Мертвый угол

Глава двадцать первая

Переодевшись в «камуфляж» раздетого им «Чистого», Климов примерил его ковано-тяжелые ботинки, убедился, что они ему как раз, не жмут, не давят, закинул кепку Федора на шкаф, надел на голову кепку-афганку, посмотрел на себя в зеркало, слегка прищурил взгляд. Теперь он походил на «Чистого», как две капли воды, вот только усов не было. Двух небольших стрелок над верхней губой.

Наблюдавший за его действиями «Чистый», в одних трусах сидевший на полу, не смог сдержать ухмылку.

— Кого ты хочешь фраернутъ, бельмондо еханый? Да «Медик» каждый жест мой знает, как себя!

— А я с блудой! — пошутил Климов и, взяв со шкафа клинок Пустоглазого, засунул его в ножны. Разумнее, конечно, было взять нож «Чистого», но задерживаться один на один с «Медиком» он не собирался. Если план выгорит и все получится, как он задумал, такие мелочи, как финка в ножнах, отойдут на третье место. Сейчас ему важнее было иметь при себе нож диверсанта с ртутным центром тяжести. Такой можно метать — и на большое расстояние. И на короткое.

Приказав «Чистому» вытянуться на полу, он еще раз поразился его атлетическому телосложению. Крепкие грудные мышцы, мощные плечи, прекрасные бицепсы. И ни одной татуировки. Чемпион мира, а не вор в законе. Главарь банды.

— Сколько твоих бойцов в деле? — спросил Климов, когда закатал «Чистого» в ковер, лежавший на полу.

— Пятьдесят два, — морщась от боли и своей беспомощности, просипел «Чистый». — Остальные «Медика».

«Не может быть, чтоб это было так. — подумал Климов. — Чем крупнее авторитет, тем больше у него обязанностей перед сильными мира сего, а те без присмотра «духовых» не оставляют. Имеют в их бандах своих порученцев, своих полномочных послов, представителей, секретных киллеров. Наемников-убийц. Чуть что не так, и «центровому» крышка».

— Кто за тобой?

Климов приставил к виску «Чистого» его хромированный «Магнум».

— Только живо. Я спешу.

— Я же ответил: «Чистый», в смысле, «Медик».

— А может быть, еще есть один «мытый»?

Уловив издевку, «Чистый» хмыкнул.

— Нет.

— А кто за «Медиком»?

— Не знаю.

— Климов ткнул ствол «Магнума» в рот «Чистого».

— Я тебя сейчас живьем сожгу… Полью бензинчикомизажгу спичечку… Ну, быстро!

— Я… — из рассеченной губы «Чистого» потекла кровь, — не знаю.

— Ладно, — встал с колена Климов. — Разберемся.

Он приподнял софу, подсунул под нее ковровый кокон с закатанным и перевязанным бандитом, так, что на виду торчали одни ноги, повесил куртку Федора на стул, заглянул в кухню, там было спокойно, включил рацию, послушал. В городе искали Климова-«могилыцика» и «шило». Это была школьная кличка Петра, и Климов понял, что поимкой «беглецов» руководит Слакогуз. По распоряжению «Медика».

Закрывая за собой дверь и проворачивая в замке ключ, он с досадой ощутил внезапное сопротивление: замок не закрывался. Как заклинило. Ни так, ни эдак.

«Чертова техника», — выдернув ключ из скважины, ругнулся Климов и плотнее притворил дверь. Перетаскивать оклунок с «Чистым» в квартиру напротив было некогда. С момента захвата городка прошло уже три с половиной часа, и как поведут себя бандиты в ближайшее время, Климов решить не мог. Все зависело от руководства внутренних дел и контрразведки, от их реакции на ультиматум, выдвинутый террористами.

Дверь, вроде, прикрылась плотно, туго, и Климов выскользнул из дома незамеченным.

В школу он вернулся через тридцать шесть минут. За это время ему удалось пробраться в переулок «Горный», расположенный между аптекой и филиалом института горных изысканий, где жила учительница по химии. Будучи ее любимцем, Климов нередко бывал у нее в квартире, и хорошо ориентировался «на местности».

