли они дна моря Бэймин?

Янь Чжэнмину казалось, что он все еще видит свечение золотого лотоса. Это означало, что они не покидали тайного царства горы Дасюэшань. Но вдруг, юноша осознал, что всепроникающая сила золотого сияния была так велика, что оно разливалось повсюду. Но сам лотос был от них неимоверно далек.

Ему казалось, что море Бэймин было таким темным лишь потому, что весь его свет сосредоточился в этом цветке.

Аура меча, защищавшая тело Янь Чжэнмина, распалась. Но юноша никак не мог собраться с силами и создать новый барьер, потому он изо всех сил старался удержаться в воздушном потоке, крепко прижимая к себе Чэн Цяня.

Внезапно, он вспомнил о Безмятежной долине, о которой когда-то рассказывал Чэн Цянь. Говорят, что это безжизненное место навсегда соединило души их учителя и старшего наставника. Теперь они останутся там навечно, окруженные пустотой и редкими маленькими призраками, у которых за пределами долины не было ничего.

Янь Чжэнмин так и не сказал Чэн Цяню о тайной связи между этими двумя, но в глубине души он остался доволен результатом.

Что еще в этом мире может сравниться с возможностью воссоединиться с душой того, кого ты любишь? Что такое какая-то жалкая тысяча порезов? Что такое разбиться на куски?

Кончик его носа легко потерся о шею Чэн Цяня, и Янь Чжэнмин задумался: «В этой жизни ты постоянно сердился на меня, но в следующей, тебе придется как следует поработать».

Но ровно в тот момент, когда он уже приготовился умереть вместе со своей любовью, прямо рядом с ним, словно из ниоткуда, появился чей-то изначальный дух, окутав обоих совершенствующихся защитным барьером.

Янь Чжэнмин опешил.

Подождите, как так вышло? Неужели в этом месте был кто-то еще?

И пусть это было сделано для того, чтобы спасти их, глава Янь настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже расстроился, когда его прервали.

К счастью, его несвоевременная болезнь не успела пустить корни. Янь Чжэнмин среагировал моментально. Этого времени было вполне достаточно, чтобы привести в порядок изначальный дух.

Однако он не забыл с особым вниманием изучить эту словно из ниоткуда взявшуюся силу.

Окружавший их изначальный дух, казалось, расслоился надвое. Внутренний слой был настолько теплым, что напоминал одеяло, согревавшее зимними ночами. Мгновение спустя его тепло разлилось по коже и проникло в кости. Но внешний слой был таким же холодным, как тайное царство горы Дасюэшань.

Но кто мог быть настолько могущественным?

Вдруг, чей-то голос прошептал Янь Чжэнмину на ухо:

— Сосредоточься, ты слишком торопишься. Воля твоего меча слишком агрессивна. Она злит ветер. Успокойся.

Янь Чжэнмин склонил голову набок.

— Кто вы?

Голос не ответил, но откуда-то издалека донеслось эхо какой-то мелодии.

Мелодия тянулась медленно и неторопливо, как если бы после весеннего снега внезапно пришло тепло, лед, сковавший пруд с увядшими лотосами, растаял, и томящаяся под слоем толстого ила жизнь, не желая сдаваться1, вновь потянули к миру свои тонкие нити. И молодые рыбки, снующие меж сухих веток, вновь озарили воду блеском своей чешуи.

1 藕断丝连 (ǒu duàn sī lián) — корневище лотоса переломлено, но волокна тянутся обр. ещё не все связи порваны; не в силах расстаться, тянутся друг к другу, продолжают любить друг друга.

И словно дивные красавицы, изящно отбрасывающие свои одежды, десятки тысяч лотосовых листьев раскрыли свои объятия навстречу ветру и росе, толпясь промеж омытых чистой водой цветов...

Янь Чжэнмин не знал, что это за инструмент. Но он чувствовал, что его колотящееся сердце постепенно успокаивалось. Все тревоги и мысли о Чэн Цяне, наконец, стихли. Странный изначальный дух продолжал разливаться по его внутреннему дворцу. Юноша сделал глубокий вдох. Только теперь он понял, что был не прав. Он слишком беспокоился о Чэн Цяне, чем и спровоцировал яростный ветер. Воля его меча почти перешла все границы.

Янь Чжэнмин попытался успокоить свой клинок, и бушевавший вокруг них ветер действительно начал стихать. Некоторое время спустя он почти полностью исчез.

Янь Чжэнмин опустил голову и поудобнее перехватил Чэн Цяня.

— Большое спасибо... Мой младший брат сейчас не в лучшем состоянии. А я порой бываю слишком вспыльчивым, — тихо сказал юноша.

Отголоски далекой мелодии становились все тише и тише. Наконец, она закончилась, и голос снова произнес:

— Это жалкое заклинание. От него легко избавиться. Не стоит так сильно беспокоиться.

Янь Чжэнмин осторожно коснулся пальцами лица Чэн Цяня и с тревогой посмотрел на юношу. Вдруг он заметил, что темная энергия, клубившаяся между бровей Чэн Цяня и странная отметина в форме уха исчезли. Сейчас в облике его брата не было ничего необычного, за исключением того, что его тело становилось все горячее и горячее.

— Странно, — произнес Янь Чжэнмин, — это не похоже на «душу художника».

Юноша немного поколебался и тихо спросил:

— Вам, случаем, не известно, что это за заклинание?

— Оно называется «Весны и осени»​​​​​​​2. Но вы, заклинатели, кажется, зовете его «душа художника». Весьма впечатляюще. Но на самом деле это всего лишь дешевый трюк, не стоит уделять ему так много внимания, — сказал голос.

​​​​​​​2 春秋 (chūnqiū) — весна и осень (обр. в знач.: четыре времени года, круглый год. Так же «Чуньцю», «Вёсны и осени» это приписываемая Конфуцию летопись княжества Лу, пятая книга конфуцианского «Пятикнижия»).

Янь Чжэнмин удивленно вскинул бровь. Что значит «вы, заклинатели»?

— Осмелюсь спросить достопочтенного... — начал было Янь Чжэнмин.

— Я не «достопочтенный», — неопределенно ответил ему голос. Похоже, его владелец не привык к вежливым обращениям. Голос казался немного грубоватым, — я здесь лишь для того, чтобы составить компанию растущему в этих краях лотосу. Я обычный цветочный дух.

Когда голос стих, прямо перед Янь Чжэнмином мелькнула серая тень. Сложно было понять, мужчина то был или женщина, старый или молодой. Тень напоминала неприметного мотылька, случайно залетевшего в тайное царство горы Дасюэшань, в поисках золотого света. Если бы она сама не обратила на себя внимание, ее так никто бы и не заметил.

Янь Чжэнмин слегка прищурился. Он не знал, что цветочный дух намеревался делать с двумя незваными гостями.

Но дух, похоже, угадал его мысли и поспешно произнес:

— Тебе не о чем беспокоиться. Я защищаю вас лишь потому, что мне приказал золотой лотос.

Янь Чжэнмин был ошеломлен. Хотя он и гордился своей красотой и изяществом, но он был не настолько самовлюбленным, чтобы сравнивать себя с цветами. Юноша настороженно подумал: «Этот призрачный лотос ведь не сделает из нас удобрение, верно?»

— Сегодня лист золотого лотоса появился здесь из-за тебя. Конечно же, ты имеешь право забрать его. Пойдем со мной, — отозвался цветочный дух.

Янь Чжэнмин лишился дара речи.

Золотой лотос лично предлагал ему забрать лист? Видя, как тайное царство горы Дасюэшань пытается их убить, он специально прислал в качестве провожатого цветочного духа?

Ему это что, снится?

Как говорится: «Не стоит навязываться или упустишь дело»​​​​​​​3. Янь Чжэнмин привык к невезению и никак не мог поверить в то, что на его голову могла свалиться такая удача.

