Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Янь Чжэнмин всерьез опасался за Чэн Цяня. Он понятия не имел, что происходило с его душой. Он не смел будить юношу, и не осмеливался спрашивать у него советов, но вокруг было так тихо, что Янь Чжэнмин больше не мог этого выносить. Он открыл было рот, намереваясь нарушить эту тишину, и тихо поддразнил Чэн Цяня:

— Может, двойное самоубийство1 и вызывает уважение, но я слишком талантлив и могущественен, мне ни в коем случае нельзя жертвовать собой в полной тишине!

1 殉情 (xùnqíng) — (о влюблённых) совершить двойное самоубийство из-за невозможности быть вместе (зачастую из-за протеста родителей); самоубийство во имя любви.

Услышал его слова, Чэн Цянь, наконец, зашевелился. Его веки едва заметно дрогнули, уголки губ напряженно дернулись.

Заметив эти мимолетные изменения, Янь Чжэнмин поспешно продолжил:

— Эй, ты ведь сказал, что Тан Чжэнь — Поглощающая души лампа? Значит, он единственный, кто может управлять призрачными тенями. Он может прицепиться к кому захочет, более того, он может в мгновение ока преодолеть тысячи ли, верно?

Янь Чжэнмин вздохнул и внезапно осознал всю серьезность этого вопроса.

Юноша нахмурился и, прежде, чем Чэн Цянь успел хоть что-нибудь ответить, добавил:

— Я помню, что там, у Массива десяти сторон, он настаивал на том, чтобы запереть Хань Юаня на горе Фуяо. Он пытался расплатиться моим добрым именем. Но он боялся, что Хань Юань действительно раскается2 и поможет подавить беспорядки, учиненные «кошмарными путниками» на Южных окраинах, не так ли? А после этого он поспешно исчез, прихватив с собой миллионы призрачных теней. Там, где царит хаос, всегда царит и смерть. Он всегда был тем, кто стремился к тому, чтобы создать этот хаос.

2 回头是岸 (huí tóu shì àn) — будд. оглянешься — а там берег (обр. в знач.: спасение приходит к тому, кто раскаялся); раскаяться, вернуться на правильный путь, исправиться.

После этих слов рассеянный взгляд Чэн Цяня стал немного осмысленнее.

— Ты говорил, что ему никогда не получить лист золотого лотоса, — продолжал Янь Чжэнмин. — Значит, теперь он отправился надоедать Хань Юаню и остальным? Медная монетка, что с тобой такое, в конце концов? Не мог бы ты обратить на меня хоть немного внимания? Я ведь вижу, как ты взволнован!

Но Чэн Цянь лишь прикрыл глаза и опустил голову, прижавшись лбом к плечу старшего брата. Он крепко обнял юношу руками, как замерзший дикий зверь, желавший взять у него хоть немного живительного тепла.

Чэн Цянь всегда отличался некоторой холодностью, он часто уставал от людей. Время от времени Янь Чжэнмин хотел «прижаться ухом к уху, виском к виску»3, и, если ему это не удавалось, он жутко обижался.

3 耳鬓厮磨 (ěrbìnsīmó) — прижиматься ухо к уху, висок к виску (обр. в знач.: быть в тесной близости, жить в теснейшем общении).

Теперь же Янь Чжэнмин был слегка смущен такой неожиданной милостью. Смягчившись, он осторожно спросил:

— Что случилось? Ты... это из-за Тан Чжэня ты так плохо себя чувствуешь? Все же это последствия «души художника»...

— Он здесь ни при чем. Старший брат, ты знаешь, что значит «слушать небо и землю»? — Чэн Цянь все еще жался к чужому плечу, из-за чего его голос звучал глухо. — У Массива десяти сторон третий принц сказал: «Вы все обманывались, слушая небо и землю». Вот, что он имел в виду... Теперь все зависит от меня.

Та метка в форме человеческого уха?

— Что еще за «слушать небо и землю»? — ошеломленно спросил Янь Чжэнмин.

— Это наследие. Оно... — начал было Чэн Цянь, но, внезапно, что-то словно заглушило его слова. Он несколько раз открыл рот, пытаясь объяснить, что имел в виду, но какая-то невыразимая сила, которой юноша не мог ослушаться, снова и снова заставляла его замолчать. Чэн Цянь сжал пальцы, яростно стиснув одежды Янь Чжэнмина, чувствуя, что все невысказанные фразы вот-вот разорвут ему грудь.

Когда ты сможешь восстановить свой изначальный дух и принять запечатанное наследие, ты поймешь, что оно имеет свои запреты. Никто другой не сможет узнать секрет слушания неба и земли. Никто. Включая мертвых.

Чэн Цяню жутко хотелось закричать. Он, наконец, понял, откуда у крупных кланов заклинателей появились печати истребителей демонов, подвластные лишь Управлению небесных гаданий. Он понял, что такое «договор десяти сторон» и почему Шан Ваньнянь позволил ему принять наследие лишь тогда, когда его изначальный дух окончательно восстановится. Он понял, почему великий владыка горы Белого тигра сбежал от мира и людей, решив жить как старый сумасшедший...

Но все эти тайны были запечатаны в его сердце. Он вынужден был смириться с ограничениями наследия цянькунь. Он был обречен хранить их всю свою жизнь, в страхе и одиночестве.

Янь Чжэнмин не знал об этом, но вдруг, юноша словно что-то почувствовал. Протянув руку, он коснулся пальцами груди Чэн Цяня и тихо спросил:

— Это... обет молчания?

Что это за метка в форме уха? Как ему удалось вырваться из-под влияния «души художника»? И главное, почему Чэн Цянь смог без ущерба сорвать лист золотого лотоса?

На миг, сердце Янь Чжэнмина захлестнули сомнения. Но увидев, что Чэн Цянь не мог произнести не слова, он вынужден был проглотить все свои вопросы и мягко похлопать юношу по спине, больше всего опасаясь, что что-то вновь причинит ему вред.

Чэн Цянь глубоко вздохнул и нехотя успокоился. Прикинувшись расслабленным, он произнес:

— Раз уж мне нельзя говорить об этом, то лучше вообще не поднимать эту тему. Тан Чжэнь... не думаю, что он сдастся. Он говорил, что «миллионы призрачных теней последуют за ним». Должно быть, он что-то задумал. Возможно, Хань Юань не сможет победить его. Он не сможет ему сопротивляться.

— В любом случае, нам нужно сперва выбраться отсюда, — ответил Янь Чжэнмин. — Бэймин — мертвое море. Если мы продолжим тонуть, то вскоре достигнем восемнадцати ступеней ада4.

4 Диюй (кит. 地獄) — царство мёртвых или «ад», преисподняя в китайской мифологии. июй, как правило, изображается подземным лабиринтом с различными уровнями и камерами, в которых заключены души людей. Точное число уровней в Диюе и количество связанных с ними божеств различаются в буддийской и даосской интерпретациях. Некоторые говорят о трёх-четырёх «судилищах», другие упоминают десять, в иных китайских легендах повествуется о «Восемнадцати уровнях ада».

— Мертвое море... — тихо повторил Чэн Цянь. Юноша опустил взгляд на висевший на поясе Шуанжэнь, а после закрыл глаза и ненадолго погрузился в медитацию. Некоторое время спустя он отпустил Янь Чжэнмина и взмахнул рукой, высвободив волю меча.

Глаза Янь Чжэнмина вспыхнули. Это был один из стилей деревянного меча клана Фуяо. «Возвращение к истине», «Весна на засохшем дереве».

«Весна на засохшем дереве» позволяла выжить в любой ситуации. Использовать эту технику здесь было разумнее всего. Но прежде, чем Янь Чжэнмин успел похвалить Чэн Цяня за «проницательность», он увидел, как вырвавшаяся на волю ледяная аура дрогнула и плавно покачнулась. Как жаль, что состояние хозяина клинка оказалось нестабильным, и, не успев до конца сформироваться, воля меча обрушилась в море, без следа растворившись в темной воде.

Чэн Цянь цокнул языком и слегка нахмурился, но, как только он собрался повторить свою трюк, Янь Чжэнмин поймал его за запястье.

— У «Весны на засохшем дереве» лишь одна цель. Говорят, что это проблеск надежды, оставленный нам Небесами. Из одного родятся двое, из двух трое, а из троих все сущее.

Даже несмотря на то, Чэн Цянь не мог говорить, его замерзший и застоявшийся клинок едва ли мог кого-то обмануть. Особенно заклинателя меча.

Янь Чжэнмин строго посмотрел на него и продолжил:

— Но почему твой клинок полон холода и жажды убийства? О чем ты думаешь?

Чэн Цянь лишился дара речи.

Янь Чжэнмин выглядел очень серьезным. Он крепче перехватил ладонь Чэн Цяня, державшую Шуанжэнь, и тихо прошептал:

— Смотри.

Через их сцепленные руки в Шуанжэнь проникла незнакомая Ци. Изначальный дух Янь Чжэнмина окутал клинок, стерев с него многолетний лед, обнажив, наконец, яркое и чистое лезвие.

Вдруг, аура меча сорвалась с кончика клинка и ринулась вперед, взволновав неподвижные воды. Шуанжэнь зажужжал, вздрогнул, и посреди мертвого моря Бэймин расцвел огромный цветок. Волны тут же пришли в движения, с шумом и брызгами расходясь в стороны.

Все вокруг бурлило и кипело, вздымаясь ввысь. Один передавал десяти, а десять сотне5. На стволе давно высохшего дерева словно из ничего расцвел цветок. Казалось, он родился из трещины, полной жизненной силы. В мгновение ока он заполнил собой все пространство.

5 一传十十传百 (yīchuánshí shíchuánbǎi) — один передаст десяти, а десять— сотне; обр. молва распространяется быстро; передавать из уст в уста. Здесь в знач. Цепная реакция.

В следующий же момент то, что тянуло юношей на дно, отступило, и они тут же перестали тонуть.

Все еще держа в руках меч Чэн Цяня, Янь Чжэнмин посмотрел ему в глаза и сказал:

— Вот она, «Весна на засохшем дереве». Хочешь, чтобы я вновь научил тебя этому, как когда-то это сделал наш учитель? Знаешь ли, твое упрямство порой просто убивает меня, подожди, я еще задам тебе трепку!

Но прежде, чем Чэн Цянь успел признать свои ошибки, юноша внезапно воскликнул:

— Осторожно!

С оглушительным грохотом бурлящие потоки морской воды обрушились вниз, намереваясь раздавить обоих заклинателей. В столь критической ситуации тень на лице Чэн Цяня и вся его слабость разом исчезли. Со скоростью молнии юноша высвободил свой изначальный дух и разрубил несущиеся к ним волны. Но даже несмотря на это, и он и Янь Чжэнмин оказались застигнуты врасплох.

Их бросило вперед с ужасающей скоростью. Все быстрее и быстрее. Море вокруг превратилось в бурлящий шар, какое-то время никто из юношей не осмеливался открыть глаза.

Кто знает, как долго они «летели» сквозь воду. Вдруг, их обоих окутал странный свет. До ушей донесся резкий гул, и аура клинка пробила поверхность моря Бэймин.

Янь Чжэнмин был сыт по горло страданиями моря Бэймин. Едва им удалось вырваться на поверхность, как он тут же выхватил деревянный меч. Он не желал больше оставаться в этих зловещих водах. Схватив Чэн Цяня, он устремился прочь, словно молния.

— Вперед! Уходим отсюда!

Черная бездна и огромная водная стена, скрывавшие тайное царство горы Дасюэшань, были стерты с лица земли. В этот раз они не стали брать лодку, чтобы попытаться уйти отсюда также спокойно, как и пришли. Острые клинки уносили их отсюда на тысячи ли.

Обретя, наконец, возможность говорить, Чэн Цянь спросил:

— Подожди, дело ведь еще не закончено. Ты еще успеешь разобраться со мной. Как ты думаешь, Тан Чжэнь сразу же отправится к Хань Юаню?

— Когда мы вошли в тайное царство горы Дасюэшань, я почувствовал, что меч изначального духа, который я оставил Ли Юню, пробудился, — произнес Янь Чжэнмин. — Но ты ведь знаешь Ли Юня. Он никогда не прикоснется к чему-то подобному, если только ему не будет грозить смертельная опасность... Вырвавшись из объятий моря Бэймин, я, вероятно, вновь смогу почувствовать его. Ты ведь поищешь его со мной?

После всего пережитого Чэн Цяню казалось, будто его только что окунули в ледяное озеро, медленно, но верно, он восстанавливал свои силы.

— Значит, нам придется искать целую вечность6? — сказал Чэн Цянь. — Ты не такой, как Тан Чжэнь. Пока у него есть призрачные тени, он может скакать от горизонта до горизонта сколько угодно. Когда мы туда доберемся, боюсь, будет уже слишком поздно. Даже если мы уничтожим его призраков, он всегда сможет создать новых. Это бесполезно.

6 猴年马月(hóu nián mǎ yuè) — в год обезьяны, месяц лошади, обр. неизвестно когда, никогда, когда рак на горе свистнет, после дождичка в четверг, до бесконечности.

— Хочешь сказать, что мы должны вытащить дрова из-под котла7 и отправиться к его истинному телу? К Поглощающей души лампе? У тебя есть идеи, как это сделать? — осведомился Янь Чжэнмин.

7 釜底抽薪 (fǔdǐ chōuxīn) — вытащить дрова из-под котла (обр. в знач.: коренным образом разрешить проблему: идти до конца, применить радикальные меры, пресечь в корне).

— Подожди, я думаю.

— Стой! Осторожнее! — Янь Чжэнмин резко развернул деревянный меч. Вскинув руку, он попытался поймать Чэн Цяня за плечо, и Шуанжэнь под его ногами издал глухой свист. Оба клинка одновременно остановились.

Чэн Цянь проследил за его взглядом и увидел неподалеку от них серую тень. Тень висела в воздухе, держа в руках молочно-белый сияющий шар. Казалось, она ждала их.

— Это одна из призрачных теней Тан Чжэня? — отозвался Янь Чжэнмин. — Она все это время ждала здесь, чтобы доложить своему хозяину, мертвы мы или нет?

Не говоря ни слова, Чэн Цянь внезапно подался вперед, последовав за сиянием.

Янь Чжэнмин тут же бросился за ним.

— Тише, тише, эти призраки умеют взрываться не хуже, чем заклинатели с изначальным духом... А? Что он тут делает?

Чэн Цянь в миг посерьезнел.

— Люлан?

Эта призрачная тень и в самом деле была тем юношей, Люланом, что всюду следовал за Тан Чжэнем!

Когда Люлан был одержим Цзян Пэном и оказался на пороге смерти, Чэн Цянь использовал собственные силы, чтобы накрепко пригвоздить три его души и семь духов обратно к телу. Тогда он обратился к Нянь Дада и попросил юношу отвести Люлана к Тан Чжэню, изучавшему путь души и духа, чтобы спасти ему жизнь.