В свое время она проговорилась, что боится умереть от опухоли мозга — у нее частенько побаливала голова, и что, когда врачи предложат операцию, она с собой покончит. Выпьет яд. Мышьяк или цианид калия. Скорее — цианид, он у нее есть.

Судя по убожеству обстановки и запущенности в комнате, учительница жила одна, и Климов сразу нашел яд — в темном флакончике с притертой пробкой. Склянка с ядом скромненько стояла рядом с пузырьком корвалола в аптечке. На кухне.

Обрадованный удачей, Климов заспешил в школу.

Пока добрался, промок.

Дождь начался сильный.

Проникнув в подвал тем же путем, что и раньше, подбадривая себя тем, что план должен сработать, поскольку он был прост до сумасшествия: ведь «Медик» ждет прихода «Чистого» и он к нему придет, вот только сделает, что надо, и придет. Климов надел противогаз, отмерил реактивы, еще раз проверил рецептуру, рассчитал химическое уравнение и приготовил отравляющий состав. Мгновенно действующий, но и мгновенно испаряющийся. Этим составом пользовались многие, особенно в дворцовых кулуарах. Пропись ядовитого состава Климов узнал на лекции по токсикологии, когда учился в «вышке» — высшей школе милиции. В Москве. Сказалось юношеское увлечение алхимией.

Как это ни странно, но в кабинете химии нашлась вода, целый двухведерный бак, должно быть, приготовленный для опытов, и Климов мысленно поблагодарил школьную уборщицу: воду для уроков запасала, видимо, она.

Слив приготовленный в колбе состав в мерный стакан, он вырвал из классного журнала мелко исписанный и разграфленный плотный лист, напоминающий по плотности чертежный, ему как раз такой и нужен, сложил его вчетверо, погрузил в ядовитую смесь.

Пока лист намокал, включил электроглянцеватель, найденный им в кабинете физики, когда-то в школе был фотокружок, развернул целлофановый пакет, прихваченный из дома учительницы, нагрел на спиртовке металлическую спицу, валявшуюся в ящике стола, и, захватив пинцетом мокрый лист, просушил его на глянцевателе. Еще чуть влажный, лист был снова сложен вчетверо, по старым сгибам, всунут в целлофановый пакет и запечатан: нагревшаяся спица хорошо заплавила открытый край.

Выключив глянцеватель, Климов перевернул колбу над раковиной, сполоснул ее водой, выплеснул остатки, осторожно, чтоб не повредить пакет, Спрятал его в грудном кармане «камуфляжа», выглянул из кабинета и сорвал с себя противогаз. Все-таки в нем было слишком душно.

Пройдя по вестибюлю, он зашел в учительскую, обшарил все ящики, шкафы и тумбочки, даже заглянул под старый кожаный диван, не говоря уже про кабинет директора, но все же не нашел того, что нужно. Постоял, подумал… Поднялся на второй этаж и за кулисами актового зала, отодвинув дощатую трибуну с гербом Советского Союза, обнаружил ящик драмкружка. Климов даже потер ладони: все было на месте! Парики, косметика, художественная гуашь, немного загустевший биоклей, а главное — трое усов: рыжие, отвислые, для деда Щукаря, которого когда-то играл Климов, посещал кружок, имел успех в школьном театре, закрученные вверх — гусарские, казачьи и тоненькие «в ниточку» для роли Хлестакова. Правда, черный волос «ниточки» изрядно поредел и растрепался, но это уже мелочи, дело гримера.

Запершись в учительской, Климов спокойно поработал над своим, теперь уже как будто бы и не своим, похожим лицом «Чистого» и вышел в вестибюль с легкой душой.

Его план должен сработать.

Пусть он безумен, но безумие — нормальное явление во время экстремальных ситуаций, катастроф и государственных переворотов. Ну, пусть не государственных, всего лишь местных, городских, но все-таки переворотов.

