Мед

Глава 3

Я открываю глаза, смотрю на когтистую лапу. Сколько я уже в ипостаси медведя? Много. Сутки точно. Или больше? Как бы чего хренового не вышло от перегруза. Хотя куда хуже? Из меня дуршлаг сделали.

Я пытаюсь пошевелиться, но тело прошивает острая, как лезвие, боль. Отставить! Лежу, терплю. Познаю дзен, наблюдая нежный рассвет сквозь незатейливый рисунок прутьев клетки. Осталось только сад камней разбить, и я достигну нирваны.

Но где я сейчас?

Собираю обрывки воспоминаний, а в голове туман, мысли путаются.

Я помню лес — незнакомый, чужой. Помню, как шёл — лапы проваливались в мягкий мох. Пахло болотом и опасностью. Тихо было… Но тишину разорвал выстрел. Я пошёл на гада, который в меня стрелял. Плевать на простреленный бок. Лишь бы он ствол не успел перезарядить.

Ещё выстрел. Пуля вошла мне в спину…

Как я вообще там оказался? Не знаю. Не помню.

Меня убивали, только почему-то не добили — бросили полудохлого у болота. Я всю ночь ждал, когда придёт костлявая с косой — она не пришла. Пришёл какой-то мужик. Утром. Он орал на тварей, которые меня изрешетили, а потом был кузов пикапа, дорога, клетка. Меня привезли сюда. А куда — «сюда»? Хотел бы я знать, что это за место такое. Пахнет животиной… Хотя какая разница — где я? Мне здесь помогли — это главное.

Только я не всё помню.

Из крайних воспоминаний — красивая светловолосая девочка с зелёными заплаканными глазами. Она меня утешала, гладила. Приятно было. Интересно, как её зовут?

А меня как?..

Я пытаюсь вспомнить собственное имя. На краю мысли вертится, но… Чёрт, не помню! Я почти ничего о себе не помню.

Пробую запустить оборот, принять человеческую ипостась. Я не неженка — медведь, но от ощущений кукуху трясёт. Отставить! Не лучшая идея. Закрываю глаза и жду, когда меня отпустит.

М-м-м… знакомый запах!

Разлепив веки, пытаюсь сфокусировать взгляд на женском силуэте вдалеке — плохо вижу, но чую аромат. Я его знаю. Девочка, которая меня гладила, пахла, как булочка с корицей. Люблю сладкое.

Она здесь, но ко мне не подходит. Разговаривает у ворот с кем-то. Красивая. Кругленькая в самых вкусных местах. И руки у неё нежные — я помню.

Погладь меня ещё, булочка.

Очень хочется, чтобы она подошла к клетке. С ней хорошо было, без неё тоска… и слабость в теле дикая — лапой пошевелить не могу. Спать хочется.

Вспомнить бы своё имя. Хотя бы его.

Я собираюсь заглянуть к медведю, но фиг — Фёдя взял меня в плен прямо на входе — у ворот. У нас кобыла рожать собирается. То есть вроде бы собирается. Схватки у лошадей начинаются за пару дней до того, как появляется жеребёнок.

Я стою, переминаюсь с ноги на ногу и загибаю пальцы:

— Да, — киваю, — получается, она сегодня должна выжеребиться. Ну, в крайнем случае — завтра.

— Так сегодня или завтра?! — Федя таращит на меня глаза.

— Кто конюх — ты или я?

— Я, — он хмурится. — Просто хрен его знает, что делать. При мне такое первый раз…

— Воды согрей на всякий случай и большое стойло почисть, — хлопаю Фёдора по плечу. — Ну и кричи, если что, — улыбаюсь.

— Хорошо бы она днём… — ворчит конюх. — Пока вы все здесь.

Наивный. Лошади любят ночью рожать. Специально могут терпеть до темноты, чтобы тишина вокруг и покой. Но Феде сейчас это знать не надо.

Он идёт в конюшню, а я собираюсь мчать к мишке. Но снова не судьба. Марина с Михал Иванычем приехали, а с ними ветеринарша вчерашняя.