Тан Чжэнь действительно спас его, и Люлан, в благодарность за доброту, всюду следовал за ним. Он добросовестно служил своему наставнику, оставаясь его прислужником даже тогда, когда ему представилась возможность остаться на горе Фуяо вместе с Нянь Дада.

Янь Чжэнмин лишился дара речи.

— Этот ребенок ведь... Тан Чжэнь, ты совсем лишился рассудка!

Чэн Цянь поднял руку и при помощи Шуанжэня отрезал от своего одеяния небольшую полоску ткани. Начертав с двух сторон пару-тройку очищающих заклинаний, он бросил новоявленный амулет Люлану в грудь.

Этот очищающий сердце амулет не был похож на ту подделку, которую Чэн Цянь случайно создал сотню лет назад. Едва заклинание коснулось Люлана, как взгляд юноши прояснился, и серая тень сползла с его лица. Он выглядел спокойным, словно только что очнулся от кошмара. Люлан пристально посмотрел на Чэн Цяня.

— Старший Чэн.

— Тан Чжэнь даже тебя не отпустил? — поспешно ответил Чэн Цянь. — Ты знаешь, где сейчас Поглощающая души лампа? Твоя душа еще не полностью исчезла, если проведешь нас к ней, сможешь освободиться. Еще можно успеть...

Люлан слегка улыбнулся.

— Старший, уже слишком поздно.

В руках юноша держал небольшой фонарь. Отделившись от света, в стороны, как стая птиц, разлетелась вереница маленьких огоньков. Огоньки устремились прямо к Чэн Цяню. Прежде, чем они успели приблизиться, Чэн Цянь уже понял, что это такое. Это была часть его жизненной силы, которую он когда-то отдал Люлану.

— Я смог сбежать лишь из-за тех гвоздей, которыми старший прибил мою душу к телу, — ответил Люлан. — Именно они привели меня сюда. Теперь пришла пора вернуть их истинному владельцу.

Часть дарованной ему жизненной силы возвратилась обратно к Чэн Цяню. Тем временем, призрак Люлана становился все прозрачнее и бледнее, будто готов был вот-вот рассеяться.

— Настоящая лампа спрятана в куске Пламени ледяного сердца, на горе Фуяо. Пламя ледяного сердца, добытое старшим Чэном, было разделено на две части. Одна часть была спрятана в недрах горы Дасюэшань, а вторая осталась на горе Фуяо. Пламя ледяного сердца способно скрыть от божественного сознания все, что угодно. Даже гору Фуяо. Она может быть у вас прямо перед глазами, но вы даже не почувствуете ее присутствия.

Закончив говорить, душа Люлана окончательно превратилась в дым. Чэн Цянь протянул руку, силясь схватить ее, но почувствовал под пальцами лишь соленый морской бриз. Тень юноши бесшумно рассеялась, не оставив в небе ни следа.

Заклинатели переглянулись, и оба меча, как падающие звезды, устремились к горе Фуяо.

«Я даже запечатал для него гору, — подумал Янь Чжэнмин. — Я действительно заботился о доме».

Добравшись до края ледяных равнин, оба юноши вновь миновали зал Черной черепахи. Холодные земли в миг наполнились звоном колокола, но в этот раз никто не вышел, чтобы проверить его.

Здесь, на крайнем севере, зал Черной черепахи темной тенью возвышался над тысячами ли белого снега. Но теперь он казался мертвым. Вокруг царила тишина, не было видно ни души. Лишь потертое знамя одиноко развевалось на холодном ветру.

— Что здесь произошло? — осведомился Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь оглянулся и произнес:

— Бянь Сюй мертв.

С этими словами, он внезапно выхватил Шуанжэнь, и на зал Черной черепахи обрушилась сила клинка прилива. Взметнувшаяся в небо черная энергия столкнулась с ледяным мечом и оказалась разрублена пополам. Извиваясь, она рухнула вниз, издав скорбный крик, и исчезла без следа.

Янь Чжэнмин был ошеломлен.

— Это что, внутренний демон? Он обрел собственную сущность?

— Сдается мне, Бянь Сюй либо погиб от рук Хань Юаня, — начал Чэн Цянь. — Либо сошел с ума и сделал какую-то глупость... В любом случае, ситуация не из приятных.

Среди льда и снега вновь засияли две падающие звезды.

В это время Тан Чжэнь, перенесший свой изначальный дух в самое сердце Шу, воспользовавшись одной из своих призрачных теней, глубоко вздохнул. Непробиваемая чешуя демонического дракона под его рукой казалась слишком хрупкой.

Глаза Тан Чжэня покраснели, его взор затуманился.

Увидев кровь, он, казалось, напрочь позабыл обо всем. Тан Чжэню казалось, что в его руках находилась великая сила. Он буквально чувствовал эту ни с чем не сравнимую мощь.

Он был самым настоящим демоном. На небесах и на земле не было равных ему. Не было ничего, что смогло бы его остановить. Люди внизу были лишь горсткой муравьев, ползающих у него под ногами.

Он был повелителем призраков, а все призрачные тени — его щитами. Он один стоил целой армии.

Лист золотого лотоса был уничтожен. Но стоило ли дожидаться следующего раза?

Остались ли в этом мире достойные противники?

Самомнение Тан Чжэня не знало границ, и он, в конце концов, поддался зову Темного Пути. Если кто-то из темных заклинателей видел кровь, будь то Тан Чжэнь, Хань Юань или даже Тун Жу... они тут же становились неуправляемыми.

Даже получив два сильных удара, окутанный кровавым туманом демонический дракон все равно отказывался отступать. Тан Чжэнь снисходительно посмотрел на него и произнес:

— Тебе не кажется, что это просто смешно? Миллионы разъяренных душ должны принадлежать мне. Это моя судьба. Оставшись здесь, ты лишь обрекаешь себя на напрасную смерть. Зачем тебе это?

Но даже в этот момент дрянной рот Хань Юаня не желал закрываться. Видя чужую радость, он зло усмехнулся и ответил:

— Я постоянно слышу, как уважаемые и добропорядочные люди разглагольствуют о «справедливости». И порой мне невероятно стыдно за них. Но я никогда бы не подумал, что брат Тан обратится к Темному Пути. Стоит тебе открыть рот, как тебя тут же хочется заткнуть. Пожалуй, у тебя действительно талант. Что же твоей заднице на месте не сиделось?

Огромные когти Тан Чжэня крепко впились в его тело. Хань Юань глубоко вздохнул, силясь удержать форму демонического дракона. Однако, юноша не собирался молчать:

— Ты...ммм... в этом новичок? Тогда я должен поведать тебе о том, что мы, отступники, постоянно так говорим. Это такая шутка!

Тан Чжэнь беспомощно улыбнулся ему.

— Все никак не уймешься8.

8 不见棺材不落泪 (bù jiàn guāncái bù luòlèi) — не проронит слезу, пока не увидит гроба; обр. не сдаваться, держаться до конца, не терять надежды; не униматься.

Хань Юань злобно заревел. Тело демонического дракона достигло своего предела, его кровь готова была вскипеть.

Дракон болезненно зарычал, но тут же крепко стиснул зубы, стараясь сдержаться. Казалось, что вся его жизнь была чередой успехов и неудач, но на деле, он попросту плыл по течению, не в силах этого изменить.

Когда нужно было действовать, он отступал, а когда нужно было отступить, он не мог с этим смириться.

Все эти годы он либо с болью следовал по неверному пути, либо горько сожалел о неправильном выборе.

Возможно, такие люди как он лишь на пороге смерти осознают, что такое «чувство меры».

— Небеса... — тихо прошептал Хань Юань. — С древних времен мой клан Фуяо шел по пути человечности. Какое отношение весь этот бред имеет к нам?

Внезапно, стоявшая поодаль Лужа вновь обратилась в красного журавля и не раздумывая бросилась на Тан Чжэня. Она хотела закричать, но так и не нашлась, как к нему обратиться. Обозвать его «ублюдком» было равносильно тому, чтобы обругать себя. Но этот человек все равно не заслуживал того, чтобы называть его «отцом».

Так и не решившись, Лужа попросту выдохнула на Тан Чжэня сгусток истинного пламени Самадхи, сжигая схватившую Хань Юаня призрачную тень.

— Лужа! Живо назад! — закричал Ли Юнь.

— Прочь отсюда! — сердито бросил Хань Юань. — Это только между нами, демонами! При чем тут какая-то толстая майна?!

— Сам ты толстый! Весь твой род толстый! — едва не плача, заголосила Лужа.

Тан Чжэнь равнодушно обернулся на девушку, и призрачная тень вновь стиснула свои безжизненные когти, силясь схватить птицу за крыло.

Но Лужа ловко скользнула по воздуху, укрывшись бушующим огнем. Сейчас она напоминала настоящего феникса. Яростное пламя сожгло всех окруживших ее призраков, и девушка вновь обратилась к Тан Чжэню:

— Пусть я и не родилась в крови, — кричала она, — но однажды я стану самой могущественной королевой монстров на свете! Я родилась красным журавлем! У меня нет отца!

Веки Тан Чжэня дернулись. Огромные призрачные когти внезапно рассеялись, а после вновь собрались воедино и устремились за Лужей.

— Осторожно! — воскликнул Ли Юнь.

Огромная призрачная рука схватила журавля за шею. Лужа забилась, отчаянно пытаясь вырваться, рассыпая вокруг ворох огненно-красных перьев. Тан Чжэнь посмотрел в ее глаза, и на мгновение его охватила странная неуверенность. Однако, это чувство тут же потонуло в холодной жажде убийства.

Вдруг, откуда ни возьмись, появилась странная птица. Птица бросилась вперед, открыла клюв и выплюнула деревянный амулет. Коснувшись Лужи, амулет вспыхнул ослепительным белым светом. Тан Чжэнь отпрянул прочь. Амулетом оказался заклинанием «Нитей марионетки», собственноручно вырезанным Тан Чжэнем почти двести лет назад. Королева монстров так и не воспользовалась им, и теперь он вернулся к своему первоначальному владельцу.

Тем временем, птичий-демон пронесся мимо и воскликнул:

— Яйцо короля и королевы, скорее, беги... А!

Вдруг, призрачная тень Тан Чжэня стрелой обрушилась на демона, пригвоздив его к земле. Несчастный несколько раз дернулся и испустил дух.

Глава 107. Клинок, заморозивший четырнадцать государств*

Эти глупые темные заклинатели, чьи мозги были размером с бобы, только и могли, что притворяться, будто в их жизни было хоть что-то ценное. В отличие от людей, чьи сердца полнились любовью и ненавистью, им всегда было этого мало. Человеческое сердце не стоит на месте и однажды, все может измениться до неузнаваемости.

Из-за стремительно расширяющегося проклятия Бянь Сюя, тело демонического дракона Хань Юаня быстро достигло своего предела. Его плоть начала рваться изнутри. Одновременно с этим, словно разделяя его боль, раздвоенная душа юноши принялась переругиваться между собой.

— Не тебе осуждать других, — насмехался внутренний демон, — ох, в конце прошлого месяца ты боролся за то, чтобы уничтожить всех людей в этом мире. А что теперь? Луна еще сделала полный круг, а ты, едва узнав, что тебя не выгнали из клана, внезапно стал святошей и обеспокоился судьбою человечества? Тц... ты стал прилежным, как зрелая женщина, и всю ярость твоего демонического дракона смыло красными водами1.

1 癸水 (guǐshuǐ) — букв. менструация.

— Если эти красные воды в какой-нибудь из месяцев смоют тебя, я найду себе тихое место, стану монахом, и всю оставшуюся жизнь буду только есть и читать священные писания... Твою мать, может, подменишь меня на время, я больше не могу?!

Демон фыркнул и, на удивление, прислушался к его словам, тут же переняв контроль над телом.

В какой-то момент граница между душой демона и душой Хань Юаня стала менее заметной.

Тан Чжэнь равнодушно отбросил птичий труп в сторону. Как когда-то, много лет назад, будучи в недрах горы Дасюэшань, отбросил свое собственное тело. С горстью зажатых в руке красных перьев, он выглядел так, будто только что избавился от многолетнего хлама.

Опустив обоженную силой «Нитей марионетки» руку, он с ненавистью посмотрел на Лужу. В его глазах читалось явное желание убивать.

— Надоеда.

Тан Чжэнь покинул тело призрака, пострадавшего от его собственного амулета, и его изначальный дух без труда разделился между кружившими вокруг призрачными тенями. Эти жуткие создания разом распахнули глаза. Мужчины и женщины, старые и молодые, в их взглядах читалось нетерпение. То, что творилось вокруг, было похоже на настоящий кошмар.

Ли Юнь первым осознал опасность. С мечом в руках, он немедленно бросился к растерявшейся Луже, схватил красного журавля за тонкую ногу и без лишних слов оттащил в сторону, как мешок. Одновременно с этим он открыл свою сумку, вытащил оттуда пригоршню каких-то вещей и подбросил их вверх, словно рассыпающая цветы небесная красавица.

Прежде, чем он успел закончить, призрак, находившийся ближе всех к Луже, внезапно взорвался. Взрывная волна прокатилась мимо. Если бы Ли Юнь помедлил, Лужу бы это не убило, но «Нити марионетки», способные выдержать лишь один удар, тут же бы разрушились.

Похоже, Тан Чжэнь окончательно отвернулся от них. Более того, он отвернулся и от самого себя.

Внезапно взорвавшийся призрак уничтожил все содержимое сумки Ли Юня. Вокруг кружили разноцветные порошки, бесчисленные снадобья и большие клочки бумаги. Вдруг, бумага обратилась саранчой, и целая туча насекомых, подобно вихрю, закружилась в воздухе, самоотверженно обрушившись на призрачных теней. И, пусть они не обладали особой силой, этого было вполне достаточно, чтобы сбить врага с толку.

В этот момент на разорванное тело демонического дракона упал сосуд с «Каменной водой», в мгновение ока превращая его в твердую гладкую скалу, похожую на неприступную городскую стену.

Хань Юань внезапно почувствовал холод и моментально осознал, что больше не может двигаться.

— Ли Юнь! Ты в конце концов на чьей стороне?! — взревел он. — Не можешь помочь, так хотя бы перестань все портить!

Ли Юнь подхватил Лужу, намереваясь сбежать, и бросил:

— Я помог тебе продержаться еще какое-то время, чего ты орешь?

— Камень тоже может треснуть! О чем ты только думал, подлец?! — парировал Хань Юань.

Говоря об этом, Ли Юнь почувствовал себя по-настоящему гордым:

— Ха-ха, не волнуйся об этом, это «Каменная вода». Она была собрана на горе Тайшань. Это снадобье куда сильнее тебя.

Но его брат продолжал кричать!

— И что мне, мать твою, делать, если я не смогу вернуться в прежнее состояние? — не унимался Хань Юань. — Стать частью ста тысяч гор Шу? Буду «горным червяком»!

Ли Юнь вздохнул и печально заметил:

— Ох, Небеса, мой младший брат, ты обязательно привыкнешь, тебя только что разорвали на части, но ты до сих пор жив, так какой смысл спорить о том, из чего ты сделан... Ох, плохо дело!

