— Садитесь, Таранов. Хорошо, — объявила Кобра. — До отлично чуть-чуть не дотянули!
Я с облегчением выдохнул, пропотев у доски добрых двадцать минут. Кобра устроила показательную экзекуцию, но я с честью выдержал все удары, щёлкая её примеры один за другим. Я даже и на четвёрку-то не рассчитывал, максимум на трояк.
— Молодчина, — шепнула Варя, победно улыбаясь.
В конце концов, это в большей степени её заслуга, а не моя.
— Спасибо, — шепнул я. — С меня причитается.
Теперь можно со спокойной душой вновь заниматься музыкой. По крайней мере, пока.
Это был последний, четвёртый урок. Суббота у нас была не так сильно загружена, как все остальные дни, и в этот раз выходные полностью принадлежали мне. Никакой деревни, работы, внезапных поездок или ещё каких форс-мажоров, меня наконец-то ждал заслуженный отдых.
Ещё и погода внезапно расщедрилась на стабильные плюс восемнадцать градусов, не холодно и не жарко, в самый раз для отдыха на свежем воздухе.
Сегодняшнюю репетицию я отменил. У нас теперь была ещё почти целая неделя до выступления, вполне достаточно, чтобы подготовить одну песню, и сразу после уроков мы отправились гулять по Чернавску. Как и договаривались со Светой, показать ей город. Катя тоже присоединилась к нам, так что гулять отправились полным составом. Заодно решим насчёт названия.
— Вепри суицида, — в шутку предложил я, вспомнив знаменитое фото советских рокеров.
— Саш, ты дурак? — фыркнула Варя.
— Да шучу просто, — хохотнул я.
Кроме меня, шутки никто не понял, но мне было плевать. Мы шли по широкому тротуару в сторону центра города, чуть отклонившись от наших привычных маршрутов. Света глядела по сторонам, разглядывая дореволюционные торговые ряды, трёхэтажные сталинки и шедевры советской типовой архитектуры в стиле конструктивизма.
— Я предлагаю тогда назваться «Заря», — сказала Катя. — Раз кое-кто не хочет «Незабудки»…
— Зарин, зоман и фосген, — проворчал я.
Выбор названия — самое сложное для новой группы. Надо, чтобы оно устроило всех, а это не так-то просто, особенно в нашем случае. Надо, чтобы его ещё и цензура пропустила, то есть, какой-нибудь «Мучитель» не прокатит от слова совсем. У меня, честно говоря, приличных вариантов не было, хотя я думал над названием, начиная с того момента, как проснулся в больнице.
— Может, что-то с Чернавском связанное? — предложила Света.
Мы как раз проходили мимо здания обкома, бывшей купеческой усадьбы. По асфальтированной дороге прокатила чёрная «Волга», и мы проводили автомобиль взглядами.
— Чёрное… Что-то там? — хмыкнул я.
Сомнительно, но в принципе потянет. Есть, конечно, вернее, будут Чёрный Кофе и Чёрный Обелиск, да и многие другие, но сейчас, в восемьдесят третьем, это ещё не звучит избито и пошло.
— Мрачно… — буркнула Катя.
— Любочка, может, и пропустит что-то чёрное, а Кобра точно не разрешит, — сказала Варя.
— Красное? — предложил я, зацепившись взглядом за Светин галстук.
— Солнышко, — сказала Катя.
— Красный Рассвет, — хмыкнул я, вспоминая хреновенький клюквенный фильм про Третью Мировую войну.
— Звучит, как название колхоза, — посмеялась Варя.
— Колхоза-миллионера! — воскликнул я.
Мы все засмеялись.
— О, кафе-мороженое! Пойдёмте, зайдём, — предложил я.
Сто лет таких не видел. Все они куда-то подевались в девяностых, вместе с автоматами по продаже газировки. Ладно хоть жёлтые бочки с квасом остались и прожили ещё очень долго.
Я придержал тяжёлую дверь, пропуская девчонок вперёд, зашёл последним. Интерьер казался одновременно и знакомым, и чем-то новым, вызывая странное ощущение дежа вю. Скорее всего, я в этом кафе бывал, и это воспоминания из детства.
Варя заказала шарик белого пломбира и сироп, Катя взяла клубничное, Света — крем-брюле. Я предпочёл шоколадное. Народа в кафе было изрядно, и пионеров, и взрослых, субботний погожий день многих заставил выйти из дома. Нам, однако, повезло, компания студентов местного педа как раз освободила столик, который мы тут же оккупировали.
