Мертвые головы

Глава 11

Так получилось, что Ирину и Аллу хоронили в один день.

По расположению трупных пятен на теле Аллы судебно-медицинский эксперт пришел к выводу, что убили ее в другом месте, а в лесопосадку привезли уже мертвой. Поскольку документы у убитой отсутствовали, а о пропаже похожей девушки никто из местных жителей не заявлял, следователь районной прокуратуры, ведущий дело, решил обратиться к населению через телевидение с целью установления личности покойной. Благо, процесс разложения еще почти не затронул лица, и с помощью ретуши, наложенной работниками морга, оно было вполне узнаваемым.

Аллу по снимку опознали сотрудники больницы, где она работала. Они же вызвали ее мать из деревни, организовали похороны. И подружки по "Усладе" о трагедии узнали именно от них, поскольку снимка никто из девочек не видел, ведь его демонстрировали вечером, а по вечерам в фирме самый жор.

Хоронили Аллу на Черницком кладбище, везти тело дочери на родной погост у матери не было средств.

К возвращению матери из поездки тело Ирины пролежало в квартире уже более четырех суток. Почему-то дольше обычного производили экспертизу, потом ждали, когда брат выпишется из больницы. Словом, Ирину хоронили в один день с Аллой, только на другом кладбище, на Михайловском.

Алла в "Усладе" пользовалась большей любовью, поэтому кроме Карины и Юли, делегированных Мамочкой на похороны Ирины, все пришли проводить в последний путь именно ее. Правда, с Кариной и Юлей увязался еще Витяша, "для более солидного представительства", как он пояснил. А вот венки и цветы распределили поровну.

Мишаня вообще никуда не пошел, заявив, что панически боится покойников, похорон и всего, что с этим связано.

После обоих похорон, быстренько отметившись на поминках в кругу родных Ирины и коллег Аллы, все усладовцы собрались в конторе. Девочки вскладчину накрыли стол, мужчины принесли водки. Мамочка недрогнувшей рукой отключила телефон (правда был вторник, и Кирилл еще подумал, а сделала бы она это в пятницу), и сели поминать подруг.

Мамочка произнесла прочувствованную, печально-слезливую речь, кое-кто из девочек всплакнул, все украдкой бросали взгляды на опрокидывающего в рот стопку за стопкой Петра. Вообще-то он держался лучше, чем ожидали, вот только обычно глубокие умные глаза превратились в стылые лужицы, да пил так, словно хотел утопить горе в водке в буквальном смысле слова. Мамочка сделала сидящему рядом с Петром Кириллу знак, чтобы он его притормаживал. Тот понимающе кивнул в ответ и принялся добросовестно выполнять поручение.

Как это всегда и бывает на русских поминках, собравшиеся, поначалу абсолютно искренне скорбящие по усопшим, спустя какое-то время и сколько-то выпитых бутылок, отошли от горя, отмякли душой, а потом и повеселели. Конечно, это был не тот бесшабашно-веселый настрой, присущий свадьбам, юбилеям или празднованию Нового Года, но разговоры за столом повелись разные, далекие от традиционно-философских тем, коим только и пристойно иметь место на подобного рода мероприятиях. Мишаня, дезертировавший с похорон, но почтивший своим присутствием поминки, даже завернул пару анекдотов. Несколько девочек рассмеялись, но Мамочка пришикнула на них, и они стушевались.

Витяша оседлал своего любимого конька. Хлебосолов краем уха уловил обрывок фразы, которую он произнес в беседе с соседками по столу: "…так что все герои у Достоевского — "голубые". Да и он сам…"

— Ну что ты плетешь! — переморщившись как от зубной боли, проговорил он.

— А что, не так? — сразу переключил внимание на Кирилла как на более достойного собеседника Витяша. — Могу доказать!

— Тебе дай волю — ты всех в гомики запишешь. — Вовсе нет. Выслушай мои аргументы. Алеша Карамазов с какой радости в монахи поперся, а? А Раскольников? Помнишь, он собирался жениться на дочери хозяйки? А та была страшная как смертный грех, больная насквозь и с "гусями". Странный выбор, не правда ли? Скрытый гомосексуализм налицо. Сонечку Мармеладову он все никак не мог оприходовать. Даже когда она отправилась за ним на каторгу! И ведь так до конца романа их отношения оставались платоническими! А ведь это его огромная, настоящая любовь, а не просто так! Любовь любовью, а против природы не попрешь…

— Чушь собачья!