Тан Чжэнь окончательно вышел из себя. Из его рукавов хлынул черный туман, и повсюду разлилась густая темная Ци. Снующие в небе кузнечики тут же замерли и попадали на землю.

Внезапно, Лужа вырвалась из рук Ли Юня, расправила крылья и с невероятной скоростью устремилась к ближайшей горе. Когда ее фигура взмыла вверх, ее кости издали ужасный скрежет, все тело птицы стало намного длиннее, а хвост растянулся на десяток чжан. В мгновение ока она обернулась взрослым красным журавлем.

Древняя божественная птица опустилась на обтесанную скалу. На ее огромных, способных закрыть собой все небо, крыльях, вспыхнул огонь. Безудержное пламя закружилось на ветру, рисуя в темноте силуэт из забытых легенд.

Ли Юнь замер, а потом вдруг вспомнил о трехтысячелетней «демонической пилюле». Холод от его ладоней пополз прямо к сердцу, и юноша прошипел:

— Хань Тань, что ты наделала?!

Но Луже некогда было обращать на него внимание. Сила короля демонов готова была превратить ее в пылающий шар. Ее кости и мышцы бесконечно растягивались, каждый цунь незрелого тела полудемона сводило судорогой. Девушке казалось, что с нее заживо сдирали кожу. Страдания были такими невыносимыми, что ей безумно хотелось лечь на землю, свернуться калачиком и превратиться в пыль.

В темном небе сверкнули молнии. Бушевавшие в облаках ветер и гром являли собой невероятную силу, намеревавшуюся уничтожить эту маленькую птичку, сильно переоценившую свои способности в погоне за высшим уровнем самосовершенствования.

Когда старший брат отдал ей пилюлю короля демонов, он обращался с ней как с равной. Заклинатель со столетним опытом за плечами должен был понимать всю серьезность ситуации, но она никак не ожидала, что, если содрать с нее человеческую кожу, под ней все равно окажется буйная птица.

Когда грянул гром, Лужа уже успела пожалеть о своем решении. Она подумала: «Я была слишком нетерпелива, теперь я точно помру».

Девушке казалось, что ей будет больно и страшно, но, на самом деле, ничего из этого не произошло. В огне и всполохах молний она внезапно увидела тело мертвой птицы. Она размышляла: «Я должна была погибнуть давным-давно. Если бы моя мать не сопровождала меня с самого рождения, если бы в тот момент, когда разбилась скорлупа яйца, дух старшего наставника не помогал бы мне, если бы меня столько лет не оберегали учитель и старшие братья, я бы превратилась в такого же сумасшедшего негодяя, как Тан Чжэнь. Или давно бы уже отправилась к праотцам».

В какой-то момент Лужа подумала, что ей невероятно повезло, ведь она все эти годы жила в безопасности.

Потому она не раздумывая бросилась прямо к зажатому в Жертвенном массиве Хань Юаню.

Невероятная мощь Жертвенного массива постоянно росла, но теперь к ней добавились гром и бушующее пламя. Среди всего этого грохота и огня, красный журавль напоминал первозданный хаос. Тысячи призраков одновременно застыли на месте, казалось, это зрелище пробудило в них память о далеком прошлом.

Вдруг, казавшийся безжизненным амулет «Нитей марионетки», висевший у Лужи на нее, вспыхнул ярким огнем и самоотверженно принял на себя первый удар. Глубокие линии и бесчисленные бороздки вырезанного на дереве заклинания засияли обжигающим светом. Словно самые глубокие и тайные чувства, что когда-либо были в нем заключены, наконец, вырвались на свободу.

Тан Чжэнь почувствовал, как в его давно уже мертвом сердце что-то натужно «треснуло». Вероятно, связанный с ним амулет «Нитей марионетки» был окончательно разрушен.

Его любовь давно прошла, но оставленный им амулет все еще исполнял свой долг, защищая от смерти семью, которую не желал признавать его хозяин.

Луже казалось, что она в муках неслась по непроходимо узкому проходу. Словно вновь пробивалась сквозь скорлупу.

Вдруг, в ее легкие хлынул глоток сырого воздуха, четыре конечности и сотня ее костей, наконец, достигли предела роста. Пилюля бывшего короля демонов, впитавшая в себя опыт трех тысяч лет, опустилась в ее внутренний дворец. Красный журавль взмыл в небо и издал долгий протяжный крик: скорбная журавлиная песнь разорвала память о прошлом, и в небе развернулись два огромных крыла.

Когда ее голос пронесся над горами, призрачные тени отступили. Они не решались встать на пути у огненного Хоу И2. Истинное пламя Самадхи хлынуло во все стороны, намереваясь сжечь все нечистое, что было на земле. Часть искр угодила в сковавший Хань Юаня массив. Барьер вспыхнул, пожирая и впитывая в себя разрушительную мощь проклятия Бянь Сюя.

​​​​​​​2 Стрелок И или Хоу И — один из знаменитейших героев китайских мифов, борец с чудовищами, сбивший из лука девять солнц, угрожавших погубить всё живое на Земле, и неудачно стремившийся стать бессмертным.

Кратковременная растерянность Тан Чжэня постепенно испарилась, призрачные тени пришли в себя и в их глазах вновь заклубился черный туман. Призраки вновь зашептали:

— Моя связь с кланом Фуяо слишком глубока, можно сказать, что мы давние друзья. Я не хочу убивать вас, так почему же вы продолжаете искать смерти...

Тан Чжэнь, окруженный тысячами призрачных теней, внезапно вскинул руки. Черный туман хлынул во все стороны, разлившись на тысячи ли, утопив под собой горы и реки. Всем, кто видел это, казалось, что мир давно погряз в грязи, и любое колыхание травы способно было поднять ветер и вызвать волны​​​​​​​3.

​​​​​​​3 兴风作浪 (xīngfēngzuòlàng) — поднимать ветер и делать волны (обр. в знач.: накалять обстановку, устраивать беспорядки, поднимать шум.

Черный туман приближался, и Хань Юань не мог удержаться и не вдохнуть его. Темная энергия разлилась по всему его телу, окутала полуокаменевшую морду демонического дракона, и глаза зверя тут же налились кровью.

Хань Юань с трудом подавил пробудившиеся инстинкты и, изо всех сил стараясь сохранить рассудок, крикнул:

— Скорее! Уходите отсюда!

Эта дьявольская мощь так сильно напугала людей, что даже Ли Юнь в какой-то момент едва не поверил словам Тан Чжэня.

Неужели он и вправду впитал в себя гнев миллиона неупокоенных душ?

Неужели по ту сторону действительно было то, что способно было помочь этому великому демону?

Кому, кроме небес было известно, что именно произошло в тот день?

Тан Чжэнь громко рассмеялся.

— Неужели вы думаете, что Четверо Святых уничтожили вашего мудрого наставника лишь потому, что он, по чистой случайности, сошел с ума? Этот мир кишит демонами, так почему же вы не видите лишь то, как они охотятся друг за другом? Я уже говорил вам, почему грехи Тун Жу останутся непрощенными. Потому что гора Фуяо издревле охраняла вход во владения внутреннего демона. Чистая Ци и темная энергия способны уравновесить друг друга. Но камень исполнения желаний связан с тысячами таких внутренних демонов. Долгие годы он хранился в Башне отсутствия сожалений, пока кое-кто не украл то, что должен был охранять, тем самым освободив его. Сколько войн произошло за последние годы, сколько наводнений и засух, сколько могущественных людей лишились рассудка, и все из-за того, что сотни лет владения внутреннего демона оставались открытыми, незаметно распространяя свое влияние на весь мир. К слову сказать, демонический дракон, всего каких-то сто лет, и ты смог добиться таких высот. Ты ведь сделал это лишь с благословением своих предков?

— Что за чушь ты несешь?! — прошипел Ли Юнь.

Меч изначального духа, зажатый в его руке, внезапно засиял. Почувствовав какое-то движение, Ли Юнь опустил голову, и его глаза почти наполнились слезами. Теперь он отчетливо чувствовал, что ему тоже есть на кого опереться.

Ли Юнь без колебаний разжал руку, отпуская клинок, и окликнул окруженного призрачными тенями Ю Ляна:

— Эй, заклинатель меча! Держи!

Услышав его слова, Ю Лян резко развернулся, схватил брошенный ему клинок, и тут же ощутил внутри лезвия мощную волю меча. Едва коснувшись рукояти, он почувствовал, что чуть было не увидел «Божественное Царство». Юноша громко закричал, и клинок ринулся вперед, разрубая столпившихся перед ним призраков.

Тан Чжэнь был ошеломлен, он поспешно отступил назад. Но обновленный​​​​​​​4 меч Ю Ляна бросился за ним. Клинок преследовал Тан Чжэня, пока темная энергия не заразила его и заключенные в лезвии свет не потускнел. Однако, за это время он успел избавиться от большей части призрачный теней.

​​​​​​​4 鸟枪换炮 (niǎoqiāng huàn pào) — букв. сменить дробовик на пушку (обр. в знач. обновить оборудование, модернизировать; улучшить условия).

Внезапно взгляд Тан Чжэня снова изменился. Задумчиво глядя куда-то вдаль, сквозь юного заклинателя меча, он обратился прямо к Янь Чжэнмину:

— Вы можете сбежать из моря Бэймин... но что потом?

Зрачки Ю Ляна сузились.

Тан Чжэнь вскинул руки, и из его ладоней вырвалось новое полчище призрачных теней. Мужчина презрительно посмотрел на потускневший клинок.

— Сможешь догнать меня? Сможешь убить их всех?

По логике вещей, Янь Чжэнмин не мог оказаться в двух местах одновременно.

Только когда отправляешься в путь земли Цзючжоу начинают казаться такими далекими и необъятными.

Янь Чжэнмин нахмурился:

— К сожалению, Ли Юнь только что отдал меч изначального духа.

— Есть один способ, но я не знаю, сработает ли он. В любом случае, клинок уже не вернуть, нам никогда его не догнать. Но лучше уж пытаться вылечить мертвую лошадь​​​​​​​5, чем не делать вообще ничего, — сказал Чэн Цянь.

​​​​​​​5 死马当作活马医 (sǐmǎdàngzuòhuómǎyī) — китайская идиома, в значении — «никогда не сдавайся и делай все возможное в любой ситуации».

— Чт...

Но Чэн Цянь тут же поднял руку, стянул с шеи старшего брата печать главы и быстро произнес:

— Владения внутреннего демона, помнишь? Клан Фуяо существует для того, чтобы охранять вход в Долину демонов. В печати главы должен быть путь, ведущий в нее, туда мы и отправимся.

Янь Чжэнмин непонимающе произнес:

— Мы пойдем в Долину демонов? Что ты имеешь в виду, разве Долина демонов не на заднем склоне горы?

— Да, запечатанная Долина демонов лежит на заднем склоне горы, — отозвался Чэн Цянь, — но владения внутреннего демона появляются всюду, где есть сильные желания. Это и есть настоящий вход. Здесь ничего нет, но темная энергия, захватившая зал Черной черепахи, никуда не исчезла. Мы можем открыть печать главы и попробовать. Повезет нам или нет, зависит от нашей удачи.

Янь Чжэнмин понятия не имел, что юноша ограничен запретами и попросту не может сказать ему правду. Он не стал расспрашивать Чэн Цяня, откуда ему все это известно. Он безоговорочно поверил своему младшему брату и использовал свое божественное сознание, чтобы открыть печать.

В мгновение ока вокруг юношей сгустилась темнота. Знакомый холод ледяных равнин закружился вокруг, и вскоре силуэты обоих заклинателей исчезли.

Чэн Цянь на мгновение потерял сознание, но быстро пришел в себя. Кто-то в темноте поддерживал его, и сбоку мерцал какой-то свет. Не было смысла гадать, что это было. Это был один из лучших товаров его старшего брата. Жемчужина.

Владения внутреннего демона отличались от того, что они увидели в первый раз. Темная энергия здесь была настолько сильной, что трудно было дышать. Попав сюда, любой человек тут же сделался бы рабом отрицательных эмоций.

Сердце Янь Чжэнмина застыло. Заклинатели меча всегда отличались скверным характером, потому были более восприимчивы к таким вещам.

Он с трудом взял себя в руки и спросил:

— Что произошло?

Чэн Цянь глубоко задумался и, не сбавляя шаг, произнес:

— Ты помнишь, что Тун Жу попросил у камня, когда был в Башне отсутствия сожалений? Да, Тун Жу был сумасшедшим, но в тот момент он еще не утратил человеческий облик. Он хотел вернуть камень и вновь запечатать Долину демонов. К несчастью, без этого важного артефакта печать долины не так сильна, как прежде. В тот раз, когда мы случайно уничтожили «Массив истребителей демонов», она разрушилась.

Долина демонов раздражала Янь Чжэнмина, но он отнюдь не был глупцом. Он тут же ответил:

— Я думал, что если мы покинем это место, все будет хорошо! Тан Чжэнь все знал, но ничего мне не сказал. Прибыв на гору Фуяо, он тайно собрал темную энергию Долины демонов? Конечно... Ведь это я его пригласил. Как я мог привести в дом волка?

Янь Чжэнмин говорил все быстрее и быстрее, он был так встревожен, что ему становилось все труднее сдерживать рвущийся наружу гнев. Он резко схватил Чэн Цяня за руку, его ногти почти вонзились юноше в кожу. Так и не найдя выхода, вся его злость скопилась в отметине на лбу.

— Проклятье, я ведь говорил тебе всегда быть у меня на виду!

Когда-то Чэн Цянь вошел в Дао через сердце, и теперь, даже если его сознание пребывало в хаосе из-за пробудившегося наследия цянькунь, он все равно был куда спокойнее, чем его старший брат. Проигнорировав этого сумасшедшего, юноша принялся читать про себя писания «О ясности и тишине», а после произнес:

— Если бы он не показал свои уязвимые места во время суда над Хань Юанем, и Шан Ваньнянь не помог бы мне пробудиться от «души художника», стали бы мы опасаться старых друзей? Возьми себя в руки, чтобы попасть на задний склон горы Фуяо нам все еще нужна печать главы, которую может открыть только нынешний глава.

Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и внезапно протянул вперед руку, с зажатой в ладони печатью. Внутри печати тут же вспыхнули звезды. Они рассыпались вокруг, превращая владения внутреннего демона в настоящую вселенную, и все тревоги, бушевавшие в сердцах юношей, ненадолго утихли.

Пылающий разум Янь Чжэнмина на время успокоился, и только теперь он обнаружил оставленную им царапину на рукаве Чэн Цяня. К счастью, тела совершенствующих окружал защитный барьер, и кожа Чэн Цяня была намного прочнее его одежды.

Янь Чжэнмин замялся и неловко кашлянул:

— Я... это...

Но Чэн Цянь продолжил за него:

— Вы, заклинатели меча, с детства ненормальные. Вам намного легче, чем кому-либо еще, впасть в ярость. Тебе не нужно оправдываться, сейчас важно как можно скорее найти дорогу.

