Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога

XXV. Египет—Судан, 1962-1963 гг.

... Сейчас мы опять плывем по Нилу, плывем в пятый раз. Мы делегация, которой надлежит ознакомиться с постановкой археологических исследований в Судане и установить необходимые связи с их авторами.

Вопрос о путешествии в Судан прояснился лишь позавчера: из Каира сообщили, что Судан дает «Ок». Известно ли это в их пограничном с Египтом пункте — Вади-Халфе — неясно. Формальных виз у нас нет, едем на одном «телефонном» подтверждении. Следуем мы вчетвером: Борис Борисович, Петр Дмитриевич, Олег и я.

К 12-ти часам мы дождались секретаря консульства, привезшего наши паспорта с выездными египетскими визами. Прощай Ассуан! Вряд ли когда-либо увидимся. В последний раз смотрю на гигантскую, полузасыпанную песком скалу по ту сторону Нила. Она сейчас — в 12 часов — ярко освещена солнцем, прекрасно видны входы многочисленных скальных гробниц и три сохранившихся грандиозных скальных лестницы, ведущих к гробницам Сабни, Мена и Хунеса.

Шелал — главная южная пристань Ассуана в 16 км к югу от города. Нет там ни кранов, ни портовых сооружений, ни обычной суеты. Около них — пароход. В третьем часу дня мы водворились в каютах первого класса. Сам пароход колесный, на пароходе ресторан, два салона — верхний и нижний, и служебные помещения. Сбоку же к нему прикреплены два двухэтажных дебаркадера, вторые этажи заняты каютами 1 и 2 класса. Впереди он еще толкает двухэтажную баржу 3 класса. Там целые семьи с детьми, скарбом, баранами, верблюдами. На корме развевается желто-зеленый флаг Республики Судан. Еще одна «заграница». Основное «население» парохода — журналисты и экскурсанты из ФРГ.

22 марта

Чуть ни первый истинно африканский день: жара. Чувствуется юг: от Каира уже много более тысячи километров. Мимо проходят те же нубийские пейзажи, хотя и более экзотичные и живописные: зубчатые фантастические скалы подступают ближе к берегу, на одной гигантской, врезавшейся в воду скале хорошо видны остатки разновременных укреплений — от древнеегипетских до мусульманских. Это знаменитый Каср-Ибрим. Очень много пальмовых рощ — они уже почти сплошной полосой обрамляют берега.

Печет вовсю. Многие ищут тени. Настоящая Африка начинается только сейчас. И, вместе с тем, наступает пик нашего путешествия — момент, о котором мы так мечтали оба года работ в Нубии: момент встречи с величайшим памятником древнеегипетской и мировой культуры — храмом Абу-Симбел.

И вот он настал. Слева по борту у восточного берега проходили затопленные рощи, справа — обычные пески и скалы пустыни. И вдали — у поворота реки, на западном берегу стали отчетливо видны выемки в огромной скале и колоссальные статуи. Великий Абу-Симбел!

И вот они уже передо мной — четыре восемнадцатиметровых статуи Рамзеса II. Великий завоеватель сидит недвижно и незыблемо. Он больше всех, нет и не было ему равных, и здесь, в южных пределах его державы, в пустыне утвердил и олицетворил он свое могущество созданием невиданного храма. Лица статуй обращены на восток. Они бесстрастны, невозмутимы и беспощадны.

Статуй четыре. Верхняя половина второй слева разрушена. Лица остальных совершенно одинаковы. Между парами статуй, над высокой прямоугольной дверью, в прямоугольной же нише — сокологоловый бог с солнечным диском на голове, а также ряд рельефов. У подножья статуй — священные ястребы; наверху же, увенчивая всю нишу, — ряд сидящих павианов, их 20 или 22. Стены дромоса, ведущего ко входу, покрыты рельефами — вереницы пленников с выразительными и индивидуальными лицами и подчеркнутой этнической спецификой (могут быть выделены египтяне, и нубийцы, и евреи, и др.).

