— Вода у тебя где? — спросил Климов у водителя, переводя дыхание и сдерживал шаг.
— В канистре, — повернулся тот и начал шарить за сиденьем.
— Волоки ее наверх! Живее!
— Кому?
— «Медику».
— А…
Сутулый хотел что-то сказать, но Климов уже дернул дверцу на себя.
— Не мельтеши! Выпуливайся! Дуй!
Водитель подхватил канистру, спрыгнул наземь, в два прыжка достиг двери и скрылся в вестибюле.
Завести «рафик» и включить скорость было секундным делом. Рванув с места так, что задние колеса взвизгнули, «рафик» присел и дернулся, точно с цепи сорвался, Климов выскочил на улицу, помчался к центру. Теперь оставлять «Чистого» в живых было опасно.
Благополучно миновав охранный пост на перекрестке около базарчика, он понял, что его пока что не хватились, хотя водитель, разумеется, вот-вот запаникует.
Включив рацию, Климов понял, что Слакогуз загнал Петра в Змеиное ущелье, преследует его с шестью «бойцами».
«Ну, это ничего, — резко свернул в проулок Климов и подлетел к аптеке со двора, прямо к подъезду. — Петр в горах, как у себя в кухне».
В подъезде и на лестнице никого не было, на лестничных площадках тоже, а в квартире… Саданув ботинком дверь, Климов припал к стене, готовый к бою, к выстрелам и рукопашной схватке, но дверь, спружинив, отошла назад, как будто кто толкнул ее рукой назад или подставил ногу.
Ход был интересный.
Если Климов второй раз ударит, могут выстрелить. Мгновенно. Перережут очередью пополам.
«Придется лечь, — подумал Климов и после удара — сразу же двумя ногами — откатился в сторону.
Дверь вновь спружинила и отошла назад.
Понятно.
Кто-то безвольно не давал двери открыться. Забаррикадировал ее. «Беззубый? Нет, — подумал Климов. — Он из-под завала выбраться не мог, а если бы и выбрался, помог бы «Чистому», освободил его, они бы здесь устроили засаду.»
Будь это в другом месте и в другое время, Климов выстрелил бы для начала в дверь, провел «разведку боем», а так… Он снова лег, тихонько — локтем — отворил подавшуюся дверь, насколько это было можно; просунул руку в щель, как опытный тихушник, крадущий обувь из незапертых прихожих, пальцами нащупал волосы, густые, жесткие, волнистые… Невольно отвел руку, снова прикоснулся…
«Голова, — определил Климов и налег плечом на дверь. — Вот только чья?»
Дверь еще немного приоткрылась, и уже вовсю пахнуло псиной.
Климов встал, двумя руками приналег на дверь и смог протиснуться в прихожую.
На полу, в луже крови лежал огромный сенбернар.
Прилично подраный ковер валялся у софы.
«Чистого» не было.
Стол и холодильник громоздились на Беззубом, но теперь он их не чувствовал, не мучился, бедняга, под их тяжестью. Вместо горла у него были лохмотья. Окровавленные тряпки. Черная дыра.
Пустоглазый перевернут вверх лицом. Брюк и ботинок на нем не было. Куртка залита кровью, шея проткнута, располосована ножом.
Работа «Чистого».
Все ясно.
Надо уходить.
Кепки и финки на шкафу не было. Стул валялся в углу комнаты. Куртка Федора исчезла. Так же, как и автоматы из-под ванны.
Плохо дело.
Сбегая по лестнице, он уже решил, что спрячется в аптеке. Если его выпустят. Но прежде заглянет к Ивану Максимовичу и в поликлинику. Потом у него времени не будет. И так уже двенадцать минут первого. А террористы каждый час расстреливают одного… или одну… подумалось о Юле… Идеальный разрез глаз… Милая девушка.
Как это ни странно, двор был пуст, по лужам плыли пузыри, ветер шумел исхлестанной листвой, гремел железом.
Климов сел в кабину.
«Значит, так, — сказал он сам себе. — Замок заклинило, я дверь не запер, а хозяйский пес вскоре вернулся. Учуяв запах крови и чужих в квартире, озверел. Набросился на Пустоглазого, но он уже был мертв, стащил его с Беззубого и начал рвать непрошенного гостя, быть может, того самого, который разлучил его с хозяином или, возможно, даже застрелил последнего. Затем ринулся в комнату, вцепился зубами в ковер и выволок из-под софы спеленутого «Чистого». Разорвал путы, разодрал ковер, растеребил и раскатал его по полу и… погиб от ножа «Чистого». Тот видел, куда Климов бросил кепку Федора и догадался, что на шкафу может лежать и финка. Его кровное оружие. Такие пироги».