Услышав это, Янь Чжэнмин лишь усмехнулся и поспешно направил свое сознание внутрь печати, силясь отыскать в ней все, что было связано с владениями внутреннего демона.

Но конструкция печати оказалась куда сложнее, и сознания прошлых поколений крайне беспокойно реагировали на чужое присутствие. Какое-то время Янь Чжэнмин был сбит с толку.

В этот самый момент в горах Шу Тан Чжэнь приказал призрачным теням спуститься на землю, и запрещенная техника Бянь Сюя восстала против истинного пламени Лужи.

Внезапно, тело Хань Юаня наполнилось ярким светом. В конце концов, он был настоящим демоническим драконом, стоявшим в шаге от титула Господина Бэймина. Даже Ли Юню, заклинателю изначального духа, что вошел в Дао через «девять звеньев», было трудно находиться рядом с ним.

Действие его снадобья постепенно ослабевало.

Но если окаменение спадет, мощь запрещенной техники Бянь Сюя непременно атакует Хань Юаня.

Однако именно в этот момент он внезапно перестал терзаться материальными проблемами.

— Ли Юнь, я не выдержу! Возьми еще одну бутылку! — закричал Хань Юань.

— У меня больше нет! — в отчаянии отозвался Ли Юнь.

Ли Юнь очень хотел разрыдаться, но не мог выдавить ни слезинки. Глухо зарычав, юноша подумал: «Мать твою, старший брат, ты не хочешь, наконец, появиться?»

По мере того, как спадало окаменения, запрещенная техника Бянь Сюя все сильнее и сильнее вгрызалась в тело черного дракона, и с каждым новым ударом промеж чешуи Хань Юаня проступали кровавые дорожки.

Сознание Янь Чжэнмина находилось в печати главы, когда метка кровавой клятвы на его руке внезапно пробудилась и вспыхнула. Клятва была скреплена кланом Фуяо и Шан Ваньнянем, однако главным действующим лицом в ней был именно Хань Юань. Но Хань Юань не смог бы разрушить этот договор. Подобное могло означать лишь одно — он собирался отправиться к праотцам.

Янь Чжэнмина прошиб холодный пот. Лишь глава клана мог войти в печать и встретиться с прошлыми поколениями. Он даже не мог попросить Чэн Цяня помочь ему.

Внезапно, прямо перед ним появился Тун Жу, в чьих мыслях он сам не раз оказывался, входя внутрь печати. Но, в отличие от всех прошлых раз, теперь Янь Чжэнмину казалось, что Тун Жу не был ни призраком, ни воспоминанием. Он словно мог видеть его.

Осколок божественного сознания Тун Жу притягивал юношу, и он попросту не мог не последовать за ним.

Он видел, как сознание Тун Жу миновало бесконечные врата​​​​​​​6. Его смутный, похожий на пыль и дым образ, привел Янь Чжэнмина к еще одним воротам. Никто не произнес ни слова. На этих воротах отчетливо виднелась красная отметина, как две капли воды похожая на печать истребителей демонов, что преподнес ему У Чантянь.

​​​​​​​6 道门 (dàomén) — врата познания истины; даосизм.

Ворота были закрыты, но из образовавшейся посередине щели сочилась темная энергия владений внутреннего демона. Тун Жу остановился, кивнул Янь Чжэнмину и исчез.

Янь Чжэнмин осторожно протянул руку и медленно провел пальцами вдоль трещины.

Створки с грохотом распахнулись.

Сознание Янь Чжэнмина тут же покинуло печать. Открыв глаза, юноша увидел, как в небе, гонимые ветром, собираются тучи, и звезды, что вырвались из печати главы, собираются в огромный водоворот. Мгновение спустя все светила были стерты с лица земли, и на их месте образовалась пустота. Вдруг, перед ним и Чэн Цянем возникли те самые ворота.

Янь Чжэнмин был вне себя от радости.

— Это здесь, идем!

В тот момент, как оба юноши миновали ворота, Янь Чжэнмин отменил наложенный на гору Фуяо запрет, и она снова вернулась в мир.

В самом сердце Шу, среди высоких гор, Хань Юань, наконец, перестал быть камнем и вновь обрел тело из плоти и крови. Ему казалось, что его пригвоздили к земле бесчисленными иглами. Боль была повсюду. Мучения были такими сильными, что он невольно задумался: «Я ведь тоже заклинатель изначального духа. Если я умру здесь, вернется ли моя душа обратно на родину?»

Тем временем гору Фуяо окутала темная энергия. Кровавая клятва и круг багуа на руке Янь Чжэнмина продолжали светиться, пока они с Чэн Цянем неслись по бесконечным каменным ступеням, сквозь густой лес. Еще до того, как они прибыли на место, воздух разрезало лезвие меча, обрушившись прямо на гостевой домик, где совсем недавно останавливался Тан Чжэнь. Домик тут же развалился. Весь двор, словно в сезон дождей, был окутан густыми черными тучами. Тяжелые каменные плиты были с легкостью разрублены покинувшим «ножны» клинком Янь Чжэнмина. Внизу, прямо под ними, обнаружился большой камень. Это было Пламя ледяного сердца из Чжаояна.

Рядом с камнем лежало тело. Это был Люлан. Слабое свечение, озарявшее его грудь, медленно угасало. Оказывается, Тан Чжэнь спрятал настоящую Поглощающую души лампу в теле Люлана!

В центре земель Шу, перенасытившись темной энергией, запрещенная техника прорвала огненный круг Лужи. Красные перья цветочным дождем​​​​​​​7 хлынули в стороны, все пространство вокруг заполонили призрачные тени, и в землю вонзились острые когти демонического дракона. Внезапно, Хань Юань понял, что больше не может ссориться с самим собой, и оба сознания, разделявшие его тело, слились в одно.

​​​​​​​7 Согласно буддийским канонам: Небеса устраивали дождь из лепестков, чтобы восхвалять достоинства и добродетели учения Будды.

На вершине горы Фуяо, окутанный ветром и льдом Шуанжэнь вместе с разрушительной аурой меча обрушились прямо на Пламя ледяного сердца. «Невидимая» аура меча влилась в камень, разбив его изнутри. «Мертвое тело Люлана» тут же лишилось своей защиты. Но труп в ужасе дернулся, обратился в черный вихрь и попытался сбежать.

— Сяо Цянь, прочь с дороги!

Освободившись от «ножен», меч Янь Чжэнмина сделался похожим скрытое лезвие​​​​​​​8.

​​​​​​​8 藏锋 (cángfēng) — означает: цанфэн, «спрятанный кончик», скруглённый конец (каллиграфический способ написания без острых углов) или же непримечательность; не обнаруживать (не проявлять) своих талантов.

И клинок, заморозивший четырнадцать государств, заставил гору Фуяо содрогнуться.

*В Китае есть несколько литературных произведений с таким названием, в том числе роман о боевых искусствах и стихотворение, написанное монахом Гуань Сю (832-912), бывшим, ко всему прочему, еще и великим поэтом.

Глава 108. Нет никакого способа стать бессмертным

Тан Чжэнь замер. Призрачные тени застыли за его спиной. Сперва их лица ничего не выражали, но затем, равнодушие постепенно сменилось неверием.

Мысли Тан Чжэня напоминали искры, оставшиеся кружить на ветру около погасшего костра. Одна за другой они медленно исчезали.

Но он никак не мог понять, что же случилось с его истинной сущностью?

Это был Янь Чжэнмин?

Как им удалось выбраться из глубин моря Бэймин? И почему они сразу не отправились в Шу, чтобы разыскать своих друзей, а зачем-то вернулись на гору Фуяо?

Они не могли передвигаться по миру так, как им заблагорассудится, но каким образом они так быстро добрались до горы?

Кто рассказал им, что его истинная сущность сокрыта в Пламени ледяного сердца?

Тан Чжэнь был ошеломлен. Однако злиться было уже поздно.

Как это могло произойти?

Он никогда никому не доверял, и в его сердце не было места ни для кого в этом мире. Он всегда был один, повелитель бесконечного множества призрачных теней... Но даже этого оказалось недостаточно?

Повисшие в воздухе призрачные тени, словно куча висельников, внезапно застыли как вкопанные. Части изначального духа и темная энергия, наполнявшие их тела, начали постепенно исчезать. Один за другим, они были сметены легким дуновением ветра, и их духи и души развеялись без следа.

Словно чистая роса, оставшаяся после ночи пыльных бурь, они вновь вернулись в мир, обновленные и свободные, дрейфуя в поисках своего нового пристанища.

Все вокруг наполнилось спокойствием и безмятежностью.

Ю Лян стоял неподалеку, держа в руках меч изначального духа Янь Чжэнмина. Клинок уже давно лишился связи с хозяином. Юноша был потрясен. Ему повезло наблюдать происходящее с очень близкого расстояния.

Покинув исчезающие силуэты призрачных теней, изначальный дух Тан Чжэня вынужден был вновь слиться в одно целое. Он был так силен, что пережил даже потерю тела.

Похоже, Тан Чжэнь и не думал убегать. Он был шокирован. Он и представить себе не мог, что такое возможно.

— Это бессмысленно, — пробормотал он. — Миллионы разъяренных душ должны принадлежать мне. Это просто невозможно... кому под силу изменить судьбу? Это бессмысленно...

Внезапно, Ли Юнь первым пришел в себя и закричал:

— Чего вы ждете?!

Лужа и Ю Лян одновременно вздрогнули. Человек перед ними был мастером Призрачного пути. В мире не было никого столь же опытного в духовных практиках, как он. Если отпустить тигра на гору, ему потребуется всего пара лет, и тогда, кто знает, с чем он вернется на следующий год.

Клинок в руках Ю Ляна издал резкий свист, и юноша преградил Тан Чжэню путь. Ли Юнь выхватил из-за пояса меч, и все трое, вместе с Лужей, одновременно взмыли вверх.

Истинное тело Тан Чжэня было уничтожено, призрачные тени разлетелись прочь. Сейчас его изначальный дух был наиболее уязвим. У него не было времени уклониться от атаки, и в следующий же момент ему на голову разом обрушились ауры двух клинков.

Удар заставил его замереть, и в лицо тут же пахнуло истинное пламя Самадхи.

В водовороте бушующего огня, затуманенный взгляд Тан Чжэня вновь упал на Лужу.

Воспоминания о неминуемой гибели вернулись к нему, подобно приливу, похоронившему под волнами все его планы и замыслы. Яростные потоки мчались через всю его долгую жизнь, прямо в адское пекло, к Пожирающей души лампе, пробиваясь сквозь его прошлое, смерть и расставания...

Наконец, он увидел перышко.

Перышко слегка колыхалось на ветру. Губы Тан Чжэня дрогнули, но он не произнес ни слова.

Порой человеческая жизнь делится лишь на черное и белое, а все яркие цвета в ней подобны распускающимся цветкам канны1, появляются лишь на миг и сразу же исчезают.

1 昙花一现 (tán huā yī xiàn) — цветы канны появляются на мгновение (обр. в знач.: появиться на мгновение и исчезнуть; кратковременный, преходящий, мимолетный).

В конце концов в глазах Тан Чжэня осталась одна лишь Лужа. И его изначальный дух развеялся как дым.

Пути Небес неисповедимы. Могли ли люди предсказать такой исход?

Кто знает, возможно, в последний миг своей жизни Тан Чжэню удалось понять эту истину.

Ли Юню казалось, что все вокруг — просто странный сон. Он и представить себе не мог, что клинок в его руке когда-нибудь запятнается кровью и даже обезглавит великого демона, не имевшего себе равных ни в прошлом, ни в будущем2.

2 前无古人，后无来者 (qián wú gǔ rén,hòu wú lái zhě) — в прошлом ― не иметь достойных предшественников, в последующем не знать равных преемников.

На его лице царило выражение ни с чем не сравнимого удивления. Ли Юню казалось, что теперь он может снять свои доспехи3, вернуться домой и больше никогда не брать в руки этот бесполезный4 меч.

3 卸甲归田 (xièjiǎ guītián) — снять свои доспехи и пойти домой, уйти в отставку с должности.

4 中看不中用 (zhōngkàn bùzhōngyòng) — пригоден только для украшения; одна видимость, существует только для вида.

Пока он пребывал в растерянности, Хань Юань внезапно взревел:

— Да чтоб ты сдох! Это еще не конец! Что вы застыли, никто не хочет мне помочь?!

Ли Юнь тут же пришел в себя и только теперь вспомнил о беспорядке, учиненном Бянь Сюем.

Крепче перехватив меч, он устремился вниз, заметив, что печать жертвоприношения Бянь Сюя нисколько не ослабела, и темная энергия, оставшаяся после Тан Чжэня, не спешила рассеиваться.

Лужа тут же развернулась, вновь создав вокруг запрещённой техники огненное кольцо, что позволило обессилевшему Хань Юаню немного расслабиться.

Выхватив из рукава горсть каких-то снадобий, Ли Юнь совершенно безвозмездно скормил их демоническому дракону, не дав тому даже возразить. Хань Юань едва не задохнулся от такой наглости. Он хотел было закричать на Ли Юня, но так и не смог открыть рот.

Кратковременная передышка и целебные снадобья привели к тому, что раны Хань Юаня начали постепенно затягиваться. Но, к сожалению, все эти лекарства лечили лишь симптомы, но не саму болезнь. Порой, если Лужа не успевала, ярость жертвенной техники пробивалась сквозь огонь, нанося дракону новые травмы.

Находясь под давлением запрещенной техники, Хань Юань, наконец, признал, что совершил великое множество преступлений. В этот раз боль напоминала ему удары тысячи мечей. Это сводило с ума.

Ли Юнь поспешно взмахнул рукой, и уничтоженная Тан Чжэнем армия насекомых тут же вернулась к жизни. Прыгая и метаясь из стороны в сторону, они бросились исследовать местность. Начиная от разрушенного Массива истребителей демонов до вытягивавшего души массива, созданного жертвоприношением Бянь Сюя, перед глазами юноши разом предстали все круги и барьеры. Жертвоприношение свершилось, и вытягивающий души массив тут же стал бесполезен.

Проигравший мощи массива заклинатель меча Ю Лян нахмурился и произнес:

— Старший, это не выход. Мне кажется, что даже если мы потратим все наши силы, последствия жертвоприношения трудно будет искоренить.

— Дядюшка...

Вдруг, откуда-то со стороны послышался слабый стон. Ли Юнь оглянулся и увидел Нянь Дада, придавленного грудой камней. Мальчишка с трудом нашел брешь, чтобы высунуть голову.

— Я... я, я...

Обеспокоенный Ли Юнь с осторожностью выкопал его, чувствуя, что в будущем обязательно разберется с его учителем.

Кашляя, Нянь Дада выбрался на свободу и угрюмо пробормотал:

— Я знаю... недалеко от долины Минмин есть одно место. Там пролегают безлюдные горы, а за ними обрыв в тысячи ли глубиной, на дне обрыва путь в укрытую расщелину. Там отродясь никого не было.

