Металлист. Назад в СССР

Глава 16

— Меня сейчас вырвет, — пробормотала Света, дрожа всем телом.

Мы стояли за кулисами, готовясь к выходу. И хоть до нашего выступления времени было ещё изрядно, мы всё равно дико нервничали. И больше всех — Света.

Катя обняла её за плечи, а я потрепал по рыжим волосам.

— Да ладно, тут все свои, — сказал я, хотя сам не был уверен в своих словах.

Какие они мне тут свои. Свои все дома сидят. В двадцать четвёртом году. Ну и девчонок из группы я мог назвать «своими», но никак не одноклассников, скучающих в актовом зале на очередной принудиловке.

На сцене юные пионерки-четвероклашки выплясывали какой-то незамысловатый народный танец под аккомпанемент баяна, на котором учитель пения наигрывал задорную плясовую мелодию. Я поглядывал на своих сестёр краем глаза, девочки топтались в задних рядах с платочками в руках. Иногда лидер их коллектива по-разбойничьи свистела или выдавала заливистое «й-у-у-ух!», как будто пела матерные частушки. Скука смертная.

Я развлекался тем, что поигрывал скоростные этюды на неподключенной гитаре. Так хотя бы время проходило быстрее, ну и разминка, само собой, не помешает. Катя барабанила пальцами по своему бедру, Варя флегматично и спокойно сидела на стуле с книжкой, Света сжимала в руках гитару, каждые несколько секунд вытирая обильно потеющие ладошки о юбку и думая, будто мы не замечаем.

Тут же тусовались и другие выступающие, поглядывая на нас весьма равнодушно. Школьный ансамбль редко когда может выдать что-то стоящее, и отношение к нам было довольно предвзятым.

Музыка стихла, из зала послышались жиденькие аплодисменты. Публика откровенно скучала, но хотя бы разойтись не могла, и я подумал, что раскачать эту толпу будет непросто. В любом случае, даже скучающий зритель лучше, чем его отсутствие.

Взмокшие после танца пионерки побежали за кулисы, Таня и Лиза тут же направились ко мне.

— Ну как? Ты видел? — спросила Таня.

— Видел, вы самые лучшие, — сказал я. — Молодцы.

— А мама даже не похлопала, — расстроенно произнесла Лиза.

— Она что, тоже там? — удивился я.

— Да, — сказала Таня. — С Максимкой.

Неожиданно. Я ей так и не сказал, что тоже выступаю, видимо, её позвали девочки. Кажется, кого-то ждёт сюрприз. Даже не знаю, приятный или нет.

— А сейчас для вас выступит… Ученик шестого «В» класса, Владимир Комаров! — громко продекламировала Полянская со сцены.

— О-о-ох… — выдохнула Света, осознавая, что мы следующие. — Саш, я не пойду. Я не выйду. Я не могу. Живот крутит.

— Света, всё нормально будет, выдохни, — сказал я. — Ты же уже играла! На скрипке!

— На сцене — нет, — чуть ли не стуча зубами, сказала она. — Я только училась…

Вот засада. Надо с этим что-то делать.

На сцену тем временем выбежал мальчишка в армейской фуражке не по размеру, и запел звонким мальчишечьим голосом про солдата, выходной и пуговицы в ряд, изображая, как он марширует по городу.

— Так, все за мной в каморку, быстро, — приказал я. — Инструменты оставьте. Таня, Лиза, присмотрите за инструментами?

— Хорошо, — кивнула Лиза.

Светлане срочно надо было успокоиться, притормозить. Расслабиться. И у меня в распоряжении было только одно проверенное средство, заслуженно любимое тысячами и сотнями тысяч музыкантов.

— Алле-оп, — сказал я, вытаскивая из тайничка бутылку портвейна и кулёк пряников.

Чехол от басухи у нас всё равно не использовался. А портвейном изначально я намеревался отметить удачное выступление. Конечно, поить школьниц алкоголем — затея сомнительная. Но раз уж дядя Витя любезно согласился купить мне бухла, грех не воспользоваться такой возможностью.

— Саша! — прошипела Варя. — Ты совсем, что ли?

— Отставить панику! Не пьянства окаянного ради, а здоровья для! — произнёс я, открывая бутылку и протягивая её Свете. — Все, по очереди. Для храбрости.

Из-за дверей каморки доносилось приглушённое пение про девичьи улыбки, но тут никто не улыбался. Все были напряжены и собраны.