​​​​​​​3 上赶子不是买卖 (shàng gǎnzi bùshì mǎimai) — излишняя настойчивость вызывает отторжение (обр. не стоит навязываться или слишком понижать цену товара или услуги, иначе тем самым отпугнёшь клиента, который может подумать, что что-то не так).

Юноша нахмурился и осторожно спросил:

— Это... Я польщен такой неожиданной милостью. Наверное, нет смысла говорить, что дыру в горе Дасюэшань проделал темный заклинатель прошлых поколений. Боюсь, я намного слабее его, чем я удостоился такой чести?

— Да, тот темный заклинатель следовал по Призрачному пути, он был сильнее, чем ты, но он не заслужил такой чести, ведь он не был повелителем демонов.

— Простите, но ведь и я не был... — ответил Янь Чжэнмин.

— Лист золотого лотоса способен очистить все грехи этого мира. Таков закон. И не имеет значения, насколько высок твой уровень совершенствования. Тот, кого признает золотой лотос, не важно, праведник он, или ужасный демон, должен уметь контролировать ситуацию и следовать правилам. Это и значит быть «могущественным», «властным» и «сильным». Ты знаешь, что следуешь праведному пути. Может, в тебе и нет ничего особенного, но все великие из вашего поколения давно уже мертвы, и теперь эта «сила» досталась тебе. В этом нет ничего необычного. Тебе нечего бояться.

Янь Чжэнмин не нашел, что ответить.

Все выглядело так, будто они выбирали генерала среди карликов​​​​​​​4, и, если подумать, это было очень похоже на правду.

​​​​​​​4 矮子里选将军 (ǎizi li xuǎn jiāngjūn) — выбирать генерала среди карликов, (обр. выбирать лучшего из тех, кто есть. выбирать лучшего из худших).

После смерти Тун Жу наступила эпоха Четырех Святых. Но когда скончался Шан Ваньнянь и состарился Бянь Сюй, эпоха Четырех Святых подошла к концу. После раскола в Управлении небесных гаданий и уничтожения девяти мудрецов из «кошмарных путников», обе стороны остались ни с чем. После битвы в Массиве десяти сторон все крупные кланы поджали хвосты. И наступило время, «когда в горах без тигра даже обезьяна смогла бы стать королем».

Кроме того, Хань Юань слишком легко избежал казни. Невозможно, чтобы все это не имело никакого отношения к клану Фуяо.

— Тайное царство горы Дасюэшань на самом деле лишь дрейфующий в море Бэймин защитный купол для золотого лотоса. И как только лотос отпустит листья, тайное царство разрушится, и его руины будут ждать возможности собраться вновь. Тебе лучше поторопиться. Бери лист и уходи отсюда вместе со своим младшим братом. Он угодил под влияние «души художника». Это пустяки. Лист золотого лотоса легко избавит его от этой напасти, — сказал цветочный дух.

Янь Чжэнмин всегда чувствовал, что лист золотого лотоса с горы Дасюэшань был окутан множеством странных тайн, потому спросил прямо:

— Простите мое невежество, но что значит «очистить все грехи этого мира»? Если кто-то всю жизнь без разбора убивал людей, его грех слишком велик. Этого уже не исправить, содеянного не вернуть. Но неужели для того, чтобы воскресить мертвых, нужно лишь отыскать этот лист?

Цветочный дух был ошеломлен. Но мгновение спустя он улыбнулся и произнес:

— Большинство из тех, кто приходили в тайное царство горы Дасюэшань, были темными заклинателями. Конечно, то, что вы, праведники, думаете иначе, не изменит того, что мертвых нельзя воскресить. Мои слова о «грехе» отличается от того, что ты себе представляешь. Когда ты достиг «Божественного Царства», ты должен был понять, что скрыто в умах заклинателей...

— Путь небес… — ответил Янь Чжэнмин.

— Путь небес может быть ясным и мутным, стремительным и тихим, он может быть длинным и коротким, узким и широким. Если будешь слишком полагаться на правила, сломаешься, — тихо сказал цветочный дух. — Путь небес заставляет темных заклинателей преодолевать тысячи ли в день, это делает их кровожадными, а кровожадность приводит к равновесию. Если хочешь отмыться от Темного Пути, ты никогда в жизни не должен проливать кровь. Путь небес жаждет равновесия. И то, что вы, заклинатели, называете «грехом» — тоже своего рода путь к равновесию. Заклинатели сами сеют причины будущих событий, в их руках находится истина. Но они боятся себя и сдерживают собственные силы, чтобы добро и зло не привело их к Небесному Бедствию.

Пока цветочный дух говорил, Янь Чжэнмин, наконец, коснулся ногами земли. Казалось, будто он вновь вернулся в тайное царство, но бушевавший в нем яростный ветер исчез.

При помощи изначального духа раны Янь Чжэнмина начали заживать. Он поднял Чэн Цяня на руки, но дальше не пошел, так и оставшись стоять на месте.

— Ты хочешь сказать, что пусть лист золотого лотоса и кажется таким волшебным, но на самом деле это как дать виновному горсть красных абрикосов, сказав, что это спасет его от Небесного Бедствия?

— Если избавиться от ила, исчезнет грязь и вода очистится. Если ты не станешь оправдывать зло, в этом не будет ничего плохого.

Сердце Янь Чжэнмина было полно невысказанных противоречий, и его прежняя тяга к листу золотого лотоса заметно ослабла.

Цветочный дух остановился в десяти шагах от него:

— Путь небес бесчеловечен. В соответствии с ним все сущее лишь чучело собаки​​​​​​​5. Тогда в чем же разница между добром и злом? Просто вы, смертные, не можете этого понять.

​​​​​​​5 刍狗 (chúgǒu) — соломенная собака, чучело собаки (в древнем Китае ― для жертвоприношений, по окончании которых её выбрасывали; обр. в знач.: ненужная, бесполезная вещь, хлам, никчемность).

Услышав эти слова, Янь Чжэнмин чуть было не усмехнулся. Если это так, то в чем смысл пятисотлетней ссылки Хань Юаня? Если кто угодно может прилепить себе на лоб лист золотого лотоса и тут же превратиться в невинную овцу!

Вдруг, Янь Чжэнмин услышал тихий шелест. Словно росток, что пытался пробиться сквозь землю. Затем, воздух наполнился неописуемым ароматом. Цветочный дух медленно поднял голову и тихо произнес:

— Золотой лотос вот-вот расцветет, и цель, к которой ты так стремился, его лист, скоро раскроется…

Янь Чжэнмин был ошеломлен. Юноша посмотрел в сторону цветочного духа и увидел неподалеку золотой лотос, размером с две ладони, тихо плывущий по воде. Его свет больше не был таким ярким, напротив, он олицетворял собой невыразимую чистоту. Лишь его корни уходили в глубины моря Бэймин.

И правда... Тайное царство горы Дасюэшань могло погасить все огни, даже сияющую в темноте жемчужину, ведь лед и снег здесь были застывшими водами черного моря Бэймин!

Золотой лотос одиноко покачивался на поверхности воды. Над цветком витал туман. Вдруг, словно почувствовав чье-то присутствие, лотос медленно повернулся, являя взору спрятанный под ним крошечный лист.

Неизвестно почему, но при одном лишь взгляде на этот цветок, сердце Янь Чжэнмина затрепетало.

— Это сердце горы Дасюэшань... Заклинатель, раз уж он появился здесь из-за тебя, он твой, — вздохнул цветочный дух.

Но Янь Чжэнмин не сдвинулся с места.

Цветочный дух перевел взгляд на Чэн Цяня и, не удержавшись, добавил:

— Листья золотого лотоса напоминают цветы канны6. Когда они полностью раскроются, времени у вас останется всего на одну палочку благовоний7. Затем они увянут, и тайное царство горы Дасюэшань разрушится. Это величайшее сокровище, заполучить которое мечтает каждый. Так чего же ты медлишь?

