Maximus Rex: Белый отряд

Глава 27

Несколько ледяных шипов созданной Золотаревым ловушки пробили мне доспехи — я чувствовал, как течет по коже кровь. Но практически не обращал на это внимания — зрелище и атмосфера в пустом зале дворца поразили меня до глубины души даже несмотря на то, что я сам сейчас нахожусь явно в непростой ситуации.

Магистр Королевской Академии между тем вернулся к страшному алтарю. К алтарю, созданному на широком пне от срубленного Дерева Жизни, являющегося центром храма Иллуны, его Местом силы.

Что Золотарев там делает, я видел не очень хорошо, его спина частично закрывала происходящее. Но наблюдая судорожные рывки Блайны, глядя как пришпиленная кинжалами к алтарю беловолосая воительница пытается вырваться, меня в холодной пот бросило.

Блайна в этот момент дернулась довольно удачно, так что один из кинжалов немного вышел из импровизированного алтаря. Золотарев отвлекся на секунду и резким ударом вбил кинжал обратно, вновь пришпиливая запястье воительницы к дереву.

Глядя на это, я невольно сглотнул. С трудом — во рту пересохло от ужаса зрелища, от стонов Блайны. Она вновь попыталась закричать, как вдруг ее вопль прервался хрипением и бульканьем. У меня при этом в животе родился холодный ком — настолько страшными были звуки, и сколько в них читалось мучения и боли.

— В этом Доме Жизни сегодня прекрасный день для Смерти, — четко выговаривая слова, произнес Золотарев.

Похоже, эти слова имели какое-то ритуальное значение: Блайна яростно забилась в отчаянии. Уже не обращая внимания на боль воительница рванулась, ломая кости запястья, пытаясь вырвать руку — так рысь перегрызает себе попавшую в капкан лапу. Но Золотарев был начеку — резкий взмах и еще один дополнительный кинжал пронзил запястье воительницы, вновь ее обездвижив. Блайна тонко заскулила, а я вдруг почувствовал ее эмоции — очень ярко ощущая ее мольбу о помощи.

Я не понял, как это происходило; это были ее мысли, это были ее тени эмоций. Умирающая воительница словно стучалась в мой разум, она просила и умоляла. Может быть, я почувствовал ее присутствие из-за тренировок Доминики, которая за месяц разогнала мои ментальные способности.

Но неважно, отчего это происходит. Важно, что именно происходит: Блайна, которая совсем недавно пыталась меня убить, просила у меня помощи.

«Милосердие — грань тупости», — тут же подумал я.

У меня сейчас был выбор — или закрыться от Блайны, доверившись словам Золотарева, что он спасает мир, либо же помещать ему, попробовав разделив с воительницей боль. Но страшнее всего было то, что я внутренне так полностью и не знал, что делать: расисты-сильване с одной стороны, и дружащий с темной нечистью и гоблинами Золотарев — с другой.

Игра была равна, играли два говна, как сказал один футбольный тренер.

А еще я подумал, что скажи мне кто твои друзья, и я скажу кто ты. Пусть Золотарев мне соотечественник, но я сейчас не могу остаться в стороне. Просто потому, что не могут быть хорошими цели, ради которых нужно убить страшным способом тысячу человек — а именно столько, если не больше, лежит сейчас в храме и вокруг.

Да и страдания воительницы были столь сильны, что я не выдержал — не смог удержаться и непроизвольно открылся ее зову, принимая часть боли на себя. В горле появилось мерзкое ощущение режущей острой стали, в запястьях и ступнях запульсировали очаги боли, из груди рванулся крик.

Сдержался. Кричать нельзя — Золотарев поймет и услышит. Я лишь сипло выдохнул, стараясь выдерживать эхо нечеловеческой муки.

«Что ты хотела?» — мысленно спросил я, почувствовав присутствие Блайны.

«Не дай ему провести ритуал», — раздался у меня в ушах ее шепот. «Мы с тобой все равно умрем здесь, прошу, пусть это не будет напрасно!»

