Мертвые головы

Глава 12

После похорон Аллы и Ирины прошло больше недели, и жизненное течение в "Усладе" вернулось в свое русло. Девочки трудились по-стахановски. Мамочка улаживала все внешние проблемы, время от времени отправляла своих подопечных в порядке строгой очереди на бесплатное обслуживание "крыш" — милицейской и блатной, такие мероприятия во всех интимконторах России носят название "субботники", Митя шоферил и собирал плату, Кирилл разрешал "нештатные ситуации". Доктор производил осмотры и лечил…

— Нет, ну надо же, эти клиенты совсем обнаглели! Не знают уже что придумать!

Эти фразы из уст Мамочки звучали вполне традиционно, и Кирилл усмехнулся.

— Ну, чем они еще смутили твою целомудренную душу?

— Негритянку им подавай! Представляешь! Не больше не меньше!

— Негритянку? — усаживаясь в свое кресло, улыбнулся Хлебосолов.

— Вот именно! Прицепился тут один, любые деньги, кричит, плачу, лишь бы негритянка была или хотя бы мулатка. Ну, коз-злы! Наша компания, говорит, уже все перепробовала, кроме африканок. Как тебе это нравится?

— Что поделаешь, желание клиента — сама знаешь…

— Да где я им возьму негритянку! — взорвалась Мамочка. — У нас на весь город негров обоих полов трех десятков не наберется! Я им предложила: может армяночку или алтаечку, или казашку — нет, для них это уже не экзотика! Совсем мужики с катушек посрывались. И СПИДа ведь не боятся, козлы!

— Не распаляйся ты так, береги здоровье. Ну отказала им и ладно.

— Хренушки.

— Не понял…

— Знаешь сколько этот делегат от любителей черненького мне предложил?

— Ну-ка?

— Впрочем, тебе это ни к чему знать, — прикусила язык Мамочка.

— Ладно, это твои вопросы, представляю, что предложили прилично. Ну и что ты собираешься делать? Поменять пигментацию Диане с Виолой? Или пойти в поход с целью вербовки по местным ВУЗам и колледжам?

— Естественно нет!

— Тогда что? Что ты — не ханжа и женщина, спокойно относящаяся к деньгам — собираешься делать, чтобы потрафить этим сексуально-расовым гурманам и не допустить, чтобы звонкая монетка скользнула мимо рук?

— Слушай, Хлебосолов! Ты иногда бываешь таким приятным в общении культурным мальчиком, а иногда, вот как сейчас…

— Я пошутил, не обижайся!

— Шуточки у тебя…

— Ну извини. Так что ты там придумала? Интересно послушать…

— А я из Новосибирска негритяночку выпишу. Раз люди готовы платить.

— Думаешь, там найдется нужная кандидатура?

— Я уже позвонила туда одной знакомой. Все нормально, то что надо есть. Я оставила свой телефон, с минуты на минуты жду звонка.

— Ну ты… — Хлебосолов восхищенно вытаращил глаза.

— Опять за свое! — нахмурилась Мамочка. — Только ведь извинялся!

— Все, молчу, молчу…

— Слушай, Кирилл, — Мамочка вдруг приняла серьезный вид, — хочу с тобой поговорить.

— Я весь внимание!

— Закрой, пожалуйста, дверь плотнее.

Хлебосолов встал и выполнил просьбу.

— Ну? — вернувшись на место, выжидательно уставился он на Мамочку.

— Я насчет гибели девочек. Кое-что меня пугает во всем этом деле.

— Нормальная реакция. Было бы странно, если бы в этом деле тебя кое-что веселило.

— Погоди ты со своей иронией! Сейчас я тебе объясню… — Женщина на несколько секунд задумалась. — Ты знаешь, что Юля пропала?

Кирилл вздрогнул больше от тона, каким были произнесены эти слова, чем от их смысла.

— Что значит пропала? — несколько растерявшись спросил он.

— В прямом смысле. Сюда она уже несколько дней не является. Дома ее тоже нет, Карина ходила, узнавала, они с ней приятельницы.

— Ерунда. Эта Юлька та еще оторва. Ты же сама рассказывала, что она в прошлом году моталась в Турцию на заработки…

— Было дело. Она там в каком-то публичном доме зависла, едва вырвалась, даже умудрилась деньжат немного привезти.

— Вот видишь!

— Но она предупредила подруг, что уезжает. Даже оттуда открытки присылала.

— Раз на раз не приходится. Сейчас могла и пренебречь.

— Непохоже. Она недавно за полгода плату за комнату внесла. Если бы куда собиралась — не стала бы этого делать.

— Планы внезапно могли измениться. Так ведь тоже бывает.

— Тогда бы она свою комнату кому-нибудь из подруг уступила, подешевле. Юля не та девочка, чтобы упустить свою выгоду.