​​​​​​​6 Отсылка на идиому 昙花一现 (tánhuāyīxiàn) — цветы канны появляются на мгновение (обр. в знач.: появиться на мгновение и исчезнуть; быстро расцвести и увянуть). Хотя на самом деле название昙花 (tánhuā) относится к эпифиллуму остролепестковому. Эпифиллум — род эпифитных кактусов семейства кактусовые. Насчитывается двадцать видов. Цветет редко и только в ночное время.

​​​​​​​7 В древнем Китае время измеряли палочками благовоний.

Голос цветочного духа пробуждал в душе юноши беспокойство и безграничное желание. И Янь Чжэнмин почти поддался на уговоры. Юноша подумал: «Император не беспокоится, а евнух нервничает8. В чем же причина?»

8 皇帝不急太监急 (huángdì bùjí tàijiān jí) — император не беспокоится, а евнух нервничает (обр. в знач.: заинтересованное лицо не беспокоится, и не спешит найти укрытие, в то время как люди незаинтересованные волнуются по пустякам и высказывают свои предположения. Выдает насмешливое или пренебрежительное отношение).

Цветочный дух заметил его сомнения, и ответ не заставил себя ждать.

— Даже если ты думаешь, что лотос подождет, боюсь, душа твоего младшего брата больше не может ждать!

Эти слова ударили Янь Чжэнмина по больному. По мере того, как он приближался к золотому лотосу, лицо Чэн Цяня становилось все бледнее и бледнее. Волосы на его висках были мокрыми от пота, а руки то и дело сжимались в кулаки. Юноша дрожал, будто от сильной боли.

— Ты собираешься смотреть на то, как он мучает себя, лишь бы не навредить тебе? Смотреть, как он умирает на твоих руках? — осведомился цветочный дух.

В конце концов, терпение Янь Чжэнмина лопнуло. Он опустил Чэн Цяня на землю и позволил ему опереться на себя. Высвободив одну руку, юноша потянулся за листом. Сокровищем, способным свести с ума всех темных заклинателей этого мира.

И в этот момент Чэн Цянь открыл глаза.

Глава 104. Цветы в выгребной яме

Перед глазами Чэн Цяня вспыхнул золотой свет. Юноша, наконец, оправился от боли и внезапно схватил Янь Чжэнмина за руку.

Все его тело дрожало, но, в дополнение к страданиям, у него был невыразимо хмурый вид.

Чэн Цянь снова закрыл глаза, и Янь Чжэнмин тут же вскинул руку, выхватив из-за спины Шуанжэнь. Прямо позади них раскрылся огромный веер клинков, нацелившись на цветочного духа.

Цветочный дух хотел было уклониться, но положение оказалось куда сложнее. Если бы он сделал хоть шаг, разрушительная аура меча непременно обрушилась бы на золотой лотос.

У цветочного духа попросту не осталось выбора. Он громко закричал, и его изначальный дух тут же образовал вокруг неприступный барьер.

Этот барьер не был рожден ни странной техникой, ни каким-либо чудодейственным средством. Даже явившийся из тайного царства горы Дасюэшань яростный ветер обогнул его и бросился к Шуанжэню, словно безумный заметавшись в глубинах моря Бэймин.

Гора Дасюэшань издала оглушительный скрип, и едва успокоившийся вихрь вновь взметнулся вверх.

Но, при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что у золотого лотоса не было листьев. Под цветком было совершенно пусто!

Все это больше напоминало трюк для отвода глаз.

Шуанжэнь покачнулся и взмыл в воздух, Чэн Цянь тут же протянул руку и схватил клинок за рукоять.

В тот же самый момент цветочный дух отступил на пару шагов назад, его бледная тень ощутимо дрожала.

Все, что произошло дальше, было стремительнее, чем полет ястреба1. Ни у кого из них попросту не осталось времени. Янь Чжэнмин и цветочный дух заговорили в унисон.

1 兔起鹘落 (tùqǐhúluò) — как заяц поднимется, так ястреб упадёт [на него камнем] (обр. в знач.: быстро, моментально, молниеносно).

— Сяо Цянь, что ты делаешь? — неуверенно воскликнул Янь Чжэнмин.

— Ты рехнулся?! Золотой лотос — сердце моря Бэймин! — сердито взревел цветочный дух.

— Сердце моря Бэймин... и какое это имеет отношение ко мне? — хрипло отозвался Чэн Цянь. Юноша ничуть не изменился в лице, но его глаза казались черными, как чернила. Он смотрел на расплывчатую тень цветочного духа, как в воду. — Не притворяйся, я лично принес тебе из Чжаояна Пламя ледяного сердца.

Подождите-ка... Пламя ледяного сердца?

— Ты хочешь сказать... что это Тан Чжэнь? — пробормотал Янь Чжэнмин.

Стоило ему только произнести это имя, как на тыльной стороне ладони Чэн Цяня вздулись вены, и кончик ледяного клинка слегка царапнул землю, издавая болезненный скрип.

Дважды смерив юношу взглядом, Янь Чжэнмин не мог не спросить:

— Да что, в конце концов, с тобой происходит? Это все из-за «души художника»?

— Премного благодарен Тан чжэньжэню, что пожаловал мне «душу художника», но теперь проблема решена, — Чэн Цянь оглянулся. Едва коснувшись Янь Чжэнмина, его холодный и мрачный взгляд заметно смягчился. Юноша внимательно посмотрел на старшего брата и внезапно прошептал, — старший брат, спасибо тебе.

Казалось, в его глазах было множество невысказанных слов, но Янь Чжэнмин не совсем понимал, что здесь происходит. Он инстинктивно махнул рукой и произнес:

— Нет... не стоит благодарности, подожди, это все так запутано! Ты говоришь, что эта моль — Тан Чжэнь? И что именно он повесил на тебя «душу художника»?

— Его настоящее тело — Поглощающая души лампа. Сдается мне, перед нами лишь его изначальный дух, застрявший во льдах тайного царства горы Дасюэшань. — Чэн Цянь медленно повернулся к «цветочному духу» и прошептал, — лишь истинный хозяин Поглощающей души лампы способен превратить свой дух в призрачную тень, верно, брат Тан?

Стоило ему произнести эти слова, и «цветочный дух» на мгновение замолчал, а затем усмехнулся и медленно поднялся в воздух.

В клубах белого тумана появился безжизненный силуэт юной девушки. По цвету ее лица и пустому взгляду становилось ясно, что это одна из призрачных теней. Вдруг, ее тело начало удлиняться, черты ее лица менялись и искажались, словно комья податливой грязи, пока девушка, наконец, не превратилась в Тан Чжэня.

Он окончательно выдал себя, и все его труды пошли прахом2. Но он был слишком хитер и никогда бы не позволил гневу вылиться наружу. Тан Чжэнь заложил руки за спину и со смехом произнес:

​​​​​​​2 功亏一篑 (gōng kuī yī kuì) — для завершения холма недостало одной корзинки земли (обр. в знач.: сорвать успех дела из-за пустяка; недоделать; все труды пошли прахом; бросить большое дело на пороге его завершения).

— Так называемый Призрачный путь изначально был путем духа и души. Если тот, кто следует по Призрачному пути только и может, что приказывать духам кидаться на врагов, то в чем разница между ним и тем, кто разводит собак? Не слишком ли глупо?

Янь Чжэнмин с минуту колебался, а затем спросил:

— Если ты Поглощающая души лампа, то кто тогда Цзян Пэн?

Тан Чжэнь перевел взгляд на лишенный листьев золотой лотос и тихо сказал:

— Так и быть, я немного поболтаю с тобой. Цзян Пэн — призрачная тень. Призрачный путь глубок и многогранен, идущий по нему может совершенствовать как изначальный дух, так и душу. Но что же делать с телом? Мир так жесток.

