Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Он вспомнил, как впервые оказался здесь. Владыка Гу послал на его поиски группу заклинателей, но, по какой-то неизведанной причине, могущественные воины не осмелились ни шагу ступить в эти края.

Чэн Цянь поднял голову. Безмятежная долина напоминала гигантский нефрит. На мили вокруг нее клубился странный туман. Казалось, он не принадлежал к миру живых.

Возможно, все дело было в его теле, созданном из камня сосредоточения души, но Чэн Цянь вдруг почувствовал, что это место обладало крайне необычной аурой.

Глава 75. Самый счастливый и одновременно самый болезненный момент

Нефритовая мгла стелит глаза, и нет ни проблеска надежды*

Безмятежная долина источала необычную ауру.

В прошлый раз, когда Чэн Цянь вошел в эти земли, он был еще невежественным ребенком, который понятия не имел, как здесь оказался. Теперь же он намеренно искал это место, но в итоге, юноша целый день провел, петляя кругами, словно путник, попавший в ловушку призраков, вынужденный снова и снова возвращаться обратно к исходной точке.

Когда-то давно смерть учителя так сильно поразила его, что все случившееся потом, то, как он забрал Лужу и они вместе пытались сбежать из долины, превратилось в смутные воспоминания. Он помнил только то, что, несмотря на трудности, ничто в этих краях не представляло для них угрозы, не считая диких зверей.

Однако теперь, самый жестокий и несравненный в мире меч Шуанжэнь жался к нему, словно испуганный ягненок.

Чэн Цянь молча окутал себя аурой изначального духа и принялся читать священные писания «О ясности и тишине». Затем он начертал перед собой заклинание и слегка потер глаза, заставляя их вспыхнуть морозным светом. Демонические уловки не могли обмануть взгляд, усиленный изначальным духом. Однако Чэн Цянь все равно хмурился, осматриваясь вокруг.

Долина выглядела такой мирной, что это даже пугало.

Горы были подобны драгоценным камням, а зелень казалась потрясающе свежей. Но вокруг не было ни следа темной энергии, более того, не было и живой Ци.

Со всех сторон не доносилось ни звука. Чэн Цянь чувствовал себя так, словно попал в картину.

В полной тишине, Чэн Цянь сел и изо всех сил попытался успокоить поднимавшуюся в сердце тревогу. Вдруг, юноша вспомнил одну из очень странных фраз, сказанную когда-то Хань Мучунем. Учитель говорил, что их старший наставник «сражался в битве, распростершейся от горы Фуяо до Безмятежной долины, лежавшей в двухстах ли от нее».

Но почему она называлась «Безмятежной»?

Разве воинам мало было горы Фуяо, чтобы показать свою силу?

В детстве Чэн Цяню недоставало знаний. Он был плохо знаком с миром заклинателей и думал, что призраков можно повстречать только если отправиться бродить по улицам ночью. Позже, когда он уже сформировал изначальный дух и столкнулся с Небесными Бедствиями, он смутно ощутил, что некая сила присутствовала повсюду. У всего в этом мире была другая сторона, скрывавшая за собой истинный облик.

Но что скрывалось за Безмятежной долиной?

Было ли их попадание сюда простым совпадением?

По мере того, как темнело небо, сияющая как драгоценный камень аура долины постепенно рассеивалась. В шуме ветра слышались бесчисленные шорохи, будто мимо сидящего на земле юноши проходили целые толпы людей.

Когда последний солнечный луч исчез за горой, Шуанжэнь внезапно зажужжал.

Вздрогнув, Чэн Цянь открыл глаза, но все, что он увидел перед собой, было всего лишь фигуркой одетого в лохмотья смертного ребенка.

Ребенок был тощим, как палка. Казалось, он никогда в своей жизни не ел досыта. Его голова выглядела несоразмерно большой по сравнению с остальным телом. На вид мальчику было не больше семи или восьми лет. Когда он улыбался, было заметно, что ему недоставало нескольких зубов.

Ребенок присел на корточки неподалеку от Чэн Цяня. Он подождал, пока юноша откроет глаза, а затем вздернул подбородок и рассмеялся.

Десятилетиями Чэн Цянь находился в уединении в ледяном озере долины Минмин, потому его тело постоянно источало морозную ауру, заставлявшую незнакомцев держаться от него подальше. Если он не пытался ее скрыть, юношу начинали бояться не только смертные, но и заклинатели.

Однако дитя перед ним, похоже, не испытывало страха. Напротив, ребенок с любопытством ткнул грязным пальцем в покрытый инеем Шуанжэнь. Но, кажется, меч показался ему слишком холодным, потому что он тут же отстранился и скривившись, спросил:

— Господин сюцай1, почему ты сидишь здесь и спишь?

1 При танской династии существовала система чиновничьих экзаменов. По этой системе кандидатам присваивались следующие степени: сюцай (выдающийся талант), минцзин (знаток канонических книг), цзюньши (даровитый ученый) и т.д.

С минуту помолчав, Чэн Цянь ответил:

— Я не сюцай.

— О, так господин цзюйжэнь2? — глаза ребенка стали еще больше. — Мой отец говорил, что только ученые носят длинные одежды. Крестьянам приходится работать на полях, поэтому они не могут позволить себе такие вещи.

2 В начале эпохи Сун (960-1279) система государственных экзаменов приобрела трехступенчатый вид. В своем окончательном варианте по итогам сдачи экзаменов присваивались следующие степени: шэнъюань или сюцай — обладатель диплома первой степени. Аньшоу — шэнъюань с лучшим результатом; гуншэн — старший лиценциат и цзюйжэнь — обладатель диплома второй степени.

Трудно было объяснить что-либо невежественному ребенку, поэтому Чэн Цянь мог только молчать и улыбаться.

Мальчик вновь одарил его ответной улыбкой, демонстрируя недостаток зубов, и произнес:

— Меня зовут Эрлан. Ты идешь в долину? Мой дом там.

С этими словами он указал куда-то в сторону, и Чэн Цянь вздрогнул. С каких это пор в Безмятежной долине живут люди?

Снова взглянув на ребенка, Чэн Цянь почувствовал, что с ним действительно что-то не так. Ухватившись за эту мысль, он встал и последовал за подпрыгивающим малышом.

Как ни странно, вскоре извилистая тропа сменилась узкой дорогой, по которой они вполне могли пройти вдвоем.

Но идти с Эрланом оказалось не так-то просто. Порой мальчику хотелось поохотиться на светлячков, а иногда он присаживался на корточки, чтобы сорвать цветы. По пути он то и дело подбирал маленькие камешки и бросал их в канаву или хватался грязными руками за одежду Чэн Цяня. Кроме того, он безостановочно болтал.

— Раньше я жил в другом месте, а потом случилась беда. Мой отец умер. Мать больше не хотела заботиться обо мне, поэтому я, дедушка и многие наши соседи из деревни перебрались сюда.

Вдруг, в душе Чэн Цяня возникла смутная догадка. Он спросил:

— Что за беда?

— Понятия не имею, — сказал Эрлан. — Я плохо понял. Мой дедушка сказал, что это было наказание, посланное бессмертными или что-то в этом роде. Бессмертные такие ужасные. Господин цзюйжэнь, а где твой дом? Ты ведь очень важный чиновник, да?

Чэн Цянь на секунду засомневался, но ребенок, казалось, и не ждал от него ответа. Болтая, мальчик бесстрашно схватился за меч Чэн Цяня, затем поднял глаза и внезапно заговорил серьезно, как взрослый:

— В таком случае ты должен постараться стать честным чиновником!

Рука Чэн Цяня слегка дрогнула.

Из-за его метода самосовершенствования температура тела юноши была намного ниже, чем у обычных людей. К тому же, он носил с собой ледяной клинок. Однако Чэн Цянь чувствовал, что этот ребенок, похоже, не боялся холода.

Чэн Цянь посмотрел вниз, и Эрлан тут же одарил его своей беззаботной беззубой улыбкой. Однако на шее мальчика и на неприкрытых одеждой участках кожи, виднелись ярко-красные отметины.

Говорят, что такие отметины бывают лишь у тех, кто замерз насмерть.

Вдруг, Чэн Цяня словно осенило. Лишь в месте вечного покоя можно было быть свободным от печалей человеческого мира.

Он немного помолчал и, понизив голос, спросил:

— Ты не замерз?

Услышав это, Эрлан снова улыбнулся и покачал головой.

— Напротив, мне жарко!**

На лице мальчика сияло беззаботное выражение, но его кожа казалась бледной до синевы.

Вдруг, откуда-то донесся тихий голос старика:

— Эрлан, немедленно возвращайся домой!

Услышав это, Эрлан тут же отпустил руку Чэн Цяня и бойко ответил:

— Иду!

Он покружился на месте и сказал Чэн Цяню:

— Меня зовет дедушка. Господин цзюйжэнь, если тебе куда-то нужно, ты должен найти того, кто подскажет тебе дорогу.

Сказав это, мальчик развернулся и вприпрыжку побежал прочь, напевая какую-то деревенскую песенку.

Но было в его образе еще кое-что, что сильно насторожило юношу. У ребенка не было тени.

— Эй, — внезапно окликнул его Чэн Цянь. Эрлан обернулся и посмотрел на него широко раскрытыми глазами человека, свободного от мирской суеты.

Чэн Цянь остановился и оперся на Шуанжэнь, забравший бесчисленное количество душ. В темноте ночи он казался статуей прекрасного божества.

— Когда я был ребенком, меня тоже звали Эрлан.

В это самое мгновение, он словно собственными глазами увидел, как в хаосе полной чувств и страстей жизни пересекаются человеческие судьбы.

С тех пор, как его изначальный дух вошел в камень сосредоточения души, он почти забыл о радостях и печалях этого мира.

Эрлан удивленно посмотрел на него, почесал лохматую голову, улыбнулся и убежал.

Чэн Цянь тихо выдохнул. Его сердце наполнилось тоской. Если это был тот самый край, куда стекались души умерших, то…

Он превратился в тень и, словно ветер, пронесся сквозь красивую, но безжизненную деревню, держа путь прямо в глубь долины.

По пути он не заметил никаких признаков пребывания в этих краях тигров и волков, рыскавших здесь в те времена, когда они с Лужей пытались найти выход. Чэн Цянь понял, что в те годы он был всего лишь слабым ребенком, а дикие звери, что так сильно напугали его, обычными кошмарами.

На этот раз Чэн Цянь не заблудился. Он быстро нашел то место, где находились останки Тун Жу.

Стояла ночь новолуния. Озаренное светом бесчисленных звезд небо было хрустально чистым. Старые кости совсем не казались юноше страшными. Наоборот, они словно лучились умиротворением. Чэн Цянь почувствовал смутную связь между Шуанжэнем и человеческими останками перед ним.

В этот момент пейзаж перед его глазами внезапно изменился, будто кто-то резко раздернул плотный занавес.

До ушей Чэн Цяня донесся тихий голос. Он спросил:

— Какой самый счастливый момент в твоей жизни? Какой самый болезненный момент? Почему ты так стремишься идти по этому пути? Сожалел ли ты о чем-либо в последние годы?

Этот голос показался Чэн Цяню знакомым, но юноша никак не мог вспомнить, где он мог его слышать. Но уже через несколько мгновений Чэн Цянь увидел своего, так похожего на ласку, учителя. Старик нес на руках его детское «Я», спеша поскорее укрыться от дождя и все время о чем-то бессвязно бормотал. А потом он увидел полуразрушенный храм. Ребенок с перепачканным сажей лицом поднял голову и удивленно посмотрел на него. В руках он держал курицу нищего, с которой только что снял запекшуюся глиняную корку…

Вдруг, прямо перед ним появилась длинная тропа. Тропа превратилась в гору Фуяо. В богато украшенной «Стране нежности» восседал надменный юноша. Он приказал своей служанке дать детям по горсти конфет с кедровыми орехами. Но едва переступив порог комнаты, маленький Чэн Цянь, еще не достигший и половины роста взрослого человека, с презрительным выражением лица отдал конфеты своему беззаботному младшему брату, которого он считал таким же невыносимым.

Словно в бреду, Чэн Цянь шагнул вперед, взял пакетик кедровых конфет и поспешно сунул одну в рот. Острая сладость на языке пробудила его чувства. Чэн Цянь, давно не пробовавший никакой еды, слегка опешил.

Не удержавшись, он пропустил спускавшегося по лестнице ребенка и медленно подошел к юноше, требовавшему, чтобы его волосы расчесывали не менее восьми раз на дню. Он наблюдал, как этот избалованный юный господин распоряжался своими служанками. В этот момент что-то внутри Чэн Цяня сломалось, и чувства затопили его с головой.

Он внезапно шагнул вперед и обнял мальчика так, будто держал в руках самое ценное сокровище в своей жизни.

В столь юном возрасте старший брат Чэн Цяня еще не до конца сформировался. Мальчик был стройным и тонким. Янь Чжэнмин казался меньше своих сверстников и был ощутимо ниже Чэн Цяня.

Чэн Цянь слегка приподнял голову и положил подбородок мальчику на макушку. На мгновение его взгляд затуманился.

Это был самый счастливый и одновременно самый болезненный момент в его жизни.

Чэн Цянь посмотрел на себя, обнимающего человека, по которому скучал больше всего на свете, и отчетливо понял, в чем же на самом деле заключался смысл его жизни. В то же время он понял, что все это лишь иллюзия, и что все его надежды так же тусклы, как лучи закатного солнца. Время течет вперед, смерть неизбежна.

Вдруг, до его ушей донесся тихий вздох, и руки Чэн Цяня опустели. Подняв глаза, он увидел, что все иллюзии исчезли. Мучунь чжэньжэнь стоял перед ним уже бог знает сколько времени. Чуть дальше сидел Господин Бэймин. Тун Жу. Его конечности были скованы черными, как смоль, цепями, и все его тело было окружено сферой белого света. Многочисленные клинки появлялись прямо из сферы, раз за разом безжалостно вонзаясь в его плоть. Однако он продолжал все также мирно сидеть рядом со своим скелетом и, казалось, совершенно не чувствовал боли.

— Учитель? Старший наставник? Это… — спросил Чэн Цянь.

Тун Жу кивнул ему издалека и ответил:

— За все те непростительные поступки, что я совершил, после смерти я должен быть предан казни тысячи клинков. Надеюсь, это не выглядит слишком кроваво?

Чэн Цянь растерянно промолчал.

Мучунь чжэньжэнь, находившийся в своем истинном обличье, лукаво улыбнулся Чэн Цяню и знаком велел юноше подойти поближе.

— Даже будучи взрослым, ты все еще ходишь с этим каменным лицом. Совсем не мило, — сказал он.

— Значит, привычка моего старшего брата каждый день находить все новые и новые неприятности — это мило? — мягко произнес Чэн Цянь.