У подножья гигантских статуй более 200 статуй жен и детей, обрамлявших проход к высокой двери во внутреннюю часть храма. Основные параметры последней: углубление в скалу по горизонтали — 65 м, высота залов — 33 м, общая их ширина — 38 м. Всего залов 8.

Внутри — в первом зале — ряд колонн-статуй Рамзеса с лицами, обращенными друг к другу. На правой стороне — битва с хеттами, взятие Кадеша, избиение пленных. Маленький, умоляющий о милости хеттский царь, на левой стене — битва с сирийцами — очень большие рельефы — Рамзес на колеснице с луком, атакующий сирийскую крепость, Рамзес, убивающий вражеского царя, Рамзес — победитель на колеснице (отметим для ясности, что битва при Кадеше 1286 г. до Р.Х. закончилась либо победой хеттов, либо с ничейным результатом). Рамзес II чудом избежал плена, а заключенный после этого хетто-египетский мир оказался чуть ли не самым долговременным и прочным во всей истории отношений между этим двумя странами. И на всех отмеченных изображениях у Рамзеса II одно лицо.

Последняя комната храма Рамзеса — «святая святых», длиной около семи и шириной 4 м, имеет небольшой алтарь и четыре сидящих в одинаковых позах фигуры: трех богов — Амона-Ра, Птаха, Хармакхиса, и одного смертного Рамзеса II. Лица их обращены к востоку, к двери — единственному источнику света: при восходе солнца сюда проникает единственный луч, на секунду или доли ее, освещая лица богов и Рамзеса.

Еще раз подчеркну, что храм выдолблен в скальной породе при отсутствии естественного освещения и дефиците воздуха. Труд этот был бесконечно тяжелым как для рабочих, удалявших породу, так и для художников, покрывавших культовыми рельефами большую часть плоскостей внутренних стен. Собственно, это не рельефы, а многоцветная роспись, контуры которой подчеркнуты глубоко срезанными линиями.

В сотне метров к северу от Большого храма был выдолблен Малый храм царицы Нефертари. Уступая в размерах храму фараона, он отнюдь не уступает ему в изяществе и художественном оформлении, выполненном, как мне представилось, чрезвычайно талантливым художником. Вход здесь обрамляется шестью статуями (а вернее, глубокими горельефами высотой до 10 м), выше же расположен ряд картушей. Последние покрывают и разделяющие фигуры контрфорсы. Внутренняя же роспись превосходна, особенно фигура Изиды, самой Нефертари и Хатхор (Хатор). Художник сумел противопоставить их женственность и обаяние суровому и даже жестокому характеру росписи Большого храма.

Повстречали мы здесь и старых знакомых. Оказалось, что сторожем в Абу-Симбеле работает прошлогодний герой наших приключений в Дакке и Хор-Дауде — нубиец Абда, хитрец и бездельник, но личность весьма колоритная. Встретил нас он восторженно, водил вдоль берега, поил суданским чаем, показывал священное озеро, в котором живет столетний беззубый, но тоже священный.

Вторая встреча нас по-настоящему обрадовала. Совершенно случайно приехал в Абу-Симбел наш инспектор в 1961-1962 годах Фуад Якуб, ныне работающий в экспедиции Чикагского университета. Этого прекрасного человека мы многократно поминали добром.

Пароход отходит. Прощался с Абу-Симбелом со смешанным чувством.

К утру мы уже в Судане. Пейзаж заметно изменился: Нил сузился, вернувшись в нормальное свое русло, берега стали зелеными: поля, кустарники, пальмовые леса создают сплошные зеленые полосы, обрамляющие великую реку. В ряде мест пальмы стоят очень густо — сплошной стеной.

Ночевали на пароходе, чтобы с утра заняться пограничными формальностями. Прибежал к пароходу очень любезный негр-чиновник в шортах, белоснежной рубашке и сандалях, выслушал нас и радушно сказал: «Прежде всего, милости просим в Судан! Приятного пребывания! Все остальное — ОК». Забрал наши паспорта и тотчас оформил все необходимое. Таможню прошли моментально, а вернее — вовсе не проходили. На пристани чисто, просторно и спокойно. Вышли к самому железнодорожному полотну: отсюда нам ехать в Хартум поездом. До отправления больше трех часов — успеем хоть галопом познакомиться с первым суданским городом.

