Отдохнуть Нику удалось. Вначале, как всегда с ним бывало, он начал анализировать события прошедшего дня. Раз за разом он мысленно прокручивал в голове эпизод за эпизодом, а услужливая память подбрасывала информацию. Так он дошел до странного человека, пристальный взгляд которого в чайхане беспокоил его. «Где, где, где? Где я видел его? А точно, что видел. Слишком остро, значит недавно. Давай, давай, работай» — подбадривал себя Ник. — «Начнем с конца. Прокручиваем назад. Чайхана, Майдан, синагога, Сионский собор — нет, там нигде не было такого. Еще дальше, визит к Ляйстеру — нет. Визит к Бычковскому — туда пусто, обратно, прогулка по Головинскому, караван… Черт, точно, облако пыли, коляска, седок. Все, поймал. Это он, этот человек! Значит, он прибыл в Тифлис одновременно со мной. Так, так, так. Он здесь, очень хорошо. Я его раньше никогда не видел? Кажется, нет. Ну, ладно. Отложим на соответствующую полочку. Поиск окончен. Отдыхать, отдыхать» — Ник блаженно потянулся и через несколько минут тихая дрема овладела им.
Из этого приятного состояния его вывел голос Петруса. Петрус стоял над головой Ника и тряс какой-то бумажкой. Ник живо вскочил.
— Гаспаронэ принес. Ждет внизу. — сообщил Петрус.
В записке, принесенной от Кикодзе было сказано: «Португалец отдыхает. Пока он ничего не говорит. Его напарник, дон Педро встречался вчера с незнакомцем в Ботаническом саду, неподалеку от Татарского кладбища. Наблюдение установлено за обоими. С глубоким почтением. Аполлинарий Кикодзе».
Ник с восхищением откинулся на спинку дивана. «Ну, молодец! Блестящий сыщик!»
Он тут же написал записку Кикодзе: «Сообщите приметы незнакомца, с которым встречался дон Педро. С уважением. Н.А. де-Кефед-Ганзен».
— Отдай Гаспаронэ. И пусть незамедлительно ответ доставят.
Почта сработала споро. Через полчаса Ник уже читал: «Незнакомец, встречавшийся с доном Мигелем, выглядит так — рост немного выше среднего, худощавого сложения, одет в темное, темносерое или черное. Лицо бледное, черты лица европейские, крупный нос, тонкие губы. Волосы производят впечатление бесцветных, но шатен. Странные глаза — как будто стального цвета, но временами производят впечатление очень темных, взгляд неприятный, пронзительный, как бы сверлящий того, на кого он смотрит. Приехал на днях. Остановился в частном доме на Петра Великого (Sic!!!), то ли в 30, то ли в 32 номере.».
«На Петра Великого», — подумал Ник, — «Ну да, конечно, было донесение, что этот дон Педро после прогулки по Головинскому заглядывал на короткое время в какой-то дом. Интересно, что это за дом. Пока я знаю что где-то там на Петра Великого собирается весьма приличное общество играть в бостон. Но этот ли дом? Надо прогуляться туда. Поближе к вечеру. В сумерки.»
Как бы отвечая пожеланию Ника, в комнату вошел Петрус, держа в руке конверт.
— Посыльный от правителя канцелярии губернатора, — провозгласил он. — Ждет ответа.
Ник проворно вскрыл ножичком из слоновой кости конверт.
«Милостивый государь Николай Александрович,
Не обессудьте, не могу уделить Вам должного внимания. Но вот сегодня вечером моя супруга, Мария Яковлевна, собирается в одно общество, которое может быть Вам полезным, где играют раз в месяц по вечерам в бостон. Это недалеко. На улице Петра Великого. Если Вы любите сию игру, то сделайте одолжение, сопроводите ее. В случае Вашего согласия фаэтон будет ждать Вас на Хлебной площади в 7 вечера.
Ваше решение передайте на словах с посыльным.
«Так, так, так, — думал Ник, — кто же там может быть такой, что Сергей Васильевич полагает, что мне нужно быть обязательно. Интересно.»
Петрус терпеливо стоял рядом. Ник поднял голову от письма и сказал:
— Передай посыльному, что я с радостью буду сопровождать сегодня вечером супругу Сергея Васильевича. То есть скажи так. Граф де-Кефед-Ганзен будет счастлив сопровождать супругу правителя канцелярии тифлисского губернатора. И пусть он передаст слово в слово.
