В это время уже кто-то ломился в дверь подвала. Это был, конечно, Кикодзе. Через несколько минут он уже рыскал внутри, осматривая помещение и разыскивая Ника. Нику удалось подобраться к нему поближе в этой сумятице и дать знать, что с ним все в порядке. Уже несколько успокоенный Кикодзе, сделав вид, что Ник ему незнаком, продолжал обыскивать помещение. Перепуганную публику он усадил на тахты и потребовал определить, все ли на месте из гостей. Гости, а среди них были как актеры, так и несколько человек, принадлежавших к сливкам тифлисского общества, объявили, пошептавшись, что никто не пропал. Версия налета с похищением кого-нибудь из знатных гостей отпала. Но тут кто-то из дам стал крутить головой и спрашивать, где Виктор. Стали искать, но тщетно. Виктора нигде не было. К этому времени уже прибыло подкрепление из ведомства князя Вачнадзе, а в скором времени появился и он. Сыщики, прибывшие с князем, стали делить гостей на группы и опрашивать. Кикодзе сделал вид, что опрашивает Ника, а Ник коротко рассказал ему о вечере.
— Никто не заподозрил вас? — спросил Кикодзе.
— Полагаю, что нет. Думаю, что так как моя фигура здесь привлекла внимание дам — новое лицо, возможные интрижки, то мною и воспользовались, для того чтобы на какое-то время отвлечь внимание от главного фигуранта. Наверное, что целью было это, а не убийство меня.
— Похоже, — задумчиво сказал Кикодзе. — Но какую роль тогда сыграл «призрак»? Зачем ему понадобилось засвечиваться здесь, на виду у стольких людей? И куда пропал этот Виктор? Какие у него были связи с Тулуз-Лотреком? И какую роль играл во всем этом Тулуз-Лотрек?
— Да, все непонятно, и эти обрывки фраз, которые мне удалось расслышать. Явно, что «призрак» пытался угрожать. И что это за «жемчужина», ради которой такая кутерьма? Возможно, что это не просто жемчужина, может быть, это какой-то символ. И не ее ли искали у дочери персидского консула? И еще разговор шел о каком-то перстне, который является ключом. Ключом в прямом смысле или переносном? Может, это тоже символ. Надо выяснить это, но крайне осторожно. Если нам до сих пор не сказали, значит боялись, чтобы эта информация не стала достоянием посторонних людей.
Тут Кикодзе сделал вид, что он кончил допрос Ника, вежливо и громко поблагодарил его, выразил соболезнование по поводу нападения на него неизвестного злоумышленника и отвел туда, где в испуганную группу собирались те из гостей, которых уже опросили сыщики. Там уже был Мелик-Бегляров, изрядно поистративший свой пыл за вечер и выглядевший посеревшим и потускневшим. Он театральным жестом простер руку к приближавшемуся к нему Нику и со слезами в голосе произнес:
— Какой кошмар! Какая потеря! Что же происходит? Ведь был такой приятный вечер! И какое счастье, дорогой Кефед-Ганзен, что вы тоже не пали жертвой какого-то маньяка!
— А почему вы решили, что это маньяк? — недоуменно спросил Ник. — Какие признаки?
— Как какие, — живо ответил Мелик-Бегляров. — А покушение на жизнь фламандского дворянина и убийство французского? Это маньяк, который охотится за аристократами, это отголоски французской революции.
«Эка хватил!» — подумал Ник. И вслух произнес — Да, это мне в голову не пришло. Но он, по-видимому, остался на свободе. Значит, мне продолжает грозить опасность.
— Я думаю, что нет, — быстро отозвался Мелик-Бегляров. — Он то думает, что вас он тоже убил. И теперь будет какое-то время опасаться слежки и прятаться. К тому же, — Мелик-Бегляров понизил голос до едва слышного шепота, — он будет думать что убил того, кто был в гриме и костюме, а ведь вы совсем другой без всего этого.
«А он совсем не дурак» — решил Ник. И вслух сказал:- Надо распустить слух о гибели еще одного человека. Тут уж вы должны этому пособить.
Мелик-Бегляров важно расправил плечи и произнес совсем уж другим голосом:
— Уж будьте покойны, дорогой Николай Александрович.