— Красное тоже могут не пропустить, — сказала Катя, возвращаясь к прежнему обсуждению.
— Какие у нас в городе вообще коллективы есть? Может, от этого попробовать плясать, — сказал я.
— Так сразу и не упомнишь… — разделывая ложкой шарик мороженого, чтобы побыстрее растаял, протянула Варя. — «Яхонты»… «Песня сердца», «Персона»…
— «Икарус», — подсказала Катя.
— Ага… — кивнула Варя. — «Окно» ещё… «Динамик»…
— Понятно, максимально нейтральные названия, — вздохнул я. — Серые, блёклые. Ни о чём.
— Зря ты так, Саш, — пожурила меня Варя.
— Ну как можно вообще по названию понять, какую музыку играет, например, «Окно»? — всплеснул я руками, едва не опрокинув свою вазочку с мороженым. — Да никак!
— Ну… Обычную музыку… — сказала Катя. — Которую все играют.
— И зачем оно надо? — хмыкнул я. — Выделяться группа должна, хоть чем-нибудь. Чтобы люди шли не просто музыку послушать, а именно нашу. Пугачёву идут послушать не потому, что она обычные песни поёт…
— Сравнил тоже! Пугачёва! — фыркнула Катя. — Где она, и где мы⁈
— Не хочешь Пугачёву, «Землян» тех же возьми, — сказал я.
Сравнение с Пугачёвой, этой ядовитой гарпией советской и российской эстрады, мне и самому не нравилось.
— Не доросли мы ещё, — сказала Варя.
— Но дорастём же! Значит, и название надо сразу яркое, броское, отражающее суть! — с жаром произнёс я.
Девочки понуро опустили головы, ковыряя своё мороженое.
— Короче… Называемся пока «Чёрная Заря», если не пропустят, переделаем, — волевым решением постановил я.
— Мне не нравится, — покачала головой Света.
— Мне тоже, — заявила Катя.
Варя молча кивнула, соглашаясь с остальными девочками.
Я вспомнил свои прежние группы. Там тоже баталии за название могли тянуться неделями и месяцами. Могли даже принять решение, определиться, твёрдо и чётко. А на следующий день выбранное название резко переставало нравиться абсолютно всем. У нас, к сожалению, недель и месяцев на придумывание себе имени не было. Выступление уже в пятницу.
— Может, «Мечта»? — задумчиво протянула Света.
— Такие уже есть, — вздохнула Варя. — В Туркамыше, в соседнем районе.
— Жаль, — расстроилась пионерка.
— «Фотоплёнка», — произнесла Катя.
Ладно, вот это уже неплохо. Но тоже не то.
— «Вернисаж»? — спросила Варя.
— Такие есть, — сказал я.
Полной уверенности не было, но почему-то мне так казалось.
— Да? Ну ладно, — сказала Варя.
— «Чёрный террор», — хмыкнул я.
В битве за Армагеддон.
— Саша! — в один голос воскликнули все трое.
— Да шучу я… — махнул я рукой, поднимаясь из-за столика.
Забрал пустую посуду, утащил к специальному окошку, вернулся.
— Боевая дружина советской молодёжи, — заявил я. — Сокращённо — БДСМ.
— Звучит неплохо. Мне нравится, — задумчиво протянула Варя.
— Я пошутил, — сказал я, чудом сдерживаясь, чтобы не заржать во весь голос.
— Нет, а правда же! Мне тоже нравится! — поддержала Катя.
— «Последний дождь», — мечтательно протянула Света. — Или «Семь счастливых нот»…
Я прямо-таки почувствовал приторную слащавость, вязнущую в зубах.
— Нет! — в один голос отрезали Варя и Катя.
— Гости из будущего, — предложила Варя, почему-то стрельнув в меня глазками.
Если бы не поп-группа, которая возьмёт это название лет через пятнадцать, я, может, его бы даже рассмотрел.
— Нет, категорически, — сказал я.
— Тогда предлагай альтернативу! — фыркнула Варя.
— Может, «Альтернатива»? — предложила Света.
Помолчали, подумали. Сомнительно, но окей.
— Если других вариантов нет, то это неплохо, — сказал я. — Показывает, что мы играем не так, как остальные.
— Наверное, да, — кивнула Катя.
