Состояние микроавтобуса уже достигло крайнего предела, когда он мог заглохнуть посреди дороги или просто-напросто развалиться, и Митя, мужественно противостоя несправедливым в общем-то нападкам и укорам Мамочки, все-таки убедил ее в необходимости срочного ремонта.
Мамочка, будучи далеко не в восторге от сроков и, главное стоимости этого ремонта, попросила Кирилла подменить на несколько дней Митю…
Кирилл на своей "шестерке" поехал по адресу, куда за два часа до этого доставил одну из девушек. Заперев машину на ключ, он поднялся на первый этаж трехэтажного дома в районе "Бии" и нажал на кнопку звонка.
— Минуту! — раздалось за дверью, и вскоре она открылась.
На пороге стоял молодой мужчина в сине-зеленом полосатом халате. У него не было левой ноги, и он опирался на никелированные костыли, полукруглые упоры-крепления которых охватывали его предплечье.
— Кирилл, у тебя курить есть? — по-свойски спросил мужчина.
— Найдется.
— Угости, а то мои все кончились. Да ты заходи, заходи…
— Да ну, натопчу у тебя…
— Нестрашно. Заходи, вместе покурим. Алка все равно еще в ванной, знаешь ведь ее, это у нее что-то вроде мании.
Кирилл вошел в квартиру и сел на диван в единственной комнате. Хозяин устроился на стуле напротив него, машинально пытаясь прикрыть полой халата культю, что у него, естественно, не получилось. Они оба закурили, гость без особого вкуса, а инвалид с явным наслаждением.
— Алка, поди, все выкурила? — пуская колечками дым, спросил Кирилл.
— Ты что, она же не курит! Просто я не рассчитал. Сунулся в запасник, а там ни одной пачки не осталось. Я же их оптом покупаю.
— Ясно… Ну а вообще как дела, Петро? С работой все нормально?
— Грех жаловаться…
…Петр был постоянным клиентом "Услады". Кадровому военному, саперу, ему так и не довелось понюхать пороха, хотя для представителя советского офицерского корпуса последнего десятилетия двадцатого века это было скорее исключением, чем правилом. Ногу он потерял при следующих обстоятельствах: мотострелковый батальон колонкой передвигался к месту учений. С одной из машин была потеряна связь, и комбат послал его, заместителя командира саперной роты, узнать, в чем там дело. Даже не приказал, а просто попросил по рации: выясни, мол, если не трудно, и дай им по тыкве от моего имени. По склизкой, раскисшей от дождей грунтовке колонна ползла с черепашьей скоростью, и для молодого старшего лейтенанта не представляло никакой сложности пробежаться туда-сюда и выполнить несложное поручение командира.
"Комбат-батяня, батяня-комбат"… Если бы майор знал, чем его невинный приказ обернется для подчиненного, он бы наверняка самолично бегал бы вдоль колонны взад-вперед, лишь бы этого избежать.
Петр поскользнулся. Прозаичное слово, прозаичное действие, и отнюдь не прозаичные, трагические последствия…
Обгоняя по обочине дороги идущие машины, старший лейтенант не удержал равновесия и упал. Нога его угодила под колеса БМП, и как ни мала была скорость последней, несколько тонн металла сделали свое дело: когда Петра доставили в госпиталь, речь о спасении конечности даже не стояла. Благо хоть ампутацию сделали толково и не допустили заражения крови.
Так молодой офицер стал инвалидом Министерства Обороны. Он приехал в родной город, на пособие, выплаченное ему к вящему удивлению без особых проволочек, купил комнату в коммуналке, обменял ее с помощью родителей на однокомнатную квартиру, устроился на работу, очень даже неплохую по нынешним временам — в ремонтную мастерскую, благо, руки у него росли из "того" места. Простые и радиотелефоны, любая бытовая техника, аппаратура, хоть отечественного хоть импортного производства — пожалуйста, починим — будет как новая. Военная пенсия плюс стабильный заработок — жить можно. Казалось бы полный порядок: квартира, машина, работа. Молодость, руки, голова. Здоровье, наконец. Он и на протезе умудрялся на лыжах десяточку отмахивать. А уж машину водить — так это вообще без проблем.