Покидая школу и выходя на улицу, снова под дождь и ветер, Климов убедил себя, что сработать может лишь надежный план, а надежным может быть простой и четкий ход. Чем проще, тем лучше. Так дилетанты в шахматы обыгрывают мастеров. Да и вообще, чтобы иметь успех у зрителя, надо играть. Играть в полную силу. И так во всем, чтобы играть, надо попробовать, чтобы выигрывать, надо играть. Играть, играть, играть. И он сыграет. Выиграет. Да. Он одним выстрелом тогда убьет двух зайцев. Лишит банду руководства и освободит заложников. Ту же учительницу, тех же соседей, Юлю… ее отца…

Вспомнив об Иване Максимовиче, Климов решил, что непременно наведается к нему, в его жилище, посмотрит схему горных разработок, штреков, штолен, лифтовых колодцев.

Непременно.

В свой план он верил, но и варианты надо было предугадывать.

А ветер, холод, дождь, посты, засады, радиопереговоры, стычки, схватки, рискованные действия, смертельная опасность давно стали для него той средой обитания, в которой он, где прямо, где в обход, торил свой путь. И чувствовал себя самим собой: решительным, удачливым, неутомимым.

Чувство это было глубоким, а глубокие воды русло не меняют.

Совершенно спокойно Климов миновал два бандитских поста, на виду у них включал рацию и ускоряя шаг, подошел к площади, отметил, что «Москвич» стоит теперь возле кафе, а черный «рафик» у аптеки. Поправив «Магнум» в кобуре, который был взведен, готов к стрельбе, он машинально посмотрел на небо, на вершину Ключевой, где по приезде он заметил флюгер. Несмотря на морось, он был виден Вертелся — не останавливался: над городом несся ветер со скоростью курьерского поезда, которому зажгли зеленый свет, но вскоре возвращался с той же скоростью.

Флюгеру Климов не позавидовал.

Так порой на месте кружится собака, пытающаяся схватить собственный хвост. Злится и скулит и еще пуще клацает зубами.

Водитель «рафика» — верткий сутулый крепыш выскочил из кабины — без оружия, без каски, но с тревогой на лице и побежал навстречу Климову. Сутулость придавала ему вид человека, решившегося наконец сказать то, что он думает, или сделать то, что он давно собирался, да вот отчего-то не мог.

— Там, это, «Медик» ждет, базар на стену мажет.

Климов кивнул и, не задерживал шаг, включил вместо

ответа рацию.

— Я «Чистый», что за кипиш?

Стараясь идти быстро, чтобы водитель поспешал сзади, Климов услышал голос «Медика», буркнул «сейчас» и сел в кабину. На водительском месте лежала зеленая каска, обтянутая сеткой, над лобовым стеклом, в специальных пазах-зажимах, находился пистолет-автомат «Скорпион», чешского производства. В бардачке лежали «Макаров», три гранаты.

«Под сиденьем тоже кое-что имеется», — подумал Климов и начальнически-коротко ткнул пальцем впереди себя.

Водитель поджал губы, по-видимому, ждал от Климова каких-то слов, нажал на газ, переключил скорость, и на тыльной стороне его правой кисти Климов прочел синюшную татуировку: «Я прав».

— Чифаря и Музгу ждать не будем?

— Нет.

— Тогда, поехали.

Будничной, незаметной, по-домашнему теплой и спокойной показалась Климову жизнь инспектора уголовного розыска. Ледяной страх смерти все-таки коснулся его сердца. На повороте «рафик» занесло, и они юзом въехали во двор шахтоуправления. Остановились около двойной стеклянной двери, чьи ручки представляли собой большие металлические лепестки. То ли ромашки, то ли астры.

Охранники на входе расступились, пропустили Климова, кивнули на его кивок ответно.

«Третий этаж. Четвертый кабинет налево», — приказал он сам себе и деловым шагом прошел к лифту. Пересекая вестибюль, поразился его великолепию. Пол выложен большими плитами из бело-голубого мрамора, стеклянные двойные стены были обращены на север и на юг, а разноцветная керамика на декоративных переборках, деливших вестибюль на несколько отсеков, могла украсить любой выставочный зал. И трудно представить, что двумя этажами выше сидит тот, кто волен уничтожить в этом городе любого, и не одного, а всех. Вот только, как он это все задумал сделать? Вероятнее всего, взорвет вход в штольню, похоронит находящихся там заживо.