— Откуда ты знаешь, что там никого нет? — с подозрением осведомился Ли Юнь.

— Однажды я упал с меча, — ответил Нянь Дада. — Отец отправил на поиски всю долину, но ему понадобилось больше полумесяца, чтобы разыскать меня...

— Хорошо, — отозвался Ли Юнь. — В этот раз твой позор сильно тебе помог. Покажешь дорогу. Вы с Ю Ляном и Лужей поможете Хань Юаню, все остальные, кто не ранен, пойдут со мной. На основе этого вытягивающего души массива мы создадим массив сосредоточения души и перенаправим мощь жертвоприношения в безлюдные горы.

— Поторопитесь! — воскликнул Хань Юань.

Ли Юнь выхватил меч, взмыл в воздух и закричал:

— Терпи! Ты итак уже сломан надвое. Я замолвлю за тебя словечко перед старшим братом, может быть, он согласится отдать тебе знамя истинного дракона.

У черного дракона Хань Юаня не было хребта, и он уже давно охотился за этим знаменем. Услышав эти слова, он тут же замолчал и, изо всех сил воздерживаясь от брани, радостно воскликнул:

— Благодарю тебя, второй брат! Не беспокойся, я смогу продержаться еще с полмесяца, все в порядке!

От его благодарностей у Ли Юня по спине пробежали мурашки. Он больше не осмеливался оглядываться назад.

Пусть Поглощающая души лампа была уничтожена, но владения внутреннего демона все еще стояли открытыми, окутывая гору Фуяо черным туманом.

Связанный с печатью главы Янь Чжэнмин отчетливо чувствовал, что сквозь врата, через которые они попали сюда, до сих пор сочилась темная Ци. Он тут же спросил Чэн Цяня:

— Твое умение «слушать небо и землю» не сказало тебе, как это запечатать?

— Ему незачем мне об этом говорить, — отозвался Чэн Цянь. Юноша убрал Шуанжэнь и посмотрел в сторону павильона Цинъань. — Мы и сами можем догадаться...

Янь Чжэнмин на мгновение опешил, а после понял, что именно Чэн Цянь имел в виду.

— Ты хочешь сказать, что мы должны вернуть этот камень в Башню отсутствия сожалений? — нетерпение Янь Чжэнмина, вызванное появлением владений внутреннего демона и всесильным клинком постепенно спало, заставив юношу вернуться в свое обычное бесхребетное состояние. — Ради него наш предок преодолел сто восемь тысяч ступеней... Ты, должно быть, дразнишь меня.

Чэн Цянь поднял на него серьезный взгляд.

У Янь Чжэнмина голова пошла кругом:

— Ты ведь сам видел платформу Башни. В прошлый раз, стоило мне сделать один лишь шаг, как меня едва не сбило с ног. А пройдя сто восемь тысяч шагов я, скорее всего, самолично встречусь с учителем!

В прошлом, Чэн Цянь не стал бы слушать всю эту чушь. Он давно бы уже забрал камень исполнения желаний и ушел. Однако, он и сам не мог сказать, когда именно, но юноша стал понимать, что такое отношение причиняло его брату сильную боль.

Израсходовав на Янь Чжэнмина все свое терпение, Чэн Цянь дождался, пока глава Янь перестанет жаловаться, и спокойно спросил:

— Ты идешь или нет?

Янь Чжэнмин с тревогой взглянул на окутавший гору черный туман, и у него опустились плечи:

— Иду...

С этими словами он крепче сжал свой клинок и первым направился к павильону Цинъань.

— Что ж, попробуем полечить военачальника как живую лошадь. Проблем больше, чем решений... Тьфу!

Он был истощен, во рту стояла горечь, в его сердце стояла горечь, и все это, конечно же, вылилось в оговорку5.

5 Оригинальная идиома звучит как 死马当作活马医 (sǐmǎ dàngzuò huómǎ yī) — лечить мертвую лошадь как будто она живая, обр. предпринять отчаянную попытку, не сдаваться до последнего. Янь Чжэнмин же произнес ее как 司马当成活马医 (Sīmǎ dàngchéng huó mǎ yī) — где 司马 (Sīmǎ) может означать как имя — Сыма, так и воевода, военачальник; (в оригинальной идиоме 死马 (sǐmǎ) — мертвая лошадь).

Оказавшись в павильоне Цинъань, он сразу же увидел камень, похожий на озеро со стоячей водой. Внутри камня что-то поблескивало, напоминая мирные «течения». Это было ни с чем не сравнимое зрелище.

Сияние этих течений напоминало глаза возлюбленного, заставляя всех, кто в них смотрел, невольно тонуть в их глубине. С минуту глядя на камень, Янь Чжэнмин неловко протянул руку.

Но, едва его пальцы коснулись гладкой поверхности, как юноша вспомнил, что «настоящий товар» все это время стоял рядом с ним. В итоге, описав круг, его ладонь неловко приземлилась на плечо Чэн Цяня.

Приобняв Чэн Цяня за шею, Янь Чжэнмин облегченно выдохнул и произнес:

— Хорошо, что ты здесь.

Однако сам Чэн Цянь не спешил прикасаться к камню. Он принес с собой разрубленное Шуанжэнем Пламя ледяного сердца. Одна половина камня была разбита, а вторая оказалась почти нетронутой. Когда-то Тан Чжэнь отполировал его, и теперь юноша кое-как сумел втиснуть внутрь камень исполнения желаний, на время оградив его от темной энергии.

— Перестань нести чушь, — отозвался Чэн Цянь, — скорее, открой мне проход в печать главы.

Осознав, что дело не терпит отлагательств, Янь Чжэнмин поспешно открыл путь во владения внутреннего демона. Но, так и не сумев сдержать негодование, он спросил:

— А почему на тебя это не действует?

Держа в руках половину Пламени ледяного сердца, Чэн Цянь перенес свое сознание в печать главы и, не оглядываясь, произнес:

— Откуда ты знаешь, что на меня это не действует?

Янь Чжэнмин был ошеломлен. Он тут же шагнул следом и, не удержавшись, задал еще один вопрос:

— Правда? Как это на тебя действует? Если вся эта чушь не имеет к делу никакого отношения, то и ладно. Но если это имеет какое-то отношение ко мне, ты мог бы хоть иногда показывать что-то, мне было бы приятно... Ты идешь слишком быстро!

— Это чтобы ты немного проветрил свои мозги, — отозвался Чэн Цянь.

В этот раз юноши быстро добрались до Башни отсутствия сожалений.

Вороний рот Янь Чжэнмина вновь дал о себе знать, однако, он действительно верно уловил суть — проблем было больше, чем решений.

Эти двое перепробовали бесчисленное множество способов вернуть камень на платформу. Но и изначальный дух, и всевозможные артефакты в итоге потерпели неудачу.

Сто восемь тысяч висевших в пустоте ступеней Башни отсутствия сожалений уходили прямо в небеса, холодно глядя с высоты на все живое на земле. Здесь не было места для легких путей.

Решив взять инициативу на себя, Чэн Цянь шагнул вперед. Вдруг, изначальный дух покинул его тело. Однако юношу это не остановило. Тогда на них обоих обрушился яростный ветер.

Барьер изначального духа исчез, и конечности Чэн Цяня стали тяжелыми, словно железные кандалы. Юноше казалось, что он ничем не отличался от обычного смертного. Он тут же выхватил Шуанжэнь, но клинок не отозвался на его зов. Все, что ему оставалось — положиться на собственное тело. Встретившись с атакой яростного ветра, Чэн Цянь почувствовал, как заныло запястье. Если бы не годы упорных тренировок и не своевременное распределение сил, Чэн Цянь давно свалился бы вниз.

Янь Чжэнмин поспешно поддержал его за талию.

— Будь осторожен. Как туда забраться? Наш старший наставник, похоже, был тягловым животным.

Чэн Цянь потер онемевшее запястье и произнес:

— Старший брат, глава, словесно оскорбляя наставников и позоря предков ты нарушаешь устои. Если ты не можешь туда подняться, тогда скажи, что нам делать?

Что делать?

Первой мыслью Янь Чжэнмина было быстро запечатать этот разлом и оставить проблему в наследство будущим поколениям. Если в будущем в клане появится такой же способный ученик, как Тун Жу, ему придется приложить намного больше усилий.

Однако он не хотел потерять лицо перед Чэн Цянем. Все эти мысли так и застряли в его сердце, и юноша не рискнул озвучить их. В конце концов, Янь Чжэнмин вздохнул и вместе с Чэн Цянем отправился на платформу Башни отсутствия сожалений.

Пройдя так около сотни или более шагов, Чэн Цянь почувствовал, что дышать стало намного тяжелее. Он вновь пошевелил запястьем, и его кости скрипнули, будто сломанные.

Янь Чжэнмин тут же сунул камень ему в руки и одновременно с этим выхватил Шуанжэнь.

— Почему ты не сказал, что у тебя не осталось сил? С этого момента мы будем меняться через каждые сто шагов, и никто из нас не будет кичиться своими способностями6.

6 逞强 (chěngqiáng) — показывать свою силу. кичиться своим влиянием (способностями); бравировать, показывать своё превосходство.

С Пламенем ледяного сердца вес камня исполнения желаний составлял не более ста цзиней7. Для совершенствующего это было легче перышка. Но сейчас камень так сильно давил на обессилевшего Чэн Цяня, что юноша даже пошатнулся, и его запястье свело от боли.

7 Китайский фунт; 10 лянов/500 грамм в КНР и Малайзии, 16 лянов/600 грамм в Гонконге, Сингапуре, на Тайване и других территориях); полкилограмма.

Он вскинул голову, взглянул на бесконечную лестницу и криво усмехнулся:

— Похоже, только вновь став смертным я осознал, насколько мне не хватает навыков.

Янь Чжэнмин взмахнул мечом, отражая натиск яростного ветра и, найдя время, оглянулся на Чэн Цяня, ответив с теплой улыбкой:

— Такой красивый молодой господин, даже будь ты смертным, кто позволил бы тебе таскать камни и тяжело работать?

Сказав это, Янь Чжэнмин не стал дожидаться ответа. Он уже успел вообразить себе невесть что и теперь тешил себя иллюзиями:

— Если мы теперь смертные, я определенно должен быть богатым земледельцем, а ты… хм… ты, в лучшем случае, потянешь на бедного ученого.

— Почему это я бедный ученый?... — осведомился Чэн Цянь.

— Ты можешь тратить деньги, но не умеешь их зарабатывать, — уверенно ответил Янь Чжэнмин. — Даже будь у твоей семьи золотые и серебряные горы8, ты все равно был бы беспутным сыном. Если ты когда-нибудь разбогатеешь, солнце начнет вставать на западе. А вот я, пожалуй, истинный аристократ, что не признает ни законов, ни порядков. И такому аристократу как я не составило бы труда наткнуться на бедного ученого. Мне даже не пришлось бы беспокоиться, используя свои богатство и власть, я нанял бы кучку прислужников и похитил бы тебя!

8 银山(yínshān) — рит. утварь и деньги из серебряной бумаги (складываются горкой и сжигаются на могиле); а также Горы, богатые богатством и серебром.

Чэн Цянь ошеломленно замолчал.

Его невероятно впечатлило самопознание старшего брата.

— Заполучив тебя, я бы действовал всеми доступными мне способами, угрозами и посулами. Я дал бы тебе лучшее место, дал тебе все, что ты любишь. Но если бы ты не согласился, я бы угрожал твоим родственникам и друзьям. В конце концов, ты был бы согласен на все. Ты бы сделал все, что потребуется, в любое время. Ты бы посмел меня ослушаться?

Янь Чжэнмин продолжал в красках описывать свои фантазии, и сведенные на переносице брови Чэн Цяня постепенно разгладились.

Сделав еще один шаг, он коварно улыбнулся и бессовестно сказал:

— Едва ли.

— О, да, ты с детства был твердолобым упрямцем. Ты притворяешься благовоспитанным, но у тебя характер как у камня из выгребной ямы. Уверен, тебя непросто было бы заполучить. Ох… и что же мне тогда следовало сделать?

— Попробовал бы соблазнение, кто знает, это может сработать, — ответил Чэн Цянь.

Вниз сорвался еще один порыв ветра, и очарованный мыслями о «соблазнении» глава Янь тут же пришел в себя. Смутившись, он поспешно блокировал атаку стихии Шуанжэнем и отступил на два шага назад. Однако, его сразу же повело в сторону, да так быстро, что юноша даже не успел пожалеть о своем решении. К счастью, когда Янь Чжэнмин шагнул назад, Чэн Цянь высвободил одну руку, чтобы поймать его.

После этого Чэн Цянь мягко передал ему камень исполнения желаний и забрал себе Шуанжэнь.

— Сто шагов, пора меняться.

А потом, немного подумав и весь покрывшись мурашками, он обернулся и добавил:

— Красавец…

Янь Чжэнмин смущенно потер нос:

— Смеешь приставать к главе семьи? Я так привык к твоим бунтарским выходкам… Ох, ты уже оправился от влияния того странного наследия?

Улыбка исчезла с лица Чэн Цяня. В абсолютной тишине он прошел еще три или пять шагов, сопровождаемый лишь звоном клинка.

Но ровно в тот момент, как Янь Чжэнмин решил, что юноша больше не намерен с ним говорить, Чэн Цянь внезапно произнес:

— В тайном царстве горы Дасюэшань, чтобы выбраться из-под влияния «души художника», я позаимствовал силу твоего меча и, сломав печать цянькунь, принял это наследие…

Чэн Цянь снова замолчал. Все последующие слова оказались под запретом. Долго шагая в тишине, он, наконец, вновь заговорил:

— Мое божественное сознание почти растворилось в нем.

— В чем? — инстинктивно спросил Янь Чжэнмин.

Но Чэн Цянь снова ему не ответил. Обеими руками он изо всех сил старался удержать дрожавшую рукоять Шуанжэня. Отразив атаку яростного ветра, юноша ловко развернул меч, очертив в воздухе круг, а после вскинул голову, намереваясь посмотреть на небо, но так ничего и не увидел.

Вдруг Янь Чжэнмин словно что-то почувствовал.

Небесные Бедствия никогда не беспокоили Чэн Цяня. Но тогда что именно могло повлиять на его божественное сознание и почти поглотить его изначальный дух?

Умение «слушать небо и землю»… Цянькунь?

Янь Чжэнмин с удивлением посмотрел на спину юноши. Он тут же вспомнил о звоне колокольчика, который слышал из деревянного меча. Но тогда ему казалось, что он лишь ловит ветер и гоняется за тенью9.

9 捕风捉影 (bǔ fēng zhuō yǐng) — ловить ветер и гоняться за тенью; обр. выдумывать, измышлять, вымышленный, ни на чем не основанный.

— Значит ли это, что умение «слушать небо и землю»… настоящий Путь небес? — прошептал он.

Однако Чэн Цянь и в этот раз не смог ему ответить.