— Чушь, да? А вот послушай… — Витяша подскочил к книжному шкафу, где Мамочка держала книги для девочек, скучающих в ожидании вызова (впрочем совершенно невостребованно), взял одну из них и вернулся на место. — Вот. "Преступление и наказание" часть вторая, глава шестая. Когда Разумихин зовет Раскольникова к себе в гости, "на чаишко". Ага, вот: " — Да ведь этак вы себя, пожалуй, кому-нибудь бить позволите, господин Разумихин, из удовольствия благодетельствовать.

— Кого? Меня! За одну фантазию нос отвинчу! Дом Починкова, нумер сорок семь, в квартире чиновника Бабушкина…

— Не приду, Разумихин! — Раскольников повернулся и пошел прочь.

— Об заклад, что придешь! — крикнул ему вдогонку Разумихин. — Иначе ты… иначе знать тебя не хочу! Постой, гей! Заметов там?

— Там.

— Ну, что скажешь? — кончив читать, спросил Витяша, победно сверкнув очками. — Прямо в тексте! Толстый намек…

— Какой еще намек? — пожал плечами Хлебосолов. — Ерунда…

— Как же, а вот это: "Постой, гей!" он его конкретно геем назвал! На, убедись, если не веришь. На, почитай, почитай…

— "Гей" в смысле "эй", а не в смысле гомик, игнорируя протянутую книгу, произнес Кирилл. — Ты так и Гей — Люссака в "голубые" запишешь.

— Ну-ка! — Мишаня потянулся через стол и взял книгу, которую Витяша все еще протягивал Кириллу. — Где тут? Точно: "Постой, гей!" о чем еще спорить!

— Это тебе так хочется думать, что "гей" в смысле "эй". Гомофобский приемчик! — продолжал гнуть свое Витяша. — А ведь Федор Михайлович…

— Вот только про него не надо! — сделал предостерегающий жест Хлебосолов.

— А что? Недаром у писателя всю жизнь с женщинами не ладилось. В первую брачную ночь с Исаевой у него вообще эпилептический припадок случился. Это, кстати, в Барнауле было, когда молодые ехали из Кузнецка в Семипалатинск.

— Ладно, хватит, — махнул рукой Кирилл, радуясь, что здесь нет Авдея: тот бы такую словесную бучу затеял — не остановишь.

— Ты, Кир, хоть и филолог, но против Витяши жидковат, — хмыкнул Мишаня.

— Да ну вас, смените пластинку, — произнес Хлебосолов, одновременно удерживая Петра, чтобы он не подлил себе еще водки.

— Девочки, давайте завтра не будем работать. В честь траура, — предложила Диана.

Ее почин не нашел отклика в душах соратниц. Промолчала и Мамочка…

Митя, сославшись на недомогание, ушел первым. Поминки потихоньку начали сворачиваться, половина грязной посуды уже была отнесена на кухню.

— Послушайте… — Петр тяжело поднялся со стула. С протезом это и так было нелегко сделать, да еще он изрядно нагрузился. Ему все-таки удалось увернуться от дружеских сдерживаний Хлебосолова, и стопка в его руке была полна до краев. Все выжидательно уставились на говорящего. — Послушайте… повторил он. — Вот мы здесь пьем, да… Скорбим, да…

— Пусть им земля будет пухом…

— Погоди, Мамочка, не перебивай. Я не о том, это само собой. Я о другом. Я вот о чем: кто же убил наших девчонок?!

Петр произнес эти слова таким тоном, что у всех мороз пробежал по коже.

— Бандюги какие-то, — произнесла Татьяна, глядя в стол. — Их сейчас развелось на каждом шагу. И жизнь человеческая для них…

— Все не так просто… — многозначительно произнес Петр и обвел всех тяжелым взглядом. — Все совсем не так просто…

— Что ты имеешь в виду? — с непривычно серьезным видом спросил Витяша.

— А хотя бы… Впрочем, нет, потом… Не сейчас… Но убийца должен быть отомщен! Иначе… Иначе будет неправильно! И пока я ему не отомщу, не будет мне покоя! И вам не будет! — глаза Петра заблестели от подступивших слез. — Ну, за Аллу! — неожиданно закончил он и опрокинул в рот стопку.

