С папье-маше провозились до самого вечера. Елизавета Константиновна вернулась, кстати, почти сразу же, как мы зашли в дом, и посоветовала сварить клейстер вместо канцелярского клея. Так и поступили.
Получилась серая липкая масса, из которой мы и принялись лепить карнавальные маски, хотя я бы предпочёл маску-череп, как у Шао Кана. Сначала получалось не очень ловко, да и Варя меня избегала, почти не разговаривая со мной, но потом всё более-менее наладилось. И процесс, и наше общение.
Вылепили пять масок, каждому члену группы, оставили сохнуть у печки. Варя обещала покрасить их все гуашью и сделать резинки, и я не сомневался, что так она и сделает. В этом никаких сложностей не предвиделось.
Домой я вернулся уже затемно, но мать, к моему удивлению, лишь скользнула по мне недовольным взглядом. Начала, кажется, привыкать к моим загулам, она и про фингал почти не расспрашивала. Ужинать не стал, Елизавета Константиновна фактически заставила меня поужинать у них, просто собрал портфель на завтрашний день и завалился спать у себя на кухоньке.
Снилось мне грядущее выступление. Как обычно, во сне всё пошло по одному месту, гитары не строили, микрофон нещадно фонил и свистел, музыканты играли лажу, а я забыл слова песни и глотал воздух ртом, как рыба, стоя перед многотысячной аудиторией. Я нервничал, даже несмотря на то, что нам предстоит выступить всего лишь на городском конкурсе.
В школу утром поплёлся вместе с сёстрами. Стылое октябрьское утро навевало тоску, выпавшая роса сверкала на траве белесым инеем, чтобы к обеду исчезнуть без следа. Большую часть пути шли молча.
Ничего интересного в школе не происходило, обычная рутина, повторяющаяся изо дня в день. Разве что на физкультуре, играя в баскетбол, Варя подвернула ногу, и мне пришлось провожать её до медпункта. Практически тащить на себе, как раненого бойца.
— Больно… — едва не плакала она, подволакивая правую ногу.
На перелом это не было похоже, скорее, ушиб или растяжение, но всё равно, приятного мало. Наступать могла, а вот идти самостоятельно — нет, так что я выступал в роли костыля, поддерживая её за плечи и талию. Вызвался добровольцем, когда она упала, неловко приняв чересчур сильный пас. Если в музыке она была настоящим талантом, то в спорте — нет. В этом плане она оставалась весьма неуклюжей.
— Ну что ты, хорошая моя, сейчас к медсестре придём, посмотрит тебя, всё хорошо будет, — монотонно бормотал я, чтобы немного её успокоить.
Я и сам в это не верил, скорее всего, медсестра, недовольная тем, что мы отрываем её от чаепития, помажет ей ногу зелёнкой и отправит восвояси, досиживать физру на лавочке.
Доковыляли до медпункта, я помог Варе зайти. Пожилая медсестра хмуро взглянула на нас обоих, показала на кушетку. Варя послушно села. Нога заметно распухла.
— А ты чего встал? Иди на урок! — рыкнула на меня медичка.
— Так обратно дойти помогу, — сказал я.
— За дверями жди! — недовольно проворчала она.
Пришлось выйти и ждать в коридоре, нервно прохаживаясь туда и обратно. Варя внутри кабинета несколько раз громко ойкнула, и я едва удержался, чтобы не ворваться туда. Через несколько минут Варя, держась за стеночку, вышла в коридор. Я немедленно подскочил к ней.
— Сказала, ушиб, — пробормотала Варя. — Домой отправила.
— Пойдём. Помогу, — сказал я, вновь подставляя плечо.
Варя снова прижалась ко мне, мы неторопливо пошли обратно к спортзалу. Прозвенел звонок, нас едва не сбила с ног толпа младшеклассников, пока мы ковыляли к раздевалкам.
— Прости, пожалуйста, — сказала вдруг Варя. — Возишься тут со мной, как с маленькой.
— Ты и есть маленькая, — сказал я.
Особенно, если вспомнить, что мне на самом деле сорок с хвостиком. А вовсе не семнадцать лет.
— Ты, можно подумать, большой, — хихикнула Варя. — Я вообще тебя старше на полгода!
— Я сорокалетний ворчливый дед, запертый в теле сопляка, — без тени иронии сказал я. — Что у нас после физры?
— Биология, физика, — сказала она.
— Можно и прогулять, — сказал я. — Давай, переодевайся. Провожу до дома.