Чудовищная перспектива.

Войдя в кабину лифта, Климов расстегнул кобуру, проверил, хорошо ли держатся усы, надвинул на глаза кепку- афганку и похлопал себя по карману, где лежала граната.

«Если что, живым не дамся», — эту фразу он сказал на третьем этаже, но вышел на последнем. На четвертом. Слева и справа, далеко по коридору, там, где были запасные выходы и лестничные спуски, стояло по охраннику. Так он и думал. Стерегли выход на крышу. Напротив лифта стена была стеклянной. Двойное, в палец толщиной, рифленое стекло. Плечом не выбить.

Чтоб осмотреться и наметить путь отхода ему достаточно было секунды.

Сделав вид, что перепутал этажи, нажал на кнопку, но, махнув рукой, мол, долго ждать, быстро прошел по коридору, включил рацию, приложил к уху, и с выражением суровой озабоченности на лице поправил нож на поясе «спецназовца».

— Давно на стреме?

— Два часа.

— А там, — он показал на потолок, — кто из парней цинкует?

— Сармак и Чалый.

«Спецназовец» со вздернутой, почти что заячьей, губой и мелкими кудряшечками на висках отвечал четко, быстро, по-военному, без тени замешательства или тревоги.

«Значит, я верно угадал, — подумал Климов. — Это парни «Чистого».

— Сменишься, зайдешь. Вы с Чифирем мне пригодитесь.

— Жмуриков мылить?

— Узнаешь.

Сказав, что он сейчас будет у «Медика», Климов сбежал по лестнице, выключил рацию и сделал мрачный вывод: переговоры террористов с МВД и контрразведкой ничего пока не дали. Заложников стали расстреливать. Пусть даже изредка, по-одному… уже кошмарно. Скрепляют банду кровью и устрашают правительство.

Одни готовы топать за тобой, другие растоптать.

Климов вспомнил Федора и пожалел, что не рискнул бежать с ним вместе. Теперь казнил себя за собственную трусость.

Кабинет директора шахтоуправления находился за темно- вишневой с черными прожилками дверью, перед которой также, как и при входе в здание, стояли двое.

По тому, как они приветственно кивнули Климову, он понял, что и это «его парни».

— Музгу и Чифаря увидите, пусть не уходят.

— Ясно.

«Ничего вам, чугунки, не ясно», — прошел мимо них Климов и, даже не глянув на троих амбалов, куривших в приемной, резко поправил кепку-афганку.

— «Медик» здесь? — спросил он воздух впереди себя и дернул дверь.

Войдя в кабинет, невольно сощурился: яркие, сияющие хрусталем и позолотой люстры ослепляли.

Прямо от двери, по ходу Климова, сидел Сережа.

Санитар Сережа.

«Медик».

Он с кем-то говорил по рации, и Климов уловил его оброненную фразу:

— Да, Зиновий. В час по жмурику.

Климов невольно глянул на часы и, предупреждая все возможные вопросы, ускоряя шаг и напуская на себя озлобленность, по-воровски, двумя лишь пальцами: указательным и безымянным вытащил из нагрудного кармана письмо в целлофане.

— Могильщик подбросил. Тебе.

— Что это? — занятый какой-то своей мыслью, спросил «Медик» и отключил рацию.

— Письмо. Помеловка.

— Давай, — протянул руку «Медик» и, хмыкнув при виде четвертушки бумаги в пакете, кинул письмо рядом с собой, на стол.

Затем придавил его рацией, достал из кармана «камуфляжа» сигареты «Филипп Моррис», повертел в руках спичечный коробок с этикеткой, на которой большая красная капля падала на четкий лозунг: «КРОВЬ ВОЗВРАЩАЕТ ЖИЗНЬ!», посмотрел куда-то за ухо Климова, прикурил, фукнул на пламя, сбил его, подержал в ногтях полуобгоревшую спичку и, помедлив, сунул ее под крышку коробка. Вид у него при этом был завзятого хозяйчика, а не главаря террористов, который, перейдя черту добра и зла, внутренне уже агонизировал и, страшась собственной смерти, мечтал насладиться агонией других.