Слова «взойти на Небеса» звучали совсем как «вознесение». Но Янь Чжэнмин никогда не слышал в спокойных речах Чэн Цяня ни намека на надежду. Когда они выбрались, Чэн Цянь находился в каком-то трансе. Словно путник, застрявший в гиблом месте и лишившийся рассудка, он никак не мог очнуться от кошмара.

Он вспомнил слова, которые Хань Мучунь когда-то сказал ему:

— Разве есть какая-то разница между смертью и вознесением?

Внезапно, в мыслях Янь Чжэнмина родилась странная догадка: а существовало ли вообще это «небесное царство», в которое должны были вознестись совершенствующиеся?

«Вознестись» — значит «усилиями достичь просветления»10 и найти «правильный путь», то есть, «достичь Дао». Значит, те, кто достиг Дао, сами создали это царство бессмертных?

10 修成正果 (xiūchéng zhèngguǒ) — достичь состояния Будды через последовательные усилия.

Были ли те, кто достиг Дао, праведниками или злодеями? Плели ли они интриги?

Независимо от клана, первым уроком, который преподавали все учителя, было: Великое Дао невидимо, бесчувственно и безымянно?

Если человек действительно станет невидимым, бесчувственным и безымянным, его сознание сольется с этим миром. Но останется ли он при этом человеком? Будет ли он помнить о своем «Я»? Будет ли он помнить тех, кого любил и ненавидел при жизни? Будет ли он все еще… живым?

— На самом деле в мире не существует такой вещи, как бессмертие, верно? — прошептал Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь не произнес ни слова. Вдруг сверху налетело три мощных порыва ветра. Запястье юноши свело от боли, он трижды взмахнул рукой, отразив атаку, и на тыльной стороне его ладоней вздулись синие вены. От всей его фигуры веяло неописуемым чувством опустошенности.

Для тысяч поколений заклинателей «бессмертие» было словно висевшая перед ними морковка, обрекавшая их на бесконечное одиночество. Они вынуждены были постоянно совершенствоваться, не отлынивая и не соревнуясь со смертными.

Большинство кланов, таких как долина Минмин, защищали людей, принимали от них подношения и продавали им различные амулеты. В основном, заклинатели и смертные пребывали в мире, не считая тех случаев, когда Поднебесную сотрясали великие катастрофы.

Такие люди, как Тан Чжэнь, чьи кости пожрала Поглощающая души лампа, по-прежнему не желали мириться с волей небес.

Даже такой амбициозный человек, как третий принц, отказался от трона ради бессмертия… Но, в конце концов, все они встали на Темный Путь.

Если бы однажды эти заклинатели узнали, что они так же смертны, как простые люди, и все то, что они так долго искали, было лишь бесплотным отражением в воде, что стало бы с их могуществом, способным призывать ветер и дождь?

Они славились своими выдающимися способностями, могли перевернуть вверх дном реки и моря, но, оказавшись на краю гибели, они все превращались в стаю муравьев. В мире не было ничего, что могло бы их остановить. Человеческие правители были для них пустым местом… Считались только с сильными, и общество пришло в упадок. Как быстро все вокруг утонуло бы в смраде и туманах?

Тогда предки десяти великих кланов запечатали эту тайну внутри наследия цянькунь, создали «договор десяти сторон», и вверили его в руки Управления небесных гаданий?

Янь Чжэнмин не знал, было ли все это лишь его догадками. В любом случае, у него не было никакого способа узнать, правда ли это.

Чэн Цянь никогда не сможет ему рассказать.

— Тогда, как тебе удалось освободиться? — внезапно спросил Янь Чжэнмин.

Яркое сияние Шуанжэня озарило мрачную платформу Башни отсутствия сожалений. Державший клинок Чэн Цянь на мгновение остановился, и, опираясь на меч, медленно оглянулся, пристально посмотрев на Янь Чжэнмина.

Янь Чжэнмин тут же вспомнил о странном и торжественном «спасибо тебе», сказанном Чэн Цянем на горе Дасюэшань. И его сердце забилось быстрее.

На тысячу концов десять тысяч нитей11. Излишне было говорить, что в этом бренном мире эти двое оказались неразрывно связаны друг с другом.

11 千头万绪 (qiāntóu wànxù) — на тысячу концов десять тысяч нитей (обр. в знач.: крайне запутанный, многосложный).

Глава 109. Эпилог

В бескрайных горах Шу Ли Юнем за десять дней был возведен огромный вытягивающий души массив.

Создание массива мало чем отличалось от рытья траншей. Больше всего на свете юноша опасался допустить ошибку. Он боялся, что, если что-то пойдет не так, это обернется бедой для всех.

Вокруг Ли Юня собрались все выжившие заклинатели. Кто-то показывал дорогу, кто-то искал духовные камни, кто-то помогал вычислять местоположение массива. Через десять дней все они выбились из сил, не говоря уже о Хань Юане и Луже, попеременно сдерживавших ярость жертвоприношения.

Все пилюли, что были у заклинателей, оказались в желудках Лужи и Хань Юаня.

Проглотив демоническую пилюлю, Лужа думала, что она вот-вот взорвется. Но теперь ей казалось, что опыта трех тысяч лет совершенствования было недостаточно. Ей нужно было тридцать тысяч!

Когда Ли Юнь, наконец, объявил о завершении создания массива, Хань Юань окончательно обессилел. Демонический дракон исчез, превратившись в едва живого человека, и юноша ничком рухнул на землю. Сейчас он больше напоминал больного при смерти.

Но, даже несмотря на это, демон никак не желал сдаваться. Из последних сил он протянул когтистую лапу и схватил Ли Юня за ногу.

— Ты... Не забудь... знамя истинного дракона... — сердито произнес Хань Юань.

Ли Юню некогда было с ним препираться. Скинув с ноги сапог, он босиком взмыл в небо.

Его меч, подобно ветру, носился по вытягивающему души массиву, загоняя внутрь яростную силу жертвенной техники Бянь Сюя. Теперь Ли Юня немало беспокоило то, что его богатая сокровищами сумка в конец опустела. Он истратил все свои артефакты и заклинания. Похоже, он недооценил это жертвоприношение.

Несколько раз барьер, окружавший массив, грозился рухнуть. Каждый раз, когда в нем появлялась новая брешь, толпа заклинателей внизу становилась похожей на рабочих у реки. Они разом устремлялись вперед, восстанавливая границы барьера. Их старания действительно напоминали попытки выкопать посреди Шу глубокий ров.

Старейшина горы Белого тигра был ранен призрачными тенями. Ему было ужасно стыдно за то, что он не мог присоединиться к остальным. Он сидел на мече поджав ноги и наблюдал за работой свысока. Его руки безвольно свисали с колен. Вдруг, старейшина в изумлении открыл рот и вытянул шею. Мощь жертвенной техники Бянь Сюя хлынула вниз, словно разлившаяся река. Ловко подхватив налетевшего на него Нянь Дада, метавшегося, словно безголовая муха1, мужчина оставил юношу в стороне и пробормотал:

1 没头苍蝇 (méi tóu cāng ying) — китайская идиома. Метафора, означающая людей, столкнувшихся с беспорядком.

— Кто бы мог подумать, у нас действительно получилось…

Увидев это, Ли Юнь тут же бросился подавать сигналы. Он отчаянно замахал руками, призывая всех, кто находился в воздухе, спуститься вниз.

В следующий же момент по окрестностям прокатился громкий шум, земля содрогнулась и треснула, и все глупцы, что так и остались висеть в небе, один за другим попадали со своих мечей.

Жертвоприношение Бянь Сюя, казалось, вобрало в себя все обиды, всю ярость, ненависть и отчаяние. Дойдя до края высокой скалы, оно рухнуло вниз, словно перевернутый Млечный Путь, и, булькая, упало в озеро. Безлюдные горы были стерты с лица земли, и древний пейзаж изменился до неузнаваемости. На бесчисленных скалах появились чудовищные рвы.

Небеса…

Дрожь земли, вызванная этим жертвоприношением, не утихала полтора дня, прежде чем пыль окончательно осела. Стоя как петух на одной ноге, Ли Юнь ошарашенно пробормотал:

— Это должно сдержать его на какое-то время... Хань Юань, а ты действительно хорош…

Находившийся при смерти Хань Юань не мог ему ответить. Казалось, он уже давно находился в объятиях предков.

Лужа поспешно бросилась к юноше.

— Что с ним?

Ли Юнь наклонился, мельком взглянул на Хань Юаня и покачал головой.

— Что ж, похоже, я не смогу раздобыть для тебя хребет истинного дракона. Ведь даже если я отдам его тебе, разве ты не захочешь перевернуть Небеса?

Умиравший Хань Юань тут же воскрес, и, что есть мочи светясь отраженным светом2, попытался швырнуть в Ли Юня сапогом:

2 回光返照 (huí guāng fǎn zhào) — светить отражённым светом (обр. о временном улучшении перед смертью).

— Да как ты смеешь! Я не желаю жить с тобой под одним небом3!

3 不共戴天 (bùgòngdàitiān) — не жить вместе с врагом под одним небом (обр. в знач.: пылать смертельной ненавистью).

Освободившись, старейшина горы Белого тигра тут же связался с несколькими крупными кланами из Шу, включая долину Минмин.

Во многих кланах были свои осведомители. На следующий же день они прислали к безлюдным горам различные снадобья и лекарства. Пробыв в Шу еще около полумесяца, люди, наконец, отправились на юг.

Расправившись с Тан Чжэнем и Бянь Сюем и залечив свои раны, Хань Юань стал еще невыносимее. Он лично вызвался проследить за группой восставших демонов и даже казнил одного в назидание другим4.

4 杀一儆百 (shā yī jǐng bǎi) — казнить одного в назидание сотне (обр. в знач.: наказать одного человека в качества предупреждения другим).

К тому моменту, как они достигли Южных окраин, пользуясь гибелью девяти мудрецов, Хань Юаню удалось запугать множество темных заклинателей. На юге ненадолго стало тихо.

— Дальше идти нельзя, путь преграждают ядовитые испарения. В этих землях обитают «кошмарные путники». Вам здесь не рады, праведные заклинатели. Убирайтесь отсюда.

Лужа с любопытством огляделась по сторонам, горя небывалым интересом к самому большому в Поднебесной логову чудищ5.

5 魔窟 (mókū) — логово чудища (обр. дыра, притон, заведение с плохой репутацией).

— Четвертый брат, вы, темные заклинатели, только и делаете, что грабите и насилуете?

— Грабим, — Хан Юань взглянул на нее и презрительно усмехнулся, — но только людей, а не длиннохвостых хохлатых майн, тебе не о чем беспокоиться.

Лужа разозлилась и плюнула огнем ему в затылок.

— Не забудь прислать мне знамя истинного дракона, — Хань Юань вскинул руку, отмахнувшись от ярких искр, и спокойно зашагал к логову «кошмарных путников».

Юноша резко взмахнул рукавом, и, словно из ниоткуда, появились огромные ворота. Над ними, слово летящий дракон и танцующий феникс6 виднелась надпись «кошмарные путники». Слова напоминали чудовище с широко открытой пастью7. Вокруг, сливаясь с ядовитыми испарениями, клубилась темная энергия. Все это представляло собой крайне зловещую картину.

6 龙飞凤舞 (lóng fēi fèng wǔ) — взлет дракона и пляска феникса (обр. об исключительно красивом почерке или о небрежном скорописном почерке).

7 血盆大口 (xuè pén dà kǒu) — букв. пасть размером с таз для крови (о твари, животном).

Из потрепанного рукава драконьего одеяния Хань Юаня медленно показался круг багуа, и, стоило только юноше остановиться под иероглифом «кошмарные», как круг тут же превратился в кровавую метку.

Кровь напоминала капающее в кипяток масло. Земли «кошмарных путников» смотрели на Хань Юаня множеством глаз. Все они наблюдали за возвращением великого демона.

Одежды Хань Юаня давно превратились в нищенские лохмотья, но он шел, словно возвратившийся во дворец император. Он вел себя так, будто рядом никого не было, пока его одинокий силуэт не ступил в обитель демонов.

Но, к сожалению, пройдя лишь несколько шагов, он внезапно исчез. Лужа, совсем недавно пытавшаяся его сжечь, окончательно потеряла его из виду. Сердце девушки опустело, и она громко закричала:

— Четвертый брат, позже мы придем к тебе, чтобы поиграть!

Хань Юань ничего не ответил.

«Играть с яйцом, — скрипнув зубами, подумал он, — какой позор».

За спиной Хань Юаня мелькнула тень огромного дракона. Цан-Лун8, наконец, возвратился в море. Окончательно погрузившись в ядовитый туман, окутавший Южные окраины, он больше не осмеливался оглядываться назад.

8 苍龙 (cānglóng) — Цан-Лун (зеленый дракон) дух-покровитель востока.

Он проведет здесь всю оставшуюся жизнь.

Вскоре заклинатели разошлись, и только Ю Ляну, уладившему все свои дела с Управлением небесных гаданий, некуда было идти. Помня об обещании, данном Янь Чжэнмином У Чантяню, Ли Юнь решил взять юношу с собой на гору Фуяо.

Отчитавшись о своих планах, Нянь Дада в одиночку отправился к Восточному морю, чтобы разыскать душу своего отца, Нянь Минмина.

Но людей как воды в океане. Возможно ли разыскать среди них одного новорожденного мальчика? Кроме того, Хань Юань лишь указал ему направление. Он ни слова не сказал о том, возможно это или нет.

Проведя у побережья Восточного моря несколько дней, Нянь Дада, наконец, решил подыскать себе временное пристанище, чтобы неспеша продолжить поиски.

Притворившись смертным, он расспрашивал людей о дешевом ночлеге. Однажды, один из рыбаков привел его в отдаленное место, и юноша увидел поблизости великолепное дерево годжи, чьи ветви уходили прямо в небеса. С дерева свисали красные, словно кровь, плоды, а у его корней лежал полуразрушенный постоялый двор.

Прямо у входа во двор, окруженный несколькими валунами, расположился свинарник, а на дверях дома виднелись парные надписи. Слева было написано: «Три письма за целую ночь», а справа: «Любовь до сих пор жива».

Прошло много времени, прежде чем Нянь Дада набрался храбрости и робко постучал в дверь. Юноша не хотел шуметь, потому стук больше напоминал скребущуюся мышь.

Однако, на его неловкое царапанье так никто и не вышел. Нянь Дада хотел было развернуться и уйти, как вдруг услышал в доме какой-то скрип. В следующий же момент на пороге появился рослый и крепкий человек. Он был смертным, но казался невероятно серьезным и внушительным.

Мужчина внимательно уставился на юношу.

— Ты что, голодный? Кто так в дверь стучит? К слову, она не заперта!

Нянь Дада был ошеломлен манерами этого смертного.

— Остановиться ... Остановиться… Старший, я хочу здесь остановиться.

— Старший? — силач вскинул брови. — О, так ты все-таки заклинатель. Никогда не видел такого никудышного и жалкого заклинателя. Раскошеливайся и въезжай!

