Металлист. Назад в СССР

Глава 7

Из школы я шёл домой один. У сестёр уроки закончились раньше, а прибиваться к одной из компаний одноклассников или одноклассниц я не стал. Полупустой портфель казался почти невесомым, жёлтое осеннее солнце припекало так, что пришлось расстегнуть пиджак и несколько пуговиц на рубашке. Шёл и думал.

К моему удивлению, мне тут было нормально. Не сказать, что я влился в восемьдесят третий год, как тесто в формочку, были и раздражающие моменты, но в целом — нормально. Настоящему индейцу завсегда везде ништяк, и я решил, что если это произошло, то так и должно быть. Будем рваться наверх с низкого старта. Меня даже охватил некий азарт, предвкушение будущих свершений. Если я сумел добиться многого в своём времени, в девяностые и нулевые, то здесь и подавно сумею.

Но одно я решил твёрдо, никакого плагиата. Даже если авторы музыки или текстов ещё не родились, это всё равно будет плагиат, воровство, которое я терпеть не мог. Меня в своё время обвиняли в том, что «Сибирская Язва» сплагиатила несколько песен у Sodom и Testament,и пусть даже до суда дело не дошло, история вышла с душком, здорово потрепав мне нервы. Мне удалось доказать нашу невиновность, конечно, да и вообще, не украл, а вдохновился, как говорится.

Нет, рецепт быстрого успеха у меня был. Повторить успех и репертуар «Ласкового мая» до появления собственно «Ласкового мая», провернуть схему с фейковыми артистами и фонограммой, прочесать весь Союз с гастролями. Денег будет столько, что печку дома можно будет топить не дровами, а брикетами советских рублей. Но этот путь вонял слабостью. Да и при одной только мысли о том, что я буду прыгать на сцене в узких джинсиках, распевая мальчишеским тенорком про белые розы или седую ночь, мне становилось дурно.

Мы пойдём другим путём. Комсомольцы лёгких путей не ищут.

Если и выходить на сцену, то только со своим репертуаром, со своей музыкой. На собственных условиях. Да, цензура лютует, но ограничения только стимулируют творчество. Заставляют выдумывать что-то, изобретать, закладывать на второй слой, говорить иносказаниями, метафорами. Об этом можно долго спорить, конечно, но я считал, что настоящие шедевры могут родиться только в условиях, приближенных к боевым.

Наиболее наглядно это можно увидеть в советском кино до и после перестройки, когда именитые режиссёры, явно не обделённые талантом, начали снимать такое дерьмо, что хоть стой, хоть падай. Просто из-за отсутствия контроля сверху.

На западе, впрочем, продюсеры крепко держат своих подопечных за яйца, и крутость многих голливудских фильмов это больше заслуга продюсера, чем режиссёра, но об этом редко когда вспоминают.

Так и с музыкой. Творческая свобода это, конечно, отличная вещь. Когда у тебя есть чёткое видение и концепция того, что должно вообще получиться в итоге. Если такого видения нет и контроля со стороны тоже нет, то получится каша-размазня. У меня, впрочем, концепция была. Оставалось только её реализовать в жизни.

В таких раздумьях я даже и не заметил, как добрался до дома. С удивлением обнаружил в подъезде горящую лампочку, тусклую, жёлтую, но горящую. Оказывается, надо было всего лишь щёлкнуть выключателем на стене. Привык, понимаешь, к датчикам движения и светодиодным лампам.

Таня и Лиза были дома, мать с работы ещё не вернулась, Максимушка тусовался в детском садике. Так что несколько часов относительной свободы у меня имелись. И тратить своё драгоценное время на выполнение домашки я не собирался.

Пока я вновь ходил на колонку за водой, сёстры разогрели мне обед, вчерашнюю гречку. Лиза сделала пару бутербродов с маслом, Таня поставила чайник. В принципе, не нужны ни мультиварка, ни микроволновка, ни термопот, когда есть сёстры, готовые сделать всё за тебя. Я неторопливо обедал, выслушивая их сбивчивые монологи о произошедшем за день в школе. Перешли в четвёртый класс, как никак, столько всего нового.

К чаю нашлись пряники, совершенно зубодробительные, сухие и твёрдые как камень. Пришлось вспомнить бабушкин обычай размачивать их в чае.

