Из-за этого юноши много раз втихаря обсуждали таинственную родословную Королевы монстров. Они верили, что она вполне могла являться воплощением майны. Иначе, как еще она могла произвести на свет такое болтливое яйцо?

С безжизненной на вид «увядшей травой» Чэн Цянь вернулся во двор. Стоило ему подойти ко входу, как его лицо против воли исказилось – ранее, когда он был в лесу, один из людей Чжан Дасэня ударил его по спине дубинкой, побеждающей демонов. Тогда он не успел увернуться. Теперь на его коже, скорее всего, красовалась «метка сороконожки», причинявшая ему сильную боль при малейшем движении.

Чэн Цянь хотел было обернуться, чтобы посмотреть, но стоило ему слегка пошевелить шеей, как он почувствовал, что его спина вот-вот расколется надвое. Ему оставалось лишь поблагодарить судьбу за то, что в этот день он был одет в темную одежду и мог спрятать эти следы.

С некоторым трудом придя в себя, Чэн Цянь, наконец, вошел. Он все еще казался немного напряженным.

Маленькая Лужа стояла во дворе с несчастным лицом. Кто-то нарисовал у ее ног круг из заклинаний, превратив землю в клетку, призванную удерживать ее на месте. Тонкая и тесно связанная резьба, требовавшая минимального количества штрихов, скорее всего, являлась работой старшего брата. Из метода обучения их младшей сестры можно было сделать вывод о том, что глава клана был строг с другими, но снисходителен к себе.

На шее Лужи висел свиток. Это были те же самые писания «О ясности и тишине», что заставляли ее братьев желать смерти много лет назад. Эта штука была для них поистине пагубной вещью, чье влияние уходило корнями в далекое прошлое. Говорили, что у Хань Юаня, при одном лишь взгляде на нее, начинала болеть голова.

- Третий брат! – Лужа выглядела так, словно увидела своего спасителя в лице Чэн Цяня. Она поспешила окликнуть его. - Третий брат, помоги!

Чэн Цянь бросил на нее быстрый взгляд и подошел ближе.

- Ли Юнь в комнате?

С сердцем, полным надежд, Лужа поспешно кивнула головой.

- Да, да, второй брат - это…

Из дома неподалеку послышался голос Ли Юня.

- Почему ты вернулся так поздно, что ты там делал?

Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Не заботясь о Луже, он повернулся на слова брата.

Лужа вскрикнула:

- Ах! Третий брат, не уходи, выпусти меня, мне нужно в уборную, я сейчас обмочу штаны!

Она использовала этот трюк так много раз, что никто из ее братьев больше не попадался на него. Чэн Цянь покачал головой. Вдалеке распахнулось окно. Ли Юнь высунул голову и безжалостно ответил девочке:

- Сделай это, только не забудь прибрать за собой.

Лужа была в шаге от того, чтобы разреветься.

- Нет! Второй брат, третий брат, я еще так молода! Я не хочу заучивать эти трудные писания! Ты не можешь так обращаться со мной, наш учитель на небесах будет убит горем!

Чэн Цянь не мог пошевелить головой, поэтому ему пришлось развернуться полностью. Он улыбнулся ей и ласково проговорил:

- Он не будет плакать, маленькая сестричка. Учитель обращался с нами точно так же.

Надежды Лужи были разрушены.

Проигнорировав ее завывания, Чэн Цянь прошел прямо в комнату Ли Юня и закрыл за собой дверь, чтобы не слышать шума. Когда он обернулся, то сразу же сменил позицию и заговорил в пользу сестры.

- Ей всего шесть или семь лет, почему ты так жесток с ней? Эти заклинания дело рук Императрицы, не так ли? В прошлом наш учитель никогда не запирал его в Традиционном зале.

Комната Ли Юня была полностью заполнена клочками бумаги и перепутанными книгами, духовными травами и амулетами, разбросанными повсюду. Услышав эти слова, Ли Юнь высунул голову из кучи мусора и сказал:

- У нашего клана нет верного метода совершенствования, но мы научились поглощать Ци примерно в то же время, что и другие заклинатели. Подумай об этом. В прошлом наш старший брат только и делал, что игрался, но уже через три-четыре года он начал с успехом прогрессировать. Как ты думаешь, почему так?

Чэн Цянь задумчиво произнес:

- Но ведь дело не в писаниях?

- Не говори так, - Ли Юнь достал из какого-то угла схему меридианов. На ней были круги и точки, оставленные повсюду заметки, от которых у Чэн Цяня начала пульсировать голова.

- Несколько дней назад я обнаружил, что в писаниях «О ясности и тишине» может быть сокрыта какая-то тайна.

Только тогда Чэн Цянь понял, что все эти годы он был так непочтителен к «Священным писаниям о ясности и тишине, скрывающим какие-то тайны». Он тут же спросил:

- Какая тайна?

- Я пока этого не знаю, - беспечно отозвался Ли Юнь, - это то, что хранилось в нашем клане тысячелетиями, разве я могу так быстро найти ответ? Я заставил Лужу читать их, ради эксперимента.

Чэн Цянь промолчал.

Когда он выглянул в окно, то увидел Лужу, «ради эксперимента» сидевшую в кольце заклинаний с уныло опущенной головой и поджатыми губами. В руках она вертела священные писания. Ее фигура была настолько жалкой, насколько это вообще было возможно.

Чэн Цянь вздохнул.

- Ладно, это не впервые, когда ты используешь нас, чтобы «что-нибудь попробовать». Она ничего не потеряет, просто читая все это, но ... как насчет ее чудовищной ауры?

Ли Юнь с досадой почесал затылок.

- Я как раз собирался сказать тебе об этом. Она становится все больше и больше, эти заклинания, возможно, не смогут долго сдерживать ее. Так как мы собираемся приготовить снадобье, мне все еще нужна «увядшая трава». Я искал ее весь прошлый год, но так и не смог найти. Если с этим действительно ничего нельзя поделать... Мне придется придумать способ продолжить поиски за пределами острова.

Услышав это, Чэн Цянь улыбнулся ему.

Ли Юнь смутился:

- Что?

Чэн Цянь сунул руку за пазуху, вытащил небольшой бумажный пакет и положил его на стол. Кончик сухой травы выглядывал из обертки.

Когда взгляд Ли Юня упал на сверток, он невероятно удивился. Он схватил растение в руки, и его голос дрогнул от переизбытка эмоций.

- Где ты это взял? Это основной ингредиент для снадобья поглощения энергии. Если что-то подобное есть на острове, люди должны были обнаружить его, как только оно впервые проросло... Подожди-ка.

- М-м-м, я его нашел, - отмахнулся Чэн Цянь, - хватит спрашивать. Все хорошо, пока ты можешь его использовать. Я пойду.

Закончив говорить, он повернулся, собираясь уйти, но Ли Юнь вдруг схватил его за плечо. Чэн Цянь немедленно подавил стон, боль от легкого прикосновения едва не заставила его упасть.

Ли Юнь был практически вне себя.

- Подожди! Что случилось?

В последние годы, по мере того как Чэн Цянь рос, его «плохая привычка» в этом отношении также становилась все более и более очевидной. Если он что-то и пронюхал, то не стал бы обсуждать это с другими и в ближайшие дни сам бы обо всем позаботился, так что, раны на его теле стали почти постоянным явлением. Он лишь тайком приходил за лекарствами и ничего не говорил, даже когда его спрашивали. Только потому, что он часто полагался на Хань Юаня, способного выведать у кого-то какую-либо конкретную информацию, Янь Чжэнмин и другие могли понять: что он делает, его причины и кому он перешел дорогу.

- Ничего... Ой. - Чэн Цянь подавил боль и слегка пошевелил плечом, чтобы Ли Юнь мог это увидеть. - Возможно, я встал сегодня не с той стороны кровати, к тому же, по мне немного постучали дубинкой. Не говори Императрице, я не хочу, чтобы он ворчал…

Говорят, что днем нельзя ругать людей, а вечером – призраков. Прежде чем Чэн Цянь закончил фразу, занавеска на двери во внутренние покои слегка шелохнулась. Грациозно, держа в руке книгу, вошел Янь Чжэнмин.

Янь Чжэнмин посмотрел на него с фальшивой улыбкой и спросил.

- О ком ты говорил?

- Кхм... Старший брат.

К счастью, Янь Чжэнмин, казалось, не был заинтересован в продолжении этого вопроса. Он переложил старую книгу в другую руку и повернулся к Ли Юню.

- То, о чем ты упомянул ранее. Я действительно планировал вернуться на гору Фуяо в ближайшем будущем. Недавно я кое-что понял, поэтому решил поискать подтверждение в наших древних записях. Даже при том, что в нашей библиотеке царил беспорядок, и вещи никто никогда не сортировал, мы могли бы найти там некоторые сведения, унаследованные нашим кланом. Кроме того…

Он слегка нахмурился

- В прошлом году я увидел, что Юй-эр и другие успели подрасти, поэтому я отослал девочек обратно. В то же время я попросил их доставить письмо домой, но ответа до сих пор не последовало. Остров Лазурного Дракона не запрещает отправлять и получать письма. За все это время от них не было ни малейшей весточки, может быть, что-то случилось в дороге. Я хочу вернуться туда и все проверить.

- Но тебе, вероятно, не позволят так свободно покинуть остров после того, как ты вошел в лекционный зал. – тихо пробормотал Ли Юнь. - Как насчет того, чтобы Сюэцин или Чжэши отправились вместо тебя? Я слышал, что Сюэцин обрел чувство энергии некоторое время назад? Неужели он не сможет войти в библиотеку?

- Не каждый, кто способен чувствовать энергию, может войти в библиотеку. Тогда медная монетка и я были ведомы самим мастером, - Янь Чжэнмин покачал головой, - забудь об этом, мы не спешим разобраться с методом совершенствования нашего клана прямо сейчас. В будущем, когда мы вернемся, у нас будет много времени на это. Я позволю Сюэцину отправить письмо домой и съездить к горе Фуяо, чтобы проверить, как обстоят дела.

Пока они обсуждали это, Чэн Цянь собрался было сбежать без их ведома. Но не успел он дойти до выхода, как в комнату ворвался Хань Юань и чуть не приложил его дверью по носу.

- Эй-е, Сяо-Цянь, что ты здесь делаешь! - Очень открыто объявил он о местонахождении Чэн Цяня, после чего последовало еще одно громкое восклицание. - Старший брат, у меня есть две замечательные новости!

Янь Чжэнмин бросил на Чэн Цяня резкий взгляд, отступил на шаг, нахмурился и слегка поднял руки.

- Говори медленнее, ты меня слюной забрызгаешь.

Хань Юань коротко и беззаботно рассмеялся, сообщив:

- Уголька Чжана кто-то избил. Его лицо распухло, как маньтоу, даже шеи больше не видно.

Взгляды Янь Чжэнмина и Ли Юня непроизвольно обратились к Чэн Цяню. Чэн Цянь только сухо кашлянул и сделал вид, что смотрит на пейзаж за окном.

- Кроме того, - продолжал Хань Юань, - в порт прибыл большой корабль. Я навел справки. Кажется, тот симпатичный мужчина по фамилии Чжоу вернулся.

Чжоу Ханьчжэн?

В конце концов Чэн Цянь отказался от своих планов уйти. Он прислонился к двери и молча стоял в стороне, бессознательно положив ладонь на свой деревянный меч.

- В прошлом он вернулся к открытию лекционного зала, и я предполагаю, что на этот раз на острове тоже должно произойти что-то важное, - уверенно сказал Хань Юань.

Каждый раз, когда он сообщал о чем-нибудь, он всегда мнил себя рассказчиком. Трое его братьев не желали потакать ему, поэтому Хань Юань мог только насмешливо улыбнуться и сказать:

- Я слышал, что лекционный зал собирается провести грандиозное соревнование. Победители удостоятся чести войти во внутренние залы, предназначенные для учеников острова Лазурного Дракона, чтобы продолжить свои тренировки.

Глава 38. Я ничего не сделал

Чэн Цянь не интересовался новостями. Его никогда не волновали такие бессмысленные вещи, как соревнования с другими, потому что в этом не было необходимости.

Когда он стал старше, его гордое сердце было испытано изрядной долей сомнений в себе и в результате стало еще более стойким. Теперь в глазах Чэн Цяня существовало лишь два типа людей: те, кто не мог сравниться с ним сейчас, и те, кто не сможет сравниться с ним в будущем.

Спина Чэн Цяня болела так сильно, что ему больше не хотелось задерживаться здесь.

- Если тебе больше нечего сказать, то я ухожу.

- Погоди, мы еще не закончили, останься, - произнес Янь Чжэнмин, прежде чем повернуться к Хань Юаню. - Ты уже завершил свои ежедневные занятия с тридцатью деревянными амулетами?

Хань Юань замешкался.

Увидев его замешательство, Янь Чжэнмин вскинул бровь.

- Тогда какое отношение это соревнование имеет к тебе? Приступай немедленно!

Хань Юань удрученно высунул язык и не осмелился сказать больше ни слова.

Глава их клана уже не был таким, как раньше. Он вырос из маленького мальчика, игравшего роль тщеславного нарцисса, в тщеславного нарцисса, обладающего властью.

Пять лет назад, подвергнувшись унижению в лекционном зале, глава клана Янь, казалось бы, принял нелогичное решение, совершенно не заботясь об общественном мнении. Он упрямо настаивал на том, что клан Фуяо должен совершенствоваться через чтение писаний, сохраняя традицию укрепления меридианов посредством вырезания амулетов. Даже если им придется идти по чужим стопам и в спешке выстраивать собственную основу для самосовершенствования, они все равно должны будут потратить дополнительное время на выполнение этих двух заданий.

Янь Чжэнмин по этому поводу высказался слегка самоуничижительно: «Я дожил до этого возраста, но кроме лица, доставшегося мне в награду от родителей, у меня нет больше ничего, что имело бы какую-либо ценность. Какое право я имею менять тысячелетнюю традицию нашего клана? В любом случае, даже если в ней нет никакого смысла, это все равно то, что оставил нам наш мастер».

Эта последняя фраза тронула Чэн Цяня, заставив единственного человека, способного противоречить словам главы клана, перейти на другую сторону.

Ни Ли Юнь, ни Хань Юань никогда не могли похвастаться особой точкой зрения, потому они довольно быстро согласились. Таким образом, этот вопрос решился сам собой.

Последние пять лет доказали, что решение Янь Чжэнмина, казавшееся абсурдным, на самом деле было правильным.

После того, как они научились поглощать Ци, формирование основы совершенствования оказалось непростой задачей.

