XVI. Окно в Европу

В октябре 1959 года в Чехословакии состоялся симпозиум «Европа в конце каменного века». Начиная с 1954 года значительно оживились связи археологов нашей страны со своими зарубежными коллегами. Если вначале связи касались лишь генеральных мероприятий — Международных конгрессов праисторических и протоисторических наук в Риме и Гамбурге, то в конце 50-х годов они распространились и на рабочие симпозиумы, посвященные конкретным проблемам мировой археологии, ее методам.

Одной из таких проблем должен быть признан в наши дни еще дописьменный период развития европейского населения, непосредственно предшествующий началу бронзового века. Проблема эта являлась ключевой и имела определенную специфику в различных европейских регионах. На обширной территории Европейской России, Северного Кавказа, Украины, Белоруссии и Молдавии специфика эта проявляется с особой четкостью, в целом демонстрируя многообразие форм производящей экономики.

Основных аспектов было два. Первый — раннеземледельческий. Сразу вспоминаем знаменитое Триполье. И его не менее знаменитую исследовательницу Татьяну Сергеевну Пассек. Второй — комплексное хозяйство бескрайней степной и лесостепной полосы, с выработкой специфической экономики с сочетанием подвижного и полуоседлого укладов.

В институте получили приглашение. Ученый совет предложил принять участие в конференции и послать на нее в тогдашнюю Чехословакию Татьяну Сергеевну и меня. Спешно подготовили доклады — Татьяна Сергеевна о Триполье, я о ямной культурно-исторической области.

До открытия конференции оставалось еще дней десять, и все эти дни мы с Татьяной Сергеевной оставались в подвешенном состоянии: из тогдашнего иностранного отдела не прозвучало ни «да», ни «нет». Благополучный конец был чистой случайностью. В те дни Борис Александрович Рыбаков был в командировке в Праге. Там он был принят президентом чехословацкой Академии наук академиком Зденеком Неедлы. Зденек Романович в годы войны работал в Москве, где читал курс славяноведения в университете. Я сдавал ему экзамен, и он меня запомнил как одного из первых студентов — инвалидов войны. Относительно конференции он был в курсе дела и знал имена обоих ожидаемых в Праге русских археологов. Б.А. Рыбаков (тогда он еще не был директором нашего института) был возмущен бюрократическим равнодушием иностранного отдела, они вместе с академиком З. Неедлы немедленно приняли меры, и, пусть с некоторым опозданием, в самом конце церемонии открытия конференции, поздно вечером 5 октября 1959 года, мы с Татьяной Сергеевной появились в замке Либлице, где нам предстояло жить, работать и общаться фактически со всей элитой европейской первобытной археологии.


Замок Либлице: место проведения симпозиума.


Прага. Карлов Мост


Т.С. Пассек и Мария Гимбутас (США)


С тех пор минуло полвека, большую часть этого срока я провел за рубежом — в экспедициях, на пленумах, конференциях, симпозиумах, совещаниях, съездах. Но Прага—Либлице 1959 года навсегда останется для меня первым и подлинно незабываемым событием, предельно насыщенным и в научном, и в культурном аспектах и, что наиболее ценно, обеспечившим возможность свободных и широких контактов с выдающимися деятелями нашей науки из более чем двадцати европейских стран, в том числе и из США.

Большая часть участников конференции — поколение ровесников первой половины — середины XX в., из которых рекрутировалась блестящая археологическая когорта, чья деятельность в области праистории нашего континента на протяжении нескольких тысячелетий была в известной мере подытожена конференцией 1959 года. Ее проблемный хронологический, методический и географический охваты достаточно значительны.

...В замок Либлице нас привез с аэродрома ученый секретарь археологического института Чехословацкой академии наук Иржи Грала, уже добрый мой знакомый; я занимал ту же должность в нашем институте и, естественно, в Москве нас связывали активные контакты. При входе в замок нас приветствовал академик Ярослав Бем — один из ведущих археологов Европы, возглавляющий археологический институт Пражской академии. Он же днем открывал конференцию.

