Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Официант видел, что Чэн Цянь имел вид человека с блестящими перспективами. К тому же, юноша был довольно хорошо одет, поэтому, конечно же, он был готов подлизаться к нему. Официант вышел вперед и подобострастно заговорил:

— Молодой господин, не стесняйтесь спрашивать.

— Я слышал, что менее чем в тридцати ли к востоку отсюда есть волшебная гора. Говорят, это место особенное, поэтому я желал посмотреть на её своими собственными глазами, но не смог найти. Я хотел бы спросить, может, кто-то из местных знает дорогу?

Когда официант услышал вопрос, выражение его лица стало более серьёзным. Он оглядел Чэн Цяня и осторожно спросил:

— Что, вы тоже один из этих бессмертных заклинателей?

— Бессмертный — это слишком громко сказано, — улыбнулся Чэн Цянь. — Я действительно практиковал некоторые методы самосовершенствования, но меня так и не приняли ни в один клан. Я бы не осмелился назвать себя заклинателем. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Много ли людей спрашивали об этой горе?

Официант закинул полотенце себе на плечо и рассмеялся.

— Два дня назад другие гости тоже приглашали меня поговорить. По правде сказать, этот скромный человек и есть самый настоящий местный житель, который родился и вырос здесь. Я слышал легенду о Небесной горе от моего деда, но никто никогда её не видел. Разве могут глаза обычных людей увидеть жилище бессмертных?

— Так ты говоришь, что посмотреть на неё приходили многие бессмертные, но они тоже не смогли ничего найти?

Официант ответил с улыбкой:

— Это просто легенда. Но виды там действительно красивые. Если молодой господин желает, он может сходить туда и как следует отдохнуть.

Официант уже собирался уходить, но Чэн Цянь вновь окликнул его:

— Подожди, ты сказал, что два дня назад кто-то еще искал эту гору. Куда они пошли? Если я поспешу и догоню их, то, возможно, смогу составить им компанию.

— Я видел, что они направились к главной дороге, но молодой господин, эти люди не выглядели дружелюбными. Они были больше похожи на тех, с кем не следует шутить. Было бы лучше, если бы молодой господин не провоцировал их.

Сердце Чэн Цяня дрогнуло, когда он услышал эти слова. Большая группа людей, стремящаяся к горе Фуяо… Чего они хотели?

Не дожидаясь, пока чай остынет, Чэн Цянь поднялся на ноги и вышел из таверны. Он ходил по этой дороге всего однажды, и это было ещё тогда, когда они спустились с горы.

Поскольку кортеж его старшего брата, целиком состоявший из больших экипажей, выглядел как свадебная процессия и никак не мог проехать по узкой тропинке, им пришлось устроить большое представление, путешествуя по главной дороге. В то время он даже на лошади толком не умел ездить, не говоря уже о полете на мече. Он постоянно отвлекался, пытаясь делать два дела одновременно, и учитель вынужден был присматривать за ним всё путешествие…

Фигура Чэн Цяня превратилась в морозную дымку, бесшумно следующую по указанному пути. В этом месте каждая травинка, каждое дерево хранили частицы его воспоминаний.

Он прошел около двадцати ли, но внезапно остановился. Почти сделав шаг, он едва успел убрать ногу. На ближайшей узкой тропинке напротив друг друга лежали два камня. Все это выглядело очень продуманно, будто кто-то намеренно сложил их там. На камнях были вырезаны едва заметные заклинания.

Заклинания образовывали сеть, перерезавшую главную дорогу пополам. Стоило кому-то пройти мимо, и он наверняка бы потревожил людей, установивших эту ловушку.

Чэн Цянь нахмурился. Он сосредоточил всю свою энергию в глазах, посмотрел вперед и увидел, что сеть раскинулась повсюду. Заклинания были наложены очень аккуратно, слой за слоем. Камни на обочине, земля под ногами, даже неровные деревянные таблички, укрывшиеся в тени зеленых деревьев, все это были части ловушки.

Когда он окинул взглядом это место, в его сердце внезапно вспыхнул неописуемый огонь. Кто этот человек, крадущийся у подножия горы Фуяо?

Но, несмотря на бешено колотящееся сердце, Чэн Цянь не спешил давать волю своему сознанию. Через каждые два шага он отступал на один назад, старательно избегая ловушек. По мере того, как он продвигался вперед, его тревога росла. Даже не высвобождая своё сознание, он смутно чувствовал, что заклинатель, вырезавший все эти амулеты, определённо не был слабаком. Там, где их линии встречались, просачивалась та же кровавая аура. Не трудно было догадаться, что этот человек не практиковал надлежащий метод совершенствования.

Честно говоря, обычным заклинателям не запрещалось отнимать жизни. Но зачастую они делали это не ради убийства и не вынашивали никаких дурных намерений. Так что, сколько бы человеческих жизней они ни забрали, на них не оставалось ни следа кровавой ауры. Но заклинатели, следующие по Тёмному пути, были другими. Когда Чэн Цянь впервые вступил в клан, он по невежеству отправился исследовать три тысячи способов развития демонов и считал, что между «тёмным» и «правильным» нет большой разницы. Он даже спросил об этом у учителя. Но теперь он понял, что, может на первый взгляд они и казались похожими, их суть была абсолютно разной.

Самосовершенствование достигалось путем общения с окружающим миром, а также стремлением заклинателя получить чистую Ци небес и земли, чтобы сформировать ядро. Но суть Тёмного пути была всепоглощающей, она только принимала, ничего не отдавая взамен. Таким образом, для тёмных совершенствующихся не было никакой разницы между чистым и испорченным. Хотя их продвижение было быстрым, эта зловещая энергия со временем накапливалась. Даже если они не были запятнаны кровью, амулеты, которые они вырезали всё равно несли в себе кровавую ауру.

Но стоило следующему по Тёмному пути нарушить правило и запачкать руки, всё выходило из-под контроля. Никто больше не мог вернуть их обратно. Из-за этого с самых древних времен тёмные заклинатели крайне редко достигали Дао.

Те, кто вступал на этот путь, должны были быть готовы рискнуть всем и больше никогда не оглядываться назад.

Даже для Чэн Цяня прохождение через эту сеть заклинаний требовало больших усилий, но он так и не увидел никакой «группы людей», о которых упоминал официант. Когда Чэн Цянь с осторожностью обошёл ловушки, и вышел на открытую местность, он увидел перед собой поляну. На поляне, спиной к юноше, стоял высокий мужчина.

Этот человек самонадеянно распространил своё сознание по округе. Во всём его облике сквозила какая-то странная наглость, словно он безмолвно объявлял себя единственным властелином равнин, и даже воздух вокруг него был пропитан кровью. Чэн Цянь не мог сразу определить его уровень самосовершенствования, поэтому он спрятался за деревом и обуздал свою живую ауру, сделавшись похожим на мертвеца.

Тем временем, стоявший к нему спиной незнакомец, уже почти завершил создание заклинания. Но на полпути он вдруг начал вести себя странно.

Чэн Цянь увидел, как тот напрягся, словно перед лицом врага и что-то быстро прошептал себе под нос. Потом он вдруг разозлиться на пустое место. Он ударил ногой по земле и закричал, словно сумасшедший:

— Как ты смеешь!

Сказав это, мужчина вновь задеревенел, сделавшись похожим на марионетку, которую дергали за ниточки. Вскоре после этого он резко прекратил борьбу. Мрачно и зловеще рассмеявшись, он ответил сам себе:

— Почему это я не смею, никчёмный ты человек?

Чэн Цянь нахмурился. Нянь Дада, порой, тоже разговаривал сам с собой, но это было скорее смешно. Когда же это делал тёмный заклинатель, у любого человека по спине побежали бы мурашки.

В следующий момент заклинатель взревел от ярости и начал бить себя в грудь. Он бил так сильно, что по всей округе разносился оглушительный рёв ветра, смешавшийся с раскатами грома. Он совсем не сдерживался. От удара, из его ладони вырвался сгусток тёмной энергии. Не ясно было, ранил ли он себя сам, или это тёмная энергия ранила его руку. В любом случае, он проиграл дважды.

Пошатываясь, мужчина сделал два шага назад и сплюнул полный рот крови.

Чэн Цянь подумал про себя: «Что же это за безумие?»

И тут откуда-то издалека донесся удивлённый возглас. Амулеты, установленные по всему периметру, немедленно среагировали, и в воздухе расцвел ослепительный фейерверк. В мгновение ока из-под земли вырвались бесчисленные окровавленные когти, тут же превратившиеся в прочные цепи, и грубо схватили нарушителя. Попавшегося в ловушку швырнуло вниз и протащило по траве.

Этим несчастным оказалась Лужа.

Она не ожидала, что Чэн Цянь смешается с простым народом, и уже бог знает сколько времени осматривала лес в своем птичьем обличье. Чем дольше она искала, тем больше разочаровывалась. Она была истощена физически и морально, потому потеряла бдительность и легко угодила в ловушку тёмного заклинателя.

Когда её поймали, она немедленно превратилась обратно в человека, пытаясь сопротивляться, но быстро поняла, что её Ци оказалась полностью подавлена демонической энергией.

Упав, Лужа едва не выругалась вслух, но в конце концов сдержалась, чтобы не рассердить незнакомца. Она знала, что брат, должно быть, оставил что-то на её теле, чтобы защитить ее. Стараясь не издавать ни звука, девушка свернулась калачиком на земле, изображая мертвую, и сосредоточилась на борьбе с тёмной Ци, вошедшей в ее тело.

Лужа была права. В тот момент, когда эти цепи схватили ее, лента в её волосах порвалась. На ленте был амулет, оставленный Янь Чжэнмином. Именно из-за действия «Нитей марионетки» эти цепи не пронзили ее насквозь.

«Нити марионетки» созданные заклинателем, взращивающим изначальный дух, были совсем не похожи на то, что Чэн Цянь когда-то дал Сюэцину. Янь Чжэнмин и Ли Юнь были неподалёку, и как только амулет сломался, Янь Чжэнмин зафиксировал местоположение Лужи, и братья немедленно поспешили туда.

Но Чэн Цянь, все это время прятавшийся за деревом, совершенно не узнавал Лужу. Взрослея, девочки сильно преображались. Порой, когда малышка превращалась во взрослую барышню, она становилась почти неузнаваемой по сравнению со своим первоначальным обликом. Более того, в этот момент Лужа спрятала свои крылья.

Чэн Цянь понятия не имел, кто она такая, поэтому не показывался и продолжал наблюдать со стороны.

И тут Лужа вдруг почувствовала, что цепи вокруг неё ослабли. Она услышала, как сильный демон в панике воскликнул:

— Барышня, скорее бегите!

Лужа была ошеломлена. Но, прежде чем она почувствовала облегчение, цепи снова натянулись. Тон демона изменился, он мрачно произнёс:

— Чёрт возьми, это просто маленький столетний монстр!

Левая рука тёмного заклинателя резко вытянулась вперед, пальцы сжались в подобие когтей, собираясь сомкнуться на цепях. Но его правая рука крепко сжала левое запястье, как бы останавливая его. Первый голос снова взревел:

— Хватит прикидываться мёртвой! Скорее беги, я долго не продержусь!

Это был первый раз, когда Лужа встретила такого странного тёмного заклинателя. В конце концов, её любопытство взяло верх. Рискуя собственной жизнью, она просто не могла не взглянуть на него.

В тот момент, когда она подняла голову, девушка забыла, что должна была сбежать.

Она ошеломлённо воскликнула:

— Четвёртый старший брат?!

Глаза этого демона горели ярко-красным, а лицо было перекошено злобой. Его черты исказились почти до неузнаваемости, но она с первого взгляда поняла, что это был не кто иной, как Хань Юань. Хань Юань, которого они никак не могли найти, как бы ни старались!

Когда она окликнула его, Хань Юань тоже, казалось, удивился. Выражение его лица смягчилось, и его взгляд упал на Лужу. Но будто в недоверии или недоумении, он избегал долго смотреть на неё. Через некоторое время его губы наконец зашевелились, и он тихо произнёс:

— Ты, ты… Младшая се... Ах!

Прежде чем он успел договорить, демоническая аура снова вырвалась наружу. Вся его фигура, казалось, превратилась в чёрный туман.

Холодный голос вновь произнёс:

— Так ты, оказывается, и есть Хань Тань. Так даже удобнее!

Как только он сказал: «Хань Тань», зрачки Чэн Цяня сузились, и он больше не мог думать о чем-либо другом. Еще до того, как он появился в поле зрения, тень ледяного меча уже ринулась вперед, намереваясь разрубить цепи, связывающие девушку. В то же время откуда-то сверху раздался протяжный свист, и земля содрогнулась. Заклинания, установленные Хань Юанем, были разрушены мощной аурой меча.

А потом, прямо перед ними, как ветер, пронеслась человеческая фигура. Аура меча устремилась к Хань Юаню, напирая на него, как гора.

Лужа закричала:

— Нет! Четвёртый старший брат...

В урагане летящих искр и камней Чэн Цянь больше не мог думать о правилах клана Фуяо. В воцарившейся суматохе он инстинктивно защитил Хань Юаня и протянул руку, чтобы призвать свой клинок обратно.

«Падение из процветания» столкнулось с «Головокружительным полетом птицы Рух».

На лезвии меча вновь прибывшего образовалась трещина. Два клинка, имевшие одно и то же происхождение, наконец, встретились.

В этот момент все присутствующие оказались ошеломлены.

Глава 54. Сто лет, Чэн Цянь.

Меч Янь Чжэнмина выпал из его руки и со звоном упал на землю. Юноша был одним из самых выдающихся заклинателей своего поколения, но он даже не заметил, как собственный клинок ударил его по ноге.

Сгущались сумерки. Человек перед ним был подобен сердечному демону. Он ничем не отличался от тысяч портретов, что устилали пол юноши холодными ночами. Казалось, что его три небесных и семь земных душ растворились в одно мгновение. Янь Чжэнмин тут же позабыл обо всем, что происходило вокруг него.

Порой, некоторые люди принимали желаемое за действительное. Несмотря на то, что они полностью осознавали свою потерю, они продолжали воображать, что «в загробной жизни им обязательно выпадет шанс на воссоединение». Но Янь Чжэнмин не был одним из них. Много лет назад он собственными руками похоронил Чэн Цяня и запретил себе даже думать об этом.

Он всегда чувствовал, что недостаточно силен, чтобы двигаться вперед.

Янь Чжэнмин не мог точно сказать, было ли все происходящее реальностью или сном. Ему казалось, что все будто возвращается назад, к самому началу. Он посмотрел на это лицо, навеки запечатлённое в его сердце, стоявшего неподалеку Хань Юаня, окружённого чёрным туманом, и словно вернулся на тот необитаемый остров в Восточном море. Вернулся в худший день своей жизни.