Объелся так, что пришлось ослабить ремень. Самое время пойти погулять, погода как раз звала и манила. Это девочек нагрузили домашними заданиями так, что они до самого вечера будут корпеть над тетрадками.

Вот только в карманах свистели ветра нищеты, и после недолгих раздумий я принялся искать заначку. Всё-таки Саша Таранов был советским человеком, а заначка для советского человека значит многое.

Я принялся рыться в его вещах, в ящиках стола, мешая Тане, которая переписывала в чистовик аккуратным каллиграфическим почерком очередное упражнение.

— Ну Саша! Чего тебе надо тут? — наконец не выдержала она.

— Ищу кое-что, — буркнул я.

— У себя ищи! — фыркнула сестра.

Ладно, ещё раз у себя посмотрю. Может, в заветной шкатулке среди россыпи конденсаторов и транзисторов найдётся горстка мелочи, хотя бы на ситро из автомата. Совсем без денег идти не хотелось.

Добрался до шкатулки, до стопки журналов. Наконец, в майском номере «Юного техника» между страниц обнаружилась гладенькая зелёненькая трёшка. Самая обыкновенная, с Кремлёвским Дворцом на лицевой стороне. Заначка моя заначка.

— Бинго, — пробормотал я.

Сашка, наверное, копил на какой-нибудь паяльник или вольтметр. Обойдусь без вольтметра.

Не то чтоб мне предстояли какие-то крупные траты в ближайшее время, просто я ощущал себя увереннее, когда в кармане болталась хоть какая-то мелочь. Вообще, проблему заработка тоже надо как-то решить, не клянчить же у матери деньги, я, в конце концов, взрослый мужик. В облике подростка, конечно, но это пройдёт.

Трёшку сунул в карман пиджака, оделся. Решил идти в школьном, как был, модничать мне нечем, да и незачем.

— Саш, ты надолго? — спросила Лиза, глядя на мои сборы.

— Пока не знаю, — ответил я, глядя на своё отражение в тройном зеркале лакированного трюмо.

— Мама в шесть часов придёт, — сказала она.

— Понял, принял, — сказал я.

Время пройтись по магазинам.

Само собой, всё самое интересное лежит не на витринах, а прячется в кладовках и подсобных помещениях, чтобы пройти мимо торгового зала сразу в руки нужному человечку. Но даже так мне не помешает поглазеть на легендарные советские очереди. А может, и самому принять участие в этом увлекательном аттракционе.

В нашем частном секторе, само собой, никаких магазинов не было, даже захудалого сельпо, и в магазин надо было тащиться на окраину КПД. Досадно, но ничего не поделаешь. Никаких тебе индивидуальных предпринимателей, ларёчников, лоточников и тому подобного. Только официальная советская торговля. Бессмысленная и беспощадная.

На улице играли дети, неожиданно много. Отовсюду доносился звонкий смех, скрипели качели, пионеры и октябрята наслаждались коротким бабьим летом, целыми стайками проносясь по улице. Играли, кажется, в казаков-разбойников, и я сам вспомнил детство без гаджетов и интернета. Счастливая пора.

Летали паутинки, обязательно цепляясь за волосы, солнце припекало как будто из последних сил, чтобы очень скоро сдать позиции и смениться промозглой и сырой погодой.

Вышел наконец к серым панелькам, решил срезать через дворы. Во дворе пацаны гоняли в футбол, и, судя по доносящимся крикам, баталия разгорелась нешуточная. Если честно, то я немного опасался местных, потому что на вопрос «кого знаешь?» внятного ответа я дать не смогу, но меня проигнорировали. Футбол интересовал их гораздо больше, и я благополучно прошёл к улице, сжимая в кармане заветную трёшку.

Магазин встретил меня небольшой очередью. По местным меркам небольшой, у нас бы давно уже недовольные пенсионерки стали бы требовать администратора и ещё одну кассу. А здесь — ничего, терпеливо ждали. И в мясной отдел, и в рыбный, и на кассу.

Дородные продавщицы в синих фартуках ловко управлялись с весами «Тюмень», перекидывая гирьки туда-сюда. Готов поспорить, обвешивают и обсчитывают здесь каждого первого.