Я окинул интерьер кафе задумчивым взглядом, поглядел на лампочку над головой, почесал в затылке.
— «Высокое напряжение», — сказал я.
— Не влезай, убьёт, — хихикнула Катя.
Главное, молнии и черепа в оформлении не использовать, во избежание ассоциаций с другими электриками, в чёрной форме от Хьюго Босса.
— Тоже ничего, — сказала Света.
— Да, можно, — сказала Варя. — И Кобра, скорее всего, возражать не будет.
— Ура! — выдохнул я. — Хотя бы название есть…
Уже что-то.
Мы вышли из кафе-мороженого, на разный лад мусоля новое название и все связанные с ним ассоциации. Не сказать, что оно было идеальным, но оно было неплохим. Да и музыку нашу, можно сказать, отражало. В сравнении с тем, что играют другие ансамбли, мы играем быстрее, выше, сильнее. Под высоким напряжением.
Прогулялись ещё немного по центру Чернавска, показывая Светлане местные достопримечательности, памятник Ильичу в кепке, городской парк культуры и отдыха и Центральный Дворец Культуры, построенный в стиле неоклассицизма и напоминающий издалека какой-то древнегреческий храм с его колоннами и треугольным фронтоном.
— Вот бы там выступить… — мечтательно протянула Катя.
— Я выступала, ничего особенного, — сказала Варя.
Мы удивлённо покосились на неё. Та немного засмущалась.
— Конкурс был городской… — объяснила она.
— И мы тоже обязательно выступим, — заявил я.
Когда время начало близиться к вечеру, было принято решение расходиться по домам, хотя я видел, что все хотят гулять дальше. И мне тоже хотелось. В компании девчат время летело стрелой, постоянно звучал звонкий смех. Словно мы все забывали о собственных заботах и проблемах.
Проводили Катю до дома, до пятиэтажки-хрущобы на Карла Либкнехта, в которых жили работяги, проводили Свету до её новостройки в КПД, прошлись с Варей вдвоём до её дома. В гости я не напрашивался, да и она меня несколько смущалась, так что я с ней тепло попрощался и отправился к своему бараку. Настроение всё равно было хорошим.
А с понедельника начались полноценные ежедневные репетиции. Мне хотелось, чтобы всё было идеально. Я прекрасно понимал, что идеально не бывает, особенно на первом выступлении, но как известно, во время выступления уровень подготовки падает до минимального. Вот его и надо было повышать. За четыре репетиции.
В принципе, для свежесобранной группы звучало уже неплохо. Делаем скидку на возраст, откровенно херовый аппарат и отсутствие баса, но звучание всё равно было на уровне крепко сбитого ансамбля. Успели сыграться за эти дни, подстроиться друг под дружку.
Катя теперь не просто отстукивала ритм, но и подчёркивала мелодию сбивками, не всегда одними и теми же, но это частая проблема начинающих барабанщиков. Мало кто может взять и сыграть песню нота в ноту, большинство просто полагается на чувство ритма и импровизацию.
Света выучила все аккорды, теперь даже не подглядывая на клавиши, Варя вообще не парилась, после классики и концертов для фортепиано одна песенка для неё была на раз плюнуть.
Я определился наконец с гитарным соло, разве что пришлось его немного продлить. Наше исполнение кардинально отличалось от того, как исполняли «Земляне», но народу должно понравиться. Во всяком случае, нам нравилось, да и Любочка, нагрянувшая на генеральную репетицию, в четверг, оценила наши старания.
— Молодцы, ребята! Молодцы! — захлопала она в ладоши, когда мы с Катей доиграли концовку, а Варя наконец отпустила зажатый аккорд.
— Спасибо, Любовь Георгиевна, — заулыбалась Света.
— Завтра надо так же хорошо сыграть, — сказала Любочка. — Вы выступаете в середине, после Вовы Комарова.
— Петь будет опять? — спросила Катя.
Любочка пожала плечами, мол, наверное.
— А кто в зале будет, все классы? — спросила Света, заливаясь румянцем.
— Да. Может, из родителей кто-то придёт, — сказала Любочка. — Хотя это вряд ли, на работе же все. Пятница, день.
— У меня бабушка придёт, — сказала Варя.
