Металлист. Назад в СССР

Глава 4

Чернавск. Такой родной и такой постылый. Глухая уральская провинция, унылая и депрессивная, но сейчас, в восемьдесят третьем году, она казалась вполне живой и цветущей. Возможно, образ города в моей памяти был взят из девяностых, когда всё разваливалось и разрушалось, или из нулевых, когда всё немного устаканилось, но в любом случае, сравнение выигрывал Чернавск образца восемьдесят третьего. При всей его неказистости.

Не было назойливой уличной рекламы, не было граффити на стенах, не было бомжей. Многих зданий, впрочем, тоже не было, но это в большинстве своём были уродливые безвкусные торговые центры из стекла и бетона, так что городской пейзаж от их отсутствия становился только красивее.

Зато работали предприятия, о существовании которых я даже не подозревал. Вернее, успел давно забыть. Завод железобетонных изделий, не доживший до нулевых, мясокомбинат, хлебозавод, ГРЭС, завод сельскохозяйственного машиностроения, и прочие, и прочие. Вокруг города располагались разного рода лесхозы, учхозы, колхозы и прочие -хозы, многие из которых в девяностые оказались заброшены и забыты. На бывших колхозных полях как грибы вырастали коттеджные посёлки с высокими заборами.

И я сейчас не просто так вспоминал городские предприятия. Как водилось в СССР, каждое из них обязательно тянуло на себе кучу сопутствующих подшефных организаций, в том числе, объектов культуры. Не только пионерлагеря, санатории и базы отдыха, которых тоже в лесах вокруг города построили с избытком. Но и Дворцы культуры, Дворцы спорта, кинотеатры и прочий соцкультбыт.

А где, как не в ближайшем ДК, можно сколотить свой ВИА?

Надо бы этот вопросик провентилировать. Нет, первым вариантом был и будет школьный ансамбль, прямо как в песне, в каморке за актовым залом. Но чаще всего это уже существующий коллектив под чутким руководством кого-нибудь из учителей, и творческой свободы в нём мне точно не видать. Если туда вообще получится пролезть на вакантное место, которого может и не быть вовсе.

А вот в одном из местных домов культуры шансов гораздо больше. Основная трудность в наборе людей, конечно, не все пойдут играть незнакомую новую музыку, большинство предпочтёт лабать попсу, чтобы клеить девчонок. Хотя могли бы рубить металл, чтобы клеить альтушек. Они куда интереснее. Во всех смыслах.

Я забрёл наконец в район КПД, крупнопанельных домов, рабочее гетто Чернавска, соседствующее с частным сектором. Здесь я жил в своей прошлой жизни, и не проходило ни дня, чтобы рабочая молодёжь в палёном адидасе не попыталась спросить у меня за длинные волосы или музыкальные предпочтения. КПД научил меня разруливать кризисные ситуации не хуже, чем дорогие курсы. Здесь же была и подвальная качалка, в которой я тягал железо под Manowar,лучшую музыку для занятий тяжёлой атлетикой, и я сейчас направлялся именно туда.

Остро не хватало музыки в наушниках. Душу бы продал за айрподсы и подборку любимых треков. Идти и слушать, как хлюпают лужи под говнодавами, было непривычно и даже странно. Музыка окружала меня везде. В машине, на улице, дома. А тут я испытывал прямо-таки физическую нехватку, дефицит. Даже не знаю, что проще, раздобыть портативный плеер типа кассетного волкмена или вернуться в будущее за айрподсами и телефоном. Наверное, второе более реально.

До боли знакомый подвал оказался закрыт на большой навесной замок. Жаль, такому дрищу, как Сашка Таранов, не помешало бы немного набрать массу. А заниматься дома, становясь объектом насмешек матери… Так себе перспектива, честно говоря. Ладно, тоже решаемо.

Здесь же, в районе КПД, располагался и ближайший к нашему частному сектору дом культуры, носящий громкое имя Владимира Маяковского. Раз в неделю там проходили танцы, в будние дни репетировал народный ансамбль песни и пляски, а по праздникам в большом зале проходили концерты, посвящённые тому или иному красному дню календаря. А ещё именно в «маяковке» мы с группой впервые вышли на сцену. Наш тогдашний басист ужрался так сильно, что перед выступлением наблевал в гримёрке, и нам пришлось уходить по-английски, не прощаясь.