— Так это ты был тем, кто вновь соединил дух и тело Цзян Пэна? — изумленно спросил Янь Чжэнмин.

Тан Чжэнь улыбнулся:

— Неправда. Глава Янь вероятно слышал о том, что Призрачный путь одна из разновидностей Темного Пути? Если хоть раз запятнаешь руки кровью, станешь одержим жаждой убийства. В те годы, во время своих путешествий, я сблизился с ним при помощи старых знакомых и, конечно же, внес свой вклад. Цзян Пэн добровольно отдал себя Поглощающей души лампе, и он до сих пор думает, что может контролировать ее.

— Хань Юань говорил мне, что люди из Управления небесных гаданий специально вручили в руки Цзян Пэна трактаты о Призрачном пути. Они хотели, чтобы он нашел Поглощающую души лампу и сам стал призраком... — холодно произнес Чэн Цянь. — Тогда мне показалось это странным. С чего бы такому великому человеку, как третий принц, обращать внимание на какого-то Цзян Пэна? Но, как оказалось, за всем этим стоял именно ты.

Когда Чжоу Ханьчжэн подчинил себе Хань Юаня, сковав его заклинанием «души художника», это вылилось в их личную вражду. Когда из презираемого ими Управления небесных гаданий прислали У Чантяня, Янь Чжэнмин приказал лишь «вышвырнуть его прочь», но не убивать.

Если бы не кровная вражда, из-за которой Цзян Пэн вырезал всю семью Хань Юаня, Хань Юань не питал бы такой глубокой ненависти к Управлению. Он бы не создал черного дракона и не посеял бы хаос на Южных окраинах.

— Ты обманул Хань Юаня, — заключил Чэн Цянь.

Но Тан Чжэнь лишь снова улыбнулся:

— Тун Жу, Гу Яньсюэ. Много ли хорошего сделало Управление небесных гаданий? Предположим, даже если бы я не подлил масла в огонь​​​​​​​3, всегда есть такие люди, как «третий принц». Эти подлецы сами избрали свою смерть. Сколько, ты думаешь, они смогли бы продержаться?

​​​​​​​3 推波助澜 (tuībō zhùlán) — подгоняя волны, создавать бурю (обр. в знач.: ускорить, усилить, интенсифицировать; подлить масла в огонь).

Внезапно, Янь Чжэнмин вспомнил, что, когда владыка Западного дворца Бай Цзи явился на остров Лазурного дракона, чтобы устроить там переполох, он разыграл спектакль с пропавшим внуком. Тогда кто-то из толпы сказал о том, что видел на острове призрачные тени. В то время он думал, что это было лишь оправдание для злодеев, преследовавших владыку Гу, но теперь...

— В тот год мастер почти полностью уничтожил твою Поглощающую души лампу, потому ты все это время прятался вблизи острова! — выпалил Янь Чжэнмин.

Он произнес это так внезапно, но каждый из присутствующих понял, что он имел в виду.

Тан Чжэнь не стал ничего отрицать. Он произнес:

— Я шел по пути души и духа. Более двухсот лет назад мой учитель приказал мне стать слугой одного из старших с горы Мулань. Он вот-вот должен был отправиться к праотцам. В те времена я был молодым и энергичным, я готов был сопровождать его даже на смертном одре. Но однажды, он обратился к новому секретному методу и захотел узнать, какой след это оставило на его изначальном духе. Тогда я случайно увидел часть его воспоминаний. Этот старший с самого начала был гвоздем Управления небесных гаданий... Он планировал напасть на Тун Жу, бывшего в те годы в самом центре внимания.

— Так интересно, — продолжал Тан Чжэнь, — в то время я только-только закончил обучение и застрял на уровне изначального духа. Я должен был спуститься с горы и продолжить тренироваться. Тогда я предупредил своего учителя, взял младшую сестру, и мы вместе отправились на гору Фуяо, чтобы собственными глазами посмотреть на шумиху.

— Но неожиданно для всех ты не просто поглазел на шумиху, но и сам стал ее причиной, натянув на короля монстров зеленую шапку, — закончил за него Янь Чжэнмин.

Тан Чжэнь снова улыбнулся и, казалось, не заметил этой грубости.

— На самом деле, я даже не думал, что все выйдет именно так, и я никогда больше не смогу вернуться назад. Долгие годы я потратил на поиски всевозможных подсказок о том, как отыскать лист золотого лотоса. Пока не осознал, что, появляясь на свет, этот цветок питается «силой». Только вобрав в себя дух человека, впитавшего всю силу этого мира, он сможет сбросить свои лепестки и отрастить листья. Если бы Гу Яньсюэ тогда не погиб, эта «сила» принадлежала бы ему, величайшему из мастеров. Но из-за этого идиота Цзян Пэна Тун Жу удалось ранить меня, и Управления небесных гаданий получило возможность сделать свой ход.

— Поэтому Цзян Пэн так мечтал завоевать титул Бэймина, — сказал Чэн Цянь. — Он старался изо всех сил, чтобы раздобыть для тебя цветочное удобрение, верно?

Тан Чжэнь посмотрел на него и произнес:

— Он был одержим этой идеей. Но, к сожалению, его способностей было недостаточно, чтобы стать «Господином Бэймином». Этому не суждено было случиться. Но именно из-за этого я случайно встретился с тобой, чей дух томился в камне сосредоточения души. Потому я какое-то время наблюдал за тобой. В конце концов, кто знает, чем этот божественный камень отличается от Поглощающей души лампы? Но когда ты действительно обрел тело, пережив все Небесные Бедствия, я понял, что тем, кого я искал, был ты, Чэн Цянь. Я увидел в тебе надежду.

Чэн Цянь был ошарашен.

Тан Чжэнь вздохнул и продолжил:

— Глупо было ждать, что Цзян Пэн когда-нибудь завоюет титул Бэймина. Там, в долине Минмин, ты сказал, что сможешь проплыть для меня через кипяток и пройти по огню​​​​​​​4, и я захотел передать эту «силу» тебе. Но в тот день, когда тебя заперли на Платформе Бессмертных, ты не побоялся навредить себе, не испугался боли. Ты просто не мог смотреть на то, как умирает твой старший брат... Тц, в конце концов, человек предполагает, а боги располагают​​​​​​​5.

​​​​​​​4 赴汤蹈火 (fùtāng dǎohuǒ) — плыть через кипяток, ступать по огню (обр. в знач.: а) идти на любые жертвы; вынести любые страдания, не останавливаться ни перед чем.

​​​​​​​5 人算不如天算 (rénsuàn bùrú tiānsuàn) — человек предполагает, а Господь располагает; (Неисповедимы пути Господни).

— Ох, мне так жаль, я случайно занял твою выгребную яму для удобрений, — с легкой усмешкой сказал Янь Чжэнмин.

Но Тан Чжэнь не воспринял его слова всерьез.

— Не нужно извиняться, в тайном царстве горы Дасюэшань бушует ветер. Теперь, когда вы вошли сюда, вы не сможете покинуть это место без Пламени ледяного сердца. Что ты выберешь? Погибнуть здесь вместе с ним или быть послушным мальчиком и отдать мне свою душу, чтобы я мог забрать лист золотого лотоса? Уверяю тебя, я обязательно выведу отсюда твоего драгоценного младшего брата.

Чэн Цянь посмотрел на Тан Чжэня со сложным выражением лица и, прежде, чем Янь Чжэнмин успел ответить, юноша внезапно перебил:

— Этот лист нужен младшей сестре? Тан Чжэнь, если признаешь это, я прощу тебя.