А пока окончилось самое большое путешествие мое по Нилу. Рад, что под конец экспедиции увидел его настоящим, нормальным, таким, каким был он в далекую эпоху появления одной из первых загадок человеческой цивилизации.

Пока же собираемся в город, но нужно где-то оставить вещи, а их немало, в том числе вся раскопочная документация. Нужна камера хранения, но в городе их нет. Поставили все наше добро у стенки первого же дома и отправились в город. Он очень приятен: прямые улочки, чисто, все прибрано, ни толчеи, ни тряпья, ни запахов. И славный контраст с Египтом: ни одного портрета президента. Зато в одной из лавок большой портрет Ю. Гагарина. И более того, на базаре в другой лавке висел портрет... Пушкина. Лавочник говорил по-французски и пояснил мне, что это великий африканский поэт, живший в России. Были мы и в местном музее с небольшой, но заботливо собранной этнографической коллекцией, само наличие которой в пограничном городке вызывает уважение.

Вернулись на пристань — станцию. Все наши вещи были, конечно, в полном порядке, а нас ждал уже поезд с белыми вагонами, окна которых до половины были затенены.

Нас поместили в вагон высшего класса, очень чистый, стены узкого сводчатого коридора облицованы под красное дерево, двери одноместных купе с медными кассетами для визитных карточек пассажиров. Все купе одноместны, но при желании пассажиров они могут попарно соединяться внутренними дверями. Внутри — широкие диваны, откидные кресла, а в углу откидной столик, выдвижной умывальник, шкапчик с зеркалом. А главное — вентилятор, правда, возможно, еще викторианской эпохи. Каждому принесли большой термос с холодной водой.

До Хартумы 924 км. Вначале поезд должен пересечь излучину Нила — это 300-350 км пути по пустыне, затем опять выйдет к Нилу. И вот — едем. Мимо проходят нубийские деревни, как близкие Дакке и Кубани, т.е. соседям нашего лагеря, так и весьма своеобразные. На стенах домов — часто кирпичных — особенно у дверей нередко изображены белое кольцо или стрела, сочетающаяся с кольцом. У станций почти постоянно стоят круглые дома с коническим перекрытием, кончающимся железным шпилем, прикрывающим, очевидно, выход трубы. И эти дома кирпичные, конус покрыт белой штукатуркой. На станциях пустынно, тихо, но выходят единичные нубийцы — мужчины и женщины с лепешками, яйцами, кувшинами с водой или подносами с чайниками и стаканами.

Абу-Симбел, вид с запада

24 марта

Проснулся около пяти. На востоке — сияющая розово-оранжевая полоса. А за окном — саванна — африканская степь, серо-желтая, покрытая кустарником и характерными для данной местности растениями. Поселки напоминают нубийские: тоже большие глиняные дома, вернее огороженные стенами участки, только отсутствуют штукатурка и рисунки, а отдельные части заметно приподняты.

По степи бродят стада коз, овец, верблюдов (стада последних вижу впервые). Видимо, они уже привыкли к поездам и подходят вплотную к ним, позволяя спокойно себя рассматривать.

Временами дорога подходит вплотную к Нилу, совсем другому, отличному от Асуана: Нилу нормальному, без двухкилометровой глади и мертвого, фантастического каменного обрамления. Здесь Нил живой, сравнительно неширокий, бегущий между низкими зелеными берегами. У воды растительность особенно густая.

Женщины-негритянки держатся куда свободнее и живее нубиянок. На станциях их много, они выносят к поезду свои изделия, в том числе плетеные из дранки щиты изумительной раскраски. Одежды их многоцветные и чистые; черного цвета, доминировавшего в нубийских деревнях, мало.

На площадках нашего вагона висит еще один заслуживающий уважения призыв по-арабски: «Бросая пищу и деньги из поезда детям, ты приручаешь их попрошайничеству и нищенству, а это извращает характер народа. Более того, иностранцы будут думать, что суданский народ — попрошайки и смотреть на него будут глазами презрения».