— Может, домой рванула? Вызов какой-нибудь пришел…

— Да не поддерживала она связь с семьей. И не ездила туда никогда. Она ведь с Дальнего Востока, а билет дотуда знаешь сколько стоит?

— Ну, постоянный доход-то она имела. Да и из Турции, говоришь, кое-что привезла.

— Не знаю, не знаю. Только деньги, чтобы за комнату заплатить, она у девочек занимала. Не всю сумму, конечно…

— Куда же она заработанное девает? Уж в чем, в чем, а в транжирстве Юльку вряд ли можно обвинить. Мышка счет деньгам знает.

— Это да. Наверное, как и некоторые другие, крутит их где-нибудь. А когда деньги в обороте, предпочтительнее где-то занять на текущие расходы, пусть даже с процентами, чем выдергивать их оттуда. Закон бизнеса: оборот — это святое.

— Соседи что говорят?

— Да какие соседи! Пьянь коммунальная! "Не видели, не знаем". Даже толком не могут вспомнить, когда она последний раз была дома.

— А если она в больнице? Какой-нибудь банальнейший аппендицит…

— Митя по моей просьбе обзвонил все больницы и морги…

— Даже морги?

— Мало ли что могло случиться. Нет ее ни там, ни там.

— Так что же ты думаешь, — Кирилл положил ногу на ногу, сцепил пальцы рук и обхватил ими колено, — что ее убили?

— Очень бы хотелось, чтобы это было не так, но что-то мне не по себе.

— Комнату открывали?

— Да. Там ее нет.

— Ну вот, видишь. Может быть, ты зря себя накручиваешь? Сидит наша Юлька где-нибудь преспокойненько, и самым бессовестнейшим образом…

— Хорошо бы, если так. Только не убеждай меня, что ты не проводил те же параллели, что и я, все равно не поверю.

— Я не проводил.

— Сочиняй! Сначала Ира, потом Алла, теперь Юля. Хочешь задам страшный вопрос?

— Знаю я твой вопрос, — поморщился Хлебосолов. — Сто к одному.

— Ну и какой же это вопрос? — посмотрела ему в глаза Мамочка.

— "Кто следующий?"

— В самую точку. Я тебя всегда держала за умного парня.

— Про Юльку еще ничего толком неизвестно. — Хлебосолов снял ногу с ноги и откинулся на спинку кресла. — Может, она объявится со дня на день.

— Я молю об этом Бога. Но не очень-то верю, к сожалению.

— Посмотрим.

— Аллу тоже нашли случайно. Если бы не тот крестьянин с собакой, до сих пор бы ломали голову, куда это наша Алена запропастилась. Думаю, ты бы тоже нашел массу успокоительных версий.

— Ну ладно, считай, что ты меня впечатлила своим интимно-загробным тоном. Дальше-то что? Ты ведь меня, как я понимаю, не в роли наперсника пригласила.

— Правильно понимаешь. Я вот что думаю: не маньяк ли какой вокруг "Услады" увивается? Одних на негритяночек тянет, другим испражнение подавай, третьим — язык не поворачивается сказать что… Кто-то, надо полагать, получает удовольствие от убийства…

— Так уж и маньяк…

— У Ирины из квартиры ничего не пропало, у Аллы оставили сережки, золотые, между прочим, какие-то деньги в карманах.

— А ты не допускаешь такого варианта, что Иру мог убить один человек, Аллу другой, про Юльку я вообще молчу? И к "Усладе" это может иметь ровным счетом никакого отношения? Скажем, в одном случае отверженный любовник убил из-за мести, а в другом — кредитор, чтобы не отдавать долги? Да мало ли что: случайная ссора, давняя вражда… Тяжкое оскорбление наконец… Этот ряд можно продолжать очень долго.

— И все же. Я бы хотела, чтобы ты…

— Чтобы я — что?

— Чтобы ты попробовал выяснить… что произошло. Частным образом, так сказать.

— Вот здрасьте! Давеча Петюня меня обольщал, теперь ты!

— Неудивительно! Если кому-то это по силам, то только тебе. Ты парень с головой, здесь знаешь всех и вся. И вообще…

— Послушай, Мамочка, — с некоторым раздражением произнес Хлебосолов. — Раз уж мы беседуем серьезно и откровенно, скажу тебе прямо: самым правильным в этом деле было бы заявить органам, что обе убитые имеют отношение к твоей фирме…

— К нашей.

— К твоей. Я здесь наемный охранник. Следствие ведь никак не увязывает две смерти в одно целое, а знай они это, может, уже нашли бы преступника.

— Ты же понимаешь, что это совершенно невозможно!

