Металлист. Назад в СССР

Глава 26

Утро субботы тянулось, словно длинная сопля, я в нетерпении бродил по комнате, то и дело поглядывая на часы. Как назло, стрелки почти не двигались, и я вновь принимался ходить кругами, как тигр в клетке. Периодически садился, доставал ленинградку, наигрывал что-нибудь от балды, убирал на место. Перед выступлением лучше не перетруждаться с игрой. Такая усталость тоже копится.

— Сядь уже, не мельтеши, — проворчала мать. — Куда торопишься-то…

Она сидела на пуфике напротив трюмо и прихорашивалась. Выщипывала брови, карандашом рисовала новые, подводила глаза и так далее. Немного непривычно было видеть её за таким времяпровождением, но и на концерты я её раньше не звал.

— Не могу, не сидится, — сказал я.

— Делом тогда займись. С Максимкой поиграй пойди, — сказала мать.

Братец ковырялся в песочнице на улице под присмотром сестёр.

— Не хочу, — сказал я.

— Как хочешь, — пожала плечами мать. — Когда с невестой познакомишь?

— Чего? Какой ещё невестой? — удивился я.

— Я что ли слепая, по-твоему? — рассмеялась она. — Ладно, потом значит. Иди, чаю попей хоть. И мне принеси.

Это можно. Водрузил пузатого друга на плиту, чиркнул спичкой, зажёг конфорку, покрутился на кухне, дожидаясь, пока чайник закипит. Кинул пару ложек заварки, достал из шкафчика две кружки, одну с позолоченной каймой, другую с изображением розочек, открыл сахарницу. Налил две чашки янтарно-жёлтого чая, некрепкого, матери кинул две ложки сахара, размешал, постукивая ложкой по краю. Унёс в комнату её кружку, сам вернулся на кухню, достал из хлебницы кусок белого, намазал его вареньем. Смородиновым, кисленьким. Малиновое, к сожалению, выдавалось строго по порциям и только во время простуд.

Хотя бы так получилось немного отвлечься, но я всё равно то и дело поглядывал на часы. Договорились мы встретиться сразу в ДК, разве что за Варварой я планировал зайти, сделав небольшой крюк. Не ковылять же ей в одиночестве от дома и до концертного зала. И хоть на месте мне не сиделось, приходить слишком рано я тоже не хотел. Варе наверняка ещё нужно подготовиться. Уверен, она точно так же сидит сейчас напротив трюмо и наводит красоту.

Мне же никакой красоты наводить не нужно. Пригладил волосы, поправил одежду и можно идти, всё равно выступать будем в масках.

Зелёный «Урал», трижды проверенный и настроенный, ждал своего часа в чехле у дверей. И когда время настало, я, гладко выбритый, выглаженный, чистый и свежий, закинул гитару за спину и вышел, попрощавшись с матерью. Они подойдут позже, к началу концерта, а вот выступающим надо быть на месте заранее.

Я пошёл за Варей. Денёк сегодня выдался на удивление пригожий, один из последних дней короткого бабьего лета, за которым вновь начнутся холода, слякоть и сырость. По улицам целыми стайками сновали бездельничающие школьники, радующиеся очередным выходным.

Заходить в дом не стал, позвал так, из-за калитки. Варя вышла, блистая очарованием, длинное платье с какими-то блёстками подчёркивало фигуру, яркий вызывающий макияж смотрелся несколько неуместно и непривычно, но выглядел эффектно и броско.

— Ты просто неотразима, — сказал я, ничуть не покривив душой.

Варя немного смутилась, захлопала длинными накрашенными ресницами. Я подошёл к ней и поцеловал, никого не стесняясь.

— Идём? — спросила она.

— Идём, — сказал я, выставляя локоть.

Она благосклонно кивнула, схватилась за меня. Идти самой ей пока было ещё тяжеловато.

— Не страшно? — спросил я, поправляя чехол за спиной.