Умирать вместе с ней мне совершенно не хотелось. Это выглядит совершенно неправильным, я на такое не подписывался. Нет таких пыток, которые выдержит человек — умелый палач всегда сможет разговорить собеседника. А Золотарев был очень умелым палачом — и он, как я понял, только сейчас приступил к делу по-настоящему. Блайна пронзительно закричала, ее боль стеганула и по мне. Я не вывезу — пришло кристально-ясное осознание.

Листва срубленного дерева, чья крона лежала неподалеку от меня, вдруг затрепетала. Посыпался черный прах, освобождая оставшуюся на ветках зелень. Несколько десятков не тронутых тьмой, спрятавшихся до этого момента листьев опали и закружились зелеными смерчами чистой энергии. Их было около десятка, маленьких, едва заметных — и просачиваясь сквозь ледяные шипы, они кружились уже со мной рядом. Я посмотрел в ближайший водоворот чистой силы, как вдруг сознание выключило — на виски навалилась тяжесть, перед взором упала темнота. Но буквально через пару мгновений я снова почувствовал сильное головокружение и вдруг широко распахнул глаза.

В лицо дохнуло морозной свежестью.

Я оказался в чужом теле. И сейчас я мерными шагами двигался в первом ряду ощерившегося пиками строя. Вместе с другими черными гоблинами, элитной пехоты орды, я шагал по тесным улочкам Грязного города, сжимая в руках длинную пику и приближаясь к внутренней стене Дель-Винтара.

Рядом раздавалось шмыганье, ругательства на гоблинском языке — суть коряво переделанный и исковерканный простой винтарский, чавканье грязи под сапогами. Перед строем гоблинов двигалась страшная процессия — полуголые пленники-люди, связанные веревками. Несколько черных гоблинов погонщиков шли впереди и по сторонам процессии, то и дело посвистывали кнуты.

Мимо вдруг проскочил десяток адских гончих. Мы как раз в этот момент выходили на рыночную площадь. Лотки раскиданы, вокруг множество тел — здесь явно недавно был бой. Створки Красных ворот распахнуты, стена рядом с ними разрушена, везде следы огня и гари. Не доходя до разрушенных и разбитых ворот сотню метров, строй черных гоблинов, в котором шагал и я, остановился. Вокруг виднелись знакомые дома, знакомые улочки, знакомая реклама банка «Прибытие», чей баннер до сих пор растянут над Красными воротами.

Вновь, как и в случае попадания на кровавую свадьбу, я осознавал все происходящее, но действовал несамостоятельно, будучи только лишь наблюдателем в чужом теле. Я шел вперед и осматривался настолько, настолько смотрел по сторонам тот гоблин, в теле которого я оказался. Он крутил головой резко, как галка; явно взволнован и испуган. Было отчего: над центром города зависла воронка магической бури. И выглядело она действительно страшно — даже больше той черной тучи, которая преследовала нас в первый день на Осколках.

Шли долгие минуты, на площадь перед воротами выходили еще отряды гоблинов. И все они вели группы пленников людей — от нескольких десятков, до нескольких сотен. Возле каждой группы пленников только сейчас я заметил ошивающихся неподалеку шаманов. И все эти шаманы были с черными глазами, принявшие темный культ.

Мы все еще стояли.

Ждали.

Внутренний город Дель-Винтара был готов обороняться — за разрушенной стеной искрился противостоящий натиску магической бури купол магической защиты. За полупрозрачной завесой я отчетливо видел доспехи воинов. Там готовились биться воинская элита Винтарии — Королевская гвардия, Горная стража, воины-инквизиторы.

Наш гоблинский строй по-прежнему стоял без движения. Мы стояли, а магическая буря вдруг всей своей мощью начала атаку — от раскручивающейся над крышами домов воронки потянулись щупальца тьмы, перевитые прожилками адского пламени. Вихрь магической воронки опускался медленно и неотвратимо — но защитный купол держался.

Прогибался, но держался.

Собранные перед нами пленники вдруг громко и страшно закричали — бушующая над головами воронка магической бури вытягивала их жизни. Гоблин, в теле которого я был, на них не смотрел, уделяя все внимание магической буре наверху, так что только сейчас я увидел, что шаманы начали жертвоприношение.