— И за Иру! — добавила Мамочка, и все выпили.

— Я пойду вызову такси, — поднялся из-за стола Хлебосолов.

— Вызывай шесть машин, а здесь разберемся, кто с кем поедет.

— Хорошо.

— Ты сначала Петра довези, видишь, какой он, сам не доедет.

— Само собой. Мамочка, не волнуйся. Доставлю в лучшем виде…

По пути завезли двух девочек и лишь потом поехали к Петру. Кирилл, велев таксисту подождать, повел изрядно хмельного Петра до квартиры.

— Ты это… Кирюха…

— Все нормально. Петь. Пойдем, пойдем. Перебирай ноженьками…

— А у меня только одна… ноженька… Как же ею перебирать?..

— Гляди, какой юморист! Давай-давай-давай… Ступенька… Так, молодец…

— Это ерунда… Первый этаж — не девятый… Это даже я могу… Хоть и калека…

— Вот и отлично.

— Ты это… Кирюха…

— Эту фразу я уже слышал. Ты или вспоминай, что хотел сказать, или не мучайся, завтра вспомнишь и скажешь, никуда не убежит. Так, еще немного…

— Да я помню. Насчет завтра. Ты приходи ко мне. С этим… с Михаилом.

— Ну вот и добрались. Где у тебя ключи? Давай доставай.

— Вот, в кармане. Нет, не в этом. В другом. А, вот они. На, открывай.

— Так, посмотрим… — Хлебосолов открыл дверь. — Ну вот, порядок.

— Так придете?

— Завтра-то? А зачем?

— Разговор есть. Нет, правда, серьезный разговор. Придете?

— Ну хорошо. За Мишаню не ручаюсь, а сам приду. Тебе помочь раздеться?

— Нет, я сам. Главное, я дома, значит, не замерзну и меня не ограбят. Все нормально. Ты иди. До завтра. Буду ждать.

Петр захлопнул дверь и Кирилл направился к ожидавшему его такси…

Наутро Кирилл с Мишаней пришли к Петру. Тот встретил их заспанным, помятым после вчерашнего, но уже облаченным в спортивный костюм и с пристегнутым протезом.

— Здорово, мужики. Входите, располагайтесь. Я сейчас.

Пришедшие устроились в комнате на диване. Хозяин квартиры принес с кухни бутылку водки, стаканы с нехитрой закуской.

— Похмелимся?

— Я пас, — решительно заявил Мишаня. — С утра не пью, принцип.

— Я за рулем, — отказался в свою очередь Хлебосолов.

— Ну, как хотите… — не стал настаивать Петр. — А я накачу. А то башка что-то…

Он привычными движениями сорвал целлофан с горлышка, крутнул пробку. Налил себе полстакана, выпил в два судорожных глотка, передернулся, сунул в рот ломтик маринованного огурца, пожевал.

— Ну как? — и взгляд и голос Мишани были полны сочувствия.

— Уф, полегчало! Буду жить. Теперь и закурить можно.

Кирилл протянул Петру пачку сигарет, но тот отрицательно помотал головой, достал свои и, закурив, сделал пару глубоких затяжек на полсигареты.

— Ну и зачем ты нас позвал? — взял быка за рога Мишаня.

— Я насчет девчонок. Ирину-то я не знал, а Алка… не нравится мне все это…

— Понятно дело. А кому нравится?..

— Я не о том. Смерть… Сама по себе… понятно…

— Что ты имеешь в виду? — уже примерно представляя, куда клонит инвалид, задал вопрос Хлебосолов. — Давай, излагай.

— Кто мог убить Алку?

— Да хоть кто! — ответил Мишаня. — Мало ли дерьма на свете!

— Ну а все же? Приведи пример. И про мотив не забудь.

— Обычный уличный грабитель.

— Ты тоже так думаешь? — обратился Петр к Хлебосолову.

— Нет, конечно.

— Это почему же? — буркнул Мишаня.

— Сережки, куртку не взяли.

— Ну и что? Может, что другое взял, а на мелочевку не позарился.

— Про "что другое" — позже, — произнес Петр. — Но допустим — грабитель. Где он мог совершить нападение и убийство?

— Да хоть где! — досадливо поморщился Мишаня. — В городе хватает темных закоулков.