И про себя подумал: «Кто еще должен узнать об этом? Хорошо бы и за этим посыльным установить слежку. Да за всем не уследишь».
Где-то без десяти минут семь тщательно одетый, свежевыбритый и благоухающий Ник вышел из дома. На Хлебной площади стоял нарядный фаэтон, обитый изнутри лиловым шелком, с молодым фаэтонщиком, который важно поклонился Нику. Ник сел и фаэтон тронулся вверх по улице. Не прошло и десяти минут, как фаэтон остановился у дома под номером 12 на улице Паскевича. У ворот ждала служанка, которая завидев фаэтон, стремглав бросилась в дом. Через пару минут из дома появилась молодая дама. Ник вышел из фаэтона и поцеловал ей руку, сделав вид, что они уже знакомы. Нисколько не смущаясь, дама оперлась на его руку и сказала звонким голосом так, будто они только вчера еще встречались:
— Как это мило с вашей стороны, любезный Николай Александрович, сопровождать меня сегодня. Сергей Васильевич так занят.
При этом она сделала круглые глаза. Было очевидно, что молодой даме это маленькое приключение доставляет удовольствие.
Ник поклонился и в свою очередь сказал:
— Всегда к вашим услугам, дорогая Мария Яковлевна.
Затем он усадил даму в фаэтон и они покатили на Петра Великого. Это было совсем близко, буквально в пяти минутах. Пока они ехали, Мария Яковлевна шепотом деловито, но немного сумбурно, рассказала о хозяевах дома, куда они направлялись:
— Там будет пожилая дама, Катерина Акакиевна, она большая мастерица играть в бостон. Так вот, Сергей Васильевич велел передать вам, что вы должны ей обязательно проиграть. Но так, чтобы она ничего не заподозрила. Вам нужно привлечь к себе ее внимание. Она всюду вхожа и любит покровительствовать молодым людям. Дружба с ней облегчит вашу задачу. Сергей Васильевич велел передать вам золотые монеты, Катерина Акакиевна на ассигнации не играет. Все это вам оплачивает ведомство, — продолжала шептать Мария Яковлевна, уловив протестующий жест Ника и не давая ему вставить ни слова. — Да, дом-то, хозяйка его, баронесса Елизавета Дмитриевна…
В этот момент фаэтон остановился и Нику, не дослушав, надо было вылезать и подавать руку Марии Яковлевне. Краем глаза он заметил, что у трехэтажного серого дома со стрельчатыми высокими окнами, где остановился фаэтон и куда они направлялись, крутится мальчуган с папиросным лотком на шее.
Войдя в дом, они увидели направляющуюся к ним улыбающуюся пожилую даму.
— Елизавета Дмитриевна, позвольте вам представить, граф Николай Александрович де-Кефед-Ганзен, ученый-этнограф из Петербурга, — защебетала Мария Яковлевна.
— Очень приятно, люблю видеть у себя новые лица. А сегодня у меня еще один новый гость. Тоже ученый, лингвист. Он мой сосед, да только редко бывает в Тифлисе. Сейчас его привело в Тифлис печальное событие, не стало его матушки и моей сердечной приятельницы. Позвольте вас познакомить, — и Елизавета Дмитриевна подвела Ника к стоящему у окна господину.
— Иван Александрович, — окликнула она.
Человек у окна повернулся на зов и Ник увидел того, за которым охотился Кикодзе, которого он приметил в чайхане и полагал, что тот охотится за ним. Ник остолбенел. «Надо же, неспроста Гапаронэ тут крутился!» — подумал он.
А Елизавета Дмитриевна продолжала:
— Иван Александрович князь Аргутинский, так его зовут в России, а на самом-то деле он французский дворянин Бодуэн де Куртенэ, а родом-то они, род Куртэне, из Фландрии. Иван Александрович большой путешественник, много жил в Индостане, владеет санскритом, да чего ж все я говорю, вы уж сами, оставляю вас, пойдемте, Мария Яковлевна, в наш дамский салон. А мужчины могут уже направиться в «карточный» салон, там началась уже игра.
И она указала веером на дверь, возле которой стоял лакей в ливрее. Иван Александрович вежливо пропустил вперед Ника и они прошли в салон, оклеенный красными французскими обоями, где мужчины, любители бостона, и пожилые дамы уже расположились за карточными столами. Там же теснились молодые люди, которые не играли в карты, а стремились всеми правдами и неправдами проникнуть во второй салон, где сидела баронесса с молодыми дамами, не игравшими в карты. Баронесса, очень любившая бостон, не хотела бросать гостей вначале вечера, зная, что увлекшись игрой уже не сможет уделить должного внимания не играющим гостям. А там, во втором салоне, делались многие дела — заводились нужные знакомства, обговаривались важные договоры, устраивались матримониальные партии.