Янь Чжэнмин резко схватил Чэн Цяня за плечо и, не обращая внимания на острый меч в его руке, толкнул юношу себе за спину. Будто бы он бесчисленное количество раз репетировал это в своих снах, вкладывая в это действие все свои сожаления.

Чэн Цянь, очевидно, никак не ожидал, что человеком, с которым он столкнется, окажется глава его собственного клана. Так и не успев ощутив предвкушение и страх от возвращения домой, он оказался совершенно неподготовлен к тому, чтобы сразу попасть в столь затруднительное положение. Ошарашенный, он неуклюже убрал свой сверкающий меч, чтобы случайно не ранить кого-нибудь при первой же встрече. Толчок Янь Чжэнмина заставил его на мгновение пошатнуться, прежде чем он успел восстановить равновесие.

Гора Фуяо была сокрыта в тайном месте. А все находившиеся рядом ученики, были либо потрясены, либо смущены, либо дрались, либо плакали.

Спустя сто лет клан наконец-то воссоединился. Но никто не ожидал, что это случится именно так.

Янь Чжэнмин балансировал на грани между безумием и спокойствием. Он решительно отбросил хаотичные мысли, намереваясь разобраться с ними позднее. Не глядя на Чэн Цяня, он обратился к, стоявшему напротив него, Хань Юаню, смутно ощущая, что, если обстановка и осталась прежней, то люди — нет1.

1 物是人非 (wù shì rén fēi) – вещи остались прежними, а люди - нет; обстановка прежняя, а люди другие; из тех, кто был, никого не осталось.

— Раз уж пришел, так оставайся.

Сказав это, он даже не взглянул на треснувший меч, валявшийся на земле. Его Ци ударила в сторону Хань Юаня, образовав в воздухе бесчисленные острые лезвия. Казалось, они заслоняли собой все небо и могли полностью покрыть землю.

Но этот тёмный совершенствующийся, похоже, полностью завладел телом Хань Юаня. Юноша открыл рот и выплюнул облако чёрного тумана. Туман тут же превратился в огромного призрачного орла. Птица издала резкий крик и расправила крылья, плавно окутав Хань Юаня.

Увидев приближающиеся клинки, этот человек, должно быть, понял, что сегодня его замысел провалился, потому, применив какую-то неизвестную технику, он попросту исчез.

Когда тьма рассеялась, все вновь посмотрели на землю, но там остался лишь вырезанный из белой бумаги человечек, разрубленный ровно посередине.

Хань Юань... Этот тёмный заклинатель увидел, что находится в невыгодном положении и сбежал.

Ошеломленный Янь Чжэнмин на мгновение застыл на месте. Он никак не мог собраться с духом, чтобы оглянуться назад. Будто всё его тело заржавело. Повременив немного, он несколько раз глубоко вдохнул и резко повернулся. Юноша не мигая уставился на Чэн Цяня.

Всю свою жизнь, не важно, до смерти или после, Чэн Цянь никогда не пасовал перед лицом неприятностей. Но в этот момент, воссоединившись после столь долгой разлуки, взгляд старшего брата вдруг вызвал у него желание бежать.

Ли Юнь растерянно оглядывался, будто все это время пребывал в состоянии странного сна. Через некоторое время он, наконец, пробормотал:

— Сяо... Сяо Цянь? Что… Что здесь происходит?

Лужа бессвязно пробормотала, еле сдерживая слёзы:

— Третий старший брат, я видела твой меч в Шу. Но когда я погналась за тобой, ты уже ушёл. Я думала, что если это действительно ты, то ты обязательно вернёшься... Но я не знала, права я или нет, поэтому не осмелилась сказать об этом старшим братьям.

Она быстро опустила голову. Ее руки все еще были закованы в цепи, гулко звякнувшие в ответ на ее попытку вытереть слезы. Долго боровшись с рыданиями, она, наконец, спросила, тоном маленькой девочки, с которой крайне несправедливо обошлись.

— Ты... почему ты не дождался меня?

Сердце Чэн Цяня, остававшееся неподвижным в течение последних десятилетий в ледяном озере, сжалось. Какое-то мгновение он не мог подобрать слов.

Янь Чжэнмин медленно поднял руку, чтобы коснуться лица Чэн Цяня. Кожа юноши была холодной, будто температура его тела была намного ниже, чем у обычного человека. Шуанжэнь, что он всегда носил с собой, казалось, тоже узнал Чэн Цяня. Он беспокойно загудел и принялся мелко дрожать. Сердце Янь Чжэнмина пребывало в смятении, будто в нем сотрясались целые горы. Он так хотел спросить, где Чэн Цянь был все эти годы, хотел спросить, осталась ли рана в его груди. Он хотел узнать, как проходили его дни, испытывал ли он когда-нибудь какие-либо трудности... Тысячи слов и вопросов заставили его разум опустеть.

Но он не мог произнести ни звука. По сравнению с его нынешним состоянием, все, что он собирался сказать, казалось неуклюжим и небрежным.

Наконец все эти мысли слились в одну и превратились в тихую, почти отчаянную мольбу. Янь Чжэнмин подумал: «Неужели это реальность?»

Чэн Цянь слегка опустил глаза, избегая взгляда Янь Чжэнмина, и тихо позвал:

— Старший брат.

— Ну, — неопределенно ответил Янь Чжэнмин. — Ты все ещё здесь?

Его голос был едва слышен. Произнеся всего пару слов, он попытался было продолжить, но следующие строчки, казалось, застряли у него в горле, и он смог сказать лишь:

— Ты все ещё помнишь меня.

Чэн Цянь слегка сжал его руку, и юноше внезапно стало трудно дышать.

Белки глаз Янь Чжэнмина медленно налились кровью.

— Почему ты не искал нас все эти годы?

Чэн Цянь молчал.

Янь Чжэнмин вдруг резко вырвал свою руку из хватки Чэн Цяня и, не сдерживаясь, ударил его в живот. Чэн Цянь даже не попытался увернуться. Он застонал от боли, тут же ощутив во рту привкус железа. Прежде чем он успел сделать хоть один глоток воздуха, последовал второй удар. С полным ртом крови, Чэн Цянь рухнул на колени и закашлялся.

Ли Юнь, наконец, вышел из оцепенения и бросился вперед, схватив Янь Чжэнмина за пояс и попытавшись оттащить его подальше.

— Что ты делаешь?

Но Янь Чжэнмин атаковал без разбора, поэтому Ли Юнь тоже получил локтем под ребра.

— Отпусти!

Ли Юнь проревел ему в ухо:

— Ты с ума сошёл?!

Голос Янь Чжэнмина был хриплым, как скрежет ржавых мечей. Он глухо сказал:

— Я был сумасшедшим в течение ста лет!

У Чэн Цяня звенело в ушах, но он никак не мог найти в себе силы разозлиться.

Тан Чжэнь забрал все его воспоминания, и он более пятидесяти лет провел в уединении в ледяном озере, в то время как его братья проживали свои дни, кочуя по всей Поднебесной, без крыши над головой. Теперь он чувствовал себя так, будто все это время только и делал, что уклонялся от своих обязанностей и бездельничал свободный от забот. Когда Чэн Цянь думал об этом, любой гнев, вспыхивающий в его груди, немедленно остывал, пеплом раскаяния опускаясь в его желудок.

Он ощущал сожаление и обиду на действия своего старшего брата, но никак не мог повлиять ни на одно из этих чувств. Казалось, что они могли вот-вот переполниться и вытечь вместе с кровью, пролиться меж его пальцев.

Чэн Цянь вдруг почувствовал, что, возможно, в этой жизни он никогда больше не будет так глубоко заботиться и переживать о ком-то ещё.

— С вас, ребята, ещё не достаточно? — воскликнула Лужа.

Она расправила крылья, сбросила цепи, сковавшие её тело, подбежала к Чэн Цяню и осторожно обняла его:

— Третий старший брат...

Даже маленький ребенок, которого все когда-то считали талисманом их клана, вырос. За исключением крыльев, что казались очень знакомыми, Лужа повзрослела и превратилась в юную барышню. Глядя на нее, Чэн Цянь почувствовал себя немного чужим.

Когда она приблизилась, юноша вдруг ощутил легкую неловкость и поспешно отстранился, махнув рукой. Некоторое время он не мог говорить, но взгляд его казался смущённым, а на губах играла лёгкая ностальгическая улыбка.

Изнурённый непродолжительной борьбой с Ли Юнем, Янь Чжэнмин, наконец, успокоился. Он некоторое время тупо смотрел на Чэн Цяня, затем закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем снова подойти к нему. За эти несколько шагов все его недовольство и возмущение своими страданиями, которые он никогда никому не мог доверить, исчезли.

Ему казалось, что он наконец-то очнулся от многолетних кошмаров.

Янь Чжэнмин отнял руку Чэн Цяня ото рта и потихоньку вытер кровь с уголка его губ.

— Тебе больно?

Немного поколебавшись, Чэн Цянь кивнул.

— Это хорошо, если тебе больно. — Янь Чжэнмин наклонился, чтобы обнять его, и устроил подбородок во впадине на плече Чэн Цяня. — Если ты ещё хоть раз посмеешь уйти так надолго, я точно забью тебя до смерти... Сто лет, Чэн Цянь. Целая жизнь, потраченная впустую…

В этот момент самообладание, что он изо всех сил пытался сохранить, полностью развалилось. Держась за плечи Чэн Цяня, Янь Чжэнмин истерически рыдал и смеялся, словно обнажая радость и горе каждого по отдельности. Остальные даже не знали, как выразить свои чувства, опасаясь, что после Господина Бэймина и учителя-ласки, на горе Фуяо появится ещё и обезумевший глава клана.

Это было бы просто замечательно.

Шум продолжался до середины ночи, пока Янь Чжэнмин, наконец, не успокоился. Лужа, как обычно, развела костер. Погода стояла жаркая и душная, потому ее братья старались держаться подальше от огня.

Чэн Цянь положил Шуанжэнь на колени и погрузился в медитацию, регулируя дыхание и полностью повинуясь прохладной ауре меча. Янь Чжэнмин молча сидел в стороне, охраняя его.

Не выдержав, Ли Юнь грубо толкнул Янь Чжэнмина.

— Глава клана, твое безумие излечилось?

Янь Чжэнмин ответил ему усталым взглядом и улыбнулся.

— Кажется, оно только ухудшилось.

Ли Юнь вздохнул и спросил:

— Почему Сяо Цянь побаивается жары? Разве он был таким раньше?

— А? — Янь Чжэнмин выглядел слегка ошарашенным. — Правда?

— Я помню тот день, когда мы собственноручно похоронили его на необитаемом острове. Его дыхание и пульс остановились. Ты продолжал тянуть время до тех пор, пока его тело не похолодело. У него не было ни малейшего шанса на выживание, как ты думаешь, что здесь происходит?

— Я не знаю, — рассеянно ответил Янь Чжэнмин.

Ли Юнь нахмурился, продолжив размышлять вслух.

— Если подумать, уже тогда во всем этом было что-то странное. Чжоу Ханьчжэн без труда одолел нас, но как только появился Сяо Цянь, его уровень совершенствования внезапно понизился. Как ты думаешь, это имело какое-то отношение к случившемуся? Старший брат, у меня есть одно предположение. Возможно ли, что... когда Сяо Цянь разлучился с нами, он встретил кого-то или получил что-то очень важное, что позволило ему сохранить свою жизнь?

Каким-то образом, лишь при помощи своих слепых теорий, Ли Юнь сумел описать большую часть событий. Но, к сожалению, некому было восхититься его находчивостью. Янь Чжэнмин, казалось, не услышал ни единого слова и не выказал ни малейшей реакции.

Ли Юнь раздражённо воскликнул:

— Старший брат!

— А ты не можешь подождать, пока он не проснется и сам всё не расскажет? — Янь Чжэнмин нетерпеливо поднял руку, намереваясь прогнать Ли Юня. — Откуда мне-то это знать? Ты еще не закончил, болтун? Иди отсюда.

Ли Юнь обиженно замолчал.

Он видел, что разум главы клана был полностью затуманен их третьим братом. В нем совершенно не осталось места, чтобы думать о чем-то еще, он даже не мог представить себе, каким образом все сложилось именно так.

Янь Чжэнмин перестал слушать Ли Юня и достал из-за пазухи белоснежную ленту для волос. Говорили, что она была соткана из шелка снежных шелкопрядов, привезенных из-за Великой стены. Жизнь снежного шелкопряда тяжела. Он мог прожить три тысячи лет, но шелка, произведённого им за все эти годы, хватило бы только на маленький кусочек ткани. Ткань эта была прохладной на ощупь и очень высоко ценилась на чёрном рынке. Даже «молодой господин, охочий до денег» Янь Чжэнмин, смог заполучить лишь эту маленькую ленточку, но так и не нашёл в себе силы использовать ее.

Он превратил свою энергию в тонкую нить, сосредоточенную на кончике пальца, и вырезал поверх этой чрезвычайно бесценной ленты амулет «Нити марионетки», да так, как если бы это была изящная вышивка. Он выглядел таким сосредоточенным, будто старался разом достичь единственной цели в его жизни. Когда задача была выполнена, он щёлкнул пальцами, отправив ленту к Чэн Цяню.

Ли Юнь глубоко вздохнул.

— Старший брат, пожалуйста, не теряй голову.

Один лишь взгляд Чэн Цяня смог напугать золотую цикаду Ли Юня до такой степени, что она больше не осмеливалась открыть глаза. Его уровень явно был выше уровня изначального духа. Такой мастер без труда мог распространить своё сознание вокруг себя даже во время медитации. Даже если он ничего не знал об окружающей его обстановке, ничто не смогло бы так легко приблизиться к нему.

Ли Юнь почти увидел, как огромная куча золота развеялась по ветру, и сердито повернулся к главе клана Янь. Он, наконец, понял, что именно Янь Чжэнмин имел в виду под «оно только ухудшилось».

— Т-ш-ш, смотри.

Лента для волос плавно подлетела к Чэн Цяню, ловко собрала его волосы и тут же завязалась в узел. С самого начала и до конца она не встретила никакого сопротивления.

Это означало, что, когда Чэн Цянь медитировал, у него не было никакой защиты.

Выражение лица Ли Юня несколько раз переменилось. Наконец, он едва слышно вздохнул.

— Глубокое синее море превратилось в шелковичные поля. Тебе не кажется, что он изменился?

Но Янь Чжэнмин лишь засмеялся и сонно прищурился.

— Я действительно хочу открыть гору Фуяо и вернуться домой.

Услышав его слова, Ли Юнь вдруг посерьезнел.