Тонкие лямки неприятно врезались в плечи, из-за чего «Урал» казался ещё тяжелее, чем был на самом деле.

— Немного, — призналась Варя. — Там ведь все будут. Со всего города.

— Пусть они нас боятся, — ухмыльнулся я.

— Ага, и сами разбегутся, — пошутила Варя.

Мы неторопливо направились к дому культуры, к Маяковке. Пока ещё ничего не началось, но подготовка была в самом разгаре. На крыльце стайками тусовались музыканты, знакомые и не очень, нарядные и довольные. Кто-то нервничал, курил одну за одной, кто-то наоборот, много шутил и смеялся. Но все до единого предвкушали скорое выступление.

Нашёл взглядом музыкантов «Икаруса». Эти вели себя расслабленно и уверенно, и, к моему удивлению, рядом с ними тусовался Данила Мартынюк. Басиста себе они, однако, нашли. Хотя бы такого.

Подходить и здороваться мы не стали, прошли мимо, прямиком в ДК. Вахтёрша на входе скользнула по нам равнодушным взглядом, по нам сразу видно было, что мы из выступающих.

В холле отирался Толик с бас-гитарой за плечами. Тоже нарядный и причёсанный. С ним я поздоровался за руку. Варя улыбнулась и махнула ему рукой.

— А где остальные? — спросила Варя.

— Пока нету, — ответил басист. — Порядок выступлений видели уже?

— Не, мы же только пришли, — сказал я.

— Мы четвёртыми выступаем, после «Икаруса». За нами — «Яхонты», — доложил Толик.

— Поня-ятно… — протянул я.

Не знаю, по какому принципу составляли список, но на контрасте с творчеством Димы Жаринова и его друзей мы будем смотреться ещё эпичнее. Меня это полностью устраивает.

Подошла Катя с барабанными палочками в руках. Тоже ярко накрашенная, макияж граничил со сценическим гримом. Кажется, в такие моменты девочки отрывались за невозможность накраситься в школу и мазали на лицо всё, до чего только могли дотянуться.

— Привет! — воскликнула она.

Мы поздоровались, постояли какое-то время, болтая о пустяках.

— О, Настюха тоже здесь. Пойду, поздороваюсь, — сказала Катя, отходя к какой-то чужой компании.

— Где-то Света потерялась, — задумчиво проговорила Варя.

— Выступать-то ещё нескоро, — сказал Толик. — Найдётся.

— Она же здешняя, с КПД, ей недалеко бежать, если что, — сказал я.

— Может, у неё опять… Это самое, — предположила Варя. — Допинг нужен.

Я хмыкнул, потирая подбородок. Вполне возможно. Но сегодня допинга у меня не было.

— Придётся, похоже, за ней бежать, — сказал я. — Вчера вроде нормально всё было с ней.

— Знаешь же, как это бывает! — сказала Варя.

— Ладно, — я снял гитару, протянул чехол Толику. — Инструменты без присмотра не оставлять. Сейчас я, скоро вернусь.

Не так я представлял себе день концерта. Совсем не так.

Я бегом спустился по крыльцу и помчался к новостройкам, к Светиному дому. После того случая на танцах я старался не показываться лишний раз на КПД, но теперь придётся. Да и бегать по городу накануне выступления мне совсем не улыбалось, выходить на сцену взмыленным, запыхавшимся и взъерошенным — лучший способ испортить себе концерт.

Дом Светы я знал, подъезд тоже, мы не раз провожали её после школы. Знал и этаж, пятый из пяти. Без лифта, само собой. А вот квартиру — нет. Домофонов тут пока не водилось, я без проблем проник внутрь. Поглядел на почтовые ящики в поисках хоть какой-нибудь подсказки, но нет, из ящиков ничего не торчало, а на крышках написаны были только номера. Делать нечего, побрёл наверх.