— Если он так сильно тебя раздражает, то, что же ты так крепко в него вцепился, не желая отпускать? — улыбнулся Мучунь чжэньжэнь.

Чэн Цяня нахмурился и закрыл глаза. После долгого молчания он тихо сказал:

— Действительно, это было слишком самонадеянно с моей стороны.

Улыбка Мучунь чжэньжэня исчезла. Он хотел было по привычке погладить Чэн Цяня по голове, но, подняв руку, осознал, что его ученик стал выше, и теперь Мучуню не так-то просто было дотянуться до него, как раньше. На секунду он даже смутился.

Чэн Цянь тихонько отодвинул Шуанжэнь в сторону и опустился на колени.

— Как тебе удалось сюда попасть? — наконец, спросил Хань Мучунь.

— Безмятежная долина — царство мертвых, стоящее среди мира людей, — небрежно произнес Тун Жу. — Заблудшие души со всего мира приходят сюда, чтобы затем исчезнуть. Но есть и те, кому нет места ни среди живых, ни среди мертвых. Они вынуждены ждать здесь, пока их души полностью не сгниют, превратившись в землю под ногами. Обычно, живые не могут сюда войти. Когда два великих зла, я и Поглощающая души лампа, сошлись в смертельном бою, то недоделанное заклинание слежения, наконец, заработало. Эти двое были детьми и, следовательно, не считались полноценными людьми, поэтому их и занесло сюда. Но тело этого юноши не из плоти и крови, так что ему не составило труда попасть в долину.

Чэн Цянь печально улыбнулся.

— Моя душа все еще пребывает в этом мире, но моего тела здесь действительно больше нет. Я больше не могу сказать, что «действую по велению сердца».

Мучунь чжэньжэнь бросил на него пронзительный взгляд и спросил:

— Малыш, зачем ты пришел сюда, в Безмятежную долину?

И Чэн Цянь рассказал ему все от начала до конца.

— О, — Хань Мучунь не изменился в лице. Мгновение спустя он заговорил, и от каждого оброненного им слова в жилах стыла кровь:

— Я думал, ты пришел сюда, чтобы проведать мою могилу. Но, как оказалось, ты здесь лишь для того, чтобы ее раскопать.

Чэн Цянь молчал.

Сказать по правде, все было именно так.

Хань Мучунь сложил руки на груди и жалобно произнес:

— Увы, лучше уж держать собак, чем воспитывать таких учеников. Все они в итоге вырастают в неблагодарных ублюдков.

Сидевший неподалеку Тун Жу с улыбкой сказал:

— На самом деле, заклинателям меча из клана Фуяо не нужны никакие артефакты. Их проводник на этом нелегком пути — обычный деревянный клинок. Мастер для них словно украшение, и, конечно же, здесь не может быть и речи ни о каком постороннем воздействии. Если ты хочешь поговорить о проводнике, то нет ничего, кроме деревянного меч клана Фуяо. Что? Разве ты уже забыл свои первые шаги? Каково это было позволить мечу направлять тебя?

Когда ученик клана Фуяо впервые брал в руки деревянный клинок и полностью погружался в практику, изучая первые комичные движения, оружие являло ему волю меча. Чэн Цянь повернул голову и неожиданно кое-что осознал.

Тун Жу тихо рассмеялся, и цепи, сковавшие его руки, глухо лязгнули.

— Тебе пора идти. Не возвращайся сюда больше. Если ты придешь снова, боюсь, нас ты здесь больше не встретишь.

Ему нигде не было места. Ни среди живых, ни среди мертвых. Ему оставалось только сидеть здесь и ждать, когда его кости сгниют и превратятся в почву под корнями деревьев.

Чэн Цянь не удержался и спросил:

— Старший, ты и вправду вошел в тайное царство трех существований?

Уголки глаз Мучуня слегка дернулись. Казалось, в словах Чэн Цяня было что-то болезненное.

— Да, я был там, — выражение лица Тун Жу, напротив, осталось неизменным. Он был похож на старого монаха, предававшегося глубокой медитации. — Потом я решил поговорить об этом с Сюй Инчжи. Он сделал для меня три дурных предсказания, посоветовав повиноваться воле небес и смиренно ждать смерти. Тогда я понял, что дружба с такими как он не имеет никакого смысла, поэтому, вернувшись, я отдал печать главы клана Сяо… твоему учителю и отправился в «Башню отсутствия сожалений».

— Отсутствия сожалений… что это?

— Когда пойдешь туда, откуда нет возврата, не оглядывайся назад. Башня отсутствия сожалений — это место, где мать способна отдать своего ребенка, ни проронив ни слезинки. Ах, оно также известно, как «Башня внутреннего демона», — произнес Тун Жу. — Гора Фуяо действительно священное место. Ты, должно быть, уже слышал об этом. Легенда гласит, что когда-то один могущественный заклинатель вознесся, вошел в пределы трех царств и принес в этот мир гору, призванную охранять Башню внутреннего демона. Гора стала барьером между миром людей и миром чудовищ. Родословная нашего клана Фуяо — это родословная хранителей, которым было поручено защищать врата.

Услышав об этом, Чэн Цянь был ошеломлен.

— Это правда?

— Скорее всего, нет. Это просто легенда, такая же, как те истории о Хунцзюне3, Паньгу4 и сотворении мира, — Тун Жу посмотрел на юношу с добродушной улыбкой. В этот момент Повелитель всех демонов вовсе не выглядел таким страшным. Напротив, он казался совершенно обычным человеком. — Но Башня отсутствия сожалений действительно существует, и в ней хранится артефакт, противный воле небес.

3 Хунцзюнь (hóngjūn) также известный в Китае как мудрец Дао — это путь небес в древнекитайской мифологии.

4 盘古 (pángǔ) —миф. Паньгу (первый человек на земле согласно китайской мифологии).

— Камень, исполняющий желания? — выпалил Чэн Цянь.

— Из тайного царства трех существований я вернулся одержимым, я почти заработал отклонение Ци. Я рискнул всем, чтобы подняться по восемнадцати тысячам ступеней Башни отсутствия сожаления и найти камень, что тысячелетиями хранился на горе Фуяо. А после, проигнорировав все советы Четырех Святых, я принес в жертву этому камню миллионы жизней в обмен на одно только несбыточное желание.

От последних слов старшего наставника веяло ужасом. Чэн Цянь вдруг вспомнил, что сказал его учитель, когда впервые запечатал Господина Бэймина: «Скорбящие души, погибшие от твоих рук».

— Откровенно говоря, призраки, которых ты встретил в долине — жертвы той страшной жатвы. — печально улыбнулся Тун Жу. — Мое преступление непростительно, но, по крайней мере, мое желание было… искренним.

Чэн Цянь не мог удержаться от вопроса:

— Тогда кто привел тебя в тайное царство трех существований?

На лице Тун Жу не было ни обиды, ни ненависти. Он спокойно ответил:

— Тот, кто получил по заслугам.

Чэн Цянь хотел еще немного порасспрашивать старшего наставника, но Мучунь, бывший в своем истинном обличье, внезапно вздохнул и перебил его:

— Сяо Цянь, уже светает.

На востоке занимался рассвет. Заметив это, Чэн Цянь искренне удивился.

Мучунь чжэньжэнь посмотрел на него и ласково улыбнулся.

— Я надеялся, что ты сможешь остаться еще на какое-то время, но, похоже, это невозможно.

В юности, невежество служило ему щитом, но сейчас, услышав эти слова, Чэн Цянь едва не расплакался.

— Я хочу остаться здесь с тобой навсегда, но я обещал ему, что вернусь через сто дней. Я не могу потерпеть неудачу.

Сидевший неподалеку Тун Жу печально улыбнулся. Казалось, ему вдруг стало смешно или, может быть, он что-то вспомнил.

Господин Бэймин поднял руку, и сковавшие его цепи зазвенели. Мечи, чей гнев служил ему наказанием, взлетели вверх, отбросив Чэн Цяня прочь.

Фигура Хань Мучуня постепенно растворилась в воздухе, а под ногами юноши замелькали души умерших.

В это мгновение Чэн Цянь потерял сознание.

Примечания:

* Слова Сыкун Ту (837-908, китайский поэт времён династии Тан), означают встречу с неизбежным.

**Примечание автора: некоторые люди, замерзая, перед смертью испытывают обманчивое ощущение тепла.

Глава 76. Там, где заканчивается жизнь, рождается клинок.

Вернувшись в усадьбу Фуяо, Чэн Цянь увидел, что все жители побросали свои дела и за чем-то очень увлеченно наблюдали.

Перед воротами усадьбы собралась целая вереница повозок. Молчаливые солдаты выстроились в две шеренги, сделавшись похожими на каменные колонны. Неподалеку от них остановился один из экипажей, запряженный двумя лошадьми. В глазах простых смертных лошади выглядели совершенно обычными, но Чэн Цянь с первого взгляда понял, что это были породистые летающие скакуны.

Перед запряженной повозкой стояли два довольно сильных заклинателя, достигших уровня формирования изначального духа. Один из них, с по-юношески молодым лицом, источал на удивление холодную ауру.

Определенно, он был заклинателем меча.

В последнее время усадьбу посещало так много народу, что Ли Юнь едва успевал с ними разбираться. Но никто из них не мог привлечь внимание Чэн Цяня. Юноша поднял Шуанжэнь, но вдруг замедлил шаг: позади повозки стоял похожий на ворона человек. Его одежда была полностью черной, а сверху, над его головой, развевался флаг Управления небесных гаданий.

Старший заклинатель просил, чтобы его впустили. Он был предельно вежлив и выдвигал весьма разумные аргументы. Он говорил о положении дел в империи или о жизнях гражданских лиц. Но тем, кто охранял ворота усадьбы, должно быть, была Лужа. Над каменной плитой вспыхнуло истинное пламя красного журавля.

Лужа хорошо умела справляться с различными ситуациями, будучи при этом верной себе. Независимо от важности названной ей причины, ответ девочки всегда оставался неизменным: «Пожалуйста, уходите».

Если бы Чэн Цянь не узнал ее голос, он бы подумал, что гости разговаривали с марионеткой.

Старший заклинатель казался слегка растерянным. Стоявший рядом с ним юноша-мечник прижал свой клинок к груди и решительно произнес:

— Старший брат, зачем нам тратить на них время? Эти люди скрылись от целого мира. Сдается мне, что их заклинатель меча не так уж и хорош. К тому же, тот, кто создал здешний защитный массив, еще даже не сформировал свой изначальный дух. Если мы решим ворваться в усадьбу, кто остановит нас?

— Заткнись, — одернул его мужчина и тут же снова замолчал. Как только он повернулся, чтобы отчитать младшего, его взгляд застыл, а пальцы непроизвольно сжали рукоять длинного меча.

Юноша оглянулся и увидел неподалеку от них высокое дерево. На вершине дерева стоял человек.

Ноги незнакомца едва касались кроны, а его рукава развевались на ветру, как серые флаги.

Никто не знал, когда он появился здесь.

Это был не кто иной, как Чэн Цянь.

Юноша опустил глаза и равнодушно окинул взглядом собравшихся. Он не был похож на живого человека. Молодой заклинатель меча тут же почувствовал исходившую от него угрозу.

— Кто ты такой?

Но прежде, чем он успел договорить, Чэн Цянь вдруг пристально посмотрел на них.

Пару мгновений спустя он спрыгнул с дерева и приземлился перед заклинателем меча. Вокруг юноши тут же разлилась ледяная аура. Каждое движение Чэн Цяня было наполнено жаждой убийства Остальные заклинатели поспешно отступили на приличное расстояние.

Но Чэн Цянь даже не удостоил их взглядом. На его лице заиграла презрительная улыбка.

— Ты смеешь спрашивать у меня, кто я такой, преграждая мне путь в мой собственный дом?

Услышав это, старший заклинатель быстро шагнул вперед и заговорил:

— Меня зовут У Чантянь, я скромный чиновник из Управления небесных гаданий. Я пришел сюда, чтобы попросить о встрече с главой вашего уважаемого клана. Даою, могу я спросить, как мне следует к тебе обращаться?

С давних пор Чэн Цянь решил, что перед лицом этих людей, он будет петь в черной маске1.

1 唱黑脸 (chàng hēiliǎn) букв. петь в черной маске (в пекинской опере лица суровых, жестких героев раскрашены в черный цвет) обр. в знач.: вести жесткую линию, выступать в роли «злодея».

— Управление небесных гаданий? Прочь отсюда!

С этими словами юноша вскинул руку. Даже если У Чантянь был достаточно быстр, чтобы увернуться, порыв ледяной ауры все равно ударил его в грудь. Почувствовав, что мороз сковал половину его тела, старший заклинатель отшатнулся в сторону и едва не врезался в повозку.

Чэн Цянь холодно посмотрел на него.

— Как зовут твоего даою?

—Ты! — сердито выкрикнул юный заклинатель меча. Он тут же выхватил свое оружие, готовый броситься вперед.

Раздался громкий лязг Шуанжэня.

— Ты хочешь драться? Чэн Цянь готов исполнить твое желание.

Услышав небрежно брошенное им имя, У Чантянь сразу же узнал его. Он поспешно закричал своему спутнику:

— Ю Лян, назад!

Чэн Цянь бросил на одетых в черное людей насмешливый взгляд. Казалось, перед ним находилась стая ворон. На его лице промелькнула жестокая улыбка.

— Вы здесь из-за Хань Юаня, демонического дракона? — произнес юноша.

У Чантянь толкнул Ю Ляна себе за спину и примирительно улыбнулся.

— Действительно, этот человек на пути к тому, чтобы стать повелителем демонов. Темные заклинатели, что долгое время скрывались в тени, теперь подчиняются его приказам. Если наши стороны не придут к соглашению, на мир обрушится великая катастрофа, так что…

Но стоило только У Чантяню поднять глаза, как он увидел, что Чэн Цянь буквально лучился сарказмом. Мужчина замолчал, не в силах больше произнести ни слова.

— Демонический дракон Хань Юань, — тихо повторил Чэн Цянь и улыбнулся. — Господин У, вы знаете, почему он встал на Темный Путь?

У Чантянь растерялся.

— Дело в том, что, когда он был еще подростком, его разум попал под влияние «души художника», заклинания, что использовал один из ваших старших из Управления небесных гаданий, Чжоу Ханьчжэн. Знаете ли вы, что такое кармическое возмездие? — голос Чэн Цяня звучал очень тихо. Казалось, юноша совершенно не желал тратить силы на разговоры с этими людьми. — Что вы сейчас сказали, господин У? Вы на нашей стороне?