Лишь один психологический пунктик оказался более трагичным следствием того несчастного случая, чем даже физическая утрата. У Петра начались проблемы с женщинами. Не у них с ним. А наоборот. Представительниц прекрасного пола как раз не очень отталкивал дефект во всем остальном абсолютно здорового мужчины. Тем более, что он был молод, силен, недурен собой, работящ и не пьяница.
Но Петру казалось, что нормальными женщинами, не скрывающими расположения к нему, руководит не что иное, как самая обыкновенная жалость. Та самая жалость, которую с давних времен на Руси не отличали от любви, да и не сильно этого хотели, а обозначавшие эти чувства слова никто и никогда не воспринимал иначе как синонимы. А молодой мужчина по вполне понятным причинам жалости на дух не принимал, бежал от нее как от огня, и посему, когда доходило до интимной близости с очередной оказавшейся в его орбите претенденткой, в голове Петра щелкал какой-то тумблер, и он оказывался несостоятельным.
Но такое случалось только при общении с "нормальными" женщинами. С профессионалками Петр не испытывал ни малейших проблем. Осознание того, что для них он обычный клиент, пусть и с некоторым изъяном, и главное, что девочек интересует — лишь его деньги, непостижимым образом избавляло Петра от каких бы то ни было комплексов, и "тумблер" его в этих случаях оставался в выключенном состоянии.
Сначала Петр пользовался услугами разных сотрудниц "Услады", да и других аналогичных фирм тоже. Но последние несколько месяцев он "западал" исключительно на Аллу…
— А, Кирилл! Ты уже приехал? Вроде бы еще не время. Фу, накурили!
— Время, время. Собирайся, подруга, поехали. Карета подана.
— Сейчас, я только накрашусь…
Алла вышла из ванной полностью облаченная, лишь без макияжа. Она уселась на стул перед трюмо и принялась наводить марафет.
Мужчины дружно уставились на ее зеркальное отражение, наблюдая за действом, родственным живописи, где лицо представляло собой тот же чистый холст, который вот-вот должен приобрести новую, живую и красочную суть.
— Вы меня смущаете, — ровно, ничуть не жеманясь, произнесла Алла.
— Извини, — бросил Кирилл и целомудренно отвел в взгляд.
— Дай еще сигарету, — последовав его примеру, попросил Петр.
— Держи.
Выбор Петра был, в общем-то понятен. Алла, недавняя жительница сельской глубинки, еще не лишилась провинциальной простоватости и ненаигранной непосредственности, выгодно отличающих ее от подруг по бизнесу. Была в ней какая-то домашность и основательность, не изжитые специфическим образом деятельности, которую она себе избрала в качестве средства заработка.
Круглолицая и курносая девушка с льняными волосами и сбитенькой фигуркой не была, конечно, первой красавицей, но удивительно располагала к себе.
Подруги по "Усладе" посмеивались над "служебным романом", не зло, конечно. В силу сложившихся отношений, Алла могла обслуживать постоянного клиента помимо кассы фирмы, беря деньги напрямую, или вообще не беря их, как бы уж у них там сложилось, и никто, естественно, не ставил бы ей это в вину: случай-то исключительный, все мы, в конце концов, люди, и сострадание имеем.
Даже Мамочка, женщина, мягко говоря, экономичная и бережливая, благосклонно дозволила Алле прямой контакт с офицером-инвалидом.
Но… Воспротивился Петр. Как только Алла теряла в его глазах статус обычной проститутки, женщины, продающей свое тело, злополучный "тумблер" в его голове грозил беспощадным щелчком со всеми вытекающими последствиями.
А чтобы этого не произошло, необходимы были все атрибуты отношений "клиент — девочка по вызову": расчет с охранниками, ограниченность времени, твердая такса. И тогда — порядок. А в противном случае — стоп, машина.
Аллу такое положение дел тоже устраивало. Во всяком случае, пока…
— "Мертвая голова" превращается в "павлиний глаз", — усмехнувшись, кивнул на Аллу Петр. — Священно действо…
— Что ты имеешь в виду? — перевел на него взгляд Кирилл.
— Это у него шутки такие, — не отрываясь от своего занятия, пояснила девушка. — "Мертвая голова" — это он меня так называет.
— Петя, ну как ты можешь! — с наигранной укоризной посмотрел на собеседника Хлебосолов. — Такое неблагозвучие!..
— При чем тут неблагозвучие? — пожал плечами инвалид. — И это я не только ее так зову, но и всех… девочек. Все по правилам.