— Спасибо, Саш… — сказала она.
Так же, хватаясь за стенку, прошла в женскую раздевалку, уже полупустую, я прошёл в мужскую, пахнущую грязными носками и застарелым потом.
— О, Санёк! — воскликнул Канат Алибеков, застёгивая пуговицы рубашки. — А чё вы, с Варькой, встречаетесь что ли?
— Так они ж в ансамбле вместе, — ответил вместо меня Миша Коганов.
— Дык одно другому не мешает, да, Сань? — гоготнул Канат. — Ты там со всеми своими девками уже успел, или ещё нет?
— И как она только до вас снизошла? Она же ни с кем не общается даже! Дворянка, блин! — произнёс Альберт. — Графиня Орлова!
— Кончайте болтать, — хмуро сказал я, натягивая брюки. — Как бабки базарные.
Сплетни о нашем ансамбле по школе ходили самые разные. Я не собирал, но кое-что всё-таки доходило, краешком. И что мы вместо репетиций бухаем в каморке, и что я принимаю в группу только через постель, даже Любочку, что Кобра запретила нам играть, что Кобра наоборот, разрешила нам играть абсолютно всё, и так далее и тому подобное.
Я попросил предупредить учителей о том, что повёл травмированную Варю домой, и вышел из раздевалки. Варю всё равно пришлось ждать. Идти ей пришлось в расстёгнутом сапоге. Распухшая лодыжка не позволяла его застегнуть.
— Да, как всё невовремя, — вздохнул я, снова обнимая её за талию. — Мне морду набили, ты ногу подвернула.
— Мне-то играть это не помешает, — сказала она. — Вот если бы палец выбила…
— Тогда не знаю, что бы мы делали, — усмехнулся я. — Толику пришлось бы срочно переучиваться на клавишника. А тебя на бас, там много пальцев не надо.
Она посмеялась. Хороший знак.
Идти по улице вот так, вдвоём, прижимаясь друг к другу, оказалось не очень удобно, но весьма приятно. Со стороны мы, наверное, смотрелись как перевозбуждённая парочка, но любому сразу было видно, что я просто помогаю Варе идти.
— Дай-ка я попробую сама, — через какое-то время попросила она.
— Не-а, — ухмыльнулся я.
Выпускать её из объятий не хотелось, и я даже взвалил её на плечо, хоть это и далось мне непросто в этом тощем юношеском теле. Варя заливисто рассмеялась, начала хлопать меня по спине ладошками.
— Поставь на место, дурак! — смеясь, требовала она.
— Тише, уроню! — предупредил я.
— Не смей! — воскликнула она, болтая ногами в воздухе. — Поставь, говорю!
Ладно, до самого дома я её всё равно не донесу. Поставил аккуратно наземь, но объятий не расцепил, наслаждаясь каждым моментом.
— Пусти, — улыбнулась Варя.
— Не пущу. Вы арестованы, — ухмыльнулся я. — Штраф — поцелуй.
Варя оглянулась по сторонам.
— Ты дурак? А если увидит кто? — спросила она.
— А мне пофигу, — честно сказал я.
Варя надулась недовольно, оглянулась ещё раз, быстро чмокнула в щёку.
— Доволен? — с вызовом спросила она.
— Не, погоди, чё-т не понятно ничего. Давай ещё раз, — сказал я.
— Я тебя сейчас укушу! — пригрозила Варя.
— Не посмеешь, — спровоцировал я.
— Ха! — воскликнула она и цапнула меня за щеку, туда, где ещё горел след от поцелуя.
Больно. Пришлось выпустить. Мы оба синхронно рассмеялись в голос.
Варя попробовала идти сама, без моей поддержки, но тут же начала шипеть и морщиться от боли. Пришлось снова ей помогать.
— Сегодня без репетиции, значит, — сказала она.
— Получается, так, — сказал я. — В пятницу порепетируем, перед концертом. Больше толку будет, чем каждый день эти песни гонять.
— Как скажешь. Ты у нас командир, — хмыкнула Варя.
— Умывальников начальник и мочалок командир… — пробормотал я.
— Ты это кого мочалками назвал, а? — вскинулась она.
— Да шутка это, шутка! — поспешил оправдаться я.
Мы шли и веселились, несмотря на то, что идти было тяжело. Такое времяпровождение нравилось мне гораздо больше, чем скучные уроки и бубнёж училок. И хоть идти пришлось чуть ли не вдвое дольше обычного, мы всё-таки справились. Я довёл её до самого дома.
