Мед

Эпилог-бонус. Когда есть всё

Два года спустя

31 декабря

Я сижу на диване в гостиной нашего лесного дома, и я в шоке.

Как так-то?! Всего на секундочку отвернулась, чтобы достать из коробки ёлочный шар. Оборачиваюсь, а вместо моих детей на ковре два медвежонка… спят. Только порванные подгузники и разбросанные кубики напоминают о том, что это Кира и Даник.

Я в шоке!

Сначала запаниковала, потом немного успокоилась и полчаса няшкала кожаные пяточки медвежат, пытаясь смириться с «тщетностью бытия».

Первое обращение наших двойняшек — и сразу в первую спячку… В новый год! А мы подарков им накупили, блин.

— Уложил, — Марк по лестнице спускается в гостиную.

— Всё хорошо? — мне ужасно грустно.

— Это я у тебя хотел спросить, — он садится рядом со мной на диван, обнимает. — По какому поводу траур?

— Я думала, что это будет наш первый новый год вместе. А дети уснули, — кладу голову Марку на плечо и шмыгаю носом.

— Брось, булочка… Мелким и двух лет нет — они не запомнят этот новый год. Но! — чмокает меня в макушку. — Если Тамарины таблетки окажутся не фуфлом, у нас будет ещё много новогодних чудес.

В клинике Тамары работают над препаратом, который поможет отсрочить и сократить спячку. Совсем лишать сна зимой медведей нельзя, но если мои мишки будут засыпать в конце января, а просыпаться в феврале, я буду самой счастливой в мире.

— Таблетки работают, — заявляю, вытирая слёзы. — Ты ведь не спишь.

— Впереди ещё пара лет тестов, булочка, — Марк вздыхает. — Или даже больше.

— Погоди-погоди… — до меня доходит простая, но невероятная вещь. — Получается, ты никогда в жизни не праздновал Новый год?

— Боишься, облажаюсь сегодня? — смеётся. — В полночь надо поднять бокал с шампанским и заорать — с Новым годом! Я в кино видел.

Тянусь за пультом и переключаю канал на телеке. Мало ли чему мой мишка может научиться у героев «самой новогодней комедии»…

— Пойдём салаты резать, — встаю с дивана и тяну Марка в кухню.

У нас на стол ещё ничего не готово, а гости на подходе. Я бы заказала еду из ресторана, но мама… Короче, нельзя ударить в грязь лицом. Всё будет по-домашнему вкусно. Только бы все доехали.

Мы теперь живём в такой глуши, что черти ноги переломают, пока доберутся. Старый охотничий домик Иваныча с лёгкой руки архитектора превратился в шикарный коттедж. Вокруг на много километров лес и тишина такая, что порой собственные мысли кажутся громкими.

Я не скучаю ни по городу, ни по прежней жизни. И танцами больше заниматься не хочу… Или не могу? Неважно. Нашим детям хорошо в лесу — это главное.

— Два часа до полуночи, а ты у плиты?! — голос мамы заставляет меня вздрогнуть.

— Здрасте, Татьяна Алексеевна, — Марк принимает огонь на себя. — Мы детей укладывали. Всё успеем.

— Если вы и дальше продолжите тискаться, то не успеем, — бурчит мамуля.

Марк только вздыхает и крепче прижимает меня к себе. Он давно привык к ворчанию тёщи — не обращает внимания. Тем более моя мама делает это без злости — так, чтобы не расслаблялись.

— С Новым годом! — в кухню влетает Дед Мороз. — Хо-хо… Еп!

Тёть Марина в костюме снегурочки лупит дедушку Мороза ладошкой по спине:

— Миша, не ори! Дети спят. Не слышал?

— Как спят?! — Иваныч стягивает фальшивую бороду. — Мы ж с подарками…

— Придётся подождать, — я вздыхаю. — До весны. Кира с Даником в спячке.

— Дак, мы тут… вот… — Михаил вынимает подарки из мешка.

Чего там только нет! Деда Миша выбирает «ништяки» внукам с учётом того, чем он сам хотел бы поиграть. Каждый подарочек куплен с большой иванычевской любовью. Вот уж точно фея-крёстная в наколках.