Как только люди вступали на тропу самосовершенствования, они каждые три года подвергались какому-либо испытанию. Каждый раз они переживали нечто сродни небольшому Небесному Бедствию, способному привести к ужасным последствиям, будь они недостаточно осторожны. В лучшем случае их последующее развитие застряло бы в одной точке на несколько лет. В худшем - они бы испытали отклонение Ци.

Это было неотъемлемой частью жизни обычного человека, вступившего на путь самосовершенствования.

Мучунь чжэньжэнь никогда не призывал своих учеников формировать свою собственную основу.

Если бы он не ушел так неожиданно, то скучные дни в Традиционном зале, наполненные заучиванием заклинаний и священных писаний, продолжались бы еще много лет. Этот процесс был долгим и утомительным. Сразу увидеть результат не представлялось возможным. Но когда они повторяли этот ритуал ежедневно, благодаря непрерывным усилиям, их меридианы крепли.

Это было похоже на поговорку: «Заточка топора рубке дров не помеха». [1]

[1] Здесь используется фраза 磨刀不誤砍柴工 (mó dāo bù wù kǎn chá igōng). Это китайская идиома, которая означает «подготовка не задержит фактическую работу».

Таким образом, стоило им действительно приступить к построению своей собственной основы при помощи обычных средств, используемых другими людьми, они смогли бы прогрессировать намного быстрее. Даже если это и не было бы сразу заметно. Поэтому, когда они столкнутся со своим испытанием, их опыт будет намного лучше, чем у других людей.

Но с дровами, выставленными прямо перед ними, сколько людей в мире захотят продолжать точить топор?

После того, как Янь Чжэнмин приказал Хань Юаню идти, он махнул Чэн Цяню рукой, призывая того следовать за ним.

Лужа, все еще сидевшая на корточках посреди двора, сразу же обрадовалась появлению старшего брата. Она смотрела на Янь Чжэнмина горящими глазами, как птица, которую долго держали в клетке.

Каждый раз, когда Янь Чжэнмин видел ее, у него возникало чувство, будто он смотрит на себя в прошлом. Это было странно. «Никто не познает милости своих родителей, пока не вырастит собственного ребенка». Щелкнув пальцами, он послал молнию, созданную его собственной Ци, точно в заклинания под ногами Лужи. В безупречном круге образовалась брешь, через которую и просочилась энергия, создав внутри небольшой вихрь.

Стоило ей только освободиться, как девочка тут же плюхнулась на землю. Затем она вытянула шею и протяжно произнесла, с неизвестно откуда взявшейся небрежностью:

- Мама, ай-ай-ай-ай. Это старое тело полностью истощено!

Услышав это, Янь Чжэнмина замер. Увидев, что дело принимает дурной оборот, Лужа поспешно вскочила на ноги, вытерла лицо маленькими грязными ручками, которыми только что похлопывала себя по заду, и притворилась невинной, не обращая внимания на свою неряшливую внешность.

- Хе-хе, спасибо, старший брат!

От каждого ее движения у Янь Чжэнмина непрерывно подергивался глаз. Наконец, не выдержав, он взмахнул руками и развернулся, чтобы уйти.

- Если она осмелится вырасти такой, как Тан Ваньцю, я вышвырну ее из нашего клана несмотря ни на что.

- Она не вырастет, - успокоил его Чэн Цянь. - Она все-таки дочь Королевы монстров. Я слышал, что отпрыски рогоносцев обычно не слишком уродливы.

Янь Чжэнмин промолчал, с укоризной посмотрев на Чэн Цяня.

Ему ничуть не полегчало.

Открыв дверь в свою комнату, он холодно кивнул Чэн Цяню, приглашая его войти. Чэн Цянь замешкался. Даже несмотря на то, что аромат в комнате Янь Чжэнмина стал намного мягче после ухода Юй-эр, Чэн Цянь все еще не мог удержаться от чихания.

Он потер нос, глядя на цветы на столе, всегда остававшиеся живыми при помощи заклинаний, и на мгновение восхитился глубоко укоренившейся утонченностью главы своего клана. Он втайне вздохнул и почувствовал, что больше не сможет ходить здесь как попало.

Чжэши поднялся на ноги.

- Глава клана.

- Тебе здесь делать нечего, можешь идти. Завтра, когда закончится лекция, скажи Сюэцину, пусть придет ко мне. Мне нужно, чтобы он кое-что сделал.

Чжэши послушно вышел из комнаты. Янь Чжэнмин закрыл за собой дверь, скрестил руки на груди и прислонился спиной к косяку. Обращаясь к Чэн Цяню, он произнес:

- Раздевайся.

Чэн Цянь застыл на месте.

- Поторопись, - бесстрастно добавил Янь Чжэнмин, - ты ждешь, что я тебя раздену?

- Я не такой...

Видя его нежелание сотрудничать, Янь Чжэнмин нетерпеливо шагнул вперед, собираясь исполнить свою угрозу и «казнить его без суда».

Чэн Цянь увидел его решимость и с неохотой принялся раздеваться, намеренно пытаясь вызвать у Янь Чжэнмина отвращение.

- Старший брат, я не мылся три дня. Ты не боишься осквернить свой взгляд?

Удивительно, но Янь Чжэнмин не клюнул на приманку. Он протянул руку, чтобы стянуть одежду, которую Чэн Цянь так не хотел снимать, и увидел синяк, простиравшийся от левого плеча до правого бока. Его спина почти почернела, лопнувшие кровеносные сосуды расползлись, как паутина. В сочетании с бледной кожей это создавало поистине ужасное зрелище.

Кроме этого, на теле Чэн Цяня было много других ран различной степени тяжести. Некоторые из них имели более глубокие цвета, в то время как другие, казалось, скоро исчезнут. Умение поглощать Ци вовсе не означало, что они могли практиковаться исключительно в медитации и быть полностью свободными от мирских потребностей. Но, после того как они начали свой путь к самосовершенствованию, их разум и кости полностью очистились. В отличие от обычных людей их было не так легко ранить, к тому же, раны не оставляли шрамов. За исключением тех, что еще не успели затянуться.

Едва взглянув на него, Янь Чжэнмин тут же отвел взгляд.

Казалось, что его самого безжалостно избили. Сердце болело так сильно, что готово было вот-вот разорваться. Даже его собственная спина начала пульсировать от боли.

Странный беспричинный гнев на Чэн Цяня вскипел внутри Янь Чжэнмина.

Его грудь то поднималась, то опускалась, пока он пытался заставить себя успокоиться. На это потребовалось время.

- Ложись на кровать, - наконец, произнес Янь Чжэнмин. Он безуспешно пытался сдержаться и обиженно добавил. - Если бы ты, ублюдок, был на два года моложе, я бы избил тебя так, что даже мастер бы не узнал.

Чэн Цянь несколько раз безуспешно пытался повернуть голову, но вскоре сдался и послушно лег на живот, позволяя своему старшему брату применить лекарство. Он все еще пытался объяснить.

- Ты про ушибы? Они всегда кажутся большими, но на самом деле я в порядке... Ай!

- Все еще в порядке? - голос Янь Чжэнмина сделался холодным.

Чэн Цянь не осмеливался злить его еще больше, потому он просто зарылся лицом в простыни и сосредоточился на том, чтобы стерпеть боль.

Дубинка, побеждающая демонов, естественно, обладала убийственной божественной энергией. Если бы ее владелец не был настолько некомпетентен, неспособный извлечь даже десятую часть своей силы, эта штука могла бы разрушить все внутренности Чэн Цяня одним ударом.

Ругательства вертелись на языке Янь Чжэнмина, но, когда они уже собирались слететь с его губ, он не смог издать ни единого звука. После стольких переживаний сердце Янь Чжэнмина, лишенное сочувствия, наконец-то вновь ожило.

Нынешний Янь Чжэнмин, с его, на самом деле чувствительным нутром, точно знал, как Чэн Цянь заработал каждую из своих ран.

Теперь же, оглядываясь назад, он понимал, что ненависти и обид было недостаточно. Янь Чжэнмин не мог отрицать, что Чэн Цянь, будучи самым юным среди них всех, подтолкнул его к этому.

Чэн Цянь никогда ни в чем не критиковал своего главу. Его позиция всегда была неизменна: если ты можешь это сделать, сделай это сам. Если не можешь - я сделаю это за тебя, даже если мое тело будет разрушено, а кости раздроблены.

Каждая рана на теле Чэн Цяня была пощечиной Янь Чжэнмину. Из-за этого он не осмеливался позволить себе ни минуты отдыха.

В самые трудные дни Янь Чжэнмин ночами не смыкал глаз, потому что видел Чэн Цяня в своих кошмарах.

От теплых простыней Янь Чжэнмина исходил успокаивающий аромат, проникающий в тело. Последние несколько дней Чэн Цянь провел в ожидании подходящего момента, чтобы сорвать «увядшую траву», так что теперь он был совершенно измотан. После того, как он лег, ему не хотелось двигаться ни на сантиметр.

Закончив обрабатывать раны, Янь Чжэнмин посмотрел на тонкую талию юноши и не мог не задуматься о том, что у него на шее висит печать главы клана. «Даже если меня нет рядом, все равно есть Ли Юнь. Даже Хань Юань старше тебя, так почему бы тебе просто не быть, как Лужа, оставаясь в блаженном неведении? Почему ты так себя истязаешь? Почему бы не полагаться на своих братьев чуть больше?»

И все же, хотя он мог бы сказать эти слова кому угодно, он не мог сказать их Чэн Цяню, чья усталость сделалась очевидной, стоило только ему расслабиться.

Несмотря на то, что все эти годы они доверяли друг другу свою жизнь, Янь Чжэнмину было трудно даже сказать «спасибо», не говоря уже о таких поучительных словах.

Пережив внутреннее смятение, Янь Чжэнмин лишь коротко произнес:

- Чжоу Ханьчжэн вернулся, но он не останется надолго. Несмотря ни на что, ты должен стерпеть это и ни в коем случае не высовываться, слышишь меня?

Чэн Цянь что-то сонно пробормотал в ответ, явно относясь к чужим словам как к ветру.

Янь Чжэнмин посмотрел вниз и понял, что глаза маленького ублюдка закрылись. Голова Чэн Цяня была слегка повернута в сторону, ресницы едва заметно подрагивали. Под глазами у него залегли темные круги. Даже оставшийся в нем дух юности был подавлен его усталостью.

Янь Чжэнмин вздохнул, собрал свои лекарства и, не издав ни звука, распустил волосы Чэн Цяня. После, подняв его одежду, он накрыл юношу тонким одеялом. Глава клана отошел в сторону, намереваясь посидеть в тишине и помедитировать.

Но, проведя так некоторое время, Янь Чжэнмин, все-таки, не мог удержаться. Ему казалось, что, если он не задаст этот важный вопрос, он вообще не сможет спокойно медитировать. Поднявшись, он подошел к постели, чтобы толкнуть Чэн Цяня.

- Эй, ты действительно не мылся в течение трех дней?

Затылок Чэн Цяня красноречиво демонстрировал его убийственные намерения.

Нрав Янь Чжэнмина уже давно перестал быть таким беспокойным, как во времена их жизни на горе Фуяо. Использование медитации в качестве замены сна было для него обычным явлением. Но именно в этот день, перед рассветом, его разум внезапно встревожился, и он открыл глаза.

Краски ночи еще не исчезли с неба, когда Чэн Цянь ушел. С того самого дня, как Янь Чжэнмин познакомился с ним, Чэн Цянь никогда не спал до восхода солнца. Простыни еще не успели остыть.

Янь Чжэнмин какое-то время сидел молча, сосредоточившись на попытках обдумать все произошедшее. Казалось, он еще не сталкивался ни с какими испытаниями, но все равно не мог успокоиться, несмотря ни на что... будто что-то вот-вот должно было произойти.

Взмахом руки он зажег лампы, несколько раз прошелся по комнате и достал из-под абажура три медные монеты.

Янь Чжэнмин не был знаком с гаданиями. Он видел, как его учитель делал это раньше, но всякий раз, когда он пытался спросить об этом, Хань Мучунь никогда не соглашался учить его, говоря лишь: «Предвидение будущего - это кульминация Дао и начало невежества. Это нечестная практика, нет никакой необходимости тебе знать об этом».

Неужели на острове Лазурного Дракона должно было произойти что-то важное?

Три медные монеты заплясали между его ловкими пальцами. Повертев их пару мгновений, он очистил свой разум и сел, приготовившись молча читать священные писания «О ясности и тишине».

Как и следовало ожидать, Чжоу Ханьчжэн был предвестником несчастья. От его присутствия никогда не было ничего хорошего.

Информация, добытая Хань Юанем, вскоре подтвердилась. На следующий же день в лекционном зале было объявлено о проведении грандиозного соревнования. Таинственный и так редко встречающийся левый защитник и правый защитник с лицом сборщика долгов, также прибыли сюда, чтобы поприсутствовать на этом знаменательном событии. Было объявлено, что все, кто мог поглощать энергию Ци, должны были участвовать. Те, кто не хотел сражаться, могли попросту сдаться и признать поражение, в противном случае, все они должны были выйти на бой. Победители могли удостоиться чести войти во внутренние залы острова Лазурного Дракона, читать древние записи и слушать лекции старших учеников.

Пока сверху излагались бесконечные правила, Чэн Цянь сидел на земле, не поднимая головы, и вырезал заклинание на деревянной дощечке размером с ладонь.

Янь Чжэнмин бросил на него быстрый взгляд и небрежно объяснил Хань Юаню.

- Это «Нити марионетки». Ношение его на себе может помочь предотвратить беду. Это один из семи великих видимых талисманов, он довольно известен. Всего здесь сто восемь резных штрихов, каждый из которых взаимосвязан с другими. Штрихи никогда не должны прерываться, ошибки недопустимы... Смотри, эта маленькая засечка разрушила его.

Казалось, что-то задело кончик ножа Чэн Цяня, его духовная энергия внезапно вырвалась наружу. Хань Юань почувствовал, как в лицо ему ударила влага, быстро рассеявшаяся в воздухе. Его глаза расширились от благоговения.

Янь Чжэнмин лениво наклонился и похлопал Чэн Цяня по плечу.

- Ты научился чувствовать энергию шесть или семь лет назад, но уже осмелился попробовать семь великих чар. Ты действительно слишком требователен, медная монетка.

Отложив в сторону разбитую деревянную дощечку и нож, Чэн Цянь сел неподвижно, регулируя внутренние потоки.

Янь Чжэнмин продолжил объяснение.

- Ошибки в резьбе могут быть вызваны либо недостатком практики, либо нехваткой энергии... что касается твоего третьего брата, у него как раз закончились силы. Медная монетка, почему ты вдруг решил вырезать это?