Как назло, по пути никого не встретилось, спросить было не у кого. Но на лестничной клетке пятого этажа только возле одной двери лежал коврик, и я смело нажал на кнопку звонка. Эту новостройку ещё не успели заселить полностью.

Дверь после небольшой паузы открыл худой рыжий мужичок в квадратных роговых очках.

— Вы к кому? — спросил он.

— Здравствуйте, я Свету Савельеву ищу, — сказал я. — Не подскажете…

— Свет! Тут к тебе! Мальчик какой-то! — обернувшись в коридор, крикнул мужичок.

— Скажи, что я заболела! — крикнула из глубины квартиры Света.

Мужичок повернулся ко мне с извиняющимся видом, развёл руками. Мол, сам всё слышал.

— У нас концерт через полчаса, — сказал я. — Некогда болеть.

— Какой ещё концерт? — не понял отец.

— Света вам не говорила? — хмыкнул я. — Конкурс. Городской. Выступаем со школьным ансамблем. Без неё никак.

— Све-ет! — громко крикнул её папа. — Подойди на минутку!

— Не могу! — крикнула Света. — Никуда я не пойду!

Мужичок вздохнул, посмотрел на меня.

— Проходите. Это, похоже, надолго, — сказал он.

— Надолго нам нельзя, скоро уже выступать, — вздохнул я.

Надо было это предвидеть. Я как-то понадеялся, что после первого концерта её страх сцены пропал. Ну да, как же.

Квартира у Светы оказалась симпатичной двушкой со свежим ремонтом. Не слишком богато, но чистенько и со вкусом. Её папа провёл меня мимо кухни, на которой среди кастрюль и конфорок шуршала мама, пышнотелая мадам с химической завивкой на голове. Я поздоровался на всякий случай, но был проигнорирован. Или меня не услышали.

— Можно? — спросил я, когда папа Светы провёл меня к закрытой комнате.

— Нет! — из-за двери прокричала Света.

— Можно… — разрешил её отец, открывая дверь.

Наша чудо-гитаристка лежала на диване лицом к стене, всем своим видом демонстрируя, что не желает общаться.

— Свет… Нам выступать уже скоро, — тихо проговорил я, когда её папа оставил нас наедине.

— Не хочу, — сказала Света. — Я заболела. Не могу.

— Свет… Не обманывай… — вздохнул я.

С виду она была совершенно здорова. Приступ фобии, конечно, тоже можно считать за болезнь, но нет. Это не повод, чтобы не идти выступать.

Рыжая пионерка резко повернулась ко мне, поднялась, села на диван, посмотрела с вызовом.

— Не могу я, понимаешь? Саш, не могу! — воскликнула она.

— Можешь, — сказал я.

— Нет! — выпалила она. — Я в тот раз чуть со стыда не сгорела! Вы-то все вон как играете! Вы с Варей особенно! Не стыдно выступать! А я⁈ Неумеха обыкновенная, нельзя такую на сцену!

— Можешь за кулисами остаться, — предложил я. — Главное, нас не бросай. Поддержи. Мы же друзья.

— Друзья… Да уж… Хреновый из меня друг… Даже тут… — пробормотала Света.

— И всё-таки, друзья, — сказал я. — Мы тебя в любом случае поддержим. Все вместе. Идём.

— Ладно… — вздохнула она. — Идём…

Ну, хоть долго уговаривать не пришлось. Но настроение у Светы оставалось подавленным и мрачным. У самых кулис наверняка опять начнёт препираться. Родителям она сказала, что скоро вернётся, схватила гитару, плащи в спортивной сумке «Олимпиада-80» и мы быстрым шагом помчались обратно к ДК.

— Вообще не парься, — на бегу сказал я. — Мы же в масках будем.

— Не могу, Саш, — сказала она. — Это как… Не знаю. Тебе не понять.

У крыльца теперь толпились только зрители, в холле туда-сюда сновали люди, ожидающие, когда билетёры запустят их в зал. Катя, увидев нас самой первой, махнула нам рукой.