Сейчас же был поздний вечер. Но весь конгресс был в замке, на третьем этаже, в своего рода «зоне свободного общения». Там, под крышей, было два зала — большой и малый. В первом было много молодежи как делегатов конференции, так и рядовых ее участников, очень оживленно обсуждался первый день, уже появились карикатуры на прибывших корифеев, абстрактные и реалистические рисунки, слышались взрывы хохота, прогнозировались дискуссии. Нас встретили очень тепло: в целом обстановка была превосходной, пусть для нас и непривычной. Меня забросали вопросами, но академик Я. Бем тут же увел меня дальше, к малому залу, где общались «носители хрестоматийно известных имен», а проще — крупнейшие праисторики из 22-х стран Европы и из Америки. Здесь разбегались и глаза, и мысли.

Первыми на конференции были поставлены доклады, представлявшие памятники Балкан, Нижнего Подунавья и Западного Причерноморья. Авторы их: М. Гарашанин из Белграда, Г. Георгиев из Софии, Д. Берчу из Бухареста и Т.С. Пассек из Москвы — не нуждаются в представлении.

Следующим утром была продолжена уже регулярная работа конференции, сразу же поразившая меня организованностью, четкостью и качеством докладов, каждый из которых давал исчерпывающее представление.

М. Гарашанин — крупнейший сербский ученый, за много десятилетий своей деятельности охватил все основные проблемы праистории Балкан и Нижнего Подунавья. В своем докладе на конференции он рассмотрел их с максимальной широтой с всесторонним анализом материалов каждого памятника, каждой ступени его развития. Основная тема — переход от неолита к энеолиту — сохраняет свое стержневое положение в докладе, но представлена она на прочной базе всего предшествующего развития региона.

При широте охвата доклада М. Гарашанина, определении особого места Балкано-Дунайского региона в праистории Европы и эталонном характере рассмотренных докладчиком памятников для исполнения стоящей перед конференцией основной задачи, по яркости, информативности и характеру материала ему не уступал второй доклад, посвященный тому же Балкано-Дунайскому региону и той же проблеме — переходу от неолита к энеолиту.

На этот раз основное внимание конференции было сосредоточено на обширной территории Верхне-Фракийской долины, охватившей широкой полосой центральную часть Болгарии на площади свыше 400 км от сербской границы на западе до Причерноморья на востоке, от Средней горы и низовий Дунавья на севере до Родопского хребта на юге. На этой полосе насчитывается не менее 500 разновеликих, но в большинстве своем крупных теллей, в том числе знаменитое Караново близ г. Новой Загоры с семью отдельными слоями, достигающими толщины 12,40 м.

Телли Верхне-Фракийской долины давно привлекли внимание как болгарских, так и зарубежных исследователей. Русский археолог В.А. Городцов еще в 20-х гг. XX в. справедливо указал огромную перспективность этих исследований и необходимость придать им масштабный характер, но долгое время раскопки теллей имели зондажный характер. Это коснулось и Каранова, где первые раскопки В. Микова в 1936 году носили спасательный характер, ограничившись небольшим шурфом. Лишь в 1947 году уже под общим руководством В. Микова и Г. Георгиева начались широкомасштабные раскопки Каранова. Раскопки продолжались вплоть до 1957 года — десять лет. Основание памятника времени его первичного заселения в раннем неолите представляло собой эллипс размерами 250×150 м. Профессор Г.И. Георгиев подробно остановился на стратиграфии. Им в целом обосновано наличие семи слоев.