Услышав эти слова, Янь Чжэнмин едва не вышел из себя. Он оглянулся и посмотрел на Чэн Цяня. Юноша подумал: «Что? Пусть он и пообещал ему проплыть через кипяток и пройти по огню, но как он может вот так взять и простить этого человека из-за одного лишь слова? Это же неразумно. Чем этот по фамилии Тан опоил его?!»

Но Тан Чжэнь, похоже, тоже был слегка ошарашен. Он медленно приподнял брови и с улыбкой произнес:

— Да, это для нее.

Чэн Цянь посмотрел ему прямо в глаза и ясно представил себе, как этот веселый и по-весеннему теплый взгляд наполняется безграничным безумием.

— Ну, раз уж это для нее, — чеканя каждое слово, продолжил Чэн Цянь, — тогда я осмелюсь спросить тебя, как зовут мою младшую сестру? Когда она родилась и когда впервые проявилась ее демоническая суть? Когда она впервые полетела?

Лицо Тан Чжэня напоминало безжизненную маску. Он не злился из-за неудач и продолжал смотреть на юношу с легкой улыбкой.

— Даою, давайте отбросим это показное дружелюбие, — сказал он. — Позвольте мне сказать вам кое-что. Лишь смертные и муравьи, что проживают короткие жизни и исчезают в никуда, беспокоятся о детях и внуках. Только они заботятся о судьбе будущих поколений. Но те, кто следует по истинному пути и возносится на небеса, будут жить вечно. Для них все едино. Так что же такого особенного в кровных узах?

— О, так значит, ты хочешь очиститься от грехов Поглощающей души лампы, чтобы встретить Небесное Бедствие и стать бессмертным? — отозвался Чэн Цянь.

Но Тан Чжэнь скрупулезно поправил его:

— Нет, Небесное Бедствие дарует лишь полубессмертное тело. Такое же, как у тебя. Мне же нужны миллионы душ. Помнишь, я говорил тебе? С твоим полубессмертным телом, если ты всю оставшуюся жизнь проведешь, совершенствуясь в ледяном озере, то сможешь обрести истинное бессмертие. Призрачные тени для меня то же самое, что это ледяное озеро.

Тун Жу отнял миллионы жизней, и весь мир до сих пор задается вопросом, когда именно это произошло.

Некоторые говорят, что это произошло во времена восстания князя Ань-вана, некоторые, что в тот момент, когда дракон с Южных окраин развязал войну, а другие полагают, что все случилось тогда, когда пало Управление небесных гаданий...

Никому и в голову не пришло, что за всем этим стоял Тан Чжэнь.

Вдруг, Янь Чжэнмин вспомнил, как Ли Юнь рассказывал ему о том, что даже такой человек, как Мучунь чжэньжэнь, сбежав от Поглощающей души лампы, едва не лишился рассудка. Но Тан Чжэнь... он полностью слился с этой лампой.

Лампа давно лишила его человечности, а его возлюбленная и дочь, ради которых он когда-то пожертвовал жизнью, теперь превратились в незнакомцев.

— Бессмертие... — выражение лица Чэн Цяня внезапно изменилось. На нем застыло что-то среднее между горечью и насмешкой. Юноша резко протянул руку и схватил золотой лотос. — Я помогу тебе. Я лично сорву лист золотого лотоса и дарую тебе бессмертие.

— Сяо Цянь! Не трогай... — только и успел выпалить Янь Чжэнмин.

Но Тан Чжэнь этому совершенно не обрадовался. У Чэн Цяня не было такого могущества, он не смог бы заполучить лист золотого лотоса.

Но, внезапно, стоило юноше только коснуться цветка, как все его лепестки мгновенно завяли и осыпались, а внизу, прямо под ними, слегка подрагивая поднимался маленький лист, размером с большой палец!

Тан Чжэнь был шокирован. Маленький и изящный лист золотого лотоса еще не успел раскрыться, но Чэн Цянь уже сорвал его и сжал в кулаке.

Вопреки ожиданиям, лист не смог поглотить его душу!

Глава 105. Ты не Цзян Пэн! Кто ты?

— Невозможно... — зрачки Тан Чжэня резко сузились. Внезапно, он кое о чем вспомнил. — Нет, как ты избавился от «души художника»?

Чэн Цянь молча улыбнулся. И в этой улыбке таился невысказанный намек. Там, где было синее море, отныне тутовые рощи1, но его истинные помыслы были куда глубже, там, где их сложнее было разгадать.

1 沧桑 (cāngsāng) — где было синее море, там ныне тутовые рощи; обр. огромные перемены; житейские бури, невзгоды, превратности судьбы.

Янь Чжэнмин был ошарашен, однако, не дожидаясь его реакции, земля под ногами юноши задрожала. Лист золотого лотоса был сорван, и теперь гора Дасюэшань наверняка должна была разрушиться.

— Ничего удивительного, — тихо сказал Чэн Цянь, держа в руке маленький листок, — если он появляется лишь в присутствии темного заклинателя, это значит, что лист признает только владыку десяти тысяч демонов? Неудивительно, что владыку десяти тысяч демонов называют «Господином Бэймином». Так вот, что это на самом деле значит. Тан Чжэнь, ты когда-нибудь слышал об успешном вознесении темного заклинателя?

На лице Тан Чжэня появилась гордая и насмешливая улыбка.

— Сяою, успех зависит лишь от человека.

Он произнес эти слова также, как и в тот день, более двухсот лет назад, когда он попрощался с Тун Жу у подножия горы Фуяо.

Чэн Цянь спокойно посмотрел на мужчину. Постепенно гнев и холод исчезли с его лица, и на их место пришли тень иронии и тоски. Казалось, что он смотрел на Тан Чжэня, но в то же время он словно бы глядел сквозь него.

Взгляд юноши был полон мрака и, похоже, сочувствия.

Янь Чжэнмин хорошо знал, что, когда Чэн Цянь так хмурился, он собирался кого-то обругать. Но в этот раз он никак не мог понять, показалось ли ему, но он чувствовал, будто видел в глазах Чэн Цяня, что ему больше незачем было жить.

Чэн Цянь равнодушно стиснул ладонь и беспощадно развернул пальцами лист золотого лотоса.

Тан Чжэнь тут же изменился в лице. Он больше не мог сохранять спокойствие и непринужденный вид. Его глаза налились кровью, взгляд стал свирепым.

— Подожди, что тебе нужно? — поспешно осведомился он.

— Как много в этом мире создано из ничего2, потому что вы, люди, полны несбыточных надежд, — тихо сказал Чэн Цянь.

2 无中生有 (wú zhōng shēng yǒu) — сделать из ничего, измышлять небылицы (ср.: высосать из пальца).

— Нет, ты не можешь…

Чэн Цянь безжалостно сжал руку, и хрупкий листок тут же рассыпался в прах.

Тан Чжэнь долго не мог поверить в случившееся. Внезапно, он издал протяжный, нечеловеческий крик, и ринулся к юноше.

Он больше не пытался скрыть свою истинную сущность, все его тело обратилось в черный туман.

Янь Чжэнмину тоже хотелось кричать. Это же был лист золотого лотоса с горы Дасюэшань! Многие из живущих в мире людей никогда даже не слышали о нем. Сколько же он стоил!

А этот неудачник Чэн Цянь просто взял и раздавил его!

Конечно же, ведь лентяи, которым не нужно кормить семью, всегда такие небрежные!

Однако, сейчас на одной чаше весов оказалось разрушающееся тайное царство, а на другой — обезумевший демон. Состояние Чэн Цяня все еще оставляло желать лучшего. Как физическое, так и умственное. И пусть Янь Чжэнмин желал, чтобы этот негодник месяц стоял на коленях на скалке, у него не осталось другого выбора, кроме как загородить Чэн Цяня собой и поприветствовать Тан Чжэня своим мечом.