— Будним утром? Когда полно народа? От больницы до остановки — два шага, и от остановки до дома — столько же. Какие там темные закоулки?!

— А может, она не домой пошла?

— А куда ей идти после суток? Нет, она всегда домой шла, отсыпаться.

— Могли дома…

— Дома не могли. До дома она не дошла, это точно установлено. Квартирная хозяйка караулила ее для чего-то весь день, даже записку с утра под дверь сунула. Записка так и лежала нетронутой, когда комнату вскрыли. А ведь коллегам своим она сказала, что страсть как хочет спать и мечтает только добраться до постели.

— Она не уточнила до какой?

— Глупости говоришь, Михаил!

— Ну, извини.

— Не в этом смысле. Когда человек валится с ног от усталости, ему не до секса. Денег она с собой отродясь не таскала. Я имею в виду — крупных.

— Почем ты знаешь? А в этот раз могла и понести. Доход у нее какой-никакой был, вполне могла скопить. Теперь как это проверишь…

— В том-то и дело, что буквально накануне мы с ней разговаривали на эту тему. Деньги у нее были, она на квартиру копила, ну и у меня кое-что… В общем…

— Понятно, понятно. Строили планы на будущее…

— Вот именно. — Петр налил себе очередную порцию водки. Рука его дрожала. — Строили. Но деньги эти она дала кому-то в рост, так что у нее их по существу не было. Она даже за квартиру задолжала, хозяйка ее поди потому и стерегла. Так что грабеж отпадает. У тебя другие версии есть, Михаил?

— Сколько угодно!

— Хотелось бы услышать…

Петр выпил водку. Было заметно, что второй заход дался ему легче.

— Какая-нибудь сексуально озабоченная сволочь. Тоже не редкость.

— Не редкость, конечно. Но где ты слышал про утренних маньяков?

— Всяко бывает.

— Не спорю. Но Алка бы с любым маньяком справилась. Она была… Да вы сами знаете. Ее голым членом было не напугать. Да и нет следов насилия. Кирилл, а ты почему всю дорогу молчишь?

— Тебя слушаю. Все жду, когда ты выскажешь свои соображения. Они ведь у тебя есть?

— Здесь интересны два момента. Первый: зачем ее тело увезли к черту на рога. Я говорил на похоронах с врачами, с которыми она работала. А они читали акт экспертизы. Так вот, после убийства тело в течение нескольких часов находилось в другом месте и в другом положении. Кто-то ведь держал у себя труп несколько часов. Спрашивается, зачем, с какой целью?

— Ну, это просто, — парировал Мишаня. — Ждал темноты. Или обдумывал, как поступить. Или просто возил его в багажнике, не знал куда скинуть.

— Нет, не вяжется. Он же ее где-то убивал, не на проспекте же, где-то в укромном месте. Ну и оставил бы там же тело. А возить в багажнике — вдруг остановят.

— Он мог убить ее у себя дома, а ночью погрузить в машину и вывезти, — выдвинул предположение Хлебосолов. — Чего проще?

— Нет, что-то здесь не так, — упрямо повторил Петр. — Какой там дома, если ее убивали одетую. В смысле, в куртку и во все остальное.

— Почему ты так решил? Ее могли одеть уже мертвую.

— Алкины коллеги говорят, что на одежде остались следы удавки. На кофточке, на шарфике. Душили сзади… — голос Петра дрогнул.

— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил Хлебосолов. — Я что-то никак не могу уловить сути. Ну, убивали одетую, ну отвезли тело. И что?

— В том-то и дело, что я не могу найти этому объяснения.

— A-а, а я-то думал, что ты уже до всего дотумкал, — протянул Мишаня.

— Ладно, а какой второй интересный момент? Ты говорил про два, — напомнил Петру Кирилл. И закурил сигарету.

— Так ведь не одна девочка из "Услады" убита. Не одна — две. И примерно в одно и то же время, разница в несколько дней.

— К чему ты это?

— А к тому, что Ирину-то тоже как-то непонятно убили. Как я понял, она была девица осторожная, домой даже подружек особо не водила. А на сей раз ведь впустила кого-то, вино распивала…

— Нет, здесь ты совсем не туда загнул! — возразил Мишаня. — На Ируньке все было разорвано, возможно ее изнасиловали, но если с презервативом, то этого и не установишь. Тем более, она столько дней пролежала. А в квартире тепло, форточки закрыты. Б-р-р! — передернул он плечами. — Витяша рассказывал: зрелище не для слабонервных. К тому же Алку задушили, а Ируньке висок проломили. Разный почерк. Нет, это простое совпадение, что обе девочки работали в "Усладе". Разные козлы их приговорили, голову даю на отсечение.