Климов выдернул из пазов «Скорпион», проверил его магазин, обойма была полной, положил рядом с собой.
Протер лобовое стекло, зеркало.
Подумал о воде. Несмотря на полную экипировку, фляжек у бандитов он не видел. Здесь они жестоко просчитались. Хотя пиво тоже утоляет жажду. Баночное, импортное… могут взять в кафе, в буфете шахтоуправления… и все же…
«Про воду надо не забыть», — заметил себе Климов и, развернувшись во дворе, поехал в поликлинику.
Не очень быстро, и не очень медленно.
Придерживая руль левой рукой, включил рацию.
Переговаривались посты.
— Тормозите «рафик».
— Черный?
— Да.
— Но в нем же «Чистый».
— Это сыч.
— Могильщик?
— Да.
— А «Шило» взяли?
— Еще нет.
— А как быть с опером?
— Стрелять по скатам. Брать живым.
— О'кей. Отловим падлу.
«Ну-ну», — подумал Климов и свернул в проулок за продмагом. Впереди и сзади — никого. Лишь пузыри на лужах. Все спокойно.
Выключив рацию, ой затолкал ее в нагрудный карман куртки, нашарил в бардачке гранаты, взял себе. Потом примерил каску, затянул потуже ремешок, выдернул связку ключей из гнезда зажигания и, прихватив «Скорпион», стал «на тропу войны».
Первым делом он сорвал усы, хотя поморщиться пришлось. Затем подкрался к перекрестку и спокойно из-за мусорного бака застрелил двух постовых. Нисколько не таясь, сел в их вишневый «жигуленок», включил рацию, сказал, что видел «рафик» возле рудника, и завел двигатель.
Объехав труп, неспешно разогнал машину в гору и, выскочив на площадь, разорвал гранатой трех «десантников» в бронежилетах.
На все-про все ушла минута сорок семь секунд.
Возле развалин старенькой ломаемой библиотеки увидел еще двоих, но вел уже машину на предельной скорости и не нашел для них гостинца под рукой. Зато для тех, кто заблокировал въезд-выезд, устроил маленькое шоу: сунул две гранаты в бардачок, открыл с двух сторон дверцы «жигуля», застегнул кобуру с «Магнумом», проверил, хорошо ли сидит рация в кармане, на груди, и, когда стрелка на спидометре застыла возле цифры сто пятьдесят пять, прижал акселератор к полу подобранным на перекрестке автоматом Калашникова. Проделав все это и глянув на часы, до въезда-выезда осталось семь-восемь секунд, если вписаться в поворот, он выдернул чеку гранаты, промчался поворот кошмарным юзом, кинул гранату в бардачок и выбросился из кабины на газон.
Рассчитал так, что падал на тугие кусты туи, росшие вдоль трассы.
Ровно через семь секунд раздался взрыв.
Почти повторял кувырки Климова, брошенный вперед на скорости неуправляемый автомобиль воткнулся бампером в мешки, перевернулся через крышу, перелетел через шлагбаум и взорвался, стукнувшись со всего маху о фургон. Через мгновение раскат безудержного эха потряс горы: это в фургоне взорвалась взрывчатка. Сдетонировала. Откровенно говоря, на это Климов не рассчитывал.
Гремучий столб огня, раздвинул скалы, и они стали заваливать шоссе обломками камней.
Деревья вспыхнули и запылали.
От спецкоманды, охранявшей въезд и выезд в город, остались лишь клочки и полосатая труба шлагбаума, отброшенная в сторону взрывной волной. Все остальное погребло и завалило крошево известняка, базальта и гранита.
Климов потер ушибленное при падении плечо, общупал тело — ничего не пострадало, только в голове, в ушах стоял тяжелый звон. Да плыли яркие круги перед глазами.
«Пятнадцать бандитов долой», — поднимая пистолет- автомат «Скорпион» с мокрой земли, подвел он свой первый итог и скрылся в ближайшей подворотне.
До истечения срока ультиматума оставалось девятнадцать часов тридцать шесть минут.
Перебегая школьный двор, влетел с разгону в лужу, глубокую и грязную. Набрал в ботинок дождевой воды. Промочил ногу. Чтоб не натереть ее, остановился, просушил пальцы платком, выкрутил носок; быстро переобувшись, услышал шорох, что-то вроде кашлянья. Припал к стене, повел глазами по деревьям.
На узловатой редколистой ветке тополя простудно перхала горбатая ворона. Так еще перхает собака, подавившись костью.
