Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Николай Яковлевич Мерперт (XII. Институт истории материальной культуры и его корифеи) #14

XII. Институт истории материальной культуры и его корифеи

Лето 1945 года для всех было, прежде всего, окрашено в цвета Великой Победы. Перспективы казались бескрайними и радужными. Силы — неисчерпаемыми. Любые свершения — достижимыми. А все окружающие — братьями и сестрами. И эти незабываемые месяцы, как и последующие за ними первые послевоенные осень и зима, были предельно насыщены событиями, каждое из которых через призму победы казалось значительным и торжественным.

Для меня большая часть этого уникального периода связана с уже описанной выше увлекательной и поучительной работой по восстановлению Керченского музея, а далее с участием в раскопках Пантикапея. К концу сезона мне был даже поручен небольшой, но самостоятельный раскоп.

Вернувшись в Москву, я защитил дипломную работу.

К концу 1945 года были сданы государственные экзамены, но событие это официально было отнесено к февралю уже следующего, 1946 года, ибо мудрецам из Наркомпросвещения пришло в голову сократить курс исторических факультетов университетов до четырех лет. Воплотить эту великую реформу не успели, остановились на четырех с половиной годах, а позже о ней забыли. Таким образом, числюсь я окончившим МГУ в феврале 1946 года.

Тогда же В.Д. Блаватский уехал в длительную командировку в Германию, мне же было предложено сдавать экзамены в аспирантуру Института истории материальной культуры Академии наук СССР (ИИМК), где моим руководителем стал А.В. Арциховский, а темой кандидатской диссертации была утверждена «Салтовская культура».

Формально разработка этой темы входила в план сектора славяно-русской археологии института. Естественно, она потребовала определенной переориентации моей подготовки, исторического ее содержания я коснусь отдельно. Но, во всяком случае, нисколько об этом не жалею. Интерес и значение славяно-русской проблематики комментариев не требуют, а подобное расширение поля моих интересов и познаний казалось мне тогда под силу и радовало меня так же, как и предстоящее продолжение общения с А.В. Арциховским, огромный талант и глубокие знания которого сыграли особую роль в моем «становлении», что также уже отмечалось выше и получало все новые проявления. В этой связи с удовольствием еще раз упомяну замечательные по всем своим параметрам, а прежде всего, по своему колориту, раскопки вятичских курганов под Москвой, у села Беседы.

Упомяну и еще об одной дорогой мне памяти. Сектором славяно-русской археологии ИИМК заведовал тогда профессор Н.Н. Воронин — превосходный ученый, истинно влюбленный в чудо, именуемое культурой древней Руси (особенно во Владимиро-Суздальскую архитектуру) и умевший с несравненной простотой ввести вас в ее волшебную сущность.

Ко мне он был очень внимателен, неоднократно приглашал к себе (насколько я помню, в деревянный двухэтажный дом на Плющихе), брал с собой во Владимир, Боголюбово, Суздаль, Переславль Залесский, Ростов Великий.

Очень интересно говорил об отражении античных сюжетов в разных — больших и малых — формах древнерусского искусства (Китоврас, Кибела и пр. в архитектурных рельефах, резьбе по кости и пр.), но не избегал и более острых моментов. Помню один из них.

Около 1950 года в газете «Правда» появилась статья некоего Иванова под названием (насколько я помню) «Об одной порочной концепции», «изничтожавшая» хазарскую проблему и изгонявшая хазар из раннесредневековой истории Восточной Европы. Отправным поводом «изничтожения» явилось еще довоенное издание очень хорошей книги тогдашнего директора нашего института (еще в Ленинграде) Михаила Илларионовича Артамонова «Очерки истории хазар». Позднее книга была развернута в фундаментальную монографию, но тогда ее нарекли «антиисторичной» и вредной, предписав, как обычно, немедленно ее обсудить, что и было произведено в переполненном зале на Волхонке, 14. По причинам, для меня таинственным, основной доклад был поручен мне (я находился в возрасте 29 лет). Накануне позвонил Николай Николаевич и коротко сказал: «Михаил Илларионович и ученый прекрасный, и человек достойнейший. Помните это!» Я постарался высмеять положения статьи господина Иванова одно за другим, объединив их оценкой «тенденциозная антинаука». Вспоминаю об этом с удовлетворением. Как ни странно, никакой реакции господина Иванова или его вдохновителей не последовало.