— Дин, пойдем, оформимся, — тётя берёт меня в оборот. — Потом не до тебя будет.

Я растерянно моргаю, обнимая свой рюкзак, который буквально набит медикаментами для медведя. Их надо отдать доктору.

— Сейчас, — оставляю тётю и бегу за ветеринаршей и Михал Иванычем. — Подождите! — догоняю их. — Вот, возьмите, — отдаю докторше рюкзак. — Там лекарства и бинты, и…

— Зачем? — врач смотрит на меня с недоумением.

— Просто, — я смущённо отвожу глаза. — Вдруг пригодится.

— Диночка, усыновить мишку не желаешь? — к нам подходит Марина. — Ты с ним как с детём малым, честное слово, — улыбается.

— Поздно усыновлять, — ветеринарша смеётся, — он взрослый самец.

— Тогда мы Дианку за него замуж отдадим, — Михаил присоединяется к «Аншлагу».

— Юмористы, — фыркаю. — Я помочь хотела.

— Пойдём оформляться, — тётя берёт меня под руку.

Идём. Она говорит, но я почти не слушаю. Шашлык вечером намечается и что-то там ещё. Ай, неважно…

Заходим в кабинет. Марина устраивается за столом, включает ноут, а я сажусь в кресло. Мне обидно. Взяли высмеяли. Я от чистого сердца хотела помочь.

— Ну что ты дуешься, Дин? — тётя смотрит на меня, пряча улыбку в уголках губ. — У зверя всё есть, Миша оплатил.

— Ничего, — бурчу. — Забыли.

Я сержусь, как раз на Михал Иваныча и его «Замуж отдадим». Это дико, но я чувствую себя первоклассницей, которую дразнят «Тили-тили тесто…». Понятно за что, да? И это ненормально. Потому что в мыслях у меня не человек — медведь…

— Я пойду, — кладу документы на стол и собираюсь свалить.

— Стоять! — командует тётя. — Минутку подожди. Я сейчас на письмо отвечу и отдам тебе зарплатную карту. Под роспись.

Уже? Меня ещё в штат не оформили, а карточку — пожалуйста. Хотя чему я удивляюсь? У моей тёти достаточно серьёзный покровитель, чтобы не заморачиваться мелочами.

Ой, а это что такое?

Я замечаю на столе кулон из зелёного камня в форме когтя. Классическую ювелирку, как и пошлую бижутерию, я не признаю, а оригинальные украшения уважаю.

— Нравится? — тётя замечает, что я смотрю на коготь.

— Ничего такой. Михаил подарил?

— Нет, что ты! — Марина смущённо улыбается. — Это не моё. Ветеринар вчера сняла его с лапы медведя.

Интересно, кто и зачем нацепил его на зверя?

— Выглядит как старинное украшение, — я беру кулон в руку. — Ой! Тёплый…

Коготь в одно мгновение становится горячим. Шикнув, я разжимаю пальцы, и он, упав, скачет по столешнице.

— Что такое? — Марина накрывает кулон ладонью.

— Обожглась, — я трясу конечностью, шиплю, как змея.

— Дин, камень холодный, — тётя смотрит на меня растерянно. — Так, забирай его! — отдаёт мне украшение. — Устроила мистификацию с утра. Ты знаешь, какая я впечатлительная.

Да я сама в шоке! Даже про обиду забыла.

Марина вручает мне зарплатную карту, я расписываюсь и, прихватив с собой изумрудный коготь, выхожу из кабинета. Сую мистическую вещицу в рюкзак и мчу переодеваться. Потом к Фёдору. Хотя надо бы к мишке… Но, попой чую, конюху я сейчас нужнее.

И ведь не ошиблась!

Федя сегодня один на все конюшни, и такой капец на его седины. Кобыла точно сегодня родит — по ней видно. Ходит по стойлу, места себе не находит. Фёдор тоже ищет пятый угол, волнуется больше будущей матери. И смешно, и плакать хочется.

— Федь, не мельтеши, — я прислоняюсь к загородке стойла. — Если всё нормально будет, она сама родит.

