Мертвый угол

Глава двадцать девятая

— Ты сам сунулся в петлю, — предупреждающе сказал «Медик», когда они вошли в бетонный переход. — Люди Зиновия — гэбисты. Бывшие, но это их не портит.

— Даже украшает, — шагая следом, сказал Климов и засунул полевой телефон во внутренний карман десантного комбинезона.

— Тебе смешно, а я серьезно.

Климов не ответил. Он взял в левую руку свой«Макаров»,а правой вынул из-за пояса крупнокалиберный «люгер». Подержал на весу, несколько раз резко бросил руки в стороны, как будто отбиваясь от невидимых врагов, быстро присел, пошел гусиным шагом, вновь пружинисто поднялся во весь рост и выбросил руки вперед, поймав в прицелы контур «Медика».

«Осечки бы не вышло», — озабоченно подумал он о механизме «люгера» и вернул за пояс оба пистолета.

— Идти долго?

— Минут десять, — сказал «Медик» и споткнулся в темноте. Климов успел схватить его и поддержать. — Все время прямо?

— Нет. Еще два поворота.

— От последнего до входа в штольню сколько метров?

— Я всего два раза был. Не помню.

— Приблизительно.

— Тогда свет был, а в темноте… — «Медик» помедлил, — думаю, не больше двадцати… при свете.

— Хорошо, — ответил Климов, хотя, в общем-то, не видел ничего хорошего. — Связь с Зиновием у них прямая?

— Да.

— Они тебе не подчиняются?

— Нисколько.

— Пароль тебе известен?

— Нет.

— А как же ты хотел взорвать газгольдеры?

— Я этого хотел? — в тоне звучало удивление. — Не помню.

— Да ты многого не помнишь, — сказал Климов и спросил, как часто должен «Медик» говорить с Зиновием по телефону?

— В принципе, все время. Связь прерываться не должна.

— А если телефон забарахлит?

— Такого быть не может.

— Ну, а все же. Мало ли чего: бежал, споткнулся, разбил корпус.

— Он же полевой, военный. Ничего с ним не случится.

— Ас тобой?

«Медик» подумал, помолчал, потом ответил.

— Если бы со мною что произошло, на связи был бы «Чистый».

— Позывной Зиновия какой?

— Гюрза.

— А твой?

— Мой: цмос.

— Цель оправдывает средства? — спросил Климов, хотя и так уже понял расшифровку позывного.

— Да, оправдывает, — вяло сказал «Медик» и внезапно перешел на шепот. — Климов, слушай, — он замедлил шаг, — если мы пройдем к газгольдерам и ты найдешь взрыватель, сможешь отпустить меня? Совсем? Я уйду в горы.

— Нет, — прямо ответил Климов. — Пока нет.

— А если я тебя отсюда поведу к Зиновию? За Ястребиный Коготь? По туннелю?

«Все собаки знают, — удивился Климов. — Подготовились отлично».

Сообщение о том, что бетонный переход из бункера в восьмую штольню имеет тайный выход к «каменному стволу», к вертолетной площадке, и что этот путь уже испробован, говорило о том, что механизм террора запущен опытной рукой.

— А что, такой туннель имеется?

— Конечно.

— И Зиновий о нем знает?

«Медик» горделиво хмыкнул.

— Нет.

«Возможно, туннель заминирован, — подумал Климов, — вполне вероятно. Но и выбора у меня нет. Если взрыватель будет у меня, а дистанционное управление им в руках Зиновия, я так и так превращаюсь в ходячую мину. Почувствовав неладное, Зиновий нажмет кнопку и я…», — что будет с ним после того, как произойдет взрыв, представилось так явственно, анатомически-кроваво, что Климов не решился даже мысленно заканчивать оборванную фразу.

— Если выведешь меня наверх и я увижу вертолет Зиновия, — помедлив, сказал Климов, — гуляй на все четыре.

Ему даже показалось, что в его тоне прозвучало сомнение в своих возможностях решить этот вопрос самостоятельно, и он еще раз резко произнес:

— Увижу вертолет и отпущу.

— Честное слово? — в голосе «Медика» просквозили недоверие и ликование одновременно. — Увидишь и отпустишь?

— Слово офицера.

— Тогда, дай телефон, — заговорщицким тоном потребовал «Медик», — я свяжусь с Зиновием, скажу, что все о'кей.

Согласные всегда ликуют, а недовольные ропщут.

Трудно сказать почему, но Климов достал телефон.

— Пошли, — сказал он «Медику», — За последним поворотом свяжешься с Зиновием. Старайся говорить отчетливо и громко. Охранники тебя узнают и подпустят. Дальше мое дело.

Глаза уже привыкли к темноте, и Климов с «Медиком» ускорили шаги. Друзья-приятели, если взглянуть со стороны, а если вдуматься… Никогда еще в жизни Климов так не рисковал. Клал голову на плаху.