Пленники, их жизни — это энергия для атаки магической бури, вдруг понял я. Истощенные пленники с криками десятками и сотнями превращались в прах, а их жизненная сила вытягивалась бушующей пургой.

Магический купол над Высоким городом вдруг лопнул, исчезая.

Дальше все произошло практически мгновенно — фигуры защитников разбросало, захлестывая прорывами черных щупалец. Стена внутреннего города в этот миг полностью обрушилась, погребая под собой на моих глазах крупную группу королевских гвардейцев.

Из черных туч прямо к земле устремилась огромная воронка смерча, перемежаемая алыми прожилками адского пламени. Я увидел, как далеко впереди, обрушаясь, переломилась Красная башня. Удар смерча магической бури был направлен больше на центр города, но достало и до нас — полетела черепица с крыши домов, с грохотом падали булыжники и куски стены. Один из гоблинов рядом со мной был раздавлен большим обломком, только пика в сторону полетела, да сапоги видны остались.

Прозвучала хриплая, многоголосая команда и наш отряд с криками рванулся вперед, к разрушенной усиливающимся смерчем стене. Нескольких гоблинов неподалеку выбило из строя так и падающими с неба булыжниками, но остальные продолжали бежать, подбадривая себя воинственным воем.

Выжившие при обрушении стены разрозненные группы защитников пытались оказать сопротивление, но по ним били черные плети сверху, заклинания шаманов летели из-за наших спин, раскидывали стены щитов разогнавшиеся туши гоблинов-переростков.

Оборона была сломана практически сразу и добивая выживших защитников, мы оказались на улицах внутреннего города. Целенаправленно двигаясь за хобгоблином-вождем, наш отряд выбежал на площадь перед храмом, перед Домом Любви, Веры и Надежды. Воронка смерча, сила которой увеличилась многократно, теперь полностью сосредоточилась над крышей храма, а колоннада входа оказалась оплетена черными языками скверны. Статуй богинь наверху больше не было — в этот момент упала последняя, девы Лунатиарны, сверкнув напоследок яркой вспышкой, испепелившей пару сотен гоблинов.

Особого эффекта это не принесло — на крыльце буквально через несколько секунд уже толпились другие отряды, пытаясь пробиться внутрь. Под ногами лежали затоптанные гоблины — тот, в теле кого я был, наступил на нескольких, толкаясь плечами в толпе. Напор сзади протолкнул нас в проем входа, и я оказался в когда-то светлом огромном храмовом холле. Здесь сейчас было темно, все помещение запружено орущими и визжащими гоблинами. И все двигались туда, где раньше был проход в храм Иллуны. В тот самый небольшой Осколок, где в этот самый момент нахожусь я в ловушке Золотарева, который убивает Блайну на алтаре.

Неужто это сейчас происходит?

Черный гоблин, глазами которого я сейчас наблюдал происходящее, был уже около арки прохода. Раздались гортанные крики, наш строй качнулся и набирая скорость побежал вперед. Одна за другой шеренги гоблинов передо мной исчезали в арке прохода, проходя через пелену междумирья. Шагнул в арку и я, толкаясь плечами с остальными. Взор на мгновение подернулся пеленой, а через миг я увидел яркие краски одежд и удивительную синь чистого неба.

Проскочив в портал, я оказался на брусчатке Дворцовой площади Санкт-Петербурга. Вокруг лежали разрубленные тела людей, слышались выстрелы — обернувшись, я увидел, как отстреливается сразу от нескольких гоблинов полицейский. Мелькнула сталь — и рука с пистолетом повисла плетью. Полицейского тут же пронзило сразу несколько пик; когда он падал, я успел заметить, как у него под кожей взбугрились черные вены попавшей в кровь скверны. Упавший на колени страж порядка рухнул навзничь, но окончательно умирать не собирался — глядя на мир уже подернутыми тьмой и сочившимися мраком глазами.

Все произошедшее с полицейским заняло несколько мгновений — и не привлекло внимания гоблина, в чьем теле я находился. Видел все это краем глаза — «мой» гоблин в этот момент добивал кричащего от ужаса китайского туриста, который все никак не хотел умирать под ударами пики.