В словах Чэн Цяня зазвучали ледяные нотки, и Шуанжэнь с лязгом покинул ножны. Аура меча хлынула вперед, как волны в прилив, оставив на земле длинный след. Даже стоявшие поблизости заклинатели из Управления небесных гаданий были поражены этой силой. Они были в полном замешательстве.

Взгляд Чэн Цяня стал холоднее, чем лезвие меча.

— Забирайте своих псов и убирайтесь прочь! Если вы осмелитесь пересечь эту черту, молитесь, чтобы ваша следующая жизнь оказалась лучше, чем эта.

Вдруг, ворота усадьбы заскрипели, и створки медленно открылись. С видом благовоспитанной барышни, Лужа вышла вперед и вежливо поприветствовала собравшихся снаружи людей.

— Третий брат, глава клана сказал, чтобы ты поскорее возвращался и перестал устраивать неприятности. Господа, с недавних пор наш глава отправился в уединение. Сейчас он не может принимать гостей. Пожалуйста, простите за неудобства. Желаем вам счастливого пути.

Лужа не привыкла к подобным разговорам. Она была диким ребенком, всюду носившимся на своих крыльях и делавшим все, что вздумается. Подражать цветистым манерам светского общества ей было совершенно не к лицу. Едва эта мысль промелькнула в голове Чэн Цяня, юноша вздохнул.

Не только судьба их клана катилась под откос, но и они сами вечно оказывались в эпицентре бури.

Юноша подмигнул Луже, с крайне надменным видом отвернулся от толпившихся снаружи людей и, шагнув вперед, закрыл за собой ворота усадьбы Фуяо.

Облегченно выдохнув, Лужа тут же побежала за ним.

— Третий брат, почему ты так быстро вернулся? Ты нашел способ разбудить старшего брата? Слушай, несколько дней назад метка внутреннего демона у него на лбу почему-то стала короче. Как ты думаешь, это хороший знак?

Чэн Цянь лишь слегка кивнул ей и произнес:

— Я собираюсь уйти в уединение примерно на сто дней. Будет лучше, если никто из этих людей меня не побеспокоит.

— Ладно, пойду скажу Ли Юню, у него всегда много идей, — Лужа быстро покивала головой, а затем, словно опомнившись, добавила. — О, третий брат, ты ведь еще не знаешь. Похоже, наш старший брат слышит, когда мы с ним разговариваем!

Чэн Цянь остановился.

Лужа радостно продолжила:

— Как ты думаешь, может, мне стоит говорить с ним почаще?... Эй, третий брат, что с тобой?

Чэн Цянь вспомнил их с Тан Чжэнем разговор у постели Янь Чжэнмина. Никто из них даже не пытался следить за своими словами. Юноша вдруг почувствовал себя неловко. Избегая взгляда сестры, Чэн Цянь поспешно прикрыл рукой рот, сделав вид, что закашлялся.

— Нет, ничего.

В этот момент в мыслях Чэн Цяня что-то перевернулось. Всю свою юность их старший брат провел в невежестве. На всех лекциях учителя он начинал засыпать сразу же, стоило ему только увидеть иероглифы. Кроме священных писаний и методов совершенствования их клана он никогда не прикасался ни к одной из книг. Не стоит… не стоит ведь слишком много думать об этом?

Под удивленным взглядом Лужи владелец Шуанжэня, что несколько мгновений назад наводил ужас на всех присутствующих, вдруг смутился и убежал, да так быстро, словно его ноги смазали маслом.

На следующий день, словно разгневавшись на дотошность людей из Управления небесных гаданий, защитный массив усадьбы Фуяо полностью изменился. Барьер наполнился смертоносной аурой, призванной удерживать подальше всех, кто находился на расстоянии в тысячи ли от этого места.

Все слуги были в спешке отосланы. В воздухе над усадьбой возвышался Шуанжэнь. Ледяной клинок превратился в «око» защитного массива.

Ли Юнь вытер со лба пот и обратился к сидевшему рядом Тан Чжэню.

— Брат Тан, это все твоя заслуга. Прими нашу благодарность.

— Ли даою, не нужно церемоний. Все, что я сделал — это лишь поведал тебе простые истины, — Тан Чжэнь покосился на яркое лезвие Шуанжэня и воодушевленно произнес. — Меч несчастной смерти. Возможно, только такой человек, как ваш уважаемый младший брат, может совладать со столь смертоносным оружием.

Ли Юнь вздохнул.

— Меня беспокоит его излишнее упрямство и фанатизм. Такие люди ломаются быстрее всего.

Тан Чжэнь улыбнулся.

— Даою, ты слишком много думаешь. Чтобы самому быть хозяином своей судьбы, заклинатель вынужден бороться с небесами. Без упрямства далеко не уйти. Даже несмотря на его характер, несмотря на то, что он до последнего отказывается сдаваться, разве его нельзя назвать добросердечным человеком?

Тень беспокойства на лице Ли Юня стала еще отчетливей. Он произнес:

— Самосовершенствование — это пустяки. Больше всего я боюсь, что… На случай, если все пойдет не так, как мы того желаем, и что-то случится с нашим старшим братом, сможет ли Сяо Цянь…

Услышав его слова, Тан Чжэнь слегка приподнял брови.

— Что же может случиться?

Однако Ли Юнь попросту проглотил оставшуюся часть предложения.

Осознав, что он говорит с Тан Чжэнем, Ли Юнь поспешно сделал вид, что отвлекся, и сказал:

— О, я слишком много болтаю. Брат Тан, все это лишь заурядные дела нашего клана. Я больше не буду тебя беспокоить.

— Все в порядке. Просто наш юный Чэн даою вдруг, без лишних слов, отправился в уединение. Я понятия не имею, что он задумал. Тебе не кажется, что он переоценил свои силы и собирается создать меч самостоятельно? Если он потерпит неудачу, глава клана Янь долго не протянет. И что ты тогда будешь делать?

Похоже, в глазах Тан Чжэня Ли Юнь был самым настоящим беспомощным неудачником. На его лице читался страх, и юноша мог лишь печально улыбнуться.

— Этого я не знаю. Честно говоря, глава клана и старший брат для нас сродни позвоночнику. Если позвоночник сломается, мы… Ох, должно быть, мы кажемся тебе такими несерьезными, брат Тан.

Тан Чжэнь пристально посмотрел на юношу. У него сложилось впечатление, что среди членов клана Фуяо Ли Юнь действительно был самым слабым. Если им приходилось сражаться, юноша превращался в мягкую хурму. Однако разум его был подобен осиному гнезду, полному крутых поворотов и внимательных глаз. Ли Юнь был подозрителен и хитер. За весь их довольно долгий разговор, никто из собеседников так и не услышал от другого ни слова правды.

В этот момент Чэн Цянь вернулся в бамбуковую рощу, намереваясь уединиться во втором в мире павильоне Цинань. В руках он нес самый обычный деревянный меч. Оружие было легким и аккуратным, без каких-либо следов агрессивной Ци.

Чэн Цянь остановился у изголовья кровати Янь Чжэнмина. Вспомнив, что Лужа сказала: «он нас слышит», юноша почувствовал, что непременно должен что-то сказать старшему брату. Однако, перебрав в мыслях все возможные слова, он ощутил, что среди них не было ни одного подходящего.

Увидев упавшую на лицо Янь Чжэнмина прядь волос, Чэн Цянь инстинктивно протянул руку, чтобы отвести ее в сторону. В этот момент он не мог не задаться вопросом, может ли Янь Чжэнмин это почувствовать? Его рука тут же замерла в воздухе. Простояв так довольно долгое время, он так и не смог решиться на этот жест.

В конце концов, юноша деловито произнес, даже не подозревая, что это прозвучит еще более неловко, чем обычно:

— Старший брат, Лужа сказала, что ты нас слышишь, так что я буду краток. На ближайшие несколько дней мне придется послать свое сознание в твой внутренний дворец, в царство ауры меча. Вероятно, это будет несколько неудобно. Пожалуйста, сделай все возможное, чтобы не мешать мне. Возможно, тебе будет холодно, но сейчас гораздо важнее остаться в живых. Ты меня слышишь?

Выпалив все это на одном дыхании, Чэн Цянь почувствовал себя так, будто только что завершил важное задание. Положив деревянный меч себе на колени, юноша попытался успокоиться и погрузился в медитацию.

В усадьбе Фуяо его постоянно навещали лишь несколько человек, и Янь Чжэнмин мог с легкостью определить, кто пришел, лишь по шороху открывающейся двери и звуку шагов.

Поскольку Чэн Цянь, наконец, вернулся после долгого отсутствия, Янь Чжэнмину не терпелось узнать, где он пропадал. Но, к сожалению, всем, что он получил за долгое ожидание в ловушке собственного разума было лишь холодное наставление. При любой возможности его внутренний демон принимал различные обличья Чэн Цяня, но изначальный дух Янь Чжэнмина постоянно его прогонял.

После того, как его изначальный дух попросили «не путаться под ногами», юноша с горечью подумал: «Ну что за ублюдок этот младший брат?!»

Но вдруг, со своими и без того обостренными чувствами, Янь Чжэнмин осознал, что его тело окружила очень знакомая воля меча. Он мог понять, что это такое, даже с закрытыми глазами.

Деревянный меч клана Фуяо?

Что, черт возьми, задумал Сяо Цянь?

Чэн Цянь моментально сосредоточился. Полностью отстранившись от внешнего мира, он позволил своему сознанию погрузиться в собственный внутренний дворец.

Словно заряженный чем-то, меч, до этого мирно лежавший на его коленях, медленно взлетел в воздух и повис над головой Чэн Цяня. От деревянного лезвия исходило слабое свечение.

Внутри собственного сознания Чэн Цянь видел свой изначальный дух, державший в руках деревянный клинок. Подражая движениям, которым когда-то учил их Мучунь чжэньжэнь, юноша медленно обратился к первому стилю — «Долгому полету птицы Рух». Как и в прошлом, каждая техника постепенно развивала волю меча, идущую рука об руку с разумом совершенствующегося.

Чэн Цянь снова и снова повторял движения первого стиля. Он ловил каждое воспоминание, силясь понять, какие чувства испытывал тогда, когда впервые начал практиковаться.

Когда он только вступил в клан, не знавшая человеческого языка Лужа случайно унесла его в небо. С высоты он увидел бесчисленные сокровища, сокрытые в горах, и услышал голоса своих предков. Тогда его сознание расширилось, и юноша впервые понял, что такое «Фуяо». Так он вошел в Дао. Как любопытный ребенок, ослепленный сказочным, постоянно меняющимся пейзажем, он наивно желал узнать больше. Узнать, что находится за пределами его понимания...

Через несколько дней движения изначального духа Чэн Цяня стали намного быстрее. Повинуясь душевному состоянию юноши, его изначальный дух внезапно обрел облик подростка.

Так появилась первая воля меча!

Однако даже если «клинок» был живым, его воля оставалась невидимой. Сейчас у обоих этих элементов не было сосуда. Как они могли привязаться к обычной деревяшке?

На обратном пути Чэн Цянь тщательно размышлял над этим вопросом. Живя в соответствии с чужими ожиданиями, этот негодяй придумал невероятно жестокий способ.

Поскольку его изначальный дух пребывал во внутреннем дворце, следуя первому стилю «Долгий полет птицы Рух», воле меча удалось полностью реализоваться в нем. В мгновение ока в сознании Чэн Цяня поднялась ужасная волна духовной энергии. Волна обрушилась на юношу, и духовная энергия с силой врезалась в его изначальный дух.

Воля меча все еще была связана с духом Чэн Цяня. Под ударом часть ее отделилась, и юноша поспешно толкнул ее в висевший над его головой деревянный меч. Кончик деревянного лезвия озарился светом, словно оживая.

Однако, легко ли было резать свой собственный изначальный дух, каким бы маленьким ни был этот разрез?

Боль затопила разум и сознание Чэн Цяня, но юноша сдержал рвущийся наружу стон. Кровь подступила к горлу, но Чэн Цянь проглотил ее.

Даже после этого он не остановился. В руках его изначального духа вновь появилось оружие, и юноша тут же перешел к стилю «Поиск и преследование».

После него последовал стиль «Неприятные последствия», а затем «Падение из процветания». Пять лет, что они вынуждены были терпеть всевозможные унижения на острове Лазурного дракона. Зарытая глубоко в землю монета. Демонический дракон, чей взгляд он встретил высоко в небесах. Гу Яньсюэ, чье тело и душа исчезли без следа. Тун Жу, чьи останки гнили у корней большого дерева…

Восемьдесят один день пролетел в мгновение ока, пока Чэн Цянь, наконец, не добрался до последнего стиля. Для «Возвращения к истине» юноша выбрал движение «Весна на засохшем дереве». Воля меча покинула его разум, прошла сквозь его ядро и вошла в деревянный клинок. Лезвие засияло так ярко, что юноша едва не ослеп.

Вместе со свежими весенними цветами, все живое вновь пробуждалось ото сна, выбираясь из-под глубокого зимнего снега, чтобы начать новую жизнь.

К сожалению, этой прекрасной сцене не суждено было длиться долго. Она оказалась лишь кратковременной вспышкой. Чэн Цяня, беззаботно отрезавшего часть своего изначального духа, тут же настигло возмездие за его самоубийственную авантюру. Висевший в воздухе меч внезапно потерял опору и рухнул вниз. Кровь вновь подступила к горлу юноши и тот захлебнулся кашлем. Алые капли брызнули на деревянное лезвие.

Цветы и травы, призванные придать павильону Цинань немного изящества, тут же высохли.

Там, где закончилась жизнь, родился клинок.

Глава 77. Желание поцеловать Чэн Цяня в лоб

Между тем, неуклюжие наставления Чэн Цяня неожиданно возымели действие на внутреннего демона, что неустанно терзал сознание Янь Чжэнмина. Все, что он мог — это уйти и оставить в покое изначальный дух юноши. Однако бушующая аура меча не спешила успокаиваться. Она скапливалась в одном месте, притягиваемая невидимой силой своего владельца, но буквально через мгновение связь ослабевала, и аура вновь рассеивалась.

Лишь изначальный дух Янь Чжэнмина неподвижно сидел в глубине его разума, игнорируя множество клинков, снова и снова пронзавших его тело.

Ответная реакция меча и разум юноши вели безмолвную борьбу. Но Янь Чжэнмин был непоколебим, будто ничто в этом мире больше не могло его потревожить.

В конце концов, заклинатели меча использовали в качестве оружия свои собственные тела. И это оружие ковалось в бесконечных муках и испытаниях. Разве для того, чтобы выжить, им не нужно было упорно работать? Даже если для достижения цели им требовалось спуститься в подземный мир.

Однако безмолвную борьбу Янь Чжэнмина прервал внезапный кашель. Кашель был таким, словно человек задыхался. Похоже, дела его были плохи. В последние дни Чэн Цянь не издавал ни звука. Если бы не едва уловимая воля меча, окутавшая тело Янь Чжэнмина, то он подумал бы, что юноша давно ушел.