— По каким еще правилам? Они тебе что, танкистки из знаменитой эсэсовской дивизии? — рассмеялся Кирилл.
— Да нет, та "мертвая голова" ни при чем, — отмахнулся Петр.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Хлебосолов. — Поясни, в чем суть.
— Они ведь себя ночными бабочками называют, — принялся объяснять инвалид.
— Это не мы себя так называем, это другие нас так называют, — подала реплику Алла.
— Другие вас по-разному называют, но вы почему-то все эти эпитеты на себя не примеряете, многие для вас попросту оскорбительны. А вот против "ночных бабочек" вы ничего не имеете. Как же, красиво, трепетно! И очарование изящества, и символ легкости, и трагедийность неминуемой встречи с огнем… Поэзия, словом…
— А что, нельзя?
— Можно, конечно. Я не об этом. Но все бабочки, в том числе и ночные, делятся на всевозможные виды, подвиды, отряды и тому подобное. Бывают большие, красивые бабочки, "павлиний глаз" например. Относящийся к этому семейству "атлас" достигает в размахе крыльев двадцати четырех сантиметров! Представляете! — Петр развел руками, показывая размеры экзотической бабочки.
— Да это целый гусь! — расхохотался Кирилл. — Только цветной!
— Но эти бабочки водятся в жарких, тропических странах. Таких как Индия, Индонезия, в Индокитае. И к нашим девочкам они, к сожалению, никакого отношения не имеют, как это ни прискорбно осознавать.
— Фу — ты, ну — ты! — насмешливо протянула Алла. — Можно подумать!
— Давайте, будем объективными, — призвал хозяин квартиры. — Дело даже вовсе не нашем климате, а все-таки нашим путанам далековато до московских валютных проституток. Дрессированных, лощ-щен-ных, утонченных я бы сказал.
— А ты прям с ними был! — обернулась через плечо Алла.
— Приходилось.
— Ну что ты врешь! Когда это?
— А вот когда в Москву за протезом ездил. И еще один раз…
— Что-то ты не рассказывал.
— Не было случая. Потом как-нибудь. Да это неважно. А важно то, что поразмышляв на досуге, я пришел к выводу, что наши девочки…
— Из "Услады"? — неожиданно проникаясь интересом к теме, спросил Кирилл.
— Ну пусть из "Услады"… Хотя… Ладно, пусть из "Услады", в конце концов, всех нас, здесь присутствующих, интересует только эта фирма. Так вот, я пришел к выводу, что наши девочки олицетворяют, скорее всего, семейство "бражников".
— Ну вот, мужикам лишь бы о выпивке! — проворчала Алла. — Бражники, как же!
— Выпивка здесь ни при чем. "Бражники", конечно, не "павлиноглазки", но и не "пяденицы" какие, не "совки", не "коконопряды". Это тоже крупные и красочные бабочки. А наши девочки, уж коли мы договорились быть объективными, тоже весьма и весьма привлекательны, чего уж там скрывать.
— Ну, и на том тебе спасибочки, — отреагировала Алла.
— Это правда. И это прекрасно. У "павлиноглазок" свое окружение, у "бражников" свое. И клиенты свои. Что бы мы без вас делали! Справедливости ради надо сказать, что те "бражники", о которых я веду речь, в Сибири тоже не водятся. Их встретишь разве что на Кавказе. "Большого ночного павлиньего глаза" там, кстати, тоже можно встретить. А в наших широтах-долготах виды попроще…
— Погоди, погоди, — остановил Петра Кирилл… — Лекция твоя, конечно, прелюбопытнейшая, но мне кажется, ты увлекся. И отвлекся.
— В смысле?
— Вопрос стоял лишь о "мертвой голове". А ты нам о каких-то "бражниках".
— "Мертвая голова" и есть разновидность "бражника". Размах крыльев до двенадцати сантиметров. Тоже немало. Тело у нее желтое с черным, на грудке рисунок, напоминающий череп, отсюда и название. Летает в сумерках. А если взять ее в руки, она издает резкий крик. Словом, для наших девочек — самое то.
— Откуда у тебя такие познания? — поинтересовался Кирилл.
— В детстве увлекался. Даже всерьез подумывал избрать себе соответствующую профессию, но потом решил стать военным.
— Н-да, — не нашел ничего лучшего, как выродить это междометье Кирилл.
— Вот именно, — усмехнулся инвалид. — И вот что из этого вышло.