— Бать, не переживай, — Марк хлопает отца по плечу, — всё сгодится. В хозяйстве, — крутит в руках детскую лыжу.

— Он всё гребёт, не глядя! — возмущается Марина. — В магазин зайти страшно…

— Да я же для внуков! — Иваныч делает большие глаза.

— Миша, зачем детям в полтора года лыжи?! — моя тётушка берётся за голову. — Хорошо, коньки не купил.

Вообще-то купил. И даже из мешка достал — две пары. А теперь под стол ногой их пихает, чтобы Маришка не увидела.

— Я слышала слово «спячка», — в кухне появляется Тамара. — Или мне показалось?

— Не показалось, — я снова вздыхаю. — Дети впервые превратились и сразу заснули.

— Ты глянь, как акселерация нынче прёт! Я думала, они только через год соберутся в спячку. Ну, ничего-ничего, — Тамара подмигивает мне, — к следующей зиме мы детскую версию таблеток сделаем. С медовым вкусом, — с гордым видом оттопыривает указательный палец.

— В смысле?! — возмущается Марк. — То есть их можно сделать сладкими?!

— Можно, конечно, — фыркает Тамара. — Но фиг тебе! — крутит дулю. — Страдай.

Люблю такие моменты. Все родные и близкие рядом, всем весело, а перепалки шуточные только поддерживают атмосферу праздника. Хорошо ведь!

Тусовка в кухне постепенно рассасывается. Тамара и Иваныч идут смотреть на медвежат. И Марина с ними… предварительно, перекрестившись. Моя тётя любит Киру и Даню, а всего мистического по-прежнему боится. С тех пор как Марина узнала про оборотней, мимо моего мишки бочком ходит. Это выглядит забавно.

Марк идёт помогать мужьям Тамары выгружать сумки из машины, а мы с мамулей остаёмся вдвоём.

— Брось ты это дело, — она вынимает у меня из руки варёную свёклу. — Я там столько еды привезла, что за неделю всей компанией не съесть.

В этом вся моя мама… Сначала ворчит, что стол пустой, а потом достаёт скатерть самобранку, и все счастливы. Люблю её.

— Тогда пойдём в гостиную, надо закончить с ёлкой…

Я хочу пойти к двери, но мамочка едва не грудью на амбразуру падает.

— Нет! — широко расставив руки, преграждает мне путь. — Туда… Там… Пойдём наверх! Надо тебя переодеть.

— Успеем, — я заглядываю ей через плечо. — В чём дело?

— Ни в чём, — разворачивает меня за плечи лицом к лестнице. — Идём наверх…

У нас в доме несколько лестниц, одна из них в кухне — можно попасть на второй и третий этажи, минуя гостиную.

Что происходит? Ничего не понимаю, но следую за мамой, а она щебечет без конца. Такое ощущение, что зубы мне заговаривает.

Сверху доносится шёпот Иваныча и Тамары — они в мансарде, там у нас детская… спячечная комната.

— …Попозже тоже загляну к малышам, — сообщает мама.

— Не пугайся только.

Не знаю, как она отреагирует на внуков в звериной ипостаси. Волнуюсь немного.

— Не говори глупостей, милая, — мамуля останавливается у двери нашей с Марком спальни. — Это мои внуки. Самые родненькие… — сияет счастливой улыбкой.

Бабушка принимает Киру и Даню в любом обличии — для меня это очень важно. И я выдыхаю. Но ненадолго.

В комнате меня ждёт сюрприз — на кровати лежит чехол для платья, и он явно не пустой. Я делаю пару вперёд, кошусь на незнакомый предмет, как на бомбу с часовым механизмом — пара секунд, и бахнет.

— …Что с лицом, милая? — мама хмурится. — Это мой подарок тебе.

Последний раз мамуля дарила мне платье на выпускной в школе. Естественно, мне пришлось его надеть… И это был трындец! Надо мной все смеялись.

— Я собиралась надеть это… — достаю из шкафа дежурное праздничное платье.

Оно нарядное, а главное — удобное.

— Что, даже не посмотришь? — мамуля хмурится.

Посмотрю, конечно. Куда я денусь? Вздохнув, иду распаковывать подарок. Тяну за язычок собачки, молния шуршит и…

Господи! Такой красоты в жизни не видела! Я держу в руках шикарное платье нежно-розового цвета и растерянно хлопаю ресницами.