Но услышав от Чэн Цяня столь внезапный шум, Янь Чжэнмин был потрясен. Его разум, долгое время пребывавший в спокойствии, охватила тревога. Когда покой был нарушен, затаившийся внутренний демон снова оживился.

Янь Чжэнмина резко вскочил на ноги, в его руке тут же появился клинок. Он оттолкнул внутреннего демона прочь, но вынужден был столкнуться с взбунтовавшейся аурой меча. Сила ответной реакции напоминала бушующее море, и сознание юноши превратилось в кипящий котел.

Разум Янь Чжэнмина содрогался. Трещины, оставшиеся после драконьих замков, вновь дали о себе знать. Однако он не мог подавить яростное желание своего сердца. Он во что бы то ни стало должен был вырваться из внутреннего дворца, проснуться и собственными глазами увидеть Чэн Цяня. Он слишком хорошо знал, что из себя представлял Чэн Цянь. Юноша никогда никому не подчинялся, он понятия не имел, что значит подождать или пойти в обход. Всякий раз, когда перед ним возникало какое-либо препятствие, он без колебания шел на самые радикальные меры.

В этот момент его лба коснулись холодные пальцы, открывая путь порыву морозной Ци. В мгновение ока, оставленные драконьими замками трищины, замерзли. До ушей Янь Чжэнмина донесся хрипловатый голос Чэн Цяня:

— Сконцентрируйся.

Янь Чжэнмин заскрипел зубами.

— Что ты наделал?

— Создал меч, но в процессе так разволновался, что даже поперхнулся, — тихо ответил Чэн Цянь.

Похоже, он совсем не беспокоился.

Сразу после этого, словно в отместку за болтливость Янь Чжэнмина, его разум наводнило чужое холодное сознание. Чэн Цянь, что всегда безрассудно полагался на грубую силу, был не слишком хорош в лечении других. Но Янь Чжэнмин так боялся причинить ему боль, что не посмел препятствовать процессу. Кроме того, он должен был сделать все возможное, чтобы взять на себя ответную реакцию. Таким образом, он впервые в жизни узнал, что значит «быть пронзенным тысячью клинков».

Затем, во внутренний дворец Янь Чжэнмина осторожно проник меч. Сила оружия резко контрастировала с морозной аурой Чэн Цяня. Несколько мгновений спустя клинок беззвучно отделился от сознания Чэн Цяня и его сияние распространилась по всему внутреннему дворцу. Бушующая аура тут же позабыла про изначальный дух Янь Чжэнмина. Обратившись в бесчисленные клинки, она немедленно обрушилась на незваного гостя.

Янь Чжэнмин был поражен, но Чэн Цянь оставался спокойным.

— Это не проблема. Ты должен отойти в сторону.

Стоило ему только произнести эти слова, и внутренний дворец Янь Чжэнмина прорезал луч света. Это была воля меча. Оружие было очень тонким, непредсказуемым и совершенно не похожим на обычные клинки... Его присутствие ощущалось повсюду.

Это был тот самый меч, который он увидел, когда вошел в Дао!

Жар и холод укроют пустоши, и ветер будет трепать сухие травы, до тех пор, пока не взойдут новые плоды и не опадут с деревьев последние цветы, и все не вернется на круги своя.

Деревянный меч отразился в сознании Янь Чжэнмина. Юноша неотрывно следил за каждым его движением. Пусть у клинка и не было острого лезвия, но в нем было все, что нужно. Юноша не двигался с места, но ему казалось, будто он вернулся на сотню лет назад.

В мгновение ока воля меча встретилась с деревянным клинком, и раненый дух Янь Чжэнмина озарился ярким светом.

Вся энергия, что окутывала усадьбу Фуяо хлынула в бамбуковую рощу, к новому павильону Цинань, словно воды реки, что впадали в глубокое море. Здание и мебель внутри покачнулись, и дрожащие на ветру пожелтевшие бамбуковые листья вновь наполнились жизнью.

Тан Чжэнь первым добрался до рощи, вскоре к нему присоединились Лужа и Ли Юн. Лужа бежала так быстро, что едва не врезалась в бамбуковый ствол. Тан Чжэнь поднял руку и остановил ее.

— Барышня, осторожнее. Пока мы не можем туда войти.

Услышав его слова, Лужа с удивлением обнаружила, что какая-то неизвестная сила срезала прядь ее волос.

Это место, до краев наполненное жизненной энергией, скрывало в себе всепоглощающую ауру меча.

В сознании Янь Чжэнмина простой деревянный клинок пронзил бушующую ауру меча и вошел в центр внутреннего дворца, как волшебная игла, повелевающая морем1. Поднявшийся ветер тут же поглотил ответную реакцию. В считанные мгновения, деревянный клинок разметал все призрачные мечи. Потеряв силу, орудия рухнули вниз.

1 定海神针 一般 轰然 (dìnghǎi shénzhēn) — букв. волшебная игла, повелевающая морем (одно из названий волшебного посоха Сунь Укуна из романа «Путешествие на Запад») обр. в знач.: мощное оружие; стабилизирующая сила.

В сиянии клинка изначальный дух Янь Чжэнмина вернул себе контроль над внутренним дворцом. Волнения утихли, но разум юноши все еще был охвачен аурой меча.

Острая, как бритва, она, выплеснулась наружу и медленно собралась в его руке. Бескрайняя злоба, затопившая его сердце, вдруг обернулась полным спокойствием, и след клинка прилива Чэн Цяня смешался с деревянным мечом клана Фуяо.

Янь Чжэнмину показалось, будто он стоит на дне моря, окруженный глубокой бездной, и бурные волны так высоки, что касаются неба над его головой. В его длинных рукавах бушевала буря, но затем все стихло.

Вот что на самом деле представлял собой «вход в ножны».

Тюрьма, величиной в три чжана, оказалась лишь нарисованным на земле кругом2.

2 划地为牢 (huàdì wéiláo) — букв. начертить на земле круг в качестве тюрьмы (по преданию внутри такого круга в древности помещали преступника, чтобы пристыдить его).

Конечно же, Чэн Цянь не мог не почувствовать, что Янь Чжэнмин продвинулся на следующий уровень. Юноша решительно оборвал их связь и испустил протяжный вздох.

Он просидел так восемьдесят один день. Его лицо покрылось слоем инея, духовная энергия была на пределе. В павильоне Цинань царило по-весеннему приятное тело, но место, где сидел Чэн Цянь, было окутано холодом, а на груди юноши виднелись пятна крови.

Так как его изначальный дух был поврежден, теперь ему требовалсь время на восстановление. Но, несмотря на все это, Чэн Цянь чувствовал невероятное облегчение, будто с его плеч свалился огромный груз.

Юноша, наконец, расслабился.

Это была та цена, которую он охотно заплатил.

Чэн Цянь повернулся и посмотрел на Янь Чжэнмина. Тот еще не проснулся, но болезненная аура, окружавшая его, исчезла. Киноварный знак внутреннего демона у него на лбу поблек настолько, что теперь его трудно было разглядеть. Остался лишь чистый свет. Свет вспыхнул лишь раз, уступив место полной безмятежности. От ужасающей силы заклинателя меча не осталось ни следа. Он, наконец, достиг уровня «входа в ножны».

Трудно было поверить, что безумная идея Чэн Цяня использовать в качестве основы деревянный клинок стала реальностью. Но он был абсолютно уверен в себе. Уголки его рта дрогнули, и юноша не смог сдержать слабую улыбку.

Но вдруг его с головой накрыла усталость, вызванная повреждением изначального духа. Чэн Цянь поспешно протянул руку, силясь за что-нибудь ухватиться, и гордая улыбка тут же превратилась в кривую усмешку.

— Сяо Цянь, что с тобой? — из-за двери донесся встревоженный голос Ли Юня.

— Все в порядке, — глубоко вздохнув, Чэн Цянь изо всех сил постарался придать своему голову твердости. Юноша отвечал так, будто ничего не произошло. — Подожди немного. Мне нужно привести себя в порядок.

Услышав, что с младшим братом все в порядке, Ли Юнь, наконец, успокоился. Он даже умудрился пошутить:

— Когда эти двое вернутся, я брошу все и отправлюсь в уединение. Мне постоянно приходится волноваться о пустяках. С моим низким уровнем совершенствования у меня скоро появятся морщины.

Тан Чжэнь предпочел держаться от них на расстоянии. В бамбуковой роще все еще сохранялся след ауры меча. Тан Чжэнь протянул руку, поймал маленький бамбуковый листочек и стер с него утреннюю росу. На его лице появилось неописуемое выражение.

— Сотворить чудо из ничего — это подвиг, достойный человека, без страха столкнувшегося с Небесными Бедствиями. — произнес он.

Однако Чэн Цянь чувствовал себя далеко не так хорошо, как могло бы показаться. Но он не мог заставлять Ли Юня и остальных ждать вечно. Кое-как убедив себя подняться, юноша быстро переоделся, стянул с себя рваную одежду и с трудом произнес заклинание, дабы уничтожить улики. Окровавленные лохмотья тут же превратились в пыль. Недолго думая, Чэн Цянь зажег благовония, чтобы все выглядело более-менее естественно. Проделав все эти манипуляции, юноша вытер со лба холодный пот и глубоко вздохнул, намереваясь, наконец, открыть дверь и встретиться с остальными.

Когда все расспросы остались позади, Чэн Цянь почувствовал, что силы покинули его. Юноша рухнул на стоявший поблизости маленький диванчик и, прежде, чем его голова коснулась подушки, провалился в беспробудный сон.

В то же время, заклинатель меча Ю Лян, остановившийся в маленьком городке примерно в тридцати ли от усадьбы Фуяо, остро почувствовал неописуемо мощную ауру меча. Будто что-то долгое время сдерживало ее.

Ю Лян совсем недавно сформировал свой изначальный дух, он еще не мог понять, насколько силен был тот, кто достиг уровня «Божественного Царства». Все, что он ощутил — было нестерпимое желание с кем-нибудь сразиться.

Когда дело касалось заклинателей меча, девяносто девять из ста отличались воинственным характером. Чем сильнее и опытнее был противник, тем сильнее они рвались в бой. Сжимая в руках оружие, они ставили на кон свои жизни, даже если на победу не было ни шанса. Смертельные ситуации лишь сильнее толкали их вперед. Конечно, встречались и исключения. Янь Чжэнмин, которому удалось пройти путь, открывающийся раз в тысячу лет и достичь уровня «Божественного Царства», и был тем самым исключением. Он не был рожден с любовью к сражениям. С того самого дня, как он вошел в Дао, все его усилия были направлены на то, чтобы делать лишь то, что требовалось.

Ю Лян вскочил на ворота постоялого двора и впился взглядом в ауру «Божественного Царства». Нестерпимое желание испытать себя захлестнуло его юношеское сердце. Но вдруг, прямо у него за спиной раздалось легкое покашливание. Ю Лян неохотно обернулся и увидел, что У Чантянь медленно приблизился к нему. Юноша раздраженно произнес:

— Старший брат.

У Чантянь перевел взгляд в сторону усадьбы Фуяо, но не сказал ни слова.

— Хотел бы я когда-нибудь сразиться с таким человеком, — вздохнул Ю Лян.

У Чантянь посмотрел на него.

— Сяо Лян, после того как мы покончим с демоническим драконом, отправляйся в уединение, а затем покинь Управление небесных гаданий.

В Управлении небесных гаданий хранилось слишком много секретов. Если кто-то собирался уйти, он должен был отправиться в уединение на триста лет, до истечения срока давности.

Ю Лян замер и пробормотал:

— Брат...

У Чантянь тихо добавил:

— Кроме тебя, в Управлении небесных гаданий нет другого заклинателя меча. Но этот путь тернист. Чтобы идти по нему, совершенствующемуся требуется более твердая воля и желание прогрессировать, чем всем остальным. В Управлении небесных гаданий слишком много помех. Это не лучшее место для тебя. Небеса даровали тебе редкий дар. Ты не должен растрачивать его впустую.

Ю Лян нахмурился и возразил:

— Это пустяки. Посмотри на Янь Чжэнмина. Он глава клана Фуяо, но ему все равно удалось войти в «Божественное Царство», даже несмотря на повседневные дела!

— Ты видишь лишь верхушку его славы, но не трудности, что кроются под ней, — покачал головой У Чантянь. Его младший брат вошел в Дао лишь сто лет назад. Его сердце было искренним, но он все еще был по-детски наивен. У Чантянь повернулся и пристально посмотрел в бесконечную темноту ночи. Вокруг них не было слышно ни звука.

— Если змей следует по Темному Пути и становится драконом, значит, на то воля судьбы. Но как ты думаешь, что произойдет, если в империи будет два «истинных дракона»? — лаконично произнес он.

— Старший брат, ты... лучше бы тебе следить за своим языком, — опешил юноша.

— В мире существует множество кланов, но история не знает ни одного случая, когда кому-либо из них удавалось справиться с Управлением небесных гаданий, — холодно улыбнулся У Чантянь. — Все думают, что Управление было основано великими старейшинами, но никто не знает, что оно существует вот уже несколько поколений. Мы входим в Дао не для того, чтобы обрести бессмертие, а, чтобы помешать могущественным заклинателям вредить смертным. Даже если эта империя падет, наша цель останется прежней. Но великие старейшины подтолкнули нас к краю пропасти, они завербовали в наши ряды множество бродяг и мошенников. Я был против этого, но глава клана упорно придерживался их плана. Он сказал, что, если мы займем официальное положение, так будет лучше для всех нас. Сказал, что мы не должны ставить себя выше смертных только потому, что наш уровень совершенствования выше, чем у них. Затем он доверился таким безнравственным типам, как Чжоу Ханьчжэн. Ха... теперь мы стали головорезами на службе у императора!

— Старший брат, если забота о династии не наше дело, то почему мы должны сделать все, чтобы остановить этого демонического дракона? — спросил Ю Лян.

— Где вся мудрость священных писаний, что ты учил? Скормил собакам? Разве ты не знаешь, что «ураган не может длиться целое утро, а ливень не может лить целый день»? — У Чантянь вздохнул. — Ты знаешь хоть один демонический клан, что просуществовал достаточно долго? Они, конечно, весьма могущественны, но все они исчезают также быстро, как появляются. В любом случае, эти темные заклинатели совершенно не заботятся о том, какой ущерб приносят их деяния. Это не значит, что они непременно жаждут власти. Это значит, что они жаждут неприятностей. И мы не можем позволить им уйти безнаказанными.