— Вас, блин, где носит⁈ — воскликнула она. — Сейчас начнётся уже, все выступающие в гримёрках уже! К нам два раза подходили!

— Обстоятельства возникли, — туманно ответил я. — Ведите.

Гримёрки приходилось делить с другими командами, и нас отвели в узкую и тесную комнатушку, в которой тусили длинноволосые парни из ВИА «Персона» и трио девиц из «Песни сердца». Ладно хоть места у зеркал они уже освободили и теперь просто болтали, перемывая кости другим коллективам.

Мы спешно начали прихорашиваться и одеваться к выступлению, первая группа уже вот-вот выйдет на сцену. Плащи Светлана сшила что надо, на завязках, и мы накинули их на плечи, помогая друг другу завязать ровный бантик.

— Эй, земляк… Тебя с таким фингалом на сцену не пустят… — вальяжно проговорил патлатый худой юноша в брюках-клёш.

— У нас всё схвачено, — сказал я. — У нас маски.

— А где они, кстати? — спросила Катя.

Мы все переглянулись. Посмотрели на Варю. Варя посмотрела на меня.

— Я их, похоже, дома забыла. У печки, — тихо сказала Варя.

Мы переглянулись снова.

— Что будем делать? — спросил Толик.

— Что… Бежать надо… За масками, — проговорил я, понимая, что бежать придётся мне.

Варя и бег почти несовместимы, особенно сейчас. Она и ходит-то с трудом.

— Может, придумаем что-то? Нам выступать уже вот-вот! — воскликнула Катя.

— Тяните время. Попросите вперёд передвинуть, — сказал я. — Варь, бабушка у тебя дома?

— Тут, в зале должна быть… — пробормотала она.

— Так, и как мне маски забрать? — хмыкнул я.

Варя подозвала меня поближе, обняла за шею, сняла с меня плащ.

— Ключ на полочке в бане, — прошептала она мне на ухо.

А затем, видимо, поддавшись порыву, поцеловала меня в губы. При всей группе и остальных.

— Надо успеть, Саша, — сказала она.

И я побежал.

Изо всех сил, как не бегал никогда в жизни. Проклиная эти сраные маски самыми разными словами. Поминая недобрым словом Катиного ухажёра, попортившего мне лицо. Укоряя себя за то, что не сообразил проверить эти самые маски сразу же, когда заходил за Варей.

Бежал самой короткой дорогой, через КПД, дворами. Не обращая никакого внимания на долгие взгляды, которыми меня провожали местные. Сейчас у меня была одна только цель. Забрать маски и вернуться в ДК прежде, чем конферансье объявит наш выход на сцену.

Запыхался быстро. Гораздо быстрее, чем ожидал. Пришлось перейти сначала на лёгкую трусцу, а затем и вовсе на быстрый шаг с короткими перебежками.

Но я уже добрался до частного сектора и знакомых мест. Палисадник Вариного дома уже виднелся впереди. Заходить в дом без хозяев было немного неловко, но деваться некуда, я открыл калитку, прошёл во двор, нашёл взглядом низкую приземистую баню. Быстро прошёл внутрь, в полумрак. Ключ нашёлся далеко не сразу, но всё же нашёлся, и я побежал к дому. Лишь бы в замке не заело.

Открыл дом, осторожно вошёл. Маски и впрямь остались лежать у печки. Покрашенные, высохшие и готовые к употреблению.

— А ну, сюда… — пробормотал я, складывая их в найденную на кухне авоську.

Быстро глянул на часы. Концерт уже начался, первая группа уже должна была закончить. Это заставило меня ускориться ещё сильнее.

Дом я закрыл, ключ вернул обратно на полочку, выбежал из палисадника, помчался обратно. Летел, как на крыльях, воздуха не хватало, как бы я ни старался дышать полной грудью. Разумеется, самым коротким путём из всех возможных. Через дворы КПД.

— Э, стопэ! Стоять, говорю! — меня окликнули сзади.