Что касается хазарской проблемы, то мне пришлось еще неоднократно касаться ее в дальнейшем, и далеко не все мои суждения по этой проблематике того времени представляются мне правильными, но основной своей позиции я не менял, она принципиально была оправданной и, судя по результатам отмеченного обсуждения, своевременной. Решающую роль сыграли здесь и упоминавшаяся публикация превосходного исследования М.И. Артамонова, и серия специальных работ С.А. Плетневой.

Академик Б.Д. Греков, директор института Истории материальной культуры АН СССР, 1944 г.

А.Д. Удальцов (1883-1959)

П.Н. Третьяков (1906-1976)

Н.Н. Воронин (1904-1976)

Д.Б. Шелов (1919-1993)

Между тем, в проблематике моей аспирантской подготовки произошел очередной, достаточно резкий поворот. Связан он был с одним из ярчайших ученых института и основных моих учителей по университету Сергеем Владимировичем Киселевым, человеком широчайшего научного профиля, членом-корреспондентом Академии наук, крупнейшим специалистом по энеолиту и бронзовому веку Евразии. Достаточно сказать, что в университете я слушал его общий курс «Введение в археологию», специальные курсы бронзового века Ближнего Востока, Центральной Азии, Монголии, крито-микенской культуры, участвовал в семинаре по методике городских раскопок. Уже более пятидесяти лет нет его с нами, но это абсолютно несовместимо с его образом, жизненной энергией, темпераментом, охватом им безошибочно избранной, предельно актуальной и блестяще воплощенной научной проблематики. Дело не только в фактическом раскрытии хода исторического процесса, охватившего на протяжении нескольких тысячелетий ряд важнейших регионов Евразии, включая бескрайние просторы Сибири и Центральной Азии, не только в открытии беспримерных по исторической значимости, информативности, материальной и духовной насыщенности археологических феноменов, дело — в коренном и принципиальном пересмотре методики и методологии использования археологического материала многочисленных, в значительной мере «немых» ранее народов, в воссоздании общей схемы древнейшей истории значительной части Евразии с определением подлинной роли конкретных групп ее многообразного населения в конкретные периоды этой истории. Эти проблемы фактически потребовали пересмотра на основании новой, апробированной С.В. Киселевым методики. Это оказало весьма позитивное воздействие на ряд складывающихся в первой половине XX в. специальных направлений в археологии. Среди них должны быть выделены такие важнейшие феномены как археологические свидетельства перехода от присваивающей к производящей экономике, «поселенческая археология», истоки и развитие урбанизационного процесса, а также специфика его в самых различных экологических и историко-культурных условиях, начало, развитие и формы кочевого скотоводства и пр. И при всей безусловной значительности этих проблем и их интерпретации, для С.В. Киселева они являлись, прежде всего, основой широких исторических построений. В этом аспекте имя ученого по праву должно стоять рядом с именами классиков исторической археологии, таких как Ф. Петри, Ж. Дешелле, В.Г. Чайлд, К. Шухардт, В.А. Городцов, Г. Франкфорт, А. Парро. Вся же деятельность С.В. Киселева получила широкое и единодушное признание как в отечественной, так и в зарубежной науке. Особо подчеркиваются его заслуги как в направленности, так и в самом положении, структуре и организации археологии внутри русской исторической науки, опередившие всемирно известные ее достижения во всех хронологических срезах, во всех регионах, во всех областях ее проблематики. Полагаю, что методологическое, методическое, идейное наследие замечательного ученого еще далеко не исчерпано и многие десятилетия будет способствовать как расширению и обогащению археологической практики, так и непрестанному плодотворному развитию творческих идей.

Б.А. Рыбаков (1908-2001)

Е.И. Крупнов (1904-1970)

П.Н. Шульц (1900-1983)

А.Я. Брюсов (1885-1966)

Остановлюсь на некоторых основных факторах, определивших творческий путь С.В. Киселева. Прежде всего — историко-археологическое отделение факультета общественных наук Московского университета, где замечательные лекции классика русской археологии В.А. Городцова решительно способствовали избранию юным студентом археологии как основной области интересов, а в дальнейшем и блестящей деятельности. С самого начала Сергей Владимирович проявил себя горячим приверженцем историзма археологии, вывода археологических исследований на уровень исторических обобщений. В университетские годы в формировании такой направленности ученого наряду с городцовским семинаром, существенную роль сыграло активное общение его с такими выдающимися учеными-историками, как Ю.В. Готье, Д.М. Петрушевский, С.В. Бахрушин. Благотворное воздействие последнего обусловило особый интерес С.В. Киселева к сибирской и центрально-азиатской проблематике. Но при этом общий спектр интересов Сергея Владимировича непрестанно расширялся, что предопределило беспримерное по многообразию обращение его к самым различным регионам от Центральной Европы до Юго-Восточной Азии, хронологическим периодам (от палеолита до позднего Средневековья), историко-культурным областям, от гигантских обобщений, подобных «Древней истории Южной Сибири», до фортификаций позднесредневековой Москвы или техники скальных рисунков. И все это совмещалось с работой в Историческом музее, где непосредственное изучение коллекций явилось одним из факторов освоения специфики анализа археологических источников.