Окутавшая усадьбу Фуяо аура медленно таяла. Должно быть, их необычный заклинатель меча постепенно подчинял ее себе. Вдруг У Чантянь что-то заметил. Некоторое время спустя он вновь заговорил тихим голосом:

— Тогда убийца демонов пошел по Темному Пути. Сейчас и Управление небесных гаданий, и клан Фуяо пришли в упадок. Все так… Думаю, через несколько дней их глава вернется из уединения. Нанесем им еще один визит.

На стадии «входа в ножны», чтобы успокоить ответную реакцию меча, Янь Чжэнмин должен был медитировать день и ночь. Повреждения, вызванные драконьими замками, почти зажили. Поскольку его изначальный дух снова был свободен, Янь Чжэнмин быстро пришел в себя. Юноша осмотрелся вокруг и понял, что даже внутренний демон вынужден был отступить.

Главная беда внутреннего демона заключалась в том, что стоило ему только появиться, и избавиться от него было не так-то просто. Чем больше внимания на него обращали, тем настойчивее он преследовал владельца. Возможно, наилучшим выходом было бы просто плыть по течению.

Янь Чжэнмин, наконец, открыл глаза. Юноша потер лоб, чувствуя непомерное облегчение от продвижения на новый уровень. Он подумал, что с его характером ему, возможно, не стать самым могущественным заклинателем меча в истории, но и этого ему было вполне достаточно.

У него все еще оставались вопросы касательно клинка, который Чэн Цянь принес в его внутренний дворец. Их техники владения мечом вышли из того же истока, что и деревянный меч клана Фуяо, но, так как они были разными людьми, каждый из них понимал все это по-разному. Даже взгляды одного и того же человека со временем могли измениться.

Когда Чэн Цянь вступил на путь заклинателя, он обратился к деревянному мечу, но со временем стал больше полагаться на стиль морского прилива. Все стили разнились между собой, у каждого была своя уникальная философия, свои сильные и слабые стороны. Однако, чем сильнее они становились, тем больше они понимали, что оба этих стиля превосходно дополняли друг друга. Когда Янь Чжэнмин вложил свой клинок в ножны, он следовал за приливом. Если бы не это, вряд ли он смог бы так быстро успокоить ауру меча.

И…

Возможно, то была лишь иллюзия влюбленного человека, но Янь Чжэнмину показалось, что внутри деревянного лезвия находилась частичка души Чэн Цяня. Пускай воля меча и пришла из деревянного клинка клана Фуяо, но он был окружен неописуемо холодной Ци. Этот холод не был частью ауры меча, но в то же время он не проявлял никакой враждебности. Деревянный клинок находился во внутреннем дворце Янь Чжэнмина, как верный страж. Он никуда не исчезал, но и не спешил сливаться с окружением.

Янь Чжэнмин сделал глубокий вдох и почувствовал приятный аромат успокаивающих разум благовоний. Благовония уже успели догореть, и, так как окна в комнате были настежь открыты, оставшийся запах был очень слабым. Юноша потянулся и встал, намереваясь зажечь их вновь. Только тогда он увидел Чэн Цяня, спящего на соседнем диванчике.

Янь Чжэнмин застыл на месте.

Испугавшись, он тут же отступил назад. Простояв так некоторое время, юноша на цыпочках, осторожно, как грабитель, двинулся к месту, где спал Чэн Цянь.

Должно быть, нелегко было создать деревянный меч клана Фуяо. Янь Чжэнмин не мог себе представить, что могло настолько истощить кого-то с уровнем совершенствования Чэн Цяня, что тот накрепко заснул.

Тело Чэн Цяня было создано из камня сосредоточения души. Когда он спал, он не издавал ни звука, словно был всего лишь частью интерьера, просто мебелью. Янь Чжэнмин на цыпочках подошел к нему. Сделав пару шагов, он внезапно выпрямился. Юноша подумал, что поведение крадущейся за едой мыши не подходит главе клана.

Подойдя ближе, Янь Чжэнмин негромко кашлянул, но Чэн Цянь даже не пошевелился.

Тогда он наклонился и внимательно посмотрел на спящего юношу. По мере того, как расстояние между ними сокращалось, в сердце Янь Чжэнмина внезапно поднялось непреодолимое желание поцеловать Чэн Цяня в лоб.

В конце концов ему удалось взять себя в руки и отступить.

Янь Чжэнмин чувствовал, что не может этого сделать. Спящий Чэн Цянь казался ему удивительно невинным.

Юноша печально улыбнулся и слегка коснулся пальцами чужих волос.

— «Вознестись на небеса или нырнуть в подземный мир». Как ты мог сказать нечто подобное? Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты должен следить за своими словами.

Возможно, во всех трех мирах только кто-то столь же ненаблюдательный, как глава клана Янь, мог назвать Чэн Цяня «невинным».

Глав 78. Клан Фуяо порождает влюбленных

Чэн Цянь был из тех людей, что не желали ни останавливаться, ни расслабляться ни на секунду. Он не спал уже бог знает сколько лет, и теперь ему снился поистине сказочный сон. Во сне он не был могущественным заклинателем, способным управлять стихиями и без опаски встречать молнии с небес, он был бедным скромным ученым. Он был так беден, что вместо того, чтобы выбросить отсыревшую писчую бумагу, юноша сушил ее под солнцем. А еще он облизывал сухую кисть, чтобы вновь использовать оставшиеся на ней чернила. Чернила слегка горчили на кончике языка. Когда у него было мало работы, он впадал в настоящее отчаяние.

Ах да, еще у него была жена. Его супруга носила грубую домашнюю одежду и постоянно жаловалась, что он жил в беспорядке и не любил переодеваться. Однажды она прислонилась к дверному косяку, взяла в руки чайную чашку и проворчала:

— Ты так беден, что экономишь даже чай.

Чэн Цянь ответил, не поднимая глаз:

— Разве это не делает из меня отличную партию для визгливой женщины?

— Визгливая женщина? — человек у двери усмехнулся. — Почему бы тебе не взглянуть на меня еще раз?

Чэн Цянь смущенно поднял взгляд. В проеме стоял надменный молодой господин, одетый в белое, и смотрел на него со странной улыбкой. Его персиковые глаза были полны неописуемого очарования.

Сердце Чэн Цяня забилось чаще. Мгновение спустя он проснулся, но еще долго в растерянности оглядывался по сторонам.

Какое-то время он сидел в оцепенении. За окном сияла яркая луна и далекие звезды. В комнате царила осенняя прохлада, и кто-то заботливо накрыл Чэн Цяня тонким одеялом. На мгновение ему даже показалось, что он вновь стал обычным смертным.

Янь Чжэнмин сидел у дверей спиной к Чэн Цяню и наигрывал мелодию на бамбуковом листе, служившем ему своеобразной флейтой. Он играл, совершенно не попадая в ноты и нисколько не волновался о спокойствии домочадцев.

Столь уникальный музыкальный талант его старшего брата грубо выдернул Чэн Цяня из объятий грез. Желание бросить в голову Янь Чжэнмина курильницу полностью смыло все возникшее во сне притяжение. Не удержавшись, Чэн Цянь многозначительно кашлянул:

— Почему бы тебе не пойти в свою комнату и не поиграть там?

Сводящая с ума мелодия «флейты» стихла. Не оборачиваясь, Янь Чжэнмин невозмутимо произнес:

— Я играю здесь вот уже три дня. Насекомые из рощи, вероятно, похватали свои семьи и сбежали прочь. Лишь ты один ничего не видишь и не слышишь.

Затем он, наконец, повернулся. Его лицо было совершенно спокойным, как неподвижное озеро, а в глазах, словно в глубоких колодцах, плескалась темнота ночи. Но, когда он заговорил, его голос был подобен пламени.

— Даже смертные не спят так крепко, как ты, не говоря уже о заклинателях изначального духа. Что на самом деле находится в этом деревянном мече?

Чэн Цянь без раздумий ответил:

— Воля меча.

У Янь Чжэнмина дернулся глаз.

— Перестань молоть чепуху. Ты думаешь, я не смогу выяснить это сам? Очевидно же, в клинке находится чье-то сознание!

Чэн Цянь еще не полностью проснулся и плохо соображал. Услышав эти слова, он так испугался, что сон как рукой сняло.

Воля меча в деревянном клинке была частью его изначального духа. Неужели его обман так быстро раскрылся? Но ведь последние пару дней он беспробудно спал. Это невозможно. Нельзя обнаружить сознание спящего человека. Неужели его старший брат настолько проницательный?

Мгновение он пристально смотрел на Янь Чжэнмина, гадая, не обманывают ли его, а после чуть сощурился и произнес:

— Конечно, в этом мече есть осознание. Воля деревянного меча клана Фуяо подобна живому существу.

Чэн Цянь угадал. Янь Чжэнмин действительно пытался его обмануть.

Осознав, что не сможет добиться от Чэн Цяня правды, Янь Чжэнмин сердито повернулся и крепко сжал пальцами плечо юноши, затем протянул руку и приподнял лицо младшего брата за подбородок. Губы Чэн Цяня были бескровными. После трехдневного сна он выглядел измотанным, что явно намекало на последствия внутренней травмы.

— Даже если ты откажешься мне что-либо говорить, разве я сам не пойму? — холодно улыбнулся Янь Чжэнмин.

Стоило ему только произнести эти слова, и Чэн Цянь почувствовал, как порыв чужой Ци прошел через точку Цзянь-цзин1 и потоком хлынул в его меридианы. Его изначальный дух был поврежден, и вся его духовная энергия собралась во внутреннем дворце, силясь излечить эту травму. Юноша оказался застигнут врасплох и не смог помешать столь дерзкому вторжению.

1 Цзянь-цзин (jianjing) — «цзянь» — «надплечье»; «цзин» — «колодец» акупунктурная точка (VB.21) расположена в области надплечья, в углублении, напоминающем колодец. По-другому называется Бо-цзин.

Едва поток Ци влился в его тело, как у Чэн Цяня появилась идея. Он тихо застонал, а затем согнулся пополам, как если бы страдал от сильнейшей боли. Никогда в своей жизни он не был настолько сообразительным, как в этот момент.

Чэн Цянь был из тех, кто и глазом бы не моргнул, если бы мир вдруг взял и рухнул. С самого детства он был невыносимым упрямцем и, если бы в драке ему выбили зубы, он бы попросту проглотил кровь и двинулся дальше. Он так редко показывал кому-либо свою боль, что этот прием оказался на редкость эффективным. Пусть его игра и оставляла желать лучшего, но Янь Чжэнмин прекрасно умел пугаться.

Глава клана Янь тут же забыл о допросе. Его лицо побледнело от страха, он немедленно прервал поток Ци и заключил Чэн Цяня в объятия, а затем пробормотал:

— Что такое? Неужели я перестарался? Э-э-э... Я…

Так Чэн Цянь нашел еще один способ борьбы со своим старшим братом, эффект от которого превзошел все его ожидания. Регулярно симулировать страдания было не лучшей идеей, но в ключевые моменты это могло бы оказаться очень даже полезным. Во всяком случае, этим можно было стращать главу клана. Поэтому, юноша решительно нахмурился и молча покачал головой.

Янь Чжэнмин внезапно встал.

— Я налью тебе воды.

Чэн Цянь бросил на него быстрый взгляд. Выждав немного, он, заикаясь, робко произнес:

— На самом деле, я отправился в Безмятежную долину и встретил там частицу души нашего учителя.

Янь Чжэнмин в растерянности застыл.

— Именно мастер предложил мне использовать деревянный клинок в качестве сосуда для воли меча, — сказал Чэн Цянь. Юноша плыл по течению, не испытывая ни малейшего угрызения совести. Их учитель все равно был мертв. Не было никого, кто мог бы опровергнуть его слова. — Это была не моя идея.

Янь Чжэнмина с головой захлестнуло чувство вины. Почти утонув в нем, он даже не осмеливался взглянуть на Чэн Цяня. Сейчас, даже скажи Чэн Цянь, что луна квадратная, он бы безоговорочно поверил в это.

Казалось, достоинство главы клана Янь готово было рассыпаться в пыль и разлететься по начисто выметенному павильону Цинань.

Чэн Цянь вздохнул с облегчением. Пары реплик оказалось вполне достаточно, чтобы запугать его старшего брата. Юноша почувствовал, что потратил все накопленное за жизнь остроумие, ради одного единственного момента.

Перед тем, как налить в чашку воды, Янь Чжэнмин старательно протер ее белым шелком. Украдкой наблюдая за его профилем, Чэн Цянь внезапно вздрогнул.

Могла ли между отрезанной частью его изначального духа и сознанием быть... какая-то связь?

Едва эта мысль мелькнула в его голове, как произошло что-то странное. Перед глазами все расплылось, и юноша почувствовал себя так, будто он разделился надвое. Одна его половина неподвижно лежала на маленьком диванчике, другая, похоже, находилась в деревянном клинке. Сквозь безмятежные всполохи ауры меча он видел следы темной энергии.

В этот момент чашка выскользнула из рук Янь Чжэнмина и со звоном упала на пол. Чувства заклинателей были обострены до предела, им не составило бы труда поймать на себе чей-то взгляд, что уж говорить о том, когда кто-то копался в их разуме. Только вот Янь Чжэнмин никак не мог найти источник.

Чэн Цянь быстро осознал свою ошибку. Он тут же оборвал эту странную связь и сделал вид, будто ничего не произошло.

Янь Чжэнмин нахмурился и одним движением руки смахнул с пола осколки. Он настороженно исследовал окрестности, но так ничего не нашел. В итоге, он пришел к выводу, что попросту перетрудился и все это ему только померещилось.

Взяв еще одну чашку, юноша наполнил ее водой и поставил рядом с диванчиком. С минуту помолчав, он вновь заговорил:

— Не заставляй других волноваться за тебя.

Наблюдая за ним, Чэн Цянь обдумывал, как лучше разузнать о происхождении внутреннего демона, о котором старший брат отказывался ему говорить. Вдруг, Янь Чжэнмин встретился с Чэн Цянем взглядом, и у него внезапно пересохло в горле. Мысли спутались.

Он тут же закашлялся и, пытаясь скрыть свою неловкость, поспешно произнес:

— Ты не даешь мне ни минуты покоя. Если с тобой что-то случится… что я скажу нашему учителю, когда встречу его в подземном мире?

«Разве я просил тебя говорить за меня?» — подумал Чэн Цянь.

Раздражение волной поднялось в его сердце, но, прежде чем оно успело выплеснуться наружу, Чэн Цянь услышал, как Янь Чжэнмин тихо вздохнул. В итоге он попросту проглотил то, что вертелось у него на языке.

Янь Чжэнмин завел руки за спину и поводил большим пальцем по ладони. Однако неловкость между ними никуда не делась. Он чувствовал, что не должен был отдаляться от Чэн Цяня, но он никак не мог приблизиться к нему или коснуться его, не испытывая угрызений совести. В конце концов, он лишь сухо кашлянул и произнес:

— Поправляйся. Я присмотрю за тобой.