— Мам, ты с ума сошла?.. — шепчу. — У нас ведь семейный ужин. Дома.

— Ну и что? Мы тебе сейчас ещё причёску сделаем и макияж, — мамуля выдвигает ящички в моём туалетном столике, достаёт косметику.

— Спасибо, — подхожу к ней и обнимаю крепко. — Ты у меня самая лучшая мамуля на свете.

— Я знаю, — чмокает меня в щёку. — Сядь.

Властная Татьяна Алексеевна колдует над моими волосами. Зачем всё это? Мы встречаем Новый год в кругу семьи, в нашей гостиной, а я буду выглядеть так, словно по красной ковровой дорожке собралась пройти. Но маме пофиг — она творит. Сначала причёску, потом макияж…

— Кажется, это как-то… слишком, — я смотрю в зеркало на результат её трудов.

В таком виде и правда только Оскар получать. Тамара и Марина одеты скромно, мама тоже не расфуфыренная, а я — принцесса в розовом платье с безупречно накрашенными глазами и причёской, которая выглядит на тысячу долларов.

— Ничего не слишком, — мамуля выглядит довольной. — Туфли есть под платье?

— Есть, но я не собиралась…

— Слышать ничего не хочу! — строго заявляет мама. — Надевай туфли.

Мне остаётся только подчиниться. Я достаю из шкафа самую крутую пару туфель на каблуках, которая у меня есть. Мамуля одобрительно кивает — ей нравится сочетание.

— Прости, но я чувствую себя дурой.

— Ну и зря. Сегодня особенный Новый год.

— Да? — я гну бровь. — Почему?

— Ой, сорок минут до полуночи! — мамочка едва не подпрыгивает. — А у меня вся едва в пластиковых контейнерах!

— Я тебе помогу, — встаю с пуфика, чтобы пойти с ней.

— Нет! — она снова встаёт у меня на пути. — Ты что, хочешь угваздать платье? Или каблук сломать, прыгая по кухне?

— Эм, нет… Но что мне теперь вообще ничего не делать?

— Не делай. Спустишься минут за десять до двенадцати.

Мамуля ведёт себя странно. В этом доме происходит что-то, о чём я не знаю. Сюрпризы… От нашего семейства можно ожидать чего угодно.

Но окей. Я решаю поддержать игру и остаюсь в комнате. Полчаса посидеть на кровати — несложно.

Сложно.

Меня хватает на пару минут. Едва не взорвавшись от любопытства, я покидаю спальню — иду на разведку. В коридоре чисто, и я крадусь к лестнице. Но спуститься в гостиную не судьба — мама зачем-то возвращается. Я даю дёру на этаж выше — в мансарду.

Забегаю в спячечную — никого. Тихонько прикрываю дверь, надеясь, что мамуля не меня проверять шла. Чувствую себя дурочкой. В собственном доме прячусь от собственной мамы…

Я, блин, сама мама!

Смотрю на моих медвежат и улыбаюсь. Сопят себе, мои хорошие. Сладкие пушистые попки с хвостиками — две штуки. И пяточки сладкие. Обожаю наших деток.

Стоп… Что за запах? Что-что, блин… Кто-то наделал «дел» во сне.

Оставить это без внимания я не могу. Пофиг, что на мне надето — в первую очередь я мама, а потом уже принцесса в розовом платье на шпильках.

Я достаю из комода всё, что понадобится для дезинфекции двух пушистых поп. Действую быстро, профессионально, но аккуратно, чтобы не разбудить двойняшек.

С Кирой справляюсь без проблем, а с Даником приходится повозиться. Он ворчит и ворочается во сне, я боюсь его разбудить.

— Блинский… — шиплю тихо.

Одно неловкое движение и на розовом платье остаётся пятно цвета детской неожиданности. Мне через двадцать минут надо быть внизу — Новый год встречать, а я тут… в какашках.

Вот это подстава!

Быстро заканчиваю, убираю всё и выглядываю из спальни. Никого.

Задача: добежать до второго этажа в гостевую ванную — это самый близкий и безопасный вариант. И не дай бог мне встретить по пути маму!