— Зайдёшь? — спросила она.
— Мне как вампиру, требуется приглашение, — сказал я. — А то буду скрестись в окошко и завывать в трубу.
— Я тебя чесноком накормлю, будешь знать! Пошли уже! — сказала Варя.
Я помог ей подняться на крыльцо, открыл двери, завёл в дом. Помог даже снять сапожки, хотя Варя дико смущалась и порывалась сделать всё сама.
— Ох, батюшки! — воскликнула Елизавета Константиновна, увидев наше не самое эффектное появление. — Варя! Что стряслось?
— Ногу на физре подвернула, — ответил я вместо Вари, которая сидела на стуле и растирала опухшую лодыжку. — Я дойти помог.
— Спасибо тебе, Саша, — сказала бабушка.
— Всегда пожалуйста, Елизавета Константиновна, — сказал я. — Как тут не помочь?
— С уроков сбежали? — спросила она.
— Нет, — сказала Варя.
— Да, — сказал я одновременно с ней.
— Меня медичка домой отправила, — сказала Варя.
— Ладно. Уроки будете делать? — спросила бабушка.
Мы переглянулись. Вместо уроков лучше бы нам доделать маски, но с этим Варя и одна справится.
— Я, наверное, домой, — сказал я. — Дела ещё делать.
Варя заметно расстроилась, начала вставать зачем-то.
— Да сиди ты, куда собралась⁈ — воскликнул я.
— Провожу хоть, — пожала плечами она.
— Ага, до самого дома, — буркнул я. — Отдыхай лучше. Ногу не тревожь.
— Ты чего опять раскомандовался? Хочу и провожаю, — насупилась она.
Я попрощался с её бабушкой, натянул ботинки, вышел в сени, Варя заковыляла следом.
— Стой. Ты арестован, — заявила она.
— Вот как? — удивился я.
— Штраф — поцелуй, — краснея до самых корней волос, сказала она.
Я улыбнулся.
— А может, пожизненное заключение? — спросил я.
Но если девушка требует, отказывать я не буду. Нежно поцеловал её в губы на прощание. Поцелуй вышел долгим, расставаться не хотелось. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и я отправился домой, оставив Варю доделывать маски.
На следующий день зашёл за Варей пораньше, чтобы снова ковылять к школе со скоростью беременной черепахи. Ходить она уже могла, но боль никуда не делась, и ей приходилось превозмогать. На этот раз оказалось достаточно моего локтя, на который она иногда опиралась.
А в пятницу, в день генеральной репетиции, она уже вышла на сцену сама, я только подал ей руку, чтобы помочь взобраться по ступенькам. Катя поглядывала на нас, понимающе ухмыляясь.
— Все готовы? — спросил я. — Завтра выступаем.
— Готовы, — откликнулась Катя. — Без вас репали, всё пучком.
— Я даже партию усложнил, — похвастался Толик.
— Покажешь сейчас, — сказал я. — Свет, что с плащами?
— Пошила на всех. Я принесла, в каморке лежат, — сказала пионерка. — Только чёрной ткани на всех не хватило, я один красный сделала. Для Кати, её за барабанами всё равно не видно.
— Годится, — сказал я. — Молодец, Светик.
— Маски сделали? — спросила Катя.
— Да, пять штук, — сказала Варя. — Покрасила, но они ещё не досохли. Я их завтра сразу на концерт возьму.
— Нормально хоть получилось? — спросил Толик.
— Нормально, — заверил его я.
Пришлось снова вытаскивать весь аппарат на сцену ради двух песен. Ладно хоть тащить его не за тридевять земель, например, на школьный двор, где проходят линейки, а всего лишь в актовый зал. Можно просто вынести из дверей и поставить прямо здесь же.
На этот раз выступали перед абсолютно пустым залом. Даже Любочка куда-то запропастилась, но она уже все наши песни слышала, и не раз, так что, по всей видимости, решила не приходить.
Работали с полной отдачей, точно так же, как планировали работать на конкурсе, выкладываясь на сто процентов. Это было моё требование, которое не все поняли сразу, но которое мне удалось объяснить и донести. По-хорошему, репетировать надо не только песни. Репетировать надо каждое движение, даже если это обычное переступание с ноги на ногу в такт музыке или тряска хаером. Импровизация во время концерта не всегда срабатывает как надо. Во время конкурса — тем более.