Вываливаясь из воронки портала, черные гоблины волнами прибывали на улицы Петербурга. Мой гоблин бежал вперед вместе со всеми, убивая беззащитных людей. Поодаль завыли сирены, раздались выстрелы — но почти сразу две машины ДПС, с попытавшими оказать сопротивление полицейскими, оказались в центре вспышки огненного взрыва.

Вместе с ордой вторжения на улицы города пришла магия.

Перескочив через остовы сгоревших машин, выбегая на Невский, я врубился в сгрудившуюся у светофора толпу ошарашенных людей. И вдруг увидел прямо перед собой мигалку — одна из полицейских машин врезалась в толпу, отсекая нападающих гоблинов от бегущих в панике туристов. Меня перекинуло через капот, затрещали кости; приземлившись на асфальт, я увидел еще одну машину — кто-то из водителей на большом внедорожнике также начал давить тварей. Последнее что увидел «мой гоблин», было ребристое широкое колесо совсем рядом. Вспышка боли заставила меня закричать вместе с хозяином тела, и я снова осознал себя в ледяной ловушке, из которой мой дух недавно выдернуло видением.

— Отлично, просто отлично, — раздался под сводами полуразрушенного храма Иллуны возглас Золотарева. — Ты почти готова, моя дорогая, — успокаивающе потрепал он беловолосую воительницу по щеке. — Прежде чем я вырежу твои глаза, я хочу, чтобы ты посмотрела на это, — спокойно произнес Золотарев, и вдруг в его руках появилась девичья голова, спрятанная в кокон чистого и прозрачного льда.

Золотарев держал голову за частично не схваченные льдом волосы и когда она начала вращаться, я увидел перекошенное посмертной гримасой лицо. Узнал, несмотря ни на что — это была голова Андориэнн. Той самой зеленокожей девушки, которая умерла на месте жертвоприношения, где появился в этот мире я.

Пронзительный крик боли и ненависти заметался под сводами, а тело Блайны выгнулось дугой — воительница безуспешно попыталась вырваться. Золотарев же отбросил покатившуюся голову и выдерживая паузу, продемонстрировал Блайне руки, объятые ледяным пламенем.

«Помоги. Ты видел, что будет», — услышал я чужой голос.

Это не был голос Блайны. Судя по еще кружащимся водоворотам зелени, это была сама Иллуна, чей дух еще полностью не ушел из этого загрязненного смертью места.

Золотарев между тем, дождавшись, когда крик Блайны прервался — закончился воздух в груди, грубо обхватил ее голову рукой. Я не видел, что он делает, но от ментальной связи с Блайной я не закрылся. Боль пришла и ко мне, причем настолько сильная, что я потерял сознание; но проваливаясь в беспамятство, понял, что сработала моя рунная защита — верхнюю часть тела окутало адским пламенем, частично разрушая сковывающий меня ледяной кокон. Как не вовремя я сознание теряю — мелькнула мысль, когда падал на пол из разваливающейся ловушки.

Очнулся практически сразу. Я лежал на полу храма в груде ледяных осколков, передо мной сидел магистр Золотарев. И он кричал — причем крики его сводились все больше к одному слову, знаменитому по короткому ролику с Ларисой Гузеевой. Кроме грязного обзывательства, повторенного многократно (на другие слова то ли фантазии не хватало, то ли ярость у него столь сильна), я вычленил то, что Золотарев крайне недоволен тем, что я ему помешал.

Широкое и багровое от крика лицо магистра сейчас перекосила отвратительная гримаса. Ярость его была настолько велика, что глаза загорелись ледяным пламенем так сильно, что из кончиков век даже голубые лоскутья взвились. Среди прочих яростных криков Золотарев между тем пригрозил мне, что я буду умирать долго и больно.

Мне это, надо сказать, не очень понравилось.

В этот момент магистр насторожился. Он вдруг вскочил, с рук его сорвалась одна ледяная стрела, вторая, третья — при этом он, больше не обращая на меня внимания, отступал. Вокруг закружились белые, белоснежные всполохи — мы словно оказались в центре белой бури.

Усилием повернув голову, я увидел, что прямо на нас идет Аня.