Я даже не обернулся, продолжил бежать, но голос узнал. Гришаня.

— Держи его, пацаны! — раздался крик.

— Хватайте урода, я ему втащу! — а это, кажется, уже Артём, несостоявшийся Катин ухажёр.

Врёшь, не возьмёшь. Даже с тем, что я уже долгое время мчался как лось во время гона, а они были свежими и отдохнувшими. Кажется, оригинальный Саша Таранов по голове получил, когда не смог убежать от пэтэушников, от гопоты. Нельзя давать им второй шанс.

Если бы не концерт, я, может быть, развернулся бы, встал бы в отмах. Один раз Гришаню я уже заставил потеряться, а толпой нападать здесь пока было не принято. Но времени на это просто не было, и я бежал изо всех сил, слыша, как грохочут сзади тяжёлые ботинки.

Дом Культуры имени Маяковского показался впереди каменной громадой, как сверкнувший во время бури маяк.

— Стой, сука! Не то хуже будет! — кричали мне сзади.

Нет. Хуже будет, если я опоздаю.

Я взлетел по ступенькам, дёрнул тяжёлую дверь, промчался мимо обалдевшей вахтёрши. Гопники влетели за мной следом, но я уже петлял по коридорам ДК, слыша, как они начинают препираться со здешними работниками культуры под звуки музыки, доносящиеся из большого зала.

В гримёрку я буквально ввалился, протягивая авоську с масками наугад, в первые попавшиеся руки, привалился к стене, пытаясь отдышаться после марафонского забега по Чернавску. Сердце бешено прыгало в груди, гулким шаманским бубном стучало по барабанным перепонкам.

— Саша, ты самый лучший! — услышал я будто сквозь толстое ватное одеяло. — Мы следующие выходим. Там Димка с «Икарусами» сейчас, их на бис вызвали!

— Ща… Погодите… — выдохнул я, чувствуя, как пульсирует кровь в висках, а руки и ноги дрожат.

Вспотел я просто как свинья. Костюм помялся, волосы липли к мокрому лбу, пальцы продолжали подрагивать. Я сейчас не то что соло на гитаре, я на треугольнике ровно не сыграю.

— Так, «Высокое напряжение»! Готовы? Шагом марш за кулисы! — в гримёрку заглянула И. И. Коротких, которую я узнал только по неизменной причёске.

Готовы были все, кроме меня, Варя держала мою гитару. Все уже надели плащи и маски, все, кроме меня. Катя накинула на меня плащ, завязала красивым узелком, я дрожащими руками нацепил чёрную маску, взял гитару, накинул ремень на плечо.

— Идём, — скомандовал я.

Внутри опять нарастал тугой комок тревоги и волнения, сопровождающий меня всякий раз, когда я готовлюсь выходить на сцену. В зале гремели аплодисменты, «Икарусов» провожали бурными овациями. Всю их программу я не слышал, бегал, но завершали они своё выступление «Миллионом алых роз». Скорее всего, остальной репертуар у них был из той же оперы. Популярные хиты, знакомые всем, беспроигрышный вариант.

Дима и его товарищи покинули сцену, прошли мимо нас.

— Варя, привет! Всё ещё с этими неудачниками играешь? — спросил он, скользнув по нам взглядом. — Может, лучше к нам? Для тебя всегда место найдётся.

Данила Мартынюк гоготнул, словно услышал что-то очень смешное.

— Да пошёл ты, — фыркнула Варя.

— И следующим на нашей сцене выступает вокально-инструментальный ансамбль общеобразовательной школы номер семь «Высокое напряжение»! — очень вовремя объявил конферансье.

Драку за кулисами мне бы точно не простили.