Климов усмехнулся. Ему показалось, что от вороны должно пахнуть прокисшим борщом — такой у нее был трущобный вид.
А может, просто захотелось есть.
Карту-схему горных разработок он нашел в той же папке, которую ему показывал Иван Максимович.
Понимая, что после кратковременного замешательства бандиты начнут методично прочесывать город и, прежде всего, его окраины в поисках возмутителя их спокойствия, Климов быстро отыскал в папке нужную ему схему и постарался ее запомнить. На зрительную память он никогда не обижался: глянет, как сфотографирует — раз и навсегда. Без хорошей памяти, особенно на лица, в уголовном розыске не обойтись. Хотя он и заметил, что люди, имеющие плохую память на лица, отличаются порой довольно цепкой памятью на всевозможные события. Но это больше качество историков и тех, кто слишком занят собой, а Климов не историк, а сыщик, и особенного эгоизма за собой не отмечал.
В бомбоубежище можно было попасть через главный вход в рудник и через бункер под шахтоуправлением. «Соцгородок» был объектом стратегического назначения, и почти все его коммуникации и жизнеобеспечивающие «п/я 0-43» находились под землей: бассейны-резервуары для воды, электроподстанция, газопровод…
Седьмая и восьмая штольни представляли собой почти единое целое, разделенные тонкой перемычкой. Скорее всего железобетонной или металлической. Что находилось в восьмой штольне, которая была раза в четыре меньше, чем седьмая, приспособленная под бомбоубежище, и где сейчас томились заложники, по схеме понять было нельзя. В эту малую восьмую штольню можно было также попасть из запасного бункера по аварийному туннелю, как и в седьмую. Под аварийным туннелем шел еще один. Соединялись они узким переходом. Этот второй туннель шел куда-то в глубину гор, под Ястребиный Коготь. Этот район был обозначен на схеме целой сетью скважин, штреков, вентиляционных ходов. Один ход почти вертикально поднимался к скале Улитке, которой давно уже не было, а другой — намного уже первого, но тоже вертикальный, уходил за Ястребиный Коготь. Судя по крохотной горизонтальной черточке на контуре горной гряды, там была небольшая площадка. Или что-то вроде этого. Местные жители называли такие участки «каменными столами». Поговаривали, что площадки эти рукотворные, сделаны «зеками», но для чего — никто не знал. Зона запретная. Да и добраться до такой площадки было сложно. Отвесные скалы Ястребиного Когтя считались неприступными. И вот второй вертикальный ход вел к одному из каменных «столов». Не к нему прямо, но выходил на поверхность чуть левее и ниже. Если Климов верно судил о масштабе карты, от вентиляционного хода до «стола» было не меньше километра. Вертикально в горы.
Глянув на часы — время бежало! — он посмотрел в окно: никого не было, и, найдя в духовке газовой плиты два сухаря, сгрыз их с превеликим удовольствием. Открыл кран на кухне и тотчас завернул его. Слушать клокотание пустых водопроводных труб желанья не было.
Покидая дом Ивана Максимовича, Климов понимал, что добраться до Ястребиного Когтя, перевалить его хребет, отыскать безвестный вентиляционный люк и спуститься по нему в туннель, соединенный с бункером под шахтоуправлением, спуститься и не заблудиться в лабиринте скважин, штреков и пустот дело совершенно нереальное. Взять самому кого-нибудь в заложники, потребовать освободить жителей города — наивно. «Медик» никогда на это не пойдет. Что ему жизнь какого-то «бойца» или того же «Чистого», когда он собственную жизнь поставил на кон. Человек, это та птица, которая сама себе ставит силок и подрезает крылья, не говоря уже о террористе. Цинизм предусмотрительнее оптимизма. Климов сразу отметил немногословие и расчетливость «Медика» вместе с тонкой интуицией и осторожностью. Немногословие влиятельного человека и расчетливость фанатика. И откуда в нем эта нахальная уверенность, что все получится, как он задумал? Откуда эта вера в собственную исключительность? И кто этот «Зиновий», с которым говорил «Медик», когда вошел Климов? Японский полевой радиотелефон, которым пользовался «Медик», имеет преимущество секретного диапазона. Подслушать разговор нельзя, настроен он на частоту того, с кем говорят. Радиус действия, как минимум, пятнадцать километров. А если это так, то неизвестный Климову «Зиновий» может находиться далеко за городом.