Молодцы суданцы!

К полудню небо затянуло облаками. Впервые за много месяцев увидел даже тучу. Посмотреть бы еще тропический ливень! Но — увы! — надежды мало: небо очищается.

Прибыли на станцию Шенди. Стоим на запасном пути: на основном произошло крушение. Упали четыре вагона, лежат поперек рельс, даже разрушили часть станционных построек. Жертв, к счастью, не было, но простоять придется долго: пока лишь начинают сдирать крышу с лежащих на боку вагонов — необходимо расчищать внутренние помещения поезда.

Уходим в вагон, объединяем с Олегом наши купе. Температура в тени около 40°. Все металлические детали — горячие. К поручням невозможно прикоснуться: они накалены. Тронулись около пяти. Поселок Шекда довольно велик, на краю его расположены стадион и школа — большой благоустроенный участок с современными зданиями и целым спортивным городком: футбольным полем, баскетбольными и волейбольными площадками. И чудесные ребятишки — чистые и приветливые.

Около девяти вечера вдали показались многочисленные огни, а вскоре поезд, прогремев по мосту через Голубой Нил (здесь Нилов уже два — второй Белый; сливаются они чуть севернее), остановился у хартумского вокзала. Мы попросили шофера такси отвести нас в гостиницу. Хартум очень своеобразен и абсолютно не похож на Каир. Прямые улицы, очень много зелени и мало многоэтажных домов. Основной вид застройки — одноэтажные дома в садах.

Шофер наш привез нас в некий отель Альберта. Удивительно то, что отель оказался заполнен русскими, приехавшими на различные стройки. Отель миниатюрен — это небольшой домик с двориком, в который и выходят двери номеров. Наш номер — на четверых — комната площадью метров в 30, обстановка самая примитивная, но с вентилятором. Горячей воды нет, но кому она здесь нужна?

Хартум расположен на 15° северной широты, от него до экватора всего 1600 км. Значит, находимся мы на одной широте со столицей Йемена Саной, Южным Вьетнамом, Гватемалой. Состоит он из трех слившихся ныне городов: Северного Хартума (торгово-промышленного), Омдурмана и основного — столичного. Во всех трех население приближается к 500 000 жителей.

Портал храма Рамзеса II в Абу-Симбеле

25 марта 1963 г.

Утром отправились в посольство.

Нас принял там посол Михаил Александрович Силин. Он сетовал на то, что у нас не придают должного значения культурному наследию Судана и роли его в истории. Настоятельно советовал распространить русские полевые исследования на территорию Судана. Совет был очень перспективным: достаточно вспомнить и хартумскую культуру, и раннее появление производящего хозяйства, прежде всего земледелие, и тысячелетия соперничества с Египтом, и XXV Суданскую династию, и реанимацию традиции создания пирамид. Но, к сожалению, период спокойствия и политической стабильности в Судане близился к концу...

Из посольства поехали в департамент древностей. На сей раз по главной улице — Дворцовой (бывшей улице Виктории). Здесь тротуары уже были нормальными, встречались и крупные постройки, но основная масса домов поражала своей легкостью. Это уже типично тропический город. Превосходные особняки, дома с длинными галереями, легкие подпорки, тонкие колонны и никакой массивности и гигантомании. Дома свыше двух этажей по пальцам можно перечесть. Нас принял в Департаменте старший инспектор Саадык эль-Нур. Расспросив о целях нашего визита, он обещал организовать поездку в район Шенди для осмотра мероитских памятников и перечислил экспедиции, работающие в Судане (Английская, Германская, Польская, Мексиканская, Американская (Чикаго), Шведская, Итальянская (Пиза)).

Саадык эль-Нур — пожилой небольшого роста негр с большими карими глазами и совершенно «серебряной» головой. По музею нас водил д-р Мубарак (Мубароки) — молодой приятный негр, высокий и статный. Он выпускник Лондонского университета, ученик У. Эмери и Аркеля. Говорит по-английски и немного по-немецки, русского, конечно, не знает, но нам симпатизирует — сестра его учится в Москве, в Университете Дружбы народов, а дядя окончил МГУ.