— Отчего же? Да, придется на какое-то время прикрыть контору, лечь на дно. Это ударит по карману, но разве святое дело правосудия не стоит того? Тебе лично ничего не грозит: девочки заявят, что работали без руководителя, значит, за сводничество никого не привлекут, а сама проституция не является уголовным преступлением…

— Ты же не серьезно все это предлагаешь?

— Абсолютно серьезно. Это более разумно, чем устраивать частный сыск. А то ты хочешь избежать неприятностей для себя лично, так сказать, и капитал приобрести и невинность соблюсти. А с чего ты решила, что у меня что-то получится? Я филолог. Фи-ло-лог, а не юрист. Ладно Петя: "пепел Клааса стучит в его сердце", он горит жаждой мести. Но ты-то умная, опытная женщина! Ты ведь отлично понимаешь, что не надо заниматься самодеятельностью, а следует поступить так, как я сказал.

— Тогда от "Услады" мокрого места не останется, — перебирая бумажки на столе и не поднимая глаз, проговорила Мамочка.

— Да ну, со временем все утрясется. И в конце концов, пес с ней! Речь ведь идет об убийствах! И куда ты скроешься от своего собственного вопроса: кто следующий?

— Может быть, я ошибаюсь… — не очень уверенно произнесла Мамочка.

— И такое может быть, — пожал плечами Хлебосолов.

— Если бы была уверена, что закрой я "Усладу" и обратись в милицию, они найдут убийцу или убийц, я бы ни минуты не колебалась. Но я почему-то не верю, что они могут это сделать. Нет, очень сомнительно…

— Смотри, тебе решать…

— Спасибо, Кирюша, упокоил пожилую женщину! Спасибо!

— Брось, ты же не рассчитывала всерьез, что я примирю тебя с твоей совестью.

— Совесть здесь ни при чем. Если бы с точки зрения здравого смысла…

— Это понятно, — примирительно кивнул Хлебосолов.

Зазвонил телефон.

— Да, — подняла трубочку Мамочка. — Слушаю… Да-да! — Лицо ее ожило. — Мулатка? Но она не сильно светлая?.. Так… Понимаю. А черты лица у нее… — негроидные?.. Да? Вот как… Ага… Понимаю… Где жить? Ну, это мы обсудим… Конечно, конечно…

Кирилл показал знаком, что пойдет покурить. Мамочка, увлеченная разговором, машинально кивнула ему.

На неделе уже дважды прошел снег. Частично растаял, но частично лег на землю, зацепился за нее белыми островками, как будто снежный десант, захвативший отдельные плацдармы, ждал с неба основного наступления зимы…

Хлебосолов курил у открытой форточки, наблюдая в окно за потешной пегой беспородной собачонкой, радостно и бестолково носящейся по двору.

В дверь позвонили условным сигналом, и он услышал, как кто-то из девочек открыл ее.

— Кирилл, привет!

Хлебосолов обернулся.

— А, Витяша. Здорово, коль не шутишь.

— Да никогда в жизни. Это ведь ты у нас шутник, а я при тебе и не берусь.

— Льстишь, негодник.

— И не думаю. Мамочка у себя? Мне с ней переговорить надо.

— У себя. Но она занята.

— У нее кто-то есть?

— Нет. Она по телефону решает одну наиважнейшую проблему.

— Какую, если не секрет?

— Она собирается вызвать сюда негритянку из Новосибирска. Спецзаказ.

— Негритянку? Х-ха! Знаю я здесь одного негритоса.

— Только одного?! — изобразил на лице удивление Кирилл.

— Очень остроумно! — Витяша улыбнулся, продемонстрировав свои фирменные ямочки на щеках. — Я же говорю, это ты у нас шутник!

— Да ладно тебе.

— Хочешь познакомлю?

— С кем?

— Да с негром этим. Теряешь нить разговора. Это от никотина.

— Нет уж, спасибо. Чего не надо, того не надо, — хмыкнул Кирилл.

— Зря отказываешься. Вот такой парень. Культурный, симпатичный. По-русски так потешно лепечет. А на банджо играет — закачаешься!

— Не всем же, Витяша, повезло как тебе. К сожалению, я не могу должным образом оценить всех достоинств твоего друга в силу примитивизма сексуальной ориентации, заложенной в меня природой. Не обессудь.

— Над недостатками не следует убиваться, их надо безжалостно искоренять!

— К сожалению, мой необычный друг, мне мои недостатки в миллион крат милее, чем достоинства всех остальных людей вместе взятых.

— Что ж, мне остается только скорбеть над человеком, к которому природа не была достаточно снисходительной!

— Скорбеть я тебе запретить не могу. Только делай это тихо, а то я вспыльчивый.

— Как скажешь. Юлька здесь? — прекратив пикировку спросил Витяша.