Моё внимание привлекла афиша возле дверей ДК, приглашающая всех желающих на вечер живой музыки, на танцы. Играть должна была какая-то «Веснянка», про которую я вообще впервые слышал, хотя музыкальную историю Чернавска знал довольно-таки неплохо. Я всё же крутился среди музыкантов почти всю жизнь.

Мельком изучив афишу, которая гласила, что играть «Веснянка» будет в пятницу, я потянул за жёлтую латунную ручку массивной двери. Немного помедлил сначала, конечно. Не совсем ясно было, к кому идти и с кем поговорить, в моей памяти этим ДК рулила молодая девчонка, которая в восемьдесят третьем году, скорее всего, пока ещё носила пионерский галстук. А то и вовсе значок октябрёнка. Руководство здесь точно было другое, не то, которое я знал.

Где-то внутри дома культуры играл аккордеон.

Бабулька — божий одуванчик, что сидела на входе и вязала крючком, не обратила на меня совершенно никакого внимания, в конце концов, никаких мероприятий в ДК сейчас не шло, так что я проскользнул мимо неё и очутился в холле с гардеробом. Совершенно пустом.

Интерьер ДК не слишком-то отличался от того, что помнил я. Маяковка была не самым большим культурным центром города, в отличие от филармонии или Дворца Культуры Машиностроителей. Актовый зал, несколько гримёрок, подсобные помещения, комнаты для кружков и секций, пара кабинетов начальства.

Именно туда, к начальству, я и отправился.

Никогда не любил общаться с высоким начальством, будь то арт-директор занюханного клубешника или продюсер крутого зарубежного лейбла. Не любил, и всё тут, хотя и приходилось. Менеджер у «Сибирской Язвы» появился далеко не сразу, и организационными вопросами, в основном, занимался именно я.

Здесь меня встретила высокая женщина в строгом брючном костюме и тугим пучком каштановых волос на затылке, настолько тугим, что казалось, распусти его, и её лицо тут же перестанет быть похожим на восковую посмертную маску. Табличка на её двери гласила, что это Коротких И. И., ни больше, ни меньше. Даже о должности её приходилось только догадываться. Но она занимала самый большой кабинет из всех.

— Чего тебе, мальчик? — вместо приветствия спросила она.

Я от подобного обращения, конечно, давно отвык, так что даже немного опешил.

— Здравствуйте, — начал я после небольшой паузы. — Хотел узнать насчёт ВИА.

— Автограф взять у кого-то хотел? — спросила она.

— Нет, узнать хотел, как бы его основать, — сказал я.

И. И. Коротких натянуто улыбнулась.

— А чего в школьный ансамбль не вступишь? — спросила она.

— Выпускной класс, — произнёс я.

Исчерпывающий ответ.

— На чём играешь? — скучающим тоном спросила она.

— На всём, а что именно нужно? — решил пошутить я, но моего юмора И. И. Коротких не оценила.

— Кажется, это тебе что-то было нужно, — приподняла брови она. — В нашем доме культуры сейчас репетируют и играют девять ансамблей различной направленности и тематики, и её один ансамбль, тем более, непрофессиональный…

— Десять ансамблей в отчётности смотрятся гораздо солиднее, — сказал я, и она позволила себе наконец искренне усмехнуться.

Как же всё было проще в мои времена. Захотел собрать группу — кинул клич в соцсетях, пришли на репточку, скинулись на часик, поиграли, разошлись. Главное, инструменты иметь, но и с ними никаких проблем. Наши китайские и индонезийские товарищи весь мир снабжают дешёвыми инструментами, по качеству ничем не уступающими тем дровам, на которых играли советские музыканты. Для начального уровня более чем достаточно, а уж если отдать на пару дней мастеру для отстройки, то и подавно.

— Если и правда на всём играешь, то у нас «Яхонты» барабанщика ищут, а в «Икарусе» бас-гитариста в армию призвали, — сказала она.

Вступать в существующий коллектив мне не хотелось. Слишком трудно будет перевести его на нужное мне направление, с нуля начинать гораздо проще.