К этому времени к их компании присоединялись понемногу и остальные гости бедного Тулуз-Лотрека. И среди них дрожащая от пережитого ужаса маленькая Лили. Ник усадил ее в удобное кресло в дальнем углу, принес теплую кашемировую шаль, одну из тех, которыми были декорированы тахты и налил в бокал немного шампанского.
— Успокойтесь, Лили, — тихо сказал он. — Никому уже ничего не грозит.
Девушка закивала головой, но бокал с шампанским еще дрожал в ее тоненькой руке.
— Бедный папа, — прошептала, почти прошелестела она. — Ведь граф был очень дружен с ним. Для него это будет большая потеря. Папа так любит весь этот театральный шум, эту артистическую неразбериху, он здесь отдыхал душой после всех своих дел. И этот мерзкий Куртэне, он так был груб с графом.
— Куртэне? — удивился Ник. — Какой Куртэне?
— Ну, как, вы разве не видели того человека, которого Виктор провел к графу в самый разгар нашего веселья? У него такое неприятное лицо. Он приехал некоторое время тому назад в Тифлис и все время что-то требовал от графа. А тот сопротивлялся.
— Откуда вы знаете, как его зовут? — недоверчиво спросил Ник.
— А граф при мне с ним разговаривал и называл его Куртэне. Странный человек, авантюрист. И одержимый! Он все время требовал от графа, чтобы тот нашел для него какую-то жемчужину, которая укажет путь к перстню и восклицал: «Вы же знаете, что это ключ! За ним охотился сам горный старец!». Граф фыркнул и сказал: «Когда это было! При царе Горохе!». А этот Куртэне так злобно ему ответил: «Вы очень заблуждаетесь, граф. И пожалеете об этом. Но будет поздно!». И добавил, что кое-кто уже нашел успокоение в Куре. Тогда граф как-то поежился, но продолжал говорить, что он бессилен ему помочь, а Куртэне все требовал и требовал. Тогда граф его выгнал. И тот ушел, бросив на прощанье, что граф за это поплатится.
Ник слушал Лили со все нарастающим вниманием и тревогой. Неожиданно, непостижимо! Лили спокойно и доверчиво рассказывала о том, за чем он охотился все последнее время. Но тут ему пришла в голову неприятная мысль о том, что Лили была свидетельницей разговора графа с Куртэне. Самого графа нет в живых, а второй невольный свидетель, Виктор, исчез. Значит, возможно, и Лили грозит опасность. От одной мысли об этом ему стало страшно. Лили была такая незащищенная, такая хрупкая, совсем дитя! Тогда он, наклонившись к ее ушку, спрятанному среди темных кудрей, тихо и твердо сказал:
— Лили, вы верите мне?
Лили испуганно закивала головой.
— Тогда поклянитесь, что никому и никогда вы не расскажете того, о чем при вас говорили эти люди. Это очень опасно. Я прошу вас, хорошо?
Лили продолжала быстро-быстро кивать своей прелестной головкой. И тут Ник впервые в жизни почувствовал, что у него защемило сердце.
— Не уходите без меня, — попросил он. — Я провожу вас домой.
— Но мне и идти-то никуда не надо, я живу на втором этаже этого дома.
— А кто же еще живет в нем? — вдруг заинтересованно спросила Ник.
— На третьем этаже жила дама, княгиня Елена Ивановна, приятельница баронессы Елизаветы Дмитриевны, которая живет в доме напротив. Ее не стало недели три тому назад, царствие ей небесное, — и Лили перекрестилась, вздохнув, — очень милая дама была. Я проводила у нее много времени с самого раннего детства. Ее сын, Иван Александрович, не успел на похороны, заболел в дороге лихорадкой, я его еще не видела, он все болеет. Ну и меня не было в Тифлисе, я была на нашей даче, в Коджори. Во флигеле во дворе живет поручик Сережа Беренс, но он очень редко бывает в Тифлисе. Ну вот и все.
— А как фамилия была вашей княгини Елены Ивановны? — осторожно спросил Ник.
— Елена Ивановна? Аргутинская-Долгорукая. Это известная семья, — спокойно сказала Лили.
«Тогда что же тот, другой Куртэне? — пронеслось в голове у Ника. — Где же тут обман?».