— Нет, — ответил Кирилл, поймав себя на том, что вопрос заставил его напрячься.

— Черт, уже несколько дней не могу ее поймать! Как сквозь землю…

— Зачем она тебе?

— Да заняла у меня стольник на два дня, а уже неделя прошла. Конечно, не такие уж большие деньги, но все же…

— Отдаст, куда денется.

— Ага, если объявится. В чем я уже начал сомневаться.

— А почему, собственно? Подумаешь, пару дней девчонки нет!

— Во-первых, не пару. Во-вторых, она заплатила за комнату, для того и деньги у меня перехватывала, и у других. В-третьих, все эти события…

— И ты туда же?

— А еще кто? — заинтересованно поглядел на Кирилла Витяша.

— А, ладно, проехали, — досадливо махнул тот рукой.

— И все же?

— Петюня, Мамочка…

— Ясно. Девчонки между собой шушукаются, успокаивают сами себя, что все это, мол, совпадение. Но Мамочка-то не дура. И одноногий, видать, тоже. Мне Мишаня рассказывал, что он вас у себя собирал. И все же он хоть и не дурак, но и не умный.

— Почему же?

— Ему не Мишаню, ему меня к тебе в пару звать надо было. Мишаня — это сила, а в таком деле не сила, крепкая голова нужна. Типичный солдафонский подход.

— А ты бы не прочь был поиграть в сыщики-разбойники?

— Что об этом говорить, — усмехнулся Витяша. — Меня ведь не позвали.

— Брось, ты и сам можешь проявить инициативу, приятель.

— Да ну ее, мне что, больше всех надо? Ладно, кури, я пойду.

Витяша повернулся, чтобы уйти, но Кирилл, уже докуривший к тому времени, окликнул его:

— Постой, гей!

— Ага, запомнил! — повернулся к нему улыбающийся Витяша.

— Зайди-ка. И дверь закрой. Перекинемся парой слов.

Витяша вернулся в кухню, запер дверь и сел на табурет возле столика.

— Слушаю тебя, — произнес он, с любопытством глядя на примостившегося на подоконнике Хлебосолова. — Говори.

— Мамочка считает, что маньяк из окружения "Услады"!

— Да? А Петр?

— Петр так не считает. Он сосредоточенно ищет мотив убийства.

— А ты?

— А я вообще ничего не считаю. И если бы вы ко мне не лезли, даже бы не думал об этом. За всех переживать… знаешь…

— Это ты врешь. Но мне без разницы, поступай как знаешь.

— А я никак не собираюсь поступать. Отсюда вопрос: какого хрена вы все на меня ставку делаете? Да-да, и ты тоже! — пресек в зародыше готовые к озвучиванию возражения Витяши Кирилл. — Это ты своему Мишане сказки великих русских писателей насвистывай, а мне не стоит мозги полоскать, я тебя насквозь вижу. Ты, как и Мамочка, как и Петр, хочешь меня к чему-то подтолкнуть, вот только зачем — не пойму.

— Ай, ничего хитрого здесь нет, — Витяша усмехнулся одной стороной рта, так что ямочка на щеке исполнила свою партию соло, а не в дуэте. — А ставку на тебя все делают по разным причинам. Это же элементарно. Вот Петр как рассуждает своим вымуштрованным в казармах умишком: здоровые крепкие мужики решат любую проблему. А кто в округе здоровые крепкие мужики? Ты да Мишаня. Здесь еще комплекс калеки сыграл свою роль: будь он о двух ногах, может, и не пригласил бы вас в союзники, а сам бы кинулся в бой. Словом, мотивация примитивна до жалости.

— А ты циник, дружок! — покачал головой Хлебосолов.

— А тебя задевает? Не должно бы: цинизм — это арго умных людей.

— Цинизм — не язык, а состояние души. Ты что-то напутал.

— Поупражняемся в полемике?

— Нет-нет! В другой раз. Продолжай свое повествование.

— Мамочка, в отличие от Петра, при всей ее женской ограниченности, усугубленной дефицитом общения с интеллектуалами, хитра как протобестия…

— Слушай, Витяша, я сам не чужд витиеватости, это у меня такая форма развлечения, но ты здесь, по-моему, всех переплюнул!

— Это я тебя пародирую. Так вот. Понятно, что Мамочка подставляться ментам не хочет, а прояснить ситуацию хочет еще как. Каким образом это сделать? Нанять частного детектива? Траты. А для Мамочки слово "траты" — второе по мерзости после слова "извращение". Она кстати, наводила справки в агентстве. Во-первых, ее поразили расценки, во-вторых, заявление детективов, что по уголовным делам им вообще запрещено работать…

— Серьезно?