— В жизни всякое бывает…
— Конечно. Только если бы я подорвался на мине или потерял ногу на войне — один расклад. А залезть с дури под БМП…
— Да брось ты! Ничего не с дури! Колонна была на марше, ну и…
— Кончай трепаться. Всем все понятно. Знаешь, что обиднее всего?
— Ну?
— Я же сапер. Слышал же про нас поговорку: "Сапер ошибается только раз"?
— Конечно.
— Вот я и ошибся раз. Да не там и не так. А ведь увечье-то типично саперское!
— Судьба…
— Ага, она, родная. Ну да ладно. А вот, кстати в продолжение темы. Ты знаешь, что в мире насекомых тоже есть свои минеры?
— Я как-то далек от всего этого. Что за минеры? Расскажи.
— Гусеницы, которые живут внутри листьев и их черешков. Они прокладывают внутри хлорофиллоносных тканей ходы — мины. А сами, значит, минеры. Это вполне официальное, научное, если хочешь, название.
— Вот видишь, без саперов-минеров даже насекомые не обходятся!
Алла, закончив макияж, повернулась вместе со стулом к мужчинам.
— Ты, Петюня, можешь, конечно, умничать сколько угодно, — произнесла она не терпящим возражения тоном, — но меня чтобы больше "мертвой головой" никогда не называл! Слышишь, никогда! Мне это не нравится!
— Но я же объяснил, что это очень красивая, интересная и необычная…
— Плевать мне какая это бабочка! Я не люблю разговоры о смерти и обо всем, что с ней связано. Нечего накликать. А здесь не просто, а прямо конкретно… Ну я прошу тебя, — вдруг сменила девушка тон на детски-умоляющий, и это было так потешно, что — мужчины разулыбались. — Не зови меня так! Пожалуйста!
— Ну хорошо. — Петр и не думал упираться. — Раз ты такая мнительная, не буду. Но к следующему разу я придумаю тебе новое прозвище.
— Ты готова? — обратился к Алле Кирилл.
— Давно уже. Ты что, не видишь?
— Так поехали, а то Мамочка вычтет с тебя за простой.
— С какой стати! Это ты здесь с Петюней уже полчаса про бабочек чирикаешь, а у меня в это время подруги клиентов из-под носа уводят! Это я у тебя должна за простой высчитать! Разговорились, понимаешь ли, тут!
— Кончай митинговать! — Кирилл взял девушку за руку и шутливо потащил к дверям. — Перебирай ноженьками, голуба!
— Подожди-ка! — Алла вырвала руку, подбежала к хозяину квартиры и звонко чмокнула его в щеку. — Пока, этнолог! До встречи!
Петр расхохотался.
— Ты чего? — отстранившись, с недоумением посмотрела на него девушка.
— Ничего, так…
— Этнолог — это тот, кто изучает народы, — счел нужным пояснить Хлебосолов. — Их культуру, обычаи, быт. А тот, кого ты имела в виду, называется энтомолог.
— Ну… А я как сказала? Короче, специалист по насекомым.
— Так, ошиблась самую малость, — с иронией произнес Петр.
— Надо же, какие грамотные! Прям куда бежать! Профессора!
Алла с гордым видом продефилировала к выходу из квартиры. — На-ка, возьми! — Кирилл вытащил из пачки несколько сигарет.
— О, классно! — обрадовался инвалид. — На сегодня хватит, не придется опять эту протезину надевать. А утром затарюсь.
— Ну ладно, бывай…
— Как у тебя с ним? — спросил Кирилл у Аллы, когда они уже были на полпути к конторе. — Продвигается дело помаленьку?
— Пока что его комплекс сильнее меня, — дернула плечом девушка. — Но это — пока. Надеюсь, мне удастся его…
— Приручить?
— Зачем же так. Вылечить. Это ведь чисто психологическая проблема. Показать путному врачу… Или, наоборот, бабке..
— А ты не боишься, что если он избавится от своего комплекса, ты перестанешь его интересовать. Ну… ты понимаешь, о чем я?..
— И так может получиться, — серьезно ответила Алла. — что ж, за все надо платить. Вот я и не знаю пока… А, ладно, посмотрим… Не последний день живем…
Эти слова девушка произнесла легко, как бы между прочим, ничуть не сомневаясь в их истинности.
"Не последний день живем…"
Людям свойственно заблуждаться…