Кауха и Гонгончи-даси[53] отправились выкапывать кцару. Они выкапывали их, а потом легли спать.
Пока Гонгончи-даси спал, Кауха посмотрел на него и спросил себя, где же его глаза, потому что на его лице глаз не было.
— Где у этого парня могут быть глаза?
Кауха стал всего его ощупывать, отыскивая его глаза. Но он нигде не мог нащупать моргающих век.
— Где же он держит свои глаза?
Кауха дотронулся до запястий Гонгончи-даси, но и там ничто не моргнуло.
— Где же могут быть его глаза?
А Гонгончи-даси крепко спал все это время. Кауха добрался до его лодыжек и швырнул в них песком. И вдруг что-то заморгало!
— А! — сказал Кауха. — Так это здесь он держит свои глаза?!
И он посыпал песком на другую лодыжку. Когда и эта лодыжка заморгала, Кауха снова спросил:
— Неужели его глаза так всегда и были на лодыжках?
Кауха и Гонгончи-даси были первыми, кто стал играть в войну. Выигрывал все время Гонгончи-даси. Он выигрывал и выигрывал, потому что Кауха не знал, где находятся его глаза. Вот почему он и стал искать глаза Гонгончи-даси, припорашивая их песком.
«Ну, погоди: я с тобой разделаюсь!» — думал Кауха. Вот он и искал-искал, пока не нашел его глаза.
Тогда он сказал Гонгончи-даси:
— Давай пойдем выкапывать кцару.
И вот они выкапывали и выкапывали. Потом они отправились домой и развели огонь, чтобы испечь то, что они выкопали. Костер горел, пока не прогорел до углей.
Кауха не дал Гонгончи-даси положить кцару в огонь на угли — он сделал это сам. Он бросал кцару на угли — одну луковицу за другой. Вдруг он схватил Гонгончи-даси и бросил его на угли вместе с кцару! И своей мешалкой для огня стал забрасывать его тлеющими углями. Глаза Гонгончи-даси сгорели. Кауха испек их вместе с кцару.
Пока он все это проделывал, кцару лежали в огне и пеклись. Кауха выгреб их оттуда и положил остудить. Затем он наполнил ими свой мешок и ушел, оставив Гонгончи-даси лечить его обожженные глаза.