Девушка была в простом платье, на щеке ее ярко светилась белизной трехпалая метка. Но самое главное — ее глаза. Они были полностью белыми. И, также как и у Золотарева сейчас, из уголков ее век вились лоскутья магического сияния. Только белоснежного, а не льдисто-голубого, как у магистра.

Аня держала руки высоко поднятыми — она словно управляла вихрившимся вокруг белым смерчем. А ледяные стрелы Золотарева до нее не долетали, разбиваясь об огненный щит. Это Эстери — она пришла сюда вместе с Аней; в кружащемся вокруг вихре поднятого праха видимость ухудшилась, но я увидел и шеренгу воинов Белого отряда, и несколько отрядов Королевской гвардии и инквизиторов.

Кавалерия прибыла.

Собравшись с силами, я перекатился и со стоном боли поднялся на ноги. Хотел попробовал догнать и атаковать магистра Золотарева. Только что хотел — на ноги бы подняться. А нет, есть еще порох — шаг, еще шаг. Надо же, могу и иду, возвращая прежнюю скорость и возможности. Горжусь собой.

Золотарев как раз отбивал сдвоенный файербол от Эстери, поэтому мое приближение пропустил. Зеленый лист отлетел прочь от щита, а вот ледяной клинок, который появился у меня во второй руке, защиту Золотарева даже не заметил. Магистр успел отшатнуться, но кончиком меча ему все же попало по лицу. Золотарев закричал, хлынула тут же замерзающая в лед кровь из рассеченной скулы. Но растерянность магистра длилась недолго — он уже атаковал меня, так что я едва успел отпрыгнуть от хлестнувшей рядом ледяной плети.

Золотарев действительно был магистром, и обладал просто удивительной мощью и умением. Но он был один — а против него была Доминика в теле Эстери Эйтар, и божественная сущность в теле Ани. Это не считая стены щитов, за которой на него надвигались воины Белого отряда, королевских гвардейцев и моего скоромного присутствия.

Золотарев не принял бой, он побежал. Выставляя одну за другой перед собой ледяные глыбы, магистр быстро отступал. Я, воспользовавшись тем, что он отвлекся, снова оказался рядом. Но не успел — Золотарев уже шагнул в овальный зев возникшего перед ним портала.

— Н-на, с-собака! — взвизгнула подскочившая ближе Эстери, запуская в кружащийся ледяной зев горящий пламенем файербол.

Полыхнуло из воронки портала так, словно туда прилетел заряд реактивного огнемета. Овальный контур схлопнулся, но вокруг все сильнее кружился вихрь из поднятого праха. Аня, уже опустив руки и глядя вокруг взглядом белесых глаз, шла вперед, к месту жертвоприношения.

Я невольно сглотнул.

Похоже, все плохое только начиналось: кружащийся вокруг черный и серый прах менял цвет, становясь белым; в тучах над головой теперь не было ни капли серого — сплошная белизна. Тела убитых, во множестве раскиданные вокруг, истончались, превращаясь в белый пепел.

Божественное вмешательство.

Даже Эстери отшатнулась, ощутив мощную ауру происходящего. Но я, перебарывая самый настоящий страх — все же в Ане чувствовалась невероятная сила, способная меня превратить в белый пепел мановением пальца, шагнул вперед. И перехватил проходящую мимо девушку за руку, заставляя остановиться.

— Она моя, — вдруг произнесла Аня не своим голосом, глядя на меня белесыми глазами.

Аня говорила не своим голосом. Но знакомым — она говорила голосом белой невесты в венке из маргариток. Я снова все понял, но снова понял поздно.

Место силы раньше было вместилищем Жизни, теперь здесь одна Смерть. Вот оно что: выгоняя отсюда Жизнь, выгоняя Иллуну из своего храма, Золотарев и Лазериан сделали это место Местом Смерти. И совсем недавно я видел призрачный лик смерти на Ане — который проглянул сквозь черты ее лица. И сюда, на Смерть, пришла новая, никому раньше неизвестная божественная сущность.

Дева Маргаритка — белая невеста, убитая на своей свадьбе.

Новая богиня Смерти.

— Нет, она не твоя, — преодолевая совершенно естественный страх смерти (Смерти), глядя в белесые глаза захватившей тело Ани богини, произнес я.