— А ты думал! Здесь тебе не Чикаго тридцатых годов… Ну а уж то условие, что гонорар подлежит уплате вне зависимости от результата расследования, ее вообще добило. Что делать? Надо обращаться к кому-то из своих…

— Ну и обратилась бы к мужу. Он у нее парняга крутой, тертый-перетертый.

— Зачем же родного мужа посылать на опасное предприятие! Да и на бизнесе его, а значит, на семейном бюджете это может отразиться. Не-ет, Мамочка пошла другим путем!

— Каким же?

— Смеяться будешь!

— Постараюсь не делать этого. Так что наша Мамочка сконструировала?

— Она попросила меня в доверительной беседе, "как человека, которому она безусловно доверяет", проверить, где находился Митя в день убийства Аллы, ну и ты соответственно. Время гибели Иры точно установить не удалось, разброс — сутки, а по Алле — плюс — минус два часа. Вечером-то вы все здесь собираетесь, а утром и днем — каждый сам по себе.

— Пусть так. Ну а в чем хитрость-то? Пока не улавливаю…

— А хитрость в том, что Митю она в то же время попросила разузнать, где были мы с Мишаней. Тоже, небось, пела, что он единственный, кому она полностью доверяет. Все логично: проверила всех мужиков из ближнего круга, причем с помощью их самих!

— Странно, что она меня не подключила, — рассмеялся Кирилл.

— Ничего странного: тебя она сразу держала в уме, как основную ударную силу. Зачем же подрывать твое доверие? Да и то, не на Митю же ставить. Да и не на меня с Мишаней.

— Почему же?

— Кончай, сам знаешь. Нас, кстати, она вообще могла бы не проверять.

— Да уж, на представляемых ею маньяков вы никак не тянете…

— Не в этом дело.

— А в чем?

— У нас нет машин. А это обязательное условие, подумай сам.

— Может быть.

— Не "может быть", а точно. Митя с шурином как раз в тот день свой микроавтобус ремонтировали с утра до вечера, никуда из бокса не отлучались, их видели несколько человек. Твоя "шестерка" простояла на стоянке до пяти вечера. В журнале есть отметка, да и стояночник тебя не первый год знает…

— Пинкертоны, мать вашу!

— Доктор…

— Что, и Доктора проверяли?! — искренне изумился Хлебосолов.

— А как же. Мамочка известная перестраховщица. Короче, у Доктора стопроцентное алиби — у него был операционный день. Ну и так далее.

— Что же, было еще и "далее"? Ничего себе вы повращались!

— Почему бы не выполнить просьбу встревоженной женщины. Да и нам ведь тоже радости мало, если "Усладу" прикроют, — подмигнул Витяша. — Кроме того, это было не так уж и сложно. Не труднее, чем сдать зимнюю сессию.

— Ну дела! А ты?

— Что я?

— Ты почему ко мне..?

— Нет, уважаемый, здесь ты ошибаешься. Хочешь верь, хочешь нет.

— Ладно. И что ты думаешь насчет всей этой катавасии?

— Во всяком случае, это не маньяк. Мамочкина версия трещит по швам.

— Обоснуй.

— Чего проще. Петр, а мне Мишаня рассказывал про его версию, безусловно прав: и Ирка бы к себе маньяка не подпустила, и Алка бы с утра ему на шею не бросилась. У этих цыпочек взгляд наметан. Теперь вот Юлька пропала. А ведь у нее после всего случившегося должна была быть повышенная осторожность. Она, конечно, девка со взбрыками, но не полная же идиотка из конца-то в конец!..

— Думаешь, она..?

— Вероятность — девяносто три процента. Здесь смущает даже не множественность случаев, — глядя с прищуром мимо Хлебосолова, задумчиво проговорил Витяша, — а то, что все произошло в короткий промежуток времени…

— И о чем это свидетельствует? Никак не могу взять в толк…

— Да так… Ничего… В любом случае, это не маньяк, — встряхнувшись, Витяша вновь перевел свой взгляд на собеседника. Те, как правило, не меняют своего почерка. Уж если Чикатило пешочком путешествовал по лесным и парковым зонам, то он был верен себе все годы. Если Витебский маньяк выбирал своих жертв из случайных попутчиков, так он без машины никуда не совался. "Лифтерам" лифт, по-моему, важнее самого насилия. А те, кто любит "работать" на дому, под открытым небом и не помышляют удовлетворять свою страсть. А здесь — Ира убита ударом по голове в квартире и то ли изнасилована, то ли не изнасилована; Алла задушена вне квартиры, однозначно не изнасилована… в обычном понимании слова. Юлька вообще запропастилась неизвестно куда. Вывод: либо убийцы разные люди, никак не связанные между собой, а связь их жертв — чистое совпадение, либо…

— Либо?