- Я просто хотел попробовать, - небрежно сказал Чэн Цянь.

Довольно скоро Янь Чжэнмин понял, почему.

Пока все возбужденно обсуждали грандиозное соревнование, Янь Чжэнмин провожал Сюэцина в порт.

- Возвращайся, как только сможешь, - наставлял его Янь Чжэнмин. – Сперва отправляйся на гору Фуяо, а потом домой. Если возникнут непредвиденные расходы, можешь воспользоваться моими средствами.

За прошедшие годы Сюэцин превратился в молодого человека, и теперь выглядел более зрело. Он записал каждый пункт и утвердительно кивнул.

- Вот и все. Ты можешь идти.

- Сюэцин, подожди!

Пока они разговаривали, к ним галопом подскакал летучий конь. Прежде чем конь успел остановиться, Чэн Цянь уже спрыгнул с него. Вид у юноши был растрепанный, вероятно, пока он спешил сюда, его со всех сторон обдувал морской ветер. Когда он приземлился, его дыхание слегка сбилось.

Сюэцин всегда был нежным и добрым, и не любил много говорить. Когда он был моложе, он ухаживал за Чэн Цянем внимательно и дотошно. По сравнению с Янь Чжэнмином, старшим братом, часто забывающим о своей роли, Сюэцин был куда надежнее, потому его отношения с Чэн Цянем всегда были хорошими.

Сюэцин улыбнулся ему.

- Я скоро вернусь, так что третий дядя должен хорошо заботиться о себе.

- Н-ну, конечно, я понял, - Чэн Цянь кивнул и достал из-за пазухи маленький хлопковый мешочек, который передал Сюэцину. - Я думал, что не успею. Носи это с собой, будь осторожен в пути.

Янь Чжэнмин, оставшийся в стороне, спросил:

- Что это за вещь, раз ты спешил доставить ее в такую даль?

Сюэцин открыл мешочек и обнаружил внутри маленькую деревянную дощечку. Когда он вытащил ее, чтобы рассмотреть поближе, Янь Чжэнмин застыл. Это был законченный амулет.

Чэн Цянь сказал, слегка смущаясь.

- Моей энергии недостаточно, поэтому я потерпел множество неудач. После стольких дней, я, наконец, с боем завершил это. Держи его при себе, но тебе все равно нужно быть осторожным в пути. Поскольку это мое творение, если ты встретишь кого-то, чей уровень будет выше, чем у меня, оно снова превратится в бесполезный кусок дерева.

Сюэцин поспешно произнес:

- Да, большое спасибо третий дядя.

Сердце Янь Чжэнмина наполнилось необычным чувством неудовлетворенности. Он подумал: «А я ничего не получил. Я столько сил потратил, чтобы вырастить этого мелкого неблагодарного негодяя, но он даже свистка для меня не вырезал». «Нити марионетки», над которым он так усердно трудился, он отдал кому-то другому, как нелепо!

Но он был уважаемым главой клана и не мог себе позволить ссориться со своим братом и младшим адептом средь бела дня. Состроив серьезное лицо, Янь Чжэнмин торжественно сказал Сюэцину возвращаться как можно скорее. Проводив его, он даже не удостоил Чэн Цяня взглядом, прежде чем сердито повернуться и уйти.

Но он едва успел сделать два шага, когда понял, что Чэн Цянь все еще смотрит в след уходящей лодке. Мысли его были неясны, он даже не заметил гнев Янь Чжэнмина. Потому глава клана Янь целенаправленно вернулся, чтобы подождать его. Только когда Чэн Цянь, наконец, с тяжелым сердцем повернулся, Янь Чжэнмин начал действовать. Он громко хмыкнул, чтобы Чэн Цянь услышал, а после развернулся и зашагал прочь под озадаченным взглядом своего младшего брата.

Чэн Цянь быстро огляделся и понял, что вокруг никого больше нет, а значит Янь Чжэнмин направил свое фырканье на него.

Он в замешательстве спросил:

- Старший брат, что с тобой?

Янь Чжэнмин проигнорировал его, беззаботно продолжив свой путь. Чэн Цянь понятия не имел, какая вожжа попала ему под хвост, потому просто оставил старшего брата в покое, намереваясь позволить ему пойти туда, где он мог бы остыть. Истерики главы клана были очень неприятны. Таким образом, чтобы избежать участи превращения в слугу, расчесывающего волосы старшего брата, Чэн Цянь мог только пойти за ним.

Они шли друг за другом, оставив летающую лошадь позади.

Неловкость продолжалась до тех пор, пока они не вернулись в свое жилище. В конце концов, Чэн Цяня больше не волновало, в какой именно нерв ткнули старшего брата, он мог лишь беспомощно следовать за ним.

Дойдя до комнаты, Янь Чжэнмин с силой захлопнул дверь, оставив Чэн Цяня снаружи.

Лужа, бездельничавшая во дворе в компании священных писаний «О ясности и тишине», даже не удивилась этому, казалось бы, странному зрелищу. Обычно, когда первый брат находился рядом со вторым братом, они оба выглядели вполне достойно и казались наиболее похожими на обычных взрослых. Хань Юань был ненамного лучше нее, поэтому он редко осмеливался перечить Янь Чжэнмину. И только третий брат, с лицом, будто бы говорившим: «Я ничего не сделал», был способен разозлить старшего брата настолько, что тот в итоге терял всякое самообладание.

Лужа тихо напевала какую-то мелодию.

- И-йя, посмотри, какой грех совершила маленькая милашка. [2]

[2] «Милашка» здесь используется слово «家家» (jiājiā), которое может означать как «маленькая милашка», так и «заклятый враг». Забавный факт: есть китайское выражение «是是是家不聚頭» (shìshì shìshì shìjiā bù jùtóu), которое может означать как «возлюбленным суждено встретиться», так и «заклятым врагам суждено пересечься», хотя последнее значение используется чаще. Говорят, что все конфликты или любовные чувства, вызванные этими встречами, предопределены вашей прошлой жизнью.

Чэн Цянь подошел прямо к ней, погладил девочку по голове и наклонился, чтобы нарисовать круг заклинаний возле ее ног. Он мягко сказал:

- Он рассеется сам по себе после того, как ты прочитаешь писание тридцать раз. Веди себя хорошо и перестань отвлекаться. Даже «маленькая милашка» тебя не спасет.

Лужа почувствовала себя так, словно сама себя подожгла.

Чэн Цянь неторопливо вернулся в свою комнату. Как только он открыл дверь, его слабая улыбка тут же исчезла. Юноша резко обернулся, чтобы окинуть взглядом двор, но там не было никого, кроме Лужи, бормотавшей священные писания себе под нос.

Чэн Цянь поколебался, положил руку на деревянный меч, висевший у него на поясе, и осторожно вошел, притворив за собой дверь. Кто-то пробрался в его комнату и оставил там какой-то предмет.

Этим предметом оказался меч. Не деревянный, а настоящее оружие.

Его блеск был так глубок, словно в нем обитал дух.

Глава 39. «Меч несчастной смерти»

Чэн Цяню не нужен был меч, ведь у клана Фуяо невероятно богатый глава. Даже если у них ничего не осталось, у них все равно были деньги. Если бы кто-то из них захотел выбросить свое оружие сразу после тренировки, в этом не было бы ничего зазорного. Все равно это бы не вызвало никаких финансовых проблем. Но Чэн Цянь не покидал остров Лазурного Дракона и его жизненный опыт ничем не отличался от опыта Чжан Дасэня. Он сознательно оттачивал свои навыки и до сих пор не изменил своему деревянному мечу.

Обычные мечи ничем не отличались друг от друга. Но этот был другим. Чэн Цянь мог сказать об этом, лишь взглянув на него.

Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это не было подарком Янь Чжэнмина. Во-первых, ножны этого клинка были не слишком непримечательными и даже слегка потертыми, что совсем не соответствовало предпочтениям главы их клана. Во-вторых, учитывая характер Янь Чжэнмина, он бы не стал делать тайну из столь великодушного поступка. Всякий раз, когда Янь Чжэнмин хотел подарить кому-нибудь что-нибудь, он заранее устраивал для своих братьев представление. Чтобы позлить их, глава клана проводил соревнования по расчесыванию его волос или еще какой-нибудь ерунде. И только удовлетворившись, он, наконец, одаривал тех, кто угодил Его Светлости.

Присмотревшись, он увидел, что рукоять и лезвие меча были покрыты тонкой вязью заклинаний. Поражавшие своей сложностью узоры, слоями ложились друг на друга. Даже перечитав множество книг на острове Лазурного Дракона, Чэн Цянь не сразу смог понять, что они означают.

Юноша поднял руку и потянулся к мечу, но остановился как вкопанный, даже не дотронувшись до него. Когда между его пальцами и клинком почти не осталось расстояния, Чэн Цянь внезапно испытал странное, неописуемое чувство.

Во рту у него появился привкус ржавчины. Едва заметная аура, окутывающая оружие, истончала холод, будто оно было живым.

Чэн Цянь растерялся, но вскоре подумал: «А что если…». От удивления у юноши округлились глаза. Вокруг меча были невидимые заклинания!

Невидимые заклинания были самой сутью искусства создания амулетов. Лишь легендарные мастера были способны на такое. Единственным человеком, который мог сотворить подобное, по мнению Чэн Цяня, был его дед-наставник, высший демон, Господин Бэймин.

Но если уж вдаваться в детали, то даже мастерство Господина Бэймина было не вполне честным, ведь он использовал для этого уникальный ингредиент – свою собственную душу. По сравнению с великим самосовершенствованием, это было больше похоже на Темный Путь.

Много кто в мире использовал амулеты. Люди, умеющие ковать оружие, не были исключением. Но многие ли из них могли оставлять невидимые заклинания на самом клинке?

Чэн Цянь представил себе, что таким оружием, как это, должно быть, неистово сражались в тот момент, когда он только появился на свет. Но тщательно осмотрев меч, он так и не смог найти его имя.

И тут Чэн Цянь заметил листок бумаги, выглядывающий из-под чайного подноса. Одна сторона записки была чем-то испачкана. Он взял письмо и поднес его к носу, стараясь определить запах, но только сильнее запутался. Это была кровь.

Испачканная кровью записка гласила: «Шуанжэнь [1] возвращается к своему законному владельцу. Имей в виду, его никогда нельзя использовать опрометчиво».

[1] Шуанжэнь: 霜刃 (shuāngrèn)(霜: (shuāng) «мороз»; 刃 (rèn) остриё, лезвие, клинок). «Шуанжэнь» буквально означает «морозный клинок», однако может использоваться и для обозначения остро заточенного лезвия.

Будь то «Шуанжэнь» или «возвращается к законному владельцу», Чэн Цянь не понял ни слова. Он тщательно осмотрел комнату и, наконец, нашел возле окна еще один кровавый след.

Человек, оставивший меч, должно быть, вышел через задний двор. Лужа все это время играла перед главным входом, и потому не заметила посетителя.

С минуту Чэн Цянь колебался, раздумывая, нужно ли сообщать об этом Янь Чжэнмину. Но, стоило ему только потянуться к двери, как он снова убирал руку. Человек, оставивший меч, возможно, сделал это не по доброте душевной. Это не казалось юноше хорошей новостью.

Чэн Цянь всегда был из тех, кто предпочитал сообщать хорошие новости и никогда плохие. Поразмыслив над этим немного, он решил не тревожить остальных. Распахнув окно, он выпрыгнул наружу и, соблюдая осторожность, пошел по кровавому следу.

Легко коснувшись пальцами век, юноша перенаправил поток энергии в глаза. В одно мгновение пейзаж перед ним ожил. Пятна крови, спрятанные в разных местах, тут же стали видны.

Чэн Цянь понятия не имел, кем был этот раненый, но чем-то серьезным ему это не казалось. Человек явно был еще жив и прошел практически половину острова Лазурного Дракона. Когда Чэн Цянь добрался до берегового рифа, он понял, что след оборвался.

Чэн Цянь подумал: «Может быть, он прыгнул в море?»

Посмотрев вниз, юноша внезапно испытал чувство тревоги.

Был ли это врожденный инстинкт? Или, может быть, виной тому были частые драки? Чэн Цянь не знал ответа, но доверял своей интуиции. Юноша сразу же скрыл свое присутствие и спрятался в таком месте, откуда можно было бы увидеть спину любого вновь прибывшего.

И, как оказалось, очень вовремя. В следующее мгновение несколько человек в масках спустились с неба и начали осматриваться.

Когда Чэн Цянь увидел их, его зрачки сузились. Причина была проста: эти люди спустились с летающих мечей.

Он понятия не имел, мог ли Янь Чжэнмин летать на своем мече, но сам он все еще не достиг подобного мастерства. Более того, даже если бы он решился пренебречь их превосходным воспитанием, противников все равно было больше десяти.

Ему даже не нужно было гадать, что задумали эти люди. По тому, как они двигались в ночи, скрывая лица, становилось ясно, что они не делали ничего достойного уважения.

Прежде чем Чэн Цянь успел все хорошенько обдумать, один из мужчин в маске издал длинный пронзительный свист, и вниз немедленно спикировала странная птица. Птица оказалась ростом с человека, а ее распростертые крылья были едва ли не больше огромных крыльев Лужи.

Чэн Цянь почувствовал, как его прошиб холодный пот. У него все еще был Ли Юнь, знавший множество разных мелочей, так что Чэн Цянь был наслышан о странных вещах. Он знал, что эта птица называлась «птицей живых», и использовалась специально для обнаружения присутствия нежелательных гостей. Поскольку она могла летать, она была гораздо полезнее, чем дух собаки.

Эти создания отличались особой чувствительностью, так что она, должно быть, давным-давно заметила Чэн Цяня. Получив приказ, птица громко закричала и повернулась в ту сторону, где прятался мальчик.

Каким бы ловким он ни был, сейчас он не смог бы избежать летающих мечей. Оказавшись в чрезвычайной ситуации, Чэн Цянь поспешно похлопал себя по поясу и нашел несколько маленьких бутылочек. Он быстро принюхался и небрежно вылил содержимое одной из них на себя. Это были творения Ли Юня. Чэн Цянь не очень понимал, что они на самом деле делают, но смутно помнил, что одно из них могло спрятать человека от чужих глаз.

- Давай попытаем удачу, - при этих словах Чэн Цянь почувствовал, как застыл, и все его тело так напряглось, что он не мог сдвинуться с места ни на сантиметр.

Горечь поднялась в его груди. Похоже, благодаря своему второму брату, ему придется распрощаться со своей жизнью.

Птица и люди в масках направились прямо к временно парализованному Чэн Цяню, но в следующий момент они попросту прошли мимо него, словно и вовсе не видели мальчика.