Если доклады М. Гарашанина и Г. Георгиева могут быть эталонными для Юго-Восточной Европы, то в наименьшей мере это относится и к территории Румынии. Она отмечена чрезвычайно ранними, начиная с докерамического, в определенной мере обусловленными прямыми контактами с раннеземледельческим неолитом Ближнего Востока, но севернее непосредственно усложненными как прямыми, так и опосредованными воздействиями центрально-и восточно-европейских неолитических культур. И эта непростая ситуация детально была представлена в двух больших докладах Д. Берчу. Первый касался относительной хронологии неолита Нижнего Подунавья в свете новейших румынских исследований. В нем с неизменной последовательностью охарактеризованы все основные культурные общности Румынского Подунавья. Автором отмечены основные параметры последовательных этапов развития, начиная от протонеолита.

Автором выделены три группы раннего неолита, эволюция которых охватила три субпериода, различных по ритму и сроку окончания. В Добрудже не было отмечено никакого разрыва между ранним и средним неолитом, культура Хаманджия продолжала свое собственное развитие вплоть до начала культуры Гумельница (в ее южнодунайском варианте). Подобный характер развития с хронологической спецификой регионов отмечен для юго-запада Олтении (культура Винча развивается почти синхронно периоду Винча— Плочник I вплоть до возникновения культуры Салкуца). И подобные колебания локальных хронологических соотношений отмечены для целого ряда районов. Дальнейшее развитие древнего неолита привело к формированию уже на базе двух предшествующих групп — Прото-Криш и Прото-Хаманджия — четырех общностей: Старчево-Криш, Винча (ранняя фаза А и В, или Винча Турдош), обе южно-эгейского происхождения; культура линейной керамики центральноевропейского происхождения и культура Хаманджия средиземноморского характера.

...К серии докладов о блестящей нео-энеолитической эре в истории юго-восточных регионов нашего континента относился доклад Т.С. Пассек «Проблемы энеолита юго-запада Восточной Европы». Имя это было уже хорошо известно и в России, и за ее пределами. Выйдя из высшего эшелона Санкт-Петербургской интеллигенции, Татьяна Сергеевна была природой отмечена поразительной красотой, неповторимым обаянием, умением придать шарм и грацию всем своим действиям, вселять поэзию в самую, казалось бы, сугубую археологическую прозу.

Семья Пассек была воистину легендарной. Были они то ли в родстве, то ли в свойстве с А.И. Герценом. Бабушка ее была другом и соратником Гарибальди и прошла с ним его великие походы. Рано занявшись археологией, Татьяна Сергеевна сумела уже одной из первых познакомиться и с начинающимися исследованиями Южного Кавказа, и с бескрайними просторами Черноморско-Каспийских степей и наконец абсолютно закономерно заняла главенствующую позицию в разработке основных проблем трипольской культуры, выработав новую методику раскопок ее памятников, установив их периодизацию и специфику отдельных групп, их место в трипольской общности, а последней — в раннеземледельческом энеолите Юго-Восточной Европы.

Еще в 1930-е годы Т.С. Пассек поставила вопрос об основных компонентах трипольской общности. Основным критерием была здесь превосходная расписная керамика, уже тогда подвергнутая классификации, позволившая внутри общности определить конкретные группировки в энеолите и поставить вопрос об их корнях в предшествующих неолитических культурах. Так, в систему были включены собственно трипольские племена лесостепной зоны междуречья Днепра и Днестра. В Поднестровье вторая группировка связывалась с неолитической культурой Боян, явившейся одной из основ раннетрипольской культуры, тогда как третью группу, частично охватывающую Верхнее и Среднее Поднестровье, составили неолитические племена культуры линейно-ленточной керамики в среднем периоде их развития. Четвертая группировка, тогда еще только открытая трудами самой Татьяны Сергеевны на Буге и среднем Днестре, обусловлена поздненеолитическими памятниками южно-бугской культуры, соответствовавшей культуре типа Кереш в бассейне Прута.

Хозяйство конкретных трипольских территориальных групп специфично, что определяется особенностями его экологии и исторического окружения. Наряду с земледелием развивается животноводство, причем на ранних этапах доля одомашненных животных еще не уступает доле объектов охоты. Основным материалом для производства орудий остается камень, но медь уже представлена такими малыми формами, как шилья, рыболовные крючья, бусы. Керамика примитивна и включает три основные группы: с углубленным спиральным орнаментом, тонкостенную, лощеную с каннелюрами и грубую кухонную. Росписи еще нет, но появляется покраска и углубленный орнамент с заполнением белой пастой. Появляются женские глиняные культовые статуэтки, традиционные для земледельческих племен.