Бегу! Лечу! Несусь!

Закрываю дверь гостевой ванной, выдыхаю и оборачиваюсь…

— Марк?! — растерянно моргаю.

Мой мишка стоит у раковины и самозабвенно трёт красное пятно на рубашке. Оу… мужчина, а чего это вы так вырядились? На Марке смокинг и галстук-бабочка.

— Тихо! — он машет рукой, в которой держит губку. — Не кричи, пожалуйста, булочка.

— Ты что тут делаешь? — я встаю рядом с ним, мочу руку под струёй воды и пытаюсь оттереть пятно на платье.

— От бати прячусь. А ты?

— А я от мамы, — не могу сдержать смешок. — Ты почему так одет?

— У Иваныча спроси, — ворчит мой мишка. — Нарядил меня, как на парад, и посадил в кухне. Сказал, если выйду, он мне ногу сломает…

— Жёстко.

— Я таблетку Тамарину прожевал, а она горькая. Хотел запить малиновым вареньем, и вот, — демонстрирует кляксу на белоснежной рубашке. — Батя меня убьёт.

— А я детям подгузники меняла… — показываю последствия в виде пятна на юбке. — Если мама увидит — мне кранты.

— Ты почти оттёрла. Давай феном теперь, — достаёт из шкафчика электроприбор, втыкает вилку в розетку.

Боже, как он громко воет!

— Вырубай! — машу руками. — Нас спалят!

— Ч-чёрт…

Мы замираем, смотрим друг другу в глаза и… ржём. Но тихо.

— Они явно что-то задумали, — я утыкаюсь носом в воротник смокинга.

— К гадалке не ходи, — соглашается Марк. — Пятнадцать минут до полуночи, булочка. Как думаешь, успеем?

— Успеем что? — я поднимаю голову и смотрю в медовые глаза.

Да он с ума сошёл!

Не успеваю ничего сказать, меня сносит медвежьим напором к стене. Я замираю в сильных лапах — Марк держит, словно в тисках. Рваться бесполезно. Это хорошо знакомое мне ощущение, от которого сносит крышу на раз-два.

Открываю рот, чтобы хотя бы попытаться вразумить этого ненормального, а он пользуется моментом и целует меня. «Молчать, булочка!» — говорит его бешеный поцелуй, пробирающий до дна души.

Каблуки — заразы! Я цепляюсь за шею Марка, пытаясь устоять. Хватаюсь за воротник смокинга и задыхаюсь от ощущений скользящих по шее горячих губ.

Послушно раскрываю губы, позволяя ему целовать меня, как он хочет. Я — добыча зверя. И сейчас мне будет хорошо…

Сейчас мне глубоко пофиг, что будет с платьем, что скажет мама. А с платьем будет, и мама обязательно скажет… Я с огромным обезумевшим зверем в маленькой ванной. Творится безумие!

С полочек летят тюбики с кремами и зубные щётки, а я, забыв обо всём, всхлипываю. Как молчать, когда тебе лезут под юбку наглые ручищи?! А их хозяин — секс в чистом виде.

Марк разрывает поцелуй и прижимает широкую ладонь к моим губам:

— Тише, девочка…

Мой разум на мгновение включается.

— Я тебя убью! — обещаю, оторвав лапу мишки от своего рта.

— Да ты что?! — похотливый хищный оскал убивает последнюю надежду на спасение.

Лапа Марка снова у меня между ног. Хватая воздух ртом, я вздрагиваю от электрического разряда, прошившего тело, а он отодвигает узкую полоску трусиков, и крупные пальцы ныряют внутрь.

— Точно убью… — вопреки обещанию прижимаюсь теснее к моему мишке.

— Вот врушка, — мишка трахает меня пальцами, доводя до безумия. — Течёшь вся… убийца медведей.

Он знает, как сделать так, чтобы я не то что убить — слова пискнуть против не могла. И я уже не соображаю, да… В здравом уме я бы никогда за несколько минут до Нового года, когда нас ждут гости, не дёрнула бы пуговицы на его рубашке… Да так, чтобы выдрать их с корнем, заставив разлететься по ванной.