Музей небольшой и скромный, но ряд комплексов, безусловно, интересен. Таковы погребения из Омдурмана, открытые в 1944 году и одновременные Хор-Дауду (рубеж IV и III тысячелетий до Р.Х.). Конечно, замечательными материалами представлены Напата и Мероитское царство. Повез нас Мубарак в чрезвычайно интересный этнографический музей, в создании которого (впрочем, как и археологического музея) значительную роль сыграл выдающийся английский исследователь Судана Аркел. Этот музей невелик, но уж воистину «мал золотник — да дорог»: изделия из самых различных материалов — от огромных деревянных барабанов до миниатюрных подвесок из раковин и камня — поражают своей оригинальностью и мастерством их создателей.

Памятником поразительного мастерства может служить огромный барабан, вырезанный из цельного участка ствола гигантского дерева и на разных своих участках дающий различное звучание. Выполнен он в форме быка, длина его более двух метров. Среди оружия характерно отсутствие сабель при распространении у нубийцев кривых ножей. Основной вид оружия — и боевого, и охотничьего, и ритуального — копье.

При общей примитивности культуры захватывают многообразие, а иногда и сложность музыкальных инструментов, среди которых есть и полные копии того египетского (нубийского) «тамбура», который украшал праздник в Курте посрамадена(?) 1962 года.

После музеев Мубарак отвез нас к Альберту, там обедали, а вечером бродили по городку, вернее, по его торговому центру, который, по сравнению с Каиром, выглядит миниатюрным. Магазины полны товаров из самых различных стран: здесь представлены и вся Европа, и Индия, и Япония, и США. Правда, фантастическая дешевизна, о которой мы наслышались в Египте, оказалась мифом.

26 марта

С утра вновь отправились в музей.

Доктор Мубарак обратил наше внимание на белое массивное здание, стоящее на небольшом возвышении среди огромных деревьев. На этом месте был убит генерал Гордон, знаменитый Гордон-Паша, английский диктатор Судана. Я уже не в первый раз вспомнил увлекательный роман Генриха Сенкевича «В пустыне и в дебрях», где в драматических красках изображались длительная осада Хартума огромной армией суданских повстанцев во главе с их вождем и религиозным лидером Махди, штурм и взятие города, а также смерть Гордон-Паши, голова которого был водворена на высокий шест, установленный в Омдурмане близ ставки Махди.

К этой ставке мы и направились. На другом берегу — Омдурман — самая большая часть триединого города, но «прочувствовать» его мы не успели. В Омдурмане должным образом были осмотрены лишь ворота крепости Махди и его музей — «дворец Халифе». Музей довольно сумбурный, наиболее интересные экспонаты касаются Гордона, нежели Магди и восстания. Интересно, что Гордон, помимо прочей одежды, постоянно имел при себе длинную стальную кольчугу. И это в 80-ые годы XIX-го века!

28 марта 1963 г.

С утра поехали доставать железнодорожные билеты вместе с г-ном Мубараком.

31 марта отправляемся в Кериму. Мубарак все тянет нас на какую-то выставку по борьбе с голодом, открывающуюся в Омдурмане. Жара, в отличие от предыдущих дней, какая-то влажная и тяжелая. В тени 38°.

Население города очень многообразно, что соответствует племенному и расовому разнообразию Судана.

Поразительно много красивых женщин и подлинных красавиц. Часть их одета по-европейски, другие закутаны в плащи, чаще всего из белой ткани. Хартум показался нам городом красавиц.

Судан. Хартум, 1963 г.

29 марта 1963 г.

Утром поехали в Омдурман на базар.

Базар типично восточный, но куда чище и организованнее ассуанского. Горы фруктов и овощей, огромные ряды с мясом, сушеными овощами, кореньями и травками, а далее столь же протяженные ремесленные ряды — портные, сапожники, жестянщики, резчики по дереву, мастера по металлу.