На среднем этапе число и размеры поселений заметно возрастают, насчитывая до 200 домов. Поселения же в целом часто окружались оборонительными рвами. Для керамики среднего этапа наиболее характерны сосуды со спиральной росписью красной, черной и белой красками, хотя сохраняются и раннетрипольские формы с углубленным орнаментом и примесью шамота в глиняном тесте, широко распространенные на раннем этапе.

В хозяйстве среднего этапа вновь усиливается роль земледелия и скотоводства, что способствует также дальнейшей активизации межплеменного обмена, включая заметное увеличение медных изделий на средне- и позднетрипольских памятниках (включая изготовленные из чистой меди плоские клиновидные топоры, секиры, кольца. Широко используются богатые выходы кремня Поднепровья).

Особое внимание на конференции 1959 года было уделено дискуссионным вопросам расселения и судеб трипольского населения, последовавшим за периодом его расцвета. В процессе возрастающих переселений они распространяются в верховьях Днестра и по Днепру, на севере занимают южные окраины Волынского полесья, на востоке переходят на левый берег Днепра и в бассейн Десны, на юге из Южного Побужья продвигаются в степные пространства к берегам Черного моря (Усатово). Отдельные находки встречены и в излучине Днепра. Продвигаясь в новые районы, трипольские племена приобретают новые черты, характерные для населения степных и лесостепных областей. Наряду с расписной посудой у них распространяется керамика с примесью в тесте мелкотолченой раковины и украшенная оттисками перевитой веревочки. Но вместе с тем Т.С. Пассек определенно подчеркнула, что комплекс находок в целом остается характерным для трипольской культуры (поселения и жилища, формы и роспись сосудов, антропоморфные статуэтки, орудия труда). Отдельные инновации, отмеченные на позднем этапе, объясняются воздействием вклинивавшихся в их среду степных племен.

С особым вниманием выслушали сообщение Марии Гимбутас (тогда сотрудника Кембриджского университета США) — первый доклад о древнеямной культуре наших Каспийско-Черноморских степей на западном археологическом форуме. Узнал я о нем с известным предубеждением, поскольку сам заявил ту же тему, но доклад произвел на меня благоприятное впечатление: мы успели обсудить с Марией все наиболее острые вопросы и пришли к полному согласию по ним.


М. Гимбутас и Н.Я. Мерперт


Объезд археологических объектов Чехии. 1959 г.


В дальнейшем нас связали тесное научное сотрудничество, истинная дружба и совместная разработка крупных научных проблем (прежде всего, индоевропейской). Они продолжались более 30 лет, вплоть до ее кончины в 1994 году. И здесь я хотел бы посвятить несколько строк памяти этого крупного ученого, внесшего весомый вклад в первобытную археологию и древнюю историю Европы. Она прожила 73 года и прошла очень нелегкий путь от эмигрантки, вынужденной покинуть свою родную Литву, до одного из самых авторитетных археологов США, автора свыше двадцати монографий и двухсот статей.

Особо значимо для нас исключительное внимание, которое на всех этапах своей деятельности уделялось М. Гимбутас открытиям в области первобытной археологии европейской России и в смежных ей регионах Прибалтики, Белоруссии, Украины, Молдовы. Ее ценная монография 1956 года, охватившая огромный период от раннего неолита до среднего бронзового века, явилась для западной археологической литературы наиболее полным и адекватным отражением состояния археологических исследований на этой территории вплоть до середины XX века. И не менее информативна, в том числе и для русского читателя, следующая монография М. Гимбутас, расширявшая географические и хронологические рамки ее исследования до Центральной и Восточной Европы в целом. Дальнейшая ее деятельность в области археологии подчинена двум проблемным направлениям: индоевропейской проблеме и предшествующему индоевропеизации нео-энеолитическому периоду истории нашего континента. С последним связаны ее плодотворные полевые исследования многослойных поселений неолита, энеолита и раннего бронзового века Боснии, Македонии, Греции. Что же касается индоевропейцев, то будучи последовательным сторонником гипотезы восточно-европейской степной прародины индоевропейцев, М. Гимбутас в ряде крупных работ предложила свою версию обоснования как самой прародины, так и путей и этапов продвижения и индоевропеизации остального континента, а далее и некоторых районов Передней Азии.