— Либо все трое знали убийцу, а мотив преступления не носит сексуального характера. Проще простого.

— И какой же это мотив? — пытливо посмотрел на Витяшу Кирилл.

— Спроси чего попроще, — усмехнулся тот. — Я же тебе не лейтенант Коломбо.

— Ну, ну… Я же вижу, что ты уже там себе чего-то напредставлял.

— А хоть бы и так. Тебе-то какое до этого дело? Ты ведь в стороне.

— Я же здесь вроде как служба безопасности, — сухо улыбнулся Кирилл.

— Ты сам сказал, что не собираешься ничего предпринимать. И мне сказал, и Петру, и Мамочке. Где последовательность, сударь?

— Так и есть. Но тебя интересно послушать, твои выкладки не лишены занимательности.

— У меня пока не сложилось четкого представления обо всем. Надо еще подумать. Позже я поделюсь с тобой своими выводами.

Хлебосолову показалось, что Витяша кривит душой, недоговаривает, что в его действительно неглупой голове гораздо больше информации, и первичной, и переработанной, чем он хочет показать, но как заставить человека говорить, если это не входит в его планы…

— О'кей, позже так позже, — согласно кивнул он, снова отворачиваясь к окну.

Смешная собачонка куда-то исчезла и смотреть стало больше не на что. Кирилл закурил новую сигарету и глубоко задумался…

Витяша вежливо постучал в дверь, не дожидаясь приглашения, открыл ее и шагнул в кабинет Мамочки.

— Можно?

В кабинете кроме хозяйки находилась Татьяна. До этого она демонстрировала товары девочкам в общей комнате, а теперь настала очередь их шефини. Это была обычная практика. Вещи, предлагаемые Татьяной на продажу, были всегда отличного качества, и цену она не заламывала, поэтому и девочки, и Мамочка значились в числе ее постоянных покупателей, и поэтому она, не состоявшая в штате "Услады", считалась там своим человеком.

— А, Витяша, заходи! — приглашающе кивнула хозяйка кабинета.

— Не помешаю? У вас здесь, гляжу свой "тэт' а'тэтшник", посмотрел юноша на ворох пакетов, лежащих на столе.

— Ничего секретного, — улыбнулась ему Татьяна. — Тряпки они и есть тряпки.

— Садись, садись, — поддержала ее Мамочка. — Может, что и присоветуешь.

— Да я в этих шмотках ничего не смыслю, — усаживаясь в кресло, сказал Витяша.

— Не прибедняйся, молодой человек, вкус у тебя есть.

Татьяна раскрыла один из пакетов и разложила на столе великолепный мышиного цвета костюм-пару, направив на него свет настольной лампы.

— Ну как?

Мамочка придирчиво ощупала юбку, внимательно осмотрела швы, взяла за плечики пиджак и повесила на вытянутых руках перед собой.

— Неплохо, — прокомментировала она увиденное. — Совсем неплохо.

— Еще бы. Да ты примерь его, примерь. Снимать не захочешь.

— Сколько просишь?

— Триста пятьдесят.

— Долларов?

— Ну естественно, не карбованцев же. И не фунтов стерлингов.

— Не слабо. А насколько готова подвинуться? Ради знакомства?

— Мамочка, ты же знаешь, я всегда называю предельную цену и не торгуюсь.

Это была правда.

— Дорого, — покачала головой хозяйка кабинета и положила пиджак на стол, принявшись вновь рассматривать юбку.

— Конечно, недешево, — согласно кивнула Татьяна. — Но вещь стоит того. Это тебе не Турция — Китай, это настоящий ирландский твид. Стопроцентная фирма. А знаешь, какая в Англии поговорка существует? "У ирландского твида один недостаток: уж если купил, то на всю жизнь!" Это как швейцарские часы. Или как японская видеотехника. Или как румынская мебель. Полнейшая гарантия качества, можешь не сомневаться!

— А что, румынская мебель и в мире котируется? Я думала, только у нас. Да и то в доперестроечные времена, когда дефицит всего был.

— Котируется, котируется, будь уверена. Погляди на лейблы, все без дураков. Вот это чекуха на ткани, видишь: Дублин. А это — там, где пошит костюм: Ингланд, Ландан. Что тебе еще?

— Ну если это такая фирма, что ж стоит всего триста долларов?

— Нет-нет, Мамочка, я сказала не триста, а триста пятьдесят, — рассмеялась Татьяна. — Ну и хитренькая же ты! Триста!..

— Ну триста пятьдесят, — с невинным видом поправилась женщина. — Все равно небольшие деньги.

— А я и не утверждаю, что это вещь от известного кутюрье. Тогда бы она стоила уже тысячи "баксов". Это обычное массовое изделие, но здесь ты других и не найдешь. И в городе вряд ли еще на ком встретишь такой. А чтобы одеваться от известных модельных домов, надо ехать в Париж или Рим с ба-а-альшими денежками в кармане.