Далее лавки с раритетами. Их тоже целая улица. Раритеты самые разные: мечи и кинжалы, плетеные, кожаные, деревянные щиты, музыкальные инструменты (в том числе тамбуры), медные кофейники и целые кофейные сервизы, туфли из леопардовой шкуры, папки и бумажники из крокодиловой и змеиной кожи, серебряные ножные браслеты и всевозможные сосуды, золотые кубки и украшения.

30 марта 1963 г.

Впервые встретились с директором департамента археологии страны Сабитом Хасаном. Это плотный человек средних лет, энергичный, очень подвижный. Говорит только по-английски, поэтому мне пришлось быть переводчиком (Борис Борисович по-английски не говорил). Принял он нас вначале в библиотеке, заявив, что кабинет его занят «одним лицом». Так в библиотеке и были произнесены все обязательные фразы (мы ведь русские археологи в Судане). Затем г-н Сабит Хасан пригласил нас в свой кабинет, чтобы показать карты и аэрофотоснимки и представить проф. Уолтеру Эмери, одному из крупнейших египтологов современности, главному консультанту ЮНЕСКО по Судану. Мне приходилось неоднократно обращаться к превосходным отчетам профессора Эмери о его классических исследованиях в Египте, с трудом добытым Борисом Борисовичем в Каире, а в этом сезоне мы упорно искали и нашли его новую замечательную книгу «Archaic Egypt» («Архаический Египет»). И вот он сам. Типичнейший англичанин, высокий, великолепно сохранившийся, стройный, с гордо поставленной головой, светлый шатен с лишь тронутой сединой головой, а ведь позади у него шесть лет службы в английской армии в годы Второй Мировой войны. Родился он в 1903 году, окончил Институт археологии Ливерпульского университета и уже в 1923 году впервые прибыл в Египет как сотрудник экспедиции Общества египтологических исследований в Телль-эль-Амаране. С тех пор за исключением указанных военных лет и 4-х дипломатической службы в Каире, вся его деятельность была полностью посвящена раскопкам и исследованиям в Нильской долине. С 1924 по 1928 гг. он руководил экспедицией Ливерпульского университета в Луксоре и Арманте, а в 1929 году был назначен директором археологической службы Нубии (египетской правительственной службы древностей) с поручением раскопок всех памятников Нижней Нубии, подлежащих затоплению при второй надстройке Ассуанской плотины. В ходе этих работ он вскрыл погребения поздненубийских царей, что явилось одним из важнейших археологических открытий XX века. В 1936 году Эмери начал раскопки архаического некрополя в Саккаре, а с середины XX в. вел раскопки древнеегипетского укрепленного города Бухена в Северном Судане.

Результаты всей этой плодотворной деятельности дают проф. У. Эмери полное право называться классиком египтологии.

Проф. У. Эмери кратко расспросил меня о результатах наших двух сезонов в Нубии, одобрив их и согласившись с интерпретацией основных памятников. Расстались мы очень тепло.

Вечером Борис Борисович делал доклад в клубе нашего посольства в Хартуме. Собрались все русские города. Был и посол: все здесь куда проще, чем в Каире. Интерес к нашим работам был проявлен неподдельный, да и доклад был очень живым и увлекательным. По-моему, сотрудники посольства впервые поняли, в какой стране они обитают, и какую роль сыграла эта страна в культурной истории человечества — от сотен лет соперничества с Египтом до распространения в Африке христианства и ислама.

Сообщили нам малоутешительные сведения о движении поездов на северо-запад, в Керим: говорят, идут они чуть ли не 36 часов, порядка движения нет никакого, на станциях и полустанках поезд стоит часами и т. п.

31 марта 1963 г.

И вот мы в поезде. Вагон I класса сносный (лучше египетских) — спать можно. Выехали более-менее вовремя. Четвертым в нашем купе оказался родственник Мубарака, инспектор школ Мухаммед Сулейман. Сам он учитель истории, бывал в Европе, собирается в Россию. Особенно интересовался книгой С.Р. Смирнова о восстании Махди. Привел из другого купе приятеля — поэта, написавшего поэму о наших космонавтах.