...Но вернусь к конференции. Уже доклад Т.С. Пассек, как и последующие сообщения, состоялись не в Либлице, а в Брно, куда переместилась конференция. При этом наши чешские хозяева выработали маршрут, позволивший нам посетить ряд известных археологических объектов, в том числе и нео- и энеолитических, поражающих продуманностью и совершенством методики их вскрытия. Особое впечатление произвело на нас снискавшее мировую известность поселение Биланы. При осмотре его целый ряд прецедентов неолитических базовых слоев, включившихся в процесс перехода к энеолиту, был прокомментирован нам профессором Богумилом Соудским, подчеркнувшим, что процесс носил в основном характер «продолжающейся эволюции», что крайне важно для понимания специфики развития культуры линейно-ленточной керамики — одной из самых значительных в Центральной Европе.

Естественно, посетили мы и Пражский национальный музей с его превосходной, принципиально новой экспозицией, позволяющей единовременное обозрение синхронных, но отличных значительной спецификой, а иногда и заметно различных памятников многих регионов страны, демонстрируя многообразие их развития, внутреннее соотношение и характер внешних связей. Ознакомление с экспозицией сопровождалось ярким комментарием директора музея, известнейшего чешского археолога профессора Иржи Неуступного. Он напомнил о первых этапах разработки энеолитических проблем в начале XX века в Моравии Я. Паллиарди, в Богемии А. Стоцким, каждый из которых основывал свою концепцию энеолита на своей трактовке стратиграфии Старого Замка в Йевишовице (Юго-Западная Моравия). Они связывали энеолит с различными группами населения, тогда как Аксамит и Менгина видели здесь этап укрепления постройки.

Чрезвычайно сложная проблематика энеолитических культур Центральной Европы, охватывавшая территории Венгрии, Чехии, Словакии, Польши, Восточной Германии была представлена на конференции рядом крупнейших специалистов названных стран — Я. Баннером, И. Куциан, И. Неуступным, Е. Неуступным, А. Точеком, К. Язджевским, Я. Ковальчиком, В. Мухой, Э. Пресловой, М. Запотоцким, Б. Соудским, Г. Беренсом, И. Прессом, У. Фишером. Трудно отдать предпочтение одному или нескольким из них, да и не в этом состояла цель организаторов этого замечательного мероприятия. Хотел бы отметить превосходный доклад профессора Иржи Неуступного о самом зарождении термина «энеолит», его историческом содержании, специфике конкретных регионов Чехии и Словакии, с которыми он связан и своим происхождением, и первыми дискуссиями по всем основным его параметрам, и именами.