Из глубин тайного царства горы Дасюэшань послышался громкий шум. Где-то вдалеке трескались ледяные стены.

Тан Чжэнь давно позабыл о благородстве. Его глаза были такими красными, что, казалось, вот-вот начнут кровоточить. Темная энергия оставила на его лице свои следы, и было видно, что он уже очень давно спутался с ней.

Встретив его удар, державшая меч рука Янь Чжэнмина онемела. Юноша невольно испугался. Почему Хань Юань не имел права претендовать на титул Господина Бэймина? Потому, что не смог бы победить прежнего Господина Бэймина, или из-за Тан Чжэня?

И ведь это даже не его настоящее тело, это всего лишь призрачная тень!

Вдруг словно из ниоткуда появились другие призраки. Их тела напоминали льдины из тайного царства горы Дасюэшань. Все они медленно выстроились за спиной Тан Чжэня.

Янь Чжэнмин не осмеливался относиться к ним с пренебрежением. Он выставил вперед руку и обратился к специальной технике. Аура деревянного меча раскрылась, словно распустившийся лист. Напрочь игнорируя разрушающиеся стены, его мощный клинок шаг за шагом приближался к Тан Чжэню.

В этот момент Шуанжэнь со звоном покинул ножны, и тайное царство горы Дасюэшань снова содрогнулось. Воспользовавшись тем, что Янь Чжэнмин теснил Тан Чжэня, он ринулся вперед, промелькнув мимо них, словно коварная тень. Этот «неуловимый» меч был повсюду, без труда разрубая призраков.

— Ты слишком торопишься, сяою, — Тан Чжэнь рассвирепел. С легкой руки Чэн Цяня его столетний план был разрушен. Он почти обезумел. Последствия долгих лет совершенствования изначального духа в Поглощающей души лампе, наконец, вылились наружу. — Ты действительно думаешь, что тот красивый камень на горе Фуяо — камень исполнения желаний?

Грозная аура клинка Янь Чжэнмина коснулась его рукава, разрубив окутавшую тело Тан Чжэня темную Ци, открывая взору ее острые края:

— Думаете, вам удастся убить меня?

Тан Чжэнь расхохотался.

— Ты уничтожил лист золотого лотоса. Но это ничего, я могу подождать, пока не вырастет следующий, но готовы ли ждать вы?

Что все это значит? Но прежде, чем Янь Чжэнмин успел подумать об этом, призрачная тень с лицом Тан Чжэня вырвалась вперед и набросилась на него. Сила ее удара нисколько не уступала силе заклинателей с изначальным духом.

Но сразу же после этого он исчез!

Стены тайного царства горы Дасюэшань рухнули, и внутрь хлынула черная вода. На глазах у Янь Чжэнмина призрак Тан Чжэня рассыпался на части и канул в море Бэймин. Юноша только и успел, что схватить Чэн Цяня и окутать их обоих барьером изначального духа, прежде, чем воды моря поглотили их.

Мощь стихии оказалась слишком велика. Это невозможно было вынести. У Янь Чжэнмина перехватило дыхание. В какой-то момент ему показалось, что его похоронили заживо. В попытках удержать Чэн Цяня, Янь Чжэнмин, похоже, потерял связь со всем, что его окружало, даже со своим мечом.

Они никак не могли вырваться на поверхность. Море давило на них, словно огромная ладонь, изо всех сил пытавшаяся прижать юношей ко дну.

В этот самый момент, Ли Юнь, находившийся за тысячи ли от тайного царства, почувствовал, что меч изначального духа в его руке стал каким-то легким. Его сияющее лезвие дважды вспыхнуло, а затем окончательно потускнело, как если бы клинок полностью утратил контакт со своим владельцем.

Ли Юнь сперва удивился, а потом внезапно побледнел:

— Что-то случилось со старшим братом!

Лужа, что до сих пор не оправилась от зрелища потемневшего птичьего пера, удивленно воскликнула:

— Второй брат, что ты такое говоришь? Не пугай людей!

Ли Юнь, привыкший выражаться предельно понятно, бессвязно забормотал:

— Это меч изначального духа... Он оставил его мне. Но я только что почувствовал, что связь оборвалась...

Вдруг, по округе прокатился резкий грохот, прервав бормотания Ли Юня. Юноша испуганно замер. Подняв глаза, он увидел, что Хань Юань и Цзян Пэн остановились и одновременно отпрянули друг от друга. Похоже, их противники, наконец, закончили с созданием массива, и только что созданная печать была им очень хорошо знакома. Это был «Массив истребителей демонов», как две капли воды похожий на тот, что был возведен у подножия горы Тайинь!

На небе сгущались черные тучи. Ученики горы Белого тигра не присутствовали при прошлой битве, они в ужасе отступили назад. Вдруг, среди облаков появилась тень огромного меча и без ошибки указала прямо на Хань Юаня. Но юноша не стал прятаться. Глядя на огромный клинок, он лишь коротко усмехнулся. В следующий же момент Хань Юань бросился ему навстречу.

«Здесь что-то не так! — тут же подумал Ли Юнь. В горле у него пересохло, а волосы встали дыбом. — Разве Бянь Сюй забыл, что Управление небесных гаданий уже использовало «Массив истребителей демонов» против Хань Юаня? Неужели он настолько выжил из ума? Почему он снова пустил в ход этот старый трюк?»

Потеряв своего противника, Цзян Пэн внезапно остановился и вскинул голову, глядя на повисшую в воздухе тень огромного меча. Вопреки ожиданиям, он вовсе не собирался никого преследовать.

Вдруг, откуда-то сверху донесся тихий звон, и черные тучи сгустились еще больше. Демонический дракон встретился с клинком истребителей демонов. Меч-ветер3 ринулся во все стороны, в миг срезав верхушку ближайшей горы. Но на этом буря не закончилась. Чешуя демонического дракона разлетелась на мелкие кусочки, взметнувшись в воздух яркими, словно фейерверк, искрами.

3 刀风 (dāofēng) — будд. меч-ветер (обращающий в прах всё живое и возвещающий конец кальпы).

Находившийся в небе Хань Юань усмехнулся:

— В мире есть множество таких мест, попав в которые заклинатель теряет связь с изначальным духом. Твой старший брат, вероятно, забрался в мышиную нору. Ли Юнь, что ты суетишься?

Брови Ли Юня поползли вверх. Вдруг, где-то в глубине души он услышал чей-то голос.

«Добрые люди долго не живут4. Кто в этом мире может причинить ему вред? — сказал Хань Юань. — Не думаю, что тебе стоит беспокоиться5.

4 Часть идиомы 好人不长寿，祸害一千年 (hǎo rén bù cháng shòu huò hài yī qiān nián) — добрый человек долго не живёт, недобрый процветает.

5 杞人忧天 (qǐ rén yōu tiān) — человек из (царства) Ци беспокоится о небе (что оно обрушится); обр. пустые страхи, необоснованное беспокойство.

Ли Юнь вскинул голову, и огонь яростной битвы едва не ослепил его. Он жутко хотел спросить у летавшего по небу дракона: Хань Юань сказал это, чтобы успокоить его, или действительно отыскал в тайном царстве трех существований ответ?

В тот день, выбравшись из Массива десяти сторон, что именно Хань Юань увидел в тайном царстве трех существований?

Однако, не успел он открыть рот, как за пределами «Массива истребителей демонов», развеваясь на ветру, поднялось огромное знамя зала Черной черепахи. К ним приближался отряд во главе с Бянь Сюем.

Вдруг, сумасшедший Цзян Пэн из Поглощающей души лампы внезапно изменился. Он спокойно встал в стороне, и яркий свет «Массива истребителей демонов» осветил его худое и бледное лицо.

— Увы, это владыка зала Черной черепахи. С такими-то мыслями, нет ничего удивительного в том, что, пусть он уже не молод, а «сила» этого мира до сих пор так и не свалилась ему на голову, — прошептал он.