— Если я оставлю ее тело, она может умереть, — неожиданно спокойно ответила Аня голосом Маргаритки.

— Если ты не оставишь ее тело, она так и так умрет.

— Ее дух будет жить в моем теле. Я хочу как лучше.

— Я должен помочь спасти тебе мир, не забывай.

— Я предупредила.

— Я тебя услышал.

Надо же, я все же впервые в жизни сказал эту фразу. Правда, оправдывает меня то, что сделал я это перед лицом самой Смерти.

— Оставь ее.

— Хорошо. Как скажешь, — кивнула захватившая тело Ани белая девушка-невеста.

Несколько мгновений ничего не происходило, а потом вдруг за Аней появилась белоснежная тень. Силуэт девушки-подростка словно шагнул назад, покидая тело блондинки, поднимаясь ввысь — туда, где уже клубились белоснежные облака. Аня в этот момент потянулась вперед всем телом, словно ее разрывало на части. Она распахнула ставшие обычными глаза и открыла рот в беззвучном крике.

Ноги ее подкосились, и блондинка упала. Аня рухнула на забрызганный кровью пол, и выглядела сейчас словно человек, попавший под разряд тока высокого напряжения. Ее выгнуло дугой, тут же раскрутило распрямившейся пружиной, она перекатилась несколько раз, оставляя после себя кровавые брызги следов. И, самое страшное, все это происходило в полнейшем молчании — девушка не издала ни единого звука.

Я подскочил ближе и перехватил ее руки, устанавливая ментальную связь — как только что было с Блайной, принимая часть боли от девушки. Меня на краткий миг оцепенения окатило жаром, так что даже бросило в пот. Ближе подскочила Эстери — но стоило только ей коснуться Ани, как сверкнула багровая вспышка. Эстери отлетела в сторону, но тут же вскочила на ноги — ее спас вспыхнувший огненный шит, но судя по виду она была явно ошеломлена произошедшим. Да, досталось Эстери сильно — покачнувшись, она рухнула на колени.

Аня в этот момент снова выгнулась, захрипела и затряслась в спазмах, изо рта у нее хлынула густая кровь. Взгляд мой зацепился за трехпалую белую метку на ее щеке — полосы словно разъедало кислотой, на их месте проявлялись глубокие раны. Аня умирала, в этом не было сомнений — и вызвав из пространственного кармана Зеленый лист, я прислонил его к метке. Ведь зеленый свет сияния богини Иллуны — свет Жизни.

Меч вдруг вспыхнул зеленью так ярко, что я перестал видеть. Но не перестал осознавать, что происходит рядом — оставшаяся на срубленном дереве зелень снова закружилась вокруг водоворотами. Иллуна все еще не покинула окончательно это место.

Блондинка после прикосновения к ране сияющего клинка выгнулась дугой. Меч вдруг истончился, превращаясь в зеленый прах, словно отдавая всего себя — и все, что от него осталось, закружилось вокруг нас вихрем сияния. Кровь из трех полос на щеке Ани замедлилась, а после и вовсе остановилась. По глубоким порезам потянулось зеленое свечение, и Аня вдруг вскрикнула — впервые издав хоть какой-то звук.

Обмякнув, она безвольно опала в моих руках. Через краткий миг Аня распахнула глаза. Полностью белые — испугался я, но вдруг понял, что глаза нормальные, просто ее зрачки закатились глубоко вверх. Аня снова дернулась и пронзительно закричала — в этот момент связь с вселившейся в ее тело юной богиней Смерти прервалась полностью.

Я по-прежнему принимал на себя часть ее боли, и скорее всего это была большая часть — как раз в этот я почувствовал, как сознание меня покидает. Внутри растеклась болезненная слабость и в лицо прыгнули светлые локоны — свалился я прямо на Аню.

Сквозь угасающее сознание я думал о том, что мне очень хотелось знать подоплеку того, что вообще здесь устроили Золотарев и Лазериан, но похоже вопрос придется отложить. Еще думал о том, что какая-то уже неприятная традиция терять сознание сразу после кульминации событий.

Что было дальше, я уже не видел — перед взором, избавляя от боли, опустилась темнота.