— Необязательно. Сейчас можно и в Москве прилично прибарахлиться.

— Можно и в Москве, — не стала спорить девушка. — Но это будет дороже.

— Витяша, что скажешь? — обратилась Мамочка к молодому человеку.

Тот подошел к столу, осмотрел товар с видом искушенного в таких делах знатока, пощупал его, помял, уделил внимание подкладу и карманам.

— Стоящая вещь! — вынес наконец он свой вердикт. — Сносу не будет!

— А я что говорю! — произнесла довольная его оценкой Татьяна. — Да ты примерь его, — вновь предложила она. — Мы пока выйдем.

— Да нет, потом. Скоро муж должен заехать, при нем и померю. Что туда-сюда снимать — надевать, и так видно, что мой размер. С деньгами сейчас туго, — вздохнула Мамочка. — В общем, как он решит, так и будет. Расщедрится, значит, куплю. А нет, так нет.

— Ладно, я оставлю тебе его до завтра. Если не возьмешь, найду покупателя. Такую вещь с руками оторвут, не залежится.

— Решено.

— А туфли?

— Туфли беру, за такие траты муж меня не убьет. И вот эту маечку. Отлично.

— Татьяна, ты Юльку давно видела? — посмотрел на девушку Витяша.

— Юльку? Какую Юльку? — складывая в пакеты вещи, без интереса спросила она.

— Какую… Нашу Юльку, какую же еще. Так давно, спрашиваю?

— Не помню. Несколько дней назад. А почему ты интересуешься?

— Да вот, пропала она куда-то. Мы все волнуемся. А вы, вроде, подруги.

— Да ну, какие подруги, просто знакомые. И насколько я знаю Юлю, это в ее характере, взять и сорваться куда-то, уже были случаи.

— Выходит, просто приятельница? А кто у тебя здесь подруги? Ради кого ты, собственно, постоянно ходишь в "Усладу"?

Девушка метнула в молодого человека короткий, но внимательный взгляд. Он беспечно улыбался, однако глаза его за стеклами очков были холодны, смотрели серьезно, пристально.

— Друзей в жизни человека бывает очень мало, — взяв протянутые Мамочкой деньги и медленно, хотя и чисто механически, пересчитывая их, менторским тоном проговорила Татьяна. — Вот и у меня всего две подруги. Одна еще с начальных классов, другая из двора, где я раньше жила. А все остальные — приятельницы, знакомые. Здесь я со всеми приятельствую, с кем-то чуть ближе, но не более. Опять-таки, здесь мои постоянные покупательницы, а это тоже форма близости.

— Ясно.

— А что это ты меня допрашиваешь, как следователь подозреваемую?

Теперь взгляд девушки, направленный на собеседника, был жесткий, режущий.

Тот не выдержав, отвел глаза в сторону.

— И правда, Витяша, — поддержала Татьяну Мамочка. — Что это за социологический опрос! Кому какое дело, кто с кем дружит!

— Да я просто… — оправдывающимся тоном проговорил юноша. — Не бери в голову! — подмигнул он Татьяне. — Я без задней мысли…

— Все правильно? — спросила Мамочка, указав взглядом на деньги.

— Как будто могло быть иначе, — улыбнулась ей в ответ Татьяна.

— Обсчитаться всякий может, никто от этого не застрахован.

— Только не ты.

— А костюм либо я завтра тебе верну, либо отдам за него деньги.

— Да-да, мы же договорились. Ну, я пошла. Всего хорошего.

— Мамочка, мне с тобой надо поговорить… — услышала Татьяна слова Витяша из-за закрытой ею двери.

Поборов искушение остаться и подслушать, о чем будет идти речь, она прошла по коридору, на ходу попрощалась с девочками и покинула квартиру.

На улице было пасмурно, но в холодном и промозглом воздухе, несмотря на позднюю осень, ощущалось скорее что-то весеннее. Дополняли это впечатление и лужицы, соседствующие с островками снега, что гораздо привычнее наблюдать в апреле.

Выйдя из подъезда, Татьяна остановилась, посмотрела на пасмурное небо и несколько раз глубоко с наслаждением вздохнула.

Ей не понравилось то, о чем спрашивал ее Витяша, и еще пуще — как он это спрашивал. С таким скрытым подтекстом, будто намекал, что ему что-то известно.

"… Ты Юльку давно видела?"

Да видела она ее, видела. В последние минуты жизни видела! Твое-то какое собачье дело!

С Алкой получилась накладка — сильно быстро нашли. С Юлькой такого не случится. Конечно, повозиться пришлось больше, но дело того стоило.