Полученные там навыки были плодотворно использованы в 1928 году при первой же поездке С.В. Киселева в Сибирь в начале его тридцатилетней сибирской эпопеи — одного из наиболее научно-значимых и всеобъемлющих свершений отечественной археологии минувшего века. Беспрецедентные по масштабам, целенаправленности и результативности исследования на всех этапах осуществлялись под постоянным и непосредственным руководством С.В. Киселева и его супруги Лидии Алексеевны Евтюховой — также превосходного археолога и одаренного человека в целом.

Л.А. Евтюхова (1903-1974)

Полевые исследования в Южной Сибири охватывали все новые территории (Минусинскую котловину, Хакасию, Алтай, Туву, Забайкалье) и все новые периоды (от раннего бронзового века до позднего средневековья). Многие из открытий приобрели широкую известность. Их насчитывалось тысячи. Достаточно назвать галерею таштыкских глиняных погребальных масок и металлических украшений — замечательных произведений искусства древнехакасской знати из Копенского частаса, остатки дворца ханьского полководца Ли Лина под Абаканом, многочисленные, часто художественно оформленные клевцы и прочие образцы бронзового вооружения тагарской эпохи, золотые, бронзовые, железные изделия, а также грандиозные погребальные конструкции. Все эти находки заставили коренным образом пересмотреть представления об уровне развития и социальной структуре их создателей — далеких предков хакасского народа, и не только их. Начиная с конца 1940-х гг. исследования С.В. Киселева охватили еще одну важнейшую область, сопредельную Южной Сибири. Это была Монголия, чьи земли явились эпицентром, а далее и основной ареной важнейших событий, решительно повлиявших на ход исторического процесса значительной части Евразии. Впервые в археологии именно этот эпицентр подвергся масштабным и всесторонним исследованиям, предпринятым С.В. Киселевым при участии автора этих строк, очередной раз расширившим свою не только проблемную и эпохальную ориентацию: основным объектом исследований 1948-1949 гг. явился основанный Чингисханом город Каракорум — столица Монгольской империи при первых Чингизидах вплоть до переноса ее ханом Хубилаем в 70-х гг. XIII в. в Хан-балых (ныне Пекин). Этими масштабными раскопками была безусловно доказана справедливость впервые выдвинутой С.В. Киселевым проблемы существования средневековых городов как у монголов, так и у исторически близких им этнических групп Восточной Азии (прежде всего, уйгуров и прочих тюркоязычных племенных массивов). Города играли весьма значительную роль в развитии этих групп наряду с «кочевым феодализмом», который ранее рассматривался как единственная его форма — в этом значительный вклад С.В. Киселева в древнюю историю Сибири и Центральной Азии.

Не меньшее значение имела и чрезвычайно активная деятельность его как организатора научной деятельности. Здесь, прежде всего, необходимо помнить, что в 1944 году руководящие органы института были перемещены из Санкт-Петербурга в Москву, и далее шла речь о выработке наиболее рациональных структурных форм взаимодействия двух равнозначных и отмеченных определенной спецификой и давними традициями научных коллективов. В этом отношении основная, безусловно, позитивная роль принадлежала С.В. Киселеву, отстаивавшему единство головного археологического учреждения России. Нарушение этого принципа в последующие годы представляется мне глубоко ошибочным.