Может быть, он действительно применил снадобье, заставляющее тело исчезнуть, но его побочным эффектом стало полное обездвиживание?

Когда он, наконец, смог разглядеть хоть что-то, Чэн Цянь понял, что его тело на самом деле не исчезло, а просто превратилось в камень.

Несмотря на то, что безымянное снадобье Ли Юня для превращения в камень спасло ему жизнь, оно, к сожалению, удерживало Чэн Цяня на месте в течение всей ночи. Люди в масках ушли только на рассвете.

Прежде чем они исчезли, их предводитель остановился и оглядел окрестности. Чэн Цянь заметил ясный взгляд чужих глаз, и почувствовал, что этот человек был ему немного знаком. По крайней мере, он должен был видеть эти глаза раньше.

К тому времени, когда Чэн Цянь снова смог двигаться, было уже около полудня.

Под напором морского ветра он потащил свое окоченевшее тело обратно к дому и случайно наткнулся на Ли Юня, выходившего из своей комнаты.

Ли Юнь выглядел изможденным. Он явно занимался всю ночь, но его настроение, казалось, было отличным. Лицо юноши скрывала вуаль, а из открытой двери позади него вырывались густые клубы дыма, будто в комнате недавно произошел пожар.

Ли Юнь поднял голову и обратился к Луже, сидевшей на краю стены и играющей с жуками:

- Младшая сестра, лови!

Достав пилюлю, он бросил ее девочке.

Зачастую Лужа без ведома проявляла некоторые птичьи качества. Например, ее чувствительность была намного выше, чем у нормальных детей, что позволяло ей очень хорошо ловить вещи, движущиеся на высокой скорости. Услышав эти слова, девочка даже руки не подняла. Неторопливо вытянув шею, она открыла рот и аккуратно поймала пилюлю зубами.

Лизнув угощение, Лужа почувствовала в нем сладость и принялась хрустеть им, как леденцом.

Чэн Цянь изумленно замолчал.

Он знал, что Ли Юнь дал ей пилюлю, стремясь подавить ее чудовищную ауру, но увидев это зрелище, он все еще не мог избавиться от странного чувства.

Они так хорошо натренировали свою младшую сестру... Вот только она больше напоминала птицу, чем человека.

Увидев, как она проглотила пилюлю, Ли Юнь улыбнулся Чэн Цяню так, будто с его груди свалилась тяжесть. Зевнув, он поспешил вернуться в свою комнату.

Внезапно Чэн Цяню пришла в голову мысль, и он торопливо окликнул Ли Юня:

- Подожди, второй брат, я хочу кое-что спросить у тебя.

- Что такое?

- Ты знаешь меч по имени «Шуанжэнь»?

Шаги Ли Юня замерли. Он озадаченно спросил:

- Шуанжэнь? Почему ты спрашиваешь об этом?

- Я случайно наткнулся на одну историю, - небрежно сказал Чэн Цянь, - так ты знаешь о нем?

Ли Юнь нахмурился.

- Я слышал об этом. Говорят, что у этого меча нет настоящего имени. Клинок этот был настолько холоден, что мог заморозить кровь и не нагревался даже будучи брошенным в очищающее пламя самадхи [2], потому его и назвали «Шуанжэнь». Я слышал, что кроме этого имени у него есть еще одно прозвище – «Меч несчастной смерти».

[2] Пламя самадхи: священный огонь, который нельзя потушить.

Сама́дхи (от санскр. समाधि, samādhi — «умственная, или внутренняя, собранность») —термин в индуистской и буддийской медитативных практиках. Самадхи есть то состояние, достигаемое медитацией, которое выражается в спокойствии сознания, снятии противоречий между внутренним и внешним мирами (субъектом и объектом). В буддизме самадхи — последняя ступень восьмеричного пути (благородный восьмеричный путь), подводящая человека вплотную к нирване.

- Какое чудесное имя.

- Говорят, что Шуанжэнь пришел в этот мир, чтобы убить трех великих демонов. Его хозяин мгновенно завоевал славу, и оружие также стало известно как «Божественный клинок, разящий демонов». Но через три или пять лет меч и его владелец попали в лапы великого чудовища. С тех пор Шуанжэнь забрал бесчисленное множество жизней. К тому времени, когда сильнейший из темных заклинателей получил титул Бэймин, меч стал известен как «Величайший из темных клинков Поднебесной». Тридцать лет спустя прародителя Темного Пути того времени предал и убил его собственный ученик. Так что Шуанжэнь попал в руки того самого ученика. Еще через десяток лет, десять великих кланов осадили город и вырезали сотни последователей Темного Пути. После этого меч оказался в руках праведного грозного мастера и вновь стал орудием правосудия. Все думали, что после этого пыль осядет, но, знаешь что?

Ошеломленный этой историей, Чэн Цянь спросил:

- Что?

Ли Юнь улыбнулся.

- После ста тридцати четырех лет, партнер этого грозного мастера на пути самосовершенствования встретил безвременную кончину. Пройдя через невыносимые страдания, мастер заколол себя морозным клинком Шуанжэнем. С тех пор местонахождение этого знаменитого меча было неизвестно. Кто рассказал тебе об этой зловещей штуке?

Чэн Цянь не ответил и с тяжелым сердцем вернулся в свою комнату.

И все же, каким бы зловещим он ни был, Шуанжэнь для мечника был несравненной красавицей для распутника, редким сокровищем для скряги, единственным экземпляром древнего свитка для ученого. Он был просто неотразим в своем очаровании.

Чэн Цянь несколько раз брал его в руки и вновь возвращал на место. Наконец, он собрал всю свою волю в кулак и запер таинственный знаменитый меч в шкафу. Когда замок защелкнулся, юноша вдруг отчетливо понял значение фразы «будто нож вонзили в сердце». Он хотел было немедленно освободить меч и держать его все время рядом с собой.

Но в этом вопросе было множество темных моментов. Чэн Цянь никак не мог понять, кто мог проникнуть в его комнату и оставить там этот всемирно известный клинок. Пуститься в погоню за этим человеком уже было крайней неосторожно с его стороны. Потому Чэн Цянь решил не принимать никаких опрометчивых решений, пока все не прояснится.

Из-за грандиозного соревнования весь остров Лазурного Дракона захлестнуло волнение. Даже Чжан Дасэнь и его люди не хотели поднимать шумиху вокруг Чэн Цяня. Через полмесяца огромный список имен был высечен на Большом Камне у горного склона лекционного зала. Порядок участников первого раунда уже был определен.

В тот день остров был настолько переполнен людьми, что превратился в человеческое море. Выдающиеся мастера выстроились в две шеренги. Все они были одеты одинаково.

Говорят, что образ человека зависит от того, во что он облачен. В этих белых развевающихся одеждах даже Тан Ваньцю выглядела немного более презентабельной. Правый и левый защитники лекционного зала стояли по разные стороны друг от друга, но выглядело все так, будто между ними разлилась река, разделяющая Чу и Хань [3], и никто из них не желал признавать друг друга.

[3] «Река, разделяющая Чу и Хань». Фигура речи «линия, разделяющая соперничающие территории»

Возможно, из-за слишком светлой одежды бледность Тан Ваньцю казалась почти зловещей. Бегло взглянув на женщину, Чэн Цянь почувствовал, что она выглядит еще более несчастной, чем обычно.

Он бросил еще один взгляд на Чжоу Ханьчжэна и увидел, что тот тоже не выглядел счастливым. Похожая на маску улыбка застыла на его лице. Он постукивал сложенным веером по ладони, время от времени рассеянно оглядывая присутствующих.

Внезапное осознание пришло в голову Чэн Цяня. Он понял, почему глаза человека в маске показались ему знакомыми. Потому что они были точно такими же, как у Чжоу Ханьчжэна!

Но прежде чем он успел продолжить эту мысль, толпа внезапно зашевелилась, сопровождаемая оглушительными возгласами. Чэн Цянь не сразу понял, что произошло, но, когда он снова поднял взгляд, все грозные мастера, стоявшие на платформе, моментально выпрямились. Кто-то воскликнул:

- Владыка острова! Владыка острова явился лично!

Среди них всех лишь Янь Чжэнмин встречался с владыкой острова Лазурного Дракона, так что на мгновение даже Чэн Цянь не смог сдержать любопытства. Он встал на цыпочки, чтобы проследить за тем, куда были направлены людские взгляды, и увидел, как ученики острова гордо пробираются сквозь толпу. Каждый из них походил на небесное дитя. Выстроившись в единую линию, они достигли центра платформы, прежде чем беззвучно разделиться на два ряда.

После того, как группа заняла свои позиции, владыка острова Лазурного Дракона, наконец, явил себя.

Это был высокий человек. По меркам обычных людей, ему было не больше тридцати, его тонкие черты лица отличались красотой. Он носил длинное небесно-голубое ханьфу, а его, не стянутые в гуань [4] волосы, мирно покоились на плечах. В руке он держал посох Лазурного Дракона, немногим превышавший его в росте.

[4] «Гуань» здесь используется слово 冠(guān).Это головной убор, обычно используемый в Древнем Китае. Некоторые люди переводят это слово как «шляпа» или «корона», но они не совсем правы, поэтому я решила использовать оригинальное китайское слово.

Владыка острова шел, не поднимая глаз, а его движения были тихими и острожными. Весь его вид производил впечатление благовоспитанного ученого. Только достигнув середины платформы, он слегка приподнял голову, обвел взглядом всех присутствующих, и на мгновение задержался на Янь Чжэнмине.

Как один из четырех святых, владыка острова не только не производил никакого впечатления, но и был невыразимо мрачен. Словно прекрасный ученый, чья бедность вынуждала его голодать. Окинув взглядом учеников клана Фуяо, он отвернулся, слегка кивнул правому и левому защитникам, и, наконец, занял место во главе.

Все эти годы владыка острова Лазурного Дракона казался несуществующей фигурой, что никогда не показывалась на публике, поэтому толпа под платформой мгновенно пришла в возбуждение. Только Янь Чжэнмин оставался хмурым.

- Странно.

Конечно, это была не единственная странность.

Чэн Цянь бросил на него быстрый взгляд и услышал едва различимый голос Янь Чжэнмина:

- Разве владыка острова не всегда находился в уединении? Он не показался даже на открытии Небесного рынка. Зачем ему появляться сейчас, ради какого-то соревнования между бродячими заклинателями и учениками кланов?

Никто не ответил ему. Хань Юань, ответственный за сбор информации, сбежал бог знает куда.

Остров Лазурного Дракона был переполнен, и это его немного тревожило, потому, конечно же, Хань Юань не мог упустить такую возможность. Он встал очень рано и внимательно изучил турнирную таблицу. Хань Юань действительно заслуживал побоев. Каждый раз, когда его просили заучивать священные писания, он всегда вел себя так, будто вот-вот умрет. Но если дело касалось столь бесполезных вещей, он мог вспомнить их все, ограничившись лишь беглым взглядом. Пока он осматривался вокруг, он внимательно прислушивался к разговорам и всевозможным сплетням.

Судя по словам других людей, бродячие заклинатели, похоже, считали Чжан Дасэня своего рода лидером. Хань Юань был весьма недоволен этим фактом. Он думал: «Просто мой младший брат не любит хвастаться. Чжан Дасэнь был основательно избит и просто боится признаться в этом, чтобы не потерять лицо. Эти бездельники даже великую гору Тайшань [5] не смогли бы разглядеть!».

[5] Гора Тайшань обладает большой культурной и исторической значимостью и входит в число пяти священных гор даосизма. Традиционно гора считалась местом обитания даосских святых и бессмертных.

Внезапно он услышал, как кто-то сказал:

- Чжан Дасэнь? Эх ... скажу прямо, на самом деле он не так уж и силен.

Хань Юань сразу же почувствовал родственную душу, и вытянул шею, силясь увидеть говорившего.

Толпа немедленно потребовала объяснений. Ощутив, что заинтересовал публику, человек неторопливо произнес:

- Послушайте, разве здесь не десять платформ? Десять победителей будут определены отдельно. Только тогда мы, бродяги, сумевшие войти в лекционный зал, получим право участвовать в настоящем великом соревновании и состязаться с учениками острова Лазурного Дракона.

Хань Юань был ошеломлен.

Тем временем, человек продолжал:

- Вы все, подумайте об этом. Мы живем на этом острове уже более пяти лет, но кроме младших адептов, вы когда-нибудь видели учеников Лазурного Дракона?

Все покачали головами. Хань Юань протиснулся вперед, как угорь, и закричал:

- Старший брат, не заставляй нас гадать!

Человек хмыкнул и кивнул:

- Сила этих ребят - это не то, с чем мы можем сравниться. Более того, я слышал, что ученики, обладавшие исключительными талантами, на восемнадцать лет уходили в уединение в горы, никогда не спускаясь оттуда и каждый день проводя в изнурительных тренировках. Этот парень, Чжан Дасэнь - лучший среди нас, но, если бы он пошел против настоящих заклинателей... Хе-Хе.

Сказав это, он намеренно изобразил таинственный жест, покачал головой, помахал рукой и больше ничего не сказал.

Хань Юань закатил глаза и повернулся, чтобы уйти.

Глава 40. Не имеет значения, как это больно

Хань Юань небрежно относился к собственному прогрессу, но он был очень уверен в Чэн Цяне. Стоило ему услышать, что даже люди уровня Чжан Дасэня ценятся так высоко, как он тут же решил, что его брат обязательно должен стать победителем. Хань Юань, боявшийся любого отсутствия конфликта, подумал: «Я мог бы узнать кое-что об учениках острова, чтобы выиграть для Чэн Цяня время».

Ученики, что сопровождали владыку острова, тоже носили белое. Но в отличие от старейшин и защитников, их одеяния были очень простыми. Если смотреть издалека, казалось, что они пребывали в глубоком трауре. Их было так легко заметить, что Хань Юаню даже не пришлось прикладывать усилия, чтобы их выследить.

Ученики, собравшиеся вокруг владыки острова, не издавали ни звука, пока шли. Вероятно, дело было в строгости внутренних правил. Никто не говорил друг другу ни слова. Каждый из них казался таким безразличным, будто бы видел мир смертных насквозь. На их лицах не было ни намека на радость. Они молча прошли сквозь толпу, повернувшись спиной к суете, демонстрируя холодность, спокойствие и отчужденность. [1]

[1] Всем желающим пошутить: «Да это же Гусу Лань!», настоятельно рекомендуем воздержаться и вспомнить о том, что новелла «Лю Яо» была написана раньше. С уважением, команда перевода.

Хань Юань знал, что владыка острова был строг, потому не осмеливался подходить слишком близко. Он забрался на высокое дерево, стоявшее вдалеке и, прикрыв глаза от яркого солнца, принялся смотреть на людей.