Заманить ее все в тот же гараж вместе с деньгами оказалось несложно: Юлька девка бедовая, да и ей, Татьяне, доверяла безоглядно.

А вот Вадим ее начинал беспокоить. Он все больше и больше входил во вкус. И всегда после "дела", в постели, так накидывался на Татьяну, словно намеревался ее разорвать.

Они утопили ее. Вадим заранее привез две фляги речной воды и наполнил ею большой цинковый бак, стоящий в гараже. Туда он без лишних прелюдий и окунул головой ничего не подозревающую жертву. А Татьяна держала ее за ноги, не давая вырваться.

Потом они сняли с тела всю одежду и уложили ее в большую прочную сумку, в каких коммерсанты носят товар на рынок. Это оказалось сделать легче, чем ожидалось: во-первых, погибшая была худенькой и невысокой, а во-вторых, мертвый человек не чувствует боли, ему не страшно задохнуться, и поэтому его можно сгибать, ломать и запихивать как угодно, чем Вадим, чуждый малейшим сомнениям, не преминул воспользоваться.

Да, он, определенно входил во вкус, и это пугало Татьяну.

Ночью на весельной лодке, одолженной Вадимом у приятеля, он отплыл по реке на глубокое место, сунул в боковые карманы сумки пару обрезков увесистых металлических труб, перемотал ее тяжелой якорной цепью, найденной им на причале, навесил на нее для надежности огромный, чуть ли не пудовый, амбарный замок, и перекинул свой страшный груз через борт.

Отгребя чуть выше по течению, он утопил и узел с одеждой покойной, внутрь которого был завернут приличных размеров камень "для балласта".

Татьяна в это время стояла на берегу, наблюдая в свете фар автомобиля за действиями своего друга. Картина была преисполнена некоего сюрреализма.

Она вспомнила, как внушала Вадиму, что вода в баке обязательно должна быть речной. Тот не понимал зачем, и нервничал, как делал это всегда, когда чего-нибудь не понимал. Действительно, если тело будет в сумке, зачем изображать несчастный случай? Кому придет в голову паковать случайно утонувшее тело? Она терпеливо внушала своему недалекому приятелю, что если все-таки случится так, что тело, по какому-нибудь нелепому недоразумению, обнаружат, то лучше, чтобы при вскрытии в легких было установлено наличие не хлорированной, а речной воды. Тогда решат, что жертву топили в реке, и даже такая, кажущаяся на первый взгляд мелочью, деталь может увести следствие в сторону.

Она, готовясь к делу, долго раздумывала, не вскрыть ли убитой живот. Всем известно, ну не всем, а людям грамотным, что если этого не сделать, трупные газы могут наполнить тело, и оно всплывет. Если же оболочку разрушить, то вероятность этого гораздо меньше, почти ничтожна. Но в конце концов она решила положиться на тяжесть балласта, на прожорливость обитателей подводного царства и на природу-матушку: со дня на день водоемы должен был сковать ледяной панцирь. А кровь — это дополнительные следы, кому они нужны. Да и Вадима лишний раз к чему будоражить…

Тройная операция принесла им около четырнадцати тысяч долларов. С теми "баксами", что удалось скопить Татьяне, получилась весьма приличная сумма. С такими деньгами уже вполне можно было начинать "раскручиваться".

Вроде все удалось, все шло, как они, вернее она, она одна, и задумывала. Она чувствовала, что Вадим начал относиться к ней с большим уважением.

И тут этот Витяша! Куда он лезет, что ему надо! Это не калека — Алкин хахаль. Тот лишь кулаки стискивает да зубами скрипит. Чувствует, конечно, что-то, но чувства к делу не подошьешь, а мозгов у него не хватит раскрутить тему. Педик — другое дело, у него головенка варит, он может и докопаться при желании. Нехорошо он смотрел. И говорил нехорошо.

Вынюхивает, сволочь! Довынюхивается на свою голову!..

"Педераст проклятый!" — подытожила Татьяна свои мысли и зябко передернув плечами, направилась из двора на улицу, чтобы там поймать такси…

Хлебосолов смотрел из окна на женскую фигурку, навьюченную пакетами, но думал вовсе не о ней. Он не подозревал, да и не мог подозревать, насколько эта спокойная, всегда приветливая и симпатичная коммерсантка, у которой и он время от времени что-то покупал, имеет близкое отношение к его нынешним тяжелым раздумьям…

Потомственная морячка, в роду которой не один мужчина нашел успокоение в морской пучине, обрела свое последнее пристанище в воде, правда не морской, а речной и саваном ей послужила брутальная торгашеская сумка. На сей раз убийцы могли не беспокоиться: останкам Юли никогда не суждено было всплыть на поверхность и стать объектом исследования…