Мы вышли на сцену ДК, к полному залу, начали подключаться. Я заметил на первом ряду Любочку и Кобру, нашёл взглядом своё семейство в полном составе, Елизавету Константиновну, однокласников. У самого выхода толпилась гопота с Гришаней во главе, тыкая в меня пальцами и что-то бурно обсуждая. Нас поприветствовали аплодисментами, не такими бурными, но достаточно громкими, чтобы заставить Свету смутиться.

Я подключил гитару, встал к микрофону. Члены жюри, сидевшее прямо напротив сцены за длинным столом, начали что-то помечать в своих записях.

— Для вас, дорогие зрители, звучит авторская композиция «Один в темноте», музыка Александра Таранова, слова Александра Таранова! — объявил конферансье, убедившись, что мы готовы начинать.

И мы заиграли. Начиная с медленного мелодичного перебора, как и сотни раз до этого. Отшлифовали песню так, что играть могли с закрытыми глазами, по мышечной памяти. Зал снова перестал существовать для меня, я остался наедине с музыкой, наедине с песней, проживая каждую её строчку, каждый момент. Стал на несколько минут главным героем этой песни.

Перешли к припеву, тяжёлому и оттого непривычному здешней публике, на второй куплет, заиграл соло. Не лучшее моё исполнение, особенно после такой пробежки, но я выкладывался на полную, изо всех сил.

Бурных оваций не случилось. Хлопали одноклассники, хлопали близкие. Основная масса зрителей просто не поняла песню, новую, непривычную, незнакомую. Члены жюри задумчиво и благосклонно кивали, наклонялись друг к другу, перешёптываясь и обсуждая исполнение. Конферансье из-за кулис жестом показал на часы. Время идёт.

Я посмотрел в зал, обернулся к остальным.

— Играем про мирный атом, — сказал я.

— Каскадёры же! — воскликнула Варя.

— Катя, мирный атом! Погнали!

Барабанщица дала быстрый отсчёт, и мы заиграли песню без всякого объявления. Скоростную, яростную, жёсткую. Я увидел, как вытянулось лицо Кобры, как прикрыла глаза Любочка. Несогласованный репертуар, снова. Но ради этой песни я сюда и бежал.

Я зарычал в микрофон первые строчки. Конферансье в недоумении смотрел на меня из-за кулис, но народу, в целом, нравилось. Некоторые даже качали головами в такт быстрому барабанному ритму и жужжанию гитар. Реакция жюри была мне пока не совсем понятна, они снова наклонялись друг к другу, обсуждая песню, но в этот раз электричество не отрубится. Это конкурс, и все думают, что это часть нашего выступления, а значит, дослушают до конца.

Одна только Кобра украдкой показала мне кулак. В ответ я сорвал маску с лица, демонстрируя всем свою помятую рожу. Наша музыка источала чистейшую, незамутнённую злобу, предупреждая всех об опасности экспериментов на атомных станциях. Такая музыка тут звучала впервые.

Не «Миллион алых роз», конечно. Популярной такая музыка не будет никогда. Относительный успех может прийти лет через восемь-десять, но и тот по сравнению с другими жанрами будет всего лишь небольшой вспышкой интереса.

Но я играл, играю и буду играть. То, что хочу играть. И так, как хочу. Хоть при Андропове, хоть при Ельцине, хоть при Сталине.

Я почувствовал прилив сил, открылось второе дыхание. Я отдавал толпе эмоции, получая их эмоции в ответ, и это бодрило меня, как не бодрит ни один стимулятор. Это наркотик, на который подсаживаешься легко, окончательно и бесповоротно, без каких-либо негативных последствий.

Мы отыграли два куплета, припев, настало время для гитарного соло, и я вышел на сцене вперёд, на самый край, чтобы под жарким светом софитов выдать самое лучшее соло в моей жизни. Я даже не глядел на гриф. Играл, как Бог на душу положит, высекая из струн всё то, что чувствовал сам, передавая это через музыку. И зрители, все до единого, завороженно следили за каждым моим движением, качая головами в такт ревущей из колонок музыке.

А это значило, что я своей цели достиг. Какой бы она ни была.