«Или в горах», — подумал Климов и метнувшаяся тень заставила его пригнуться, прыгнуть в сторону, перекатиться через спину и увидеть, как от его выстрела на землю падает «десантник». Пуля «Магнума» скопытила его мгновенно: проломила нос. Залила лицо кровью.
Из-за сарая рубанула очередь. Осколки кирпича и штукатурки вжали Климова в простенок, в узкий промежуток между чьим-то гаражом, забором и поленницей.
Следующая очередь, выпущенная из крупнокалиберного «люгера», расщепила несколько сосновых бревен, вылущила из поленницы с десяток чурок.
«Он меня не видит, но знает, что я здесь, — подумал Климов и, толкнув поленницу, закинул тело на забор, перевалился. Под грохот осыпающихся дров и новой автоматной очереди, свернул за угол гаража, подпрыгнул, ухватился за ветку ореха, добрался по ней до крыши гаража и выглянул в проулок.
На выстрелы бежали трое.
Сунув пистолет в кобуру, он пошире развел ноги, распластался на крыше и поймал троицу в прорезь прицела.
Подпустив поближе, нажал на спусковой крючок.
Одного, по-видимому, спас бронежилет второго — каска, но третьему пришлось упасть ничком. Упасть и не подняться.
Тот, кто сидел за сараем и крошил дрова из автомата, тотчас перевел огонь в сторону Климова.
Заставил отползти. Спрыгнуть на землю и рвануться в глубь соседского двора.
«Трое — это ничего, — подбадривая сам себя, переметнулся через сетчатую загородку Климов и побежал к соседнему проулку. — Так даже веселее».
Определив, что выстрелы все время раздаются сзади, дал небольшой крюк, зашел в тыл преследователей, подкрался к дому Петра.
Взобравшись на соседскую яблоню, отметил, что засады нет — «бойцов», наверное, отправили к Змеиному ущелью, под командование Слакогуза, спрыгнул наземь, добежал до туалета, затаился за дощатой будкой.
Двор был пуст.
Выждав время, подбежал к веранде, обошел дом со стороны сада, где стояла лестница-стремянка, взобрался по ней на крышу и оттуда углядел, что в переулок въехал красный «Москвичок», заполненный «бойцами».
«Может быть, взяли Петра, — подумал Климов и приготовился к стрельбе. — Хотят использовать как подсадную утку».
«Москвич» подъехал к дому, его дверцы распахнулись и двое — без бронежилетов — сразу же свалились с ног. Поразив их точной и короткой очередью, Климов саданул по кабине, по лобовому стеклу, за которым дернулся «десантник» в каске, и, видя, что никто из «Москвича» больше не выскочил, не вылез и не выполз, для верности прошил его еще разок из автомата, спрыгнул на гараж, оттуда впалисадник, подбежал к машине.
Водитель был серьезно ранен: пуля раздробила ему челюсть, он схватился было за оружие, но вскинул автомат быстрее Климов.
На заднем сиденье корчился «спецназовец», скрипел зубами и просил не убивать. Ранен он или же нет, Климов не понял. Некогда было рассматривать беднягу: время поджимало.
Нырнув в машину, он схватил «спецназовца» за шиворот и поволок во двор.
— Где «Шило»?
— Бегает.
По-видимому, скрипевший зубами догадался, что перед ним «Могильщик», «Псевдо-Чистый», опер, и не стал кобениться, ответил четко, но довольно слабым голосом, с какой- то обреченностью.
Климов затащил его в веранду, затем в дом, посматривая сразу в два окна — во двор и в сад. С минуты на минуту могли появиться преследователи.
— Ты под кем? — спросил он у «спецназовца» и услыхал, что тот под «Чистым». Глаза у парня обморочно закатились.
— Кто охраняет штольню?
— Какую? — вопросом на вопрос ответил парень и потерял сознание. Наверное, от потери крови. Только теперь Климов увидел, что тот при смерти.
«Значит, обе охраняют», — выпрыгнул через окно в сад Климов, побежал вдоль переулка. Сообщение о том, что Петр все еще «в бегах», оттягивает на себя часть террористов, придавало сил, решительности, смелости. Непонятно только было, почему восьмую штольню охраняют. Что там может быть?
«Взрывчатка, — преодолевая очередной забор, догадался Климов. — Заминированный склад тринитротолуола. Или аммонала. И охраняют его люди «Медика». По крайней мере, человека три. Один минер и часовые. Да плюс охрана бункера, туннеля, восьмой штольни, шахтоуправления… на пушечный выстрел не подпустят, снимут враз».
Нет, в одиночку Климову не справиться. Тут нужны двое Он и Петр.