Появившись на грани XIX и XX веков термин «энеолит» был тогда же принят главой Российской Императорской археологической комиссии графом А.А. Бобринским. Не менее своеобразно происходил переход к энеолиту, как, впрочем, и формирование базовых для него неолитических культур, и в регионах Западной и Северной Европы, где самобытность и полицентризм обоих процессов сочетались с усиливавшимися воздействиями средиземноморского и переднеазиатского круга. И здесь возникали культурные образования различных масштабов и культурной насыщенности, сыгравшие большую, а в ряде случаев и огромную роль в заселении, экономике и культурном развитии этой части континента. Всем им на конференции (симпозиуме) было уделено максимальное внимание, их проблематика рассматривалась такими корифеями европейской праистории, как Стюарт Пигготт и Глен Дэниэл (Великобритания). Первый из них рассмотрел фактически сложнейшую проблему первичного заселения Британских островов, роль в этом процессе материковых воздействий и собственного последовательного развития. Вопрос о происхождении Уиндмилл-Хиллской культуры достаточно сложен, но преобладает версия о западных ее корнях. Хотя они и поставлены ныне под сомнение и соответствующая дискуссия по этой проблеме продолжается. Ст. Пигготт представил создавшуюся ситуацию всесторонне с учетом всех pro и contra каждой версии. Впрочем, это отличает всю многообразную деятельность замечательного английского ученого, творчеством которого я заинтересовался еще в аспирантские годы в связи с... арийской проблемой и древней историей Индии. Оказалось, что еще в 30-е годы, находясь на военной службе в этой стране (где возглавлял топографические работы), он достаточно скоро написал одну из лучших монографий по ее археологии и древней истории. Несколько позже им же была создана лучшая по настоящее время монография по важнейшей проблеме возникновения и истории колесного транспорта. Уже не говоря о классических трудах по первобытной археологии Англии и Шотландии.

Я имел счастье в дальнейшем многократно встречаться с С. Пигготтом и всегда поражался его железной логике и эрудиции. Он неизменно интересовался российскими археологическими открытиями, но не только: восхищался, например, Галиной Улановой. А в Англии мне сообщили, что он очень даровитый поэт, но публикуется под строго засекреченным псевдонимом. Пройдет пятнадцать лет и на другой конференции — британско-русской, посвященной ближневосточной проблематике, Пигготт радостно вспоминал нашу первую встречу и всячески поддерживал русскую делегацию. Как и С. Пигготт, Г. Дэниэл живо интересовался археологическими открытиями в России, особенно в Северном Причерноморье и на Кавказе.

Вслед за докладами английских ученых симпозиум рассмотрел проблемы неолита Франции, представленные в обзорном докладе Жерара Бейлуа. Известным дополнением к этому обзору явился доклад Жерара Байу о распространении «культуры хлебных блюд», включенной в обширную Михельсбергскую культурную область, охватившую Францию, Бельгию, Рейнскую область Германии, частично Швейцарию.

Естественно, культуры северного неолита с их быстрым развитием, обилием и многообразием вариантов, распространение как к западу и северо-западу, так и к востоку и юго-востоку, начиная с культуры воронковидных кубков и далее до трансформации позднепалеолитических культур в ранненеолитические, заняли должное место в работах конференции. Этой проблематике было посвящено фактически большинство докладов, подготовленных представителями различных стран и школ.

Прежде всего, рассматривался вопрос о начале южноскандинавской культуры воронковидных кубков. На симпозиуме этой сложной проблеме было уделено особое внимание. В частности был представлен доклад известного германского специалиста по неолиту Европы Г. Беренса, который доказал наличие трех основных компонентов, определивших формирование большой культурной области воронковидных сосудов ресенской ранненеолитической культуры Южной Скандинавии — с одной стороны, и северо-западной германской культурной керамики с глубокими наколами — с другой.

Распространение культур воронковидных кубков, особенно на средних и поздних ступенях их развития, на различные регионы континента заметно усложнило археологическую ситуацию в этих регионах. Особенно коснулось это смежных областей Центральной и Восточной Европы, в этом плане особый интерес представляли доклады польских, чешских, венгерских, словацких ученых, среди которых были такие корифеи, как Конрад Язджевский, Янош Баннер, Ида Куциан и др. Польский археолог Ян Ковальчик представил, например, доклад «Культура воронковидных кубков и триполье».


Роберт Эрих (США)


П.Р. Гийо (Франция)


Чешский секретариат симпозиума. На заднем плане Ст. Пигготт (крайний слева), П.Р. Гийо, Э. Вогт (Швейцария), Э. Плеслова (впереди слева)


Академик Милутан Гарашанин (Югославия)


Антон Точек (Словения)




Загрузка...