— Ладно, если это поможет, — выдохнула Света и сделала пару глоточков.

Передала дальше, Екатерине. Не удивлюсь, если эта оторва уже успела попробовать всю линейку советских креплёных вин, потому что Катя без лишних слов приложилась к бутылке и тут же закусила пряником, чтобы перебить сивушное спиртовое послевкусие.

— Варя, — сказал я.

— Я не буду! — воскликнула она. — Мы, блин, в школе!

— Уже плевать, — жуя пряник, сказала Катя. — Пей, нормально всё будет.

— Варь, мне спокойнее стало, — похлопала глазами Света.

— Ладно! — буркнула она, видимо, с непривычки делая несколько широких глотков, будто это ситро.

Закашлялась. Я похлопал её по спине, выдал пряник, сам хлебнул портвешка, закрыл бутылку. Убрал обратно в тайник.

— Всё, всё, идём, он допевает уже, — зашипел я.

Портвейн странным образом придал уверенности нам всем, и мы вернулись в закулисье, к своим инструментам. На сцене тем временем мальчишка в фуражке поклонился зрителям и ускакал прочь.

— А сейчас для вас, дорогие зрители, выступит вокально-инструментальный ансамбль «Юность»! — громко продекламировала Полянская.

— Какая ещё «Юность»⁈ — возмутилась Катя.

Я выглянул из-за кулис, пытаясь найти взглядом Любочку. Та отыскалась в первом ряду, замахала мне руками, мол, выходите.

— Кто эту «Юность» придумал? Что за дела? — зашипела Варя.

— Кобра, по-любому, — скривился я. — Ладно, выходим.

Свету всё равно пришлось чуть-чуть подтолкнуть к выходу.

Мы вышли на сцену под вялые аплодисменты скучающей публики, быстренько подключили инструменты.

— Раз-раз… — пробормотал я в микрофон.

Тот засвистел, пришлось перетащить его немного в другое место. Катя уселась за барабаны, ей готовиться и подключаться не надо, Света встала позади всех, рядом с барабанами. Варя встала за синтезатор. Я расположился прямо по центру сцены, с зелёным «Уралом» на груди.

Я, по своему обыкновению, немного посмотрел в зал со сцены прежде, чем начать играть. Будь это всё в моём времени, половина присутствующих безвылазно сидела бы в телефонах. А здесь они просто перешёптывались и кидались записочками. Сюда, на концерт школьной самодеятельности, согнали всю школу, от начальных и до старших классов. В первом ряду сидели учителя и директриса. Чуть позади них сидели приглашённые родители. Не слишком много, в основном, родители выступающих, и я нашёл взглядом удивлённую мать. Через несколько мест от неё увидел Елизавету Константиновну, благосклонно улыбающуюся и пристально смотрящую на Варю. Другие родители особо внимания нам не уделяли.

Любочка махнула мне рукой, мол, начинайте. Подумала, наверное, что я заробел, впервые выйдя на сцену к такой толпе.

— Кристина немного ошиблась, объявляя нас, наша группа называется «Высокое напряжение»… — произнёс я в микрофон.

«Чёрный террор» однозначно звучало бы круче. Но фарш назад не провернуть.

— И мы исполним для вас песню ВИА «Земляне»… «Трава у дома»! — объявил я.

Зрители немного оживились, захлопали снова. В конце концов, это был всесоюзный хит, который знали все от мала до велика. Знали и любили.

Я обернулся и кивнул Екатерине, та начала отсчёт, палочкой ударяя о палочку. Немного быстрее, чем мы репетировали, но ладно уж, и так сойдёт. Разволновалась.

Всё волнение моментально исчезло, как только из колонок зазвучали первые ноты. Теперь я был максимально собран и сосредоточен. Как, надеюсь, и все остальные.

Варины пальцы порхали по клавишам синтезатора, наигрывая мелодию, Света переставляла аккорды, играя целыми нотами, чтобы звук был объёмнее. Я высекал квинты, чуть-чуть приглушая струны правой рукой. То самое «дж-дж-дж».

— Земля в иллюминаторе… — прильнув к микрофону, запел я.

Голос у меня был не сказать чтоб яркий и красочный, но разогретые портвейном связки со своей задачей справлялись. Зрители в зале притихли, слушая музыку, некоторые даже тихонько подпевали. С выбором песни я не ошибся.