«Оскорбление действием действительно оскорбление», — вспомнилась глупая фраза, услышанная неизвестно когда и неизвестно по какому поводу, и Климов укоряюще подумал, что умные стараются не рисковать, что умные…

— Последний поворот, — шепнул «Медик» и протянул руку за телефоном. Пальцы его дрожали.

Климов протянул ему рацию и фонарик.

— Постарайся ослепить хотя бы одного.

— Там очень узко.

— Вот и хорошо.

«Медик» был крупнее Климова, шире в плечах и выше почти на голову. Шел он, понятно, скованно, едва передвигая ноги, но и торопить его было нельзя: он тоже рисковал — собственной шкурой.

Как только свернули за угол, послышался суровый оклик: «На пол!» и одновременно с этой командой вспыхнул в руках «Медика» фонарь. Включился телефон:

— Гюрза! Я «Цмос»! «Зиновий»! Слышишь?

Краем глаза Климов уловил стоявших впереди охранников и моментально выпалил из двух стволов в их силуэты. Стрелял в головы. Навскидку. Словно в тире. Громкий стон заставил пальнуть снова.

— Гюрза!

«Медик» присел и оглушенно замотал башкой. Фонарь он выронил, и тот сразу потух.

— Я «Медик»…

— Хватит! — крикнул Климов и рванул вперед, стреляя на бегу по-македонски: сразу из обоих пистолетов.

Ответа он не слышал.

Получилось.

Для верности Климов в упор добил живучего охранника, схватившегося вдруг за автомат.

Выдернув из его пальцев мощный фонарь, Климов включил его и осветил убитых. Он был убежден, что сразу подстрелил обоих, но убежденность не мешала сомневаться.

У одного глаза остекленели и уперлись в потолок. Другой лежал ничком — тянулся к автомату.

Две лужи крови подтекли под ноги Климова и медленно соединились. Можно было проходить в восьмую штольню.

Поджидая приближавшегося «Медика», он перезарядил пистолеты, вставил в обоймы новые патроны, сунул «Макаров» под мышку, в кобуру, перекинул «люгер» в левую руку и забрал у подошедшего «Медика» молчавший телефон.

— Он слышал выстрелы? — спросил о Зиновии Климов и услышал:

— Конечно.

— Что ты сказал?

— Сказал, что «Чистый» крутит мельницу: расстреливает мародеров.

— А он?

«Медик» пожал плечами.

— Ему что? Трупом больше, трупом меньше… не имеет, собственно, значения. Наоборот, благодарил. Сказал, что наша доля гонорара будет больше.

— Выходит, ультиматум принят? Ваши требования удовлетворят?

— Посмотрим, — уклончиво ответил «Медик». — Еще крутят.

— Ладно, — сказал Климов и, отобрав телефон, снял с пояса лежавшего ничком охранника наручники. — Давай свою культю.

Приковав себя к «Медику», он с постным лицом скромника и недотепы потянул того к решетке входа в штольню. Луч фонаря направил в подлые глаза.

— Код не забыл? Какая там последняя цифирь?

«Медик» зажмурился и отвернул лицо.

— Тридцать восемь.

— То-то, — удовлетворенно произнес Климов и, нашарив в одном из карманов убитых связку ключей, стал подбирать нужный к замку. Теперь он действовал спокойно и уверенно.

Отворив решетку, Климов потянул «Медика» дальше и вскоре они оказались перед входом в бомбоубежище, о чем гласила соответствующая надпись. К этому же входу вел еще один туннель, только намного шире, с узкоколейной рельсовой дорогой, уводящей в темень. Туда, где был центральный вход в рудник, где шел неравный бой Петра с охраной. С той стороны все время доносились выстрелы.

«Найду взрыватель и пойду ему на помощь», — решил Климов и потянул на себя дверь бомбоубежища.

Спертый воздух и гул голосов в кромешной темноте напомнили об участи заложников. Кое-где, в глубине штольни, чадили слабенькие огоньки. Никто не догадался взять с собою фонари или же свечи.

Войдя в бомбоубежище, Климов уже знал, что будет делать.

— Федор Дерюгин, на выход! — как можно спокойнее и, вместе с тем, довольно громко крикнул Климов, и тотчас эхом его зова покатилась волна окликов: — Дерюгина! На выход! Федора… Зовут. Ау, Дерюгин!

Климов осветил дверь седьмой штольни, показывая этим самым, куда должен подойти Дерюгин, и сразу отошел в сторонку, выключив фонарь. Еще нельзя было стоять на одном месте.

— Вот это кукрыниксы! — раздался громкий голос Федора, и Климов вновь включил фонарь, направил на себя. — Двигай сюда.

Кратко объяснив ему, в чем дело, он отдал ему свой автомат, сказал, где можно взять еще, и попросил лишь об одном:

— Ни звука. Никому. Начнется паника и все взлетят на воздух. Понял?

— Всесторонне.