Поднимаясь по тропинке в гору, чтобы срезать путь, ведущий к площади, Климов почувствовал, что натирает ногу. Нужно было срочно переодеть носки, найти сухую обувь. С потертостями в горы не идут. Даже в Афгане отстраняли от участия в боевой вылазке. Но там была замена, а здесь Климов один. Нужно беречься.
Свернув с тропинки и наметив путь к ближайшим жилым зданиям, он вскоре оказался во дворе пятиэтажки, недалеко от поликлиники.
Присел за мусорными баками, взял автомат на изготовку и, не заметив ничего опасного, нырнул в подъезд. На пятом этаже остановился. Перевел дыхание. Попробовал открыть квартиру номер четырнадцать — не вышло. Замок был с секретом. Или с изъяном. Что, в общем-то, одно и тоже. Пришлось открыть другую дверь, но толку в этом не было. В двухкомнатной квартире жили женщины. Пришлось пройти три этажа, пока он подобрал себе хорошие добротные ботинки и простые сухие носки. Прошелся, словно в магазине, оценил обновку, попрыгал на носках, присел, взял автомат и запер дверь. Но можно было и не запирать: услышал шепот.
— Там он…
Пришлось по-новой вставлять ключ и запирать замок — теперь уже со стороны прихожей, изнутри.
Как ни старался все это проделать тихо, легкий щелчок все же раздался.
Не дожидаясь, пока двери выбьют и начнется шум- переполох, быстро пересек большую комнату, открыл балкон и выпрыгнул из дома. Прямо под защиту елей, росших во дворе. Ввязываться в бой он не хотел. Не мог собою рисковать, задумав главное. Важнее было сделать вид, что его нет и не было здесь никогда.
Помня о том, что в шахтоуправлении его никто искать не станет, он и направился туда, резко сменив маршрут. Надеялся, конечно, и на то, что сможет обезвредить «Медика», узнать побольше о «Зиновии», о целях террористов.
Перебежав главную улицу, сразу рванулся вниз, пересчитал ступеньки лесенки, ведущей к переулку за базаром, прошмыгнул в чью-то калитку, миновал дом Федора, садами-огородами добрался до забора автотранспортного предприятия, пригнувшись, побежал вдоль мастерских, вдоль гаражей, вдоль невысокой каменной стены какого-то разрушенного склада…
Взметнувшиеся впереди него фонтанчики земли и грохот автоматной очереди заставили упасть, залечь, не поднимал головы. Вторая очередь буквально вжала его в землю.
Стреляли так прицельно-точно, что сомнений не было: еще движение, рывок, попытка огрызнуться — и шабаш. Загнешься раньше срока. Пуля — тварь бесчувственная, глупая.
— Вставай!
Голос раздался сверху.
Климов повернул лицо и краем глаза увидал фигуру. Кто- то стоял на стене. Властно приказывал.
— Живей!
Для острастки выстрелил и снова вогнал пулю рядом с локтем Климова. Показывал, что он стрелять умеет, как никто. Климов поверил. Начал подниматься… Третий выстрел был уже излишним: Климов поднял руки.
— Головой к стене, — раздался голос сбоку и над ржавой бочкой из-под солидола вырос ломовик, мощный «десантник» с карабином Симонова.
Глаза холодные, внимательные, цепкие.
Климов уткнулся лбом в складскую стену. Едва заметно передвинулся левее, стал на бетонную плиту, лежавшую подле стены.
Почувствовал, как на голову обсыпалась известка или штукатурка, а снизу вверх ударили по печени. Дыхание остановилось. Боль на мгновение лишила чувств.
Следующий удар пришелся по щиколотке. Тяжелый ботинок «десантника» отбил правую ногу в сторону, и ствол карабина уткнулся в затылок.
«Один сверху, один сзади, — потянулся вверх под дулом карабина Климов и лишился «Магнума». — Не так и много. Не было бы третьего».
Когда обшаривавший его «десантник» выудил из наплечной кобуры «Макаров», довольно хмыкнул и забрал клинок, Климов стремительно подсек себя: подбил левой ногой правую, взмахнул резко рукой, переместил центр тяжести к лопаткам, спружинил, приземлившись, на руках и выстрелил ногами в пах ломовика. От неожиданности тот нажал на спуск, и пуля-дура сшибла со стены его напарника. Пока он падал со стены, а ломовик сгибался от удара в пах, Климов уже вскочил на ноги и ребром ладони — смаху — рубанул «десантника» по шее, выхватил «Макаров» из его кармана и…
Страшный удар по голове перевернул его вместе с землей.
Их было трое.
Встать ему они уже не дали.