Но мне так нужно сейчас, так необходимо чувствовать тело моего мужчины. Трогать, прикасаться, целовать, кусать. Беспомощная добыча входит во вкус — забывает, что её уже добыли и надо быть паинькой…

Моя ладошка скользит по крепким кубикам на животе мишки, по дорожке из жёстких тёмных волос к молнии на его брюках. Руки от нетерпения дрожат, внизу тоже всё дрожит и сладко сжимается, требуя внимания.

— Десять минут до Нового года… — хрипит мне на ухо Марк, до лёгкой боли сжимая пальцами мои бёдра.

Я не хочу думать про время. Я вообще не хочу, а главное — не могу думать…

Освобождаю каменный член из брюк и, упираясь лбом в лоб моего мишки, смотрю вниз. Мне нравится, как смотрится в миниатюрном кулаке огромный напряжённый ствол с вздутыми венками.

Моё запястье оказывается в плену крупных пальцев — Марк забирает мою руку, подносит к губам и жадно облизывает метку на ладони. Это по-звериному дико, и заводит ещё сильнее.

Юбка где-то на талии, разодранные лямочки болтаются на плечах — немного помятая и много сумасшедшая принцесса. Всхлипнув, я принимаю в себя пульсирующий от возбуждения член. И всё летит к чёрту.

Мой мужчина сходу задаёт бешеный ритм, а я цепляюсь за него и полочки. Всё, что уцелело после первого «землетрясения», летит на пол. Я случайно задеваю вентиль крана, и в раковине с сумасшедшим напором хлещет вода…

Зеркало напротив нас отражает это безумие, и мне хватает нескольких секунд, чтобы понять… всё пропало. И я пропала. Выгибаюсь в руках Марка, плотно насаживаясь на член — кончаю с рыком, едва не раздирая ему плечи в кровь ногтями.

Мой медведь отпускает себя — его движения становятся рваными, дыхание сбивается, и он, не жалея мою причёску, собирает волосы пятернёй и тянет назад, вгрызаясь в мою шею поцелуем.

— А ну вылезайте оттуда, засранцы! — в дверь стучит моя мама. — Обалдели?! Две минуты до Нового года!

В затуманенных страстью медовых глазах моего мишки ещё не схлынувший кайф. Я, думаю, что выгляжу не лучше. А мамуля едва дверь не выносит…

Нам хана!

Спрыгиваю с раковины, на которой сидела, хватаю полотенце и пытаюсь быстро привести в порядок себя и Марка. Он одновременно со мной занимается тем же самым, но выходит у нас не очень. Видок — помочь нечем. А выходить надо.

— Я щас дверь на вынесу! — ревёт в коридоре Иваныч.

А вот это уже посерьёзнее моей мамы будет. Вынесет ведь.

— Идём, — Марк берёт меня за руку и открывает щеколду.

— Блин! Нет!

Поздно.

Мишка буквально вытаскивает меня в коридор и, крепко сжимая в своей лапе мою пятерню, идёт к лестнице, а я прыгаю за ним, как привязанная. Иваныч за нами, а мамин голос я слышу внизу.

Бой курантов, выстрел шампанским, дружное «С Новым годом!» — всё это случается без нас…

Лицо моего мишки перепачкано помадой, волосы всклокочены, рубашка порвана, а фрак жёстко помят. Галстук-бабочка на шее, но тоже не в лучшем виде.

У меня с плеча постоянно спадает истерзанная лямочка, на другом плече крупный алый засос. Платье мятое и влажное после купания в раковине. Про причёску лучше не думать. После того как Марк в порыве страсти за неё подержался, там, наверное, гнездо глухаря…

Едва мы начинаем спускаться по ступенькам со второго этажа в гостиную, новогодний шум обрывается — звучит марш Мендельсона.

Что, простите?!

Входная дверь распахивается, и в дом заходит тётечка с торжественным бубликом из волос на макушке. Типичная представительница фауны ЗАГСа. Она улыбается, кивает гостям и идёт к лестнице…

Оу, это точно наша гостиная? Я не так её украшала к новогодней ночи. Теперь это какой-то банкетный зал в белом цвете. А плакат «Тили-тили-тесто, счастья жениху и невесте» как бы намекает…

Я оборачиваюсь и вижу наверху лестницы бледного Иваныча. Он беззвучно шепчет очень плохое слово. Дошло, наконец, что мы с Марком несколько не готовы? Зачем, блин, было угрожать выломать дверь?!