Едва добравшись до середины горного склона, все они одновременно остановились. Несколько учеников принесли небольшой паланкин и с почтением предложили владыке острова сесть в него.

Эта сцена почему-то показалась Хань Юаню очень знакомой. Он тут же вспомнил своего старшего брата. Когда они жили на горе Фуяо, Янь Чжэнмин ни за что бы не встал, если бы мог сидеть, не сел, если бы мог лежать, и его всегда приходилось везти в Традиционный зал в паланкине. На мгновение Хань Юаня охватило чувство близости, и его настроение заметно улучшилось. Он подумал: «Владыка острова достиг такого почтенного возраста, но почему он выглядит точно так же, как наш глава клана в юности?»

В этот момент владыка острова Лазурного Дракона, казалось, что-то заметил и резко обернулся. Он посмотрел на укрытие Хань Юаня и встретился с ним взглядом. Хань Юань чуть не упал с дерева. Юноша почувствовал себя безмерно виноватым.

Но владыка острова, похоже, знал, кто он такой. На его мрачном лице появилась улыбка, но даже теперь морщинки между его бровей не исчезли, и эта улыбка казалась вымученной. Владыка острова помахал ему издали, как бы говоря Хань Юаню перестать следить за ним и поспешить назад.

Ученики неподвижно стояли по обе стороны от паланкина, ожидая, пока их глава устроится, прежде чем поднять его. Когда все приготовления были завершены, группа людей превратилась в белое пятно и исчезла в мгновение ока.

Хань Юань озадаченно уставился на верхушку дерева. Это событие ошеломило его, вызвав в его сердце невыразимое чувство благоговения и восхищения. Он с уверенностью пробормотал себе под нос: «Боже мой, я, вероятно, никогда в жизни не достигну такого уровня. Сколько же лет он провел в уединении?»

Прежде чем Хань Юань закончил говорить, над самым его ухом вдруг раздался тихий смех. Вздрогнув, он схватил в охапку несколько игл и воскликнул:

- Кто это смеется?

Листья позади него едва слышно зашуршали. Хань Юань резко обернулся. Иглы из его руки мгновенно исчезли в густой листве, и все стихло.

Хань Юань с осторожностью высунул голову, чтобы посмотреть, но, в следующее мгновение, у него перед глазами вдруг потемнело, и он свалился с дерева.

К тому моменту, когда Хань Юань пришел в себя, шумная толпа, заполонившая остров Лазурного Дракона, уже рассеялась. В висках у него стучало, пока он ошеломленно оглядывался вокруг. Юноша не мог вспомнить, как он умудрился заснуть в подобном месте.

Хань Юань потянулся и зевнул так сильно, что, казалось, его голова вот-вот расколется. Все еще удивленный, он заставил себя встать и пойти домой, чувствуя, будто забыл что-то важное.

Когда он вернулся в их маленький дворик, то увидел Лужу, сидевшую на краю стены, и Ли Юня, что прислонился спиной к двери. Оба они с восхищенным вниманием наблюдали за тем, как Чэн Цянь и Янь Чжэнмин обменивались ударами.

- А ты куда ходил? - махнул ему рукой Ли Юнь. - Поторопись, ты чуть не пропустил кое-что важное.

Это был обычный спор между братьями, так что, естественно, они не стали бы рисковать своими жизнями. Чэн Цянь и Янь Чжэнмин держали в руках старые деревянные мечи с тупыми лезвиями, поверхность которых была покрыта вмятинами. Неясно, были ли вмятины последствием нашествия термитов или их прогрызла Лужа, когда у нее резались зубы. Но эти двое выглядели так, словно размахивали потрепанными факелами. Однако приемы, которые они демонстрировали, отнюдь не выглядели убогими. Удары были настолько быстрыми, что за ними едва можно было уследить.

В начале никто из них не использовал Ци, и не применял никаких других техник, кроме тех, что составляли стили искусства владения деревянным мечом Фуяо. За одно мгновение они обменялись более чем десятью ударами.

Углубившись в фехтование, можно было лучше понять, какой богатой и удивительной была эта серия приемов.

Поверхностно, эти техники могли быть легко переданы ученикам. Но для более глубокого понимания они должны были испытать это сами.

Лужа с завистью смотрела на братьев.

- Второй брат, когда же я научусь владеть мечом?

Не отрывая взгляда от тренирующихся, Ли Юнь небрежно сказал:

- Когда станешь выше меча, старший брат будет учить тебя.

Лужа вскочила на ноги, балансируя на краю стены, и вскинула руки вверх, изо всех сил стараясь вытянуться, словно желая немедленно вырасти такой же высокой, как дом. Стоя так, она спросила:

- Зачем учиться у старшего брата? Почему бы не поучиться у третьего брата?

Ли Юнь улыбнулся.

- Твой старший брат – истинный мастер клинка, вошедший в Дао через меч. А вот мастерство нашего третьего брата было отточено в борьбе и бесконечных драках, так что это нельзя считать настоящим искусством. Энергия зла слишком сильна, если ты будешь учиться у него, то определенно вырастешь демоном, яростно атакующим всех вокруг.

Прежде чем он договорил, с поля боя хлынула холодная аура меча, направленная ему прямо в лицо. Ли Юнь поспешно вскочил на стену, присоединившись к Луже, и цокнул языком.

- Даже не позволяет людям говорить. Видишь, маленькая сестричка? Его техника вышла из нашего стиля владения деревянным мечом Фуяо, но то, что воплощено в ней - это клинок прилива. Столь холодный метод совершенствования не подходит для таких маленьких девочек, как ты. В будущем от этого у тебя будет болеть живот.

Лужа была сбита с толку. Какое-то мгновение она не могла понять, как «обучение фехтованию» может иметь какое-то отношение к «болям в животе».

Слова этого брата были настолько грубыми, что даже Янь Чжэнмин, обычно считавший себя выше подобного, не мог больше его слушать. Не в силах сдерживаться, он предупредил:

- Ли Юнь!

Ли Юнь хихикнул и погладил девочку по голове.

Чэн Цянь был еще более рассеян, чем сидящая на стене растерянная Лужа, поэтому не заметил обмен фразами Ли Юня и Янь Чжэнмина. Но когда он услышал, что Ли Юнь упомянул фехтование прилива, он внезапно сказал:

- Маленькая сестричка, я покажу тебе, что такое клинок прилива. Старший брат, осторожнее!

С этими словами, Чэн Цянь внезапно изменил направление удара. Первое движение «Долгого полета птицы Рух» и следующее движение «Большие волны омывают песок» оказались безупречно связаны между собой. Вихрь, поднятый мечом, принес холод, вызывающий дрожь. Луже показалось, будто весь двор захлестнуло могучими волнами, и со всех деревьев опали листья. Там, где прошла аура меча, образовались мелкие капельки воды, даже на стене, где сидели юноша с девочкой. Ли Юнь вынужден был создать печать, образующую перед ними невидимый барьер, чтобы вырвавшаяся сила не причинила им вреда.

Аура задела заколку в волосах Янь Чжэнмина, и та мгновенно сломалась, но юноша остался спокойным. Мягкая и умеренная энергия его деревянного клинка выплеснулась наружу, но не рассеялась, как атака Чэн Цяня, вместо этого она уверенно обвилась вокруг чужого оружия, оставаясь твердой и неподвижной.

Глаза Чэн Цяня загорелись:

- Старший брат, ты достиг стадии «слияния»?

Стадия совершенствования, называемая «слиянием» – это распространение своей энергии по всему телу и вливание своего сознания в меч. Только те, кто достиг «слияния» и мог свободно контролировать свою собственную энергию, способны были продвинуться дальше и стать единым целым со своим клинком. Они могли даже путешествовать, летая на своих мечах.

Если так посудить, Янь Чжэнмин, возможно, действительно достиг уровня полета на мече.

В следующее мгновение их удары столкнулись в воздухе. Потрепанные деревянные клинки не могли противостоять такой силе, они оба одновременно сломались. Аура меча Чэн Цяня мгновенно рассеялась. Поймав сломанную половину своего оружия, он криво улыбнулся.

- Кажется, мне следует добавить еще пару часов к моим тренировкам, иначе я отстану от тебя.

Чэн Цянь редко улыбался. По мере того как он рос, сильные эмоции исчезали с его лица, придавая ему образ деликатного человека, нечасто демонстрирующего свои чувства. В этот момент в его взгляде не было никаких скрытых намерений, что делало его похожим на подростка.

У Чэн Цяня всегда были прекрасные черты лица, которые становились все более заметными по мере его взросления. Если бы он не ступил на холодный путь самосовершенствования, простые люди разбрасывали бы на его пути цветы и фрукты. [2]

[2] «Получил много фруктов, брошенных на его пути» здесь используется фраза 投瓜擲果 (tóuguāzhìguǒ) забрасывать фруктами проезжающего красавца; образно: открыто восхищаться чьей-либо красотой.

На мгновение Янь Чжэнмин был ошеломлен, и странное чувство вдруг шевельнулось в его сердце. Повинуясь инстинкту, он взмахнул сломанным мечом, очертив полукруг и позволив деревянному клинку направить Ци внутри него. Порыв энергии вырвался наружу, такой теплый и нежный, почти неосязаемый.

На вершине стены удивленно вскрикнула Лужа. Аура меча прошла мимо нее, зацепив юбку, но, не оставив на мягкой ткани никакого следа, упала на пожухлую растительность. Под всеобщим вниманием увядшие стебли вновь обрели зеленый цвет. Травинки медленно поднялись, и все присутствующие увидели, как распустился маленький желтый цветок.

Хань Юань и Лужа с удивлением уставились на цветок. Хань Юань спросил:

- Старший брат, что это за техника? Я впервые вижу ауру меча, заставляющую цветы расцвести!

Янь Чжэнмин стал гораздо более зрелым, но, оставаясь лицом к лицу с собственными братьями, он все еще не мог избавиться от своей привычки хвастаться. Услышав эти слова, он сверкнул глазами. Повинуясь прихоти, он протянул руку, и увядшая трава мгновенно разрослась кустом диких роз, растянувшись и образовав раму, заполненную разноцветными цветами различных размеров. Распространившись по стене, они приняли форму красного абрикосового дерева.

Янь Чжэнмин удовлетворенно закатал рукава и загадочно улыбнулся:

- Это техника из пятого стиля, «Возвращение к истине». Она называется «Весна на засохшем дереве».

Ли Юнь увидел, что он вновь собрался покрасоваться [3], и беспомощно потер лоб. Лужа и Хань Юань, как самые младшие, слишком хорошо знали эту ситуацию, потому они сразу же разразились аплодисментами.

[3] «Покрасоваться» здесь используется фраза 開屏 (kāipíng) – распустить хвост (о павлине).

Чэн Цянь был единственным, кто отказался как-либо похвалить главу клана. Бросив беглый взгляд, он безжалостно прокомментировал:

- О, так это и есть та техника. Неудивительно, что раньше ты вел себя так странно – не нападал, не защищался. Мне было интересно, для чего нужен этот прием. Так он, оказывается, для того, чтобы после боя расцвели цветы!

- Какую чепуху ты несешь, - Янь Чжэнмин все еще пребывал в прежней атмосфере, поэтому его тон, казалось, был намного мягче, чем обычно. Он указал на Чэн Цяня и произнес:

- Расчеши мне волосы.

Схватив Лужу за одежду, Ли Юнь стащил ее со стены и сказал:

- Если ты успеешь десять раз прочитать священные писания «О ясности и тишине» до захода солнца, я покажу тебе первые движения фехтования нашего клана.

Услышав это, Лужа пришла в крайнее возбуждение. Первые движения все еще были частью искусства владения мечом! Она тут же побежала за своей книгой.

Вот только ее братья знали, что за чушь эти «первые движения». Поэтому, едва сдерживая смех, юноши задавались вопросом, будет ли их маленькая сестричка плакать от гнева, когда узнает, что это всего лишь возглас: «Живи, чтобы превзойти бессмертных».

Хань Юань уселся у входа во двор и приступил к своей ежедневной работе по созданию тридцати деревянных амулетов. Ли Юнь взял книгу, намереваясь сделать записи и зарисовки. Чэн Цянь дергал... Нет, расчесывал волосы главы клана. Сам глава клана страдал от последствий своего неверного решения. Его скальп почти онемел от усилий этого неуклюжего сопляка.

Последние лучи заходящего солнца окутали холмы острова Лазурного Дракона. Веки Янь Чжэнмина опустились, и он подумал, что, если в будущем их дни на горе Фуяо будут такими же радостными, вечное повторение каждого из них определенно будет считаться «превосходством бессмертных».

Янь Чжэнмин вдруг заскучал по горе Фуяо. Если все пойдет по плану, он не хотел, чтобы их клан становился слишком известным. Не было никакой необходимости быть похожим на остров Лазурного Дракона, ежедневно заполненный таким количеством людей. Пока они могли оберегать плоды тяжелых трудов своих предков, а люди не смотрели на них свысока, когда они проходили мимо, этого было вполне достаточно.

В будущем, когда его братья подрастут, они тоже смогут взять себе учеников. Он мог бы превратить Тайный зал учителя в место, где они слушали бы лекции и получали наказания за проступки. Если кто-то из учеников причинит кому-либо вред, он сможет послать непоколебимую медную монетку разобраться с ними.

Когда Янь Чжэнмин подумал об этом, он сказал вслух:

- В будущем, когда мы вернемся на гору Фуяо, когда возьмем собственных учеников… Мы тоже могли бы раз в год проводить большое соревнование. Тот, чей ученик проиграет, должен будет мыть посуду вместе со своими воспитанниками... ой, медная монетка! Ты пытаешься сделать меня лысым?

Чэн Цянь держал во рту деревянную щетку, потому его слова прозвучали неразборчиво:

- Ты уже давно должен был облысеть.

Хань Юань ткнул пальцем в амулет, который не смог вырезать из-за того, что отвлекся, и небрежно спросил:

- Эй, младший брат, ты готов к завтрашнему первому раунду? Как ты думаешь, сколько времени тебе потребуется, чтобы победить?

Прежде чем Чэн Цянь успел ответить, его удивленно перебил Янь Чжэнмин.

- Что, первый раунд уже завтра? Медная монетка, почему ты не сказал об этом раньше? Зайди ко мне позже и выбери хороший меч. Столь грандиозное соревнование – это не то же самое, что обычные бои. Что бы там ни было, ты не можешь подняться туда с деревянным мечом, слышишь?

Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Все еще держа в руке прядь чужих волос, он бесцеремонно спросил:

- Как ты думаешь, должен ли я сражаться до конца и победить?