Витрины были не то чтоб пусты, но разнообразием не радовали. Много консерв, мало свежего, логистика в СССР, мягко говоря, развита была слабовато. Я прошёлся вдоль витрин, разглядывая жухлые овощи, одинаково выглядящий сыр трёх разных сортов, ровные ряды кирпичиков хлеба. Даже забыл, зачем пришёл. С другой стороны, в магазин надо идти сытым, меньше потратишь.

Ещё раз поглядел на все эти очереди, вспомнил благословенные кассы самообслуживания в супермаркетах, затосковал. С другой стороны, будь здесь кассы самообслуживания, спёрли бы весь ассортимент магазина вместе с кассами, это не троллейбусный билетик, в конце концов.

Спросил у старушки в белом платочке, где ближайший универмаг, получил подробный и чёткий ответ, направился прямо туда. Как минимум, мне нужна была бритва, чтобы убрать этот мерзкий чёрный пушок под носом.

В хозяйственном отделе, к счастью, таких очередей не было, хотя постоять всё равно пришлось. Купил обычную тэшку с карболитовой ручкой и несколько лезвий к ней, помазок, мыльный крем, огуречный лосьон. Хотел было купить одеколон, чтобы пахнуть не советским школьником, а элегантным джентльменом, но пожадничал. Буду пахнуть огурчиком, тоже неплохо.

На улице обнаружил неподалёку светло-серый автомат с газировкой. В магазине мне всё равно сгрузили горсть мелочи, так что я решил потратить три копейки на воду с сиропом из общественного гранёного стакана. На стакане явно просматривались отпечатки пальцев. Я ополоснул стакан в автомате, протёр его рукавом, прежде, чем наливать туда газировку. Почему-то вспомнил безлимитные напитки в ресторанах фаст-фуда и на фудкортах торговых центров, когда покупаешь стакан, а подходить и наливать можно что угодно и сколько угодно. Задался вопросом, какой подход больше соответствует коммунистической идеологии, но ответить на него не успел. Автомат выплюнул порцию сиропа и налил полный стакан воды.

Вкус и правда оказался «тем самым», давно позабытым. Ничуть не хуже многообразия газировок из супермаркетов.

Снова прошёл мимо ДК Маяковского, поглазел на афиши. В большом зале крутили ещё и кино. В субботу обещали показать «Мы из джаза» и «Арабеллу — дочь пирата». Появилась мысль сходить и посмотреть давно забытую классику, но ходить в кино одному как-то не комильфо. Я же не Трэвис Бикл из фильма Скорсезе. Попробую завтра позвать Варю, фильм про джаз должен ей понравиться.

Возле ДК сновали туда-сюда пионеры, несколько раз замечал музыкантов с инструментами, но опять же, приставать к незнакомым людям я не хотел. Отправился домой.

Дома с порога вновь был отправлен на улицу, вынести мусор, который изрядно пованивал в своём ведёрке с газеткой на дне. Ни мешков с затяжками, ни даже полиэтиленовых пакетов из ближайшего супермаркета, к сожалению, не завезли.

Когда вернулся, принялся за бритьё, пока матушка не вернулась с работы. Кем именно она трудится на молокозаводе, я пока так и не выяснил, но вряд ли товароведом или директором. Самая обычная советская работница.

Почувствовал почти физическое облегчение, когда избавился от этих девственных усиков. Не усики, блин, а пропуск в трусики. Без них лицо сразу стало казаться гораздо симпатичнее и серьёзнее, хотя юношеская, почти детская округлость никуда не исчезла. Я разглядывал себя в зеркало несколько минут, так и не в силах привыкнуть к своему новому облику. И я сейчас не о сбритых усах.

Нет, черты лица были довольно правильными. Голубые глаза, тонкий прямой нос, чуть пухловатые губы, острый кадык. Симпатичный, в целом, парень. Не гроза девичьих сердец, конечно, но и не урод, есть над чем поработать. Но привыкнуть к тому, что это я… Пока не удавалось.

Сёстры издалека глядели на то, как я верчусь перед зеркалом. С уроками они закончили и теперь гладили форму и галстуки.

— Саш, Саш, куда прихорашиваешься? — спросила бойкая Таня.

Лиза прыснула в ладошку.

— Невесту нашёл? — добавила Таня, и захихикали уже обе.