Но Лили он уже не стал спрашивать, решив, что девушка уже и так переутомлена и взволнована.
Ник заметил, что Кикодзе время от времени поглядывает в уголок, где устроились Ник с Лили, но не хочет их беспокоить. Тогда Ник решил, что он может сам подойти к Кикодзе под тем предлогом, что ему надо проводить Лили и спросить для этого разрешения у полиции. Он тихонько сказал Лили, что попросит сейчас, чтобы их отпустили.
Ник подошел к Кикодзе и указывая на Лили, которой Кикодзе издали поклонился, спросил, не могут ли они уже считать себя свободными и отправиться домой после столь тяжелой ночи.
— Да, да, конечно, — немного торопливо, видимо, стесняясь, проговорил Кикодзе. — На улице стоят фаэтоны, господа могут ими воспользоваться. Мы можем также дать сопровождение.
— Нет, ничего не надо, господин… — и Ник сделал паузу, выжидательно взглянув на Кикодзе.
— Моя фамилия Кикодзе, к вашим услугам, — сказал поклонившись Кикодзе.
— А я Кефед-Ганзен, ученый из Санкт-Петербурга, а эта мадемуазель — Лили Таирова, дочь господина Таирова.
— О, очень приятно, — улыбнулся Кикодзе, — ваш отец такая известная личность на Кавказе! Ну, кто не знает его знаменитых коньяков и его щедрой благотворительности! Кстати, если я не ошибаюсь, этот дом тоже принадлежит господину Таирову?
— Да, но папа продал верхний этаж и оставил только второй, для меня, и нижний, который сдавался.
— Будьте так любезны, господин Кикодзе, задержите один фаэтон, пока я провожу мадемуазель до ее квартиры, — сказал Ник, многозначительно глядя на Кикодзе.
— Конечно, конечно, не беспокойтесь, — и Кикодзе галантно поклонился.
Ник вывел Лили из трагического и роскошного подвала. На улице, чуть поодаль, стояло несколько экипажей и фаэтонов. Полицейские с качающимися фонарями в руках оцепили улицу с двух сторон. Их фигуры отбрасывали уродливые тени на стены дома. Ник и Лили пошли вдоль дома. Ник поднял голову и:
— Что это? — вырвалось у него.
Лили испуганно взглянула туда, куда смотрел Ник. Над каждым окном первого этажа дома сверху вниз смотрела морда зверя. Но что это была за морда! Это было чудовище, но такое притягательное, что от него невозможно было отвести взгляд! Крутые рога, тяжелые выпуклые надбровья, в глубине которых должны были прятаться невидимые глаза. То ли львиная, то ли козлиная пасть. Свет фонарей падал пятнами на фасад дома. Пятна качались и освещали то одну, то другую его часть. И везде, когда свет фонарей падал на окна первого этажа, над окнами были морды. Все это имело необычайный, зловещий вид. Ник вдруг вспомнил, что когда они с Мелик-Бегляровым подъехали к дому на фаэтоне, все эти странные скульптуры на фасаде дома только удивили его. Но сейчас, в темноте, в этих плящущих пятнах света все выглядело совсем иначе, да и гораздо зловещее после тех событий, которые призошли сегодня ночью.
— Идемте, Лили, — глухо сказал Ник и взял Лили за руку. — Вот и подъезд.
Они молча поднялись по мраморной лестнице. На звонок Лили дверь мгновенно открыла пожилая женщина. Видно, она не спала и ждала ее возвращения.
— Это моя няня, — тихо сказала Лили. — Я уже дома. Благодарю вас, сегодня был самый ужасный вечер в моей жизни.
— Лили, вы в безопасности здесь? — участливо спросил Ник.
— Да, мои комнаты в глубине квартиры, а прислуги хватает. Просто моя няня не может заснуть, пока я не окажусь дома и сторожит дверь. Ведь она вырастила меня. Видите, здесь у дверей кресло с шалью, и она тут дремлет, поджидая меня. Спасибо, Николай Александрович, вы теперь будете меня навещать? — с надеждой в голосе спросила Лили.
— Да, Лили, мы теперь друзья, — и Ник осторожно погладил головку с растрепанными темными кудряшками.
Лили горестно вздохнула и исчезла за дверью.
Ник спустился на улицу, где его поджидал Кикодзе.