Спокойный и чувственный первый куплет закончился бодрой барабанной сбивкой, чтобы смениться взрывным ярким припевом, слова которого знали все до единого.

— И снится нам не рокот космодрома! — гораздо агрессивнее запел я. — Не эта ледяная синева!

Синтезатор издавал «космические» звуки, перегруженная гитара ревела с такт с ускоренными барабанами. Катя зачем-то разогналась ещё сильнее, будто хотела поскорее отыграть и свалить отсюда.

На припеве подпевал уже почти весь зал, даже учителя и директриса. Учитель пения, вечно хмурый мужик, который сидел рядом со своим баяном, притопывал ногой в такт.

Исполнение отличалось от привычного всем варианта, но слова были понятны, мелодия та же самая, и народу нравилось. Как известно, дай народу то же самое, только немного другое, и он оценит. С перламутровыми пуговицами.

Я пропел второй куплет, снова перешли на припев. Услышал какую-то лажу, Света промахнулась с аккордом. Быстро исправилась, впрочем. Как я и учил, не останавливались. Никто из зрителей всё равно ничего не понял, лажа это или так и задумано. А даже если кто-то понял, то ничего страшного в этом нет. Это школьный концерт, всё-таки, а не международный конкурс. Если вспомнить всю лажу, которую я слышал вживую даже от самых техничных групп… Целого дня не хватит, чтобы перечислить.

Сейчас, главное, мне самому не налажать. Время для эпичного соло. Я даже шагнул из-за микрофона вперёд, чувствуя, как из меня прёт энергия. Вот оно, то самое ощущение, ради которого хочется подниматься на сцену снова и снова. Мой личный сорт героина. Когда ты делишься со зрителями своей музыкой и получаешь их эмоции в ответ.

Быстрый запил на самых тонких струнах, свип, легато, кусочек тэппингом на одной струне и возврат к основной мелодии, чтобы соло не выглядело просто набором техник, а отсылало к уже сыгранному материалу. Про мелодию многие почему-то забывают.

Третий куплет вновь проникновенно и чувственно, а затем последний припев и выход на концовку, которую заглушил грохот бурных аплодисментов.

Кажется, мы превзошли все ожидания. Даже наши собственные.

Пионеры хлопали, свистели, орали, так что даже директрисе пришлось встать со своего места и призывать зал к порядку. Я улыбался, глядя со сцены на эту вакханалию. Ощущение было такое, будто я горы способен свернуть, словно я пьян. Не от портвейна, хотя и от него тоже, а от нахлынувшей бури эмоций.

— Браво! Молодцы! Ещё! — наперебой кричали из зала.

Я оглянулся на девочек. Они, раскрасневшиеся, тоже улыбались, не в силах поверить в такой тёплый приём.

— Ещё! — потребовали зрители.

Надо было репетировать ещё что-нибудь, про запас. Меня вдруг посетило желание немного похулиганить.

Я поправил гитару на плече, обернулся к девчонкам ещё раз.

— Девчонки! Блюз в си-мажоре, следите за модуляциями! — сказал я. — И постарайтесь не отставать!

И я снова подошёл к микрофону и заиграл заводной рок-н-ролльный ритм, наверное, самый известный рок-н-ролльный ритм в мире, про деревенского мальчика Джонни, который не умел ни читать, ни писать, зато играл на гитаре лучше всех. Девчонки врубились сразу, Катя подхватила, Варя начала импровизировать на клавишах. Только Света чуть-чуть замешкалась, но вроде тоже подключилась к процессу.

— Deep down in Louisiana close to New Orleans… — запел я в микрофон, не прекращая высекать из гитары задорный мотив.

Пионеры слушали, раскрывая рты, учителя, наоборот, начали хмуриться. Директриса поднялась снова.

— Go, go! Go Johnny, go! — продолжал я, испытывая неимоверный кайф. — Johnny B. Goode!

Звуки буржуинской музыки, пожалуй, впервые звучали в этих стенах. Но о последствиях я не думал, я скакал по сцене с гитарой в руках, словно заведённый. Не существовало больше ничего, кроме меня, гитары и музыки, льющейся из колонок. Даже зрительный зал, в котором пионеры хлопали в ладоши в такт блюзовому ритму, отошёл куда-то далеко на второй план. Я выкладывался на полную. На двести процентов.

И на середине гитарного соло свет в зале вдруг погас. На мгновение повисла звенящая тишина.