Нянь Дада не осмелился возразить и медленно вошел в дом.

У Восточного моря Нянь Дада прожил более двух месяцев. За это время темная энергия, окутавшая горы и реки, постепенно утихла и рассеялась.

Подъем по ста восьми тысячам ступеней Башни отсутствия сожалений занял у двух заклинателей целых три месяца.

К концу пути оба юноши были сильно изранены. Увидев вершину, Чэн Цянь споткнулся и едва не рухнул на колени.

Это было слишком тяжело. Сияние Шуанжэня почти померкло, и юноше ужасно хотелось лечь и попросту скатиться отсюда. Он не мог не думать о том, как же этот подъем дался Тун Жу.

На платформе Башни отсутствия сожалений было пусто и тихо. Вдруг, шелест шагов Янь Чжэнмина внезапно прекратился.

— Что случилось? — устало спросил Чэн Цянь.

— Подойди сюда и увидишь, — отозвался Янь Чжэнмин.

На платформе виднелся перепачканный кровью след. Кровь давно порыжела, но камни надежно сохранили в себе этот отпечаток. За прошедшие сотни лет он даже не выцвел.

Лишь глядя на эту картину можно было представить себе, на что был похож Тун Жу, когда, наконец, ворвался сюда. Одной ногой он ступил на платформу, а другая все еще находилась на каменных ступенях. Он был сильно изранен.

Наверняка силы покинули его, и ему ничего не оставалось, кроме как опереться рукой на колено. Только в таком случае можно было оставить этот след.

Из последних сил он поднял голову, чтобы взглянуть на сияющий камень исполнения желаний, но, не казалось ли ему, что он видит перед собой лишь недосягаемую мечту?

У него не было никого, кто с мечом в руках защищал бы его. Всю дорогу он в одиночестве нес на себе эту тяжкую ношу несбыточных желаний, о которых некому было рассказать. Терзаемый внутренним демоном и совестью, он отвернулся от мира, оставив на камнях свой кровавый отпечаток.

Но теперь его потомки, даже зная о том, что он обезумел под гнетом своих эгоистичных желаний и принес в этот мир слишком много зла, попросту не могли его осудить.

В сердце платформы Башни отсутствия сожалений все еще виднелся след от камня исполнения желаний. Юноши на мгновение замерли, а потом в спешке потянулись за Пламенем ледяного сердца.

Камень исполнения желаний, казалось, обладал собственной душой. Когда руки обоих заклинателей коснулись его поверхности, он медленно опустился вниз и вернулся на прежнее место.

Потоки света внутри него на мгновение остановились, и клубившаяся вокруг темная энергия исчезла без следа.

На платформе Башни отсутствия сожалений было пусто, не было видно ни единого заклинания. Но именно эта пустота будила в человеческих сердцах надежды и амбиции. Однако, оказываясь здесь, люди невольно успокаивались, возвращаясь к самой сути человеческой природы.

Это место находилось на высоте ста восьми тысяч ступеней, будто пережило сто восемь тысяч Небесных Бедствий.

Чэн Цянь слышал плач и крики, смех и рык. Но все они вскоре покинули его, исчезнув вдалеке. Казалось, что сон, в который он был погружен много сотен лет, наконец, подошел к концу. Его сердце наполнилось небывалым спокойствием, он вновь услышал небо и землю, услышал путь небес.

Ноги юноши онемели, и он пошатнулся. Повинуясь инстинктам, Чэн Цянь попросту лег на спину. Он лежал и слушал, как злые духи вокруг него постепенно успокаивались, и чувствовал, что у него совсем не осталось сил.

Янь Чжэнмин выглядел не лучше. Он какое-то время стоял рядом с ним, тяжело опираясь на Шуанжэнь.

— Когда Тун Жу загадал свое желание, он готов был пожертвовать миллионами разгневанных душ... Но что теперь? На что это похоже? — спросил Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь закрыл глаза и едва слышно произнес:

— Но даже несмотря на это, камень так и не дал ему того, чего он так желал, верно?

Род клана Фуяо оборвался, а учитель Мучунь все равно погиб.

Один за другим люди продолжали покидать этот мир, и вокруг по-прежнему царил хаос…

До сих пор этому не было конца.

Беда, словно равнинный пожар, безжалостно катилась мимо, сжигая все дотла.

И в этой мертвой тишине, подрагивая на весеннем ветру, прорастали нежные молодые ростки.

«Весна на засохшем дереве» могла быть как началом, так и концом.

Янь Чжэнмин на мгновение замер.

— Когда вернемся, как будет время, отведи меня в Безмятежную долину. Я хочу повидать учителя и старшего наставника.

— Мне пойти и похвалиться перед ними твоими блистательными подвигами, старший брат? Тем, что за последние сто лет ты сумел предотвратить беду и возродить клан? — бездумно выпалил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин промолчал.

Как же неудобно, когда твой младший брат видит тебя насквозь.

Попытавшись скрыть смущение за вспышкой гнева, Янь Чжэнмин поднял ногу, намереваясь пнуть Чэн Цяня.

— От тебя требуется только показать дорогу! Просто показать дорогу, нечего нести такую чушь!

Жаль только, что их надежды на это путешествие так и не оправдались.

Два месяца спустя Янь Чжэнмин, с кусочком «слепого листа» во рту, изо всех сил стараясь скрыть свою жизненную энергию, дождался сумерек и вместе с Чэн Цянем пробрался в Безмятежную долину. Минуя здешних чудовищ, они без труда преодолели весь путь и, наконец, вышли к могиле Тун Жу.

Но кто мог знать, что лежавшие там кости в конце концов исчезнут.

Они несколько раз обошли это место, но так ничего и не нашли. В какой-то момент Чэн Цяню начало казаться, что он неверно запомнил дорогу, до тех пор, пока юноша не обнаружил под корнями большого дерева медную монетку.

В этот момент он отчетливо вспомнил слова Тун Жу о том, что они больше не смогут встретиться.

Может быть, срок заключения Тун Жу, наконец, истек? Его дух искупил вину за совершенные преступления и смог упокоиться с миром.

С рассветом они с Янь Чжэнмином покинули Безмятежную долину, и юноша выплюнул «слепой лист».

— Неужели души учителя и старшего наставника рассеялись? — спросил он.

Чэн Цянь немного подумал и ответил:

— Может быть, они просто вознеслись.

Размышляя об этом, юноша внезапно почувствовал облегчение.

Автору есть, что сказать: конец истории.

Экстра I. Заметки горы Фуяо

Часть 1. Хозяин Вэнь и карапуз

Полгода спустя Нянь Дада попрощался с господином Вэнем, расплатился за проживание и приготовился вернуться на гору Фуяо. Хозяин Вэнь, называвший себя Вэнь Минцзин, был владельцем старого постоялого двора «Три книги всю ночь напролет». Он с рождения был рослым и крепким. В ранние годы он мог с легкостью пройтись по острию меча, словно бродячий акробат, или съесть за раз восемь больших маньтоу.

Когда они прощались с Нянь Дада, между ними не было ни горечи, ни печали от предстоящей разлуки, ведь в этой сцене присутствовал еще один, третий человек. И этот третий слишком мешал.

Ростом этот человек был не больше трех чи, и его молочные зубы казались очень длинными. Хотя, на первый взгляд, разница между длиной и шириной была невелика. Если на пути мальчика появлялся крутой склон, он мог не тратить силы на ходьбу, ведь ему достаточно было просто скатиться вниз. Сейчас же он цепко держал Нянь Дада за ногу и выл так, что печень разрывалась на мелкие кусочки1.

1 肝肠寸断 (gānchángcùnduàn) — печень и внутренности разрываются на мелкие кусочки (обр. в знач.: сердце кровью обливается, душа разрывается от горя; убиваться, страдать).

— Мама… Мама, не уходи!

У этого малыша было бесчисленное количество «матерей». Мужчины, женщины, старые и молодые. Лишь одна из них была его настоящей матерью, а всех остальных он назвал так сам. Он называл «мамой» всех, кто давал ему еду.

Вэнь Я прикрыл ладонью ухо и зарычал на Нянь Дада:

— Разве ты не говорил, что ищешь кого-то? Ты нашел... Ну, а теперь ты можешь что-нибудь сделать, чтобы этот демон прекратил выть?!

Нянь Дада повысил голос, силясь заглушить душераздирающий крик малыша, и заорал в ответ:

— Дайте ему кусочек сахара!

— Где, мать твою, я найду сахар?

С этими словами мужчина сердито развернулся и вернулся в дом. Взяв с кухни кусок тушеной утиной шеи, он грубо сунул его в рот маленькому толстяку:

— Жуй.

Малыш широко раскрыл рот, попробовал мясо на вкус и тут же потерял всякий интерес к Нянь Дада. Усевшись на корточки, он просто продолжил жевать.

Вэнь Я посмотрел на карапуза.

— Разве он не тот, кого ты искал?

Нянь Дада было ужасно стыдно.

— Я слышал, что, вы, заклинатели, много внимания уделяете перерождению. Но, похоже, твой даою в прошлой жизни практиковал совершенствование большого живота?

Нянь Дада стыдливо молчал.

Пусть эти слова и не попали в цель, но, тем не менее, это было очень близко к истине…

Переродившийся ребенок, некогда занимавшийся совершенствованием большого живота, оскалил зубы и беззаботно ухмыльнулся Вэнь Я. В следующий же миг малыш подбежал к нему, держа в руках утиную шею, и произнес:

— Мама!

— Уйди, — равнодушно бросил Вэнь Я.

Выругавшись, Вэнь Я внезапно почувствовал легкое волнение.

— К слову о перерождении. За свою жизнь я объездил весь мир и побывал во многих местах, но я всегда думал, будто мне чего-то не хватает. В каждом из этих мест я чувствовал себя неуютно, пока не достиг Восточного моря. Тогда мне вдруг показалось, что я, наконец, вернулся домой... Говорят, что сто лет назад в этом районе было много заклинателей. Так почему же ты сказал, что я не могу быть чьим-то перерождением?

Нянь Дада выслушал его и осторожно спросил:

— Господин Вэнь хочет спросить о бессмертии? Я мог бы познакомить вас с…

— Ха, я именно это и сказал, — Вэнь Я поднял руку и небрежно коснулся пальцами большой лысой головы маленького толстяка. — Не думаю, что смогу добиться успехов, даже если буду упорно совершенствоваться. К тому же, это не приносит никакого дохода. Но ты должен завершить свое обучение. Забудь этот маленький постоялый двор и его хозяина. А теперь иди и совершенствуйся, но смотри, не перестарайся. Хорошо, так и быть, я подменю тебя и попытаюсь успокоить твоего предка. Если нам суждено, то мы еще обязательно встретимся. Иди.

Нянь Дада пристально посмотрел на пухлого малыша и, наконец, ушел, так ничего и не ответив.

Сперва Нянь Дада думал забрать переродившегося Нянь Минмина с собой, но, увидев, что малыш не беспокоился ни о еде, ни об одежде, что его родители живы, и что на улице он чувствовал себя как рыба в воде, юноша вдруг почувствовал, что в этом нет никакой необходимости.

Ведь для маленького Нянь Минмина парить в небе и ходить под землей могло быть не так приятно, как сидеть на корточках и радостно жевать тушеную утиную шею, верно?

Тогда зачем вообще беспокоить его?

Часть 2. Портрет

Говорят, что, когда все проблемы были улажены, люди вновь вернулись на гору Фуяо и, наконец, успокоились. Янь Чжэнмин приказал слугам перенести некоторые вещи из усадьбы сюда.

За столько лет у него накопилось приличное количество хлама, а сам глава Янь был не слишком организованным человеком и попросту не помнил, что именно хранилось среди всего этого беспорядка. Желая избавить себя от ненужной возни, он, пользуясь случаем, попросил Чэн Цяня все это разобрать. В результате, после долгого кропотливого труда, Чэн Цянь нашел в его вещах дюжину портретов. Его собственных портретов.

Когда-то Янь Чжэнмин написал их великое множество. Но, большинство из них оказались уничтожены им в порыве горя. Однако, при таком количестве рисунков, всегда найдутся рыбы, ускользнувшие из сетей2. В конце концов несколько портретов остались нетронутыми.

2 漏网之鱼 (lòuwǎngzhīyú) — рыба, ускользнувшая из сети (обр. в знач.: преступник, ускользнувший от наказания).

Чем больше Чэн Цянь смотрел на них, тем больше ему это нравилось, поэтому он решил, во что бы то ни стало сохранить их. Тогда он вспомнил о том, что у мастера Тун Жу совсем не было портретов. Когда-то в библиотеке хранился один, но он был случайно уничтожен. Не говоря уже об их дядюшке, Цзян Пэне, существование которого обернулось настоящей трагедией. Юноша ужасно хотел загладить вину перед предками.

Чэн Цянь был очень хорош в каллиграфии, но вот в живописи не преуспел, потому он решил попросить об этом старшего брата.

Услышав его просьбу, глава Янь сцепил пальцы и, с видом достойного молодого господина, мягко попросил его подойти. Выдвинув в обмен на слова Чэн Цяня весьма неразумные и совершенно непристойные условия, он на собственном примере показал своему младшему брату, что такое разодетый зверь​​​​​​​3.

​​​​​​​3 衣冠禽兽 (yīguān qínshòu) — презр., бран. разодетая скотина; зверь в человеческом облике.

Чэн Цянь решил, что ему не помешало бы остыть и попросту выгнал главу из павильона Цинъань.

В конце концов, у него не осталось другого выбора, кроме как пойти и найти Ли Юня. Ли Юнь с радостью согласился и, прихватив с собой младшую сестру, отправился на предпоследний этаж библиотеки, чтобы размахивать там кистью и брызгать тушью​​​​​​​4.

​​​​​​​4 挥毫泼墨 (huī háo pō mò) — размахивать кистью и брызгать тушью (обр. заниматься каллиграфией, живописью).

Все это время трудолюбивая Лужа, засучив рукава, тщательно протирала от пыли портреты их предков.

Внезапно девушка воскликнула:

— Ах, второй старший брат!

Ли Юнь самоотверженно корпел над листом бумаги, стараясь сделать все в соответствии с описаниями Чэн Цяня. Работа над картиной шла полным ходом.

— В чем дело? — отозвался он, не поднимая глаз.

— Твой портрет! Третий брат, смотри! — Лужа развернула пожелтевший от времени свиток. На картине был изображен один из старших. Его одежды выглядели неряшливыми, а длинные волосы растрепались, но черты лица юноши оставались красивыми и утонченными. Портрет явно принадлежал Ли Юню!

Когда Чэн Цянь снова посмотрел на него, он увидел надпись: Вэньчжу чжэньжэнь, ученик такого-то поколения, присоединился к клану Фуяо в такой-то месяц такого-то года. Этот человек добр и являет собой идеал высшей добродетели. Знаток обходных путей, он вошел в Дао никому не известным и совершенно уникальным способом. Но, так как в его руках всегда была игрушка с девятью звеньями, этот способ, в итоге, получил название «девять звеньев».