С этими словами он снова сел у дверей. Задумавшись, он поднял упавший на землю лист, и, словно позабыв о грязи, поднес его к губам. Но, даже если Янь Чжэнмин забыл о своих привычках и стремлении к чистоте, Чэн Цянь слишком хорошо помнил звуки его «небесной» музыки. Чувствуя, что сойдет с ума, если еще раз услышит это, юноша поспешно произнес:

— Не играй перед моим домом!

Янь Чжэнмин промолчал.

По листу медленно полз черный жук.

В этот момент неподалеку послышался звук шагов. Янь Чжэнмин остолбенел. Подняв глаза, он увидел Тан Чжэня. Старший стоял перед ним, держа в руках маленькую фарфоровую бутылочку.

— Брат Тан, — отбросив лист, юноша поспешно поднялся на ноги.

— Чэн сяою уже проснулся? — спросил Тан Чжэнь, протягивая ему бутылочку. — Это тело долго не протянет, так что завтра мне придется расстаться с вами. Большое вам спасибо за гостеприимство. Это отличное средство при внутренних повреждениях. Пожалуйста, передай это ему.

Янь Чжэнмин торопливо поблагодарил его, но Тан Чжэнь молчал. Он лишь издали посмотрел на Чэн Цяня, кивнул, а после развернулся и зашагал прочь.

Возле бамбуковой рощи его ждал Люлан с фонарем в руке. Тан Чжэнь забрал у юноши фонарь и со вздохом сказал:

— Клан Фуяо... кроме выдающихся заклинателей и великих демонов, он порождает еще и влюбленных.

Но Люлан ничего на это не ответил. Тан Чжэнь тихо рассмеялся и, заложив руки за спину, добавил:

— Жизнь совершенствующихся скучна. Что еще им остается делать, кроме как предаваться чувствам?

Во время разговора он слегка закашлялся, и Люлан поспешно напомнил ему:

— Старший Тан, тень смерти на твоем лице становится заметнее.

— О, — Тан Чжэнь вытер уголок рта. — Люди, вроде нас с тобой, не должны так крепко привязываться к другим. Неплохо было бы сперва позаботиться о себе. Я слышал, что молодой господин Нянь даою хочет остаться и попросить главу принять его в клан Фуяо. Разве ты бы этого не хотел? Во время путешествий я часто отправляюсь в уединение, так что, вероятно, у меня не хватит сил направлять тебя на пути самосовершенствования.

На лице Люлана не осталось кожи, и оно навсегда утратило свою выразительность. Молодой человек спокойно ответил:

— Старший Тан, я последую за тобой.

Тан Чжэнь решил не тратить время на разговоры. Он лишь махнул рукой, будто ему было абсолютно все равно, последует Люлан за ним или нет. Он был подобен мотыльку, плывущему по непредсказуемому течению судьбы. За разговорами они незаметно покинули усадьбу Фуяо и растворились в тени.

Ранним утром следующего дня весь покрытый росой Янь Чжэнмин резко открыл глаза. Словно почувствовав неладное, он оглянулся и посмотрел на Чэн Цяня. Убедившись, что с младшим братом все в порядке, юноша помахал рукой в сторону бамбуковой рощи, призывая Ли Юня подойти ближе.

— Что случилось?

— Вернулись люди из Управления небесных гаданий. Они уже приходили к нам, но ты был без сознания и мне пришлось отослать их. Похоже, все это время они околачивались где-то поблизости и теперь вновь явились сюда. Вероятно, они уже знают, что ты поднялся на новый уровень и, наконец, вышел из уединения.

— Управление небесных гаданий? — Янь Чжэнмин нахмурился и, не задумываясь, заявил. — Сяо Цянь велел вышвырнуть их вон.

— А что, если Сяо Цянь попросит тебя жениться?

Янь Чжэнмин не стал отвечать на этот вопрос.

Ли Юнь вздохнул.

— Глава клана, старший брат, я вижу, ты совсем потерял рассудок...

Прежде, чем Ли Юнь успел произнести слово «глава», Янь Чжэнмин пробормотал какое-то заклинание и заставил юношу закрыть свой вороний рот.

Не имея возможности говорить, Ли Юнь обиженно уставился на него. Под гнетом своего «старшего брата» он чувствовал себя хуже, чем сирота в камышовом халате, хуже, чем гниющая в земле капуста, о которой некому было позаботиться.

Ли Юнь сердито подумал: «Я заберу Лужу, и мы вместе уйдем из этого дома! Будем ходить по свету и просить милостыню!»

Услышав их разговор, Чэн Цянь тут же открыл глаза.

— Старший брат, когда они впервые пришли сюда, твоя жизнь все еще была в опасности. Я должен был отправиться в уединение, чтобы создать клинок, потому я без объяснений прогнал их прочь. Если они все это время ждали неподалеку, мне кажется, мы должны встретиться с ними хотя бы раз. Что случилось с Ли Юнем?

Янь Чжэнмин тут же освободил Ли Юня от оков заклинания. Несчастный кашлял так долго, что его лицо покраснело. Но едва обретя силы, он снова закричал на Янь Чжэнмина:

— Ты слышал? Ты это слышал?!

— Меня злит одно лишь упоминание «Управления небесных гаданий». Почему я должен с ними встречаться?

Чэн Цянь какое-то время сомневался, но вскоре решился и коротко пересказал, как на самом деле прошла его встреча с Тун Жу и Хань Мучунем в Безмятежной долине. В конце он добавил:

— Старший наставник сказал, что того, кто обманом заманил его в тайное царство трех существований, уже «постигло возмездие». И пусть он не произносил этого вслух, я думаю, что он имел в виду кого-то из Управления небесных гаданий. То, что творится в их рядах, должно быть, куда сложнее, чем нам казалось.

Услышав всю историю, Ли Юнь нахмурился.

— Он сказал... миллионы жизней.

— Что? — переспросил Чэн Цянь.

— Все эти годы ты провел в уединении, возможно, ты не знаешь, что происходило снаружи, — сказал Ли Юнь. — Но насколько мне известно, за последние двести лет не было ни одной серьезной катастрофы. Даже восстание Ань-вана2, разразившееся несколько лет назад, хоть и наделало много шума, но почти не имело смысла. Это не повлекло за собой большого количества смертей... Тогда, что это за миллионы жизней? Неужели…

2 安王 Ань-ван (посмертное имя правителя династии Восточная Чжоу).

Глаза Чэн Цяня потемнели.

— Часть души старшего наставника все еще находится в заточении. Печать горы Фуяо до сих пор не снята. Если Тун Жу загадал камню «восстановление клана», то это желание все еще не исполнилось. Другими словами, цена в миллион жизней еще не уплачена. Возможно, теперь это дело Хань…

Он не закончил. Небо снаружи внезапно затянуло тучами. Со всех сторон, как большие рваные тряпки, собрались темные свинцовые облака. Где-то вдалеке раздавались тихие раскаты грома.

Янь Чжэнмин указал наверх и сказал Чэн Цяню:

— Не болтай попусту, не делай громких заявлений.

Чэн Цянь нахмурился. Это означало, что он на верном пути.

Янь Чжэнмин на мгновение задумался, а затем поднялся и произнес:

— Пойдемте, встретимся с ними.

— Старший брат, — вдруг окликнул его Ли Юнь, — если… Хань Юань действительно…

Небо прорезала вспышка молнии. В ее ярком свете было видно, как побледнел Ли Юнь.

— Что ты будешь делать?

Неужели, ты бросишь вызов целому миру, чтобы спасти его, даже несмотря на все его злодеяния? Или ты отринешь братские чувства и, позабыв о детстве, последуешь древним правилам нашего клана и отправишь его на казнь?

Янь Чжэнмин замер. Он долго молчал, как вдруг налетевший ветер всколыхнул рукава его одежд. Когда он красовался или вел себя как зануда, он не был похож на главу клана. Однако, сейчас, когда он стоял здесь, связанный дилеммой, его лицо было таким же серьезным, как лица его предков, что веками охраняли гору Фуяо.

Янь Чжэнмин ничего не ответил. Он лишь покачал головой и повернулся, шагнув сквозь пелену дождя.

В знак доброй воли У Чантянь оставил всех своих подчиненных за пределами усадьбы. Взяв с собой только Ю Ляна, он вошел в зал и вежливо поклонился. Лужа налила им чай и, сказав: «Пожалуйста, ожидайте», молча отошла в сторону и встала там, как статуя.

И пусть она больше не произнесла ни слова, У Чантянь уже составил о ней свое мнение. Конечно, он понял, что она не была человеком. Даже если уровень ее самосовершенствования был низок, с высоты накопленного опыта У Чантянь мог судить, что внутри девочки крылась огромная, но тщательно запечатанная сила.

У Чантянь посмотрел на свои аккуратно подстриженные ногти. Он думал о том, что некогда род клана Фуяо прервался на долгие столетия, но теперь у него вновь появились наследники, обладавшие невероятным потенциалом. Даже если весь клан окажется в опасности, они определенно выживут. По сравнению с ними, Управление небесных гаданий напротив, внешне выглядело могущественным, но внутри прогнило настолько, что вопрос наследования вот уже долгое время оставался открытым.

В итоге, какую же из сторон следовало пожалеть?

В этот момент, до них донесся звук намеренно тяжелых шагов. Крепче сжав свой меч, Ю Лян поднял голову и посмотрел прямо на появившегося перед ним заклинателя. На человека, достигшего «Божественного Царства».

Но Янь Чжэнмин лишь бросил на него равнодушный взгляд. Не останавливаясь, он медленно подошел к креслу хозяина дома, и, даже не поздоровавшись, принялся поправлять свои белоснежные рукава. Закончив, он также молча посмотрел на Лужу. Следуя заранее подготовленному сценарию, девочка чопорно налила ему чай и поставила чашку на украшенный заклинаниями поднос. Тихо потрескивая, чашка медленно остыла, покрывшись тонким слоем испарины.

Только после этого Янь Чжэнмин соизволил сделать глоток. Затем, постукивая веером по деревянному столу, он холодно произнес:

— Мы никогда не водили дружбу с Управлением небесных гаданий. Господа, вы проделали весь этот путь, как лисы, спешащие в курятник. Пожалуйста, поведайте же нам, что вы хотели с нами обсудить.

Сердечно поздравляем вас с Новым годом, дорогие читатели! Желаем вам успехов, счастья, здоровья, и всего самого наилучшего! Следующая наша встреча состоится уже в 2021 году! С любовью, команда перевода SHENYUAN (*^▽^*)

Глава 79. Те, кто сохраняет равновесие.

Ю Лян был ошеломлен. За всю свою жизнь он никогда не встречал таких заклинателей меча. И все же этот человек обладал самым высоким уровнем развития из всех, кого он видел. Ю Лян даже засомневался, правильно ли его воспитывали. Неужели идеи «дисциплины и самоконтроля», являющиеся основой совершенствования мечников, были в корне неверными?

На мгновение он почувствовал, что меч в его руке утратил свою божественность.

Замечания Янь Чжэнмина были грубыми, но У Чантянь сохранял терпение. Именно это терпение не давало ему поддаться на провокации.

Со спокойным видом он достал из-за пазухи две небольшие, длиной всего в один цунь, древние на вид каменные печати. Одна из печатей была совершенно белой. Она была вырезана из розового кварца, но с первого взгляда казалось, что это белый нефрит. Другая была совершенно черная, на ней была выгравирована черепаха. Лишь бегло взглянув на нее, можно было понять, откуда она взялась: с ледяных равнин крайнего севера, из зала Черной черепахи.

Янь Чжэнмин вскинул брови, но даже не удосужился протянуть руку и взять печати. Он лишь спросил:

— Что это?

— Владыки горы Белого тигра и зала Черной черепахи попросили меня доставить их к вам, глава Янь, — сказал У Чантянь. — По их словам, вы сами узнаете, что это такое, как только увидите.

Очевидно, что эти печати были ключами к замку «земли». Янь Чжэнмин мог сказать это, даже не глядя на них.

Юноша отставил чашку в сторону, и на его лице появилась холодная улыбка.

— Это ваш способ меня подкупить? Некогда мой клан доверил эти печати Четырем Святым. В конце концов, они и должны были вернуться к нам. Потребуй я их обратно, и кто бы осмелился мне отказать?

Глядя на Янь Чжэнмина было понятно, что, пусть он и не знал, как общаться с людьми, но он определенно умел их оскорблять. Когда его взгляд скользнул по гостям, стало ясно, что он имел в виду: кто просил их соваться куда не следует?

Даже теперь, когда власть Четырех Святых угасла, был ли хоть кто-то, кто осмелился бы смотреть на них свысока?

Но этот человек убил старейшину прямо на глазах у Бянь Сюя. У Чантянь печально улыбнулся. Связываться с кем-то подобным было еще более хлопотным, чем иметь дело с этими старыми лисами.

— Ты… — Ю Лян едва не потерял самообладание, но У Чантянь вовремя одернул его.

— Я бы не посмел, глава Янь, — робко сказал У Чантянь, — Ваш покорный слуга всего лишь путешествует по миру. Нам было по пути, и я взял на себя смелось доставить их к вам. Глава, разве разговоры о «подкупе» не оскорбляют вас?

Янь Чжэнмин не ответил, сохраняя все тот же высокомерный вид1. В этом отношении господин У был самым настоящим невеждой. Долгие годы глава клана Янь был известен как «молодой господин, охочий до денег», так что теперь от его «достоинства» почти ничего не осталось. Такого рода слова нисколько не оскорбляли его. Ему это было даже в радость.

1 大尾巴狼 (dà wěiba láng, dà yǐba láng) — букв. волк с большим хвостом (волочить за собой длинный хвост) обр. кто думает о себе невесть что, кто считает себя пупом земли.

Янь Чжэнмин взял печать Черной черепахи и повертел ее в руках. Увидев на одной из сторон надпись: «печать Бянь Сюя», он равнодушно спросил:

— Кстати, как тебя зовут?

Лицо Ю Ляна побелело. Но У Чантянь, напротив, полностью контролировал себя. Он спокойно ответил:

— Моя фамилия У, первая часть моего имени — Чан, вторая — Тянь.

— А, так ты и есть У даою, — Янь Чжэнмин посмотрел на него и вдруг сказал. — Кстати, есть кое-что, что беспокоило меня все эти годы. У даою, ты не поможешь мне решить эту головоломку? Ты сказал, что Гу Яньсюэ был достоянием Поднебесной, он всегда боялся, что другие воспользуются этим преимуществом. Тогда почему же Чжоу Ханьчжэн разработал такой коварный план для его убийства?