— Кина не будет! Электричество кончилось! — выкрикнул кто-то из зала.

— Наверное, вы ещё не готовы к такой музыке… — пробормотал я себе под нос. — Но вашим детям она понравится…

— Мы просим прощения за технические неполадки! — на сцену вышла Кристина Полянская. — Через несколько минут наш концерт продолжится! Для вас выступит трио баянистов из восьмого «А» класса!

Понимаю.

Мы быстренько собрали инструменты и покинули сцену. Пионеры были разочарованы таким окончанием нашего выступления, недовольно загудели.

— Тихо! Всем молчать! — раздался зычный голос Кобры, призывающий школьников к спокойствию.

Мы с девчонками прошли в каморку, пребывая в смешанных чувствах. С одной стороны, всё прошло отлично. С другой стороны, я совершенно точно вызвал на наши головы учительский гнев.

— Это! Было! Офигенно! — воскликнула Катя, как только мы закрыли каморку изнутри.

Она вдруг бросилась мне на шею и чмокнула в щёку. Варя, чтобы не отставать, бросилась с другой стороны и тоже чмокнула меня в щёку.

— У нас всё получилось! — воскликнула она.

— Я же ничего не испортила? Ничего не испортила? — возбуждённо спрашивала Света то у меня, то у Вари, то у Кати.

— Девчата, вы молодцы! Самые лучшие! — сказал я.

— Жаль, вторую не доиграли, свет вырубился! — сказала Катя. — Тоже прикольная песня! Может, порепетируем её потом?

Они, кажется, даже и не поняли, что произошло. Я вот в такие совпадения не верил. Свет вырубился, как же. Кое-кому просто нужно было убрать нас со сцены, причём так, чтобы пионеры, взбудораженные рок-н-роллом, не устроили бунт. Вот и рубанули свет. Высокое напряжение, блин.

— Это чужое! Мы своё напишем, ещё лучше, — сказал я, вновь открывая тайничок.

Портвейна как раз оставалось полбутылки, в самый раз для нас четверых. Просто чтобы стало немного повеселее, потому что у меня на душе скребли кошки. Нужно было не выпендриваться, а уйти со сцены ровно в тот момент, когда мы доиграли «Траву у дома». Никто бы не стал возмущаться, да и проблем с высоким начальством не возникло бы, наоборот. Всё было бы в шоколаде.

Но я был бы не я, если бы не решился на хулиганскую выходку. Душа просила. И я снова из-за своих выходок влип двумя ногами в жир.

— Плевать, — сказал я, открывая вино. — Выступили отлично, и это главное. Народу понравилось, вы видели?

— Да-а! — улыбнулась Варя. — Я такого не видела даже! Чтобы зрители вот так вот прям!

Это ты, милая, ещё не видела, как по-настоящему огромная толпа прётся с твоих песен. И в воздух лифчики бросает. Когда народа столько, что края этой толпе не видно, и все они ждут, когда ты начнёшь играть для них.

— За нашу музыку! — воскликнула Катя, забирая у меня портвейн и торжественно поднимая бутылку.

Чокнуться было нечем, но мы всё равно заулыбались, поддерживая тост. Выпили все по очереди.

— А в следующий раз отыграем так, что вообще все в пляс пустятся! — заявила Света. — И я тоже соло сыграю, прям как Саша!

Уже немного пьяненькая. Я потрепал её по рыжим волосам.

— Обязательно! И даже лучше сыграем! — сказал я.

Только не в этом году, похоже. И не в этой школе. Сомневаюсь, что Кобра, как завуч по воспитательной работе, вообще позволит нам снова выйти на сцену.

Ничего. На худой конец, играть пока можно и на квартирниках. Или в подвалах, нелегально.

В дверь постучали. Настойчиво, громко.

— Открывайте! — раздался приглушённый голос Кобры.

Я быстренько закрыл остатки портвейна и спрятал в чехол от баса, Варя повернула ключ в замке. Дверь распахнулась, на пороге каморки возвышалась Кобра, а из-за её спины выглядывала Любочка, судя по всему, основательно вздрюченная.

Кобра принюхалась к витающим в воздухе ароматам молдавского креплёного, обвела нас строгим неприязненным взглядом.

— Я жду ваших объяснений, товарищ Таранов, — сказала она, и каждое слово звучало словно удар по крышке гроба.