Брови Янь Чжэнмина взлетели вверх. Казалось, Чэн Цянь стал еще безрассуднее. Эти слова натолкнули его на мысль о том, что его младший брат совершенно не признавал грозных мастеров Поднебесной, поэтому Янь Чжэнмин не мог не напомнить ему о своем месте.

- Если я скажу «да», ты действительно сможешь стереть с лица земли весь лекционный зал и встать на вершине острова Лазурного Дракона?

Чэн Цянь улыбнулся.

- Возможно, я и не смогу победить, но, если ты чувствуешь, что тебе это необходимо, я не пожалею сил и все для этого сделаю.

Чэн Цянь редко говорил «не пожалею сил», потому, произнесенные вслух, эти слова весили гораздо больше. Чэн Цянь был не из тех, кто давал пустые обещания. И если он сказал, что «не пожалеет сил», то действительно боролся бы до последнего вздоха.

Какое-то мгновение Янь Чжэнмин не мог описать свои собственные эмоции. Он вздохнул про себя, чувствуя, что никакая привязанность к Чэн Цяню не будет чрезмерной. Он тут же простил ему даже боль от того, что Чэн Цянь выдергивал у него пряди волос.

Янь Чжэнмин тихо произнес:

- Сяо Цянь…

- Я закончил.

Ли Юнь поднял глаза, чтобы взглянуть на результат, и тут же поперхнулся собственной слюной, закашлявшись, пока не начал задыхаться, словно готовясь вот-вот умереть. Хань Юань уже давно закрыл глаза, не в силах наблюдать это зрелище.

Лужа вернулась обратно, неся в руках свои священные писания, и была встречена новым образом главы клана. Она мгновенно оцепенела, открыв рот, и с благоговением уставилась на него. По обеим сторонам головы старшего брата Чэн Цянь прикрепил цветы. Казалось, будто на макушке у юноши распустился прекрасный разноцветный сад. Если бы он переоделся в лиловые юбки, старший брат мог бы немедленно отправиться за свахой!

Через мгновение во дворе послышался гневный вопль:

- Чэн! Цянь!

Этот маленький ублюдок не заслуживал никакой любви! Что толку было его растить?

Чэн Цянь быстро пересек двор и направился прямиком в свою комнату, собираясь захлопнуть дверь перед носом своего старшего брата. Но именно в этот момент грохот колоколов и барабанов всколыхнули сумерки острова Лазурного Дракона.

Колокол непрестанно звенел, а барабан звучал так отрывисто, что казалось, будто каждый его удар был биением их сердец.

Улыбка на лице Чэн Цяня застыла, полузакрытая дверь застряла на полпути.

- Что случилось?

Ли Юнь поднялся на ноги, его лицо стало серьезным. Он нахмурился.

- Если я правильно помню, колокола – это предупреждение, а барабаны – призыв для учеников острова собраться и отогнать врагов. Кто-то мог осмелиться вторгнуться на остров Лазурного Дракона?

- Лужа, иди сюда, не убегай! - крикнул Янь Чжэнмин девочке, уже собравшейся выглянуть за ворота. - Я пошлю кого-нибудь поспрашивать снаружи. Чжэши…

Прежде чем он успел договорить, дверь во двор с силой распахнулась. Чжэши, тяжело дыша, шел вслед за кем-то.

- Подожди! Чжэньжэнь, ты...

Все присутствующие во дворе одновременно повернулись ко входу. Там, с бесстрастным лицом, стояла Тан Ваньцю.

Без всяких предисловий Тан Ваньцю сказала:

- Идемте со мной.

Янь Чжэнмин вышел вперед и спросил:

- Чжэньжэнь, что случилось на острове? Куда вы нас ведете?

У Тан Ваньцю никогда не хватало терпения объяснять, поэтому она повернулась и молча подхватила Лужу. Она подняла ее, как маленький сверток, и быстро зашагала вперед.

- Не мешкайте!

Ни у кого в клане Фуяо не осталось выбора, кроме как пойти за ней.

Чэн Цянь уже собрался уходить, но вдруг что-то вспомнил и обернулся, махнув рукой. Замок на ящике в углу мгновенно открылся. Шуанжэнь вылетел прямо из дома и упал в его ладонь.

Глава 41. Легендарный жестокий меч Шуанжэнь

Весь остров Лазурного Дракона был освещен фонарями. Ночные патрули, которые должны были увеличить из-за грандиозного соревнования, исчезли бог знает куда. Так что бродячие заклинатели, превратившиеся в кучку мух без вожака, повсюду устраивали переполох. В воздухе гудели сплетни и распространялись всевозможные слухи. Кто-то говорил, что темные заклинатели пришли устроить сцену, кто-то говорил, что у владыки острова случилось отклонение Ци... Самым нелепым слухом было то, что под островом был запечатан настоящий великий лазурный дракон. Великий дракон каким-то образом сбежал и отправился на поиски пропитания, а кучки заклинателей ему хватит лишь на полуночный перекус.

Тан Ваньцю постоянно держалась на расстоянии трех чжан от группы Янь Чжэнмина и, казалось, намеренно ждала их. Юноша видел это, поэтому не перечил. Но Лужа, которую она держала в руках, как сверток, представляла собой жалкое зрелище. Она была одновременно напугана и страдала от головокружения потому, что ее перевернули вверх ногами, так что девочка не могла сдержать слез. К счастью, Ли Юнь заранее дал ей пилюлю, чтобы подавить в ней кровь чудовища. Если бы ей разрешили плакать без остановки всю дорогу, остров Лазурного Дракона настигло бы землетрясение. Это совершенно точно истолковали бы как какое-то злонамеренное, причудливое явление.

Тан Ваньцю провела их мимо горного склона лекционного зала прямиком в лес. Вскоре она остановилась перед группой каменных табличек.

Это место называлось «Лес скрижалей». Каменные таблички воздвигли в память о грозных владыках острова Лазурного Дракона, которые либо вознеслись, либо погибли. Это было что-то вроде зала предков у простых людей. Чэн Цянь и другие слышали об этом месте, но, так как они были лишь приглашенными заклинателями, а не учениками острова Лазурного Дракона, они не могли прийти сюда без причины и без сопровождения.

Тан Ваньцю опустила руку и оттолкнула девочку в сторону. После того, как она проплакала всю дорогу, в сердце Лужи остались лишь страх и гнев. Как только Лужа вновь обрела свободу, она нацелилась на руку Тан Ваньцю и оскалилась, собираясь укусить женщину.

Но прежде чем зубы Лужи успели сомкнуться на чужой конечности, Тан Ваньцю внезапно посмотрела на нее сверху вниз. В этот момент глаза редко проявляющей эмоции Тан чжэньжэнь, покраснели. Казалось, она не желала показывать что-либо перед ребенком, потому стиснула зубы и с силой нахмурилась. Это не было похоже на то, как если бы она насильно подавляла свою боль. Вместо этого она производила впечатление божества-хранителя [1] со свирепыми глазами.

[1] «Божество-хранитель» здесь используется слово «金金». Оно относится к воину-помощнику Будды и может также относиться к «ваджре», мифическому оружию.

Встретившись с ней взглядом на мгновение, Лужа не испугалась, вместо этого она, казалось, что-то почувствовала. Девочка молча прикрыла рот, сделавшись похожей на маленького зверька, и обеспокоенный старший брат потащил ее обратно.

Повернувшись к ним спиной, Тан Ваньцю сухо произнесла:

— По приказу Владыки острова, я отошлю вас отсюда сегодня же ночью.

Янь Чжэнмин удивился:

— Старшая, что же все-таки произошло? Пусть мы, младшие, не очень полезны, но ведь мы все равно провели так много лет под благословением владыки. Если есть что-то, что мы можем сделать, чтобы помочь…

Услышав слово «благословение», Тан Ваньцю, казалось, была тронута, правда, совсем чуть-чуть. Она снова повернулась к нему и сказала ровным голосом.

— Глава клана Янь, тебе достаточно лишь сохранить эту милость в своем сердце. Но сейчас, прежде всего, защити свою собственную жизнь!

После этого она указала на землю и воскликнула:

— Откройся!

Почва леса скрижалей содрогнулась. В земле образовалась щель площадью в два квадрата чи. Внутри щели, сквозь непроглядную тьму, смутно угадывались каменные ступени. Это был потайной ход.

Тан Ваньцю создала печать. На кончиках ее пальцев заплясали искры. Рассеявшись от щелчка, искры мгновенно метнулись к развешенным вдоль стен факелам, зажигая огонь и освещая проход. Тан Ваньцю первой спустилась вниз и сказала им:

— Не мешкайте!

Янь Чжэнмин обменялся с Ли Юнем быстрыми взглядами. Ли Юнь нахмурился и тихо сказал:

— Старший брат, иди за ней.

С тех пор как владыка острова появился на открытии грандиозного соревнования, Янь Чжэнмин смутно чувствовал, что что-то не так. Но он не владел никакой информацией о происходящем, и в данный момент оказался совершенно невежественен. Теперь же он нес Лужу, вытиравшую сопли рукавом, так что у него даже не было сил смутиться.

Янь Чжэнмин передал Лужу последовавшим за ним младшим адептам, и не смог удержаться, чтобы не оглянуться. Чэн Цянь находился в самом конце группы. Он с самого начала пристально смотрел в направлении лекционного зала. Словно почувствовав на себе внимательный взгляд Янь Чжэнмина, Чэн Цянь резко обернулся и кивнул ему. Казалось, что даже если небеса рухнут и земля расколется, он был готов к этому.

Но Янь Чжэнмин знал, что на самом деле он не был готов, ему просто было все равно. Юноша не мог удержаться от смеха. Наконец, отсмеявшись, он вдруг почувствовал себя немного спокойнее. Янь Чжэнмин крепко сжал меч и вошел в коридор вслед за Тан Ваньцю.

В коридоре было не так уж много свободного места. Тан Ваньцю, идущей впереди, путешествие не доставляло никакого дискомфорта, а вот Янь Чжэнмину приходилось все время держать голову опущенной. Настенные факелы с обеих сторон были усилены заклинаниями, поэтому пламя оставалось неподвижным, когда люди проходили мимо. По дороге никто не произнес ни слова, и от этого атмосфера казалась крайне напряженной. Под землей было легко заблудиться. Пока они кружили вокруг, Чэн Цянь мысленно следил за расстоянием. Как раз в тот момент, когда он почувствовал, что они собираются покинуть остров Лазурного Дракона, перед ними появился еще один лестничный пролет.

Каменные ступени продолжал подниматься и опускаться, пространство стало настолько тесным, что даже Лужа вынуждена была слегка наклониться. Остальные же выбирались наружу почти ползком. Группе заклинателей пришлось отбросить всякое достоинство, пока они протискивались через проход.

Ли Юнь не смог удержаться и наконец заговорил.

— Интересно, куда она нас ведет…

Янь Чжэнмин покачал головой. Он с некоторым трудом оглянулся назад и сказал:

— Чжэши, позаботься о нашей сестре.

Услышав эту реплику, Хань Юань, идущий позади него, тоже кое-что вспомнил.

Он торопливо похлопал себя по одежде и достал цепочку с подвесками. Это были иглы поиска души, найденные им несколько лет назад на небесном рынке. Кончики игл были отравлены, поэтому их поместили в маленькие и изящные деревянные футляры, а через ушко каждой была продета соломенная веревочка. На первый взгляд их вид казался неповторимым. Такое оружие может быть только у нищих, что бродили по улицам.

Хань Юань, впервые купивший это оружие, думал, что, поскольку на этом острове так много людей смотрят на них сверху вниз, иглы быстро исчезнут. Но у него всегда был Чэн Цянь, защищавший его, так что три из них до сих пор оставались нетронутыми.

Хань Юань повесил веревочку с иглами на шею Лужи и сказал:

— Если кто-то попытается причинить тебе вред, сними деревянный наконечник и проткни их этим.

За разговорами они достигли конца лестницы. Тан Ваньцю ударила по камню, разбив плиту толщиной в два чи на куски. Эта старшая напоминала фейерверк, что беззаботно носился вокруг. Янь Чжэнмин почти потерял терпение, потому просто молча последовал за ней.

Но стоило ему поднять голову, как он тут же почувствовал порыв морского ветра, дующего ему в лицо. Присмотревшись внимательнее, он понял, что это место было тайным портом. Здесь была одна единственная лодка. При детальном рассмотрении, можно было заметить, что лодка не так уж и примечательна. Казалось, она могла бы слиться с ночными тенями. Если бы не тот факт, что она находилась у них прямо перед глазами, они, возможно, так ничего бы и не заметили.

— Давай, — сказала Тан Ваньцю. — Там нет лодочника, но твой клан всегда был хорош в заклинаниях. Лодкой можно управлять, разберетесь. Если бы вы все могли летать на мечах, это не было бы так хлопотно.

Тан Ваньцю всегда производила впечатление человека: «Небеса великие, а я — вторая после них». Когда эти слова слетели с ее губ, они, казалось бы, должны были стать насмешкой над их низким уровнем самосовершенствования, но, как ни странно, на этот раз она не имела в виду ничего подобного.

Она повернулась, чтобы посмотреть на черное как смоль небо и еще более темное море, и сказала тихим, едва различимым голосом:

— Совсем скоро… Времени почти не осталось…

На краткий миг ей показалось, что все ее существо утонуло в ночи. Ее юбка и волосы слегка колыхались на морском ветру, создавая вокруг нее едва уловимую иллюзию хрупкости.

Долгое время спустя Тан Ваньцю, наконец, сказала:

— В тот день я действительно видела Хань Мучуня, но не осмелилась позвать его. Я была... немного неотесанной, поэтому не смогла сразу понять, хочет ли он быть узнанным.

Но она всегда была неуклюжей по отношению к людям. Прежде чем она успела принять решение, человек исчез.

Янь Чжэнмин на мгновение остолбенел и, наконец, понял, что она имела в виду великую битву с демоническим заклинателем, разразившуюся в Восточном море пять лет назад.

— Ты... Немного похож на своего учителя в молодости.

Говоря это, она слегка наклонила голову и заправила прядь своих длинных волос за ухо. Этот жест многие девушки использовали бессознательно, но, когда его использовала она, казалось, будто за ним скрывается какое-то шокирующее прошлое.

Произнеся эти слова самым мягким тоном, которым она когда-либо в своей жизни говорила, она сразу же снова стала той Тан Ваньцю, к которой они успели привыкнуть. Она сказала Янь Чжэнмину:

— Покинув это место, не возвращайтесь на гору Фуяо. Тренируйтесь среди простых людей или найдите хорошее место, чтобы продолжать заниматься самосовершенствованием. Никогда никому не говорите, что вы из клана Фуяо.