Своей я даже говорить ничего не стал, прекрасно представляя её реакцию. Поджатые губы, фырканье, мол, ерунда какая, лучше бы чем полезным занялись. Таня и Лиза, кажется, тоже выступали на этом концерте школьной самодеятельности, то ли в составе хора, то ли с какими-то народными танцами.
— Мои не придут, — сказала Катя.
Света промолчала, нервно покусывая губы.
— А кто концерт вести будет? — спросил я.
Не то, чтоб это было для меня важно, но лучше бы знать ведущих. Мало ли что.
— Кристина Полянская будет, — сообщила Любочка.
— Это которая на актрису поступать собирается? — спросила Катя.
— Ага, — фыркнула Варя.
Как по мне, для актрисы Полянская чересчур смазливая и гордая. В своём времени я бы скорее увидел такую на чёрном диване, а не на большом экране.
— А по времени регламент есть? — спросил я.
Хотелось уточнить вообще все моменты, хоть я и понимал, что Любочка осведомлена ненамного лучше меня.
— Да ну просто выйдете, подключитесь, сыграете, — пожала плечами она. — Капитолина Григорьевна знает, что вы будете «Траву у дома» играть, Кристина так и объявит.
— Хорошо, — кивнул я. — Давайте ещё порепетируем.
Катя дала счёт, привычно и спокойно начали, музыка полилась из колонок, как по маслу, играли слаженно и чётко. Даже запел я проникновенно и чувственно, выкладываясь на девяносто девять процентов, как никогда раньше. На сто процентов выкладываться буду завтра на сцене.
Играть и петь одновременно не составляло для меня труда, в конце концов, это четыре четверти с простейшим ритмом, а не ломаные атональные риффы в причудливых размерах.
Отыграли всю песню. Так, что хоть бери и записывай на альбом, лучше уже не будет, и я, довольный результатом, сам захлопал в ладоши вместе с Любочкой, которая, широко улыбаясь, сидела на парте, вновь дразня меня открывающимися видами.
— Девочки! Вы все молодцы! — объявил я. — Отличная работа!
Девчата заулыбались. И я поспешил спустить их с небес на землю.
— Завтра нам надо сыграть хотя бы в половину от этого! — добавил я. — И, самое главное! Если что-то вдруг пошло не так, не останавливаемся! Ни в коем случае!
А пойти не так может абсолютно всё. Кто-нибудь запнётся о лежащий кабель. Порвётся струна. Вылетит из руки барабанная палочка. Микрофон вдруг перестанет работать, или наоборот, наведётся на колонку, приветствуя зрителей неприятным оглушительным свистом. Возбуждённый фанат выбежит вдруг на сцену. Хотя последнее нам пока не грозит, тем более, в школьном актовом зале.
— Да ладно тебе, Саш, отлично же всё! Сам сказал! — воскликнула Катя.
— Да, и от своих слов не отказываюсь, вы все — умнички и красотки! — сказал я. — Но на концерте… Всё не так, как на репетиции.
— Ты так говоришь, будто уже миллион раз выступал, — сказала Света.
— Просто… Я так чувствую, — соврал я.
— Правда-правда, на сцене иначе всё будет, — сказала Варя. — Там… Там даже воздух другой.
— Прорвёмся, — заявил я с полной уверенностью в своих словах. — Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики!
— Ну, большевики… Закругляемся на сегодня, — сказала Любочка. — Сразу всё к завтрашнему дню подготовьте.
Дельный совет. Тем более, что большую часть аппаратуры надо было ещё и вынести на сцену, как и барабанную установку. Это тебе не гитару с процессором в багажник закинуть, и не в ближайший алкомаркет заскочить за допингом. Тут ещё и в группе-то одни девчонки, с которыми тяжести особо не потаскаешь. Рыцарская честь не позволяет.
Поэтому всё самое тяжёлое я таскал сам. Разве что барабанную установку, вернее, бочку с томом пришлось тащить вместе с Катей, потому что одному к ней не подступиться. И то ли мои ежедневные занятия физкультурой на турнике дали свои плоды, то ли из-за того, что это подготовка к нашему первому концерту, но всё казалось практически невесомым и лёгким.
Предвкушение будущего выступления захватило меня целиком, с головой. И девчонок тоже. Совсем скоро мы выйдем на сцену. Уже завтра. И я почему-то нервничал так, как не нервничал ни перед одним фестивалем до этого. Хоть и старался этого не показывать. Пожалуй, перед концертом стоит взять чего-нибудь для успокоения нервов.