— А если не нормально? — конюх на конкретном нерве. — Может, ветеринаршу попросить остаться?

— Понадобится — вызвоним её, — я не знаю, как его успокоить. — Сходи за опилками, а я у неё почищу.

Я берусь за лопату, Федя дует за опилками.

М-да… Представляю, на какой он был измене, когда у него жена рожала. У Фёдора были жена и сын. Точнее, они и сейчас есть, но делают вид, что их нет. Федина супруга нашла себе другого, отжала хату, а мягкотелый муж оказался на улице. Его тогда ещё и с работы попёрли. Сначала Федя по друзьям кантовался, потом друзья «закончились», и он стал полноценным бомжом. И ведь много лет так скитался, постареть успел. Никому до него дела нет — ни жене бывшей, ни сыну.

Чем дольше на ферме работаю, тем больше убеждаюсь: самый страшный зверь — человек.

Я заканчиваю чистить стойло, а Фёдор раскидывает опилки по полу.

— Мишке вольер не готовили ещё? — спрашиваю конюха.

— Марина сказала обождать, — он пожимает плечами. — Кто знает, выживет медведь или нет.

Стою как ведром ледяной воды облитая… «Выживет или нет?» — к горлу подкатывает комок горечи.

— Я ушла, — выхожу из конюшни и быстрым шагом иду к клетке.

Мне навстречу шагает Михал Иваныч.

— О, Динка! Ты к медведю?

— Ага! — пролетаю мимо, торможу и сдаю назад: — Что ветеринарша?..

— Всё сделала, что положено — лекарства-шмыкарства. Обещала, что к вечеру бодрее станет. Короче, всё путём.

— Надеюсь, — машу Михаилу рукой и бегу к клетке.

И чем я ближе к зверю, тем медленнее мой шаг. Иду, дрожу. И непонятно — от чего? Эмоции через край — все в кучу.

Мишка лежит в той же позе, что и вчера. А у меня, как и вчера, до боли сжимается сердце.

— Привет, — выдыхаю.

Медведь ведёт ухом, отрывает голову от пола. На шерсти остаётся окровавленная солома.

— У-у-ух… — снова почти человеческий вздох зверя.

Хочется сунуть руку между прутьев, дотронуться до мягкой густой шерсти.

— Как ты? — спрашиваю, будто животное может ответить.

А он возьми, да ответь! Не словами, конечно — моргает, а я вижу в этой звериной микромимике — «Всё хорошо».

Мать моя! Я схожу с ума!

— Не смотри на меня так, — делаю шаг назад. — Ты меня пугаешь.

— У-ух, — выдыхает медведь.

Вибрация смартфона в кармане заставляет меня вздрогнуть. Мама звонит. Наверняка хочет убедиться, что дочь метнулась с утра кабанчиком к Константину мириться. На звонок я не отвечаю — сбрасываю.

Злость берёт. Хочется сломать что-нибудь. Почему она не понимает, что я не буду счастлива с тем, кто нравится ей, а не мне?!

— Как у вас — животных — всё просто, — я присаживаюсь на траву рядом с клеткой. — Вы вообще не паритесь, всё на инстинктах, — сама не замечаю, как сую руку между прутьев, перебираю пальцами шерсть на голове мишки. — А у людей что? Капец у людей. У меня он в квадрате. Ты не знаешь, зачем я с Костиком встречаться начала?.. Не знаешь. И я не знаю. Наверное, потому что маме моей этого хотелось. Стал бы ты спариваться с самкой, потому что твоей маме она вкатила?..

Зверь выдаёт что-то похожее на «Не-а», и я прихожу в себя. Ох, ёлки-палки! Выдёргиваю руку из клетки, а мишка смотрит на меня с непониманием, типа — какого фига? Отползаю на попе от клетки, он глядит… Очень говорящий взгляд, я в мыслях целый монолог из него составила.

Так!

— Мне пора, извини, — оправдываюсь зачем-то, встаю и быстро иду к конюшне.

Вот так люди с ума и сходят. Сначала кажется что-то, а потом голоса в голове появляются. И это я ещё под успокоительным!