В Москве же Сергей Владимирович заведовал отделом (тогда сектором) неолита и бронзового века — самым большим и многообразным по тематике, географическому и хронологическому охвату. Следуя своим принципам, он выработал четкую, хорошо продуманную программу деятельности сектора, учитывающую как общие закономерности, так и конкретное своеобразие развития основных регионов гигантских территорий, их гомогенный или гетерогенный характер, соотношение во времени и пространстве, а главное — взаимодействие в историческом процессе. При этом С.В. Киселев постоянно стимулировал рост фонда источников и заботился об оперативном включении их в обобщающие исследования, число которых во второй четверти — середине XX в. по тематике сектора неолита и бронзового века превышало все прочие, причем это определяло и «белые пятна», на ликвидацию которых обращалось далее особое внимание. Назову лишь некоторые из появившихся в тот период монографий: по неолиту и энеолиту Юго-Восточной Европы (Т.С. Пассек), по неолиту севера центра Восточной Европы (А.Я. Брюсов), по неолиту центра Восточной Европы (М.Е. Фосс), по неолиту и бронзовому веку Черноморско-Каспийских степей (О.А. Кравцова-Гракова, Н.Я. Мерперт) и пр. При этом были возрождены и резко активизированы археологические центры в Воронеже, Казани, Самаре, Чебоксарах, Саратове, Волгограде и ряде других городов, в том числе Урала и Сибири. Сектор играл во всех этих позитивных актах самую активную роль, что обусловило и осведомленность его о последних открытиях и возможность использовать их материалы в своих исследованиях и публикациях.

Выработанную таким образом «стратегию» деятельности сектора после кончины С.В. Киселева в ноябре 1962 года использовал и сменивший его Евгений Игнатьевич Крупнов, прекрасный кавказовед, поднявший эту, ставшую уже традиционной для русской археологии проблематику на уровень одной из важнейших в евразийской праистории. Е.И. Крупнов расширил рамки своих исследований феномена Кавказа в целом, в том числе его особой роли как северного форпоста древнейших в мире ближневосточных цивилизаций на территориях, смежных с Восточной Европой и Центральной Азией и в значительной мере обусловивших весь ход дальнейшего развития Старого Света. Огромной заслугой Е.И. Крупнова стало установление постоянного плодотворного контакта с Закавказскими и Северокавказскими научными центрами, поддержка их, особенно, в деле подготовки высококвалифицированных научных кадров, что привело к расширению и всемерному углублению археологических исследований всех регионов Кавказа, прежде всего, в периоды ранее почти неизвестного неолита с формированием и развитием раннеземледельческих культур до блестящих энеолита и бронзового века, явившихся одними из значительнейших феноменов в истории становления, развития и распространения древней металлургии.

В секторе появилась целая группа талантливых и предельно активных учеников Е.И. Крупнова, прежде всего, Р.М. Мунчаев, очень быстро завоевавший почетное место и под кавказским, и под московским солнцем, возглавляющий ныне работу над отмеченной выше проблематикой, а также В.И. Марковин, И.Г. Нариманов, Т.А. Бунятов, В.В. Бжания и др. Полевые исследования охватили районы, остававшиеся ранее terra incognita, такие как горный (да и равнинный) Дагестан, Абхазия, Чечня, Ингушетия и пр. Появились специальные монографии, посвященные как Кавказу (особенно Северному) в целом, так и конкретным его регионам, всем основным периодам праистории и конкретным их культурам, общим проблемам исторического масштаба (подобных переходу от присваивающей экономики к производящей) и местным их проявлениям. Е.И. Крупнов инициировал дальнейшее развитие сформулированной еще Б.А. Куфтиным и А.А. Иссеном изучения роли Кавказа в распространении воздействий ближневосточных цивилизаций на значительную часть Евразии. Я вспоминаю, с какой искренней радостью он помогал мне осветить эту тему в курсе «Археология древнего Востока», который я читал в Московском университете в семидесятые годы минувшего века.

Вместе с тем, он уделял должное внимание исследованию фактически всех прочих регионов страны, где именно при его руководстве сектором в актив следует вписать важнейшие открытия памятников северного мезолита (С.В. Ошибкина), верхнего палеолита центра европейской России (Д.А. Крайнов, Л.В. Кольцов, А.В. Сорокин) и бронзового века Урала (В.Н. Чернецов, В.И. Мошинская), Западной Сибири (М.Ф. Косарев) и Центральной и Восточной Сибири (Ю. Гришин, М.А. Дэвлет). В этот же период заметно расширены зарубежные исследования сотрудников сектора как в классических областях Ближнего Востока (Н.Я. Мерперт, Н.О. Бадер) и в Афганистане (Р.М. Мунчаев, Г.А. Кошеленко), так и в ранее абсолютно неисследованных областях Заполярья.

Большое внимание, в частности, было уделено исследованиям Н.О. Бадера в Каповой пещере на Урале, где впервые на территории нашей страны были открыты памятники монументальной палеолитической живописи, прежде всего, фигуры мамонтов. Вообще, палеолитическая проблематика, плодотворное развитие которой ранее было связано, прежде всего, с Санкт-Петербургом (С.Н. Замятин, Б.Б. Борисовский, З.А. Абрамова) стала активно разрабатываться именно в указанное время.