Янь Чжэнмин с любопытством осведомился:

— Старшая, разве клан Фуяо уже давным-давно не считается незначительным? Даже если мы расскажем об этом другим, кто узнает?

— Незнающие люди, естественно, не поймут, о чем идет речь. Но те, кто должен быть в курсе, и даже те, кто не должен быть в курсе — будут знать. Не мешкайте, садитесь в лодку и уплывайте…

Прежде чем она успела договорить, столб света внезапно устремился к небесам. На мгновение весь остров озарился белым сиянием, столь ярким, что они даже не могли открыть глаза.

Тан Ваньцю прищурилась, на ее лице появилось выражение беспокойства.

Именно тогда Чэн Цянь, стоявший позади всех, внезапно выпрямился и медленно поднял Шуанжэнь:

— Кто здесь?

В воздухе послышались свистящие звуки. Группа людей в масках, подобно стае воронов, спустилась вниз один за другим. В мгновение ока они окружили беглецов.

Их предводитель выступил вперед. Его лицо скрывала черная вуаль:

— Остров Лазурного Дракона объявил военное положение. Отныне лодкам запрещено покидать его пределы!

Тан Ваньцю схватила Чэн Цяня за плечо и с силой оттолкнула его в сторону, прежде чем поднялась сама.

— Я никогда не слышала, чтобы владыка острова говорил что-нибудь о введении военного положения. Что ты задумал?

Человек в маске холодно рассмеялся низким голосом и сложил руки, приветствуя Тан Ваньцю:

— Чжэньжэнь, не нужно терять самообладание. Даже если бы вы сели в лодку, никто из вас не смог бы уйти.

Закончив говорить, он поднял голову, будто намекая на что-то. Ночное небо освещали бесчисленные пятна света. С такого расстояния они казались светлячками.

Лужа вновь собралась плакать, но Чжэши закрыл ей рот рукой.

— Старший брат, что это такое? — тихо спросил Ли Юнь.

Янь Чжэнмин внимательно огляделся вокруг и отвел взгляд, ответив:

— Это свечение Ци, оно исходит от летающих мечей.

Ли Юнь запаниковал.

— Что? Их так много? За кем они пришли? Они ведь не могут целиться в нас, верно?

Ли Юнь был из тех людей, что отличались спокойствием и собранностью в обычной ситуации, но в критические моменты теряли рассудок.

В тот момент, когда он произнес эти слова, Янь Чжэнмин понял, о чем он думал. Верно, все они были лишь незначительными учениками незначительного клана. Они никогда не уходили с горы и оставались на острове Лазурного Дракона с тех пор, как покинули Фуяо. Самое выдающееся, что они когда-либо делали — это дрались с какими-то бродячими заклинателями. Судя по тому, какие внушительные силы собрала другая сторона, они, скорее всего, пришли за Тан Ваньцю. У нее была особая способность оскорблять всех и каждого в Поднебесной, так что это вполне могло бы стать той самой катастрофой, в которую она оказалась втянута.

— Старший брат, если они здесь не ради нас, то…

Янь Чжэнмин поймал Ли Юня за локоть и покачал головой. Он не думал, что все решится так просто. Остров пребывал в смятении, так почему же Тан Ваньцю не помогала там, а была здесь, чтобы тайно отослать их?

Он остро почувствовал что-то в предупреждении Тан Ваньцю: «Никогда не упоминайте, что вы из клана Фуяо».

Вдруг, после долгого молчания, заговорил Чэн Цянь. Без малейшего сомнения он сказал:

— Этот человек — Чжоу Ханьчжэн.

Янь Чжэнмин был ошеломлен.

— Что? А ты откуда знаешь?

Чэн Цянь бесстрастно посмотрел в глаза предводителю людей в масках и с легкостью ответил:

— Я смогу узнать его, даже если он обратится в прах.

Янь Чжэнмин, как истинная жертва Чжоу Ханьчжэна, возможно, уже и не помнил его. Он всегда был таким. Янь Чжэнмин мог ссориться с другими, мог сердиться на людей, но никогда не держал зла. Несмотря на то, что он не мог забыть унижение, которое пережил, когда его сбросили с платформы, это не оставило в его сердце глубокой обиды. В любом случае, даже если бы Чжоу Ханьчжэн вновь захотел сбросить его вниз, сейчас сделать это было бы уже не так просто. Будь у него лишние силы, он, вероятнее всего, потратил бы их на то, чтобы вспомнить свое счастливое детство на горе Фуяо.

Но Чэн Цянь был уже не тот. Каждый раз, когда он не мог продолжать упражняться с мечом, или, когда он чувствовал, что не может вынести испытание, через которое проходил, юноша думал о братьях Чжан и Чжоу Ханьчжэне. По мере того как быстро рос уровень его совершенствования, люди вроде Чжан Дасэня постепенно выпадал из его поля зрения, так что теперь все мстительные чувства были обращены только к Чжоу Ханьчжэну.

Быстро оглядевшись, Чэн Цянь шагнул вперед и слегка повысил голос, чтобы Тан Ваньцю его услышала:

— Тан чжэньжэнь, этот младший чрезвычайно благодарен за внимание, которое владыка острова оказывал нам все эти годы, но есть одна вещь, которую я никак не могу понять. Почему он позволил кому-то сомнительного происхождения войти в лекционный зал?

Тан Ваньцю сперва ошеломили его слова, но она тут же повернулась к нему лицом:

— Что ты сказал?

Услышав это, предводитель людей в масках посмотрел на Чэн Цяня... и Шуанжэнь в его руке.

— Как и следовало ожидать, именно тебя почувствовала птица живых. Для сопляка ты оказался достаточно изобретателен, чтобы суметь спрятаться.

Раньше он стремился нарочно изменить свой голос, но теперь показал настоящий. Как бы плох ни был слух Тан Ваньцю, на этот раз она его узнала. Недоверие сразу же отразилось на ее лице.

— Чжоу Ханьчжэн?

Человек в маске понял, что больше не сможет притворяться, и попросту снял вуаль с лица с бесстрашием человека, имеющего сильную поддержку. Явив всем присутствующим профиль ученого, который трижды подумает, прежде чем действовать, он улыбнулся.

— Тан даою [2], раз уж ты спрашиваешь, почему бы нам не вернуться, чтобы встретить наших гостей вместе с владыкой острова?

[2] Даою 道友(dàoyǒu). Обычно используется для обращения к коллеге-заклинателю.

Тан Ваньцю распахнула глаза от удивления, а затем взорвалась от ярости

— Твои долги перед владыкой острова, тяжелы, как гора, но ты осмелился вступить в союз с чужаками?

Чжоу Ханьчжэн самодовольно вздохнул.

— Слова Тан чжэньжэнь не совсем верны. Во-первых, я не являюсь частью острова Лазурного Дракона, я никогда ни с кем не вступал в союз и стал защитником только потому, что владыка высоко оценил меня. О? Что, я что-то не так запомнил? Разве Тан чжэньжэнь не явилась с горы Мулань и также не принадлежит к острову Лазурного Дракона?

Конечно, Тан Ваньцю не стала бы слушать его глупости. Не говоря больше ни слова, она взмахнула тяжелым мечом и одним движением подняла у себя за спиной стремительный и яростный ветер. Она, казалось, совсем не боялась парящих в небе заклинателей и выглядела так, словно собиралась размозжить Чжоу Ханьчжэну голову.

Чжоу Ханьчжэн легко подпрыгнул в воздух. Мужчина взмахнул веером, вокруг замерцали искры и молнии. Стоило им столкнуться с аурой меча Тан Ваньцю, раздался громкий, гулкий звук, и обе стороны слились друг с другом. Часть земли опалило яростным огнем.

У Чжоу Ханьчжэна было кроткое лицо, но в его сердце не было ни капли жалости. Янь Чжэнмин почувствовал беспокойство. Хотя он только наблюдал, но быстро понял, что его предыдущая мысль о том, что «Чжоу Ханьчжэн не сможет так легко сбросить его с платформы», была слишком самонадеянной. Чжоу Ханьчжэн не только не был слаб, но и был очень бесстыден. У него, похоже, не было никакого намерения сражаться с Тан Ваньцю один на один, поэтому, взмахнув веером, Чжоу Ханьчжэн приказал людям в масках:

— Схватите ее!

Тан Ваньцю взревела:

— Я бы посмотрела, как это у тебя получится!

Люди в масках, похожие на воронов, один за другим спустились ниже, полностью заполняя маленькое пространство вокруг. Меч Янь Чжэнмина превратился в сгусток света, когда он поднялся на нем на умеренную высоту. С помощью печати он создал несколько фигур, как две капли воды похожих на него. Эта отвлекающая техника, была чрезвычайно утомительна, но он планировал самостоятельно уничтожить всех этих людей в воздухе.

Чэн Цянь почти решился опробовать на этом Чжоу свой Шуанжэнь, но, оглянувшись на бледного Ли Юня и всех остальных, он заставил себя успокоиться. Он оставался неподвижным рядом с Чжэши, державшим Лужу.

Двое мужчин в масках осторожно приземлились и подошли к группе Чэн Цяня с другой стороны. Они явно были невысокого мнения о Чэн Цяне, простом подростке. Выставив перед собой мечи, они бросились вперед, по всей видимости, намереваясь заставить детей замолчать.

Но Чэн Цянь не отступил и вместо этого двинулся им навстречу. Не говоря ни слова приветствия, он ответил на их атаки движением «Вздымающиеся волны бьются о берег».

В этот момент Чэн Цянь, наконец, осознал разницу между своим потрепанным деревянным мечом и этим знаменитым клинком, забравшим бесчисленное количество жизней. Один маленький взмах Шуанжэня — и неописуемый холод охватил весь порт. В тот момент, когда клинки столкнулись друг с другом, Чэн Цянь услышал крики ярости и мести, оглушившие его. На лезвии образовался слой инея, и он с легкостью перерубил мечи обоих нападавших. Сердце Чэн Цяня безжалостно билось о ребра, давая ему ложное представление о том, что его тело вот-вот взорвется.

Да, в записке говорилось: «Его никогда нельзя использовать опрометчиво».

Сначала Чэн Цянь был ошеломлен, и его первой мыслью было выбросить меч. Но стоило ему проявить слабость, как появились другие люди в масках, и один из них даже протянул руку, намереваясь схватить Лужу. Чэн Цянь собрался с духом и подумал: «Что бы ни происходило, это случится. Нужно избавиться от этих людей, а не рассматривать их».

И вот, не останавливаясь и не меняя своей техники, он вновь повторил движение «Вздымающиеся волны бьются о берег». Двое мужчин в масках решили, что, поскольку Чэн Цянь еще не достиг слияния, его уровень развития должен быть ограничен, поэтому он не сможет справиться с двумя людьми в одиночку. Они понятия не имели, что его навыки владения мечом были отточены при помощи деревянного оружия. Древесина хрупка и может легко сломаться, ее способность сдерживать Ци невелика. Обладатель такого клинка вынужден не только контролировать свою силу, но и делать это очень точно. Намереваясь стереть с лица земли лекционный зал, Чэн Цянь осмелился объединить фехтование прилива, с его длинными шагами, и чрезвычайно динамичное, постоянно изменяющееся искусство владения деревянным мечом Фуяо. На пути совершенствования он уже давно достиг большего, чем даже те, кто освоил слияние и мог летать.

Более того, теперь у него в руках был знаменитый «Шуанжэнь».

Блеск меча был подобен пурпурной молнии и лазурному инею. Словно почувствовав смертоносные намерения своего владельца, аура клинка мгновенно увеличилась и покрыла три чи. Раздался звук рвущегося шелка — Чэн Цянь одним ударом перерезал горло двум мужчинам, заставив воздух окраситься красным. Капли, что упали на «меч несчастной смерти», замерзли, превратившись в кровавый иней.

Глава 42. Бай Яньли

Старейшины часто говорили: если оружие впитало слишком много крови, оно становилось смертоносным. Поскольку его использовали для свершения бесчисленных злодеяний, ненависть в нем неизбежно накапливалась.

В мире существовали тысячи видов оружия, каждое из которых было по-своему смертоносно. Но ни одно из них не удостоилось особой чести оставить в сердцах людей такое же неизгладимое впечатление, как это сделал «меч несчастной смерти».

В тот момент, когда Шуанжэнь коснулся крови, Чэн Цянь почти различил хриплые крики, исходящие от лезвия. Хотя он еще не достиг стадии слияния, его позвоночник онемел от боли. Вместе с огромной разницей в возможностях между легендарным мечом и деревянным мечом, отличалась и скорость, с которой они высасывали энергию. Когда Чэн Цянь овладел Шуанжэнем, он впервые в своей жизни испытал, каково это, когда силы человека не соответствуют его амбициям.

Люди в масках явно не ожидали, что какой-то сопляк доставит им столько беспокойства. Помедлив, они обменялись непонятными для посторонних знаками, и тут же окружили Чэн Цяня, игнорируя всех остальных.

Чэн Цянь медленно выдохнул, почувствовав себя так, будто его легкие наполнились льдом. Холод, исходивший от Шуанжэня, казалось, пронизывал все его тело, даже внутренности остыли.

Семь или восемь аур меча одновременно приблизились к нему. Чэн Цянь знал, что получить удар напрямую от них означало бы самолично попросить смерти, поэтому он двигался в промежутках между атаками, чтобы избежать прямого попадания. Ему стоило бы поблагодарить Чжан Дасэня, постоянно доставлявшего ему неприятности, за то, что он до сих пор тренировался в уклонении.

Избегая нападения, Чэн Цянь намеревался увести этих людей в масках подальше от Лужи и остальных. Но как раз в тот момент, когда ему показалось, что он все еще может идти, все его тело внезапно пошатнулось, как от сильного удара. Аура меча одного из нападавших врезалась в него, и кровь мгновенно залила все левое плечо юноши.

Но у Чэн Цяня не было ни времени, ни возможности сосредоточиться на боли. В голове у него стоял оглушительный звон — это был амулет, который он подарил Сюэцину. Только сейчас он ясно почувствовал, что Ци, вложенная в него, рассеялась. «Нити марионетки» был одним из семи великих амулетов, вырезанных при помощи ста восьми штрихов, как же Ци, заключенная внутри него, могла так легко исчезнуть? Сюэцин, должно быть, столкнулся со смертельной угрозой.

Тогда он... был ли он все еще жив?

Всего лишь младший адепт, что отправился в путь совсем один. В нем не было ничего ценного, он всегда отличался добротой и мягкостью характера. Какой человек захотел бы причинить ему вред?

Был ли это несчастный случай, или кто-то намеренно встал у него на пути?