На первый взгляд битва на острове Лазурного дракона казалась результатом сговора Бай Цзи и Тан Яо, целью которого было загнать Гу Яньсюэ в угол. Чжоу Ханьчжэн и его головорезы в черном лишь раздували пламя. Однако, если подумать, роль Управления небесных гаданий в тех событиях была куда существеннее. Заклинание «душа художника», которому подверглись многие люди на острове, было шедевром Чжоу Ханьчжэна.

Ю Лян выглядел озадаченным. Юноша, похоже, не совсем понимал, о чем идет речь.

У Чантянь же, напротив, застыл в напряжении.

Янь Чжэнмин неопределенно улыбнулся ему и легонько постучал ногтями по каменной печати. Бросив взгляд на свою руку, он лениво подумал о том, что на его большом пальце явно не хватало нефритового перстня. Еще немного покрутив печать в руках, он лениво произнес:

— Конечно же, если речь идет о секретах императорского двора, вы не обязаны ничего рассказывать. Прошло больше ста лет. Сколько императоров сменилось за это время? Трон все еще в руках прежней династии?

Янь Чжэнмин решил было, что у Чантянь ничего не сможет ему ответить, но тот внезапно заговорил:

— Чжоу Ханьчжэн всеми силами боролся за свержение Гу Яньсюэ. Глава Управления небесных гаданий лично подписал приказ о его казни.

Янь Чжэнмин на мгновение замолчал, а затем произнес:

— О? Но разве Чжоу Ханьчжэн не был вхож на остров Лазурного дракона? Неужели эти неблагодарные глупцы позабыли о благосклонности владыки Гу?

— Именно потому, что он был левым защитником лекционного зала, нам удалось прояснить ситуацию: влияние острова Лазурного дракона на мир заклинателей вышло из-под контроля, — сказал У Чантянь.

Скольким людям в мире посчастливилось стать частью знаменитого клана?

Цзючжоу огромна. Лишь немногие заклинатели были выходцами из именитых школ. Большинство из тех, кто вставал на этот путь, должны были действовать самостоятельно и стараться изо всех сил. Для бродячих заклинателей лекционный зал острова Лазурного дракона стал единственной надеждой.

— Гу Яньсюэ занял первое место среди Четырех Святых. Он достиг небывалых высот. Для заклинателей не существовало ни императора, ни семьи. Вторым после Неба для них был «учитель». Можете себе представить, что нес под собой титул «Владыка Поднебесной», — вздохнул У Чантянь. На его лице мелькнула тень сострадания. — Лишь одно его слово, и заклинатели, некогда получившие помощь лекционного зала, сравняли бы весь мир с землей. Он был слишком опасен. Глава Янь, зародись в его сердце лишь крохотная капля искушения, и все пошло бы прахом. Кто в своем уме решился бы оставить его в живых?

Янь Чжэнмин снисходительно посмотрел на него. У Чантянь не избегал его взгляда, он спокойно продолжил:

— Глава Янь, так как вы интересуетесь этим делом, похоже, вы кое-чего не знаете. Поскольку я уже начал говорить об этом, нет смысла скрывать. Лекционный зал первоначально назывался «Залом основ». Он был создан стараниями Четырех Святых и вашего старшего наставника Тун Жу.

Стоило ему только произнести эти слова, и вокруг воцарилась мертвая тишина.

Янь Чжэнмин тут же позабыл о провокациях. Стоявшая в углу Лужа удивленно распахнула глаза. Даже прятавшиеся за ширмой Ли Юнь и Чэнь Цянь были ошеломлены.

Чэн Цянь сразу же вспомнил, что сказал ему Цзи Цяньли на Платформе Бессмертных. Тогда слова этого старика показались юноше чепухой, но, как оказалось, в них крылся сакральный смысл.

По комнате разлилась нестерпимая жажда убийства. Янь Чжэнмин вновь стоял на пороге «входа в ножны». И пусть его силу нельзя было увидеть, но, когда тень меча повисла над головой У Чантяня, ее гнетущая тяжесть стала ощущаться еще острее.

Но У Чантянь даже не шелохнулся, он продолжил:

— Да, это действительно был Тун Жу. Ваши уши вас не обманывают. Весь мир уверен, что тайное царство трех существований открылось случайно, но это не так. Ключ к этому мистическому месту — наследие нашего Небесного учения. Пока человек не освободит свое сердце от желаний, он не сможет выбраться оттуда. Когда Тун Жу покинул тайное царство, он словно сошел с ума. Проигнорировав советы Четырех Святых, он отдал печать главы клана своему ученику, а сам поднялся по ста восьми тысячам ступеней Башни отсутствия сожалений, чтобы забрать с платформы камень, исполняющий желания.

Янь Чжэнмин хрустнул костяшками. Если бы не ключ к замку «земли», он бы уже давно сломал эту печать. Холодно улыбнувшись, юноша произнес:

— В этом мире нет места добродетельным, верно?

У Чантянь спокойно ответил:

— Здесь нет места тем, кто своим могуществом способен подчинять себе стихии, но все еще вмешивается в мирские дела. Глава Янь, вы ведь прекрасно знаете, что заклинатели тоже люди. Даже Сюй Инчжи, который всю жизнь совершенствовался в своей башне, был человеком. Можете ли вы поручиться, что он никогда бы не поддался искушению? Мир похож на чашу с водой. Количество воды то растет, то уменьшается. Порой, по ней проходит легкая рябь, но чаша никогда не должна наклоняться ни в одну из сторон. Независимо от того, смертные это или заклинатели, чтобы жить нам всем необходимо равновесие, нельзя допустить, чтобы вода пролилась.

С этими словами, У Чантянь протянул руку и легко толкнул стоявшую перед ним чашку. Содержимое тут же выплеснулось наружу. У Чантянь коснулся пальцами воды и осторожно начертил заклинание. Пролитый чай поднялся в воздух и сформировал небольшое водяное колесо, а затем вернулся обратно в чашку.

Ю Лян испуганно воскликнул:

— Старший брат!

— Вот что такое Управление небесных гаданий. Мы те, в чьих руках находится равновесие, — У Чантянь отряхнул промокший рукав, а после добавил, с насмешливой улыбкой, — тайны Управления небесных гаданий веками передаются из поколения в поколение. Тот, кто разглашает их, должен умереть. Но так вышло, что этим кем-то оказался я сам. Ничего страшного, Сяо Лян. В настоящее время Управление небесных гаданий пало и превратилось в свору собак, идущих на поводу у хозяина. Есть ли смысл хранить эти секреты?

Но характер Янь Чжэнмина был куда острее, чем его клинок. Когда он злился, даже безмолвная статуя начинала его раздражать. Однако, что бы он ни делал, дружелюбное лицо У Чантяня оставалось непроницаемым. Словно он и был той самой статуей. Но в его словах вдруг промелькнула горечь. В его всегда теплых глазах блеснул намек на неописуемый холод.

Не обращая никакого внимания на гнев Янь Чжэнмина, У Чантянь продолжил говорить, как завороженный:

— Чем настойчивее человек, тем быстрее он продвигается по пути самосовершенствования. Если одержимость возьмет верх, он станет куда опаснее. Тун Жу загадал желание, и камень потребовал от него плату человеческими жизнями. Но Тун Жу был настоящим праведником. Даже обезумев, он не смог убивать невинных. Тогда он решил истреблять темных заклинателей. Он начал охоту на тех, кто совершал злодеяния. В итоге, он по чистой случайности удостоился титула Господина Бэймина.

— К сожалению, — У Чантянь странно улыбнулся и Янь Чжэнмин без слов понял, что он собирался сказать.

Чтобы преуспеть, темный заклинатель должен проливать кровь. Будь это хоть маленькая капля, но он больше никогда не сможет от нее очиститься. Всем известно, что даже самый искренний человек, однажды ступив на путь бесчисленных смертей, больше не сможет с него сойти.

— Встав на кровавую дорогу, Тун Жу забрал жизни множества заклинателей и смертных. Не имея другого выбора, Четверо Святых вынуждены были объединить свои силы против старого друга, — У Чантянь протяжно вздохнул. — И все же, Тун Жу был непревзойденным гением... Ему не было равных. Даже объединившись, Четверо Святых не смогли его победить… В конце концов Сюй Инчжи пожертвовал собой, чтобы заманить его в Безмятежную долину. Безмятежная долина — это место, где собираются потерянные души. Здесь не существует полутонов, черное становится черным, а белое белым. Здесь никто не в силах скрыть свои грехи. Грех Тун Жу был так тяжел, что долина неизбежно покарала его. Там он и погиб.

Из-за этого короткого рассказа все присутствующие ощутили пробежавший по спине холодок.

У Чантянь усмехнулся и покачал головой.

— Кто же знал, что у Гу Яньсюэ такая короткая память. Он словно ничего не вынес из этой битвы. Он переименовал «Зал основ» в лекционный и обосновался на острове Лазурного дракона. Если бы Управление небесных гаданий не свело Тун Жу с ума, род клана Фуяо не прервался бы. И вы все, вероятно, до сих пор бы мирно совершенствовались на своей горе. Возможно, тогда вы не достигли бы таких высот, но вам бы не пришлось жить изгнанниками на острове Лазурного дракона. Ваш брат не попал бы под влияние «души художника» Чжоу Ханьчжэна, и в мир не явился бы демонический дракон. Что ж, мы — Управление небесных гаданий, и мы не бежим от последствий своих деяний. Однако теперь, по воле небес, наше существование подходит к концу.

У Чантянь самолично высказал все, что хотел сказать ему Янь Чжэнмин, и главе клана Фуяо попросту больше нечего было добавить.

— Но у меня есть еще кое-что, что я должен отдать вам, глава Янь, — начал У Чантянь.

С этими словами он вытащил из рукава запечатанный свиток и обеими руками передал его Янь Чжэнмину.

— Глава Янь, пожалуйста, взгляните.

Едва развернув свиток, Янь Чжэнмин тут же почувствовал, что что-то не так. В ушах у него зазвенело. Печать главы клана, что спокойно висела у него на груди, внезапно нагрелась, словно откликаясь на содержимое свитка. Перед глазами юноши вспыхнул замок «неба». Сияющие точки бешено кружились вокруг него, формируя огромный вихрь.

Когда свиток открылся, повсюду разлилась аура горы Фуяо. В верхней его части были написаны имена всех, кто когда-либо стоял во главе клана. В нижней — пути, которыми они прошли. В самом конце стояла красная печать. Янь Чжэнмин никогда не видел этот документ, но он прекрасно знал, о чем в нем говорилось.

— Печать истребителей демонов... — невольно выпалил юноша.

В этот момент спокойствие нарушил блеск меча. Все, что успел почувствовать Ю Лян — был охвативший его нестерпимый холод. Силясь защитить себя, юноша инстинктивно схватился за оружие, но не смог поднять его. Казалось, он погрузился в невидимое ледяное море, заморозившее все вокруг. Даже его взгляд застыл. Ю Лян был заклинателем изначального духа, но сейчас он не мог даже пошевелить рукой.

Повержен одним лишь мечом!

Едва почувствовав неладное, Чэн Цянь тут же вылетел из-за ширмы. Ледяное лезвие Шуанжэня замерло у шеи Ю Ляна, в то время как его ножны вонзились в спину У Чантяня. Смертельный холод сковал этих двоих, разрушив связь между свитком и печатью главы клана.

При одном только взгляде на Шуанжэнь у Ю Ляна задрожали руки.

— Как ты посмел принести нечто подобное в усадьбу Фуяо. Ты хочешь умереть? — глаза Чэн Цяня напоминали ледяное озеро долины Минмин.

Янь Чжэнмин свернул свиток. Со странным выражением лица он тихо позвал:

— Сяо Цянь.

Когда Чэн Цянь оглянулся, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина,

его ярость немного утихла.

— Отпусти их, — произнес Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь фыркнул и убрал меч.

У Чантянь сделал глубокий вдох, и поток его Ци вновь разлился по всему телу. Ему потребовалось два полных круга, чтобы всепроникающий холод, наконец, развеялся. У Чантянь сложил руки перед грудью и вежливо поприветствовал Чэн Цяня.

— Чэн чжэньжэнь, всего за каких-то сто лет тебе удалось достичь таких высот. Это просто невероятно.

Решив поиграть в злодея, Чэн Цянь ответил:

— Что вы, не льстите мне, здесь нечем восхищаться. Но моих способностей вполне хватит, чтобы убить вас обоих.

— Чэн чжэньжэнь все неправильно понял. Я лишь вернул эту вещь ее первоначальному владельцу. Это «Свиток истребителей демонов». Изначально он принадлежал клану Фуяо. В нем содержатся тридцать три обета, данные нашими уважаемыми предками. Глава Янь уже должен был убедиться в его подлинности, — сказал У Чантянь.

Чэн Цянь вскинул брови.

— Конечно, на данный момент гора Фуяо запечатана, и глава клана построил эту усадьбу. Строго говоря, сейчас вы не связаны клятвой предков. Вам нет необходимости подчиняться тому, что там написано. Однако, представьте себе, сколько невинных жизней унесет грядущая битва?

Выражение лица Чэн Цяня сделалось холодным. Он открыл было рот, но Янь Чжэнмин вмешался первым.

— Клятва скреплена печатью истребителей демонов, но там нет ни слова о том, что мы не можем действовать так, как нам заблагорассудится. И ни слова о том, что нам нельзя выступать против головорезов из Управления небесных гаданий.

— Вы слишком высокого мнения о нас, глава Янь. Если мы причинили вам зло, не стесняйтесь, поступайте с нами так, как считаете нужным.

Янь Чжэнмин слегка вскинул брови.

— Господин У действительно честный человек. Но могу ли я спросить, сколько еще людей дали такую клятву?

У Чантянь улыбнулся, но ничего не сказал. Похоже, это он разглашать не собирался.

Янь Чжэнмин махнул рукой.

— Хань Тань, проводи их.

У Чантянь достал из рукава приглашение и положил его на стол, после чего очень низко поклонился Янь Чжэнмину и вежливо обратился к Луже:

— Барышня, не стоит беспокоиться. Пожалуйста, не провожайте нас.

Когда гости, наконец, ушли, Ли Юнь вышел из-за ширмы и спросил:

— Что происходит?

С этими словами он взял со стола раскрытый свиток и быстро пробежался по нему глазами. Задержавшись на печати истребителей демонов, он произнес:

— Это действительно…

— Эта дурацкая клятва была дана прошлыми главами кланов. Какое это имеет отношение к нам? Давай бросим свиток в огонь и покончим со всем этим, — сказал Чэн Цянь.

— Я не могу его сжечь. Клятва связана с печатью главы клана, — лицо Янь Чжэнмина застыло. — Если я не подчинюсь, печать отвергнет меня и мое сознание больше не сможет войти внутрь.