Держа на плечах клинок, способный разрубить «Массив истребителей демонов», демонический дракон прищурился и посмотрел на Бянь Сюя.

Старейшина горы Белого тигра не стал дожидаться, пока он заговорит, потому самолично вышел вперед, указал на Бянь Сюя и разразился бранью:

— Что это такое? Благородный владыка зала Черной черепахи должен быть примером для подражания, а на деле противоречит сам себе. Ты ничуть не лучше кучки этих оборванных демонов!

Услышав, как его враги и друзья переругиваются друг с другом, демонический дракон сердито фыркнул.

— Это клятва, данная вами, горой Белого тигра и кланом Фуяо. Я на это не соглашался. Оказавшись на краю гибели, владыка Шан тут же нашел вам сильного покровителя. Он действительно посвятил себя горе Белого тигра... Но почему же я не вижу здесь этого покровителя? Где глава Янь? — холодно ответил Бянь Сюй.

Старейшина горы Белого тигра сердито топнул ногой.

— Ты окончательно помешался!

Но выражение лица Бянь Сюя оставалось спокойным.

— Мой единственный сын погиб, я больше не могу идти по пути самосовершенствования, я не могу продвинуться вперед. Мне осталось жить всего десять или двадцать лет. Я был одним из Четырех Святых... Теперь, когда у меня ничего не осталось, чего мне бояться?

Хань Юань превратился в человека, сложил руки на груди и едва не рухнул на землю.

— Ты обвиняешь меня?

Старейшина горы Белого тигра бросил на демонического дракона свирепый взгляд и продолжил:

— Убийца должен заплатить жизнью за жизнь. Но брат Бянь, даже если порубить этого проклятого дракона на множество кусочков, это не искупит его грехи. Он должен подавить беспорядки на Южных окраинах. Люди зала Черной черепахи подобны чистому ветру и ясной луне6. Считайте, что все это лишь ради благополучия народа…

6 光风霁月 (guāngfēngjìyuè) — чистый ветер, ясная луна (обр. в знач.: чистосердечный, прямодушный).

— Благополучие народа... — с улыбкой повторил Бянь Сюй. — Когда ты безжалостно убил моего сына, почему никто не подумал, что владыка зала Черной черепахи тоже принадлежит к этому народу? О чьем же благополучии тогда шла речь?

Голос старейшины горы Белого тигра на мгновение затих.

Но Бянь Сюй больше не дал ему шанса заговорить.

— Убей дракона, а я позабочусь об этих демонах!

Ждать больше не было смысла. Тень клинка обрушилась на массив и устремилась прямо к Хань Юаню. Конечно же, Хань Юань не собирался с этим мириться. Но именно тогда, когда он решился было дать отпор, на тыльной стороне его ладони внезапно вспыхнула кровавая метка. В небе, словно предупреждение, вновь собрались черные тучи, и «Массив истребителей демонов» пришел в движение.

Хань Юань мрачно выругался и перевернулся в воздухе. Заклинатели горы Белого тигра немедленно ринулись к нему. Проблеск сознания, на миг озаривший лицо Цзян Пэна, испарился. Казалось, будто кто-то намеренно привязался к нему на время, а потом исчез. Цзян Пэн пронзительно закричал. И вновь перед его глазами стояло одно только слово «Бэймин». Тысячи призрачных теней последовали за ним, чтобы остановить Хань Юаня.

Праведный путь и праведный путь, темные заклинатели и темные заклинатели. Все они сошлись в яростной схватке. И в воцарившемся повсюду хаосе уже нельзя было разобрать, кто есть кто.

В этот самый момент по округе внезапно прокатился тихий звуковой сигнал. Казалось, что-то быстро промелькнуло рядом с «Массивом истребителей демонов». Никто не обратил на это никакого внимания, и звук попросту утонул в окружающем шуме. Но пусть другие ничего и не слышали, это слышала Лужа. И хотя она не знала, что это было, ее волосы тут же встали дыбом.

Лужа широко распахнула глаза и во всей красе рассмотрела невыносимый характер Хань Юаня. Рискуя попасть под гнев Небесного Бедствия, он поднял руку и ударил старого Бянь Сюя.

Удар разъяренного демона оказался настолько сильным, что Бянь Сюя тут же вырвало кровью. Но случилось странное, и кровавая метка на руке Хань Юаня никак на это не отреагировала.

Что это... значит?

Неужели за столь короткое время Бянь Сюй так обезумел, что кровавая клятва больше не защищала его?

Хань Юань был ошеломлен. Помолчав с минуту, юноша поднял голову и с подозрением посмотрел на Бянь Сюя.

— Что ты сделал?

Бянь Сюй медленно вытер уголок рта. Его лицо стремительно менялось. В уголках его глаз залегли глубокие морщины, будто его кожу исполосовало невидимое лезвие. На дне его зрачков вспыхнул кроваво-красный свет, и по его телу, словно тотем, поползли странные письмена.

— Что это такое? — пробормотал старейшина горы Белого тигра.

Хань Юань не сказал ни слова и крепче сжал в руках меч.

В следующий момент Бянь Сюй внезапно поднялся и простер руки к небу. Его седые волосы упали на плечи, словно опавшие цветы. Его голос был хриплым, как у плачущей кровью кукушки7. Он поднял глаза и горестно закричал:

7 杜鹃啼血 (dù juān tí xuě) — кукушка плачет кровью. Означает, что кукушка печально плачет днем и ночью и не останавливается, пока не потечет кровь. Часто используется для описания крайнего горя. Согласно легенде, Ду Юй, правитель Шу потерял страну и умер. Его душа превратилась в кукушку, и он плакал день и ночь. Из произведения «Пипа» Бо Цзюйи (772–846 гг., поэт эпохи Тан).

— О Небеса!

— Он что, собирается совершить жертвоприношение? — волосы Ли Юня встали дыбом.

Жертвоприношение было одним из самых коварных заклинаний. Совершивший его мог погубить великое множество невинных людей, и сила этого проклятия передавалась из поколения в поколение. Не говоря уже о Бянь Сюе, одном из Четырех Святых.

Если его затея увенчается успехом, все его тело, его плоть и кровь, три смертные и семь бессмертных душ, его дети и внуки, и весь опыт, накопленный за годы самосовершенствования исчезнут без следа.

— Из-за своего никчемного сына он хочет принести себя в жертву? Зачем?! — невразумительно заорал старейшина горы Белого тигра.

Нет…

Продолжительность жизни заклинателя слишком велика, с годами родственные чувства ослабевают. Если бы он снова захотел иметь детей, ему не составило бы труда зачать ребенка? Он был владыкой зала Черной черепахи, бесчисленное множество женщин согласилось бы посвятить себя ему.

В прошлом он был одним из самых прославленных заклинателей и даже сейчас, на закате жизни, он все еще возглавлял свой клан.

Когда-то Бянь Сюем многие восхищались, но теперь, когда его сын погиб, он тщетно пытался добиться для него справедливости, о которой так мечтал.

Неужели тем, кого Бянь Сюй ненавидел больше всего на свете, и в самом деле был Хань Юань, убивший его ребенка?

Или Хань Юань был всего лишь оправданием?

В мире не было никого, кто мог бы ответить на этот вопрос.

Хань Юань не раздумывая бросился к Бянь Сюю, пытаясь остановить его прежде, чем ритуал завершится успехом.

Вдруг, словно из воздуха появилась темная тень. Явившийся из Поглощающей души лампы Цзян Пэн вновь преградил Хань Юаню путь. Меч черного дракона врезался в призрачную Ци.

Выражение лица Хань Юаня резко изменилось. Юноша повернулся и внимательно посмотрел на Цзян Пэна.

— Ты не Цзян Пэн! Кто ты?