— Тогда, вперед. Налево и на выход. Помоги Петру, а я тут похимичу. Только знай: он в «камуфляже», как и я.

— Нештяк. Прорвемся.

— Сперва узнай, потом стреляй. Да плащ мой скинь. Он светлый.

— Ну, якорная щель! — беззлобно возмутился Федор. — Это ясно.

— Тогда, с Богом!

Было видно, что он умеет оценивать момент, быстро разобрался в ситуации. К тому же, несмотря на крупное телосложение и видимую безалаберность, двигался он мягко, точно и неслышно.

«Медик» стоял молча, делал вид, что его нет.

Держался у стены.

— Теперь в восьмую, — шепнул Климов и, осветив себе дорогу, скользнув по каменной стене бомбоубежища лучом, вновь выключил фонарь. — Пошли наощупь.

— Скажите, что там на земле? — раздался женский голос.

— Правда, что там? — сразу же заволновались в темноте.

— Где все те, которых увели?

— Уже идет эвакуация?

— А почему нет света?

— И воды!

— Воды! У нас здесь дети!

Климов придал голосу сочувственно-начальническую интонацию и успокоил всех одним четким ответом.

— Утром будет все. Я обещаю.

Кто-то еще что-то выкрикивал, но Климов слушал и не слышал, словно с головой ушел под воду. Надо было пробираться к восьмой штольне. И вообще, любое несчастье можно превозмочь, если пренебречь земными радостями. Жизнь — это облако, в тени которого не спрячешься.

Идя вдоль стены, Климов неожиданно нащупал металлические поручни какой-то крепкой лесенки, ведущей строго вверх, остановился, пошатал, попробовал, надежно ли приварена она к ребристой арматуре и, сняв браслет наручника со своего запястья, примкнул его к скобе одной из перемычек.

— Подожди, — шепнул он «Медику» и, ничего не объясняя, ударил рукояткой пистолета ниже уха. Тело его обмякло, точно тряпичная кукла. Пришлось подхватить и уложить на пол.

Лучше выглядеть пронырой, нежели тюхой.

Пренебрегая своей безопасностью, он прежде всего пренебрегал жизнью людей. А этого он допустить не мог.

Освободившись на время от ненужного поводыря и соглядатая, Климов двинулся дальше, ежесекундно ожидая нападения или же выстрела. Особенно опасность возросла, когда он свернул за угол. Стал приближаться к перемычке восьмой штольни, к ее входу.

Умудренное опытом тысячелетий человечество наложило запрет на убийство и порабощение других, но как избавиться от страха смерти, не придумало. Опыт чужой смерти — чужой опыт. Сознавая гибельность всего живого, люди не умеют умирать. И Климов не был исключением. Он был один из тысячи, один из смертных.

Климов присел. Закрыл глаза. Прислушался. Звук не повторился. Значит, нервы.

Обследовал впереди себя холодный лист металла. Нащупал пальцами прямоугольник, понял, что находится у цели.

Перед ним был вход в восьмую штольню, в камеру газгольдеров. Осталось набрать код.

«Сейчас включу фонарь и ринусь вбок», — сказал он сам себе и снова вслушался в странные звуки. Кто-то шел за ним. Подкрадывался.

Тихо.

Климов включил фонарь, направил луч на кодовый замок и резко ушел вправо, когда скрипнуло — отчетливо так скрипнуло щебенкой под ногой.

Сзади него была девчушка. Лет восьми, не больше. Испугавшись его выпада, она закрылась в ужасе руками.

— А-ааа!

«Дурак слабоумный», — облегченно перевел дыханье Климов и еще раз обругал себя похлеще.

— Чья ты, кроха?

Он включил фонарь, и девочка отняла руки от лица. Пугливо вздрогнула.

— Дерюгина. Оксана.

«Вот ты какая, — присел на корточки Климов и постарался успокоить девочку. — Имя красивое. Как у моей жены».

— Не плачь, не бойся. Ты, наверно, заблудилась?

— Нет, я ищу папу. Он пошел сюда.

Под глазами у девчушки были темные круги.

Климов вспомнил свое знакомство с Федором, его вопрос: «А дочку тоже убивать?», боязнь Дерюгина, что дочка станет ведьмой, и его угрозу расправиться с женой. Это было более, чем странным. Впрочем, и знакомство Климова с дочерью Федора было ничуть не лучше.

«Мистика какая-то», — подумал он и ласково попросил девочку ждать папу возле мамы.

— Его вызвали по делу. Он ведь тракторист. Причем, хороший.

— Да, папа — хороший, — сразу согласилась девочка и подняла глаза. — А можно я здесь посижу? Мне страшно возвращаться.

— Этого мне только не хватало, — сокрушенно сказал Климов и позволил девочке остаться. — Только — тихо! — Ой прижал палец к губам. — И — чтоб нас никто не слышал.

Повернувшись к двери, он осветил кодовую панель замка и начал набирать цифры.