— Я всё-таки предпочёл бы гитару, — сказал я.

Она молча развела руками. Да, с ней, похоже, каши не сваришь.

— Понял. Хорошо. Спасибо за помощь, — сказал я. — До свидания.

— До свидания. Приходи на кружки, авиамоделирование у нас есть, Николай Андреич всех желающих приглашает…

Окончание фразы я не дослушал, вышел за дверь. В крайне скверном расположении духа. Я, конечно, воздушных замков не строил и особых надежд не питал, но всё равно. Ладно, трудности закаляют.

Я поплёлся на выход, у гардероба встретил каких-то модников в джинсах. Заметил у них два кожаных чехла для гитар с инструментами внутри, но настроения общаться с ними у меня не было. Да и вряд ли общение сложится, мой затрапезный внешний вид заранее ставил меня в уязвимое положение. Встречают-то всё равно по одёжке, даже в стране победившего социализма. А я, в отличие от этих молодых денди, выглядел, прошу прощения, как чухан. С подростковыми усиками и одеждой не по размеру.

Поэтому не стал даже пытаться подходить и что-то узнавать. К тому же, час наверняка уже прошёл, девчонки должны бы ждать меня на условленном месте. Надо обзавестись наручными часами, пригодятся.

Возле водопроводной колонки вполне ожидаемо никого не оказалось. А на улице уже потихоньку начинало смеркаться. Я прошёлся вдоль улицы туда-сюда, выискивая взглядом сестёр. То ли они опаздывали, наплевав на наш уговор, то ли это я чересчур сильно задержался и они не стали меня ждать, я так и не понял. Но ситуация мне шибко не понравилась.

Какое-то время я болтался там, возле условленного места. Спросил время у прохожего в болоньевом сером плаще, был послан на три советских буквы. Не все здесь, однако, светлоликие добрые эльфы.

Делать нечего, пошёл домой, надо было проверить, вдруг сёстры уже там. Если нет — пойду искать по Чернавску, без вариантов. Сейчас хоть и не девяностые, но всё равно. Мало ли что. Без мобильного телефона ужасно непривычно.

Девчонки сидели на лавочке во дворе нашего дома, и я облегчённо выдохнул, завидев их одинаковые ладные фигурки.

— Саша! Ты где пропадал⁈ — спросили они наперебой.

— До маяковки ходил, — честно признался я.

— Зачем? — спросила Таня.

— По делу, — расплывчато ответил я. — Идёмте домой.

Дома нас встретила недовольная мать. Ничего необычного, впрочем. На этот раз её претензия ожидаемо была в том, что мы слишком долго шлялись, и ужин уже остыл. Ничего, поели холодного. Гречневая каша с луком и морковью, в которой часто попадались чёрные крупинки. Кому-то, кажется, лень было перебрать гречку перед готовкой.

Гитара, слава Богу, не пострадала, так и осталась лежать на шкафу, заступничество всемогущего Максимушки надёжно защищало её от любых посягательств со стороны матери. Ну а мне, стало быть, надо выполнить своё обещание, чтобы так оставалось и впредь.

Мы с ним расположились в уголке, сев друг напротив друга.

— Саша, ему через полчаса спать пора! — строго сказала мать, переодевшаяся в страшную ситцевую ночнушку с цветочками.

Страшно представить, как Сашка выживал в этом бабьем царстве раньше. В одной-то комнате со всей семьёй.

— Мы недолго, — сказал я.

Гитару я всё же перенастроил в стандартный строй, благо, их калибр позволял это сделать. Седьмую просто снял, чтобы она не болталась, как сопля, настроить её в Си не получилось, а вот остальные — вполне. Ленинградка мне попалась хорошая, с ровным грифом, звонкая, ничего не дребезжало и не гудело. Не Альгамбра, конечно, и не мастеровой Мартин, но тоже неплохо.

Пробежался пальцами по грифу, размялся немного. Максимка смотрел на это, разинув рот от изумления, да и девчонки тоже оторвались от своих занятий и удивлённо уставились на меня. Одна только мать невозмутимо читала журнал, лёжа на диване.