А в гостиной все в сборе. Но я вижу только маму — она выделяется на фоне белоснежных деталей не моего интерьера свекольным цветом лица. Тёть Марина держит её под локоть, чтобы не упала.

— Пойдём отсюда, — шепчу, дёргая Марка за рукав. — Пожалуйста…

— Нет, булочка, мы не пойдём, — отвечает мне тоже шёпотом и поворачивается к отцу. — Предупреждать надо! — рявкает на него.

Прошло два года, а мы с Марком до сих пор не женаты. Беременность, роды, маленькие шилопопы, бизнес, стройка коттеджа, переезд — не до свадьбы нам было. Видимо, родители решили взять всё в свои руки.

Взяли, ага… А мы всё испортили.

Тётя из ЗАГСа стреляет взглядом по гостям и безошибочно определяет брачующихся. Встаёт у первой нижней ступеньки лестницы, с лица мадам не сходит торжественная улыбка.

Я пытаюсь выдернуть руку из хватки медведя, чтобы свалить отсюда нафиг, потому что… Ну какой замуж в таком виде может быть?!

— Стоять! — командует Марк и почти до хруста сжимает мою руку в своей руке. — Начинайте, пожалуйста, — просит тётю.

— Дорогие гости! Я рада приветствовать вас на церемонии бракосочетания Марка и Дианы, — слова льются из регистраторши песней. — Дорогие молодые, — смотрит на нас и её, похоже, ничего не смущает, — Любовь — это сокровище, дарованное человеку. Ваша жизнь, как песочные часы — два хрупких сосуда, связанных невидимой нитью времени. Эта нить связала ваши судьбы. А сегодня ваши сердца заключают союз и будут биться рядом, неразрывно всю жизнь…

— Во чешет… — бурчит у меня за спиной Иваныч.

— …Перед тем, как официально зарегистрировать брак, я хочу услышать — является ли ваше желание искренним и взаимным? С открытым ли сердцем и по доброй ли воле вы заключаете этот союз? Прошу ответить вас, Марк.

— Да, — мой мишка улыбается, хоть завязочки пришивай.

— Прошу ответить вас, Диана.

— Да, — я тоже улыбаюсь, а в глазах слёзы.

Не знаю почему, но из-за этих загсовых тёток хочется реветь. Мама вон тоже плачет. Надеюсь, от радости, а не потому что её дочь выглядит как не пойми что…

— Прошу вас закрепить согласие клятвой. Повторяйте за мной… — регистраторша набирает воздуха в грудь.

— Подождите, — Марк обрывает её. — Я сам скажу, — он поворачивается ко мне, и я тону в медовом взгляде, полном нежности. — Дин… — прячем мои руки в своих лапах, целует их. — Прости, что всё так. Я не знал, и ты тоже…

— Всё нормально… — шепчу и плачу от счастья.

— Надо было сделать это раньше, с белым платьем и букетом невесты, но… Булочка моя, — тёплая улыбка прячется в уголках его губ, — однажды ты не побоялась довериться зверю, который сам не знал, кто он. Ты в меня поверила. Ты моя истинная, и я до последнего дня, да и после буду благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала. За твою поддержку, верность, любовь и за наших деток. Я люблю тебя, моя сладкая булочка. И это навсегда, клянусь.

— И я… тебя… люблю, Марк, — глотаю слёзы.

— Ну, всё-всё, — обнимает меня, — не реви.

— Прошу скрепить подписями ваше желание стать супругами, — тётка из ЗАГСа, как фокусник, достаёт откуда-то документы.

Мы с Марком спускаемся по лестнице, а у меня ноги дрожат. Так торжественно я никогда не волновалась!

Я расписываюсь, и Марк оставляет автографы. Всё официально. По-настоящему.

— Примите эти обручальные кольца как знак верности, единства и чистой любви, — заявляет регистраторша.

Вперёд выходит Тамара — она несёт нам два золотых кольца на подушечке.

— Отличная помада, парень, — подмигивает Марку. — У тебя тоже неплохая, — улыбается мне, — но у него круче.