— Чью?

— Что? — непонимающе уставился на задавшего вопрос Петра Мишаня. Чью голову?

— Твою, — насупился пожарный.

— А что. В Мишаниной тираде есть рациональное зерно, — пожал плечами Хлебосолов. — Похоже на простое совпадение.

— Ага, похоже, — вздохнув, кивнул Петр. — Но и в том и в другом случае убийца ничего не взял. И в том и в другом случае девочки подпустили убийцу на опасно близкое расстояние. Следовательно, в обоих случаях речь идет об их знакомом. О близком знакомом. Ирину обнаружили через несколько дней, а то, что Аллу быстро нашли — чистейшая случайность, по всему это должно было случиться не раньше весны. И я уверен, если покопаться, можно найти еще массу совпадений.

— Хорошо. Мы, конечно, понимаем… Ты и Алла… Это все безусловно прискорбно. Но от нас-то ты чего хочешь? Мы-то чем можем…

— Я хочу найти убийцу! — Петр закурил очередную сигарету. — И я уверен, что в обоих случаях это один и тот же человек! И он имеет какое-то отношение к "Усладе". Пусть не прямое, но он где-то рядом, я в этом не сомневаюсь!

— И как ты его собираешься искать? — усмехнулся Мишаня.

— В том-то и дело! — Петр стукнул ладонью по столу так, что подпрыгнула посуда. — На одной ноге я много не наскочу! Да и кто я для "Услады" — клиент и только. Вот вы совсем другое дело…

— А мы-то что можем?

— Во-первых, вы можете порасспрашивать девочек…

— О чем?

— Это мы решим. Во-вторых, вы парни здоровые, крепкие, не то что я, — Петр усмехнулся. — И когда мы вычислим эту гниду… Один-то я не справлюсь…

— С чем не справишься? Сдашь его в ментовку да и все.

— Ладно, об этом потом. Ближе к результату. Так вы как, согласны?

— Я — точно нет, — решительно заявил Мишаня. — Ты уж извини.

— Почему?

— А по всему.

— Это не ответ.

— Во-первых, я не сыщик, чтобы искать преступников. Нет, погоди, не перебивай! Я конечно, не такой умный как Кирилл или Витяша, но кое о чем представление имею. Я умею тушить пожары. Это мое. Я приезжаю на объект и сразу вижу, какой категории сложности возгорание, стоит ли лезть в здание или там вот-вот что-то рванет, могли внутри уцелеть люди или там одни трупы и искать бесполезно, стоит надевать кислородник или возможно так проскочить, надо тушить сам объект, или там все равно ничего не спасти и лучше поливать соседние строения, чтобы огонь не перекинулся на них. Ну и так далее. Это мое, я на этом деле собаку съел. В степи, например, можно поджечь траву навстречу пожару, и тогда огонь сожрет сам себя. Я сумею это сделать, вы вряд ли. В тайге — там совсем иная петрушка. О, когда полыхает тайга, это, я вам доложу, стихия! Но и там есть свои приемы…

— Мишаня, тормози! — осадил разошедшегося приятеля Хлебосолов. — Мы уже поняли, что ты высококлассный пожарный!

— Я это к тому, что каждый должен заниматься своим делом. Ведь никто из вас не полез бы тушить тайгу. А почему вы думаете, что найти убийцу легче? Там тоже нужен профессионализм. У меня его нет, и у вас нет. Так что, Петр, извини еще раз, но твоя затея несерьезна. Это тебе не детектив по телеку глядеть.

— А ты что скажешь? — перевел взгляд на Кирилла хозяин квартиры.

— Петюня, давай без обид? — откликнулся тот.

— Ну?

— Я согласен с Мишаней. Мы не сыщики, и я не представляю, как это все делается. Милиция же работает, ищет…

— Ни хрена они не ищут!

— Почему ты так решил?

— Знаю я их!