Войдя в «карточный салон», Ник с интересом огляделся по сторонам. В центре салона за столом уже шла игра. Внимание всех было приковано к весьма пожилой даме, маленькой, сухонькой, которая с азартом выбрасывала карты и торжествующе смотрела при этом на партнеров. Этой азартной старушкой была Катерина Акакиевна, урожденная княжна Орбелиани, вдова боевого генерала, почтенная, всеми уважаемая дама, во всех случаях кроме бостона ухитрявшаяся при своем маленьком росте и щуплом телосложении сохранять величественный вид. Заметив новых молодых людей, она не отрываясь от карт, провозгласила неожиданно густым басом:
— А что же вы не садитесь, господа? Прошу, прошу.
Как раз должна была начаться новая партия. Ник и де Куртэне сели за стол. Оба они, как оказалось, были неплохими игроками. Но сравниться с Катериной Акакиевной они не могли. Разведя руками, Иван Александрович достал бумажник и положил на стол проигранные им деньги в ассигнациях. Катерина Акакиевна поморщилась. И тут же расцвела и даже бросила кокетливый взгляд в сторону Ника, когда он выложил столбик золотых монет. Игра продолжалась. Судьба улыбнулась Куртэне, но Нику положительно не везло, и горка золота перекочевала в обширный ридикюль Катерины Акакиевны, полностью расположив ее к Нику. Ник счел, что эту операцию он провел безупречно. Но теперь этот Куртэне! Он так внезапно появился, как будто призрак обрел плоть. Ник полагал, что будет длинная и сложная охота и вот на тебе! Значит, тут что-то не то, они охотились, видимо, не за тем человеком. Хотя к этому Куртэне надо будет приглядеться.
За карточными столами наступило временное затишье. Катерина Акакиевна подагрическим пальцем поманила к себе Ника.
— Что, со многими ты тут знаком? — спросила она шепотом, на правах близкого друга перейдя на ты.
— Да ни с кем, я ведь только приехал.
Катерина Акакиевна удовлетворенно закивала головой.
— Сейчас, сейчас, — начала приговаривать она, зорко оглядываясь по сторонам. Взгяд ее зацепил представительного моложавого мужчину.
— Ага, — удовлетворенно сказала она, подняв к носу висевший на золотой цепочке черепаховый лорнет и стала пристально его разглядывать. Почувствовав на себе ее гипнотизирующий взгляд, мужчина издали поклонился и тут же стал пробираться к ней.
— Что же вы, Шамиршах Луарсабович, совсем меня, старуху, забыли, — рокотала она над головой приложившегося к ручке седеющего великана.
— Это невозможно, Катерина Акакиевна, таких друзей как вы не забывают!
— А я вот хочу вам представить моего нового друга, — продолжала Катерина Акакиевна, — на днях пожаловал к нам из Петербурга. Прошу любить и жаловать.
Ник и улыбающийся великан обменялись поклонами.
— Как ваше артистическое общество? Когда чем-то новеньким побалуете? Не ждете кого на гастроль? — жадно выспрашивала она, обнаруживая свое пристрастие к театру. — Ну что же, жду, жду ваших приглашений. И моего друга не забудьте.
Отпустив милостивым жестом великана, Катерина Акакиевна начала высматривать новую жертву. Так в течение получаса Ник обрел новых знакомых, среди которых оказались кроме уже представленного ему Шамиршаха Луарсабовича Мелик-Беглярова, князь Бебутов, Александр Иванович Хатисов, князь Александр Михайлович Багратион-Мухранский, камер-юнкер двора его императорского величества, ханша Зейнаб-Ханум Атабекова-Коблианская, персидский принц Хосров-Мирза Каджар, служивший в драгунском полку Короля Датского Христиана IX и два молодых поручика, живших, как оказалось по соседству, на той же Петра Великого — князь Давид Захарович Чавчавадзе и Сергей Андреевич Беренс, из Нижегородского драгунского полка, квартировавшего в Кахетии.
Все это время Ник пытался, как мог, не выпускать из виду Куртэне. К его удивлению, тот и не старался как-то исчезнуть, наоборот, стоя почти все время у окна, он внимательно следил за Ником, и как только бурная деятельность Катерины Акакиевны немного поугасла, стал пробираться к нему.