— Тебе не стоит действовать опрометчиво. Ты уверен, что сейчас подходящее время? Эти люди всегда наблюдают за нами.

Губы Янь Чжэнмина скривились в усмешке.

— Они всего лишь кучка презренных негодяев. Если они посмеют сделать хоть шаг, то уже не смогут сбежать... Это не та причина, по которой я никогда не пытался открыть гору.

Прежде Ли Юнь никогда об этом не слышал. Он думал, что знал причину и просто не мог не спросить:

— Тогда почему?

— Я просто не могу её открыть, — категорично заявил Янь Чжэнмин.

Ли Юнь резко повернулся и выпрямился.

— Что?

— Успокойся, нечего суетиться из-за каждого слова, — недовольно нахмурился Янь Чжэнмин, прежде чем продолжить. — Печать главы клана закрыла гору на три великих замка. Имя им: «Небо», «Земля» и «Человек». Ключом, что учитель оставил к замку «Человек», были ядра всех пятерых из нас. Тогда, из-за Сяо Цяня, я даже не пытался посмотреть, что за ключи требуются для «Неба» и «Земли».

Ли Юнь ошеломлённо молчал.

Неудивительно, что у старшего брата было такое отвратительное выражение лица после того, как он впервые вошел в печать главы клана!

Ли Юнь понизил голос и прошептал:

— Почему ты не говорил об этом раньше?

— А какой в этом смысл? — Янь Чжэнмин зевнул. — Я всегда искал способ обойти эти замки. У печати тоже есть свое собственное сознание. Хотя я и не знаю, насколько велика его сила, но я чувствовал его существование все эти годы. Сначала я думал, что если мне удастся стать достаточно сильным, чтобы подавить сознание печати, то таким образом я смогу открыть гору.

Ли Юнь в страхе спросил:

— Насколько сильным ты должен быть?

Янь Чжэнмин прикрыл глаза и неопределенно произнес:

— Сознание печати создано бывшими главами нашего клана. Как ты думаешь?

Ли Юнь все также хранил молчание, и Янь Чжэнмин тихо продолжил:

— Вот почему говорить об этом было бесполезно. Нам предстоит пройти ещё очень длинный путь…

Его голос постепенно стихал, и конец фразы был уже почти неслышен.

— Из того, что я услышал, я могу сказать лишь, что этот путь не просто длинный, он на самом деле бесконечен!

Янь Чжэнмин в ответ не издал ни звука. Умственно и физически истощённый Ли Юнь, глубоко вздохнул и улегся на спину, принявшись утешать себя.

— Сяо Цянь наконец вернулся, Сяо Юань... Ах, пусть это и сложно, но ведь не невозможно. У нас все еще есть надежда, верно?

Никто не ответил ему. Чэн Цянь безмолвно медитировал, Лужа заснула, свернувшись калачиком у костра. Её природной стихией был огонь, она не обожглась бы, даже если бы упала в этот костёр. Маленькие искорки, будто в танце, прыгали совсем рядом с ее чёрными волосами.

В эту летнюю ночь отовсюду доносился стрекот цикад, ещё больше подчеркивая тишину этого места. Там наверху, среди ночного неба, как шелковая лента, простирался Млечный Путь, где каждый мерцающий огонек, казалось, символизировал бесконечность.

С уходом лета приходила зима, деревья расцветали и увядали с течением времени.

Когда Ли Юнь снова оглянулся, то увидел, что Янь Чжэнмин уже заснул. Испытав невероятное горе и неимоверную радость за столь короткое время, он, наконец, познал усталость, намека на которую не было вот уже целую вечность. Но темная тень, глубоко залёгшая на его лице, исчезла.

Надежда всегда будет существовать, несмотря ни на что.

Глава 55. Странное чувство.

Едва только Чэн Цянь открыл глаза, как перед его взглядом тут же предстало зрелище чьего-то, похожего на метелку из перьев, затылка. Юноша ошеломлённо наблюдал, как метелка из перьев обернулась и энергично позвала его:

— Третий брат!

Чэн Цянь ещё не до конца пришел в себя, и прошлая ночь всё ещё казалась ему иллюзией.

— Что у тебя на голове? — растерянно спросил он.

Лужа с радостью ответила:

— Разноцветные птичьи перья! Мне идёт?

Чэн Цянь с трудом заставил себя отвлечься от этого зрелища и, помолчав с минуту, искренне сказал:

— Они несколько… ослепительны.

Лужа вскинула брови, потом оглядела его простое, не слишком новое ханьфу, и, наконец, почувствовала облегчение.

— Ладно, тебе все равно не понять, насколько они хороши, — с какой-то досадой сказала она. — Поторопись, сегодня мы возвращаемся в усадьбу.

Чэн Цянь хотел было ответить ей, что ему действительно «не понять», но они так долго не виделись. Казалось, он просто отвык. Юноша промолчал. Он лишь слегка склонил голову, отвел взгляд и спросил:

— Что за усадьба?

— Это наш новый дом!

Чэн Цянь забрал деньги, выделенные ему владыкой Нянь на дорожные расходы, подхватил Шуанжэнь и последовал за Лужей, прямо через растущий вокруг поляны лес. Подняв голову, он быстро нашёл взглядом Янь Чжэнмина, ждущего их на возвышенности. Несмотря на то, что Чэн Цяня никогда особо не заботило, как одевались другие люди, в тот момент он был поражен.

Старший брат, казалось, практиковал какой-то странный метод совершенствования. Даже будучи в глуши он всё равно умудрился переодеться. Всю его фигуру словно окутывало сияние. В руках у Янь Чжэнмина был, словно из ниоткуда взявшийся, веер, и теперь юноша ритмично похлопывал им по ладони... Сейчас он был совершенно другим человеком, нежели вчера вечером.

По сравнению с Лужей, похожей на фазана в человеческом обличье, контраст оказался слишком велик. Янь Чжэнмин выглядел как бессмертный, изгнанный в бренный мир.

Чэн Цянь посмотрел на Лужу со сложным чувством, решив, что глава клана, вероятно, неправильно воспитывал это дитя. Она научилась притворяться самовлюблённой, но так и не овладела искусством быть таковой на самом деле.

Лужа с любопытством огляделась вокруг и в замешательстве спросила:

— Где второй брат?

— Он отправился разузнать о местонахождении Хань Юаня. Вероятно, Ли Юнь вернулся в усадьбу ещё прошлой ночью. — Янь Чжэнмин окинул взглядом Лужу, зацепившись за разноцветные перья в волосах девушки. Ему действительно не терпелось устроить ей взбучку, но, по некоторым причинам, он сдержался и ничего не сказал. Он насилу придал своему лицу нейтральное выражение. — Для тебя у меня тоже есть поручение. Чжэши прислал письмо, скорее возвращайся назад.

На мгновение Лужа даже растерялась, а потом сказала с лёгким разочарованием:

— О, я хотела провести ещё немного времени с третьим братом.

Янь Чжэнмин недовольно подумал: «Она стала такой взрослой, но так и не научилась чувствовать ситуацию».

Но, сказанные вслух, эти слова прозвучали бы крайне неуместно, потому ему ничего не оставалось, кроме как с достоинством ответить:

— Он вернулся и больше никуда не уйдёт. Если у тебя есть что-то, что ты хотела бы сказать, отложи это до нашего возвращения. Важные дела всегда должны быть на первом месте.

Крылья Лужи выросли, но в душе она всё ещё была простодушной девочкой. Она тут же поверила в «важные дела» своего старшего брата и одарила Чэн Цяня ностальгическим взглядом. Увидев, что он кивнул, обещая не уходить, она, наконец, превратилась в маленькую птичку и улетела.

Отослав последнее препятствие, Янь Чжэнмин еще даже не успел этому порадоваться, как его тут же охватила внезапная нервозность. Какое-то время он молча размышлял, а после плюнул и окунулся в пучину самообмана: «Этот мальчишка ведь вырос вместе со мной, почему я нервничаю?»

Чувство вины Чэн Цяня не исчезло. Как только он увидел, что Янь Чжэнмин, похоже, хочет ему что-то сказать, он послушно отошёл в сторону и стал ждать. Но после долгого ожидания старший брат по-прежнему не произнес ни звука. Юноша был сбит с толку.

Янь Чжэнмин взглянул на него и случайно встретился с пристальным взглядом Чэн Цяня. Он быстро отвел глаза, раздраженно подумав: «С ума сойти, я всё ещё нервничаю, вот же…»

Тогда он снова повернулся, напустив на себя вид главы клана, дорожившего своими словами, как золотом, и бросил:

— Идём.

Вытащив меч, он взмыл в небо и завис в воздухе, ожидая Чэн Цяня. Рукава его одежд развевались на ветру. На первый взгляд казалось, будто Янь Чжэнмин вёл себя спокойно, как и подобает великому мастеру, но на самом деле это был блеф. Чэн Цянь тут же бросился догонять его. Каждый раз, глядя на его спину, он думал о прошлом своего старшего брата и о своём никчёмном поведении, чувствуя себя всё более и более несчастным.

На уме у Янь Чжэнмина было несколько вопросов. В конце концов, он выбрал тот, что больше всего беспокоил его на данном этапе и спросил:

— Кто дал тебе этот меч?

Это было всё равно, что держать в руке большой золотой зуб. Вряд ли Чэн Цянь сам его нашел. Возможно, какой-то необычный человек подарил его юноше.

Чэн Цянь ответил:

— Мне подарил его владыка долины Минмин.

Янь Чжэнмин вспомнил рассказ Лужи о вчерашнем дне и догадался, что «старейшиной долины» о котором говорил Нянь Минмин, был Чэн Цянь. Странный беспричинный гнев тут же вспыхнул в его груди.

— Долина Минмин? Ранее, когда я был там, этот старый толстяк даже не упомянул об этом, он что, хотел забрать тебя? Хм, он переоценивает себя.

Невиновный владыка долины Нянь, вероятно, почувствовал, как горят его уши.

Янь Чжэнмин же продолжил спрашивать:

— Что ты делал в долине Минмин?

— Одалживал ледяное озеро, чтобы восстановить своё физическое тело.

Янь Чжэнмин нахмурился. Кое-как отбросив ненужные мысли, он, в конце концов, сказал:

— Насколько я знаю, кроме перерождения изначального духа, нет никакого другого способа восстановить физическое тело. В противном случае, тогда, учитель не стал бы этого делать…

Чэн Цянь поразмыслил немного и просто ответил:

— Возможно, всё потому, что мне посчастливилось взрастить свой изначальный дух в камне сосредоточения души.

— Что такое: «камень сосредоточения души»? — нетерпеливо спросил Янь Чжэнмин. — Не мог бы ты объяснить всё с самого начала?

Это была очень длинная история. Чэн Цянь сделал паузу, изо всех сил стараясь найти это самое «начало», и продолжил с того момента, как он и Хань Юань случайно встретились с Тан Чжэнем. Затем он рассказал о том, как Вэнь Я дал ему камень сосредоточения души, а затем, как, наконец, восстановил свое физическое тело в долине Минмин. Но он не упомянул о той мучительной боли, что ему пришлось пережить и о семи Небесных Бедствиях, с которыми он столкнулся.

Жаль, что Янь Чжэнмин никогда не видел мир. Как он мог не знать, что такое изначальный дух?

Даже совершенствование изначального духа в собственном теле требовало от заклинателя множества усилий, ведь нельзя что-то построить, ничего не разрушив. Не говоря уже о совершенствовании во внешнем объекте. Кроме того, с древних времен формирование физического тела из внешнего объекта было делом неслыханным. Если бы это действительно было так просто, как говорил Чэн Цянь, все остальные живые существа уже давно превратились бы в людей. Зачем тогда вообще так усердно самосовершенствоваться?

Не говоря уже о совершенствовании в ледяном озере. Даже если бы оно десятилетиями вбирало в себя лаву, оно, вероятно, все равно смогло бы породить разве что камень.

— Даже если бы это был небесный артефакт, — продолжал Янь Чжэнмин. — Разве можно создать тело из куска нефрита, просто погрузив его в ледяное озеро? Сказать по правде, это невозможно.

Отношение Чэн Цяня к Янь Чжэнмину начинало постепенно меняться. Подумать только, что молодой господин из прошлого, который запросто мог сказать в лицо монаху о том, что он лысый, а потом недоумевать, почему тот сердится, однажды станет таким наблюдательным и осторожным. Видя, что ему не удастся скрыть правду, Чэн Цянь мог только сказать:

— Так как это против воли небес, то, естественно, не обошлось и без Небесных Бедствий.

Меч Янь Чжэнмина замер в воздухе.

— Что?

Его голос на мгновение охрип.

— Это было... Большое или Малое Небесное Бедствие?

Если заклинатели слишком быстро продвигались по пути самосовершенствования, рано или поздно, они неизбежно сталкивались с Небесным Бедствием. Обычно, на них обрушивалось от трех до пяти ударов. Но были еще и девять божественных громов, что являлись самыми смертоносными из всех. Это было наказание, чтобы никто из них не посмел забыть высоту неба и толщину земли. Небеса предупреждали простых людей, чтобы те были сдержанными на своем пути, чтобы они не слишком гордились собой — это и называлось «Малым Небесным Бедствием».

Но, когда возносился великий мастер, с небес спускалось Большое Небесное Бедствие. Даже если пережившие прежние испытания обладали способностью опрокидывать моря и горы, или создавать облака и дождь одним лишь взмахом руки, им все равно лишь чудом удавалось избежать смерти. То, что муравьи изо всех сил боролись за жизнь, пытаясь совладать с небом, уже было большим неуважением, не говоря уже об их стремлении к долголетию.

Говорили, что во время Большого Небесного Бедствия удары молний обрушивались на землю подобно проливному дождю. Сопротивляться было невозможно, и ничто не могло защитить заклинателя.

Чэн Цянь на минуту растерялся.

— Э-э-м…

Янь Чжэнмин немедленно подтвердил за него:

— Это было Большое Небесное Бедствие.

— О, это неправда. Я долгое время был изолирован от внешнего мира, мои знания ограничены. Я ничего не слышал о «Небесном Бедствии», но это было вовсе не оно. — как ни в чем не бывало, сказал Чэн Цянь.

В этом отношении Чэн Цянь, с детства умевший хорошо лгать, действительно был намного искуснее Лужи. Едва произнеся это, он продолжил спрашивать с соответствующей долей любопытства:

— Что такое «Большое Небесное Бедствие»?

Янь Чжэнмин молча посмотрел на него.

И Чэн Цянь осторожно добавил, в попытке смягчить ситуацию:

— В любом случае, я пережил его, но оно не показалось мне таким уж страшным. Наверное, это все же было «малое»?