1 апреля 1963 г.

Встречаем первый день нашего пятого африканского месяца в Северном Судане. Вскоре наш поезд должен сойти с основной — северной магистрали и перейти на западную ветку, ведущую к Кериму.

На станции Эль-Кааб мы познакомились с суданцем — железнодорожником, работающим в нашем же поезде. Это был высокий, молодой еще человек с крупными чертами лица и белоснежными зубами. Одет он в легкую форму цвета хаки, обычную для суданских железнодорожников.

Меня он принял вначале за итальянца (уже далеко не первым), узнав же истину, искренне обрадовался: он был в Москве на фестивале молодежи 1957 года, вернулся в восторге от России. Зовут его Ахмад Шериф, живет он в Кериме. Читает все, что печатается по-арабски о России, знает Толстого и Горького.

А поезд шел на северо-запад. Саванна осталась далеко на юге. За окнами вновь проходили столь привычные уже черные скалы, желтый песок пустыни. Потом далеко на горизонте показались подобные высоким шатрам пирамиды, давно уже — более двух тысячелетий — ушедшие в седую древность в самом Египте и реанимированные (в заметно сокращенных размерах) во второй четверти I тысячелетия до Р.Х. черными фараонами XXV (Суданской) династии. И среди них — гигантская черная скала — Джебель-Баркал («Священная скала») с высеченным в ней при Рамзесе II храме Амона — владыки ветров — своего рода «суданским» Абу-Симбелом. Поезд петлял, пирамиды оказывались то справа, то слева, то исчезали совсем. Вновь берег Нила и, наконец, станция. Керима.

Пирамиды Нури, Напаты

Бог Амт, охраняющий царя Тахарку в Большом храме Джебель-Баркал

Северный и Южный Некрополи в Мероэ, на заднем плане западный Некрополь

2 апреля 1963 г.

В Кериме нас встретил шофер с пикапом, и мы тотчас же тронулись в Мероэ. Проехали весь городок. Дома только одноэтажны, стены коричневые, одноцветные. Между двумя значительная лагуна — здесь и расположены остатки древней Напаты и Джебель-Баркала. Статуи храма Рамзеса II почти не сохранились, хотя здесь основал он свою южную столицу. Паром быстроходный, но маленький, берет всего две машины. Переправлялись мы на закате.

На другом берегу — Мероэ. Городок очень оригинален: желтый песок, коричневые дома и нередко красные глиняные ограды, а в IX-VIII вв. до Р.Х. — это столица Мероитского государства. Проехали несколько десятков метров и прибыли в дом туриста — это очень приятное и легкое здание красного цвета с красной же оградой.

3 апреля 1963 г.

Утром покинули Мероэ и начали объезд памятников.

Посещение Мероэ произвело на нас глубокое впечатление. Этому способствовали и красота природы, и неизменная благожелательность администрации и населения, и огромная концентрация важнейших памятников самых различных периодов, начиная с додинастического. Именно в районе Мероэ политическая и культурная жизнь населения Судана отличалась особой активностью и в ряде случаев отмечена возникновением важнейших феноменов экономического, культурного, политического характера (раннее земледелие, крайне архаичная керамическая традиция, политическое соперничество с Египтом) и даже определенное подчинение его при XXV Суданской династии. Археологические перспективы Судана бескрайни. В 1963 году нами была произведена определенная рекогносцировка, но развития она не получила.

Рассмотрению подверглись оба берега Нила, соответственно на двух больших участках — Нури (в Левобережье) и Куру (в Правобережье). На обоих открыты и исследованы экспедициями разных стран более десятка пирамид фараонов XXV династии, в том числе наиболее ранние, восходящие ко времени образования нубийского государства Куш со столицей в Напате. В этой связи хотел бы остановиться на одной интересной дискуссии. Скала эта возвышается на огромной высоте, около 300 м. У ее раздвоенного окончания некоторые специалисты видят очертания человеческих фигур (если бы это было так, то Колосс Родосский выглядел бы перед этими фигурами миниатюрной статуэткой). Другие же считают результат выветривания естественным образованием. Мы с Борисом Борисовичем посвятили этому вопросу целый день, рассматривая скалу в самых разных ракурсах и при самом разном освещении. Я даже попытался взобраться на нижнюю ее часть. Пришли к согласному заключению о негативном решении вопроса: это игра природы, Колос Родосский может спать спокойно.