Ник пошел навстречу и они вместе отошли в дальний угол салона, где стоял небольшой низкий столик и два удобных кресла. На столике стояли вазы с шоколадом сюшар, кайе, гала-петер, до которых Ник не был охотником и коробка папирос хан-кефи. Ник и Куртэне расположились в креслах, как два старинных приятеля для приятной беседы. Решив взять инициативу в свои руки, Ник любезно осведомился:
— Давно вы прибыли в Тифлис, Иван Александрович? — это был вполне нейтральный вопрос для нового знакомства.
Иван Александрович взял папиросу, помял ее в тонких пальцах и снова положил на место. Ник удивился. Было очевидно, что его собеседник нервничает.
— Да прибыл-то я в Тифлис всего неделю, вначале морем, в Батум, а потом дорожным дилижансом. Со мной приключилась неприятность — часть вещей пропала дорогой. Да еще я подхватил лихорадку в дороге — почти неделю отлеживался, вот только впервые выбрался к Елизавете Дмитриевне.
И он поднял глаза на Ника. Ник чуть не поперхнулся. На него смотрели вполне невинные васильково-синие глаза немного утомленного интеллигентного человека.
«Не он, не он, — пронеслось в голове у Ника. — Да и этот смугл, как-будто из Африки или из Индостана прибыл. Но какое фантастическое сходство! Все, кроме глаз!»
Иван Александрович продолжал:
— Сергей Андреевич вчера приехал из Кахетии, застал меня в страшной хандре и вытащил к Елизавете Дмитриевне, она была большой приятельницей моей покойной матушки. Я получил известие о ее кончине слишком поздно, оно застало меня в Бомбее. На мое счастье небольшое судно как раз направлялось из Бомбея в Стамбул. Потрепало нас изрядно в дороге. Ну, а из Стамбула в Тифлис уже рукой подать — да вот тут-то и свалила меня лихорадка. Вот после стольких неприятностей я и прихожу в себя.
— Очень сочувствую вам, — сказал Ник. «Что-то много народу из Индостана собралось в Тифлисе в последнее время», подумал он. И продолжал.
— Я знаю, что такое лихорадка. И с хинином не расстаюсь.
Иван Александрович закивал головой.
— И хинин уже не помогает. Ну да ничего, в Тифлисе сразу лучше стало. Люблю Тифлис.
Он вздохнул, огляделся по сторонам как-то странно, будто чего-то опасался.
— Николай Александрович, — вдруг жалобно, почти шепотом сказал он, — со мной приключилось что-то от этой лихорадки. Вижу я, вы человек нашего круга, не хочу, чтобы обо мне бог знает что говорили, но мне надо посоветоваться. Я рассчитываю на вашу порядочность и прошу вас никому об этом не рассказывать. Но мне нужен совет серьезного человека.
Ник удивился такому предисловию, но не показал виду.
— Вы можете рассчитывать на меня, — тихо сказал он и придвинулся к собеседнику.
— Я сказал вам, что не выходил из дома все то время, что приехал в Тифлис. Но это не совсем так. Небольшие прогулки по улице для моциона я делал. Старался выходить по утрам, когда на улице было пустынно. И вот на второй или третий день после приезда я вышел на такую короткую прогулку и пошел по левой стороне улицы мимо канцелярии наместника и до жандармского управления. Вы знаете, улица эта весьма респектабельная, тут все присутствия да солидные дома. Не прошел я и пяти минут, почти дошел до угла, как навстречу мне вышел некто. Я не привык рассматривать праздно людей на улицах, но этот человек шел так мне навстречу, словно пытаясь столкнуться со мной. Я посторонился, поднял на него глаза и остолбенел. Это был я. Человек не глядя на меня прошел быстрым шагом мимо по направлению к Сололакской. Я в растерянности постоял немного и потом продолжил свою прогулку дальше, перейдя через дорогу. Эта странная встреча занимала меня и я думал о ней, когда почти дошел до следующего угла…
Тут Иван Алексадрович запнулся и горестно взглянул ни Ника.
— И что же? — тихо спросил Ник.