Когда Янь Чжэнмин обрел свое наследие, один из старейшин клана Фуяо сказал ему, что среди их предков был один, кто «вошел в Дао через «девять звеньев»». Именно его труды старейшина и передал Ли Юню.

И теперь… вещь вернулась к ее законному владельцу?

Оказывается, с незапамятных времен в клане существовал лишь один человек с «девятью звеньями».

И именно этот «человек с «девятью звеньями»» в итоге написал тот шедевр. Услышав об этом, Янь Чжэнмин решил взглянуть на него сам.

Он долго смотрел на его портрет, и, наконец, вынес свой вердикт.

— Второй брат, тебе лучше сделать перерыв. Прекрати позорить предков.

Но Ли Юнь отказался и продолжил размахивать кистью. В тот день он написал картину, изображавшую Хань Юаня на Южных окраинах. Однажды в праздник середины осени, он радостно показал ее самому Хань Юаню.

Взглянув на картину, Хань Юань почувствовал, что все теплые чувства к бывшему соученику разом испарились. Он также припомнил Ли Юню и то, что тот его обманул, так и не добыв знамя истинного дракона. Грозя непременно убить Ли Юня, Хань Юань гнался за ним до самой границы Южных окраин… Впрочем, это уже совсем другая история.

Экстра II

Однажды, ремонтируя мебель в зале Неизвестности, Нянь Дада и Ю Лян стали свидетелями того, как их второй дядюшка с ревом спускался с вершины горы, будто сбежавшая дикая собака.

— Оставь меня! Я хочу уйти в уединение… уйти в уединение… — кричал он.

Нянь Дада и Ю Лян удивленно переглянулись. В конце концов, они еще не знали, что значит «уйти в уединение».

Прежде, чем звуки его голоса стихли вдали, Ли Юнь, словно ветер, влетел в безымянную пещеру, лежавшую на полпути со склона и, протянув руку, ловко запечатал вход.

Но в следующее же мгновение с неба опустился сияющий меч, полностью разрушив запрет, созданный неизвестным старейшиной. Глава Янь, наконец, показал свое истинное лицо. Лицо человека, одержимого жаждой убийства.

Полный обожания Нянь Дада легко толкнул Ю Ляна локтем и воскликнул:

— Боже мой, твой учитель действительно хорош.

Но Ю Лян предпочел промолчать.

Порой ему казалось, что они с Нянь Дада должны были поменяться учителями. Так они смогли бы избавиться от чувства, что один из них ошибся дверью.

Спасаясь от неминуемой гибели, Ли Юнь завыл еще громче:

— Мастер! Старший брат собирается убить человека! Прошу вас, откройте же глаза и посмотрите на это! Вы так рано ушли. Никто, кроме вас не в силах его контролировать. Больше некому отвечать за ваших учеников. А теперь он обрел власть и может одной рукой закрыть все небо... Боги, помогите!

Нянь Дада был ошеломлен. Впервые он услышал такие отчаянные вопли.

Ю Лян поднял голову и посмотрел вверх, увидев в горном лесу красный отблеск. Это Лу... Нет, младшая тетушка Хань Тань и белый журавль спокойно проскользнули мимо. Спустившись ниже, девушка заняла удобное место, желая понаблюдать за шумихой, чтобы при этом не попасться никому на глаза.

Сколько еще раз жизнь подарит им такой изощренный опыт? Когда городские ворота охватывает пожар, даже рыбе в пруду приходится не сладко1.

1 城门失火，殃及池鱼 (chéngménshīhuǒ, yāngjíchíyú) — когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо (обр. при большом несчастье даже малому трудно уберечься).

Но Ю Лян был совершенно спокоен. Решив последовать примеру своего старшего, он заставил Нянь Дада опустить голову и быстро закрыл двери зала Неизвестности. Две пары глаз: одни сверху, другие снизу, с любопытством подсматривали в щель между створками.

Похоже, для осиротевших детей это была очень долгая история. Одним словом, все это случилось из-за того, что Ли Юнь напился дешевого вина, так что, преследовали и били его совершенно заслужено.

Это были первые дни праздника середины осени. Кроме Чэн Цяня, все на горе немного выпили. Увидев у Ли Юня книгу о различных заклинаниях, Чэн Цянь хотел было одолжить ее, чтобы прочитать. Но как только он открыл ее, из книги выпала «закладка». В этот момент второму брату можно было смело отравляться в нирвану… Это оказалась та самая записка, которую Ли Юню передал Янь Чжэнмин. Записка об «Эликсире чистого сердца».

Разумеется, Чэн Цянь сразу же узнал почерк их старшего брата. Однако он не стал принимать это близко к сердцу. Он просто спросил.

Услышав его слова, Ли Юнь жутко растерялся. Юноша уже был изрядно пьян, и вопрос поставил его в тупик.

— Старший брат! Старший брат, это не моя вина, что у тебя снова неприятности!

Чэн Цянь удивился, но не сказал ни слова.

Он лишь случайно упомянул об этом, и, услышав ответ, захотел узнать, что это было.

Но позже… На следующий же день Чэн Цянь отправился в уединение на вершину горы, чтобы попрактиковаться с мечом. За все это время он так и не появился у дверей павильона Цинъань.

Любой, кто решил бы подняться на вершину горы, чтобы «помешать его уединению», должен был приготовиться к тому, что Шуанжэнь сбросит его вниз. Вершина горы Фуяо, похоже, превратилась в царство холода и снега. Еще пара дней, и жители лежавшей у подножия деревни начали бы рассказывать страшные истории о том, что «у хозяина священной горы умерла жена, и волосы несчастного побелели за одну ночь».

Янь Чжэнмин места себе не находил. Он ничего не мог поделать с Чэн Цянем, потому у него попросту не осталось другого выбора, кроме как заполнить собой горы и долины2, отправившись выслеживать во всем виноватого Ли Юня.

2 漫山遍野 (màn shān biàn yě) — заполнять горы и долины (обр. в знач.: заполнять собой всё; быть повсюду).

— Помогите! Убивают! Младшая сестра! Третий брат! — кричал Ли Юнь.

В глухом горном лесу Лужа, притворяясь мертвой, гладила по шее белого журавля.

— Сдается мне, вернуться на задний склон горы и отправиться сражаться в Долину демонов будет куда безопаснее, тебе не кажется? — с тревогой произнесла девушка.

Белый журавль потерся о ее ладонь, будто поддержав решение Лужи вернуться и узурпировать трон.

Ли Юнь издал свирепый рев, но звучало это так, словно кто-то пытался прирезать свинью.

— Вы бессовестные люди... Лужа! Я приложил столько усилий, чтобы поставить тебя на ноги, а ты бросаешь меня на произвол судьбы... Сяо Цянь! Неужели у тебя хватит духу позволить старшему брату, которого ты сам вынудил и соблазнил, пойти из-за тебя на такое преступление?! Ах, ах! Старший брат, это была ошибка. Я бы не посмел. Пожалуйста, пощади мою собачью жизнь...

Но вдруг, вой Ли Юня и разрушения Янь Чжэнмином внезапно прекратились. Нянь Дада с сомнением посмотрел вверх и увидел своего грациозного учителя, похожего на изгнанного с небес небожителя. Чэн Цянь стоял на огромной скале с мечом в руке и холодно наблюдал за этим фарсом.

— Похоже, мой учитель явился, чтобы спасти мир, — произнес Нянь Дада.

Глава Янь, не растеряв при этом своего высокомерия, в миг превратился из холодного, как лед3, дьявола в мягкого и скромного юношу в белых одеждах. Он опустил брови4 и воскликнул:

3 冷若冰霜 (lěngruòbīngshuāng) — холодный, как лёд и иней (обр. в знач.: быть бесчувственным, равнодушным).

4 低眉 (dīméi) — опустить брови (обр. в знач.: покориться, подчиниться).

— Сяо Цянь...

Чэн Цянь непонимающе посмотрел на него.

Янь Чжэнмин нервно ковырнул землю носком сапога. Весь его вид говорил о «снисхождении и уговорах». Он сдержанно кашлянул:

— О, забудь об этом, я все тебе объясню.

Чэн Цянь усмехнулся и медленно ткнул Шуанжэнем в землю, приготовившись внимательно слушать.

Янь Чжэнмин облизнул сухие потрескавшиеся губы. Он прекрасно знал, что последствия употребления «Эликсира чистого сердца» были слишком ясны. Здесь нечего было объяснять. Но, что бы Янь Чжэнмин ни сказал, чем больше он бы ни рассказывал, Чэн Цянь становился все мрачнее и мрачнее.

Глава Янь на мгновение лишился дара речи. Наконец, решив, будь, что будет, он поставил себе цель идти до конца. Юноша указал на Ли Юня и толкнул его вперед.

— Это он добавил масло с уксусом5, чтобы посеять смуту. Я передал ему эту записку, чтобы попросить сделать для меня несколько обычных пилюль! Ли Юнь, ты так желаешь принести в мир хаос? Я ведь и дня не могу прожить без глазных капель, не так ли? С самого детства твои помысли были нечисты, потому ты так ничего и не добился!

5 添油加醋 (tiānyóu jiācù) — добавлять масло и уксус (обр. приукрашивать факты, искажать действительность, преувеличивать).

Янь Чжэнмин имел невероятный талант выдавать черное за белое и, указывая на оленя, называть его лошадью6.

6 指鹿为马 (zhǐ lù wéi mǎ) — показывая на оленя, называть его лошадью (обр. выдавать черное за белое, сознательно извращать истину, дурачить).

Сказав это, он едва сам себе не поверил. Сперва он во всей красе демонстрировал свою слабость, но в тот момент, как он согласился, что во всем виноват Ли Юнь, его настроение тут же переменилось.

Ли Юнь высунул голову из пещеры, вход в которую был только что уничтожен заклинателем меча, и подумал: «Может, еще не поздно предать этот клан?»

Но Янь Чжэнмин злобно посмотрел в его сторону.

Ли Юнь тут же вжал голову в плечи и решительно наступил на горло собственной совести.

— Не так ли? Сяо Цянь, пилюли, о которых просил меня старший брат, были средством от расстройства живота. Это помогает лучше приспосабливаться к новому климату. К «Эликсиру чистого сердца» это не имеет никакого отношения! Это все я... я… я… Я не знал, что говорю. Согласно правилам клана, я заслуживаю того, чтобы глава собственноручно убил меня... Ой!

Прицельным ударом изначального духа Янь Чжэнмин ловко опрокинул Ли Юня на землю.

Внутренне Чэн Цянь все больше и больше закипал, но внешне он по-прежнему был спокоен и безразличен. Он чувствовал, что Янь Чжэнмин не только не желал признавать свою ошибку, но и научился врать, не моргая.

К этому Чэн Цянь привыкнуть не мог.

Увидев, что юноша развернулся, намереваясь уйти не попрощавшись, Янь Чжэнмин поспешно окликнул его:

— Подожди, что ты собираешься делать?

Но Чэн Цянь даже не оглянулся.

— Старший брат, я собираюсь спуститься с горы и отправиться в путешествие на сто лет.

Янь Чжэнмин опешил. Он, наконец, почувствовал, что шутка вышла из-под контроля.

Ли Юнь и прятавшаяся в отдалении Лужа были ошеломлены. Не в силах больше занимать позицию стороннего наблюдателя, Лужа вместе с белым журавлем спустилась вниз. Если ее маленький старший брат действительно решит уйти, на горе Фуяо не останется никого, кто смог бы пресечь злодеяния главы.

Но даже этого будет недостаточно!

— Третий брат, не уходи! — закричала девушка, и ее крик казался таким пронзительным, что любой, кто услышал бы ее голос, непременно разрыдался бы.

Губы Янь Чжэнмина слегка шевельнулись, и в глубине его сердца поднялось странное неуловимое чувство. Их младшая сестра не зря появилась на свет. И пусть обычно она только и делала, что бездельничала, но в нужный момент она твердо стояла на своем.

Лужа тут же расправила крылья, преграждая Чэн Цяню путь. Лицо девушки было залито слезами.

— Если хочешь уйти, возьми меня с собой!

Янь Чжэнмин лишился дара речи.

С ума сойти! В этом клане не было никого, кто не переметнулся бы на сторону противника!

Вдруг, посреди всего этого хаоса, с заднего склона горы донесся пронзительный крик. Все участники ссоры разом замерли и прекратили скандалить.

Чэн Цянь вскочил на клинок и всего за несколько мгновений оказался на вершине. В глубине далекой пещеры было неспокойно. Из-за сильной вибрации по поверхности всегда неподвижного холодного омута пошли белые волны.

— В чем дело? — тихо спросил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин на мгновение прислушался и задумчиво произнес:

— Похоже, в Долине демонов что-то произошло... Как странно.

В этот самый момент они увидели, как холодные воды омута разделились надвое, и в образовавшемся проходе появилась Цзыпэн чжэньжэнь. Казалось, она совершенно не изменилась за эти сто лет. Взгляд старой курицы все еще был острым как у сокола, однако, теперь для стоявших перед ней заклинателей он больше не имел той устрашающей силы.

Янь Чжэнмин снисходительно посмотрел на нее, ожидая, что она скажет. Его лицо оставалось холодным и равнодушным, но не трудно было догадаться, что юноша блефовал.

Кто знает, узнала ли Цзыпэн в молодом человеке того, кто сто лет назад грозился сделать из ее перьев метелку. Она посмотрела на стоявшую неподалеку Лужу, а после вежливо поклонилась и сказала:

— Не так давно в Долине демонов вспыхнуло восстание. Король монстров погиб. Но вам не стоит в это лезть. Я прошу главу на время закрыть проход на гору.

Новость пришла внезапно, но в ней не было ничего удивительного. С давних времен смена власти сопровождалась кровопролитием и убийствами. Никто не мог с уверенностью сказать, был ли нынешний король тем же, что правил в тот год, когда они отправились в Долину демонов искать Хань Юаня.

Янь Чжэнмин слегка нахмурился. Он стоял на вершине горы, заложив руки за спину.

— Спасибо, что сообщили мне. Если мы можем чем-то помочь Долине демонов, прошу вас, скажите мне об этом, Цзыпэн чжэньжэнь.

Это прозвучало несколько высокомерно. Янь Чжэнмин никогда не пользовался уважением у демонов долины. Но все же Цзыпэн знала, откуда у него эта уверенность.

Нынешнее поколение клана Фуяо было не слишком процветающим, но их сила была поистине беспрецедентна. Заклинатель меча, достигший уровня «Божественного Царства». Заклинатель с полубессмертным телом, переживший множество Небесных Бедствий. Лужа, унаследовавшая опыт трех тысяч лет совершенствования. Даже самый никчемный из них уже вовсю совершенствовал свой изначальный дух, опираясь на «девять звеньев»... Не говоря уже о том, что на Южных окраинах, запугивая всех вокруг, поселился великий демон Хань Юань.