Среди многочисленных сравнительно ранних пирамид XXV династии выделяется пирамида Тахарки в Нури, упомянутого в Книге царей и у Исайи под именем Тиргака. Фигура эта окутана романтическим ореолом борца против ассирийской агрессии и египетского единовластия (VII в. до Р.Х.), отстаивая права кушитских фараонов как в Напате, так и в Мероэ.

Он добился даже определенной преемственности: в двух антиассирийских восстаниях активно участвовал сам Тахарка, в третьем же его преемник — новый кушитский царь Танутамон. Одержав же победу, ассирийцы положили конец XXV династии. Попутно подчеркну, что сама эта победа в определенной мере была обусловлена противопоставлением нового железного оружия ассирийцев традиционному бронзовому кушитов (нубийцев).

Таким образом, особое отношение последних к своему фараону закономерно. Понятно и возведение для него самой крупной для памятников Напаты и Мероэ пирамиды и создание прочих произведений искусства.

Пирамида сохранилась плохо, разрушена до уровня 18 м, но сторона основания квадрата превышает 40 м, сложена же пирамида из песчаных квадров размерами 0,80×0,50×0,35 м. Причем в ряде других случаев высота сохраняется и соотношение ее со стороной основания в среднем 3:5.

Ряд пирамид с рельефами и росписью. Как они, так и пирамиды без орнаментации и хронологически ограничиваются рамками VII-VI вв. до Р.Х., но активные культурные связи с Египтом документируются в Мероэ и для значительно более ранних периодов. Археологические показатели здесь достаточно убедительны. В левобережье, в небольших пещерных храмах Тахарки создан местный археологический (и этнографический) музей, в котором экспонированы, прежде всего, многочисленные материалы из пирамид — рельефы, связанные с Тахарой и чуть не всем египетским пантеоном: Тахарка перед Амоном-Ра, Птахом, Мином, Гором, богиней Мут, Хатор, Сохмет.

Перед Джебель-Баркалом очень выразительны развалины Напаты. С восточной стороны колонны и часть стен огромного храма Рамзеса II с аллеей сфинксов перед входом. Собственно Напата была ближе к Нилу, здесь же вблизи храма «Амона, владыки ветров» был целый храмовый городок, по назначению и содержанию своему подобный Карнаку. Наряду с основным названным храмом Рамзеса, были здесь и более ранние постройки, принадлежащие Тутмосам и более ранним фараонам Среднего Царства. Однако сама планировка, гигантские барабаны колонн из розового песчаника, сфинксы, рельефы на квадрах нижней части массивных ворот (пилонов) характерны для знакомых уже нам построек Рамзеса II. Видимо, впоследствии здание неоднократно восстанавливалось, остатки этого интереснейшего комплекса в те дни не были завершены исследованиями, основание их не было достигнуто, хотя именно нижние камни кладки содержат большинство рельефов; алтари беспорядочно разбросаны так же, как и прочие архитектурные детали. Среди последних укажу основание каменного трона в виде барабанов из черного камня с несколькими ступенями. На барабане — рельеф с изображением пленных различных языцей. Действительно, их лица и прически отличаются друг от друга. Это заставляет вспомнить подобную же идентификацию военнопленных на рельефах портала Абу-Симбела, что вполне естественно — создатель-то у них единый.

В заключение еще раз подчеркну огромный археологический потенциал Судана. Это касается самых различных, но всегда наиболее актуальных проблем — от сложения батарийской культуры до учреждения железодетального производства. Ряд их требует решительного пересмотра на основании новых открытий в Судане. Очень жалко, что последние нам недоступны, и непосредственно мы в них не участвуем. Такая возможность в 1963 году была. Мы ее упустили.

Скульптуры и рельефы Напати