Взгляд Янь Чжэнмина начал темнеть. Точно так же, как когда он был юн, и, если кто-то опрокидывал его курильницу, он не произносил ни слова, продолжая смотреть. Даже его ресницы, казалось, говорили: «Я очень расстроен, поторопись и извинись передо мной».

В прошлом Чэн Цянь лишь нетерпеливо думал: «Плевать на эту твою дурную привычку», — а затем оценивал серьёзность ситуации, чтобы решить, следует ли ему вообще предлагать какой-то компромисс. Но после стольких лет разлуки его сердце вдруг преисполнилось нежностью. Когда он оказался на грани жизни и смерти, запертый в камне сосредоточения души, дурной нрав старшего брата, жабы Ли Юня, беды Хань Юаня и даже бесконечные пелёнки младшей сестры: всё это превратилось в недостижимые вещи, воспоминания о которых он бережно лелеял.

Чэн Цянь вдруг заулыбался. Слегка приподнятые уголки его глаз изящно изогнулись. Он уклонился от вопроса о Небесном Бедствии и сказал:

— Старший брат, я очень скучал по вам.

Янь Чжэнмин промолчал.

Его сердце вдруг бешено забилось. Поспешно бросив: «Мы почти на месте», — он оставил Чэн Цяня позади и сбежал, нырнув в облака.

Одновременно с этим глава клана Янь подумал: «Даже не надейся, что я это просто так оставлю. Когда вернусь, я сразу же отправлю этому старому толстяку из долины Минмин письмо, чтобы узнать всё в подробностях».

Сперва Чэн Цяню казалось, что, их так называемый «новый дом», должен был находиться глубоко в горах, среди леса, но он и представить себе не мог, что это действительно окажется усадьба. На окраине города у подножия холма раскинулись сотни гектаров хороших сельскохозяйственных угодий. На полях хлопотали крестьяне, вспахивая и засеивая землю.

Они приземлились на вершине и начали спускаться вниз, откуда открывался отличный вид на оживленный рынок неподалеку.

Любой, кто видел этот дом, говорил, что, то была резиденция обычного землевладельца.

Однако, войдя в усадьбу, Чэн Цянь понял, почему Янь Чжэнмин купил именно его.

Никто не знал, кто был прежним хозяином этих полей, но это место находилось в непосредственной близости к горам и тут был хороший источник воды. Местность здесь была крайне живописной. Со всех сторон сюда стекалась духовная энергия. Оглядевшись вокруг, Чэн Цянь подумал, что эта резиденция явно была на одном уровне с Горой бессмертных, что на острове Лазурного Дракона в Восточном море.

— Я укрепил стены внутреннего двора, — сказал Янь Чжэнмин. — Под кирпичами заложены заклинания, так что духовная энергия не может просочиться наружу. Пусть это место и не сравниться с горой Фуяо, но оно определённо немного лучше, чем долина Минмин.

Он все еще злился... У Чэн Цяня не нашлось слов, чтобы ответить ему, потому он лишь кивнул в знак согласия.

Обойдя внешний двор, можно было увидеть, что усадьба включала в себя множество зданий. Иногда мимо проходили слуги, кто-то подметал двор. Все они делали свою работу очень тихо. Дальше, за цветником, находилась внутренняя резиденция. Зеленые деревья здесь росли так густо, что напоминали настоящее бамбуковое море. Стоило кому-то войти сюда, как он сразу бы почувствовал, что летняя жара исчезла без следа. Прогуливаясь среди этих деревьев, хотелось ступать как можно осторожнее, чтобы не нарушить тишину этого места.

— Других сюда не пускают. Тебя никто не потревожит, даже если ты решишь отправиться в уединение, — сказал Янь Чжэнмин. — Иди за мной.

Он повел Чэн Цяня в сердце бамбуковой рощи. Туда, где расположился небольшой дворик. Над входом висела деревянная табличка с надписью: «Цинъань». Лёгкий ветерок пронесся мимо, шелестя изумрудными листьями. Когда Чэн Цянь остановился перед внутренним двором, он был несказанно удивлен. Юноша почувствовал себя так, словно вернулся на давно исчезнувшую гору Фуяо.

Двери павильона были приоткрыты, и четыре сокровища учёного мирно покоились на столе. Рядом с ними лежал наполовину исписанный свиток священных писаний «О ясности и тишине», будто хозяин этого места никогда и не уходил.

Пока Чэн Цянь осматривался, Янь Чжэнмин свернул наполовину исписанный свиток и спрятал его в рукав. Как ни в чем не бывало, он сказал Чэн Цяню:

— Я хорошо помню, как выглядел твой павильон «Цинъань». Есть ли разница?

Чэн Цянь посмотрел на окно, украшенное декоративной резьбой, на поднос для чая, с вырезанными на нем охлаждающими заклинаниями, на мягкое кресло, которое, казалось, могло проглотить человека целиком, и прислушался к доносившемуся откуда-то со стороны аромату благовоний. С первого взгляда было ясно, чьей территорией это место когда-то было. Он подумал, что на самом деле здесь и близко нет ничего похожего.

Но, увидев наигранно-спокойный взгляд Янь Чжэнмина, лишь покачал головой:

— Нет, почти не отличить.

Янь Чжэнмин сперва протяжно вздохнул от облегчения, а затем напрягся:

— Это хорошо. Это место было воссоздано для тебя, оставайся здесь.

И его лицо тут же сделалось серьезным. В его голосе звучала угроза, когда он сердито посмотрел на Чэн Цяня и сказал:

— Ты запомнил мои слова? Если ты ещё хоть раз посмеешь уйти из дома без предупреждения или причины, я вышвырну тебя из клана.

Чэн Цянь почувствовал себя одновременно весёлым и беспомощным. Он не смог удержаться и тут же спросил в ответ:

— Ты закончил?

На протяжении всего пути он ни разу не возразил. Несмотря ни на что, он оставался таким уважительным, что Янь Чжэнмин попросту не мог успокоиться. Все это казалось таким нереальным. Но стоило ему услышать эти знакомые интонации, как он сразу же почувствовал, будто с его сердца упал камень и всё, наконец, стало правдой.

Янь Чжэнмин с горечью спросил себя: «Мерзавец, как не стыдно, разве он только что не показал тебе «хорошее лицо» (1)?»

1 好脸 (hǎo liǎn) – букв. Хорошее лицо. Имеется ввиду ликовать и веселиться.

Затем «мерзавец» подошёл и обнял Чэн Цяня со спины. В тот момент, когда его руки сомкнулись сильнее, Янь Чжэнмин закрыл глаза и задержал дыхание, будто стараясь успокоить какое-то странное чувство. Но уже через мгновение он ослабил хватку и дружески похлопал Чэн Цяня по плечу.

— Ладно, отдохни как следует.

Он так и ушёл с наполовину исписанным свитком. Только выйдя из бамбукового леса, юноша, наконец, перевел дыхание. В полном удовлетворении, Янь Чжэнмин продолжил свой путь и неторопливо направился к следующей двери. С целеустремлённой сосредоточенностью его изначальный дух вошёл в печать главы клана, тщательно изучая замки, что учитель оставил после себя.

Несмотря на то, что Чэн Цянь ответил только так, как его спросили, и опустил слишком много деталей, Янь Чжэнмин остро чувствовал, что процесс его возвращения к жизни из тисков смерти, вполне возможно, включал в себя все три бедствия, под названием: «Небо», «Земля» и «Человек». Это идеально соответствовал трём замкам в печати... Было ли это совпадением?

Он попытался противопоставить сознание печати своему собственному изначальному духу. Она по-прежнему была очень снисходительна к нему, не причиняя юноше никакого вреда. Словно прощая легкомысленного младшего, печать лишь слегка оттолкнула его назад, показывая, что он всего лишь муравей, пытающийся встряхнуть дерево2, что он всё ещё слишком слаб, так что ему не следует хитрить.

2 蚍蜉撼树 (pí fú hàn shù) трясущий дерево муравей (обр.: с малыми силами и не располагая достаточными средствами и способностями пытаться творить великие дела).

Янь Чжэнмин обошёл замок «человека», который он уже довольно хорошо знал, и повернулся, чтобы встать перед замком «земли». Он послал туда своё сознание и увидел, что внутри находятся четыре квадрата, окрашенные в лазурный, белый, алый и чёрный цвета3. Каждый из квадратов был обращён к четырем сторонам. В каждом была замочная скважина. Три замка были накрепко заперты и лишь только замок, принадлежащий Лазурному дракону, был открыт.

3 Лазурный, белый, алый и черный: 青白朱朱 (qīng bái zhū xuán). Эти цвета обычно используются для обозначения четырех духов-хранителей: Лазурного дракона Востока, Белого тигра Запада, Алой птицы Юга и Чёрной черепахи Севера.

Что происходит?

Глава 56. Лицо покраснело.

Несмотря на то, что он всегда носил печать на шее, это был всего лишь второй раз, когда Янь Чжэнмин послал свой изначальный дух внутрь. В первый раз это произошло случайно. В то время он еще не знал, что все это значит.

Однако сейчас чувства были совсем иными.

Янь Чжэнмин хорошо помнил, что, когда он впервые увидел эти три замка, он почти потерял желание жить.

Он чувствовал себя так, словно все эти годы провел в невежестве. Единственное торжественное обещание, которое он когда-либо давал, было когда-нибудь вернуться на гору Фуяо и забрать туда Сяо Цяня, покоившегося на необитаемом острове в Восточном море. Если он даже этого не мог сделать, то какой смысл ему вообще продолжать жить.

К счастью, в то время их внезапно настигла проблема роста Лужи. Кости Лужи увеличивались на полцуня каждые десять лет. Так как их младшая сестра была полукровкой, ее человеческая часть одновременно и помогала ей и вредила. С одной стороны, люди были самыми разумными существами в мире. Их способность к самосовершенствованию была намного выше, чем у зверей. С другой стороны, по мере того как она взрослела, ее слабому телу становилось все труднее противостоять растущей ауре Небесного Чудовища. Каждый раз, когда ее развитие достигало определенной точки, кто-то извне должен был помогать ей контролировать этот процесс.

Бесполезный Ли Юнь был явно неспособен это сделать. И несмотря на то, что порой Янь Чжэнмин чувствовал, будто его жизнь не имеет никакого смысла, он никогда не мог по-настоящему бросить этих двоих. По правде говоря, он не мог даже покончить с собой.

Все же хорошо, что эти две обузы были с ним.

Он несколько раз огляделся по сторонам, но так и не смог найти ни одной зацепки, поэтому спокойно вернулся к замку «неба».

На вид замок был еще более странным. Снаружи он выглядел прозрачным, но внутри него таилась ночь. Неисчислимое количество звезд казалось бесчисленными пылинками, бесцельно разбросанными повсюду. Иногда их сияние становилось ярче, иногда – тусклее. Больше там не было ничего, кроме маленького, размером с иголку, отверстия в дальнем углу. Янь Чжэнмин затаил дыхание и сосредоточился на его изучении. Он долго наблюдал за тем, как некоторые крошечные звезды, время от времени, подплывали к этому отверстию. Может быть из-за неправильной формы, может, из-за неправильного размера, а может из-за того, что они постоянно сталкивались друг с другом, ни одна из них не могла пробиться наружу.

Янь Чжэнмин обошел замок «неба» со всех сторон и понял, что другого выхода, кроме этой маленькой щели, нет. Удивительно, но его сознание вообще не могло проникнуть внутрь.

Возможно ли, что этот замок олицетворял собой фразу: «Делай все возможное и положись на судьбу»?

Как только эта мысль пришла ему в голову, Янь Чжэнмин почувствовал себя беспомощным и даже слегка разочарованным. С тех пор, как Чэн Цянь вернулся, все беспокойства и сомнения, тревожившие его разум в течение многих лет, начали постепенно исчезать. В итоге, юноша решил не принимать это слишком близко к сердцу.

Он подумал: «Совершенствование в значительной степени зависит от удачи. С одной стороны, это кажется разумным. Если замок «неба» не может быть открыт, может быть, это просто судьба».

В последний раз, когда он вошел в печать главы клана, безжалостность замка «человека» так сильно расстроила его, что юноша даже захотел умереть. На этот раз он столкнулся с запутанным замком «земли» и нелепым замком «неба», но каким-то чудом совсем не рассердился. Казалось, что, таким образом, все мирские дела словно находились с одной стороны, а чувства с другой.

Во всяком случае, он верил, что однажды они смогут вернуться на гору Фуяо. Даже если им не удастся больше ничего открыть, кроме «человека» — у них останутся потомки, чтобы справиться с замком «земли». Даже если «небо» открылось случайно, до тех пор, пока преемственность их клана не нарушена, у них все еще будут тысячи поколений и миллионы лет.

С достаточным количеством времени в запасе даже невозможное может стать возможным.

Пока тебя окружают важные люди, разве место рядом с ними не может стать домом?

Настроение Янь Чжэнмина внезапно улучшилось. В это мгновение его разум полностью вошел в печать главы клана. Спокойное сознание внутри нее, наконец, приняло его. Там, в глубине, был совершенно другой мир. Но уровня самосовершенствования Янь Чжэнмина все еще было недостаточно, чтобы сломать стоявшую перед ним стену. Поэтому он просто погрузился в медитацию перед замком «неба».

Сияющие внутри звезды бросали множество бликов на его лицо. Янь Чжэнмин ясно почувствовал, как изменилось его собственное душевное состояние. Когда юноша подумал о Чэн Цяне, уголки его губ изогнулись в нежной улыбке. Он вдруг понял, что ему больше нечего желать.

Пусть всего лишь на мгновение, но, когда он достиг состояния «нечего желать», этого оказалось достаточно, чтобы взглянуть на мир иначе.

По мере того, как сознание печати снова и снова текло по его меридианам, Янь Чжэнмин все больше и больше соединялся с ним. В его мыслях то и дело мелькали фрагменты каких-то событий. Все они были полны незнакомых лиц. Картины сменяли друг друга, будто это были воспоминания, хранящиеся внутри.

Вдруг, Янь Чжэнмин заметил еще один фрагмент. Он мог бы узнать эту сцену с первого взгляда. Это был остров Лазурного Дракона столетие назад. Владыка Гу Яньсюэ яростно сражался с Тан Яо. Именно тогда он тайно приказывал им уйти.

Янь Чжэнмин наблюдал за происходящим со стороны, как зритель. Он успел заметить, что, пока владыка острова передавал ему свое послание, он также что-то быстро пробормотал. Эти слова, содержавшие в себе его Ци, проникли прямо в печать главы клана.

Тихий скрип вывел Янь Чжэнмина из медитации. В следующий же момент его изначальный дух был изгнан сознанием печати и вернулся в его собственное тело. Янь Чжэнмин вздрогнул, открыл глаза и обнаружил, что за окном уже давно стояло раннее утро. Он пробыл внутри почти целый день и всю ночь.