— Из-за угла вышел тот же человек, то есть я, стремительно прошел мимо меня и стал спускаться к Головинскому. Тут мне стало плохо, закружилась голова и я чуть было не упал в обморок. Еле-еле я дошел до дому и свалился с еще более сильным приступом лихорадки. Когда я немного оправился, то понял, что у меня галлюцинации и что мне надо обратиться к соответствующему врачу. И вот я хочу посоветоваться с вами. Я видел, что вы пришли с Марией Яковлевной, а она знает хороших врачей, сама она для себя кончала какие-то медицинские курсы и всегда помогает всем. Но сам я не хочу ее просить, чтобы не вызывать лишних разговоров. Вот поэтому, расположившись к вам, я и рассказал вам мою странную историю и прошу вас о помощи.
Во время этого монолога Ник не проронил ни слова. «Что же это такое делается, — думал он. — Кто же водит этот бесовский хоровод? Ну да ладно, играем дальше».
— Не берите себе в голову Иван Александрович, — успокоительно сказал он. — Я поговорю с Марией Яковлевной. Думаю, что это состояние само собой пройдет, стоит вам только получше отдохнуть и акклиматизироваться.
В этот момент он увидел, что его высматривает Мария Яковлевна. Увидев Ника, беседующего с Иваном Александровичем, она махнула ему кружевным платочком. Ник извинился, и лавируя между гостями, прошел к ней.
— Голубчик Николай Александрович, — пропела Мария Яковлевна, — хоть и жаль покидать этот приятный дом, да уж время.
Откланявшись, Мария Яковлевна и Николай Александрович вышли в прохладу южной весенней ночи. Ночь была густа и темна, томительно пахло цветущей белой акацией и персидской мимозой. Почему-то горел только один уличный фонарь, да и тот ближе к Сололакской. Ник осторожно вел Марию Яковлевну. Фаэтон, освещаемый маленьким фонариком, который фаэтонщик высоко поднял, освещая дорогу, ждал их у дома.
— Отчего ж это фонари-то не горят? — спросила Мария Яковлевна. — Ведь давеча горели?
— Не знаю, ваше превосходительство, — отвечал свесившись с козел фаэтонщик. — Горели и сегодня вечером, а потом враз погасли, как будто ветром сдуло. Я задремал, просыпаюсь — на улице темень.
— Городской голова в доме гостит, а на улице света нет. Куда смотрит полиция-то? — патетически воскликнула Мария Яковлевна, усаживаясь в фаэтон. Ник молча помогал ей, предварительно нащупав в кармане сюртука спасительный смит-и-вессон, предусмотрительно захваченный им с собой.
Доехав до Паскевича и проводив Марию Яковлевну, Ник отпустил фаэтон и решил вернуться обратно.
Быстрым шагом он прошел всю улицу и вышел на Сололакскую. Всюду было тихо, все фонари исправно горели, на улицах никого не было. Почти бегом по крутому подъему он поднялся на Ртищевскую, обогнул квартал сверху и снова спустился вниз, на Петра Великого. Возле Жандармского управления все фонари горели. И вниз по улице тоже было освещено. Как ни странно, но они были погашены только у канцелярии наместника и у прилегающих к канцелярии домов. Но в доме Елизаветы Дмитриевны, где уже начинался разъезд гостей, эту странность заметили и слуги с фонарями на деревянных шестах стояли возле дома, освещая отъезжающим дорогу. Ник стал в подворотне соседнего дома, почти вжавшись в выступ стены так, что его не было видно, если только фонарь не был бы направлен прямо на него. Так, невидимым, он наблюдал за разъездом гостей.
Куртэне вышел с поручиком Беренсом, очень молодым и веселым драгуном. Они, беседуя, перешли через улицу и вошли в подъезд дома напротив. Один из слуг шел рядом с ними, освещая дорогу фонарем. Фонарь качался и в его неровном свете Ник вдруг увидел, что на фасаде дома изображены странные существа. Он видел такое во время своих странствий, но в совсем другом месте и никак не ожидал увидеть это в Тифлисе. Тем временем Куртэне и поручик вошли в дом, слуга вернулся и дом снова оказался во тьме.
Ник продолжал стоять в подворотне, раздумывая о том, что ему удалось увидеть и узнать сегодня. В доме Елизаветы Дмитриевны уже погасили огни, на улице было совсем темно, только огоньки фонарей у жандармского управления и одинокий фонарь на углу Сололакской делали тьму не столь кромешной. Ник уже решил, что ему надо покидать свой пост и отправляться домой, как вблизи дома послышались осторожные шаркающие шаги и бормотанье. Ничего не было видно, как Ник не напрягал глаза. Ему только показалось, что нечто огромное и бесформенное ввалилось в подъезд того дома, куда некоторое время тому назад вошли Куртэне и поручик.