Подушечки пальцев снова заболели, и я остановился прежде, чем разминка переросла в сольный концерт. Пора начинать урок, а то и правда, малому скоро укладываться спать.

Начал с самых азов. Рассказал и показал устройство гитары, как что называется и где что нажимать для того, чтобы гитара издавала звук. Не просто звук, а правильный и чистый. Что нажимать на струны необходимо самыми кончиками пальцев, что держать инструмент надо прямо, что лучше не задевать ненужные струны, чтобы не было грязных призвуков. Показал Максимушке песенку про кузнечика, дал попробовать сыграть самому. Смотреть, как ребёнок, высунув кончик языка от усердия, пытается сыграть простую мелодию, оказалось весьма умилительно.

Схватывал он довольно быстро, хотя гитара для него оказалась великовата, почти полностью закрывая ему обзор. Тут мать уже равнодушной не осталась.

— Максимушка! Да рыбонька ты моя, заинька! Ты у меня талантливый мальчик! — восхитилась она, засюсюкала, откладывая журнал «Работница» в сторону.

Максимушка задрал нос, загордился, возбуждённо забил рукой по струнам невпопад, позабыв мои уроки и рискуя эти самые струны порвать. И ладно бы просто порвал, найти их пусть и непросто, но всё-таки можно, так ведь полёт порванной струны непредсказуем и опасен, особенно для ребёнка. Может и глаз выбить при особом везении, так что я аккуратно взял брата за ручку и гитару у него забрал.

У него сразу скривилось лицо, задрожали губы. Он посмотрел прямо на меня, а потом зарыдал в голос.

— Сашка, паразит такой, ты чего наделал⁈ — сиреной заорала мать, отчего ребёнок зарыдал ещё сильнее.

— Ему спать пора, — сказал я.

— Ну, попробуй его сейчас уложить, он в истерике! Паскуда такая! — закричала мать.

Я не выдержал. Никто бы не выдержал. Моя психика и так трещала от всей этой ситуации с попаданием так, что кукуха рисковала отлететь далеко и надолго, а в такой обстановке бесконечных скандалов и обвинений нервные клетки горели одна за другой.

— Закрой рот! — рявкнул я, рывком поднимаясь на ноги с гитарой в руке.

Голос у Сашки уже поломался, рык получился басовитый и грозный.

На мгновение повисла тишина. Даже Максимка затих.

— Саша… Сашенька… Ты чего… — пробормотала мать.

Я ожидал чего угодно, только не этого. Даже немного растерялся поначалу. Но быстро взял себя в руки, железо надо ковать, пока горячо. Пока мать не вернулась в привычную колею крика и скандалов.

— Тихо! — приказал я. — Тихо. Не надо тут орать. Максим, давай, писать и спать, завтра ещё на гитаре поиграем, она устала. Ты же не хочешь, чтобы гитара завтра была уставшая? Вот она проснётся, тогда и поиграем, хорошо?

— Ховошо… — тихо всхлипнул Максимка.

— Вот и чудно, давай, беги к маме, — сказал я.

Я вдруг осознал всю тяжесть своего положения. Мне не хотелось находиться в этом доме ни минуты сверх необходимого, но, будучи советским школьником, у меня абсолютно не было выбора. Точнее, он был, но все остальные варианты казались мне ещё хуже. Сбегать из дома не вариант, в армию рано, да и неиллюзорный шанс загреметь в ограниченный контингент советских войск в республике Афганистан нехило так остужал пыл. Поступить в универ и свалить в общагу смогу не раньше, чем через год. Засада, короче.

Ещё и жили-то все в одной комнате без перегородок и занавесок, так что если матери или сёстрам надо было переодеться, меня, независимо от того, занят я или нет, выгоняли на кухню. Максимку оставляли, мол, маленький ещё, не понимает ничего.

Даже бытовые условия у меня были худшие из возможных. Сёстры спали на двухъярусной кровати, мать и Максимка — на двуспальной тахте. Мне приходилось ютиться на брезентовой раскладушке.

— Спокойной ночи, — пожелал я, подхватил свою раскладушку и потащил на кухню.

Переселюсь пока туда. Потом, может, удастся переселиться куда-нибудь ещё. Цель я себе поставил твёрдо.