— Ну ладно, в любом случае они проведут необходимый в таких ситуациях комплекс мероприятий. Мы и этого не сможем сделать: опросы, экспертизы, установление каких-то обстоятельств… Вот ты говоришь, мы могли бы порасспросить, то да се. А с чего ты решил, что с нами вообще будет кто-то разговаривать? Как люди вообще выдают информацию? Либо за деньги, если верить импортным детективам, либо из страха, либо из уважения к власти. У нас этих рычагов воздействия нет. Так что пошлют нас…

— Девочки могут что-то сказать из уважения к покойным, — угрюмо произнес Петр. — Или к тебе. Или к нему, — кивнул она на Мишаню.

— Согласен. Но если бы они хоть что-нибудь знали, или хотя бы предполагали, они бы уже давно разнесли это по всему свету. Ты что, этих сорок не знаешь?

Петр опять налил себе водки, выпил, взял с тарелки ломтик колбасы, отломил от него кусочек, но закусывать не стал, положил назад.

— Значит, отказываетесь? — не глядя на гостей, кивнул он.

— Да бесполезно это все! — махнул рукой Мишаня. — Только себя зря тешить.

— А я-то думал…

— Да ладно, не расстраивайся, — произнес Хлебосолов. — Может, менты найдут, следствие-то только началось.

— Не найдут, — цыкнул зубом Петр. — По Алле вообще сельская прокуратура дело ведет. Думаешь, они в город будут ездить? Дудки…

— Может и будут… Здесь недалеко…

— Ну, я вас понял. А если я все-таки вычислю этого гада…

— Дай Бог.

— Вы мне поможете?

— Что помочь-то? Убить его, что ли? — с раздражением спросил Кирилл.

— Ну… Схватить, скажем…

— Я не подписываюсь, — покачал головой Мишаня. — Говорю же, не мое это дело. И не твое. Если что узнаешь, сдай ментам и не выступай. А то наломаешь дров.

— А ты, Кирилл? — глаза у Петра были как у больной собаки.

— Хорошо, — не выдержал его взгляда Хлебосолов. — Если будет нужна моя помощь — обращайся. Только конкретно укажи: кого хватать, куда тащить. И естественно, без всяких ветхозаветных принципов…

— В смысле?

— "Око за око, зуб за зуб". Короче, без кровавой вендетты. Разве только морду набить. Это завсегда пожалуйста, это я готов.

— И на том спасибо.

— Так, лично мне пора, — поднялся с дивана Мишаня. — У меня еще куча дел. Кир, ты идешь или остаешься?

— Да, иду. Я же обещал тебя отвезти куда надо. Так что пойдем.

Гости оделись в прихожей и попрощались с хозяином за руку.

— Ты сильно-то не налегай на это дело, — напутствовал Петра Хлебосолов.

— Не бойся, в запой не уйду. А работать все равно сейчас не могу.

— Я понимаю.

— Я понимаю, что ты понимаешь. Ладно, обойдемся без соплей. Бывайте…

— Тебе куда? — спросил Кирилл Мишаню, запустив двигатель.

— На Трактовую, а потом в центр. У тебя время есть или как?

— Без проблем.

— Вот и отлично. Петруху, конечно, жалко и понять можно…

— Само собой…

— Но с другой стороны, кто они мне, эти Ира с Аллой? Так, знакомые…

— И что?

— Откровенно?

— Как хочешь… — Они стояли на перекрестке, и Кирилл следил за светофором, ожидая включения зеленого света.

— Так вот, я из-за двух проституток голову подставлять не собираюсь. Нет, ты только не подумай, что я боюсь…

— Я так и не думаю, — ответил Кирилл искренне, он знал, что Мишаня не трус.

— Просто не стоят они того. Нет, не потому, что проститутки, это все ерунда, люди есть люди, а потому что мне они никто. Вот из огня я бы их спас, а так… Ты не Петя, это он убит горем, тебе я могу сказать все по-честному. По идее убийцу можно вычислить. Нет, я когда распинался о профессионализме, я не врал, я и правда считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Но это что касается меня. А вот, скажем, у Витяши голова варит будь здоров. Он бы мог… Вон на том повороте направо… Ага, сюда… Я буквально минут на десять, подождешь?

— Конечно.

"Они, значит, проститутки, которые не стоят того, чтобы за них подставлять голову, — думал Кирилл, глядя в спину уходящего Мишани. — А ты кто? А я?.."