Если это было намеренно, то, что насчет прошлого года, когда старший брат отправил Юй-эр доставить письмо домой? До сих пор от них не было никакого ответа, было ли письмо утеряно, или…

А еще... Что насчет горы Фуяо?

На мгновение Чэн Цянь не смог сдержать паники, несмотря на свое обычное спокойствие. Эти мысли пришли ему в голову в столь неподходящее время. Из-за «Нитей марионетки» и страха его зрение затуманилось, и он потерял равновесие. Прежде чем он успел сообразить, что к чему, к его горлу подступила кровь.

— Сяо Цянь!

Ли Юнь, казалось, окликнул его. Чэн Цянь резко вздрогнул и попытался увернуться от новых атак.

Вдруг, в ушах у него раздался металлический лязг, и спина Чэн Цяня покрылась холодным потом. Почти не думая об этом, он поднял глаза на своего старшего брата, парившего в воздухе. С первого же взгляда Чэн Цянь понял, что он тоже старался изо всех сил. При достаточном количестве даже муравьи могли бы убить слона. Более того, ни один из этих людей в масках ни в малейшей степени не был слаб. Янь Чжэнмин, вероятно, не так давно поднялся до слияния. Его умение так уверенно стоять на своем мече могло быть проявлением экстраординарных способностей, обусловленных обстоятельствами.

Люди в масках продолжали рубить его клонов. У Янь Чжэнмина были заняты руки, он не мог справиться сразу со столькими вещами. Каждый раз, когда один из клонов погибал, его лицо бледнело еще больше. А еще он должен был постоянно помнить о безопасности своего брата. Сейчас он очень хотел бы обрести тысячу глаз и конечностей [1] или иметь три головы и шесть рук [2].

[1] «Обрести тысячу глаз и конечностей» здесь используется фраза 手手手 (shǒushǒushǒu). Это в основном относится к Сахасра-бхудже Сахасра-нетра Авалокитешваре, бодхисатве, который воплощает сострадание всех Будд.

[2] «Иметь три головы и шесть рук» здесь используется фраза"三頭六臂 (sāntóuliùbì) о трёх головах и о шести руках (обр. в знач.: сильный, дюжий, мастер на все руки). Первоначально эта фраза относится к изображению Будды, о котором говорили, что у него три головы и шесть рук (Вероятно, сейчас люди с большей вероятностью вспоминают Нэчжа, когда слышат эту фразу).

Чэн Цянь не посмел отвлекать его, поэтому он собрался с духом и проигнорировал металлический привкус крови во рту.

Это было ужасно. Лицо Чэн Цяня мгновенно стало пепельно-бледным, меч почти выпал из его руки. Шуанжэнь, казалось, тоже почувствовал его слабость, и начал быстро поворачиваться к нему.

Находясь в оцепенении, Чэн Цянь почему-то чувствовал себя так, будто он стоял у берега древнего бурного моря. Вода перед ним, казалось, пришла из пустынного и темного подземного мира, что лежит далеко на севере, холод пронизывал его до костей, тишина была такой осязаемой, почти оглушительной. Странная мстительная ярость внезапно поднялась в его груди. Почему оружие, которое должно было стать легендарным, было запятнано клеветой народа? Почему редкий гений с необычайным талантом должен был нести позор предков и преемников?

Внезапно позади него раздался детский голос.

— Плохие люди! Заколи плохих людей! Не трогайте моего третьего брата!

Что-то пролетело мимо уха Чэн Цяня. Издав резкий звук, игла поиска души устремилась к одному из людей в масках. Аура меча нападавшего практически разорвала одежду Чэн Цяня, но из-за иглы человек вынужден был убрать свое оружие, чтобы защититься. Каким-то образом Чэн Цянь остался невредим.

Чэн Цянь немедленно пришел в себя и с трудом перевел дыхание. Он понял, что его энергия почти иссякла, и Шуанжэнь обернулся против него. Самое ужасное, что он не мог просто выбросить этот меч, ведь люди в масках не знали пощады. Все больше и больше их выходило вперед, чтобы нанести удар.

Чэн Цянь даже не оглянулся, но, когда он потянулся назад, то безошибочно нашел голову Лужи.

— Ш-ш-ш, не плачь, — небрежно сказал он. — Все в порядке, прибереги свои иголки для поиска души.

Лодка не может выйти из порта, если выхода нет... Чэн Цянь поднял голову, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина, находящегося почти на пределе своих возможностей, и подумал: «Может, лучше будет позволить старшему брату взять малышку и прорваться через осаду на своем мече».

Для Янь Чжэнмина вынести Лужу было не так-то просто, но как насчет Хань Юаня и Ли Юня?

Прежде чем Чэн Цянь успел что-то придумать, он вдруг услышал удивленный возглас Ли Юня.

В конце концов, Янь Чжэнмин не смог одновременно продолжать летать и поддерживать так много клонов, его силы внезапно иссякли и он упал. Ли Юнь поспешно сложил печать, образуя над землей невидимую сеть. По крайней мере, глава их клана избежал приземления на лицо.

Янь Чжэнмин опустился на колени, слегка пошатываясь. На мгновение он почувствовал себя таким опустошённым, что у него даже не было сил встать.

Чэн Цянь был вынужден действовать. Используя плечо Хань Юаня как трамплин, он подпрыгнул вверх. Шуанжэнь очертил в темном небе яростную дугу. При помощи ледяной Ци этого легендарного смертоносного оружия он заставил людей в масках отступить. Чэн Цянь чувствовал себя так, словно все его конечности пронзили бесчисленные иголки, будто многочисленные заклинания истощили его сердце. Он знал, что это означало. Каналы меридиан в его теле были полностью опустошены.

Но теперь, даже в таком состоянии, мог ли он отступить?

Привкус железа заполнил рот Чэн Цяня, когда он вонзил Шуанжэнь в землю, не заботясь о том, что мог сломать знаменитый меч. Издав резкий звук, Шуанжэнь отправил его обратно в воздух. Чэн Цянь инстинктивно нанес еще один удар, но прежде чем он завершил свою технику, он уже не мог продолжать двигаться. Аура клинка, охранявшая его тело, рассеялась. Бесчисленное количество орудий давило на Шуанжэнь, пытаясь разорвать его в клочья.

Для остальных было уже слишком поздно спасать его.

И тут кто-то воскликнул:

— Наглец!

Волна огромной энергии хлынула вперед, мощная и в то же время нежная. Одним махом она с легкостью отбила атаки, направленные на Чэн Цяня, не причинив ему ни малейшего вреда.

Тело Чэн Цяня внезапно стало легким, и он упал. Янь Чжэнмин бросился вперед, чтобы поймать его.

Янь Чжэнмин понятия не имел, как он добрался до него вовремя. Когда клинки приблизились к Чэн Цяню, Янь Чжэнмин почувствовал, как его собственное сердце ухнуло вниз, готовое разорваться у него внутри.

Чэн Цянь на мгновение потерял сознание. К счастью, это продолжалось не слишком долго. Когда его взгляд, наконец, сфокусировался, он обнаружил, что люди в масках, заполонившие порт, оказались сметены, а в центре поля боя освободилось большое пространство. Кто-то кричал от боли, не в силах встать, другие попадали в море.

В то же время он понял, что его пальцы все еще крепко сжимали Шуанжэнь, не ослабляя хватку даже на грани смерти.

Чэн Цянь уже собирался вскарабкаться наверх, но чья-то рука тут же прижала его обратно, не оставив места для споров. Не поворачивая головы, юноша услышал, как бешено колотится сердце Янь Чжэнмина. Он стоял на коленях, его руки дрожали, пока он крепко держал Чэн Цянь. Только когда Чэн Цянь открыл глаза, Янь Чжэнмин облегченно вздохнул и тихо приказал:

— Не двигайся!

Тан Ваньцю лежала на боку. Вероятно, против Чжоу Ханьчжэна у нее не было никакого преимущества. Ее лицо казалось болезненным, похоже, она тоже могла быть ранена.

Но даже в этом случае, увидев их спасителя, она не выглядела ни в малейшей степени счастливой. Вместо этого она еще больше забеспокоилась.

— Владыка, — тихо поприветствовала Тан Ваньцю.

Чжоу Ханьчжэн бросил на нее холодный взгляд, намереваясь запомнить обиду сумасшедшей женщины, но когда он обернулся, его лицо снова приняло приятное выражение. Он словно играл на публику. Медленно развернув веер, он приветственно обхватил кулак свободной рукой и склонил голову в сторону владыки острова, стоявшего на гигантской скале:

— Приветствую владыку острова.

Мужчина даже не взглянул на него, повернувшись к Тан Ваньцю, он произнес:

— Ваньцю, приведи сюда детей. Похоже, я ошибся в своих расчетах.

Тан Ваньцю ничего не ответила. Она сделала знак Янь Чжэнмину следовать за ней и поднялась по каменным ступеням, высеченным за большой скалой.

Чэн Цянь стиснул зубы. Он собирался было опереться на своего старшего брата, чтобы встать, но Янь Чжэнмин снова прижал его к земле.

И тут он понял, что парит в воздухе. Его старший брат поднял его на руки.

Первоначально сбитый с толку разум Чэн Цяня мгновенно проснулся от потрясения. Как щенок, упавший с высоты, он в панике схватил Янь Чжэнмина за плечо, опасаясь, что его «нежный» брат уронит его. От падения он, вероятно, не умрет, но оставался вопрос, на что он приземлится.

Янь Чжэнмин чуть ли не до смерти перепугался из-за него. Все еще взволнованный, он строго сказал:

— Лежи спокойно.

Чэн Цянь замолчал и застыл, как камень, позволяя Янь Чжэнмину делать все, что ему заблагорассудится.

Суровое лицо владыки острова слегка смягчилось. Посмотрев на Янь Чжэнмина, он перевел взгляд на меч Чэн Цяня.

Зрачки владыки сузились. Какое-то мгновение он смотрел на кровавый иней, покрывший клинок, а затем отвернулся. Он обвел бесцельным взглядом окрестности, будто искал кого-то. Но кроме темноты небес и моря, а также смертоносных на вид неровных скал, возвышающихся среди них, он так ничего и не нашел.

Владыка острова опустил глаза и тихо вздохнул. Давящая аура грозного мастера рассеялась, и он вновь сделался похожим на мрачного ученого. Повернувшись, он сказал:

— Давайте вернемся.

Увидев эту картину, некоторые из людей в масках уже собирались броситься в погоню, но Чжоу Ханьчжэн поднял руку, останавливая их.

Со слабой улыбкой он смотрел на спину владыки острова. От слов, которые он произнес, веяло холодом и угрозой:

— Что за человек, по-вашему, Гу Яньсюэ и кто вы такие, чтобы идти против него? Вы смерти ищете, пытаясь его преследовать?

Тан Ваньцю еще не успела уйти далеко, когда услышала его слова. Она бросила на Чжоу Ханьчжэна острый взгляд и сказала:

— Владыка, зачем вы держите здесь этого мерзкого человека по имени Чжоу, лучше было бы поскорее убить его!

Владыка не обернулся и продолжил идти вперед. Услышав ее речи, он слегка усмехнулся, но его намерения так и остались неясны.

Среди заклинателей было не мало тех, кто мог и вовсе не знать ничего о нынешнем императоре или премьер-министре, но не нашлось бы среди них никого, кто не знал бы об острове Лазурного Дракона. Кланы высоко ценили своих людей. Многие из вчерашних бродяг, вышедших из лекционного зала, смогли стать настоящими заклинателями. Более того, уровень совершенствования владыки острова был чрезвычайно высок, его даже называли «Величайшим мастером Поднебесной».

Среди простых людей всегда были почитаемы пять основ: «Небо, земля, император, семья и учитель». Но заклинатели жили гораздо дольше смертных, семейные отношения для них не имели такой ценности, и слово «семья» было вычеркнуто. Они также отказывались подчиняться влиянию людских законов, так что для них не было никакого «императора», чтобы принимать его во внимание. Из пяти основ остались лишь «небо, земля и учитель». К своему учителю заклинатели относились теплее, чем к семье. Нетрудно было догадаться о весомости титула «Величайший мастер Поднебесной».

Пожелай они рассказать об этом другим, поверил бы кто-нибудь, что владыка острова Лазурного Дракона, лидер Четырех Святых, Гу Яньсюэ, мог бы выглядеть таким мрачным и уязвимым?

Среди Четырех Святых владыка острова Лазурного Дракона, возможно, и не отличатся самым высоким уровнем совершенствования, но все безмолвно признавали его своим лидером. Конечно, это было неспроста.

Группа поспешила в главный порт острова Лазурного Дракона, где разгорелась жестокая битва.

Оказалось, все ночные патрули и ученики собрались здесь, будучи втянутыми в конфликт с противоборствующей стороной.

Десятилетний Небесный рынок был великим событием в мире заклинателей. Мог ли какой-нибудь грозный мастер из какого-либо уважаемого клана, забыть о вежливости? Но непрошенные гости не проявляли никаких дружественных намерений. На море разыгрался шторм, бесчисленные корабли были едва различимы на темной глади вод. Свет, испускаемый мечами, мерцал в небе подобно звездам, волнами вздымаясь ввысь.

Стоило приглядеться внимательнее, чтобы понять — слух, распространенный бродячими заклинателями, оказался правдив: среди приближавшейся толпы виднелась фигура водяного дракона!

Будто бы место рядом с владыкой острова гарантировало безопасность, Ли Юнь, наконец, вырвался из объятий паники и вновь вернулся к своему знающему «Я». Он сказал:

— Это не Лазурный дракон. Лазурный дракон — древний небесный зверь, зачем ему появляться в царстве людей? Это всего лишь водяной дракон. Странно, но ведь эти создания водятся лишь в Западном дворце? Как он оказался в Восточном море?

— Наверное, его украл какой-нибудь темный заклинатель, — сказал Хань Юань.

Ли Юнь остановился на мгновение и собрал свою Ци в глазах, пристально глядя вдаль.

— Знамя Паньлун [3], — удивленно произнес он, — там, на корабле, знамя Паньлун! Но с чего бы это Западный дворец…

[3] 蟠龙 (pánlóng) – орнамент в виде дракона, обившегося вокруг своей головы. Китайский уроборос.

Остров Лазурного Дракона и Западный дворец были частью десяти великих кланов. Западный дворец располагался в довольно уединенном месте, всегда подчеркивая тот факт, что они предпочитают совершенствоваться вдали от внешнего мира. Их никогда не интересовали дела за пределами их клана, и, похоже, не было никаких новостей о вражде, так для чего им понадобилось преодолевать такое большое расстояние до острова Лазурного Дракона, чтобы вызвать неприятности?

Загрузка...