Получилось всё почти так, как я и задумывал. Не уровень международных фестивалей, конечно, но уже гораздо лучше, чем простой школьный ансамбль. Что-то на уровне неплохих провинциальных команд.
Отыграли трижды, всё от начала и до конца, а после этого я приказал закругляться. Любочка так и не объявилась, хотя знала наверняка, что мы репетируем перед концертом.
— Интересно, а железо тащить надо своё? — хмыкнула Катя. — Барабаны-то понятно, в ДК есть. А вот насчёт тарелок вопросик возник.
— Предоставят, наверное, — сказал Толик. — Инструменты-то будем домой забирать или завтра отсюда потащим?
— Светик, сгоняй до учительской, спроси Любочку, — задумчиво произнёс я. — Где она вообще? Или Кобр… Капитолину Григорьевну. Вопросы организационного характера.
— Сейчас… — вздохнула пионерка.
Света поставила гитару к колонке, спустилась со сцены, пошла прочь из актового зала. Шнур отсоединить она забыла.
— Ай, мля! — воскликнул Толик, запнувшись о лежащий провод.
Красный «Урал» покачнулся и начал медленно съезжать вбок по колонке, мы все разом дёрнулись к нему, но не успел никто. Гитара упала, громко и жалобно лязгая струнами.
Я подорвался к ней, поднял за гриф, осмотрел внимательно. «Уралом», конечно, можно забивать гвозди при желании, но лучше всё равно не подвергать его таким воздействиям. Сама гитара не пострадала, если не считать нескольких новых царапин и съехавшего строя. Можно сказать, отделались лёгким испугом.
— Толик! — зашипела Катя.
— А я чё⁈ — воскликнул он.
— Нормально всё? — обеспокоенно спросила Варя.
— Нормально, — сказал я. — «Уралы» просто так не убьёшь, это же военная техника.
— Военная? — удивилась Катя.
— Конечно, у нас вся техника военная. Даже барабаны твои, — сказал я.
— Саша! — фыркнула она.
Остальные сдержанно посмеялись.
— Гитара жива, Свете ничего не скажем, — предложил я.
Всё равно гитара казённая, школьная. Остальные инструменты убрали по чехлам, в кармашки рассовали провода, я забрал свою примочку.
— А с синтезатором как поступим? — спросила Варя.
Тащить здоровенный красный гроб весом почти в половину центнера как-то не улыбалось ни ей, ни мне, ни кому-либо ещё.
— Клавиши-то там, наверное, тоже свои есть? — предположила Катя. — Не может не быть.
— Если дадут, — с сомнением проговорила Варя.
— А куда они денутся-то? — фыркнул Толик. — Дадут. Их дело — концерт организовать, а наше — выступить.
— Гитары же не дают, — сказал я.
— Так то гитары! — воскликнул Толик.
Света наконец вернулась в актовый зал.
— Ну, что? — первой спросила Катя.
— Сейчас Любовь Георгиевна подойдёт, — сказала она. — У неё там завал какой-то, вся в бумажках.
Я уж думал, что-то случилось. Я бы не удивился, в последнее время наш ансамбль просто преследует какая-то чёрная полоса. Словно сама Вселенная изо всех сил сопротивляется тому, чтобы мы выступили на конкурсе. Хотя нет, если бы она сопротивлялась изо всех сил, меня бы просто сбил грузовик.
— Ой, ребят, простите, искали меня? — в зал вбежала Любочка.
— У нас завтра концерт, — сказал я.
— Ага, я приду, обязательно! — воскликнула она.
— Это понятно, — сказал я. — У нас организационные вопросы.
— А, да, спрашивайте! — воскликнула руководитель.
Катя и Варя переглянулись. Варя начала первой.
— Синтезатор нам надо тащить туда? — спросила Варя.
— И железо к барабанам, — добавила Катя.
— Не-ет… — задумчиво проговорила Любочка.
Вопросы, похоже, не по адресу. Она и сама не знает ответов.
— Сейчас, схожу позвоню Ирине Ивановне, уточню, — вздохнула она.
— Будет очень здорово, — сказал я. — Может, вам помощь какая требуется?
— Нет-нет, Саш, всё в порядке, — сказала Любочка. — Я сейчас вернусь.
Она упорхнула куда-то прочь, разговаривать по телефону. Лишь бы линия не оказалась занята. На мобильник тут не позвонишь, и в ватсап не напишешь, а тащить лишнее барахло нам очень не хотелось. И уж тем более, бежать за ним в день концерта.