— Где Чифарь и Музга? — сосредоточенно потирая, пальцем левую бровь, затянулся сигаретой «Медик» и передвинул рацию направо. Пакет потянулся следом, заскользил по гладкой полированной поверхности стола, но на полпути отлип от рации.

— Увязались за Легавым.

— Справятся?

— Догонят.

— Я спрашиваю, да ты сядь, — текучий сизый дым на миг закрыл лицо нахмуренного «Медика», — им помощь не нужна? Куда он мотанул?

Климов не ответил. Перед ним стоял выбор: на какой стул сесть? Три стула вдоль стола, три стула — вдоль глухой стены, два стула — рядом с «Медиком» и восемь стульев — вдоль такой же широкой, стеклянной, как и в вестибюле, двойной стены, заменяющей окно в роскошном кабинете. Эта стена-окно выходила не во двор, а панорамно открывала взору Ключеводск. Навесы автотранспортного предприятия, базарчик, поликлиника, хозяйственный и книжный магазины…

Эту стену — против света — он и выбрал.

Все меньше шансов, что его узнают.

— Твой зухер мотанул за город. Но Чифарь его смарает. Без булды.

— А он мне с биркой на левой не нужен. Я живого его жду. Ты понял?

При каждом блаженно-замедленном выдохе «Медик» махал перед собой ладонью и разгоняемый им дым слоисто обтекал его лицо. Глаза с бесовской зеленцой и темный с ранней проседью волнистый жесткий волос напоминали Климову какого-то актера, но какого, он сказать сейчас не мог. Безукоризненно правильный нос красиво сочетался с моложавыми губами.

«А в психбольнице, в халате он совершенно был другим: тупым, отвратным, злобным».

— Ладно, — сказал Климов. — Чифарь знает. Не запорет.

«Медик» кивнул, затянулся, нажал кнопку на столе.

Дверь распахнулась. Вошли двое, подошли к столу. Оба «спецназ». В черных беретах, в черных костюмах, в черных ботинках. Классные бронежилеты, автоматы, кортики на поясах. Один сразу же стал рядом с «Медиком», другой подпер спиной высокий сейф, возле которого стояла кадка с пальмой, направил автомат на Климова.

«Какое счастье, что здесь нету Слакогуза, — ощутив под сердцем холодок, подумал Климов. И поднялся, разминая плечи. — Он бы меня сразу раскусил. Хитрая тварь.»

— Давай, читай — сказал он, направляясь к «Медику», — что там в язушке ментовской? Может, что дельное.

«Медик» докурил свой «Филипп Моррис», загасил, вздохнул, небрежно взял-подковырнул пакет и передал стоящему с ним рядом парню.

— Огласи.

— Может, ты сам? — стараясь не смотреть на «Медика», взялся за спинку стула Климов и услышал равнодушное:

— Нештяк.

Непостижимость в его глазах навела Климова на мысль, что мир любит тех, кто ненавидит тайну мира, кто презирает жизнь и продал душу дьяволу.

Стоявший рядом с «Медиком» рослый бугай, зубами надорвал пакет, вынул лист бумаги, развернул и — близоруко! — вперился в нее глазами.

— Муть какая-то, — заметил он негромко и поднес письмо ближе к лицу.

— Читай, читай, — приказал «Медик», но Близорукий вдруг смертельно побледнел, одышливо раскрыл широкий рот и, покачнувшись, рухнул на пол. Виском он зацепил угол стола, а локоть, его локоть, сбил на ковер рацию.

— Он что, наркоша у тебя? — с озлобленной прямолинейностью взъярился Климов и, не давая «Медику» ответить, стукнул кулаком по спинке стула. — Набрал черачников чумарных! Говорил тебе: моих бери! Музгу того же! Ну, чего стоишь? — накинулся он тут же на охранника, застывшего у сейфа: — Поднимай шланбоя, дай воды…

— А у…

— Тогда, я сам! — выкрикнул Климов и побежал к двери, приказывая на ходу: — Лепилу вызывай, врача, тащи медичку!..

Убить двух зайцев одним выстрелом не удалось.