Янь Чжэнмин нахмурился, тщательно обдумывая свои воспоминания. Тогда, на острове Лазурного Дракона, уровень его совершенствования был слишком низок, а сердце находилось в смятении, и он попросту не заметил тайных слов владыки.

Таким образом, квадрат Лазурного дракона внутри замка «земли», был открыт мастером Гу?

Янь Чжэнмин нахмурился, вспоминая Четырех Святых. Один из них погиб, а остальные трое были ранены. Он подумал: «Может быть, Четверо Святых знают «тайные» слова, связанные с этими замками?»

Он все больше и больше запутывался. Был ли его дед-наставник, чья личность оставалась тайной, на самом деле врагом или союзником Святых.

Не беря в расчет остальных, все еще оставался один человек, которого убил Господин Бэймин. Если Четверо Святых действительно связаны с замками, то, где же им теперь взять эти «тайные слова»?

Пока Янь Чжэнмин размышлял об этом, дверь внезапно распахнулась, и внутрь ворвался Ли Юнь.

Движения Ли Юня были подобны струящейся воде и плывущим облакам. Он явно давно привык к этому. Янь Чжэнмин закатил глаза и посмотрел в небо. Он думал о том, что лучше бы ему не быть главой этого фазаньего клана. Ни младшие братья, ни Лужа, никто из них никогда не заботились о манерах или чем-то подобном. Они просто врывались к нему по самым пустяковым вопросам. Учитывая это, он даже не осмеливался принимать ванну днем.

За Ли Юнем неторопливо следовал Чэн Цянь. Пока Янь Чжэнмин задавался вопросом, каким образом они оказались вместе, он услышал, как Ли Юнь безо всякого стеснения воскликнул:

— Тебя действительно сложно найти. Я даже не знал, что ты вернулся сюда. Разве ты не всегда живешь в бамбуковой роще?

Янь Чжэнмин, как назло, умудрился покраснеть прямо перед Чэн Цянем. Он сердито огрызнулся на Ли Юня:

— Когда это я «всегда» живу в бамбуковой роще? Я просто... просто иногда хожу туда убираться!

— Неправда. Примерно девять из десяти раз, когда я искал тебя, ты был именно там, — с негодованием отозвался Ли Юнь. Казалось, юноша был немало озадачен таким ответом.

После, этот болтливый сопляк повернулся к Чэн Цяню и шутливо сказал:

— Как только ты вернулся, нас тут же отдали мачехе1. Даже любимый дом главы клана был пожалован тебе. Кстати говоря, разве павильон третьего брата на горе Фуяо назывался не «Цинъань»?

1 后娘养的 (hòuniáng yǎng de) разг.: воспитывала мачеха, получать мало внимания; жестоко обращаться.

Янь Чжэнмин замолчал.

Каждое слово было критическим ударом, раскрывающим все, что не должно было быть раскрыто. Никто из обычных людей не обладал таким талантом.

Янь Чжэнмин так и не осмелился взглянуть на выражение лица Чэн Цяня. Вместо этого он сердито крикнул Ли Юню:

— Заткнись! Неужели твои манеры съела собака?

— А? Разве в нашем клане когда-либо существовали правила и манеры, о которых ты говоришь? — в замешательстве сказал Ли Юнь.

Янь Чжэнмину ничего другого не оставалось, кроме как бессильно произнести:

— Уходи!

Опустив голову, Ли Юнь спрятал в уголках губ намек на озорную улыбку и, напустив на себя самый серьезный вид, сказал:

— Я еще даже не добрался до сути своего визита, но ты уже говоришь мне убираться. Тц... Сяо Цянь, ты не представляешь, но в последние годы характер нашего старшего брата стал еще капризнее.

— Я тоже был капризным, пока моя мать не родила младшего брата, — мягко произнес Чэн Цянь. — Ничего страшного.

Янь Чжэнмин слишком хорошо знал его коварную добродетель2. Из-за этого он не мог даже толком разозлиться, лишь бессильно кипел.

2 温良恭俭让 (wēn liáng gōng jiǎn ràng) пять конфуцианских добродетелей (умеренность, доброта, корректность, воздержанность и скромность).

Ли Юнь смеялся как сумасшедший.

Тщательно перемыв старшему брату кости, юноша в полном удовлетворении уселся на пол. Он протянул руку, взял со стола большой лист бумаги и развернул его.

— Я детально изучил заклинания Сяо Юаня, смотрите, — торжественно произнес Ли Юнь. Схватив кисточку для письма, сделанную из шерсти ласки, он тут же принялся рисовать. — Во внешнем круге он поместил ловушки. Старший брат одним ударом испортил их, так что я не смог разгадать в чем секрет. Но, как я понял, то, что было посередине — это заклинание для поиска горы. Эта техника также известна, как «поиск жизни».

Порой ее еще называют «горный хребет», но в некоторых местах она известна, как «живая жила».

Причина, по которой горы и реки могли обладать духовными свойствами, заключалась в том, что их «жила» оставалась нетронутой. Но стоило только разорвать ее, как духовная энергия немедленно рассеивалась, и гора превращалась в обычный холм. Из-за этого «горный хребет» считается истинной «линией жизни» горы. Как правило, существуют специальные заклинания, предназначенные для защиты и сокрытия таких мест, в качестве меры предосторожности против посторонних, приходящих к ним со злым умыслом. Метод взлома этих заклинаний был назван «техникой поиска жизни».

— Может быть, он планировал разорвать жилу горы Фуяо? Если Фуяо действительно вымрет из-за утечки духовной энергии, тайное царство потеряет свою силу и будет раскрыто... Но зачем ему это нужно? — недоумевал Чэн Цянь.

— Вероятно, из-за камня, исполняющего желания, — сказал Ли Юнь. — Ты ведь не знаешь, что тогда владыка Гу до самой своей смерти так ничего и не рассказал о его местонахождении. На острове Лазурного Дракона ничего не нашли. Все погрузилось в хаос. Оставшиеся двое из Четырех Святых подверглись публичной критике. Тогда они дали смертельную клятву. Они клялись годами своего самосовершенствования и собственными жизнями, что никогда не видели эту вещь. Сяо Юань... демон, вселившийся в него, вероятно думает, что камень находится на горе Фуяо.

— Горный хребет не так-то легко обнаружить, — вмешался Янь Чжэнмин, — в противном случае стали бы мы ждать, пока он это сделает? За последние годы я здесь тщательно все обыскал.

— Нет, «поиск жизни» не совсем обычная техника, — сказал Ли Юнь. — Ты запомнил, что он использовал, когда сбежал? Он растворился в воздухе, оставив на земле лишь бумажного человечка — эта техника называется «живая душа, заменяющая смерть». Она напрямую относится к Темному Пути. Темные заклинатели используют бумажного человечка, чтобы призвать живую душу извне и заставить ее принять удар на себя. Техника «поиск жизни» и «живая душа, заменяющая смерть»... Редко можно встретить человека, который знал бы их обе.

Ли Юнь замолчал.

«Он собирается продолжить?», — подумал Чэн Цянь.

— Если тебе еще есть что сказать, говори. Не тяни время! — нетерпеливо выпалил Янь Чжэнмин.

— Насколько мне известно, единственные люди, кто знаком с этими почти утраченными демоническими техниками, это «кошмарные путники».

— Что такое «кошмарные путники»? — немедленно спросил Чэн Цянь, уделявший очень мало внимания внешнему миру.

— Группа темных заклинателей, — рассеянно ответил Янь Чжэнмин. — Темный Путь жесток и имеет свои запреты, поэтому они обычно держатся особняком и редко собираются вместе. «Кошмарные путники» — единственные, кто каким-то образом сумел собрать темных заклинателей и назвал это кланом... В любом случае, они никогда не делали ничего хорошего. Исходя из того, что я слышал, большинство крупных кланов разослали множество приказов об их поимке... Как Хань Юань оказался вместе с ними?

Когда он заговорил об этом, внутри Янь Чжэнмина словно что-то оборвалось. Если бы Хань Юань все эти годы жил один, его еще можно было бы спасти. Но если он связался с первым из темных кланов…

— Все в порядке, старший брат. По крайней мере, теперь у нас есть направление, — Ли Юнь небрежно бросил пропитанную чернилами кисть, — «путники» в основном появляются на Южных окраинах. В этом месте очень много ядовитых испарений. Некоторые предполагают, что их убежище находится прямо там. Хочешь пойти посмотреть?

Янь Чжэнмин колебался. Южные окраины были не самым лучшим местом. Более того, несмотря на то, что «путники» так долго совершали бесчисленные злодеяния, никто так и не осмелился их устранить. Для этого должна была быть причина.

Но Хань Юань…

Янь Чжэнмин и другие слышали о событиях у подножия горы Фуяо от Лужи. Включая тот факт, что у Хань Юаня и темного заклинателя было разное сознание. Но если Хань Юань действительно встал на Темный Путь, у них больше не было никаких оправданий. Следуя правилам клана, они должны были закрыть эту дверь3. Даже у мастера не нашлось бы подходящих слов, но его с ними больше не было…

3 Очистить от скверны. В мире цзянху (мир боевых искусств) это означало, что мастер должен был собственноручно закрыть портал (очистить все от скверны), чтобы вернуть клану величие.

Хань Юань был их младшим братом. Много лет назад, ради его спасения, они даже ворвались в Долину демонов, несмотря на отсутствие каких-либо способностей. Даже если он всегда был никчемным, пока оставалась хоть капля надежды, как они могли отказаться от него?

— Хорошо, когда Лужа вернется, мы отправимся к Южным окраинам, — принял окончательное решение Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь ничего против этого не имел. Он повернулся, чтобы уйти, но, прежде чем он успел поднять ногу и сделать хоть шаг, Янь Чжэнмин внезапно окликнул его.

— Подожди, Сяо Цянь, — как только это произошло, юноша тут же почувствовал, что ведет себя немного глупо. Но если бы он этого не сказал, то непроизнесенные слова так и застряли бы у него в горле, как рыбья кость. С минуту поколебавшись, он попытался было объясниться, но это только ухудшило ситуацию. — Порой я действительно ходил в бамбуковую рощу... только потому, что там прохладно, а не потому, что я там живу.

— Ну и что? — Чэн Цянь обернулся и посмотрел на старшего брата, явно не понимая, для чего он только что это произнес.

Янь Чжэнмин потерял дар речи, а Ли Юнь едва не расхохотался.

— Если тебе жарко, ты можешь приходить и жить там. Я много места не займу, — сказал Чэн Цянь.

Тогда, на острове Лазурного Дракона, они порой тоже жили друг у друга. Чэн Цянь частенько бездельничал в комнате своего старшего брата. Теперь же, по прошествии сотни лет, разум юноши все еще пребывал в том возрасте, в котором он погиб. Он вообще не чувствовал, что что-то не так.

Стоило Янь Чжэнмину услышать эти слова, как его лицо тут же застыло и покраснело.

И все было бы прекрасно, если бы он не так сильно волновался. Мокрой от холодного пота ладонью, он невольно задел кольцо, вызывая сокрытого в нем призрака.

Чэн Цянь потрясенно наблюдал за тем, как из странной монеты, словно блуждающая душа4, появилась юная версия его самого.

4 游魂 (yóuhún) – блуждающая душа [покинувшая тело] (согласно поверьям: душа путешествующего во сне, душа умирающего, бесприютная душа непохороненного, которому никто не приносит жертв; бродячие голодные духи).

Если вам нравится наша работа, вы можете отблагодарить группу перевода шоколадкой. Кнопка «донат» есть в группе «Вконтакте».

Глава 57. Поговорим о невыносимой бессоннице.

Каково это — смотреть на свое другое «я», парящее в воздухе?

Особенно когда у этого «я» было такое холодное выражение лица и застывший лед во взгляде. Словно этот призрак затаил какую-то великую обиду.

В любом случае, Чэн Цяню стало жутко. Не удержавшись, он сделал шаг назад и подумал: «Какого дьявола?»

Только эта мысль пришла ему в голову, как тот, другой «Чэн Цянь» тут же появился перед ним и занес руку, намереваясь ударить его по лицу.

Юноша ошеломленно замолчал.

В любом случае, даже если этой штуке и удалось его напугать, какому-то призраку было не так-то просто поразить его. Чэн Цянь с легкостью отскочил на десяток чжан и мгновенно очутился во дворе дома. Остановившись на вершине стены, он со странным выражением лица наблюдал за тем, как Янь Чжэнмин возится, пытаясь призвать «призрака» обратно в кольцо.

— Что это такое?

Янь Чжэнмин не знал, что сказать в свое оправдание1. Он только и мог, что стоять, прикрывая ладонью указательный палец. Только что, на краткий миг, он почувствовал самое настоящее просветление, но теперь ему снова хотелось умереть.

1 百口莫辩 (bǎi kǒu mò biàn) сто уст не докажут (обр. в знач.: не в состоянии доказать свою правоту; не искать оправданий).

Ли Юнь немедленно выступил вперед, намереваясь «помочь» главе клана с объяснением:

— Это — дух подражания.

Поскольку его называли «духом подражания», он, естественно, соответствовал «изначальному духу». Все на земле обладало душой. Такие вещи, как древний нефрит или древнее дерево, со временем тоже могли стать духами. Но если взять предметы, обладавшие духовной энергией, но так и оставшиеся обычными предметами, и добавив к ним несколько простых заклинаний, можно было легко создать подобную имитацию.

Но, даже если искусственные духи и выглядели как настоящие люди, они не обладали ни разумом, ни сознанием. Они могли совершать только кое-какие механические действия. Некоторые, ранее бывшие оружием, порой отличались крайне агрессивным характером, но большинство из них использовались только для одного дела. Другие же могли выполнять простые задачи, вроде передачи сообщений или подачи чая. Проще говоря, от них не было никакой особенной пользы, кроме того, чтобы дурить обычных людей.

— Я знаю, что эта вещь называется духом подражания, — озадаченно сказал Чэн Цянь, — но он... э-э-э... почему он...

Чэн Цянь не особенно верил, что его собственное лицо чего-то стоит, но, как только он увидел этого маленького духа, выглядевшего точь-в-точь, как он сам, юноша больше не мог избавиться от странного чувства, поселившегося в его сердце. Он нахмурился.

— Почему он так выглядит?

Янь Чжэнмин быстро прикрыл Ли Юню рот и, наконец, нашел способ оправдаться.

— Потому что, когда я увидел эту монетку, то сразу же подумал о тебе. Я сделал это без какой-либо задней мысли, так что не бери в голову.

«Ха-ха, он делает только хуже», — злорадно подумал Ли Юнь.