На лице «Цзян Пэна» мелькнула странная улыбка.

— Кто я? — сказал он. — Даже убив его, ты все равно не догадаешься.

Но Бянь Сюй, похоже, не обращал на них никакого внимания. Он почтительно преклонил колени и воскликнул:

— Хоу-ту8!

8 后土 (hòutǔ) — Хоу-ту — божество земли всей страны в отличие от духов земли отдельных местностей (ту-ди). Хоу-ту изображали с веревкой в руках, считалось, что он управляет сторонами света. Его же считали правителем столицы мрака (в загробном мире).

— Что ты делаешь? Останови его! — закричал Ли Юнь.

Вдруг, меч изначального духа Ю Ляна вторгся в массив и устремился прямо к Бянь Сюю. Преследуя цель, он пролетел мимо Лужи, сжимавшей в руке воробьиное перо, полностью осыпавшееся пеплом. Почувствовав его, девушка стиснула зубы и превратилась в настоящего красного журавля. Охваченная истинным пламенем Самадхи она ринулась к большому скоплению призрачных теней, намереваясь расчистить путь для ауры клинка.

«Цзян Пэн» усмехнулся, и волосы Хань Юаня встали дыбом.

Хань Юань тут же остановил Лужу. Схватив красного журавля за длинную шею, юноша попросту отбросил ее себе за спину. В следующее же мгновение все вокруг содрогнулось от странного грохота, и скопление призрачных теней взлетело на воздух. Пятеро или шестеро учеников горы Белого тигра не успели вовремя увернуться, и в тот же миг оказались разорваны на куски.

«Цзян Пэн» с улыбкой поднял голову и посмотрел на Хань Юаня.

— Бах.

Не раздумывая, Хань Юань вновь обратился в демонического дракона и, создав из темной энергии защитный барьер, окутал им всех вокруг.

В следующее же мгновение все уцелевшие призрачные тени принялись взрываться одна за другой. Разлетавшийся от них ветер был намного острее, чем клинки в неумело построенном «Массиве истребителей демонов». Хань Юань не смог сохранить форму демонического дракона. Вновь вернув себе человеческий облик, он рухнул вниз, словно разорванный воздушный змей.

Его драконье одеяние было перепачкано кровью, и на этот раз оно действительно превратилось в «лохмотья», о которых ранее говорил старейшина горы Белого тигра.

С мрачным выражением лица Хань Юань коротко махнул Луже рукой, чтобы та помогла ему подняться, и с трудом встал прямо, опираясь на меч.

Сто тысяч гор Шу в ужасе содрогнулись. Окончательно обезумевший Бянь Сюй поднялся в небо и громогласно произнес:

— Тело мое из плоти и крови!

Его старческая кожа треснула, словно разорванный мешок, и сползла с окровавленного скелета, обнажая алые мышцы и плотные белые кости. Он выглядел как заживо освежеванный труп.

Но он все еще находился в неведении.

— Изначальный дух…

Плоть старика лопнула, и в небо с грохотом, словно совершенствующийся в пурпурный дворец9, взмыл светящийся шар. Он весь был покрыт кровью. Внутри шара, как волны на море, покачивался изначальный дух Бянь Сюя.

9 紫府 (zǐfǔ) — пурпурный дворец (обр. в знач.: обитель бессмертных, небеса). В тексте ироничная метафора о вознесении.

Бянь Сюй больше не мог говорить. Его рев, словно колокольный звон, вырвался из недр опустевшего внутреннего дворца:

— Три души и семь духов!

Его голос стих, и жертвоприношение было завершено. Мираж Поглощающей души лампы исчез. Призрачные тени рассеялись и разлетелись прочь, словно ласточки. Содержимое внутреннего дворца Бянь Сюя повисло в воздухе. Стремительно сжавшись до точки, оно разлетелось на куски.

Когда погиб Гу Яньсюэ, на Восточном море три дня и три ночи бушевала буря. До своей смерти Бянь Сюй был не самым известным из Четырех Святых, но его гибель оказалась самой шокирующей из всех.

Они находились в самом центре Шу. Ударная волна с огромной скоростью хлынула во все стороны.

Горы рухнули, ни птицы, ни звери не успели сбежать. Горные деревушки оказались стерты с лица земли, и все вокруг погрузилось в безграничную тьму. Рассерженные духи пребывали в смятении, а в небе, предчувствуя великое пиршество, все еще виднелась тень Поглощающей души лампы.

В мире больше не было ни солнца, ни луны. Казалось, что осталась одна лишь лампа, притягивавшая к себе все больше и больше призраков.

Зрачки Хань Юаня сузились.

Он никогда не отрицал, что отнял слишком много жизней. Многие заклинатели, собравшиеся у башни Красной птицы, пали от его руки. Хань Юань знал, что, даже если его разорвут в клочья, это будет наказанием за его грехи.

Но заклинатели сами посеяли эти семена и теперь пожинали плоды. Почему от бедствий должны страдать невинные люди?

Перед глазами юноши то и дело мелькали лица тех, кого затянуло в Поглощающую души лампу. Зрачки Хань Юаня превратились в крошечные точки.

Дело, что некогда начал Тун Жу, обернулось самым настоящим кошмаром.

Стоявший перед Хань Юанем Цзян Пэн раскинул руки и улыбнулся. Он, наконец, добился своего. Упиваясь смертями, он спокойно позволил запретной технике Бянь Сюя сокрушить его.

Тело Цзян Пэна распалось на части, словно сгнивший ходячий труп, обнажая призрачную тень из Поглощающей души лампы.

Лужа зажала ладонями рот. Теперь она поняла, кто на самом деле был этим призраком.

Но в следующий же момент, яростная мощь запрещенной техники перекинулась и на них. Хань Юань тут же оттолкнул Лужу в сторону, и вновь превратился в демонического дракона. С оглушительным свистом его тело растянулось на десять тысяч ли, сравнявшись с горными хребтами и крепостными стенами. Дракон описал в воздухе круг и, в конце концов, соединился. Плотью и кровью Хань Юань пытался остановить проклятие Бань Сюя.

Из Поглощающей души лампы Тан Чжэнь внимательно наблюдал за Хань Юанем. Когда их взгляды встретились, Тан Чжэнь улыбнулся и покачал головой.

Недолго думая, он протянул руку, увенчанную острыми призрачными когтями, и безжалостно вонзил их в тело демонического дракона.

Глава 106. Человеческая природа

Море Бэймин отличалось от других морей. В его водах отражение мира делилось на ясное и мутное.

Плывущая по волнам лодка без труда рассекала темную гладь, но если в море оказывался человек, ему на макушку словно бы опускалась ладонь, не дававшая ему вырваться.

Даже могущественные заклинатели превращались в обычных шарлатанов. Они могли продержаться в воде больше десяти дней. Но если оставить их в море на четыре или пять лет, даже золото и нефрит обратились бы в ничто, не говоря уже о телах из плоти и крови.

В глубине моря Бэймин было тихо, как в гробу, его воды не двигались. И лишь в тот день, когда люди решили бросить ему вызов, море ответило им мощью, давившей на голову, словно гора Тайшань.

Янь Чжэнмин много раз взывал к ауре меча, пытаясь пробиться сквозь толщу воды, но каждый раз чувствовал себя трясущим дерево муравьем.

Человек всегда лишь человек, даже войдя в «Божественное Царство», перед водами моря Бэймин он остался лишь жалким насекомым.

Последствия стычки Чэн Цяня с Тан Чжэнем всецело поглотили его разум. Во взгляде Янь Чжэнмина сквозило легкое недоумение. Он мог позволить себе все, что угодно, мог тащить Чэн Цяня куда угодно. Однако юноше казалось, что, если он разожмет руки, Чэн Цянь останется в море навсегда. Похоже, он нисколько не возражал против превращения в плавающий труп.