— Пока нет, — сказал я.

— Жениха? — хихикнула Лиза.

— Щас получите обе, — пригрозил я.

Обе сестры продолжили смеяться, но угроза подействовала.

— Вы тоже, вон, красоту наводите. Для женихов? — спросил я.

— Фу! Ты чего⁈ Мы с мальчишками… Они же тупые! — воскликнула Таня.

— Глупые, — добавила Лиза. — И дерутся.

— За косички дёргают? — засмеялся я.

— Да, и это тоже, — сказали обе.

— Это значит, что вы им нравитесь, — просветил я.

Девочки переглянулись, скривились от отвращения, Лиза даже изобразила, будто её тошнит.

— Врёшь, — заявила Таня.

— Не-а, — ухмыльнулся я.

Молодец, Александр Сергеевич, одолели в споре двух четвероклассниц, возьмите с полки пирожок.

Вдруг зашебуршал ключ в двери, в квартиру ввалилась усталая мать, нагруженная сумками и Максимушкой. Я вышел её встретить, помочь разобрать сумки, прямо как в детстве. Тогда, конечно, я разбирал их, надеясь найти внутри что-нибудь вкусненькое. Сейчас же искренне хотел помочь.

— Сашка! Ну-ка, стой, — произнесла мать, вглядываясь в моё лицо.

Максимка убежал в комнату, изображая из себя самолёт-кукурузник.

— Стою, — сказал я.

— Ты пошто усы сбрил? — недовольно хмыкнула мать.

А с этим-то что не так? Бред какой-то.

— Надоели, — сказал я, вынимая из авоськи ещё один треугольный пакет с молоком.

— Ну и зачем? Теперь бриться каждый день придётся! — всплеснула руками она.

— И что? — не понял я.

— Ничего… — пробормотала мать. — Взрослеешь…

— Пора уже, — сказал я.

Когда с сумками было покончено, глава семейства отправилась проверять выполнение домашних заданий, которые она нарезала всем с утра. Сегодня она как-то более благосклонно воспринимала окружающую действительность, без истерик и скандалов, хотя я, да и сёстры тоже, опасались, что от любой искры мать может вспыхнуть, как спичка.

Но сегодня всё обошлось. Она посидела немного на тахте, вытянув ноги, выгнала меня из комнаты, переоделась, вздохнула, вернулась на кухню, где принялась за свои обычные хлопоты. Мне стало её по-человечески жалко. Я всю жизнь положил на то, чтобы не работать, а заниматься любимым делом, музыкой. И теперь наблюдать за тем, как человек страдает в колесе бесконечной рутины, было как-то не по себе.

— Саша! — позвала меня из комнаты Таня. — Тут Максимка за гитарой полез!

Я помчался обратно в комнату, успел как раз вовремя. Маленький братец, забравшись на стул, пытался вытащить гитару, покоившуюся на шкафу. Я схватил одной рукой гитару, второй рукой подхватил брата, спустил на землю.

— Что, поиграть хочешь? — спросил я.

— Хочу! — воскликнул Максимушка.

Ладно, раз обещал, буду учить.

Проверил настройку, немного размял пальцы обычными своими вертушками и переборами фламенко, подтянул сволочную третью струну, которая по своему обыкновению уползла со строя. Протянул гитару Максимке.

— Садись, будем играть вместе, — сказал я.

В комнату заглянула мать с ножом в руке.

— Сашка! Картошку надо почистить! — приказным тоном заявила она. — Подождёт ваша гитара!

Максимка не успел даже коснуться струн. Пришлось забирать у него инструмент, и он клещом вцепился в гитару, тут же используя старое проверенное средство. Плач. Максимка захныкал так, будто я отнимал у него не просто гитару, а любимую игрушку, верную подругу.

Я выразительно посмотрел на мать, мол, гляди, до чего ребёнка довела. Она поиграла желваками, прищурилась, глядя по очереди на двойняшек. Те моментально прикинулись занятыми.

— Таня! Ком цу мир! — приказала мать. — Почистишь, потом продолжишь своё, там немного, кастрюля всего.

Ура, спасибо, Максимушка, я спасён. Я ещё сделаю из тебя виртуоза, гитарного героя. Но это потом. Сначала разучим кузнечика.