— Что не брать в голову? Кроме того, ты сам вырезал эту медную монету? — спросил Чэн Цянь. Юноша присел на корточки на краю стены, и, казалось, еще больше озадачился.

Дух подражания мог быть создан только лишь из чистого материала. Подержанный предмет, использовавшийся ранее, не годился. По крайней мере, об этом Чэн Цянь точно слышал. Похоже, юноша не слишком хорошо знал то, что должен был знать, но очень ясно представлял себе то, чего не должен был знать.

Янь Чжэнмин не смог ему ответить. Он испытывал такой стыд, будто его уличили в измене​​​​​​​2... И человек, поймавший его с поличным, продолжал пристально на него смотреть.

​​​​​​​2 捉奸 (zhuōjiān) застукать, застать с любовником (любовницей), супружеская измена.

— И что он собирался сделать, подняв руку? Обменяться со мной ударами?

Ли Юнь легко вырвался из застывших объятий своего старшего брата и неторопливо произнес:

— Это — дух подражания. Он не различает людей и бьет любого, кто встает перед ним.

Янь Чжэнмин молчал, сгорая со стыда.

Когда Чэн Цянь услышал это, его постоянно спокойное и невозмутимое выражение лица сменилось шоком. Он нахмурился, тщательно обдумывая все сказанное, и, наконец, осторожно спросил:

— Старший брат, разве я когда-нибудь делал что-то настолько непозволительное, что ты мог бы это неправильно понять? Я не бил людей... не дергал за волосы и не пытался расцарапать им лица.

— Нет, это просто... — Янь Чжэнмин вновь предпринял попытку оправдаться, но быстро пришел в себя, осознав, что Чэн Цянь лишь дразнил его. Он чувствовал, что вероятно, вскоре не сможет больше оставаться их старшим братом.

— Убирайся отсюда! — указывая на Чэн Цяня, воскликнул юноша.

— Это только потому, что старший брат совершил ошибку, создавая эту вещь, — небрежно произнес Ли Юнь, словно желавший нажить еще больше неприятностей.

— Что плохого в том, чтобы допустить маленькую безобидную ошибку?

Ли Юнь хихикнул и добавил:

— Старший брат изначально хотел создать духа, что составил бы ему компанию. Он искал облегчения и хотел, чтобы хоть кто-нибудь поговорил с ним о невыносимой бессоннице.

Чэн Цянь все еще хранил молчание.

Ему вдруг почему-то стало неловко. Казалось, что Ли Юнь и его втянул во всю эту историю.

Особенно после фразы «невыносимая бессонница». Не важно, как он это истолковал, но Чэн Цяню стало немного не по себе.

Ли Юнь чувствовал физическое и моральное удовлетворение. Он с радостью позволил главе клана выгнать себя, используя вместо палки меч.

— Сегодня я хочу, чтобы ты обязательно узнал, сколько глаз у князя лошадей​​​​​​​3!

​​​​​​​3 马王爷 (mǎwángyé) ссылается на: 马王 (mǎwáng) Ма-ван, «Князь лошадей» (бог-покровитель лошадей в китайской мифологии).

— Ах, глава клана, нет смысла гневаться!

Янь Чжэнмин преследовал Ли Юня всю дорогу от внутреннего двора до ворот. Под изумленными взглядами подметавших листья служек, юноша, наконец, остановился. Выпрямившись, он тут же привел в порядок одежду и торжественно прошел мимо.

Счастливо смеясь, Ли Юнь вновь догнал его, держась на расстоянии вытянутой руки.

— Я просто шучу, чтобы рассмешить Сяо Цяня.

Услышав его слова, Янь Чжэнмин не стал даже спорить.

— О, ты хочешь рассмешить его, издеваясь надо мной? Это действительно мило с твоей стороны, Ли Юнь.

— Глава клана — великодушный человек, конечно, он не будет держать на меня зла. — Ли Юнь изобразил неискреннюю лесть. Затем он сделал паузу и заговорил куда более серьезным тоном. — Ты заметил, что Сяо Цянь изменился? Мне кажется, после возвращения... похоже, я не чувствую присутствия его ауры.

Янь Чжэнмин остановился.

— В прошлом он частенько доставлял неприятности и ни с кем не мог поладить. Но у него всегда была своя собственная энергия. А теперь, стоит лишь на мгновение отвести от него взгляд, и сразу кажется, будто его и вовсе не существует. Даже цветы на стене выглядят более живыми, чем он, — продолжал Ли Юнь.

Янь Чжэнмин хмыкнул, а затем кратко пересказал юноше то, что поведал ему Чэн Цянь.

Чем больше Ли Юнь слушал, тем более серьезным становилось выражение его лица.

— Что? — осведомился Янь Чжэнмин.

— Создание физического тела из чужеродного предмета... Я никогда не слышал о чем-то подобном, — пробормотал Ли Юнь. — Кто такой этот Тан Чжэнь?

— Я слышал о нем от Сяо Цяня…

— И ты просто так поверил ему? Разве ты не знаешь своего собственного брата? Если бы кто-то заслужил его благодарность и преданность, он пересек бы океаны и прошел бы через огонь ради этого человека. Он никогда не задумывался о таких вещах слишком сильно, а если и задумывался, то не обязательно обращал на них внимание, — махнул рукой Ли Юнь.

— Ты самый умный человек в Поднебесной, — саркастически сказал Янь Чжэнмин.

Ли Юнь закатил глаза.

— Поглощающая души лампа — поистине зловещая штука. Даже такой человек, как учитель, потерял рассудок и испортил свой собственный портрет. Старший Тан был заперт в лампе на протяжении ста лет? Как ты думаешь, на что он способен? В любом случае, я просто трус. Неважно, хотел он добра или нет, если думать об этом таким образом, становится довольно страшно... Давай вернемся к Сяо Цяню. Он определенно скрыл от тебя правду. Камень сосредоточения души — это небесный артефакт. Люди не могут использовать его, как им заблагорассудится. Совершив такой дерзкий поступок, он, должно быть, испытал Большое Небесное Бедствие. Может быть, даже не одно... Ах, старший брат, куда ты идешь? У тебя что, хвост загорелся?

— Я убью его!

Чэн Цянь в одиночестве сидел на стене внутреннего двора Янь Чжэнмина. Бросив взгляд на дикую траву, тянувшуюся к нему по гладкому камню, он вдруг вспомнил технику «Весна на засохшем дереве»​​​​​​​4.

​​​​​​​4 枯木逢春 (kūmù féngchūn) для засохшего дерева настала весна (обр. в знач.: вернуться к жизни). Впервые упоминание этой техники встречается в 40-й главе.

Стебли, проросшие сквозь трещины, слегка шевельнулись. На мгновение замерев, они тут же ожили, словно проснувшись от долгого сна. Следуя воле Чэн Цяня, из травы появились длинные цветочные лозы, с маленькими белыми цветами. Один за другим, цветы начали распускаться. Это было действительно очаровательно.

В сердце Чэн Цяня внезапно возникло странное чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Он подумал: «Они оживают».

Янь Чжэнмин, первоначально заявивший о своем намерении забить Чэн Цяня до смерти, увидел эту сцену, как только вошел во двор. Гнев в его груди мгновенно утих. Услышав о его приближении, Чэн Цянь поднял голову и улыбнулся.

— Мне убраться прочь?

Янь Чжэнмин молча посмотрел на маленькие белые цветы, опутавшие всю стену. Он не мог излить свой гнев, но и не хотел так легко отпускать Чэн Цяня, поэтому он наспех придумал что-то, чтобы задеть его.

— Белые цветы на серой стене, не слишком ли траурно? Поторопись и измени их цвет.

Чэн Цянь рассмеялся.

— Вот сам с ними и договорись.

После этого он спрыгнул со стены и исчез.

Янь Чжэнмин застыл на месте, вспомнив слова Ли Юня о том, что у Сяо Цяня нет «ауры». Но вдруг он засомневался и не мог не заподозрить, что Ли Юнь снова дал волю своему воображению. Затем он подошел к стене, и сорвал пару цветущих веточек, намереваясь поставить их в вазу в своей комнате.

Смеркалось. Янь Чжэнмин никак не мог успокоиться и отправился в бамбуковую рощу.

Чэн Цянь медитировал, поэтому Янь Чжэнмин не стал его отвлекать и принялся просто осматривать комнату.

Кровать явно была нетронута. Кисть для письма все еще лежала на чернильнице. Даже количество чая в небольшом чайнике ничуть не уменьшилось. На столе стояла только чашка с холодной водой.

Янь Чжэнмин нахмурился. Он молча посмотрел на Чэн Цяня и подумал: «Что же это за ледяное озеро в долине Минмин?»

После пятидесяти лет пребывания в месте, где каждая капля воды мгновенно превращалась в лед, ждать, что он немедленно оживет... казалось действительно непосильной задачей.

Янь Чжэнмин думал об этом, но у него бы язык не повернулся осудить юношу.

От прохладного ветерка из бамбуковой рощи, он чувствовал сознание печати все более и более отчетливо. Накануне Янь Чжэнмин добился некоторого прогресса, поэтому он молча погрузился в медитацию и послал свой изначальный дух внутрь.

Он все еще стоял перед стеной, отделявшей его от замка «неба», позволяя сознанию печати вести его глубже. Когда их мысли соединились, все те разрозненные сцены вновь вспыхнули перед его глазами.

Но на этот раз Янь Чжэнмин чувствовал себя не просто наблюдателем. Все радости и печали вдруг показались ему реальными. Он погрузился в них, постепенно теряя ощущение себя.

Среди бесчисленных картин он снова заметил владыку острова Гу. В этом не было ничего удивительного. В отличие от Чэн Цяня, он никогда не видел настоящего облика учителя и деда-наставника, поэтому из предыдущего поколения, тесно связанного с горой Фуяо, он знал только Гу Яньсюэ.

Владыка острова Гу казался гораздо более энергичным, чем, когда Янь Чжэнмин впервые встретил его. Напротив мастера Гу он увидел мужчину средних лет с белыми висками и запавшими глазами. Между ними лежал большой, похожий на водную гладь, камень.

Это был тот самый камень с горы Фуяо. Тот самый, что находился во дворе Чэн Цяня.

Гу Яньсюэ что-то быстро говорил. Положив тонкую руку на гладкую поверхность, он с тревогой посмотрел на человека, сидевшего напротив него, и покачал головой. Странный человек лишь молча слушал его, но ничего не говорил.

У Янь Чжэнмина внезапно возникло чувство, что этот мужчина средних лет был глубоко связан с ним самим. Но он не мог проникнуть в сознание печати еще глубже. В следующее мгновение все вокруг закружилось. Когда Янь Чжэнмин пришел в себя, он обнаружил, что владыка острова Гу стоит прямо перед ним.

Янь Чжэнмин сразу же понял, что оказался в странном положении. Будто бы он попал в чужое тело. Он вздрогнул и уже собирался было покинуть его, но в следующее мгновение великая печаль внезапно обрушилась на него, как острый клинок, и без предупреждения пригвоздила к месту.

Поначалу Янь Чжэнмин еще понимал, что это сильное чувство ему не принадлежит, и всеми силами пытался избавиться от него.

Но это отчаяние и невыразимо глубокое желание отмстить … Янь Чжэнмин испытал их все без исключения. Все эти чувства нашли отклик в его сердце, и через некоторое время он увлекся ими.

Несравненная обида на весь мир, грубо подавленные мечты, которые никогда не исполнятся, душераздирающая боль, будто на горле срезали чешую.

Именно в этот момент внутрь внезапно ворвалась ледяная аура, полностью охладив Янь Чжэнмина. Юноша резко проснулся. Перед глазами все плыло. Он снова был изгнан из печати главы клана. Его грудь все еще тяжело вздымалась, но до его ушей уже доносились слабые раскаты грома.

Чэн Цянь проснулся от приглушенного рокота. Янь Чжэнмин только что преодолел очередное испытание на пути своего самосовершенствования. Возможно, это было хорошо, но юноше показалось, будто необычайно быстрый скачок в развитии старшего брата произошел благодаря какой-то неизвестной сущности. Прежде чем его сознание окончательно стабилизировалось, это едва не привело к тому, что он чуть было не подвергся воздействию Малого Небесного Бедствия. Между его бровей вспыхнул красный огонек. Похоже, из-за слишком быстрого прогресса юноша попал под влияние какого-то демона.

Чэн Цянь не мог разбудить его. Он с силой ударил своей собственной Ци в центр его спины и, наконец, вытащил Янь Чжэнмина из медитации.

Видя, что он все еще находится в оцепенении, Чэн Цянь хотел было похлопать его по щеке. Однако, как только он поднял руку, Янь Чжэнмин рефлекторно обернулся.

Чэн Цяню ничего не оставалось, кроме как беспомощно помахать ладонью перед глазами Янь Чжэнмина:

— Старший брат, посмотри внимательно, я не из тех, кто избивает людей. Я не буду тебя бить. Ты уже проснулся?

У Янь Чжэнмина звенело в ушах. Он не слышал ни слова из того, что ему говорили. Его изначальный дух покинул печать, но сам он все еще пребывал в смятении, будучи не в состоянии понять, где находится и который сейчас час. Печаль, переполнявшая его сердце, все еще оставалась с ним.

Он резко схватил Чэн Цяня за руку, яростно сжал пальцы, и печально прорычал:

— Это мое! Никто из вас не посмеет отнять у меня то, что принадлежит мне!

Этот чужой взгляд поразил Чэн Цяня. Словно это были глаза голодного волка на пороге смерти.

Через мгновение, казалось, вновь раздался раскат грома. Чэн Цянь не осмеливался больше тянуть, он щелкнул ногтем по точке между бровей Янь Чжэнмина, отчего на лбу и волосах юноши образовался тонкий слой инея.

— Старший брат!

Янь Чжэнмин вздрогнул. Его взгляд внезапно смягчился, и хватка ослабла. Наконец, юноша поднял голову.

— Сяо Цянь, в чем дело?

Чэн Цянь не ответил. Только услышав, что раскаты грома стали отдаляться, он, наконец, смог расслабиться.

— Это я должен спрашивать, в чем дело. У тебя все шло прекрасно, зачем же ты заставил себя заниматься самосовершенствованием? Тебе почти удалось вызвать Малое Небесное Бедствие... Ты что, столкнулся с каким-то демоном? — нахмурился юноша.

Эти слова немедленно напомнили Янь Чжэнмину о его участившемся сердцебиении, которое становилось все труднее игнорировать. Почувствовав себя крайне неловко, он поспешно опустил глаза, избегая взгляда Чэн Цяня, и наспех придумал себе оправдание.

— Э-э-э... я видел картины… воспоминания в печати главы клана. Возможно, я слегка переволновался.