Плакать больше не хочется, хоть туфли жмут нереально, мне офигительно круто! У меня на пальце теперь два кольца — то, что Марк подарил, когда два года назад делал предложение, и красивенькое обручальное.

— Тебе идёт, — мишка отвешивает комплимент моему безымянному пальцу.

— Тебе тоже, — я надеваю ему кольцо.

— Дорогие Диана и Марк, я вручаю вам ваш первый совместный документ, — продолжает «чесать» регистраторша. — Можете поздравить друг друга! Родные и гости, прошу поздравить молодых!

Я с визгом висну на шее у законного мужа, а он стискивает меня в объятиях — рёбра хрустят.

Нас поздравляют, вручают по бокалу шампанского, и всё как в тумане, но я вряд ли когда-нибудь забуду этот Новый год. Даже если у меня случится амнезия, я буду его помнить.

Праздник удался! Много вкусной еды, веселье и подарки всем — у нас тут не только свадьба, но ещё и новогодняя ночь, на минуточку.

Иваныч, Марина и моя мама подшофе поют караоке, а Тамара с мужьями ржет над ними. Зря моя тётя волновалась по поводу шума — в спячечной отличная звукоизоляция. Дети спят.

Нам с Марком удалось сгонять в душ… на часик, и теперь мы сидим в гостиной на диване в махровых халатах и в тапках, мандаринки чистим.

— Зачем все сразу? — муж сколупывает оранжевые кожурки, выпуская цитрусовый аромат на волю. — Почистил одну — съел.

— О-о-о! Этому тебя кино не научит. Смотри, — делю мандарины на дольки, выкладываю на тарелку. — А теперь пробуй.

Марк хмурится, но ест.

— Слушай, а так они вкуснее! — делает круглые глаза. — В чём фокус?

— Никаких фокусов, любимый, — щёлкаю его по кончику носа. — Просто новогоднее волшебство. Конфеткой закуси.

— Офигеть!

У него выражение лица, как у шестилетнего мальчишки… Я видела Марка таким благодаря амулету. Он тогда так же по-детски наивно радовался книжке, которую ему дал Иваныч. Надо же… всё тот же мальчишка с горящими медовыми глазками.

Я хоть и не медведица, но обязательно отдам Данику коготь, когда он станет большим и сильным мужчиной, как его отец. Ну а Кире волноваться не о чем. Папа её в обиду не даст. Думаю, в своё время он устроит её парню допрос с пристрастием и испытательный срок назначит. Я буду уже немолодая, умудренная опытом женщина и смогу с высоты мамского полёта наблюдать за этим с иронией.

— У меня для тебя подарок, — муж берёт с журнального столика конверт и протягивает его мне.

— Ну зачем? — я дую губы. — Мы договорились без подарков. Я не приготовила ничего…

— Хватит болтать, жена! Открывай, — заявляет мой муж.

Я послушная жена — открываю. Мне немного стыдно, что я, вопреки договорённости, ничего не купила для мужа, но от любопытства так и распирает.

Глазам не верю! Это… Это билеты на фестиваль стрип-пластики в Нью-Йорке!

— Ты серьёзно? — у меня даже руки дрожат. — Мы поедем?

— Поедем, — Марк пожимает плечами. — Посмотри что и как, заведёшь полезные знакомства. С Иванычем и Мариной я договорился, они поживут у нас, пока мы в Америке.

— Спасибо! — обнимаю и целую мужа куда попадаю.

— Засиделась ты дома, булочка, — он сгребает меня в охапку и ставит мне на бедро тарелку с мандаринками. — Сбывай мечту, а я и дети всегда будем рядом с тобой. Может, даже переедем.

— Ой, да кому я там нужна, — отмахиваюсь.

— Поживём — увидим…

В любом случае, фест крутой! Я очень рада, что мы там побываем.

Но на самом деле — это не просто билеты на фестиваль стрип-пластики. Подарок намного дороже. Он бесценный. Это доверие Марка, его желание дать мне столько свободы, сколько я сама захочу, и его поддержка. Я не знаю, есть ли что-то ценнее этого в семейной жизни… Пожалуй, нет.

Теперь у меня есть всё и даже чуточку больше.