Янь Чжэнмин легонько постучал пальцами по свитку. В самом конце списка значилось имя последнего главы. Его имя.

— Это равносильно предательству клана.

В богатом на уловки разуме Ли Юня тут же нашлось решение. Юноша выпалил:

— Это ничего. Как говорится, «отринув нож, даже мясник может встать на праведный путь»2. Эта так называемая клятва не мешает заклинателю покинуть свой клан, а затем вернуться. Что, если ты сначала сложишь с себя полномочия главы, сожжешь этот договор, а после вернешься обратно?

2 放下屠刀 (fàngxiàtúdāo) — оставить нож мясника [и тотчас же стать Буддой] (обр. в знач.: раскаяться и быстро исправиться).

Янь Чжэнмин сердито посмотрел на него.

— Не говори ерунды. В серьезных ситуациях твои мелкие уловки всегда оказываются бесполезными!

Сказав это, он снова взмахнул рукой. Огромный замок «неба» внутри печати принял форму гигантских звездных часов. Одна из сторон указывала на свиток.

— Если мы отвернемся от клана Фуяо — род прервется, и печать главы разрушится. Когда это произойдет, гора Фуяо будет потеряна навсегда. Как ты думаешь, что нам тогда останется сделать? Повеситься у могилы нашего учителя?

Глава 80. Немедленно отправляемся на гору Тайинь

Все молчали. В полной тишине, Лужа взяла в руки оставленное У Чантянем приглашение и прочла:

— Пятнадцатого числа первого месяца1 на Тайхане2… Старший брат, что это? Мы туда пойдем?

1 正月十五 (zhēngyuè shíwǔ) — праздник фонарей (15-го числа 1-го месяца по китайскому лунному календарю).

​​​​​​​2 太行 (tàiháng) — Тайхан (горный хребет, находящийся в провинциях Хэнань, Шаньси и Хэбэй).

Янь Чжэнмин задумался, но так ничего и не ответил.

— Люди из Управления небесных гаданий путешествуют днями и ночами, доставляя эти приглашения. Наверняка они хотят, чтобы весь мир узнал об этом событии. Будь я Хань Юанем, я бы непременно явился туда, чтобы раз и навсегда разобраться с ними. Это ведь объявление войны, разве нет? — сказал Ли Юнь.

У темных заклинателей с Южных окраин нет никаких порядков. Они повсюду сеют хаос, народ не может спокойно жить. Управление небесных гаданий не обладает ни силой, ни харизмой, чтобы объединить людей. Если обе стороны продолжат сражаться просто из прихоти, в стране никогда не наступит мир. Лучше всего найти пустынное место, собраться там и драться, сколько душе угодно. И Тайхан подходит для этого лучше всего.

— Если бы я был Хань Юанем, я бы не явился на это шумное сборище, — тихо отозвался Янь Чжэнмин, — я бы воспользовался тем, что все собрались на горе, и отправился прямо в столицу, чтобы убить императора и уничтожить логово Управления небесных гаданий. Это ведь куда удобнее, не так ли?

— Нет никакого способа узнать правда ли все сказанное У Чантянем или нет, но я слышал и еще кое-что. Сейчас в Управлении небесных гаданий определенно неспокойно. Похоже, они хотят отделиться от императорского двора. Им нет никакого дела до правителя. Им все равно, жив он или мертв.

Тень печали омрачила лицо Ли Юня, и юноша продолжил:

— Хань Юань… Ох, должно быть, он затеял эту великую битву, чтобы отомстить Управлению небесных гаданий. Но ведь теперь ему придется понести наказание за ущерб, причиненный темными заклинателями с Южных окраин?

Янь Чжэнмин повернулся и серьезно сказал:

— Нужно отправить Чжэши сообщение. Мы должны найти Хань Юаня до того, как это сделает Управление небесных гаданий.

Молчавший все это время Чэн Цянь неожиданно произнес:

— Мне все время кажется, будто что-то не так.

— Что? — переспросил Ли Юнь.

— Как говорилось в древности: «Когда Великий Путь в упадке, являются «человечность» и «долг». Когда возникают суемудрие и многознайство, является великая ложь. Когда среди родичей нет согласия, является «сыновняя почтительность». Когда государство во мраке и в смуте, являются «преданные чиновники»*. Управление небесных гаданий утверждает, что они «восстанавливают справедливость», но разве их «справедливость» не противоречит «истинному пути»? — нахмурился Чэн Цянь. — Такое отношение идет вразрез со всем, чему учил нас мастер. Я не могу придумать ни единой причины, по которой предки нашего клана подписали бы подобную клятву с кем-то вроде них. Должно быть, за всем этим кроется что-то еще. Ли Юнь, я помню, что, когда мы жили на острове Лазурного дракона, мы нашли один из экземпляров хроники, в котором было записано множество важных событий. Он все еще у нас?

— Вероятно, да, — произнес Ли Юнь, — в те годы Чжэши постоянно беспокоился, что книги, которые мы привезли с горы Фуяо, и те, что мы нашли на острове Лазурного дракона, потеряются, поэтому он вечно носил их с собой. Вот почему даже после нашего поспешного побега они все еще с нами. За бамбуковой рощей находится новая библиотека, ты можешь заглянуть туда.

Услышав эти слова, Чэн Цянь немедленно встал. Он тут же вспомнил слова, сказанные ему Цзи Цяньли. В речах старого сумасшедшего было немало подсказок.

Следуя указаниям Ли Юня, юноша направился в бамбуковую рощу и вскоре наткнулся на легендарную башню.

Хотя это место тоже называли «башней», оно едва ли могло сравниться со старой девятиэтажной библиотекой, в которой были собраны книги со всего мира. Это же было небольшое двухэтажное деревянное здание, настолько хрупкое, что казалось, будто оно вот-вот рухнет.

На первом этаже здания хранились трактаты о техниках самосовершенствования, собранные Янь Чжэнмином и другими со всех концов страны. Они включали в себя описания практик как истинного, так и темного путей. В некоторых из них на момент покупки недоставало страниц. В итоге, Янь Чжэнмину и Ли Юню пришлось пересмотреть их содержание. И, по чистой случайности, в книгах стало на несколько новых описаний больше.

На втором этаже находилась собственность клана Фуяо. Тут были и священные писания, скопированные Янь Чжэнмином, и руководства по технике владения деревянным мечом, некогда пересмотренные самим Чэн Цянем, а также различные записи, которые они привезли с собой, когда покинули гору. Эти книги прошли через множество невзгод. И хотя на обложке каждой из них были начертаны заклинания, защищавшие их от влажности и вредителей, на страницах все равно можно было увидеть печальные следы времени.

Чэн Цянь с тоской провел пальцами по книжным корешкам. Он никогда так не скучал по горе Фуяо, как в этот момент. Помимо замка «человека», от дома их отделяло великое множество неизвестных опасностей и тайных заговоров вокруг печати истребителей демонов.

На корешке хроники острова Лазурного дракона был нарисован отличительный знак, поэтому Чэн Цяню не составило труда отыскать ее в книжном хаосе. За все эти годы клан Фуяо не принял ни одного нового ученика. Их было слишком мало, и все священные писания, все записи, что хранились в библиотеке, были попросту разбросаны по полкам. Если не было нужды что-то в них найти, к ним никто не прикасался. Когда Чэн Цянь взял в руки хронику, и несколько других книг попадали вниз, поднимая облако пыли.

Цокнув языком, Чэн Цянь наклонился, чтобы вернуть их на место и обнаружил, что теперь в библиотеке появилось целых два экземпляра Священных писаний «О ясности и тишине».

Кто-то сделал лишнюю копию?

Чэн Цянь аккуратно поднял книги и стряхнул с них пыль. Один из экземпляров был написан тонким изящным почерком. Вероятно, это была работа Ли Юня. Записи в другой копии были донельзя небрежными, с грубыми палочкообразными штрихами, как у маленького ребенка. Этот экземпляр определенно принадлежал кисти его старшего брата, когда тот был еще подростком.

В детстве Чэн Цянь столько раз переписывал за Янь Чжэнмина писания, что научился безупречно имитировать его почерк. Вот почему он с первого взгляда понял, чья это работа.

Немного расстроившись, Чэн Цянь открыл книгу и с удивлением обнаружил, что под обложкой «Священных писаний» была еще одна обложка. На ней был изображен человек, окруженный сказочными цветами. Человек держал в руке нефритовую флейту и кокетливо улыбался читателю. Рядом с рисунком виднелась маленькая надпись: «Музыка ветра»​​​​​​​3.

​​​​​​​3 Название с подвохом. 风流谱 (fēngliú pǔ) завуалированно действительно можно перевести как «Музыка ветра», но истинное название буквально «сборник разврата», а одно из значений 风流 (fēngliú) — продажная любовь. Кроме того 风流薮泽 ист. Прерия разврата (район публичных домов столицы династии Тан, куда приходили кутить студенты после сдачи экзаменов).

Чэн Цянь ошеломленно замер.

Нет… Это что, шутка?!

После минутного замешательства юноша словно одержимый принялся листать книгу. Содержание фальшивого Священного писания «О ясности и тишине» оказалось донельзя разнообразным. Стихи и проза сопровождались иллюстрациями. Книга рассказывала историю любви, произошедшую в борделе мира смертных. Красавец ученый и одна из куртизанок были так сильно одурманены чувствами, что дали друг другу обещание, но, в конце концов, сорокопуты и ласточки, как всегда, разлетелись в разные стороны​​​​​​​4. Рассказ перемежался песнями, как нежными, так и довольно грубыми, а искусное повествование фонтанировало эмоциями.

​​​​​​​4 劳燕分飞 (láoyànfēnfēi) — сорокопуты и ласточки разлетелись в разные стороны; обр. разлучиться, разлука; расстаться, разойтись, развестись (обычно о супругах).

Но поистине невероятными были сами иллюстрации. В них не было никакой сдержанности. Они не только в красках показывали действия главных героев, но и изображали всевозможные интимные подробности. Можно сказать, что они являлись великолепными проводниками в «погоне за удовольствиями».

На них нельзя было смотреть спокойно.

Пролистав несколько страниц, Чэн Цянь заметил, что ни один из рисунков не повторился. Кроме того, в книге было перечислено великое множество необычных техник. По сравнению с тем, что здесь было изображено, темные заклинатели из Чжаояна казались просто кучкой дикой деревенщины!

Чэн Цянь не осмелился слишком внимательно разглядывать эти иллюстрации.

Когда он уже собрался было закрыть книгу, юноша вспомнил, что его старший брат замаскировал обложку под писания «О ясности и тишине».

Лицо юноши приобрело странное выражение.

Прежде, чем он осознал свои чувства, за его спиной послышались быстрые шаги. Янь Чжэнмин поднялся по библиотечной лестнице и спросил:

— Что ты тут нашел?

Чэн Цянь пораженно замер на месте. У юноши задрожали руки. Фальшивое писание «О ясности и тишине» выскользнуло из его пальцев и упало на землю, открывшись ровно на одном из весенних пейзажей​​​​​​​5.

​​​​​​​5 春光 (chūnguāng) — весенний пейзаж (в переносном значении эротическая сцена).

Янь Чжэнмин замолчал.

Это было как гром среди ясного неба. В тот момент Чэн Цяню показалось, что ни одно Небесное Бедствие не сможет с этим сравниться.

Заметив замешательство Янь Чжэнмина, Чэн Цянь решил воспользоваться выпавшим ему шансом. Сделав вид, что ничего не произошло, юноша придал своему лицу самое, что ни на есть, спокойное выражение и шагнул вперед, чтобы поднять сомнительную книгу. Однако ее тут же выхватили у него из рук.

У главы клана Янь было множество серьезных дел. Он давно забыл все свои дурные подростковые привычки. Но стоило ему только увидеть эту книгу, и он даже не подумал о том, что его собственная совесть может оказаться нечиста. Он тут же разозлиться. Юноша пришел в такую ярость, словно кто-то оставил черные следы на снежном поле.

Он шлепнул Чэн Цяня по руке и сердито сказал:

— Что это за ересь? Ты ведь пришел сюда, чтобы найти хронику острова Лазурного дракона? Почему у тебя в руках это?

У Чэн Цяня не было другого выбора, кроме как робко объяснить:

— Она упала с полки...

Держа в руках книгу, Янь Чжэнмин почувствовал, что картинки в ней были слишком уж вызывающими.

— Ты читал ее? — зло спросил он.

Чэн Цянь промолчал.

Дыхание Янь Чжэнмина участилось. Его гнев разгорелся еще сильнее.

— Я думал, от тебя будет меньше хлопот, чем от тех двоих. А теперь посмотри на себя! Зачем ты вообще такое читаешь? Ты уже забыл о своей внутренней травме? Почему бы тебе не сосредоточиться на сохранении душевного равновесия и на лечении, вместо того, чтобы рассматривать всякую чепуху?

Чем больше он говорил, тем больше злился. Юноша ударил Чэн Цяня книгой в грудь с такой силой, что та едва не порвалась.

— Бесстыдник!

Чэн Цянь не возражал. Он и сам не знал, что сказать.

— Если бы я знал, что за ублюдок притащил это в нашу библиотеку, я бы… — горячо произнес Янь Чжэнмин.

— Старший брат, похоже, это был ты... — наконец, прошептал Чэн Цянь.

— Что?...

Чэн Цянь деликатно перевернул книгу, которую Янь Чжэнмин едва не порвал, и указал на фальшивое название писаний «О ясности и тишине».

Янь Чжэнмин посмотрел на знакомые слова и ошеломленно замер.

— Все в порядке, старший брат. Я знаю, что в те времена ты не был таким благоразумным, — «понимающе» сказал Чэн Цянь.

Прежде, чем юноша успел договорить, Янь Чжэнмин и сам понял, что был неправ. В детстве именно он тайно прятал такие вещи в Священных писаниях. И кто после этого был самым беспутным сыном клана Фуяо?

Конечно же, лицо Янь Чжэнмина тут же позеленело, а уши покраснели. Он забрал у Чэн Цяня книжку с картинками, молча развернулся и зашагал прочь.

Вдруг, что-то шевельнулось в сердце Чэн Цяня. Он оперся на перила. В слабом свете защитных заклинаний черты его обычно равнодушного лица казались гораздо мягче.

— Старший брат, — окликнул он Янь Чжэнмина и смело спросил, — Чжуан Наньси рассказал мне, что ему нравилась одна бродячая заклинательница. До такой степени нравилась, что его чувства к ней не изменились бы, даже стань она обычной смертной. Когда мы были юными, ты читал эти... м-м-м, старые истории. Был ли в твоей жизни такой человек, о котором ты мог бы сказать: «Он мне нравится», даже несмотря на короткую жизнь смертного?