Выслушав его рассказ, Чэн Цянь с уверенностью произнес:

— Человек, которого ты видел, должно быть, Господин Бэймин, наш дедушка-наставник. Может ли он быть тем старым другом, о котором говорил владыка острова Гу?

Этот ответ не стал для Янь Чжэнмина неожиданностью. Пока он находился внутри печати, он думал, что тем человеком, вероятно, был либо их старший наставник, либо настоящий облик учителя. В данный момент он мог лишь рассеянно слушать. Его сердце переполняли эмоции из чужого прошлого.

Увидев, что старший брат выглядит не очень хорошо, Чэн Цянь замолчал.

— Не лучше ли тебе будет позволить себе немного отдохнуть?

Сам Янь Чжэнмин чувствовал себя неуютно. Услышав это, он немедленно встал.

— Хорошо, я отправлюсь отдыхать.

Чэн Цянь был озадачен.

— Разве ты не пришел сюда в поисках прохлады? Можешь спокойно спать здесь, и я не стану отнимать у тебя кровать.

— Нет... кхм, не нужно, — у Янь Чжэнмина тут же пересохло в горле. — Твоя подушка... у тебя слишком жесткая подушка. Я к ней не привык, поэтому я пойду.

После этого он сразу же ушел, даже не взглянув на Чэн Цяня.

Чэн Цянь поднял руку, взял подушку и слегка сжал ее, но почувствовал лишь, что глава клана становится все более и более неразумным. Неужели он предпочитает спать в куче хлопка?

В этот самый момент, в комнату внезапно ворвалась маленькая, размером с ладонь, птичка и, как хлопушка, врезалась прямо в грудь Чэн Цяня. Из птичьего клюва раздался чистый и звонкий девичий голос:

— Ай-йо, ста... а? Третий брат, старший брат отдал этот двор тебе?

Это была Лужа.

Прежде чем Чэн Цянь успел ответить, маленькая птичка встрепенулась и трижды подпрыгнула на ладони Чэн Цяня, распушив перья.

— Я так зла! Это выводит меня из себя! Я не могу вернуться обратно!

Чэн Цянь никогда особо не общался с девушками, поэтому теперь ему было немного не по себе перед внезапно повзрослевшей младшей сестрой. Но, когда она превратилась в птицу, он почувствовал себя гораздо спокойнее.

— Что случилось?

— По дороге сюда я встретила какого-то ублюдка. Он польстился на мою красоту и расставил ловушки, чтобы поймать меня! Я всю ночь грызла эти сети, пока мне, наконец, не удалось вырваться! Я не знаю, что за темное заклинание было на этой штуке, но теперь я не могу вернуть себе прежний вид! — словно пытаясь выплеснуть весь гнев, Лужа подпрыгнула еще дважды. — Я сожгу этого ублюдка до смерти!

Чэн Цянь поднял руку, чтобы придержать ее маленькую птичью головку, и коснулся мягких перьев.

— Кто это был?

Лужа печально потерлась о его ладонь.

— Я не знаю.

— Я отнесу тебя к Ли Юню. Посмотрим, найдет ли он какое-нибудь решение, — Чэн Цянь встал. — Я слышал, что снаружи не прекращаются войны, и будет лучше, если в будущем ты не будешь выходить одна.

Лужа опустила голову.

— Когда же я смогу стать могущественным Небесным Чудовищем?

Эти слова были ему знакомы. Чэн Цянь вспомнил себя в то время, когда он день и ночь пребывал в тревоге, гадая, когда же он наконец станет грозным мастером, способным повелевать облаками и дождем.

Он не смог удержаться от улыбки, собираясь утешить свою сестру.

Но затем он услышал, как Лужа крайне недовольно пожаловалась:

— Как только я превращаюсь в птицу, всегда находятся те, кому нравится заигрывать со мной. Но почему ни один охотник за юбками не пытается соблазнить меня, когда я в человеческом обличье? Неужели они настолько слепы? Как же это бесит!

Чэн Цянь промолчал.

Он почувствовал, что, возможно, не совсем верно понял причину гнева своей младшей сестры.

Если вам нравится наша работа – вы можете отблагодарить команду перевода шоколадкой. Кнопка «донат» есть в группе «Вконтакте»

Глава 58. Умер от рук Господина Бэймина.

Ли Юнь едва не cодрал с Лужи кожу и не вытянул жилы, а стоявший поблизости Янь Чжэнмин заявил, что он всегда готов полакомиться жареной курочкой с солью и перцем. Но они так и не смогли выяснить, почему ей никак не удается вернуться себе человеческий облик.

Вероятно, некоторые мужчины были способны только на угрозы, но в ответственный момент они непременно заваливали все дело.

Лужа клюнула Ли Юня в голову и сердито произнесла:

— Какой от тебя толк?

Она совершенно не уважала старших. Завалившись на бок, птица тяжело вздохнула, но вдруг, словно вспомнив о чем-то, выплюнула изо рта слипшуюся маленькую записку.

Янь Чжэнмин мгновенно изменился в лице. Закрывшись веером, он тут же отступил на два шага назад.

— Я ничего не могла поделать, — сердито сказала Лужа. — У меня не было рук. Я не могла спрятать ее под крылом.

Янь Чжэнмин возмутился.

— Хочешь, чтобы я поймал почтового голубя и показал тебе, что делают другие птицы?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы почтовый голубь сам привязывал письмо к своей ноге? Я не видела старшего брата Чжэши. Эта штука валялась в груде птичьего корма, мне с трудом удалось ее вытащить. Если бы не мой острый глаз, я могла бы ее и не заметить.

Слова «птичий корм» успешно отпугнули ее старшего брата.

Однако Чэн Цянь протянул руку и взял записку. Развернув ее, он увидел лишь несколько строк: «Вошел в Управление небесных гаданий. Здесь все очень строго, это место полно тайн. В будущем будьте осторожны».

Немного удивившись, Чэн Цянь обернулся, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина.

— Старший брат...

Веер Янь Чжэнмина все еще наполовину закрывал его лицо. Он выглядел словно цветущая слива1, державшая красный ярлык2, и всем своим видом говорил «хочу отказаться, но вместо этого соглашаюсь». Однако взгляд его оставался острым. Он прошептал:

1 花魁 (huāku) – лучший из цветков: цветущая слива/орхидея/лотос (знач. куртизанка).

2 红牌 (hóngpái) – стар. красный ярлык. Здесь это означает самую красивую и искусную куртизанку.

— Управление небесных гаданий недосягаемо для взоров обычных людей. Однако, в этом месте, заклинатели, у которых нет клана, могут поступиться собственными принципами и получить какое-никакое положение. Чжэши потребовалось более тридцати лет, чтобы попасть туда. У них слишком много тайн.

Закрыв веер, он заложил руки за спину и сказал:

— Мир полон пустяков. Разумно полагать, что самосовершенствующиеся не должны заходить слишком далеко. Но я всегда думал вот о чем: обычные люди, живущие в богатстве и процветании, разве они не хотели бы жить вечно? Разве император не хотел стать бессмертным? Я не верю, что все чиновники при императорском дворе озабочены лишь своей преданностью и самоотверженностью, и никогда не допускали такой мысли. Иначе зачем этому ничтожному правителю идти против течения и окружать себя таким количеством заклинателей и амулетов?

— Какое отношение это имеет к нам? — спросила Лужа.

— Глупая птица, — Янь Чжэнмин легонько ударил ее сложенным веером. — Боюсь, что по какой-то неизвестной причине, Управление небесных гаданий уже давно следит за нами. Сто лет назад Чжоу Ханьчжэн был слишком хорошо осведомлен. Никогда больше мне не хотелось бы увидеть еще одного Чжоу Ханьчжэна, поэтому я должен быть готов защитить нас в любое время и любыми средствами.

Вопреки ожиданиям, тело старшего брата тоже носило на себе отпечаток убийственной Ци. Человеческий мир полон случайностей, порой невозможно доподлинно предположить чей-либо исход.

У Чэн Цяня внезапно заныло под ложечкой. Когда он покинул ледяное озеро, все чувства, что были в его сердце, превратились в замерзшую реку. Но теперь они медленно оттаивали, возвращаясь к жизни. И он, наконец, почувствовал душевную боль.

Он уничтожил записку Чжэши и похлопал Янь Чжэнмина по спине.

— Если я смог убить первого Чжоу Ханьчжэна, я убью и второго. Не беспокойся.

Но Янь Чжэнмин, казалось, не был в этом так уверен. Он повернул голову и сказал:

— Так позволь мне не беспокоиться. Тебе прекрасно известно, что такое Большие и Малые Небесные Бедствия, но ты упорно делаешь вид, что понятия не имеешь, о чем я. Я все еще не разобрался с тобой. Даже не думай… А! Чэн Цянь! Маленький ублюдок, к чему ты только что прикасался!

Старший брат, как истинный глава клана, вполне серьезно отчитывал его. Но стоило ему только подумать, какой рукой Чэн Цянь коснулся его, как он внезапно издал ужасный крик.

С невинным лицом благородного человека, Чэн Цянь слегка поднял ладонь и добавил к снегу еще и инея3.

3 雪上加霜 (xuě shàng jiā shuāng) на снег ещё и иней (обр. в знач.: несчастье за несчастьем; сыпать соль на рану).

— Всего лишь слюна. Она уже давно высохла.

Лицо Янь Чжэнмина исказилось.

Чэн Цянь вздохнул и тут же поспешил успокоить его.

— Хватит, не будь таким, старший брат, ты все еще чистый.

Янь Чжэнмин промолчал.

Так вот что значит: «Содержать младших братьев хуже, чем содержать собаку». Теперь ему казалось, что клан Фуяо пришел в упадок из-за обоюдной убогости его сверстников. И, похоже, это было небезосновательно.

Янь Чжэнмин никак не мог решить, должен ли он вернуться к себе, чтобы умыться и переодеться, или нужно было сначала отмыть Чэн Цяня. Внезапно снаружи послышался топот.

Несколько человек одновременно замерли. Улыбка в уголках глаз Чэн Цяня исчезла. Он весь, казалось, покрылся инеем. Лужа закрыла клюв, сорвалась с места и полетела к подставке для кистей, делая вид, что она просто обычная птица.

Через мгновение к двери подбежал незнакомый мальчик и почтительно сказал:

— Господин Чэн, вам письмо.

— Когда это тебе было позволено по своему желанию входить во внутренний двор и разговаривать? — холодно спросил Янь Чжэнмин.

С одной стороны, в усадьбе существовали правила, с другой, вся стена у входа была увешана амулетами. Посторонние не могли сюда проникнуть.

Чэн Цянь взмахнул рукой, и письмо неторопливо подлетело к нему. В тот момент, когда бумага покинула руку мальчика, он словно проснулся, будто его ударили палкой, и внезапно вздрогнул. Мальчик в ужасе уставился на хозяина усадьбы, стоявшего перед ним. Но, едва встретившись с Янь Чжэнмином взглядом, он с глухим стуком рухнул на колени и задрожал.

— Го…Господин, на этом… на этом… на этом письме есть какое-то колдовство, этот ничтожный4… Этот ничтожный не нарочно…

4 小人 (xiǎorén) устар. простой человек, простолюдин; незначительный человек; унич. я (напр., при обращении к властям, старшим).

Чэн Цянь взглянул на конверт и увидел надпись: «Передать лично Чэн сяою». Ниже значилась подпись – «Тан Чжэнь».

Печать на конверте была вскрыта, и от нее исходил слабый аромат. Юноша знал, что так пахнет сок лунной травы. За последние годы Тан Чжэнь объездил всю Поднебесную. Вокруг него происходило очень много странностей. Даже Чэн Цянь приобрел кое-какие знания.

Если смешать сок лунной травы с чернилами, то любой, кроме настоящего получателя, кто прикоснется к печати со злыми умыслами, будет ею атакован. Например, этот ничтожный, что бродил за пределами усадьбы, в поисках хоть какой-то бреши, чтобы попасть внутрь. Стоило ему только сделать это, как ему тут же было приказано бежать прямо во внутренний двор.

Янь Чжэнмин поднял руку, намереваясь схватить и увести мальчика. Он специализировался на выведывании информации, не прилагая к этому особых усилий. Однако, подозрительный мальчишка внезапно вскочил на ноги, быстро увернулся и выбежал прочь.

Но как только он подбежал к двери, перед ним вдруг возник силуэт. Ледяной клинок сверкнул холодным светом и мгновенно преградил ему путь.

— Отпустить тебя? — тихо сказал Чэн Цянь. — Останься с нами.

Мальчик все еще намеревался сбежать, но давление славы пережившего семь Небесных Бедствий Чэн Цяня не на шутку напугало его. Он так ослабел, что бросился на землю и невнятно произнес:

— Простите меня, учитель...

Но, прежде чем он закончил молить о пощаде, все его тело внезапно оцепенело. Его голова откинулась назад, рот открылся так широко, что кожа треснула, разделив лицо несчастного на две части, как спелый арбуз, разрезанный ножом. Из зияющей дыры вырвалось облако серого дыма и тут же устремилось к Чэн Цяню.

— Будь осторожен! — воскликнул Ли Юнь.

Взгляд Чэн Цяня застыл, и облако замерзло, не успев приблизиться к нему даже на три шага. Как человек с превосходными инстинктами, он отступил назад, а затем вонзил в тело мальчика меч. Голова несчастного мгновенно превратилась в белые кости.

Хватило и кончика его меча, чтобы череп мальчика окончательно рассыпался в порошок. Теперь он превратился в обезглавленный труп.

— Уловки Темного Пути. — отозвался Чэн Цянь. — Но это не обязательно сделал кто-то из демонических совершенствующихся. Случалось ли такое раньше?

Янь Чжэнмин выглядел сосредоточенным.

— Нет. Я никогда раньше не видел этого человека. Все, кто входят и выходят из усадьбы — это знакомые люди. Мы поселились в этих краях почти десять лет назад и больше не встречали здесь ни одного заклинателя.

— Возможно ли, что кто-то следил за Сяо Юанем и заодно дотянулся до нас? — быстро спросил Ли Юнь.

Тем, что толкнуло Хань Юаня на Темный Путь, было, принадлежавшее Чжоу Ханьчжэну, заклинание «душа художника». Чжоу Ханьчжэн, по-видимому, имел какое-то отношение к Управлению небесных гаданий.

Лужа не осмеливалась произнести ни слова. Интуиция подсказывала ей: это было даже хорошо, что Чжэши ее не встретил.

— Старший брат, нам… нужно уехать? — мягко осведомился Ли Юнь.

Он был в смятении, произнося эти слова. После ста лет жизни подобно бездомным собакам он почти привык к этому.

Янь Чжэнмин немного помолчал, а потом сказал:

— Мы никуда не поедем.

— Но…

Старший брат внезапно вскинул брови и перебил его:

— Думаешь, можно прятаться всю жизнь? Хотел бы я посмотреть, что эти дрянные крысы смогут со мной сделать.

С этими словами он взмахнул рукавами и вдруг услышал шум, доносившийся от самых ворот.

Сердце Чэн Цяня подпрыгнуло, и ледяной клинок тут же взмыл в воздух. Взлетев, юноша увидел, что у входа в усадьбу выросла огромная каменная плита. Бесчисленные смертные смотрели на нее и показывали пальцами. Неизвестно, кто из них первым поднял глаза и увидел Чэн Цяня, стоявшего на мече, но все люди в усадьбе вдруг опустились на колени и стали молить бессмертного о благословении.

На каменной плите было выгравировано четыре больших иероглифа: «Усадьба Фуяо».

Чэн Цянь покачал головой. Он не был уверен, сердился ли его старший брат или действительно хотел сделать это вот уже в течение долгого времени. Молча взяв отправленное Тан Чжэнем письмо, юноша возвратился в бамбуковую рощу.

В письме не оказалось ничего важного, только то, что владыка долины Минмин отправил к нему Люлана. Люлан был одержим Цзян Пэном, и его душа оказалась повреждена. К счастью, Чэн Цянь пригвоздил его тремя ледяными шипами. В будущем ему придется совершенствоваться изо всех сил, чтобы достичь результата.

В конце письма Тан Чжэнь смутно намекал, что в ближайшее время они не должны слишком часто появляться вблизи горы Фуяо. Слишком много людей обращают на нее внимание.

На мгновение Чэн Цянь почувствовал себя подавленным. Казалось, что дорога назад к горе Фуяо была слишком длинной.

Через несколько дней Янь Чжэнмин усилил заклинания снаружи усадьбы. Согласно первоначальному плану, они отправилась на Южные окраины. Их все еще было трое человек и одна птица. Птица благополучно взгромоздилась на голову Ли Юня, надеясь таким образом убедить его работать и найти способ как можно скорее вернуть ей человеческий облик.

Они прошли этот путь пешком, без полетов на мечах.

С одной стороны, путешествие к Южным окраинам не было делом первой необходимости. С другой, когда заклинатели долгое время находились вдали от мира, им действительно нужно было время от времени выходить в люди. Как говорится, «нет худа без добра» и «даже вор в дороге попутчик». Порой мирская суета помогала добиться прорыва. В этом определенно была доля здравого смысла. Как известно, большинство заклинателей, которые только начали совершенствоваться, время от времени делали это, но, чем сильнее они становились, тем больше выбирали уединение.

Если подняться слишком высоко, то попадешь на узкую дорогу. Долгий полет птицы Рух превратится в тонкую паутину, в шаткий мостик из одной доски. Слишком страшно будет ошибиться.

Казалось, что чем сильнее человек, тем более робким он может быть, из-за постоянного страха рухнуть вниз.

Построенная на центральных равнинах, усадьба Фуяо находилась немного севернее, и виды вокруг нее сильно отличались от южного пейзажа.

В это время уже миновала середина лета, и приближалось начало осени. Однако на юге все еще было тепло и дождливо. Еще не доходя до Южных окраин, Ли Юнь был ослеплен обилием в здешних местах целебных трав.

Каждый день он как бродячий целитель носил на голове бамбуковую корзину. Он ходил по горам и лесам, будто дикий кот. Иногда он поручал Луже отбирать у мелкой нечисти природные богатства и земные сокровища. Он был настолько бесстыден, что кичился авторитетом своей младшей сестры.

Ли Юнь оправдывал это желанием в будущем создать «пилюлю-противоядие», чтобы защищаться от ядовитых испарений, окутывающих Южные окраины.

Однако, как считал Чэн Цянь, всего этого хватило бы не только на его пилюли, но и на то, чтобы нормально питаться три раза в день.

У Янь Чжэнмина не было другого выбора, кроме как смириться с отсутствием у его второго младшего брата человеческого облика. Он мог только притвориться, что не знает его. Каждый день он переодевался смертным и вел Чэн Цяня на рынок. Это действительно было тяжелым испытанием для Чэн Цяня. С самого детства юноша был спокойным и тихим, не говоря уже о том, что долгое заключение во льдах и вовсе не способствовало никакому контакту с людьми. Каждый день он вынужден был мучительно переносить эту бесконечную, наступающую на пятки, толпу.

Но Янь Чжэнмин понятия не имел, что с ним не так. Юноша напоминал отнятого от груди котенка, который только и хотел, что поскорее найти свою мать. Стоило ему потерять Чэн Цяня из виду лишь на мгновение, как он тут же превращался в надоедливого демона, что до смерти изводил его.

Они хотели как можно больше узнать о кошмарных путниках, потому поселились в пограничном городе на Южных окраинах. Однако за большую часть месяца, проведенную здесь, они не обнаружили никаких следов заклинателей.

Неужели это сборище было похоже на девушек из высшего общества, что не могли ни за ворота выйти, ни переступить порог.

Тогда эти демоны должны были быть такими же… как их старший брат.

Янь Чжэнмин не боялся ни ограбления, ни выставлять свое богатство на всеобщее обозрение. Он был беспечен. Каждый день он заявлялся в чайную, занимал лучший столик и заказывал различные блюда, даже не спрашивая, если ли они в наличии. Он позволял себе покупать все только самое дорогое. С ног до головы, от кончиков ногтей и до кончиков волос, он весь был словно закутан в шелка.

Наконец-то в их краях появился такой транжира. Хозяин заведения смотрел на него как на подарок, ниспосланный ему предками. Жители Южных окраин были суровы, они не делали никакой разницы между мужчинами и женщинами. Хозяин постоянно посылал к юношам свою дочь, опасаясь, что сам будет недостаточно осторожен.

Однако, независимо от того, насколько вкусны и восхитительны были блюда, Чэн Цянь никогда не хватался за палочки. Он всегда молча ждал чашку холодной воды.

Юная госпожа внимательно следила за ним с минуту, пока, наконец, не набралась смелости спросить:

— Господину это не по вкусу?

Манера общения Чэн Цяня всегда была ясной. В присутствии посторонних он был вежлив и хмур. Если ему не нужно было ни о чем спрашивать, он практически не проявлял никакой инициативы в разговоре и всегда выглядел холодным.

Но в это время рядом с ним был Янь Чжэнмин, слишком ленивый, чтобы иметь дело с посторонними. Тогда Чэн Цянь произнес лишь одну короткую фразу:

— Нет, большое спасибо.

Маленькая хозяйка была умна, она не осмелилась больше провоцировать его. Повернувшись к Янь Чжэнмину, девушка сказала с улыбкой:

— Сейчас не самое подходящее время для визитов сюда. Позже станет прохладнее и вокруг будет уже не так много людей.

— Поблизости есть какие-нибудь интересные места, которые можно было бы посмотреть? — спросил Янь Чжэнмин.

— Неподалеку находится башня Красной птицы5, сейчас все спешат туда.

5 Красная птица — одно из четырёх мифологических существ в китайской мифологии. Она представляет собой элемент огня, направление на юг и сезон лета. Иногда её называют Красной птицей Юга (Чжу-Цюэ) (南方朱雀 (Nán Fāng Zhū Què). Красная птица — мифологический дух-покровитель юга.

Янь Чжэнмин внезапно замер.

— Башня Красной птицы? Ты имеешь в виду башню Сюй Инчжи, одного из Четырех Святых?

Он знал только, что Сюй Инчжи жил где-то на юге, но не знал точного местоположения башни Красной птицы и уж точно не ожидал, что так скоро столкнется с чем-то подобным.

Молодая хозяйка кивнула головой и сказала.

— Да, хозяин башни Красной птицы скончался более ста лет назад, оставив после себя лишь старинные реликвии и верного старого слугу. Повинуясь его воле, старый слуга превратил это место в лунный свет и прекрасный ветерок6, теперь оно никому не принадлежит. Каждый год пятнадцатого числа восьмого месяца слуга открывает дверь, чтобы поприветствовать «особых» гостей. Всегда находятся желающие попытать удачу. Даже если они и не «особые» гости, даже если они не могут попасть в башню и встретиться со старым слугой, они все равно надеются, что, может быть, старик закроет на это глаза и даст им несколько советов. Хе-хе, да, хотя башня Красной птицы и потеряла своего хозяина, войти в нее не так-то просто. Оба молодых господина кажутся богатыми и знатными, вы не должны вставать в один ряд с этими неотесанными заклинателями. Они борются и разбивают себе головы, однако, местная власть никак не может повлиять на тех, кто жаждет крови

6 清风明月 (qīngfēng míngyuè) – лунный свет и приятный ветерок; обр. прекрасный пейзаж, идиллия; (наслаждаться отдыхом).

Видя, что за несколько дней пребывания здесь им так и не удалось ничего разузнать о кошмарных путниках, они не желали больше задерживаться. Но никто из них даже и представить себе не мог, что им удастся случайно обнаружить на Южных окраинах башню одного из Четырех Святых.

Неужели, действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло?

Однако, в сердце Янь Чжэнмина были некоторые сомнения. Поскольку он знал, что печать может быть связана с Четырьмя Святыми, он уделил пристальное внимание некоторым слухам, связанным с ними, но башню Красной птицы поставил на последнее место.

На это не было совершенно никаких причин, кроме той, что ее хозяин Сюй Инчжи, умер от рук Господина Бэймина.

Глава 59. Усадьба Фуяо.

Янь Чжэнмин на мгновение засомневался.

И хотя он ничего не сказал, Чэн Цянь успел разглядеть его беспокойство. На самом деле, Чэн Цянь был очень наблюдателен и большую часть времени изучал выражение лица собеседника, прислушиваясь к его словам. Однако сам он в основном молчал и нисколько не волновался об этом.

Видя, что старший брат колеблется, Чэн Цянь ответил:

— Если ты хочешь пойти и посмотреть, сначала нужно найти Ли Юня.

Но Янь Чжэнмин не издал ни звука. Спустя какое-то время он вдруг небрежно сказал:

— До самой своей смерти наш старший наставник беспокоился о клане. Он предпочел бы погибнуть и лишиться души, но все же поместил свой дух в три медные монеты, чтобы остановить великое бедствие: разрушение Долины демонов, и уничтожить поглощающую души лампу. Более того, хотя он и был одержим, но он не был похож на человека повинного в чудовищных преступлениях. На месте нашего мастера, смог бы ты забыть о своей привязанности и безжалостно похоронить его под деревом?

Чэн Цянь на мгновение замолчал. Так и не найдя, что ответить на этот вопрос, он спросил:

— А как же Сяо Юань? Что ты собираешься делать, если мы все-таки поймаем его на Южных окраинах?

Янь Чжэнмин нахмурился. Повисла тишина.

Независимо от того, какую дорогу выбрал Хань Юань после всего случившегося, но Чэн Цяня он убил не по своей воле. Те, кто попал под влияние «души художника», даже не заметили бы, как их тело разорвало на куски. Хань Юань не мог противостоять этому заклинанию. Все это было прекрасно известно Янь Чжэнмину, но, каждый раз возвращаясь в тот день, он постоянно ощущал застрявший в горле ком.

В это время тихий голос в его сердце спросил: «А что, если бы все было наоборот? Что, если бы марионеткой «души художника» стал Сяо Цянь?»

Стоило только этой мысли появиться в его сознании, как Янь Чжэнмин больше не мог перестать думать об этом.

Он медленно перевел взгляд на Чэн Цяня. На самом деле сейчас Чэн Цянь мало чем отличался от самого себя в юности. Он стал немного выше, но его облик все еще напоминал о тех днях, когда они были подростками. Каждый раз, когда Янь Чжэнмин внимательно смотрел на него, в его душе возникало какое-то неясное чувство.

Сначала он думал, что все это лишь потому, что он уже много лет не видел младшего брата. Но позже он обнаружил, что это совсем не так. Ведь каждый раз, закрывая глаза, он жалел, что не может точно вспомнить, сколько ресниц у Чэн Цяня.

Разве знакомые вещи и люди со временем не начинали восприниматься как должное настолько, что в итоге замыливался взгляд?

Однако Янь Чжэнмин вдруг понял, что не осмеливался слишком долго смотреть на Чэн Цяня. Он чувствовал себя зависимым и боялся, что обожжет себе глаза.

«Если бы это был Сяо Цянь, я бы не позволил ему прыгнуть в море», — именно к такому выводу долгое время беспомощно приходил Янь Чжэнмин. Он втайне вздыхал и чувствовал себя виноватым, потому что на самом деле был слишком предвзят.

Янь Чжэнмин думал об этом так много, что в его взгляде, волей-неволей, проскальзывали искры сумасшествия. В какое-то мгновение, Чэн Цянь даже вспомнил о демоне, проявившемся в тот день в бамбуковой роще. Юноше вдруг стало тоскливо.

«С самого начала эти неприятности не должны были беспокоить его сердце, — расстроено подумал Чэн Цянь. — Если возникнут какие-то проблемы, он ведь может приказать мне сделать все, что угодно, почему бы и нет?»

После ста лет тяжелой работы Чэн Цянь решил позволить главе клана просто есть, пить и веселиться, время от времени разрешая ему перегибать палку. Он уже перенес семь Больших Небесных Бедствий, разве он не справится с шатким мостом, в который превратился клан Фуяо?

— Идем. Так как этот замок находится в печати главы клана, мы в любом случае должны пойти и посмотреть на башню Красной птицы. — Чэн Цянь встал и протянул Янь Чжэнмину руку.

По какой-то невыразимой причине, каждый раз, когда ладонь Чэн Цяня оказывалась перед его глазами, Янь Чжэнмин начинал нервничать. Он напрягся и машинально схватился за юношу.

Кончики пальцев Чэн Цяня были холодными, но ладонь все еще оставалась чуть теплой, и это, казалось, обжигало его.

Янь Чжэнмин вздрогнул, не желая отпускать его руку.

Чэн Цяню это не понравилось, и он попросту цокнул языком. Схватив «молодого господина, охочего до денег», он, наконец, стянул с его пальца уродливое кольцо с медной монетой. Поспешно спрятав кольцо в рукав, юноша вздохнул:

— Хорошо, на этот раз никто не будет тебя бить, думаю, ты действительно уже сыт по горло этим духом подражания.

Ладонь Янь Чжэнмина внезапно опустела, и юноша на мгновение растерялся. Однако Чэн Цянь уже вышел из чайной.

Легкий холодок все еще оставался на его пальцах. Янь Чжэнмин неохотно пошевелил рукой, чувствуя, что это все было не совсем нормально.